Первых немцев Шурик увидел утром

Первых немцев Шурик увидел утром. Выскочил на крыльцо, а из высоких стеблей кукурузы рядом с их домом, озираясь, высунулись их головы. Они молча выползали из зарослей, внимательно и настороженно глядя по сторонам. Слышны были только топот сапог и глухое позвякивание алюминиевых, плоских котелков.
Стоял жаркий день, куртки у немцев были расстегнуты, рукава закатаны и автоматы наготове.
Один немецкий офицер с серебряными погонами и в высокой фуражке с кокардой отделился от серо-голубого потока и с двумя рядовыми солдатами направился к крыльцу.
Шурик страшно напугался и стремглав забежал в комнату, спрятавшись за шторку у двери. Зайдя в квартиру, офицер что-то сказал и один из солдат направился в угол где стояло ведро с застывшим свиным жиром, которое мать принесла с железнодорожных путей станции где из одной цистерны, пробитой при бомбежке осколком бомбы, вытекал на шпалы расплавленный на жаре смалец.
-Млеко? Млеко? – ткнув пальцем, проговорил солдат. –Найн!
Покачав ведро, убедившись, что это не молоко, старшой кивнул и солдаты унесли его.
Чуть стемнело и вновь пришли фрицы, залезли в курятник и, смеясь и гикая, ловили кур, откручивали им головы и сбрасывали в мешок. Поросенка забрали на следующий день.
Через несколько дней мать Шурика вытолкнули из укрытия и пригнали к толпе народа на соседней улице. По чистой случайности их соседка инвалидка смогла разбудить мальца и Шурик примчал к плачущей навзрыд матери. Собрав народ на центральной площади станции Крымская, их продержали там до утра.
На рассвете всех подняли по команде и, выстроив длинной колонной, повели по грунтовой дороге в сторону Азовского моря.
На пристани, куда их пригнали, столпилась огромная масса народа, но вскоре подогнали баржу и погрузили часть людей. Как только скрылся берег Порт-Кавказа, налетел самолет с красными звездами на крыльях и засвистели сброшенные вниз бомбы. У женщин, детей хлынули слезы, но к огромному счастью ни одна из бомб не попала в цель.
Наконец показался Порт-Крым.
В Керчи народ стали сортировать: отбирали девушек и уже повзрослевших пареньков. Остальных погрузили в товарные вагоны и закрыли двери на запоры. Дети громко плакали. Шурик вцепился в мамин подол и ни на шаг от нее не отходил.
Вскоре снова появились самолеты и стали сбрасывать смертоносный груз. Стоял сплошной гул, слышны были лишь взрывы. Через окна сквозь колючую проволоку внутренность вагона освещали сполохи этих взрывов и пылающих цистерн с горючим на соседних путях. По вагону, где был Шурик с мамой, стучали осколки и гравий. Бомбы рвались неподалеку, но вагоны с несчастными людьми стояли где-то в тупике и возможно поэтому ни одна бомба в состав не угодила.
Поезд шел с частыми остановками, но людей из вагонов не выпускали. В вагоне была страшная вонь, от ведра с испражнениями несло невыносимо. На станции Партизаны, под Запорожьем, людей высадили и распределили по хуторам и деревенькам. Здесь женщин гоняли на полевые работы.
Весной 44 года, в самую распутицу,  пришла Красная Армия и мальчишка с матерью в теплушке с солдатами, сопровождающими «наливняк» с горючим, добрались до довоенного места жительства, на свою станцию Крымская.
Мечта уже давно состарившегося Александра когда-нибудь заглянуть в тот уголок детства, где они с матерью пережили столько горя, печали и слез. Хочется увидеть как преобразился тот райский уголок далекого детства.
Душа рвется, но время бежит.

Александр Самохвалов