Глава 1
Был вечер. На землю спустился задумчивый покой, на¬полненный тихим скрипом снега под полозьями.
Мати сидела в ко¬мандной повозке, разбирая свитки, ища, что бы ей почитать, когда до ее слуха донесся глубокий печальный вздох.
-О чем грустишь? - не отрываясь от своего занятия, спросила девочка.
"О пище", - Шуши лежала возле нее, вытянув вперед лапы и поло¬жив на них морду. Волчица вновь и вновь переводила взгляд поблес¬кивавших в полутьме рыжих глаз со своей хозяйки на ломоть хлеба с куском копченого мяса, покоившийся на медной, покрытой причудли¬вой чеканкой тарелке.
-Ты ведь совсем недавно ела! - воскликнула Мати. Удивление заставило ее даже отложить в сторону свитки и повернуться к своей четвероногой подруге.
За минувшее время Шуши превратилась из крохотного беззащитного комочка в большого могучего зверя, не уступавшего по размерам взрослому волку. Ее золотая шерсть лосни¬лась, сильные мускулы проступали холмистым рельефом.
-Теперь ты больше не растешь, и...
"И что же? - недовольно заворчала Шуши. - Это не повод морить меня голодом!"
-"Морить голодом?" Это так теперь называется? Да той плошки каши, что ты получила на завтрак, мне бы хватило на три дня, никак не меньше!
"Что такое каша? - фыркнула волчица. - Я хищник. И мне нужно мя¬со! - она осторожно подползла с своей подруге, ткнулась холодным мокрым носом ей в руку, не спуская голодного взгляда с тарел¬ки: - Ну, дай же, дай мне этот аппетитный кусочек! Ты все равно не ешь сама, только дразнишь меня!" - в гла¬зах, которые, не мигая, смотрели на девочку, было ожидание и столько надежды, страстной мольбы, что Мати не смогла выдержать этот взгляд. Она вдруг почувс¬твовала себя ужасно виноватой и рука сама потянулась к бутерб¬роду, готовая отдать подруге все, что угодно, лишь бы та не оби¬жалась.
Волчица осторожно взяла кусок, проглотила, не жуя. Ее взгляд подобрел, приоткрывшаяся пасть растянулась в улыбке.
"Спасибо... - мохнатая рыжая голова чуть склонилась в благо¬дарном кивке. Но уже через миг в рыжих глазах вновь вспыхнул го¬лодный блеск, морда поднялась, нос вытянулся, принюхиваясь к окружавшим запахам. - А у тебя больше ничего съедобного не оста¬лось? Может, случайно завалилось куда? Или ты припрятала на го¬лодный день и забыла?"
-Нет, - девочка взяла ее шею, притянула к себе, дыша излуча¬емым зверем теплом. Та тотчас подставила подруге лоб – чеши. - Ну что мне с тобой делать? - вздохнув, спросила Мати. В ее голосе не было ни гнева, ни неудовольствия, лишь любовь и забота. - Если так пойдет и дальше, очень скоро наступит день, когда караван не сможет тебя прокормить. И нас с тобой прогонят!
"Не прогонят, - глаза волчицы лучились золотым пламенем ве¬селья. - Твой отец слишком любит тебя для этого. А перед нами с братом все вообще преклоняются, как перед святыней. Так что, даже если я заберусь в складскую повозку и съем все, что найду в ней..."
-Пожалуйста, не делай этого! - Мати вздрогнула. Ее сердце сжалось от страха при одной мысли о том, какое их обеих могло бы ждать наказание, случись нечто подобное.
Конечно, Шуллат была права - ее и Хана караванщики называли не иначе, как священными созданиями госпожи Айи. Да и сама девочка помнила о законе пустыни, ставившем путь золотых волков превыше тропы каравана. Но эти две дороги уже столько времени были соединены воедино, что люди, привыкнув к волкам, стали видеть в них не чудо, а реальность, к которой, как всем известно, отношение совсем иное. – Ни к чему испытывать веру тех, чье терпение может и лопнуть...
Шуши лизнула девочку в нос, затем опустила голову ей на колени, застыла:
"Подумаешь, наказание! Все это пустяки..." - она сладко зевну¬ла.
-И совсем не пустяки! - трепля подругу за загривок, проговори¬ла Мати. - Вот выгонят нас из каравана в пустыню, что будем делать?
"Жить дальше, - та была совершенно спокойна и безмятежна, - что же еще? Нам и двоим будет хорошо..."
-Мы не выживем одни!
"Конечно выживем! - волчица даже подняла голову, чтобы загля¬нуть дочери огня в глаза. - Я буду охотится, так что пищи хватит."
-Ты не умеешь охотиться!
"Умею! Я родилась охотником! Это у меня в крови!" - в ее гла¬зах мелькнуло яркой вспышкой недовольство, весь вид говорил: "Неу¬жели ты так плохо меня ценишь?"
-А как же тепло?
"Я буду греть тебя, ты меня! - волчица заворчала, показывая, что ей не нравится этот разговор. - И вообще: не хочешь – можешь выбрать себе другое наказание. А по мне лучше в уйти в снега. Пусть даже одной, - она чуть наклонила голову, словно раздумывая. Последняя мысль ей совсем не нравилась - Шуллат, осознавая себя стайным созданием, терпеть не могла одино¬чества, - или возьму с со¬бой брата..." - подумав еще немного, она сморщилась, глаза вновь вспыхнули недо¬вольным блеском. Шуши слишком хорошо понимала, что от Хана за по¬добное предложение она вместо столь желанного согласия получит лишь лапой по носу. Волк не покинет господина Шамаша. Ах, вот бы кого уго¬ворить!
А ей так хотелось выбраться из тесной повозки, сойти с узкой тропы и окунуться с головой в свободу снежной пустыни, наполнен¬ной множеством манивших к себе запахов, стольким любопытным, зна¬комым и, вместе с тем, неизвестным!
-Да... - Мати, разделявшая не только размышления, но и чувства подруги, мечтательно вздохнула. - Если бы Шамаш пошел с на¬ми... - тогда все то, что сейчас виделось шагом навстречу страху, могло бы стать чудесным приключением. Просто замечательным! И совсем не опасным.
"Не хочешь предложить ему сбежать?"
-Сбежать?
"Ну, отправиться в путешествие. Если тебе так больше нравит¬ся".
-Мы, кажется, говорили о наказании...
"Конечно, нам ничего не стоит его заслужить..."
-Нет, не надо, - Мати и сама не знала с чего это вдруг страх, выбравшись из своей снежной норы, пришел к ней, но его ледяной трепет пробрался к самому сердцу, заставив его заколотиться быст¬рее.
"Неужели твоя душа не жаждет приключения, особенно когда моя так мечтает о нем! Э, - приглядевшись к своей собеседнице, волчица чуть наклонила голову. Ее глаза смеялись, - да ты боишься! Мати - трусиха!"
-Я не трусиха!
"Трусиха, трусиха!"
-Замолчи, глупое животное! - слова сорвались с губ девочки быстрее, чем она поняла их смысл. А в следующий миг уже боль нахлынула на Мати, накрывая с головой. - Шуши, прости ме¬ня! - уткнувшись в жесткую, грубую шерсть, она заплакала. - Прости! Пожалуйста, прости меня!
"Ну, перестань, - волчица холодным носом ткнулась в руку де¬вочки. - Не плачь..." - в ее мысленном голосе была печаль.
-Это я дура. И трусиха. И вообще... Называй меня как хо¬чешь, только не бросай! Я так привязалась к тебе, что не смогу жить, если ты уйдешь! - она рыдала навзрыд, даже не думая о том, чтобы успокоиться.
"Моя шерстка уже вся намокла от твоих слез, - волчица отстранила от себя Мати, но мягко, не отталкивая. А еще че¬рез мгновение ее шершавый язык коснулся щек девочки. - Фу, они та¬кие горькие! - фыркнула Шуши. - Хватит уже! Я терпеть не могу воду!"
-Ты не обиделась на меня? - размазав по лицу последние слезы, Мати устремила умолявший взгляд мокрых покрасневших глаз на свою подругу.
"Конечно, обиделась, - ответный взгляд волчицы был пристален и серьезен. - Но это совсем не значит, что я вот прямо сейчас все брошу, повернусь к тебе хвостом и убегу в снега. Я вижу твою ду-шу, знаю, что ты не хотела причинить мне боль. А слова... За слова можно простить... Я уже достаточно выросла, чтобы научиться этому великому искусству, без которого никто не смог бы жить среди де¬тей огня..."
-Какая же ты замечательная, Шуши! - девочка обхватила ее рука¬ми за шею.
"Да. Я умная, красивая... И ужасно голодная!" - ее глаза стали такими несчастными, что, заглянув в них, нельзя было не испыты¬вать жалости.
-Неужели опять! - воскликнула Мати, схватившись за голову и закатив глаза, совсем как Лина, когда та заставала своих малышей за какой-то очередной шалостью, вроде выпотрошенной подушки или разрезанного одеяла.
"Почему опять? Всегда. Я всегда голодна!"
-Ну что мне с тобой делать?
"Что делать, что делать... Принести чего-нибудь... Косточку. Или кусок мяса... М-н-я... А если тебе жаль такой малости для лучшей подруги - то хотя бы эту жутко надоевшую кашу... Ну, ты посмотри, посмотри, какая я худенькая! Все ребра можно пересчитать!"
-Это где ребра? - Мати провела рукой по рыжему боку Шуши, от¬тянула шкуру. - Я пока вижу один только жир. Ты толстая, как...
"Не продолжай. Не то вновь меня обидишь, будешь плакать, прося прощение, а мне уже надоели твои мокрые и соленые слезы."
-Да, ты права, - вздохнув, проговорила Мати, благодарная вол¬чице за то, что та все поняла и вовремя остановила ее.
"Конечно, права. Ну, не сиди здесь, - она подтолкнула девочку носом к пологу. - Сходи, принеси мне что-нибудь съедобненького... По¬ка я не съела тебя! Не забывай, я ведь хищник!"
-Хищник она! - Мати хмыкнула.
"А что такое?"
-Ты – снежный охотник.
"Да, мы так называем друг друга. И что из этого?"
-Как ты можешь быть охотником, если ни разу в жизни не охоти¬лась?
Волчица приглушенно зарычала, пронзив собеседницу недобрым взглядом:
"Во мне дух охотника, я храню память множества поколений охотников. И я вправе называться..."
-Разве я спорю? - в широко распахнутых глазах Мати было выра¬жение детской наивности и непосредственности.
"Тогда к чему весь этот разговор?" - Шуши растерялась. Вся ее начавшая было нарастать ярость, весь пыл пропали, растворившись без следа в удивлении.
-Я хотела сказать, что согласна.
"С чем это, интересно?"
-Со всем! Я теперь буду соглашаться с тобой во всем!
"Да? – волчица с сомнением взглянула на подругу. - И с чем ты соглашаешься на этот раз?"
-Тебе пора самой добывать пищу. Охотясь. Может, и жира поу¬бавится, и ловкости будет побольше, а то сейчас ты движешься, как беременная... Ну, в общем, ты сама знаешь, кто, - пряча смех в ла¬донь, хихикнула девочка.
"Угу... - волчица в упор взглянула на свою подругу, стремясь разглядеть в глазах то, что скрылось от ее понимания в словах. - Я, по-моему, тебе весь вечер только об этом и твержу: пора сойти с этой ужасно надоевшей всем тропы каравана и убежать в открытые просторы снежной пустыни. Хочу на охоту. Я даже повторять устала!" - она широко зевнула, обнажив острые белые клыки.
-Ну вот, я и говорю, что согласна!
"Да с чем согласна!" - Шуши недовольно раздула щеки. Внутри ее начало нарастать раздражение, когда с каждым новым словом ей все больше и больше казалось, что девочка затеяла с ней какую-то иг¬ру, правила которой были известны только ей одной, а потому и по¬беда была предопределена.
-Ну какая ты непонятливая! - всплеснула руками Мати. - Хорошо, повторяю для... еще раз: я согласна пойти с тобой на охоту.
"Это хорошо".
-Ну, пошли, - и девушка двинулась к пологу повозки.
"Что, прямо сейчас? - глаза волчицы удивленно округлились. - На ночь глядя? И только вдвоем?"
-Ведь именно это ты и предлагала, разве не так? - глядя на нее веселыми глазами, ехидно проговорила девочка. - И еще называла меня трусихой.
"Ты что, решила доказать свою смелость? Не надо, Мати, уж кто-кто, а я тебя знаю. Если тебя обидели мои слова - прости, как я простила тебя".
-Да при чем тут обида или страх? - действительно, в первый миг она испытала именно эти чувства, но им на смену уже пришло нечто совсем иное - любопытство, жажда приключения...
Волчица с сомнением заглянула в глаза девочке. С ней все бы¬ло совсем наоборот, так, будто отдав подруге все свое желание убежать на волю, в снега, она впитала сомнения Мати, задумалась. Шуллат принюхалась к тому, что ждало впереди и, ощутив недобрый сладковатый дух беды, собравшись, словно готовясь проти¬востоять ей, решительно качнула головой:
"Нет".
-Что - "нет"?
"Мы не должны… Не сейчас. Может, потом. Утром".
-В темноте сбежать легче. В свете солнца кто-нибудь обязательно заметит…
"Тогда следующим вечером".
-А чем плох этот?
"Хотя бы тем, что он предназначен для подготовки, не действий!"
-Мне так не кажется! - Мати надулась. Ей вдруг стало жутко обидно. Она чувствовала себя так, словно у нее перед носом покрутили чем-то, что она страстно хотела получить, а потом взяли и спрятали, не дав даже подержать в руках.
"Так правильно".
-Неужели тебе не хочется поохотиться?
"Хочется".
-Ну вот!
"И мы поохотимся. Но не сейчас".
-Но я хочу сейчас!
"Мати, почему ты такая странная? - прервала ее волчица. - Поче¬му, совершая ошибку, ты настаиваешь на своем до последнего, а, бу¬дучи права, спешишь изменить свое мнение? И вообще, тебе следовало бы прислушиваться к чутью, а не идти вперед слепым зверьком, который видит опасность лишь столкнувшись с ней нос к носу, пробует беду на зуб, идет по тропе, по которой никто до него не шел никогда, проваливаясь в снег и рискуя нарваться на неведомо кого..."
-Так интереснее!
"Но и опаснее".
Девочка фыркнула.
"Что?" - волчица пронзила ее пристальным взглядом рыжих глаз.
-Еще совсем недавно ты совала свой длинный нос повсюду, нис¬колько не заботясь о том, что тебе его могут и прищемить. Что с тобой вдруг случилось?
"Я выросла".
-А я - еще нет.
"Твое время идет медленнее, чем мое".
-Как такое может быть? Ведь в небе только одно солнце. Оно для всех всходит и заходит в одно и то же время...
"Подружка, глядя на небо ты не найдешь ответ на свой вопрос. Посмотри лучше на меня. Сколько мне лет?"
-Тебе... - начала было Мати, но, вместо того, чтобы сказать то, что уже было готово сорваться с губ, замешкалась, задумалась, протянула: - Ну...
"В твоем времени мне еще нет и года. Ведь так?"
-Шуши...
"Не пытайся что-то там понять или объяснить, просто скажи: это так?"
-Ну... Да, это так... - поморщившись, словно съев ужасно горь¬кую ягоду, нехотя признала девочка. – Но ты не выглядишь крошкой, только-только отпустившей грудь мамы. Это очень странно - я во много раз старше тебя и, в то же время, ты - взрослее меня...
"Вот я и говорю: мое время идет быстрее твоего".
-Девочка замота¬ла головой, она была растеряна.
"Не пытайся понять, просто прими как медленно тянущийся день и мгновенно пролетающую ночь, - волчица вновь зевнула. Ее голова опустилась на лапы, глаза были готовы сомкнуться. - Ну вот, за всеми этими разговорами я захотела спать!"
-Возвращайся в нашу повозку. Я сейчас приду.
"Ну, я так не хочу! - Шуши заупрямилась. - Ты же знаешь, я не люблю спать, не ощущая рядом твоего тепла! Я сразу же чувствую себя такой одино¬кой! И вообще, - она отпихнула свитки лапой в сторону, подальше от себя и Мати, - ты мо¬жешь почитать и потом. У тебя на это будет столько дней, что еще и надоест!"
-Не повреди! - девочка поспешно выхватила рукописи, отодвигая их подальше от тяжелых когтистых лап волчицы.
"Это всего лишь клочки бумаги".
-В них - наша память. Ведь не все могут держать в голове со¬бытия минувших веков.
"Не веков - поколений".
-Какая разница? - Мати безразлично пожала плечами.
Шуши хотела что-то сказать, но ее вновь одолела зевота:
"У-ух... Я тебе объясню, в чем разница... Но потом, утром... "
-Не засыпай здесь, - девочка затормошила ее. - Взрослые рассер¬дятся. Нам с тобой не место в командной повозке...
"Тогда пошли домой", - волчица поднялась на лапы, повернулась к пологу, спеша спрыгнуть в снег, но Мати остановила ее:
-Подожди. Я хотела спросить. Что ты почувствовала? Почему передумала идти на охоту?
"Мати, нам нельзя уходить вдвоем.... Там, - она указала носом в сторону полога, - много опасностей, о существовании которых ты даже не представляешь".
-Ты защитишь меня. Ты же такая сильная!
"Я сильная. Но при этом молодая и неопытная. Я выросла у ог¬ня каравана, а не в снегах пустыни. Нет, я готова безрассудно рисковать своей жизнью, но не твоей".
-Но я хочу…!
"Тогда уговори Шамаша".
-Он не согласится пойти с нами. И одних нас не отпустит, - тя¬жело вздохнув, проговорила девочка. - Если уж ты почувствовала опасность, то он и подавно.
"Он не захочет, чтобы ты бродила под носом у беды лишь потому, что жаждешь приключений".
-Но ты сама предлагала убежать...
"Я на миг забыла, что говорю с ребенком огня, а не снежным охотником".
-Но я тоже хочу быть снежным охотником! Как ты! Ведь и я ро¬дилась в пустыне, здесь мой дом, и...
"И ты обещала отцу не убегать", - укоризненно взглянув на нее, волчица наморщила лоб.
-Да… - девочка, вздохнув, прикусила нижнюю губу, размышляя, как бы обойти эту вдруг возникшую проблему. Во всяком случае, от¬казываться от задуманного она вовсе не хотела. - Может быть, нам действительно сделать что-нибудь такое... заслуживающее наказа¬ния...
"Тебе запретят выходить из повозки - только и всего".
-Это за маленькую провинность. А вот если...
"Мати, выбрось из головы эту затею! Я вовсе не собираюсь те¬бе в ней помогать! Более того, я уже подумываю о том, чтобы все рассказать господину Шамашу. Пока ты действительно не натворила бед..."
-И ты предашь меня? - глаза девочки недобро сверкнули.
"Это будет не предательство, а спасение..."
Не дослушав ее, девочка, надувшись, решительно повернулась к волчице спиной, демонстративно уткнувшись в первый попав¬шийся свиток...
"Мати..." - Шуши подползла к ней, тронула носом руку.
-Не подлизывайся. Видишь: я обиделась!
"За что?"
-Ты предательница!
"А ты дура!" - волчица раздула губу, в ее глазах вспыхнули зе¬леноватые огоньки.
-От такой слышу!
Несколько мгновений они упрямо сидели, отвернувшись в разные стороны. Но, что бы там ни было, они не могли долго злиться друг на друга, их души были слишком тесно связаны.
Наконец, девочка тяжело вздохнула, прижав подбородок к пле¬чу, посмотрела на свою подругу. Ощутив на себе ее взгляд, волчица, заскулив, поверну¬лась, привалилась к ней горячим рыжим боком.
"Я никогда не предам тебя. Никогда! Но господин Шамаш... Он заботится о нас... Мы не должны ничего от Него скрывать".
-Как ты не понимаешь - он взрослый! Он идет собственным пу¬тем, а я никогда не найду свою дорогу, если не буду искать!
"Откуда эти мысли? Почему они забрались к тебе в голову? Это как-то связано с тем, что у тебя скоро день рожде¬ния? - увидев, что девочка кивнула, волчица продолжала. - Но это глу¬по! Тебе исполнится только 12! По законам людей ты еще ребенок!"
-Ну и что? Ты сама говорила, что время течет неодинаково. Откуда я знаю, может быть, после этого дня рождения оно полетит быстро, что я не успею за ним угнаться?
Шуши хотела возразить, сказать подруге, что... Но тут приподнялся полог повозки...
-Мы сделаем вот как... - порыв ветра вместе с холодным дыхани¬ем снежной пустыни донес до них обрывок разговора.
Атен уже хотел забраться в повозку, занес ногу, и тут увидел дочь, застывшую рядом с волчицей.
-О! А вы здесь что делаете? - спросил, выглянув из-за его пле¬ча, Евсей.
-Мы уже уходим, дядя, - девочка заспешила, стремясь выбраться из повозки прежде, чем отец справится с удивлением. И она бы ус¬пела, если бы не медлительность Шуши, которой в последний момент приспичило потянуться, зевнуть, почесать ухо...
-Постой-ка, - Атен удержал дочь за руку. - Почему ты здесь?
-А что, нельзя? - вскинув голову, с вызовом взглянула на него Мати. Она решила, что сейчас для нее лучший способ защиты - это нападение. Тем более, рядом с Шуши, держа руку на ее голове, ощущая ее тепло, девочка чувствовала себя такой сильной и уверенной, как никогда, будучи одна.
-Вообще то... - хозяин каравана растерянно посмотрел на нее, затем обернулся, взглянул на брата, который стоял, согнувшись и прикрыв ладонью рот, с трудом сдерживая рвавшийся наружу смех. - С чего это вдруг такое веселье? - нахмурившись, спросил он.
-Посмотрели бы вы двое на себя со стороны, - хмыкнув, ответил тот.
-Лично я ничего смешного не вижу, - сверля Евсея хмурым прис¬тальным взглядом, мрачно произнес Атен.
-Да перестань, - поморщившись, тот махнул рукой. - Ничего страш¬ного не произошло. Так что оставь девочку... Тем более, что на этот раз тебе готовы дать отпор, - он указал на волчицу, которая, борясь с дремой, недобрым взглядом следила за людьми, затеявшими нелепый разговор в то время, когда было давно следовало ложиться спать.
-И мне вряд ли удастся ему противостоять. А, значит, лучше сра¬зу сдаться на милость победителя, - Атену ничего не оставалось, как перевести все на шутку. Ведь действительно не было такого закона, который запрещал бы дочери хозяина каравана приходить в командную повозку. - И все же, милая, тебе не кажется, что пора спать? Вон и Шуллат, - как бы Мати ни называла свою подругу, все остальные в караване звали священных волков их полными именами, выказывая тем самым свое уважение, - уже засыпает, - караванщик указал рукой на волчицу, которая, словно в подтверждение его слов, широко зевнула и заки¬вала головой.
-Иду, уже иду, - вздохнув, пробурчала девочка, двинувшись к по¬логу.
Шуши поднялась, опережая подругу, соскочила в снег и замер¬ла, ожидая, когда та последует за ней.
Мати не заставила ее ждать. Она сама торопилась поскорее забраться под свои одеяла, но вовсе не для того, чтобы скрыться от взрослых или уйти от продолжения недавнего разговора с Шуши. Девочка прижимала к себе руку, пряча в рукаве свиток - тот, кото¬рый, когда Мати отодвигала рукописи в сторону от волчицы, отка¬тился в сторону. Девочка не успела вернуть его обратно в сундук вместе с остальными и побоялась оставлять - тогда бы обнаружи¬лось, что она залезла туда, куда ей совсем не следовало совать свой нос...
"И, потом, я все равно хотела что-нибудь почитать, - здраво рассудив, Мати решила, что все складывается очень даже непло¬хо. - Главное, чтобы папа не узнал. Нужно будет получше спрятать свиток", - впрочем, она не видела в этом ничего сложного – она привыкла скрывать тайну.
Шуши дождалась, пока девочка, забравшись в дальнюю часть по¬возки, накрылась меховым одеялом, поерзала, устраиваясь поудоб¬нее, а затем осторожно подобралась к ней, ухнула, притулилась го¬рячим боком и тотчас заснула. Ее теплое дыхание, успокаивавшее сопение заполнило собой всю повозку, внося в нее дух сладкого и безмятежного сна. Прежде он всегда мгновенно уносил Мати на своих крыльях в неведомые земли.
Но на этот раз сон никак не шел, словно что-то мешало девоч¬ке заснуть. И она знала что - любопытство. Рука не выпускала свитка, пальцы осторожно поглаживали бумагу, словно надеясь на ощупь понять, что за тайны скрыты в этой рукописи.
Наконец, поняв, что дольше бороться с любопытством она не в силах, да и бессмысленно все это, Мати отогнула край одеяла.
До нее тотчас донеслось недовольное ворчание волчицы:
"Ну, угомонись ты, наконец!"
-Спи. Кто тебе мешает? - несколько мгновений девочка крутила свиток в руках, с интересом разглядывая его с разных сторон. Он выглядел необычно. На наружной стороне не было столь привычных рисунков и символов - пояснений. Ничего, даже знака названия - совершенно чистый лист бумаги, которая даже ничуть не пожелтела.
"Может быть, это новая сказка дяди Евсея, - глаза Мати засия¬ли, - вот было бы здорово!"
Она поспешно раскрутила свиток. И тотчас поняла, что ошиблась. Ясные, четкие символы покрывали гладкий белоснежный лист, не тронутый временем, не раненый дорогой. И, все же, Мати чувствовала: рукопись, которую она держала в руках, древнее самой старой из ее сказок, старше даже священных карт. От нее веяло прошлым, столь далеким, что казалось, будто между ним и настоящим лежит целая вечность.
Девочка испугалась, сама не зная чего. Она хотела пос¬корее свернуть свиток, убрать его подальше, но тут ей вдруг пока¬залось, что символы начали мерцать, отражая отблески пла¬мени так же, как снег - отсвет полной луны. Мати не удержалась и прочла первый из знаков, который не просто привлекал к себе вни¬мание, но звал, умоляя разделить скрытые в сплетении линий знания. А потом она уже не могла остановиться.
Мати поняла, что держит в руках не всю рукопись, а лишь ее часть - продолжение какой-то старой длинной истории... Может быть, даже легенды. По спине пробежал холодок. Но страх лишь сильнее разжег любопытство.
"Минуло тридцать лет с тех пор, как, маги, ведомые Маром, милостью и властью господина Ута, да пребудет с нами мудрость и сила Его вовеки, победили Нин¬та, положив конец его ужасному царству смерти..."
Мати остановилась, вернулась назад, стремясь повнимательнее разглядеть знаки имен, убедиться, правильно ли она их прочла. Де¬вочка даже провела по ним пальцем, проверяя, не налипла ли на бу¬магу какая ниточка, не прошла ли лишней линией трещинка.
Перед ней явно была легенда. За это говорило все, даже пост¬роение фраз, не свойственное обычной, повседневной речи.
"Странно", - растерянно глядя на свиток, думала девочка. Конечно, она знала, что когда-то, очень-очень давно у бога Солнца было два имени - Ут и Шамаш. Но со времен древнего сражения с Губителем никто не произносил пер¬вого имени, как если бы оно умерло в тот ужасный день. Даже авторы ле¬генд внесли исправления в свои рукописи, заменяя мертвое имя живым. И вот перед ней был знак, который почему-то сохранился. Девочка поморщилась. Ей было неприятно, больно, видя его, вспоминать о том, через какие страдания Шамашу пришлось пройти...
Что же до остальных двух имен, то она вообще никогда не встречала даже упоминания о них. Ни в одной легенде! Хотя... Девочка наморщила лоб, силясь вспомнить... Ей каза¬лось, что отец, шепчась о чем-то со своими помощниками, произно¬сил их...
"Странно все это", - она мотнула голо¬вой, пытаясь отогнать наваждения, которые, казалось, по-дошли к ней вплотную, скрывая в себе что-то… Мати сама не знала, что именно, просто чувствовала: загляни она им в глаза, ей бы это не понравилось.
И девочка решила: лучше вернуться к легенде, которая, казалось, была написана в другом мире, что делало ее только интереснее. И страх отступал перед любопытством, когда рожденная чужой землей опасность страшит куда меньше той, что стоит за спиной.
..."Минуло тридцать лет... Это я уже читала... Ага! Вот... Не случайно говорят: и миг горя дольше столетия, и век счастья крат¬че мгновения. Мы бы согласились с истинностью этих слов, даже ес¬ли бы боги отпустили нам на торжество тысячи лет. Но нам было да¬но лишь эти тридцать... А потом вновь наступило время испытаний.
На смену правлению смерти пришло время бессмертия. Боги кон¬ца отвернулись от мира людей. Почему? Не знаю. Мы - простые смертные. Разве могли мы спрашивать о причине Их поступков? Тем более что в первое время мы сочли случившееся не карой, а наградой, ибо бессмертие - разве не об этом мы мечтали? Все казалось восхитительным, особен¬но после того ужаса, перед лицом которого, в ожидании смерти, мы жили прежде... Но потом... Болезни не ушли. И старость приходила в свой урочный час. Тела ветшали..."
Девочка нахмурилась, и, не долго думая, перескочила на несколько строк вниз.
"...И пришли во дворец к Мару предсказатели. И сказали они: "Боги говорили с нами тысячью голосов, поведав нам о том, что спасение в нас самих и спасение это - сны. Если мы подчиним их себе, то получим не только избавление в настоящем - покой для не¬мощных рук и уставших ног, но и надежду в будущем - очищение сном и пробуждение в полноте сил и надежд..."
Слишком много слов, которые было трудно понять, слишком мало картинок событий, дуновений ветра времени, который уносил бы на своих крыльях далеко-далеко, завораживая чудесным полетом. И глаза Мати вновь скользнули вниз, пропуская неинтересные строки в надежде на то, что основное, главное, было впереди.
"Много дней и ночей провел Мар во владениях сна. Когда же проснулся, собрал он магов, чтобы рассказать им, что ему открылось.
И сказал он: "Новые поколения не будут рождаться до тех пор, пока старые не покинут землю". - "Те, кому пришла пора умирать, ра¬ды бы уйти, - сказали ему. - Но ведь подземные страны не принимают их к себе." - "Слишком много алтарей смерти было построе¬но на земле, камни для которых брались из основания врат во вла¬дения госпожи Кигаль. Ослабленные разломами колонны не выдержали и подломились. Верхние камни рухнули на землю, заваливая проход, который стал способен пропустить лишь души, но не тела..." - "Что же нам делать? Оставаться на земле до тех пор, пока плоть не превратиться в ничто? Но на это потребуются века, спустя которые некому будет рожать детей, продлевая род!" - "Госпожа Айя готова взять на себя заботу о мертвых телах и остающейся с ними части сознания, имя которому - память. Она упокоит их своим сном. Но за это мы должны будем отдать Ей часть наших земель, чтобы Она пок¬рыла их навеки снегами, построила на них ледяные склепы-дворцы".
Мати, не моргая, смотрела на символы-значки, складывавшиеся в историю, так не похожую на то, что ей было известно.
"Но ведь Ма¬тушка-метель пришла на землю совсем не потому, что Ее позвали лю¬ди! Она хотела сопровождать бога солнца, Своего супруга в Его вечных странствиях по небосводу, боясь, что, во власти болезнен¬ного бреда, Он потеряется на пересечении тысячи дорог, лежащих между небом и землей!"
Девочка поспешно вернулась к чтению, надеясь, что написанное дальше ответит на ее вопрос.
..."Люди переглянулись. Они боялись того, что могло ждать впереди, встань они на этот путь".
И вперед вышел тот, чья речь вобрала в себя опасения и бес¬покойство всех.
"Следует ли нам делать этот шаг? - задал он вопрос, который не покидал мысли остальных. - Договор с богиней смерти принес заключившим его лишь беду да бездну пус¬тоты, в которую чуть было не скатился весь мир. Почему с богиней луны нам должно повезти больше?"
-Потому что Она - Матушка Метелица! - не выдержав, воскликнула Мати.
"Да заснешь ты наконец! - тотчас донеслось до нее сердитое ворчание разбуженной волчицы. - Сколько можно!" - Шуши зевнула и вновь провалилась в сон.
Девочка же с головой ушла в чтение легенды, которая с каждым новым мигом, новым словом казалась ей все более и более странной.
..."Зачем смертным отдавать богам единственное, что у них есть - свои земли, особенно если можно получить то, что нужно, и без этого?" - "Как, как?" - посыпались на него со всех сторон вопросы. - "Сон - наше спасение. Это верно. Но зачем идти на поклон к госпоже Айе, когда есть бог сновидений? Вот к кому нам следует обратиться за помощью. К тому же, можете не сомневаться, его по¬мощь обойдется куда дешевле..."
Услышав эти слова, Мар поднялся со своего трона. Он оглядел собравшихся пристальным взглядом внимательных глаз, от которых не ускользнуло сомнение в сердцах тех, кто был готов согласиться с каждым произнесенным только что словом, когда они избавляли от половины сомнений.
"Я прошел сотней дорог, - заговорил он. - И знаю, что ждет нас в конце каждой из них. Не стану скрывать - та, на которую предлагаю ступить вам я, хоть и спасет от нынешних бед, но приведет к другим наших потомков, когда у этой дороги есть конец, который будет виден идущим по ней всегда - с самого первого шага и до последнего. Но только лишь на ней нас не покинет надежда..."
"Так куда же приведет тебя путь? - вскричал тот же мужчи¬на. - Скажи, прежде чем звать других ступить на него!"
Все взгляды обратились к тому, кто был предводителем в ужас¬ной войне, в годы радости и счастья, и все еще продолжал оста¬ваться им сейчас, во время новых тревог.
"Хорошо, я отвечу, - проговорил Мар, пронзив взглядом своего собеседника. Его брови сошлись на переносице, черты лица окамене¬ли и лишь глаза, мерцая в полумраке залы, выдавали напряжение их хозяина, который знал, как будут восприняты его слова, но не мог промолчать. - Наступит день, когда вся земля будет покрыта снегом, все города превратятся в ледяные дворцы, в которых будут бродить лишь ветра..."
"И не останется никого живого? - в негодовании прошептали маги. - Ты, ведший нас на бой со смертью, теперь призываешь нас склонить перед ней голову, принося самих себя в жертву?!" - они в ужасе, поддавшись единому порыву, отшатнулись от Мара.
"Нет! - его громкий голос разнесся по залу, перекрывая гул пе¬решептываний и эхо возгласов. - Не сдаться! Я призываю сражаться с пустотой тем единственным оружием, которое нам дано - надеждой!"
"Не слушайте его! - перебил Мара громкий возглас. - Это не единственный путь! Я знаю другой! Я говорил вам о нем: нужно пок¬лониться богу сна. Он подарит вечный покой телам, не прося за это ничего, беря лишь то, что будет и так отдано ему".
"Отдано и так? - глаза Мара сощурились, лицо перекосилось от гнева. - А ты знаешь, что нам придется отдать? Память!"
"Кому нужна память, когда некому помнить? Живые все равно никогда не получат ее, и мертвым в том сне, что будет им дан, она тоже не понадобится, - он повернулся ко всем собравшимся, чтобы спросить их: - Что вам дороже: земля живых или воспоминания мертве¬цов?"
"Земля, - переглянувшись, ответили собравшиеся. - Душу все равно ждут благие земли владений госпожи Кигаль. Что же до тела... Может быть, это и не важно, какие сны будут ему снится", - осторожно проговорили они, поглядывая на Мара с робостью, в которой была просьба понять и простить.
Но в глазах предводителя не было сочувствия. Они горели гне¬вом: - «Как вы можете делать выбор, от которого будет зависеть судь¬ба всех грядущих поколений, не сознавая, чем собираетесь распла¬титься?" - воскликнул он.
"Но ведь все равно из смерти нет возврата".
"Вечный сон не знает пробуждения, лишь надежду на то, что когда-нибудь оно произойдет, - тот, кто противостоял Мару во всем этом разговоре, приблизился к нему, встал рядом, не спуская с него взгляда пристальных немигавших глаз. - Гордая богиня Айя не пойдет на снисхождение к смертным, желающим проверить, по ним ли выбранный путь, прежде чем ступить на него. Бог снов не такой. Он не столь горд. Он ближе к людям. Ему ли не знать чаяний смертных, их страхов и сомнений? С ним можно обо всем договориться..."
Мар чуть наклонил голову, по-другому взглянув на своего со¬беседника. Его глаза сощурились, подернулись дымкой сомнений.
"Кто ты? - неожиданно для всех спросил он. И только услышав этот вопрос, стоявшие вокруг начали понимать, что никогда прежде не видели этого мужчину. Он, казавшийся им знакомым многие годы, в действительности был совсем чужим, так что ни один из стоявших рядом с ним даже не знал его имени. - Как тебя зовут?" - сорвался с губ вопрос, который уже нельзя было не задать, ибо все, казалось, шло именно к нему - кульминации и развязке.
"Лаль", - прозвучало в ответ. И в зале повисла тишина, в кото¬рой, забыв, как дышать, чувствуя, что сердце замирает в груди, разучившись биться, люди в смирении и почтении опустились на ко-лени. Все, кроме Мара..."
Девочка и не заметила, как приподнялся полог. Лишь почувс¬твовав, как вздрогнула повозка, заскрипела, она очнулась, оторва¬ла глаза от символов, вскинула голову и, увидев отца, поспешно спрятала рукопись под одеяло.
И, все же... Странно, но ее сердце не сжалось в страхе, руки не задро¬жали при мысли о том, что могло бы случиться, увидь отец, что она читала. Ее взгляд остался спокойным, мысли были далеки от земли, в которой ей было суждено родиться, оставаясь в той, далекой, жившей в воспоминаниях легенды.
Мати не могла не думать о прочитанном. Она слишком многого не понимала, чтобы не искать ответы. Девочка привыкла, что леген¬ды связываются воедино, словно нити в полотно. И вот ее руки по¬тянули за ленту, которая, как оказывалось, была частью совсем иной ткани. "Может быть, это тот мир, из которого пришел Ша¬маш?" - спрашивала она себя. Если так...
Она должна была узнать все!
...Когда Атен вернулся, было уже далеко за полночь. Хозяин каравана устал, замерз, ноги ныли, голова клонилась на грудь.
Он хотел сразу лечь, чувствуя, что должен отдохнуть хо¬тя бы несколько часов, но тут заметил мерцавшие в отблесках пла¬мени огненной воды глаза девочки.
-Что не спишь?
-Так... - девочка пожала плечами, как-то неопределенно качнула головой. Она казалась задумчивой и грустной.
Атен пригляделся к ней. Ему было странно видеть дочь такой притихшей. Он привык, что его маленькая непоседа не может поси¬деть спокойно на одном месте и несколько мгновений, а тут вдруг...
-Милая, ты не заболела? - он поспешно приблизился к девочке, по пути случайно задев волчицу, которая, недовольно заворчав, от¬ползла в дальний угол, подальше от людей, мешавших ей спать. - Прости... - проводив священное животное извиняющимся взглядом, пробормотал хозяин каравана. Потом его рука коснулась лба девоч¬ки. Он был холодный.
-Пап, а кто такой бог снов? - неожиданно спросила Мати.
-Что? - тот не сразу понял ее вопрос, хотя, надо признать, услышав его, ощутил облегчение: раз девочка спрашивает, значит, с ней все в порядке.
-Ну... Госпожа Кигаль - богиня подземных земель и владычица душ умерших. Господин Намтар - бог судьбы... Бог очага Гибил, богиня растений Ашнан и богиня животных Лахар... А кто бог снов? - спросила девочка. Но вот странно, в ее глазах не зажглись огоньки любопытства. Она даже не повернулась в сторону отца, надеясь прочесть ответ по его губам быстрее, чем будут про¬изнесены слова. Все выглядело так, словно девочка заранее знала ответ. Но если так, зачем она спрашивала?
В конце концов, в этом вопросе не было ничего опасного и, проведя ладонью по бороде, смахивая с нее капельки воды, Атен проговорил:
-Госпожа Айя в своих ледяных дворцах создает добрые, светлые сны, даря им часть вечности, с которой они потом, когда придет пора, сольются воедино. Пустые же, черные кошмары, что хочется забыть, едва проснувшись, насылает бог хмеля и яда, которого еще иногда называют духом обмана и забытья.
-Как Его зовут?
-Зачем это тебе, дочка? - спросил Атен, не в силах скрыть своего удивления. Конечно, похваль-но, что малышка стремится знать имена всех богов. Но этот небожитель никогда не считался равным даже младшим из Них, люди видели в Нем скорее демона или духа - обманщика и пакостника.
-Не знаю, - та пожала плечами. - Просто интересно. Так как его зовут, папа? - со странной, необъяснимой настойчивостью повторила девочка свой вопрос.
Атен задумался, стараясь вспомнить имя. Что-то носилось, звенело в его голове, но никак не желало складываться в слово.
-Не помню, - наконец, осознав всю бесполезность своих попыток, вынужден был признать он. И ведь имя было таким коротким, легко запоминающимся... Но вот совершенно вылетело из головы, и все тут! - Ась...
-Лаль, - поправила его Мати.
-Да, точно! - радостно воскликнул хозяин каравана. - Еще его симво¬л - Меслам! Меслам - это куст с красными листьями и большими черными ягодами. Он растет в лесу, на границе оазиса... На вид он завораживающе красив, особенно в пору цветения... - он сам не мог понять, зачем рассказывает все это девочке.
Караванщик никак не мог справиться с каким-то странным чувством, словно не он говорил все эти слова, а язык сам решал, что произнести, не слушаясь разума, который, казалось бы, и не хранил в своей памяти никаких подобных образов.
-Я никогда не видела его...
-Караванная тропа стремится обходить Меслам стороной. Да и горожане выкорчевывают кусты быстрее, чем они успевают расцвести. В них все дурманит: и аромат цветов, и плоды, которые, стоит проглотить хотя бы один, погружают в долгий сон, а даже капельки смолы, попади она в ранку, достаточно, чтобы убить человека... - он прервал рассказ, видя, что девочка, перестав слушать его, отвер¬нулась в сторону, задумчиво вглядываясь в пламень огненной во¬ды. - Ладно, милая, давай-ка, засыпай. Ты - названная дочка гос¬пожи Айи и Она не позволит никому отравлять тебе сны. Так что, ничего не бойся. Ложись и спи. Тебя ждут самые сладкие и светлые сны из всех, что придумана матушка Метелица.
Мати ничего не сказала, лишь вздохнула.
Атену даже показалось, что девочка не слышит его слов, думая о чем-то своем. Но затем она все же откинулась назад, на подушки, с головой накрылась одеялами, словно прячась под ними.
Караванщик качнул головой. Его брови сошлись на переносице. Ему совсем не нравилось это изменчивое настроение дочки. От ее вопросов веяло чем-то...
Странно, но в этот миг, находясь в своей собственной повозке под защитой каравана и его божественного пок¬ровителя, он ощутил вдруг столь сильное трепещущее чувство бли¬зости опасности, которое не рождало в его душе даже мертвящее ды¬хание города госпожи Кигаль.
"Как бы чего не случилось, - внимательно оглядывая все вокруг, думал он. – Ох, не нравится мне это!" - все же, усталость заставила его лечь на толстые покрывала в ближней части повозки.
Хозяин каравана задремал, уносясь в сладкий, безмятежный сон, который заставил его забыть о беспокойстве, близости опас¬ности, заполняя собой то место, которое еще совсем недавно было занято страхом...
Весь следующий день Мати вела себя как обычно. И время от времени искоса посматривавшая на нее волчица решила, что девочка забыла о давешнем разговоре. Однако, оставалось что-то, вносившее беспокойство в дух снежной охотницы, заставляя петлять по снегу. Ее сердце раздирали сомнения: Шу¬ши никак не могла решить, как же ей поступить.
Промаявшись до самого вечера, когда солнце склонило голову к покрову снежной пустыни, полня окружающий мир красным закатным сиянием, волчица несмело приблизилась к брату, который шел впере¬ди дозорных, оглядывая все вокруг настороженным взглядом.
Какое-то время она бежала чуть позади него, затем робко ок¬ликнула:
"Хан..."
"Что? - тот на миг обернулся, недовольно глянул на сест¬ру. - Не мешай мне. Возвращайся в повозку. Твое место рядом с маленькой хозяйкой".
"Я хотела поговорить о ней".
Волк насторожился, замедлил бег, дожидаясь, пока сестра наго¬нит его, побежит рядом. Он внимательно принюхался к ней, ища сре¬ди множества обычных запахов тот, который указывал бы на близость бе¬ды.
"С ней что-то не так?"
"Она хочет пойти на охоту".
"Таково мое желание, твое желание, ибо мы - из племени охот¬ников. Но с чего бы это оно тронуло ее сердце? И как такая мысль вообще могла забрести в ее голову?" - не спуская с волчицы пристального взгляда внимательных рыжих глаз, спросил он.
"Это я виновата, - та поджала хвост, тихо поскуливая. - Мне за¬хотелось поделиться своей мечтой..."
"Ты могла сказать мне", - в его голосе было осуждение, нос не¬довольно наморщился, губы раздулись, обнажая длинные острые клы¬ки.
"Зачем? Что бы ты сделал?"
"Как будто сама не знаешь! - Хан огрызнулся. Его глаза сверк¬нули недобрыми красными огоньками. - Я поступил бы так, как обыч¬но - сказал хозяину. И той же ночью мы бы носились в снегах, как делали уже не раз. Ведь ты мечтаешь не о первой охоте, а всего лишь об еще одной в бесконечно долгой череде. Зачем было говорить об этом с девочкой, тем более, когда скрываешь от нее, чем зани¬маешься в то время, когда она спит?"
"Есть вещи, о которых другим незачем знать, - волчица недовольно мотнула голо¬вой: разговор пошел совсем не той тропой, как ей хотелось. - В кон¬це концов, у нас обеих есть право на собственную жизнь. Я - не рабыня, а подруга!"
"Она откровенна с тобой. Почему же ты ведешь себя как небла¬годарная крыса?"
"Я... Вот я и собиралась рассказать! Только так, чтобы она прежде все увидела собственными глазами, поняла, каково это - охотится!"
"А тебе не приходило в голову, что хозяин осознанно никогда не звал ее вместе с нами? И дело не только в том, что ночью дети должны спать, а не бродить по снегам, словно те¬ни? Может быть, он не хотел, чтобы она услышала крик беспомощной жертвы, увидела ее молящие о пощаде глаза за миг перед смертью в твоей пасти!"
"Такова жизнь: ради того, чтобы один продолжал путь, другой должен умереть, отдавая свои силы и плоть. Девочка знает об этом. Она ведь тоже ест мясо".
"Конечно. Но видела ли она хоть раз, как забивают животное, как его еще теплую плоть рвут на части? Я уверен, что нет. В ее мыслях пища и живые существа - не одно и то же".
"Это глупо: беречь ребенка от знания, которое ему все равно рано или поздно станет известно! Нас вон с младенчества готовят к тому, кем нам предстоит стать, ведь иначе, не имея навыков, огра-ничиваясь лишь памятью, мы никогда не смогли бы по-настоящему повзрослеть".
"Она - не щенок нашего племени! - напомнил волк Шуллат, которая, казалось, всякий раз забывала об этом, когда ей того хотелось. - И тебе не следовало гово¬рить с девочкой об охоте, особенно если на деле ты и не собира¬лась брать ее с собой!"
"Нет, почему же, я как раз хотела, чтобы она пошла с нами!" - начала она упрямо, но Хан прервал ее, зло огрызнувшись:
"Нет, не хочешь!"
"И как это, интересно, ты можешь знать лучше меня самой, что мне нужно и чего я хочу?"
"Могу! – зло огрызнулся волк. – Все, чего ты хоте¬ла, это чтобы она обратила на тебя внимание, занялась тобой. Ты хотела, чтобы она восхищалась тобой – какая ты сильная, смелая и ловкая. И еще – чтобы она увидела, от чего ты ради нее отказываешься. И была тебе благодарна…"
"Все совсем не так! "
"Разве? А почему тогда у тебя такой взгляд, словно ты своровала олений бок? "
"Ну… Совсем не так, не совсем так… Да, я чувству себя немного виноватой… Сама не знаю, в чем. Но это вовсе не означает, что я действительно в чем-то провинилась, просто…."
"Ты эгоистка. Мне стыдно, что ты - моя сестра", - и, отвернув¬шись, волк затрусил вперед.
"Постой! Я хотела спросить: что мне делать? Вести ее в снега, или..."
"Ты запутала следы, тебе их и распутывать", - он убежал, оста¬вив сестру стоять, переступая с лапы на лапу, поскуливая толи от холода, а толи от обиды.
"Ну и ладно. Не больно-то хотелось! - когда обида, заполнив собой все ее сердце, вытеснила из него остальные чувства, волчица повернулась и, недовольно ворча себе под нос, побежала на¬зад, к повозке Мати. - Я и сама справлюсь!"
Девочка ждала ее. Воровато оглядевшись вокруг, видя, что ря¬дом с повозкой слишком много чужих глаз и ушей, она поманила под¬ругу внутрь, где, подтянув к себе морду волчицы, зашептала:
-Ну, как, мы идем?
"Куда?" - проворчала Шуллат, еще не успев отойти от разговора с братом.
-На охоту! - ее глаза горели ожиданием и нетерпением.
"На охоту..." - повторила та, подтянула к морде переднюю лапу, начав ее старательно зализывать, будто та была поранена.
-Если хочешь, возьмем с собой Хана и...
"Нет! - поспешно прервала подругу Шуши. – Мы пойдем вдвоем. Так нам никто не будет мешать, тянуть в разные стороны, и вообще… Ты готова? "
-Конечно!
"Охота жестока. Ты представляешь, что тебе придется увидеть?"
-Представляю, представляю! - она чувствовала себя лишь в шаге от столь страстно желаемого! Ее душа трепетала, лицо светилось радостью. Боясь, что подруга в последний миг передумает, она пос¬пешно продолжала: - Да не бойся за меня! Вот, - она вытащила из ру¬кава длинный острый нож, спеша показать его подруге, - я знаю, как с ним обращаться! Отец учил меня. И я смогу постоять за себя!
"Хорошо... - волчица устремила на подругу пристальный взгляд, пронзая им насквозь, заглядывая в самую душу. - Раз так, запоминай: ты будешь во всем меня слушать и если я скажу - беги, ты побежишь, а не станешь спрашивать, почему и куда".
-Я согласна на все!
"Мы не будем далеко уходить от каравана, и если по близости не окажется добычи, вернемся назад ни с чем".
-Ладно, - она готова была согласиться на любые условия.
"Когда воротится твой отец?"
-Утром. Он сегодня ночью в дозоре, - все так замечательно складывалось! - Мы пойдем прямо сейчас?
"Да", - Шуши не стала объяснять, что, если они не поспешат, то им вряд ли удастся осуществить задуманное, когда Хан, несомненно, расскажет обо всем Шамашу. Конечно, хозяин добр. Но на этот раз наказания не избежать... Волчица тяжело вздохнула:
"Ну, ничего, ничего, - успокаивала она себя, поглядывая на сиявшую от счастья подругу, - главное, чтобы ей было хорошо. Раз она хочет убежать в снега – лучше со мной на охоту, чем с тенями неведомо куда... "
"Оденься потеплее, - Шуллат повернулась к девочке. - Не забудь варежки".
-Я возьму с собой нож! - проговорила Мати, убирая клинок об¬ратно, в рукав.
"Как хочешь, - Шуллат не стала возражать, хотя и была уверена: что бы там ни случилось, девочка не успеет им воспользоваться. - Прихвати немного еды и... "
-Я уже все собрала, - она достала из-под одеяла небольшую ко¬жаную сумку. - Здесь хлеб, сахар, вода, сало на тот случай, если будет очень холодно и у меня замерзнет лицо...
"Ноша не должна быть тяжелой, - подозрительно глянув на сумку, волчица чуть наклонила голову. - Ладно. Жди меня здесь. Я разнюхаю все вокруг и вернусь за тобой", - и она выскользнула наружу.
Ее не было всего несколько мгновений, которые, однако, показались сгоравшей от нетерпения Мати длиннее вечности.
"Сейчас, - на миг запрыгнув в повозку, проговорила волчица, еще раз внимательно оглядев подругу, спеша убедиться, что та не забыла ничего важного, вроде шарфа или шапки. Осталось лишь дать последние наставления. - Старайся быть незаметной, не попадай¬ся никому на глаза, а если тебя кто-нибудь все-таки увидит и ок¬ликнет, не поворачивайся, не отзывайся, и вообще, делай вид, что выполняешь какое-то важное поручение. Поняла?"
-Поняла, конечно, поняла!
"Тогда вперед!"
Под покровом вечерней дремотной полумглы они, никем не заме¬ченные, покинули караванную тропу и устремились в распростертые объятья снежной пустыни.
Душа девочки трепетала от счастья. Мати никогда не испытыва¬ла ничего подобного. Казалось, что она несется на крыльях ветра, не касаясь снежного полотна. Да и не снег вовсе был у нее под но-гами, совсем нет - нечто иное, легкое, пушистое, как дорогой мех белых пустынных лис.
На небе, выйдя из-за серого облака, за которым она притаи¬лась на несколько мгновений, давая беглянкам скрыться, сияла огромная бледноликая луна, проли¬вая на землю магический свет, под которым все вокруг изменялось, уходя за грань яви, в мир сказок, фантазий и снов. В его лучах в недрах земли зародилось собственное серебряное свечение, которое окутывало все вокруг оре¬олом, столь ярким, что он слепил глаза. Легкий, игривый ветерок, скользя среди барханов, теребил их седые косматые космы, накру¬чивал бороды и усы. Горизонт лежал от края земли и до края, обво¬дя мир кругом безликих границ между черным звездным небом и бе¬лоснежной землей, безмятежную красоту которой не портили ни се¬рые, слепые раны повозок, ни шрамы, оставляемые полозьями, ни рябь следов ног. Мир был совершенен в своей нетронутой красе.
Мати на мгновение остановилась. Ее сердце быстро колотилось в груди, приоткрытые губы не могли сдержать вздоха восхищения, широко распахнутые глаза оглядывали все вок¬руг, не узнавая знакомый от рождения мир, удивляясь тому сказочному незнакомцу, каким он предстал перед ней в этот мир.
"Вот она, свобода!" - донесся до девочки мысленный шепоток волчицы. Глаза Шуши горели, поднятый к небу нос принюхи¬вался к ветру, губы подрагивали, трепетали так, словно волчица ловила вздохи лунного духа.
-Свобода! - повторила девочка, вбирая в себя те чувства, которые охватили ее четвероногую подругу, спеша разделить их, принять в свое сердце и, прочувствовав, запомнить навсегда.
"А теперь бежим, бежим! Нас ждет самая восхитительная из но¬чей, которых ты когда-либо знала!" - и, сорвавшись с места, волчи¬ца, стелясь золотой тенью по снегу, побежала в сторону горизонта, увлекая за собой девочку.
Шуши то уносилась далеко вперед, проверяя дорогу, прочерчи¬вая безопасную тропку на лике пустыни, то, оглядываясь на Мати, некоторое время стояла, ожидая ее, то вновь срывалась с места, но не для того, чтобы убежать еще дальше в снега, а, наоборот, возв¬ращаясь к девочке. Обегая ее вокруг, она разбрасывала лапами снег, за¬метая следы, чтобы никто не смог пройти за ними следом.
Но Мати, глядевшей на нее со стороны, казалось, что та прос¬то играет, став, властью госпожи снегов, вновь маленьким волчонком, веселым и непосредственным. Улыбка не сходила с губ девочки, глаза лучились весельем. Никогда прежде ей не было так легко и беззаботно.
Она бежала по снежному насту, не замечая уста¬лости, не чувствуя холода, ни о чем не думая и, может быть, потому не испытывая никакого страха перед миром, в который она все глубже и глубже погружалась.
"Тш-ш", - еще мгновение назад беззаботно кружившая, гоняясь за собственным хвостом, волчица вдруг припала к снежному бархану, глядя вспыхнувшими зеленым пламенем глазами на что-то, скрывавшееся за ним. Она напряглась, приготовилась к прыжку. Весь ее вид говорил: где-то рядом добыча.
Мати послушно остановилась, легла в снег рядом с подругой. Но, как она ни старалась, присматриваясь к распростертым перед ней как на ладони снегам пустыни, как ни принюхивалась к дыханию ветра, так никого и не заметила.
"Вспугнули, - Шуши расстроено вздохнула. - Мы двигались слишком шумно. Дальше пойдем осторожнее. Раз здесь есть добыча, то она не одна."
-А кто это был? - продолжая с интересом оглядывать все вокруг, спросила Мати.
Волчица пристально взглянула на девочку, перед глазами ко¬торой тотчас предстал мысленный образ маленького пугливого созда¬ния с белой пушистой шерсткой, крохотными красными бусинками-гла¬зами и похожими на лопаточки передними лапками.
-Ой, какая лапочка! - прошептала Мати. Она была не в силах сдержать умильной улыбки, ее рука шевельнулась, словно поглаживая невиди¬мый комочек, чувствуя его мягкое тепло, нервные движения существа, видевшего во всем, встреченном им на поверхности земли лишь опасность да угрозу. - А как зовут этого зверька?
"Добыча", - безразлично бросила в ответ волчица.
Мати удивленно взглянула на нее.
-Но...
"Неужели ты думаешь, что я спрашиваю имя у еды, прежде чем ее проглотить?" - в голосе Шуши зазвучала усмешка.
-Это жестоко!
"Такова жизнь. Тебя же не интересует, как при жизни звали тот кусок мяса, который попал к тебе в суп? И правильно. Еда - дело тонкое. Когда слишком много знаешь, исчезает аппетит и во¬обще портится пищеварение. Так что..." - она внимательно взглянула на девочку, ожидая, как та воспримет ее слова.
Мати болезненно поморщилась. Было видно, что, пока в ее го¬лове рисовались эти картинки превращения маленького забавного зверька в кусок жаркого, в животе поднималась буря. Девочке с трудом удалось удержать внутри себя ужин, порывавшийся выбраться наружу.
-Бр-р... - ее прошибла дрожь. Стало противно, словно она слу¬чайно проглотила жука. Мотнув головой, спеша избавиться от наваждения, Мати поспешила заговорить о другом: - А как здесь, в пустыне живут?
"Охотой".
-Но ведь в снегах не только хищники?
"Мы - охотники. А добыча... Добыча она иная, не ест мясо."
-Но чем же тогда эти зверушки питаются? Тут ведь нет ни гри¬бов, ни ягод. Даже травы и той нет.
"Кто тебе это сказал?"
-Зачем говорить? Я ведь сама вижу...
"Ты видишь только то, что на поверхности, - возразила ей вол¬чица, а затем принялась терпеливо объяснять: - Если разрыть снег до самой земли, то там можно найти все, что угодно - и грибы, и тра-ву. А уж всяких корешков вообще видимо-невидимо".
-Разве может что-то расти под снегом, да еще в таком холоде?
"Это здесь холодно. А у земли очень даже тепло. Снег согре¬вает. Заройся в него - и тебе не страшен никакой мороз. Или ты не знаешь, что, сколь бы ни был холоден воздух, земля все равно ос-тается теплой? Она греется изнутри."
-Я не знала... - прошептала девочка, пораженная услышан¬ным.
"Конечно, откуда тебе! Ведь караванщики не видят дальше собственного носа... Не обижайся, Мати, но это так. Они бродят по пустыне поко¬ление за поколением, проводят в ней целые жизни, однако при этом не пытаются не то что понять, но хотя бы узнать ее".
-Да, - расстроенная, девочка вынуждена была кивнуть, признавая правоту подруги.
Та взглянула на нее с сочувствием: "Не расстраивайся. Может быть, все дело в том, что вы - дети огня, а не снегов, и вы просто видите не то, что знаем мы, а нечто совсем иное..."
-Но я родилась в пустыне! Я должна знать ее! - воскликнула де¬вочка. На ее глаза набежали слезы обиды, но лишь на миг. За¬тем в них, обращенных в Шуши, вошла решимость. - Ты ведь расска-жешь мне обо всем? Ты покажешь настоящую пустыню?
"Ну конечно, - волчица улыбнулась. Потянувшись к девочке длинным носом, она лизнула подругу в щеку. - Мы затем и пришли сюда, чтобы ты увидела истинную жизнь, мою жизнь! Вот, например. Как тебе понравится это? Дети огня оши¬баются, когда полагают, что в пустыне везде одни снега. Здесь есть свои луга и поля, даже леса. Невысокие, конечно. Тебе по по¬яс, но все же... Есть кусочки земли, где тепло".
-Ты говоришь о приграничье?
"Не только".
-Но как такое возможно! - удивленная, воскликнула Мати. - Ведь все тепло нашего мира рождается от силы магов, а здесь, в пустыне их нет...
"Я уже сказала: у земли тоже есть свои силы, свое тепло. Его недостаточно, чтобы растаяли все снега, но на чуть-чуть хватает. Знаешь, там потрясающе: в ямках выступает вода красного, как кровь, цвета, которая бурлит, словно в поставленном на огонь кот¬ле. Из трещин идет пар, а ночью, в тем-ноте поднимаются огненные духи. Но главное, там тепло. И это тепло дает жизнь..."
-Странно. Почему же мы на своем пути никогда не встречали ничего подобного?
"Потому что караванные тропы обходят эти места стороной, точно так же, как они стараются сократить путь по ледяным морям".
-Моря? Расскажи о них! - попросила Мати.
"Вода не везде скована льдом. Есть место - берег - где высо¬кие глыбы льда разбиваются о черные волны горькой соленой воды. Там тепло. И там очень много добычи... - глаза волчицы сперва меч¬тательно замерцали, затем заострились, морда чуть наклонилась и взгляд, обращенный на девочку, стал полон вопроса и подозре¬ния: - Мы пошли в пустыню, чтобы рассказывать, или смотреть? Гово¬рить мы могли бы и в караване".
-Но ты никогда прежде не рассказывала...
"Потому что ты не спрашивала".
-Мы ведь не сможем сейчас дойти до моря, - осторожно продолжа¬ла девочка. Ей страстно хотелось поскорее услышать историю о са¬мой загадочной стихии - черной воде.
"Конечно, - фыркнула волчица. - До берега месяцы дороги... Одна¬ко, - она совсем не хотела разочаровывать ожидания девочки, более того, стремилась а ее удивить, поразить чем-то воистину необыч¬ным. - Если хочешь, я покажу тебе кое-что не менее любопытное - дворец госпожи Айи".
-Я видела... - начала было Мати, но Шуши прервала ее, загово¬рила вновь:
"И ты заходила в белоснежные залы, каталась по зеркальному льду полов? Ты слышала песню ветров, посвященную повелительнице снегов?"
-Нет...
"Тогда пошли!" - волчица подскочила к девочке, закрутилась вокруг нее, подталкивая носом вперед.
-А мы можем... - Мати вдруг растерялась, даже испугалась. Она ог¬лянулась назад, туда, где за горизонтом спрятался караван, посмотрела вперед, на ровный плат снегов, на котором не было видно даже отсвета дворца.
"Это недалеко... Ну же, пошли! Неужели ты не слышишь, как Она зовет нас?"
Девочка замерла, прислушиваясь. И действительно, ей показа¬лось, что ветер донес до нее перезвон - не колокольчиков, нет - скорее льдинок, чей голос слился в прекрасную песню. Эта песня возвращала покой, манила за собой, протягивая невидимую руку, ко¬торой так хотелось коснуться.
-А как же охота? - все же, сколь страстным ни было ее желание, она не хотела, чтобы ради нее подруга жертвовала исполнением собственной мечты.
"Мы поохотимся потом, на обратном пути, - пасть волчицы была приоткрыта, так что казалось, что она смеется, глаза искрились, хвост весело вилял, все движения были озорны и задорны. - Догоняй меня! Ну же!" - и она понеслась к горизонту, скользя легкой тенью по глади снегов.
Мати ничего не оставалось, как, бросив последний взгляд на¬зад, двинуться вслед за подругой, сначала медленно, нерешительно, затем все быстрее, быстрее...
"Не догонишь! Не догонишь!" - подзадоривал ее звенящий мыслен¬ный голосок Шуши, игравшей с дочерью огня словно со своей сестрой по охотничьему племени.
Все это было так ново, необыкновенно... Чувства, запахи, образы, посы¬лаемые спешившей разделить свои переживания с подругой волчицей, нахлынули на девочку и та, наконец, рассмеявшись, сняв камень-ль¬динку с сердца - бросилась бегом, весело беззаботно смеясь, под¬нимая серебряные пригоршни снега, обсыпая их звездопадом все вок¬руг…
...Скользившая по поверхности снега возле самых ног Мати волчица остановилась столь внезапно, что девочка не успела среа¬гировать и, перекувырнувшись через спину Шуши, кубарем покатилась в снег. Маленькие хрупкие льдинки впились в щеки, заползли под воротник, но не раня, не обжигая холодом, а щекоча весело и за¬дорно. А тут еще подскочила волчица, закружила, норовя лизнуть в щеку, потянуть за рукав.
Девочка смеялась без удержу, до слез, пока не поняла, что больше не может, что должна остановиться хотя бы на миг, чтобы отдышаться.
-Все, Шуши, все, хватит! - проговорила она. Обхватив подругу за шею, она села в снег с ней рядом. И тут увидела перед собой...
Ледяной дворец был прекраснее всего того, что ей когда-либо приходилось видеть, не только наяву, но и в фантазиях, во сне.
Он возник из ниоткуда, словно опустился с небес на землю. Белоснежный и легкокрылый, казалось, что сами боги создали его из облаков и нежнейшего лебяжьего пуха. Луна сверкала над самой вы¬сокой из башен, полня строение своим чарующим светом, как огнен¬ная вода наполняет тонкий сосуд-лампаду, душа - тело, даруя не толь¬ко пламень, но и саму жизнь.
-Ух ты...! - только и смогла прошептать Мати. Поднявшись на но¬ги, девочка застыла, не в силах оторвать восторженного взгляда от явившегося ей чуда. Дыхание легкой белой дымкой срывалось с приоткрытых губ, щечки зарделись румянцем.
"Пойдем", - волчица осторожно взяла ее зубами за рукав шубки, повела к тонким резным вратам.
-Нельзя... - девочка отчаянно замотала головой, попятилась на¬зад. - Это же... Это настоящий дворец матушки Метелицы!
"Идем! - волчица рыкнула, крепче сжала зубы, упрямо тяня за собой продолжавшую упираться Мати, ничего ей не объясняя, бро¬сив лишь: - Так надо!"
Глава 2
Караван медленно скользил по серебряному полотну. Дорога была спокойной. Ветра резвились веселыми стайками беззаботных детишек, в чьих невидимых руках снежинки, представав¬шие некогда в образе злых ледяных стрел, мечтавших лишь о ярости и боли, превратились в праздничные блестки, искрившиеся, кружась над землей в задумчивом медлен¬ном танце, подобном сну мечты.
Снежная пустыня от горизонта до горизонта оставалась спокой¬ной и безмятежной. Ничто не предвещало опасности.
Хозяин каравана зевнул, прикрыв ладонью рот, с силой сжал ве¬ки, мотнул головой, прогоняя подкравшуюся было дрему.
"Что такое? - он вновь зевнул. - Я просто засыпаю на ходу! А ведь еще нет и полуночи".
Атен взглянул на небо, чтобы по звездам определить время. Ему показалось, или так было на самом деле, но небесные светиль¬ники замерцали, затрепетали, расступились, делая так, чтобы все внимание человека привлекла к себе луна - светлая, спокойная, с задумчивыми желтыми глазами. До его слуха донеслась нежная тихая мелодия, сплетенная из дыхания мороза, шелеста снегов, звона не-видимых струн, натянутых морозным воздухом между небом и землей, дрожавших от прикосновения к ним тонких чувствительных пальцев ветров. Эта мелодия проникала в душу, сердце, очаровывая, подчи¬няя себе, усыпляя...
"А-а-а-у, - широко зевнув, караванщик замотал головой. - Нет, это что-то невозможное! Такое чувство, что боги решили усыпить меня..."
Он оглядел пустыню, чуть наклонил голову в сомнении. А, мо¬жет, в этом случае ему и сопротивляться не стоит? Небожители ничего не делают просто так. Что, если Они захотели рассказать ему что-то важное, выбирая для своих посланий сон - стихию, во власти которой человеку легче всего, отрешившись от земного, подняться до небесного и услышать Слово истины?
Хозяин каравана бросил взгляд на ехавших чуть впереди, вер¬хом на рослых оленях дозорных, которые, не подвластные песни дре¬мы, внимательно следили за дорогой.
"Ничего не произойдет, если я уйду в повозку. В конце концов, в случае чего меня разбудят... "
Атен огляделся.
-Вал, - окликнул он ближайшего дозорного, который тотчас по¬вернулся на зов. - Вы справитесь без меня?
-Конечно, - кивнув, спокойно подтвердил тот. Его глаза были как обычно насторожено прищурены, но не взволнованы.
-Если что... - начал хозяин каравана, но дозорный остано¬вил его:
-Ничего не произойдет.
-Откуда такая уверенность? - Атен взглянул на мужчину с непо¬ниманием и даже осуждением, когда чрезмерная самоуверенность дозорного могло оказаться гибельным для шедшего вслед за ним каравана. Сердце беспокойно забилось. "Зря я заговорил об отдыхе. Сейчас от дремы и следа не останется", - мелькнуло у него в голове, но в тот же миг, словно смеясь над смертным, небожители вновь обдали его такой волной дремы, что он не смог сдержать зевок.
-Отдыхай, Атен, - по губам караванщика скользнула едва улови¬мая улыбка.
-Сперва ответь! - пусть уже с трудом, но он все же продолжал бороться со сном.
-Разумеется, - улыбка стала шире. - Что может произойти, если караван ведет сам бог солнца?
-Он пошел в дозор? – Атен нахмурился – озабоченно и даже несколько взволнованно. Если так – все совсем не столь гладко и спокойно, как ему только что казалось. Ведь повелитель небес ничего не делает просто так.
-Он правит первой повозкой.
-Возницей должен был быть...
-Господин заменил его с полчаса назад. Я думал, ты заметил...
-Нет.
-Не бери в голову. Какая разница? Таково было Его решение. И не нам доискиваться до причин Его поступков.
-На все воля богов... - он вновь зевнул. - Прости, Вал, но это нечто невозможное. Никогда не чувствовал себя таким сонным, как сейчас.
-Так иди спать. Может, боги захотели тебе о чем-то расска¬зать.
-Вот и я об этом подумал... Ладно, пошел. А вы все же не за¬бывайте о бдительности. На всякий случай, - и, повернувшись, он за¬шагал назад, к каравану.
Его пошатывало, все вокруг плыло. Временами ему казалось, что он засыпает на ходу.
"Нет, скорее в повозку, под одеяла, - с трудом удерживаясь на грани между явью и сном, думал он. - Пока я не свалился прямо в сугроб. Не дай боги, никто и не заметит, так и засну вечным сном..."
Все же, проходя мимо первой повозки, он замешкался, взглянул на сидевшего на облучке, откинувшись назад, на деревян¬ную спинку лавки, бога солнца. Дремота, как казалось, ослабила свои объ¬ятья, отступая на время назад.
Караванщик пошел рядом.
-Не помешаю?
-Садись, - скользнув по хозяину каравана быстрым взглядом, Шамаш подвинулся.
-Да нет, я... Я так... Что-то сон меня себе подчинить норо¬вит, - проговорил Атен, украдкой поглядывая на повелителя небес из-под густых бровей, ожидая, как тот отреагирует на его слова, подтверждая или опровергая предположения караванщика.
-Так иди спать, - небожитель повернулся к нему. В его глазах было терпеливое ожидание.
-Ага, - караванщик кивнул. На этот раз ему удалось сдержать зевок и даже сделать вид, что не замечает, как свело челюсти, а глаза защипало от слез. - Шамаш... - он все же медлил, собираясь задать вопрос... Вот только сам не знал, какой.
-Не тревожься. Все будет в порядке, - проговорил тот, не спус¬кая с собеседника пристального взгляда черных глаз, в глубине ко¬торых забрезжили далекие огни, подобные свету звезд, смотревших на землю сквозь серую дымку тумана.
-Да… - караванщик повернулся и, в полус¬не, зашагал дальше.
И, все же, до своего жилища он так и не добрался. Уже у командной повозки дремота овладела им настолько, что подчинила себе волю смертного. "Ладно, - караванщик махнул ру¬кой, забираясь внутрь. - Посплю здесь. Так даже луч¬ше... " - стоило ему оказаться в повозке, как глаза закрылись, голова стала клониться вниз... И уже через минуту он крепко спал, лежа, прямо как был, в полушубке и шапке, на покрывавшей днище повозки плете¬ной циновке.
...-Атен, проснись! - ему показалось, что миновало лишь мгно¬вение, прежде чем кто-то вдруг затряс его за плечо, закричал в самое ухо. - Проснись же!
-А? Что? - караванщик с трудом разжал слипшиеся веки, откры¬вая глаза, которые первое время отказывались что-либо видеть, лишь бесцельно скользили по всему вокруг слепым взглядом. - Уходи, Евсей, - спустя какое-то время, узнав голос брата, пробормотал так до конца и не пришедший в себя хозяин каравана. - Оставь меня в по¬кое. Я хочу спать, - ему казалось, что он поднимался по небесной лестнице все выше и выше в небеса. До владений богов оставалось лишь несколько ступеней. Очертания прекраснейших дворцов в окру¬жении чудесных садов и цветников уже виделись за тонкой дым¬кой-вуалью. Атен еще был там, он цеплялся за волшебный сон всеми силами. И тут вновь зазвучал голос брата, немилосердно разрывая сплетенные с таким трудом нити.
-Атен! Ты нужен! Мати…
-Мати? - караванщик рывком сел, мотнул головой. В первый миг он чувствовал себя так, словно кубарем скатился с лестницы храмо¬вого холма, пересчитав все ее ступеньки. Бока ныли, в ушах что-то хлюпало и клокотало, перед глазами плыли круги сизой мути, голова болела, словно накануне он выпил целый бочонок вина. Но мысли о до¬чери, беспокойство за нее заставило Атена забыть обо всем, порвав последние нити дремы. Его зрение заострилось, тело собралось, мышцы напряглись, готовясь к броску, сражению с врагом, кем бы он ни был.
Еще мгновение - и хозяин каравана, поспешно выбравшись из ко¬мандной повозки, уже бежал к той, где должна была сладко спать и видеть в столь поздний час уже далеко не первый сон его малышка.
Повозка была пуста.
"Что могло случиться?" - Атен лихорадочно перебирал в голове события минувшего дня. Все было совершенно обыденным. Да, девочка казалась задумчивой, даже слишком, но никак не расс-троенной. Однако, что же тогда произошло? Поддалась како¬му-то мгновенному чувству? Или кто-то увел ее силой? И если так, то кто?
Караванщик огляделся повнимательнее, стараясь не упустить из вида ни одной детали, никакой мелочи, зная, что она может стать решающим звеном в цепи поиска, объяснив причину произошедшего.
Все казалось спокойным и безмятежным. В отведенном для де¬вочки углу царил полный порядок, одеяла были аккуратно застелены, игрушки расставле¬ны по своим местам, подушки не смяты. Подобное случалось не так уж часто и са¬мо по себе о многом говорило: Мати терпеть не могла убираться, и делала это лишь когда отец велел ей. Или же она сама считала себя в чем-то провинившейся, стремясь таким образом смягчить гнев взрослого.
Весь этот порядок и покой вокруг были совсем не тем, что Атен ожидал увидеть. Следы борьбы внутренней или духовной, знаки отчаяния, может быть, даже страха и боли - это могло бы хоть что-нибудь объяснить. Но покой и порядок…
Хозяин каравана растерялся. Все выглядело так, словно девочка, будто находясь посреди зеленого города, убежала побродить по его улочкам. Более того, сделала это не в порыве каких-то чувств или страстей, а осознанно, готовясь, понимая, что совершает проступок, за который ее ждет наказание, и все равно уходя.
"Но почему? - на смену растерянности пришла обида. - Почему она ничего не сказала мне? Я бы все понял... Или она мне не доверяет, скрывает что-то? Но ведь я ее отец!"
Он не мог понять... Не только ее, но и самого себя. Вокруг - ночь и снежная пустыня. Пусть метель бродит где-то далеко, в совсем иных краях, и дыхания ветров лишено ярости и жестокого холода, но ведь девочка сейчас среди снегов совсем одна. Она не замерзнет в теплой одежде, но мало ли других опасностей?
Караванщик должен был не стоять на месте, раздумывая, а уже бежать со всех ног назад по прочерченной полозьями повозок тропе, ища следы, которые позволили бы скорее найти дочь. Но он медлил. Да, его душа, сердце разрывались от боли, мечась между множеством вопросов, на которые разум не находил ответа. Однако они не сод¬рогались от страха, не мертвели в объятьях ужаса. Он с силой стукнул кулаком по деревянному борту повозки, стремясь причинить себе боль, ища в ней ответ. Его губы сжались в тонкие нити, острые щели сощуренных глаз скользнули быстрым взглядом по немому простору снежной пус¬тыни.
-Она ушла в снега, - сказал Атен, поражаясь тому, как спокойно и буднично прозвучали эти слова, будто он говорил о ком-то совер¬шенно чужом и далеком, а не собственной дочери.
-Ты снова чем-то обидел ее? - глаза караванщика вспыхнули болью. В голове рождались мысли, одна нереальнее другой. Ему хо¬телось схватиться за то объяснение, что казалось ближе всего к обычной жизни, держаться за него, не ослабевая хватки, понимая, что, стоит ему исчезнуть, как подкрадутся подозрения и фантазии, спеша занять освободившееся место в душе.
-Нет... Дело не во мне, а в ней. Приближается день ее рож¬дения.
-И что же?
-Девочка растет, Евсей, - у Атена был свой ответ. Каждое слово увеличивало грусть в глазах, ложилось новыми морщинами на лицо, немилосердно старя его. - И ищет свое место в земном мире.
-Среди снегов?!
-Не забывай - она родилась в пустыни. Здесь ее дом... - он за¬молчал, на миг замер в задумчивости. Затем голова караванщика нервно дернулась, глаза вспыхнули, наконец, порвав нити отрешенно¬го созерцания. В сердце заскреблась боль. - Нужно найти ее, пока ничего не случилось! - голос зазвучал твердо и решительно. - Пусть мне оседлают оленя.
-Подожди, - остановил его Евсей. Теперь пришла его пора выска¬зать свои предположения и сомнения.
-У меня нет времени на разговоры! - Атен не дал ему ничего сказать. - Кто знает, как давно девочка ушла. Нужно торопиться, по¬ка ветра не замели ее следы... - он огляделся. - Где золотая волчица?
-Ее нигде не видно. Наверное, ушла вместе с Мати.
-Хорошо, - ему стало куда спо¬койнее - малышка не одна, а под защитой священного животного гос¬пожи Айи. Как Атен и надеялся. Теперь он был уверен, что именно эта мысль удерживала его разум от того, чтобы впасть в безумие слепого отчаяния.
Евсей качнул головой, его брови сошлись на переносице, лоб пересела глубокая острая морщина.
-Атен... - вновь начал он неуверенно, словно сомневаясь, стоит ли ему говорить об этом, и, все же, решившись, продолжал: - Ты не думал о том, что все это может быть не случайным?
-Что?
-Я тут поразмыслил... Девочку могла увести Шуллат. Что если это госпожа Айя пожелала увидеть ту, которой Она покровительствовала все эти годы?
-И что же? - резко бросил хозяин каравана, который вовсе не собирался подчиняться воле судьбы. Нет, он не отдаст дочь никому, даже богине! Она его и только его!
-Просто... - прочитав во взгляде хозяина каравана слепую реши¬мость, проговорил Евсей. - Я подумал... Может быть... Если все так, стоит поговорить с господином Шамашем, прежде чем что-либо предп¬ринимать.
-Ладно, - голос Атена, которому приходилось прикладывать неи¬моверные усилия, чтобы держать себя в руках, был напряжен. Весь вид караванщика говорил: "Что бы там ни было, я не собираюсь сда¬ваться! Я отправлюсь искать дочь, даже если повелитель моей души запретит мне сделать на встречу ей даже шаг!"
Евсей взглянул на него, вздохнул, качнул головой.
-Я с тобой, - твердым решительным голосом проговорил он.
Хозяин каравана лишь кивнул, но в его глазах помощник прочел благодарность.
Быстрой походкой они подошли к головной повозке ка¬равана, Атен поднялся на облучок, Евсей остался внизу, меряя быстрыми шагами время и снега.
-Мати нет в повозке, - низким, сиплым голосом проговорил хозя¬ин каравана, не спуская с бога солнца настороженного взгляда цеп¬ких, внимательных глаз, ожидая, как тот отреагирует, что скажет в ответ.
-Они с Шуллат пошли в пустыню, - спокойно ответил Шамаш, кото¬рый даже не выпустил из рук вожжей, лишь бросил на собеседников быстрый взгляд, а затем вновь стал смотреть вперед, на дорогу.
-Ты... Ты знал... - это был не вопрос, а констатация факта. Губы Атена плотно сжались, на лицо легла тень, в глазах заплясали огненные искры - отблески яркого красноватого пламени факела, прикрепленного у облучка. Он предполагал, что ответ будет именно таким. И, все же, надеялся, что ошибается.
-Хан рассказал мне.
-Ее позвала госпожа Айя... – Евсей опустил голову. Ему вдруг показалось, что все, это конец: они никогда больше не уви¬дят малышку. Богиня не отпустит ее...
Колдун качнул головой, по-прежнему глядя вперед, а не на собесед¬ников. - Девочку влекла собственная душа, а не чужая воля.
-Но если так... - начал было Евсей, однако Атен опередил его, задав вопрос, который не мог не сорваться с губ караванщиков, глядевших на Него с сомнением и непониманием:
-Почему Ты, зная все это, отпустил ее, почему не пытался ос¬тановить?
Оба брата не сводили с бога солнца неотрывного взгляда неморгав¬ших глаз. Они были поражены услышанным, не могли поверить, что правильно расслышали, поняли Его слова, ибо это просто не могло быть правдой!
С самого первого дня своего пребывания в караване повелитель небес заботился о своих спутниках, защищая их от опасностей, спа¬сая от бед. Что же до Мати... Разве она не была Его любимицей? Разве Он не видел в ней свою младшую сестру, помогая ей, уча, делая подарки, которые со времен легенд не получал ни один смертный? И вот теперь...
-Не волнуйтесь, - Шамаш, наконец, повернулся к хозяину карава¬на. В его черных мерцавших глазах царил покой, которым Он стре¬мился поделиться с собеседниками. - С ней ничего не слу¬чится. Еще до зари девочка вернется в свою повозку целой и невре¬димой.
-Но она совсем одна в снежной пустыне!
- С ней волчица, - тихим, шуршавшим, как ветра по снегу, голосом возразил Шамаш.
-А если нападут дикие звери? Или она угодит в трещину? Целую ночь в снегах! Моя дочурка замерзнет, простудится, заболе¬ет...
-Все будет в порядке.
-Нет, я не могу просто так сидеть и ждать! Я пойду ее ис¬кать! - он уже собрался спрыгнуть с облучка, спеша броситься в сне¬га, зовя дочь, но Шамаш задержал его, положив тяжелую руку на плечо.
-Торговец, нам не следует вмешиваться, - его голос стал наби¬рать силу и властность пробуждавшихся ветров. - Более того - будет лучше вообще сделать вид, что ничего не произошло и по возвраще¬нии не расспрашивать ее ни о чем. Когда наступит время, малышка сама все расскажет.
-Но это невозможно! - в отчаянии вскричал хозяин каравана. - Од¬на она не сможет даже найти дорогу назад! А ей еще нужно выжить в снегах, что в одиночку, без защиты каравана не под силу даже взрослому мужчине, не то что маленькой девочке! - он говорил одно, а думал совсем о другом. В его груди, появившись неизвестно отку¬да, стала нарастать ярость. "Мати уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что хорошо, что плохо. И, совершая проступок, она долж¬на отвечать за него. Нарушив данное мне обещание никогда больше не убегать, она заслуживает наказания!"
-Малышка всю жизнь в пустыне и не просто знает ее, но пони¬мает, любит. И, поверь мне, это чувство взаимное, - колдун пристально смотрел прямо в глаза караванщику.
-Что бы там ни было, Мати не может просто так, когда ей того захотелось и лишь потому, что захотелось, покидать тропу, под¬вергая всех нас опасности!
-Больше она не убежит. Никогда. Но сейчас... Сейчас она долж¬на пройти весь выбранный ей путь до конца. Так нужно, чтобы ее душа обрела уверенность и покой.
Взгляды Шамаша и Атена встретились. Оба собеседника замолча¬ли, напряженно всматриваясь друг в друга, словно стремясь понять, что стоит за всеми произносимыми другим словами.
-Может быть, действительно лучше просто подождать? – переводя взгляд с одного собеседника на другого, спросил Евсей. - Если так нужно...
-Она моя дочь! - резко прервал его Атен. В устремленных на бра¬та глазах горела угроза и властный приказ: "Не вмешивайся!"
-Торговец, будет ошибкой... - начал Шамаш, но хозяин кара¬вана не дал договорить и Ему.
-Она моя дочь! - упрямо повторил он. В этот миг Атен был неспособен прислушиваться к словам, сколь бы мудрыми они ни были, из чьих бы уст ни звучали. Трепетавшая душа не позволяла да¬же попробовать вникнуть в их смысл. Чувства заглушали голос разу¬ма. - Она еще не достигла совершеннолетия! Мне, а не ей решать, какими тропами идти! И я не позволю дочери убегать всякий раз, когда ей в голову придет какая-то очередная причуда, слепо рискуя своей жизнью, не думая ни о себе, ни обо мне, ни о ком! Я сей¬час же отправлюсь за ней! И никто меня не остановит. Слышишь, никто!
Колдун вздохнул, недовольно качнул головой.
-Подожди, - он отложил вожжи, зацепил повод за крючок на облучке, а сам спрыгнул в снег. Тихо свистнув, подзывая к себе волка, он повернулся к Атену: - Оставайся с караваном. Я при¬веду малышку.
-Я с Тобой! - вскинул голову тот. Торговец был полон решимости настаивать на своем, и в этот миг даже все небожители вместе взятые, не смогли бы убедить его остановиться.
-Нет.
-Она моя дочь! - он смело смотрел прямо в глаза богу, готовый встретить и гнев, и ярость, принять любую кару.
-Ты останешься здесь! - Шамаш пронзил хозяина каравана насквозь холодным взглядом, словно, проткнув копьем, пригвоздил к месту.
Атен не мог шевельнуться. Он чувствовал себя так, словно те¬ло отказалось ему подчиняться, превратившись в холодный кусок ль¬да. Лишь когда бог солнца исчез среди снегов, к нему вернулась способность двигаться.
-Вал, мне нужен олень! - он метнулся к оказавшемуся поблизости дозорному.
-Сейчас я оседлаю... - начал тот, но Атен прервал его:
-У меня нет времени ждать. Дай мне своего!
И дозорный, подчиняясь воле хозяина каравана, спрыгнул в снег.
Через миг Атен был уже в седле.
-Евсей...
-И не думай! Я не отпущу тебя одного! - решительно отрезал по¬мощник.
-Это твой выбор, - караванщик был не в силах ни о чем думать, ничего решать. Что-то неведомое, наделенное неимоверной силой гнало его в снежную пустыню, а он даже не пытался сопротивляться этому, не видя смысла. - Догоняй, - и Атен поскакал прочь.
-Вал, - бросив взгляд вслед быстро удалявшемуся брату, Евсей повернулся к дозорному, который поспешно седлал для него оле¬ня, - разбуди Лиса. Он остается за старшего. Объясни ему, что произошло.
-Но я сам ровным счетом ничего не понимаю!
-Не важно. Просто скажи, что Мати ушла в снега, и мы пошли ее искать.
-Здесь безопасное место. Мы могли бы разбить шатер и подож¬дать...
-Да, так и сделайте!…
...-Атен! - Евсей догнав брата, когда последняя из повозок оста¬лась позади.
-По моим подсчетам девочки нет часа два-три, - поспешно заго¬ворил тот. - Караван шел медленно, так что мы с тобой на оленях быстро нагоним упущенное время...
-Ветра нет. Луна яркая, - он огляделся вокруг. - Должны были ос¬таться следы и если мы будем внимательны, то обязательно их най¬дем.
-Да.
-Не унывай, - Евсей хлопнул Атена по плечу. - Скоро Мати вер¬нется домой! - он ничуть не сомневался, что так оно и будет. Кара¬ванщик даже не задумывался над тем, правильно ли они поступают. Наверное, впервые в жизни все сомнения покинули его сердце, душу охватил азарт, чем-то сродни охотничьему. И еще. Он ощущал поразительное единение с братом, когда все их чувства, мысли вдруг стали чем-то целым, неразделимым.
А потом они практически в одно и то же мгновение увидели следы маленьких детских снегоступов, а рядом - размытые отпечатки волчьих лап.
Караванщики понеслись вперед, чувствуя себя окрылен¬ными, думая лишь о том, что цель уже совсем рядом.
И тут перед ними, словно из-под земли возник повелитель небес.
Олени застыли, как вкопанные, опустив головы к земле.
-Кажется, я просил вас остаться, - хмуро глядя на караванщиков, проговорил Шамаш.
-Там моя дочь! - воскликнул караванщик, махнув рукой в сторону терявшихся за горизонтом бесконечных снегов. В его душе, голосе, глазах сквозили нетерпение и злость на весь мир и, прежде всего, на того, кто встал у него на пути.
-Я говорил тебе: с ней ничего не случится. Я сказал, что верну ее в караван. Или тебе мало моего слова?
-Мало! - тот нервно мотнул головой. Его взгляд был прикован к снегам, не видя, не замечая ничего, что было рядом. Он мог думать лишь о том, как бы поскорее высвободиться от опеки бога солнца и продолжить путь.
-Интересная штука получается. Вы верите, когда вам это удобно, но даже не задумываетесь о вере, когда она по какой-то причине вам мешает.
-Шамаш... - с опаской поглядывая то на брата, то на повелителя небес, начал летописец, но умолк, остановленный резким взмахом руки:
-Нет уж! Я скажу все, что думаю по этому поводу...
Он долго что-то говорил, но караванщики не слушали Его. Они не могли. Чувства затуманили разум настолько, что лишили способ¬ности не то что воспринимать смысл слов, но даже слышать их.
-Да что с вами происходит! - не выдержав, воскликнул Шамаш.
-Тебе не понять этого! У Тебя никогда не было собственных детей! - сорвалось с губ хозяина каравана. - Ты не знаешь, что это такое - быть отцом! - его слова били, словно хлыстом.
-Атен! – Евсей с ужасом смотрел на брата. - Даже в отчаянии должен быть предел дозволенного…
-Ты зря пытаешься меня разозлить, торговец, - качнул головой бог солнца. В его глазах была боль, но голос продолжал звучать твердо и ровно.
-Уйди с дороги! - сквозь стиснутые зубы прошипел хозяин кара¬вана. Его глаза горели гневом.
-Атен! - на лице его брата отразились муки вновь проснувшихся сомнений. От былой решимости не осталось и следа. - Мы не можем, не должны, ведь Он...
-Не можем?! - в гневе вскричал караванщик. - Разве не боги запо¬ведали нам заботится о тех, кто идет по одной с нами тропе? Разве не Ты, - он грубо ткнул пальцем в сторону Шамаша, - говорил, что не хочешь вмешиваться в нашу жизнь, менять наши судьбы, боясь изме¬нить их к худшему? Или это был обман?
-Я говорил правду, - колдун чуть наклонил голову. Он не понимал, почему поведение хозяина карава¬на столь резко переменилось.
-В чем же тогда дело?
-Я знаю, что произойдет...
-Я, лишь я в ответе за Мати! И только мне решать, каким должен быть ее путь!
-Мне небезразлична малышка...
-С дороги! - он не собирался, не мог больше ничего слушать, когда с каждым новым словом, мигом в его груди нарастали боль и ярость. - Прочь с моей дороги! - и караванщик что было сил хлестнул плеткой оле¬ня, который, ошалев от внезапной боли, метнулся вперед, сбив небожителя с ног.
Евсей не поскакал вслед за Атеном. Несколько мгновений он, недвижим, сидел в седле, глядя брату вслед. Оцепенение покидало его душу медленно, словно кошка, которую стараются сбросить с рук, а она, не желая того, выпускает когти, цепляясь за одежду, царапаясь, в кровь раня державшую ее руку. Эта боль должна была достигнуть предела, заставить мир пропасть в яркой вспышке за ту-маном горящих слез, чтобы лишь затем уйти, унося с собой и оцепенение, и что-то еще - тонкую дымку, подобную дыханию силы, более могучей, чем та, что дана человеку, однако лишенной божест¬венного ореола небожителей.
Караванщик поспешно соскочил с седла. Он подбежал к сидев¬шему в снегу богу солнца, возле которого, тихо поскуливая, вился зо¬лотой волк. Увидев приблизившегося вплотную к его хозяину челове¬ка, зверь ощетинился, угрожающе зарычал, обнажив острые белые клыки, сжался, будто готовясь к прыжку.
-Перестань, Хан! – недовольно поморщившись, остановил его Шамаш.
-Прости... - прошептал Евсей, падая рядом с Ним на колени.
-Помоги мне встать.
Опираясь о руку караванщика, колдун поднялся, отряхнул с себя снег.
-Не знаю, что на нас нашло… - как ни старался Евсей, он никак не мог найти объяснение мыслям и поступ¬кам.
Они с братом были должны... Нет, просто обязаны остаться в караване, дожидаясь, пока бог солнца приведет из пустыни Мати. Они же, идя против воли повелителя небес, рванулись в снега, словно те звали их. И, при этом, их голова оставалась совершенно пуста, словно чистый лист бумаги. В ней не было ни рассуждений, ни объяснений - ничего, что могло бы оправдать проступок, так, словно он и не нуждался в оправданиях.
-Это было... как навет... сперва дрема, сон, подчинившие себе волю, затем внезапное пробуждение, страх, лишившие способности мыслить. А затем... полное затмение...
-Ты прав, все очень похоже на навет, - скользнув по спутнику быстрым взглядом настороженных глаз, проговорил Шамаш. - Но кто мог наслать его на вас здесь, посреди пустыни?
-Боги. Демоны. Духи, - Евсей пожал плечами. Мало ли кто мог совершить подобное? Его куда более беспокоил вопрос, почему? За¬чем кому-то было нужно это делать?
-Кто бы это ни был, - глаза колдуна, всматривавшиеся в беско¬нечные просторы снегов, напряженно сощурились, - он очень хотел, чтобы вы сошли с караванной тропы...
-Чтобы мы осушались Твоей воли! - прошептал Евсей, мысленно содрогаясь при мысли о совершенном ими с братом преступлении, са¬мом страшном из всех известных на земле, когда именно из неподчи¬нения богам рождаются все беды мира. - Мы... Мы не хотели... – детский лепет! Но что еще он мог сказать?
-Я знаю, - кивнул Шамаш, продолжая внимательно огляды¬вать все вокруг.
Скорее инстинктивно, чем осмысленно, летописец тоже осмотрелся, но, не найдя ничего, что несло бы на себе отпеча¬ток беды, прошептал:
-Все выглядит таким безмятежным и спокойным... – "Слов¬но ничего и не произошло", - мысленно закончил он, украдкой взглянув на повелителя небес: - Господин, прости нас, неразумных! Мы дейс¬твительно не хотели... Накажи нас, но не сердись!
-Пустыня только кажется спокойной. На самом деле она трепе¬щет, словно невидимый лист на слепом ветру... - брови Шамаша были сведены, на лице - напряженное внимание в ожидании чего-то недоброго...
И другой, совершенно отличный от первого, страх пронзил душу караванщика:
-Если наш поступок подвергнет опасности Мати...
-Ей ничего не угрожает. Она под надежной защитой.
-Конечно, госпожа Айя... - караванщик уже хотел понимающе кив¬нуть, как заметил, что небожитель решительно качнул головой:
-Я не знаю, на чьей стороне богиня снегов и не собираюсь сейчас выяснять. Это не важно. У меня достаточно сил, чтобы защи¬тить девочку, даже находясь вдали от нее. А вот ее отец... Он слеп и глух - легкая добыча для любой притаившейся за горизонтом бе¬ды, - глаза колдуна, скользившие по безбрежным просторам пустыни, ища тень надвигавшейся беды, сверкнули: - Скорее. Садись в седло, - при¬казал он караванщику, подтолкнув его к оленю. - Нужно торопиться.
Евсей подчинился.
-Скачи за волком, - тотчас последовал новый приказ.
На этот раз караванщик замешкался.
-Господин... Твоя нога... Не будет ли лучше... - он хотел пред¬ложить богу занять его место в седле. В конце концов, он мог бе¬жать рядом, держась за стремена. Но когда Евсей взглянул на Шама-ша, то, потрясенный, умолк, увидев, что Тот больше не стоит на земле, а парит, окруженный ярким золотым ореолом, в засеребрив¬шемся, зазвеневшем воздухе.
"Вот о чем говорил Атен! - мелькнуло в голове караванщика. - Вот что он видел и что позволило ему первым распознать в Шамаше бога солнца!" - он сглотнул подступивший к горлу комок, с силой стиснул кулаки, стараясь, ох¬ваченный трепетом, сдержать накатившуюся на него бесконечной снежной волной дрожь.
-Евфрасей! - вывел его из оцепенения властный голос. - Торопись! Твоему брату понадобится помощь нас обоих! Скачи за вол¬ком! Не медли! - и повелитель небес исчез.
Глава 3
-Она моя дочь! Моя дочь! – упрямо повторял Атен.
Караванщик ехал, не отрывая взгляда от следов на снегу, боясь хотя бы на мгновение потерять их путевод¬ную нить из виду. Иное перестало для него существовать. Все, что осталось от мира - он сам и эта тонкая полоска снега под ногами.
И тут олень остановился. Все произошло настолько внезапно, что Атен, не удержавшись в седле, перелетел ему через голову. Снег смягчил приземление, избав¬ляя тело от ушибов и переломов, но отсутствие физической боли лишь усилило духовную. Отчаяние и ненависть, гнев и ярость заполнили собой все сознание, на миг ослепив глаза.
-Ты! - выдохнул он. Поспешно вскочив на ноги, караванщик бросился к спустившемуся с небес на землю богу солнца.
-Стой, торговец! - не желая использовать магическую силу против друга, тот вытянул вперед в предупреждающем жесте руки.
-Пропусти меня! - он рванулся, пытаясь подняться, но ноги скользили по ледяной корке, руки проваливались в глубокие сугро¬бы, не позволяя выбраться из снежных сетей. - Демоны и их повелитель! - ругательство было го¬тово сорваться с его губ, но тут...
-Атсинен… - сказанное Шамашем заставило караванщика не просто проглотить обидные слова, но забыть о них. Полное, тайное имя всегда имело над человеком особую, не сравнимую ни с чем иным власть, а уж в устах бога оно становилось оружием, способным на все.
Атен замер на месте, не спуская остановившегося взгляда немигавших глаз с лица небожителя. Прошло несколько мгновений, прежде чем сознание начало проясняться, вернулась способность здраво рассуждать.
Караванщик огляделся. В его глазах отразилось непонимание, на лицо легла тень сомнения. В первый миг он не только оказался не в силах вспомнить, как оказался посреди снегов, вдали от каравана, но даже не узнал окружавшей его пустыни. Все казалось странным, чужим, за¬волоченное какой-то алой скользкой дымкой, чей запах был полон духа ядовитого растения. Дрожавшие руки потянулись к голове, ладони сжали ее, разрывавшуюся на части. В висках стучал глухой, тяжелый гул, подобный раскатам далекого грома.
-Что происходит? - с трудом прошептал он. - Что со мной? - он под¬нял полные боли и отчаяния глаза на бога солнца, который в этот миг был для его разума единственной опорой.
-Ты был во власти навета, - по губам Шамаша скользнула едва заметная улыбка, когда он понял, что смог достучаться до разума своего спутника. – Сейчас ты свободен, но тот, кто наслал его на тебя раз, может сделать это снова. Так что слушай меня, слушай внимательно! Не думай ни о чем. Забудь о прошлом. Не ищи ответов в настоящем. Замри и читай молитвы. Они удержат тебя на грани. И что бы ни бы¬ло, что бы ты ни увидел, не шевелись! Помни, Атсинен! Иначе быть беде!
-Я... Я постараюсь, господин! - прошептал тот.
-Хорошо, - колдун кивнул.
Повернувшись к караванщику спиной, Шамашу огляделся вокруг. Его лицо помрачнело, глаза сощурились. Холодным огнем в ни вспыхнула злость на остававшегося невидимым про¬тивника, который столь бесцеремонно и жестоко играл судьбами не способных хотя бы что-то понять, не то что изменить, защищая се¬бя, людей.
И тут...
Он резко вскинул голову, почувствовав, как земля под ногами вдруг вздрогнула, шевельнулась. В ее глубине, под тол¬щей снегов, родился напряженный гул, который рос и рос, приближа¬ясь.
-Что это? - растерянно глядя себе под ноги, спросил караван¬щик, которому никогда прежде не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. "Может быть, именно так рождается трещина, та, что сей¬час разверзнется..."
-Я приказал тебе: замри! - колдун пригнулся к земле, приблизил ладони ее к холодным покровам, закрыл глаза, отказываясь от обыч¬ных людских чувств ради магических.
Среди белых складок снегов он отыскал неведомую тварь, мед¬ленно поднимавшуюся из глуби земли, но сумел разглядеть лишь длинное, лишенное конечностей тело - хвост гигантской змеи, да бездонную пасть, подобную яме, в глубине которой, словно рогатина в ловушке, сверкал длинный острый клык, хранивший в себе смертельный яд.
Это жуткое создание было еще очень далеко, но маг уже чувствовал отравленный дух, который оно источало. За¬пах затуманивал сознание, одурманивал...
Закашлявшись, Шамаш резко отпрянул от снежного покрывала. С си¬лой сжав зубы, он несколько мгновений боролся с волнами дурноты, заставляя себя глубоко и размеренно вдыхать морозный воздух пустыни. Когда дурман отступил, понимая, что бессилен против того, кто не принял над собой его власть, маг вновь наклонился к земле.
Перед ним был не призрак, не дух, а хищник, которого можно было попытаться отогнать, заставить уползти обратно, в свою нору, где тот спал до тех пор, пока его не потревожили. Он, закрыв глаза, заставил свой разум приблизиться к духу снежного змея и затем медленно, успо¬каивая, усыпляя, беззвучно зашептал слова заклятья, в которых бы¬ла не угроза, а покой, не вражда, а протянутая рука дружбы и до¬верия.
Колдун почувствовал, что тварь начала успокаиваться, прекратила свой подъем к поверхности, закрыла пасть, мотнула вытянутой, ли¬шенной глаз головой, сбрасывая тонкую дымку - сеть, наброшенную на нее кем-то неведомым даже ей самой.
"Вот и хорошо, - Шамаш устало улыбнулся, - теперь возвращайся назад, в свою нору. Человек - слишком большая добыча для тебя. Ты сможешь убить его, но не проглотить. Дождись кого-нибудь помень¬ше, зверя, который не обманет твоих надежд и утолит голод..."
Змея подчинялась его воле. Да, она была согласна - к чему зря тратить столь необходимый для жизни яд? Лучше притаить¬ся в ожидании пищи. Тем более что пришедшие на ее территорию и сами собираются уходить. Они не останутся здесь. И с чего это она взяла, что чужаки будут ей конкурентами в борьбе за жизнь?
Шамаш выпрямился, повел затекшими плечами, затем поднеся за¬мерзшие руки к губам, подул на них, сог¬ревая горячим дыханием.
Оставалось совсем немного - несколько мгновений спокойствия и тишины, не таившей в себе ни следа угрозы, чтобы все осталось позади.
Но тут...
Атен мотнул головой. Перед глазами закружились какие-то блики, тени. Все поплыло.
Он зажмурился, надеясь прогнать странное наваждение, но что-то вдруг в нем расстроилось. И когда хозяин каравана открыл глаза, на мир смотрел слепой, неосмысленный взгляд не человека - призрака. Медленно, осторожно, боясь вспугнуть способную убежать, но не защищаться жертву, к нему начали возвращаться обрывками воспо¬минаний мысли, страхи...
"Мати! - боль острым взмахом острого клинка резанула по сердцу. - Моя маленькая девочка! Где ты? Совсем одна в сне¬гах, где всюду опасность? Нет, я не могу ждать! Я должен найти ее, за¬щитить!"
И едва караванщик подумал об этом, как ему показалось, что он увидел мелькнувший впереди маленький детский силуэт.
-Мати! - вскрикнул Атен и бросился вслед за тенью.
...Снежная змея уже почти заснула. Но новая волна дви¬жения, кругами прошедшая по поверхности снегов, пробудила ее злобу, разожгла ярость, наполнила новыми силами и погнала наверх, навс¬тречу врагу.
Тварь обезумела. Яркая вспышка ненависти сожгла тон¬кие нити, которые все еще соединяли воедино разум Шамаша и дух змеи. Магия, словно отразившись в кривом зеркале, обра¬щавшим добро во зло, а заботу в стремление причинить боль, обру¬шилась на своего создателя, не успевшего отреагировать и защи¬титься. Колдуну показалось, что он вновь вернулся в миг сражения с Потерянными душами. Вокруг бушевали стихии, чье при¬косновение причиняло нестерпимую боль не только телу, но и душе. Воздух стал холодным и тяжелым, как лед, кровь была готова застыть в венах, не справляясь с ее тягучим потоком, серд¬це нервно билось в груди, а разум...
В отчаянии следя за всем про¬исходившим, он к своему ужасу совершенно отчетливо понимал, что не может сделать ничего, чтобы предотвратить неминуемое.
-Торговец, стой на месте! - заметив сквозь дымку слез и крова¬во-алой мути, что караванщик, вопреки всем запретам, двинулся вперед, навстречу не видимой его оку опасности, крикнул Шамаш.
Но Атен не слышал, не мог услышать.
И тогда, в кровь кусая губы, колдун бросился ему наперерез. Его хватило лишь на то, чтобы сделать несколько шагов. Потом он почувствовал на губах, горевших огнем щеках, покрытом капель-ками пота лбу снег, чье холодное прикосновение возвращало покой, даря забытье.
-Господин... Господин! - он очнулся не от резкого, испол¬ненного болью крика, слух вернулся уже потом. Сначала было прикос¬новение горячего языка к замерзшим рукам.
Застонав, Шамаш перекатился на спину и замер, глядя на вы¬сокие яркие звезды, смотревшие на него с тревогой и заботой.
Потом он увидел над собой испуганные, полные тревоги за дру¬га и хозяина глаза золотого волка, а спустя еще мгновение - такое же паникующе взволнованное лицо Евсея.
Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя, когда же разум прояснился, первым, о чем он вспомнил, был хозяин каравана.
-Торговец! - он рванулся, спеша поскорее встать.
Евсей помог Ему подняться, поддержал, когда движение, отдавшись резкой острой болью не столько в теле, сколько в разуме, заставило мир зашататься, заскользить перед глазами, теряя очертания.
-Что случилось? - со страхом глядя на бледное, такое же белое, как покрывший сединой волосы снег, лицо повелителя небес спросил караванщик.
-Потом объясню... - глухо проговорил колдун, сумевший, по¬боров волны дурноты, выпрямиться, оглядеться вокруг. - Хан, - прика¬зал он не сводившему с бога солнца настороженного взгляда вол¬ку, -найди хозяина каравана. Быстрее!
Зверь застыл, принюхиваясь к ветру, но лишь на мгновение, спустя которое, отыскав нужный запах, солнечным лучом скользнул по лику пустыни, остановился шагах в сорока над чем-то серым, ле¬жавшим в снегах, обернулся назад и замер, не двигаясь с места, ожидая новых команд.
Сжав зубы, сдерживая полный отчаяния и боли стон, готовый сорваться с посиневших губ, Шамаш бросился к нему.
Евсей побежал следом. Его сердце колотилось в безумном рит¬ме, то убыстряясь до предела, когда казалось, что еще миг - и оно разорвется, то обмирая, замедляясь, почти останавливаясь, в ужасе начавшего просыпаться понимания того, что случилось несчастье. Его глаза видели лишь серую тень, упавшую в снег, но сердце, душа уже различали в ней брата.
Атен лежал на боку, подтянув колени к животу и прижав руки к груди. Ветер сорвал шапку, откатив ее далеко в сторону, и теперь серебрил всклокоченные волосы, покрывая тонкой коркой из-морози усы и бороду.
Он был еще жив, но не мог даже шевельнуться, когда все тело свела ужасная судорога, пронзая болью руки и ноги, лишая их воз¬можности двигаться, исполнять приказы разума.
-Господин... - увидев упавшего рядом в снег Шамаша, прошептали его запекшиеся губы. - Прости, я... я нарушил Твой приказ...
Тот не слушал его.
-Змея. Она ужалила тебя? Куда? - спросил он, затем, не дожида¬ясь ответа, провел ладонями над караванщиком, ища жар воспаления, который исходил бы от места укуса. Ему потребовалось всего нес¬колько мгновений, чтобы обнаружить... Голень левой ноги! Вздох облегчения сорвался с его губ. Если так, еще можно помочь. - Бо¬рись! Слышишь! Ты должен жить!
-Не могу, - тот не чувствовал уже ничего. Боль ушла. Ей на смену пришел покой, полный сонной дремы. Глаза начали сами закры¬ваться...
-Евфрасей! Сними ремень и перетяни ему потуже ногу, чтобы кровь не разносила яд по всему телу… Выше. И туже, - не теряя ни мгновения даром, Шамаш, отдавая команду летописцу, сам раз-резал ножом ткань штанины, обнажая бледную онемевшую кожу ноги с маленькой красной ранкой - точечным следом укуса, вокруг которой уже образовалась начавшая синеть припухлость.
-Атсинен, сопротивляйся! - заметив, что раненый готов сдаться, погружаясь все глубже и глубже в облака снов, он поднес к самому лицу караванщика вспыхнувший бледным лунным светом клинок. - Взгля¬ни. Вспомни этот нож, - видя, что хозяин каравана, подчиняясь, отк¬рыл глаза, Шамаш продолжал: - когда ты отдавал его мне, то сказал, что твоя жизнь в моих руках.
-Да, господин... - едва слышно, с неимоверным трудом шевеля непослушными губами, пробормотал он.
-Я не хочу, чтобы ты умирал! Я приказываю тебе жить! Борись же! Не сдавайся!
-Я... подчиняюсь воле Твоей... - пробормотал тот. Удерживая создание, он зашептал слова молитвы, той, что разум знал лучше всего, чьей тихой власти была послушна душа.
Шамаш скинул полушубок, не глядя, бросил Евсею, велев:
-Укутай его, - сам же стал поспешно растирать холодные онемев¬шие ладони, чтобы вслед за огнем в них поскорее вернулась магия. Но руки никак не желали подчиняться, пальцы застыли, полу¬согнутые, скрюченные…
-Черные боги, - выругался колдун, зная, что каждое новое мгно¬вение промедления может стоить караванщику жизни.
Он всецело сосредоточился на ране, заставляя кровь, отрав¬ленную ядом сначала медленно, капля за каплей, затем тонким черным ручейком вытекать наружу...
Время остановилось.
-Господин... - лишь когда Евсей осторожно коснулся его плеча, Шамаш очнулся, взглянул на ногу караванщика, с облегчением отме¬чая, что опухоль стала спадать, ядовитая синева исчезла, сменившись блед¬ностью. Затем он встретился взглядом с глазами Атена, из которых ушли тени приближавшейся смерти.
-Как ты? - тихим от усталости голосом спросил он.
-Со мной все в порядке. Спасибо, господин, - ответил тот, собираясь встать, подтверждая, что достаточно силен, чтобы поза¬ботиться о себе самостоятельно.
-Не спеши, - удержал его Шамаш. - Я удалил основную часть яда, но не весь. Укус змеи опасен не только тем, что убивает в тот же миг, но и потому, что может нести медленную смерть... - он оглянул¬ся назад, где в стороне спокойно стояли олени. Рожденные в нево¬ле, они настолько привыкли к своему пути, что даже не помышляли о том, чтобы, почувствовав, как ослабли сдерживавшие их бег оковы, вырваться на свободу. Нет, склонив головы вниз, они топтались на месте, разрывая копытами снег, учуяв запах росшей под ним травы и спеша добраться до пищи.
-Я приведу оленей, - Евсей поднялся, но Шамаш остановил его.
-Подожди, - его глаза настороженно сверкнули, брови сошлись на переносице.
Следуя молчаливому приказу, к нему подбежал волк, на миг зас¬тыл, чуть наклонив голову, затем приблизил морду к снегу, приню¬хался и, учуяв что-то недоброе, тихо заворчал.
-Знаю... - поймав озабоченный взгляд зверя, колдун кив¬нул. - Нужно быстрее выбираться отсюда.
-Я... - начал было Евсей, указав рукой на оленей, вновь пред¬лагая свою помощь.
-Нет! - решительно остановил его Шамаш, а затем вновь повер¬нулся к волку.
-Твой шаг легче. Пригони к нам рогачей.
Хан в тот же миг вскочил и почти не касаясь снега, словно скользя над ним, побежал выполнять приказ.
-Еще одна змея? - Атен шевельнулся, нервно вздрогнул, словно от судороги. Ему никогда раньше не приходилось встречаться с подобными тварями, хотя он и знал, что в пустыне их множество. Просто змеи, не любившие, когда их тревожат, обычно держались в стороне от караванных троп, в то время, как люди практически ни¬когда не покидали линий пути.
-Не змея, - качнул головой Шамаш, но его голос при этом зву¬чал так глухо, что ответ ни сколько не успокаивал, скорее еще сильнее пугал.
-Кто же тогда? - Евсей внимательно осматривал просторы снегов, стараясь разглядеть знак той беды, чье приближение предвидел бог солнца и чуял золотой волк.
-Не менее опасное создание. А может - еще большее... - хмуро проговорил колдун. Увидев, что, пока они говорили, Хан, выполняя команду, пригнал к людям оленей, он поднялся. Вдвоем с Евсеем они помогли Атену встать, забраться в седло, затем Шамаш передал по¬вод второго оленя летописцу. - Скачите назад, в караван.
-А Ты? - братья медлили. В их душах благодарность переплелась с чувством вины, когда торговцы понимали, что, послушай они бога солнца, подчинись Его воле, ничего бы не случилось, а теперь...
-Скачите. Я сокращу ваш путь...
-Шамаш, но как же Мати? - что бы там ни было, но отец не мог не думать о дочери, не беспокоиться о ней. - Она должна быть где-то рядом, и...
-Сколько можно повторять: с девочкой ничего не случится! На рассвете она вернется в караван целой и невредимой, - затем его голос стал жестким, холодным, - но если вы не поторопитесь, то, может статься, что она не встретит там ни одного родного человека.
-Но как же... - Евсей все еще медлил. Он понимал, что должен скакать с братом, когда тот, попав под волну вызванного ядом дур¬мана, мог без посторонней помощи не добраться до повозок. Но, вместе с тем, ему не хотелось оставлять и повелителя небес одного перед ли¬цом неведомой опасности, за которой могли стоять враждебные Ему боги и, в первую очередь, Губитель. Враг, проигравший в открытом бою, не мог не жаждать мести. А удар в спину, травля противника дикими зверями - это дело, достойное бога погибели.
-Быстрее, - Шамаш шлепнул рукой по боку оленя, вынуждая его сорваться с места, а следом, подгоняя животное, понесся волчий рык.
Колдун проводил их взглядом.
"Они в безопасности, - Хан повернулся к Шамашу. Его глаза гля¬дели настороженно, в них читался укор. - Не пора ли теперь позабо¬титься и о себе?"
"Это тварь, что приближается к нам - одна из тех, кого ваше племя называет Несущими смерть?"
"Да, - волк наклонил голову. - Ты уже ощутил на себе удар ее младшей побочной сестры, не пробуй подчинить старшую, отступи. В этом нет ничего постыдного..."
"Не могу", - задумчиво глядя на просторы снежной пустыни, кол¬дун качнул головой.
"Почему? Прости, хозяин, но с чего это глупое упрямство, за которым ничего не стоит?"
"Разве? - Шамаш горько усмехнулся. - Эта тварь ведь охотится не за мной, ей нужны они", - он взглянул в ту сторону, куда ускакали всадники.
"Они покинули охотничьи владения Несущей смерть."
"Сейчас это не значит ровным счетом ничего. Неужели ты не чувствуешь, что она действует не по собственной воле? Кто-то го¬нит ее, подчиняет своей власти, полня яростью безумия. Если ее не остановить, она нападет на торговцев, даже когда те вернуться на караванную тропу".
"Это так, - волк зябко переступал с лапы на лапу, недовольно поглядывая на Шамаша настороженным взглядом рыжих глаз. - Ты прав и в том, что она охотится только за этими двумя детьми огня, - на миг он умолк, раздумывая над чем-то, словно сомневаясь, поймет ли собеседник то, что он собирался предложить ему, и, все же, ре¬шившись, продолжал: - Отдай ей их".
"Что?"
"Отдай. И все остальные будут спасены".
"Как ты можешь предлагать такое! Эти люди приняли нас в свою семью. Неужели ты не испытываешь к ним ни капли благодарности, признательности?"
"Наше племя всегда платит добром за добро. Это в нашей кро¬ви".
"Тогда в чем же дело?"
"То, что я предлагаю, будет добром. Для всех. И для них тоже. Если с тобой что-нибудь случится, погибнет весь мир. А так - лишь два сына огня. Если бы ты спросил у них, они бы согласились с такой судьбой. Са¬мопожертвование - в их природе".
"Нет".
"Почему? Ты ведь знаешь: я говорю правду".
" Но я так не могу..." -опустив голову на грудь, проговорил он.
"Попытаешься их спасти?"
"Да".
"Ну что ж, - волк искоса глянул на него, - тогда готовься к бою... - он осмотрелся, принюхиваясь к духу пустыни. - Здесь не лучшее место для драки. Пока еще есть время, нужно отступить к развалинам..."
"Нет, - прервал его Шамаш.- Совсем рядом, в ледяном дворце малышка. И я менее всего хочу, чтобы ей угрожала хотя бы тень опасности... Вот что, - он повернулся к Хану, - беги к ней. Проследи, чтобы ни девоч¬ка, ни твоя сестра не покидали пределов убежища до тех пор, пока опасность не минует".
"Ты беспокоишься совсем не о том, о чем следовало бы, - волк недовольно наклонил вперед голову, не спуская с хозяина хмурого взгляда настороженных, поблескивавших желтым пламенем глаз. - Вдвоем с Шуш мы сможем защитить вас обоих, в то время как по от¬дельности не справимся со столь сильным врагом, с которым нам предстоит столкнуться...- умолкнув, он быстро завертел головой, оглядывая снежные просторы пустыни, по которым, казалось, пробе¬жала волна сгустившихся теней, соединенных друг с другом звенящи¬ми нитями напряжения. - Нам нужно торопиться, пока еще не позд¬но, - осторожно взяв хозяина за рукав грубого вязанного свитера, он потянул его за собой, прочь с того места, от которого с са¬мого начала исходил дух смерти".
"Я ведь сказал: иди один, - Шамаш вырвался, нисколько не заботясь о том, что острые звериные клыки могут не только порвать шерстяные нити, но и поранить защищенное лишь ими тело. - Давай же", - он взмахнул рукой, отгоняя от себя зверя.
Хан отбежал на несколько шагов и вновь остановился, замер, прижимая заостренные уши к голове, которая сделалась от этого по¬хожей на рыжий клин. Его нос недовольно наморщился, губы разду¬лись:
"Ты что, ничего не понимаешь? Несущая смерть опасна! И куда опаснее для тебя, чем для детей огня!"
"Хан..." - Шамаш нахмурился, недовольный тем, что волк, вместо того, чтобы просто исполнить приказ, освобождая хозяина от забот, решил с ним спорить.
Зверь не собирался его слушать. Видя, как убегают драгоцен¬ные мгновения, он глухо зарычал, спеша за короткий последний миг все же объяснить своему хозяину то, что тот так до сих пор и не понял:
"О чем ты думаешь? О бессмертии бога? Но ведь даже веч¬ность имеет свой конец!"
"Я знаю".
"Вот как? А известно ли тебе, что именно яд Несущих смерть был на клинке, убившем твоего предшественника?" - он не отрываясь смотрел на хозяина, следя за его реакцией.
Колдун качнул головой:
"Нет. Но это ничего не меняет... Уходи!" - его глаза, устремившие холодный взгляд на волка, стали властными и жесткими, наполнившись металлическим блеском.
"Поздно", - Хан вздохнул с некоторым облегчением: ожидание осталось позади. Дальше был бой, в котором не останется места ни для чего, кроме дыхания смерти и борьбы за жизнь. Зверь собрался, сжался, готовясь к прыжку. Шкура на его спине встала дыбом, пройдя гребнем, подобным тому, что носит дракон, по всему хребту от загривка до кончика неподвижно замершего хвоста.
-Я задержу ее. Уходи! - процедил сквозь сжатые губы Шамаш, глядя на волка, не пытаясь скрыть боль, плавившуюся в глазах, а затем, решительно отвернувшись от своего четвероногого друга, словно стремясь показать, что не желает его больше видеть, заша¬гал прочь.
Его пальцы сжались в кулаки, непослушные пряди черных волос затрепетали на ветру, который, пробудившись, торопливо, словно боясь не успеть прийти на помощь своему повелителю, набирал силу, кружа в вихрях снег, заполняя им все пространство между небом и землей, стирая всякие пути и границы.
Твердь затрепетала под ногами, застонала, как от страшной боли, рвавшей ее изнутри. Колдун не стал ждать, когда она разверзнется живым воплоще¬нием бездны и, оттолкнувшись от снежного наста, поднялся в воз¬дух, где, скрестив руки перед грудью и закрыв глаза, отдавая свое тело во власть стихии, замер, погружаясь в неведомое оку мерцание силы.
Он хотел приблизиться к разуму создания снегов, но у этой твари его не было вовсе. Ни мыслей, ни страхов, ни чувств, лишь стремление убивать.
И тогда он, застыв на месте, приготовился ждать, когда противник, остававшийся до сих поры несмотря на все стара¬ния колдуна, невидимым, лишенным даже самых расплывчатых очерта¬ний, наконец, предстанет перед ним.
Не было никакой возможности успокоить, усыпить тварь, убе¬дить ее повернуться, возвратиться в снега. Слова, властные над большей частью живых существ, оказались бессильны, словно Несущая смерть была и не живым созданием, а тенью, призраком, лишенным не только души, но и духа демоном.
Но нет, от нее не веяло и потусторонней силой. Шамаш, па¬мятуя о недавней встрече со снежной змеей и предполагая, что Несу¬щие смерть могут обладать той же способностью кривого отражения, пользовался магической силой с чрезвычайной осторож¬ностью. И все равно он чувствовал, как неведомое создание отталкивало от себя прикосновение, отвечая стрелами ненависти и ярости, создавая их из всего - собственных чувств, чужого дара, даже сти¬хий, созданных и подчиненных другим, но в какой-то степени подвластных и этой твари.
Колдун застыл на месте, понимая, что ему не остается ничего, кроме как ждать.
Он успокоил ветра, восстанавливая границы и ровняя поверх¬ность земли, сознавая, что в предстоящем бою даже эти извечные по¬мощники наделенных даром могут стать не только помехой, но и вра¬гами.
И, все же... Пусть небо прояснилось, открывая взору мерцавшие в мутной дымке луны снежные просторы пустыни на многие часы пути, однако колдун, который уже кожей чувствовал приближение врага, не мог разглядеть его ни взглядом волшебного дара, ни обычным зрением человеческого глаза. Словно Несущая смерть отражала не толь¬ко силу, но и свет, оставаясь невидимой частью тени.
Резкий волчий рык резанул по слуху, заставляя Шамаша очнуть¬ся от забытья, в которое он, незаметно для самого себя, начал погружаться. Оглянувшись, он увидел золотого зверя, который огромными прыжками даже не бежал - летел прямо к нему. Казалось, еще мгно¬вение, и хищник, забыв о том, кто он, кто его враг, а кто - друг, бросится на хозяина, чтобы, сбив его с ног, вцепиться в горло.
Колдун смотрел на волка, не понимая, что с ним случилось, пред¬полагая, что, возможно, все дело в Несущей смерть, которая ка¬ким-то неведомым образом сумела подчинить себе волю зверя, одна¬ко, в душе не веря в это. И пусть он видел отблески безумия огня в глазах волка, белую пену слюны, стекавшую из пас¬ти, он стоял на месте, даже не думая защищаться, глядя на зверя с сочувствием и болью.
И краткое мгновение растяну¬лось на целую вечность. В сердце не было страха, лишь ожидание того, что будет дальше... Каким бы ни было это будущее.
Его глаза и глаза волка встретились, скорее случайно, чем осознанно и всего лишь на мгновение, но и этого оказа¬лось достаточно, чтобы в духе зверя что-то ожило, колыхнулось, ощутило сомнения и обрело понимание.
И в последний миг, когда острые белые клыки уже были готовы вцепиться в хрупкую и ранимую человеческую плоть, волк изменил направление прыжка, обрушившись на нечто, висевшее блеклой тенью над землей возле самых ног колдуна, оставаясь до этого мгновения незамеченным ни оком, ни душой.
Резким ударом лапы Хан отбросил не ожидавшую нападения тварь в сторону от своего хозяина, сбил вниз, прижимая к земле, зары¬чал, скаля зубы.
Шамашу, не спускавшему с него пристального взгляда напряжен¬но сощуренных глаз, казалось, что волк кусает, рвет на части воз¬дух... Но вот этот воздух затрепетал, заворочался, с силой дер¬нулся нанося ответный удар, который отшвырнул золо¬того зверя далеко в сторону. Волк громко заскулил, заплакал от резкой боли, а затем, с хрустом ударившись о жесткий, покрывшийся ледяной коркой снежный наст, затих.
Чувствуя волну боли, прошедшую по членам снежного охотника, сильнее, чем свою собственную, колдун резко повернулся к невидимому противнику. Его глаза вспыхнули черным огнем.
Первый удар был нанесен и Шамаш считал себя вправе отве¬тить, однако в тот миг, когда, собрав воедино магические силы, он уже был готов обрушить их на невидимку, его остановил полный боли и ужаса вскрик волка:
"Нет! Только не дар!" - Хан возился в снегу, силясь подняться на лапы, вновь ринуться в бой, стремясь пусть даже ценой собственной жизни защитить хозяина. Он скулил от осознания собс-твенной беспомощности, глотая рыхлые комки серого снега.
И Шамаш подчинился, слушаясь совета своего золотого спутника. Он стиснул зубы, заставляя вспыхнувшую огненную волну силы угаснуть, погружаясь в покой забвения, и доставал из-за пояса острый нож, который, в напоминание о том обете, что был дан ему хозяином каравана, постоянно носил с собой.
"Капюшон! Бей! Жизненная сила Несущей смерти в нем! - подска¬зывал ему волк. - Только не касайся обратной стороны. Будь осторо¬жен: там яд!"
Он наклонил голову в знак того, что поднял друга. Затем его глаза обратились на то место, где прятался под плащом-невидимкой враг. Но стоило небожителю сосредоточиться на противнике, вернее, его тени, как сознание помутнело, поплыло, уже через миг он чувство¬вал себя игрушкой в руках кукольника, не способной самостоятельно сделать ни одного движения, покорной в своей беспомощности.
Шамашу потребовалось несколько мгновений, чтобы справиться с наваждением. Это было самым первым и трудным шагом. Затем он с силой сжал кулаки, так, что ногти впились в ладонь, раня их в кровь. Боль принесла просветление. Сознание было подобно огню, что мерцал, трепетал, шипя под дождем. И, все же, этого оказалось дос¬таточно, чтобы вернуть власть над собственным телом и ринуться в бой.
Враг явно не ожидал, что, не знакомый с тайнами созданных пустыней и выживших там, где, казалось бы, не было места ни для одного живого существ, противник сможет вырваться из раскинутой им паутины. Или, возможно, дело было в чем-то ином. Возможно, Несущая смерть переоценила свои силы. Так или иначе, колдун да¬же не заметил, как все закончилось: он продолжал стоять, зажав в руке нож, с которого стекали, касаясь пальцев жгучей бледной слизью капли того, что должно было быть кровью снежного существа.
Ему не нужно было смотреть на противника, чтобы понять, что тварь мертва и, значит, более не заслуживает никакого внима¬ния. Впрочем, даже если бы это было иначе, Шамаш не стал бы тра¬тить на нее ни одного лишнего мгновения. Он бросился к лежавшему на снегу волку.
"Куда она ужалила тебя?"
"Не надо, не ищи...." - его мысленный голос был слаб и сонливо замедлен.
"Я вытяну яд".
"Я сказал: не надо, - устало проворчал волк. - Раз я до сих пор не испустил дух, значит, есть шанс, что выживу. И если так, мне будет даровано противоядие, которое сделает яд Несущих смерть неопасным для меня".
"К чему этот риск?" - он с болью и сочувствием смотрел на волка, не понимая причины, по которой тот не позволяет помочь.
"Так нужно, - глаза зверя упрямо сверкнули. - Только так я смогу продолжать жизнь! Это испытание, без которого я не стану тем, кто сужден тебе в спутники на этом пути!"
Шамаш сжал губы, закрыл глаза, которые сжигали изнутри сле¬зы. Чувства, которые он столько времени хранил в самом дальнем закутке души, бились, трепетали, стремясь вырваться наружу.
Он вспомнил дракона... Сколько лет крылатый странник был его другом? Кажется, всегда. Не было ни разу, когда бы тот ни пришел на зов, помогая в беде. Они дружили еще с тех пор, когда были детьми, тайком от взрослых встречаясь на грани людских и драконьих земель, держа это в секрете до тех пор, пока на кры¬латых странников не обрушилась беда, с которой они оказались не в состоянии справится самостоятельно. Рок, который не трогал тех, кто уже появился на свет, но не давал ни единого шанса родиться новым поколениям. Тогда, узнав обо всем от друга, колдун осмелил¬ся явиться на драконий круг и предложить старейшинам крылатого племени свою помощь...
Колдун понимал желание отблагодарить. Но такой ценой... Всякий раз, возвращаясь назад, к бою с Потерянными душами, перелету че¬рез грань миров, наделенный даром думал о том, что не должен был позволять другу идти путем, который вел его к смерти. Нужно было найти иной способ справиться с врагом, не перекладывая груз своей смерти на чужую судьбу.
И вот теперь... Он думал:
"Почему все те, кто мне дорог, должны умирать вместо меня? Неужели так будет всегда? Если так, лучше уж оставаться одному, в пустоте, чтобы у меня было нечего отнимать".
"Хан... - Шамаш не знал, что сказать. В его глазах была боль. - Прости меня".
"Ты ни в чем не виноват, хозяин, - тот подполз к нему, ткнулся в руку горячим сухим носом. - Не мучай себя. И не беспокойся за меня: все будет так, как суждено..."
"Давай, - он склонился к волку, - я отнесу тебя назад, в ка¬раван. Там ты согреешься..."
"Подожди, - остановил хозяина Хан. - Сперва ты должен взглянуть на Несущую смерть".
"Сейчас не время..." - запротестовал тот, но зверь сер¬дито зарычал, прерывая его:
"Другой возможности не будет. Ты должен получше рассмотреть эту тварь, должен, если собираешься продолжать идти по пустыне в человеческом обличие, одетый смертной плотью. Ты должен запомнить врага. Не чтобы сражаться с ним, а чтобы никогда, слышишь, никог¬да больше не вступать в бой с этой тварью! - чувствуя, что Шамаш, не согласный с ним, собирается что-то сказать, волк поспешно про¬должал: - Тебе следует знать: у Несущих смерть единое сознание. Они учатся на ошибках друг друга и в следующий раз ты не сможешь по¬бедить, пользуясь случаем, который был твоим единственным шан¬сом... Иди же! ...Иди, прошу тебя!" - глаза Хана слезились. Они не требовали, а просили, умоляли понять и принять совет.
Колдун не мог отказать тому, кто спас его жизнь, в первой же просьбе. Тяжело вздохнув, он кивнул и, повернувшись, тяжело захромал к тому месту, где, как ему показалось, упало мертвое тело Несущей смерть.
Останки лежали в снегу, начиная покрываться тонкой ледяной коркой. Только теперь тварь явила противнику свой облик, пе¬рестав быть безликой тенью, обретя видимую плоть. Это существо имело тело неровной округлой формы, диаметром с че¬ловеческую руку от кончиков пальцев до плеча. Сначала Шамашу пока¬залось, что перед ним гигантский слизень. Однако затем, пригля-девшись повнимательнее, он понял, что создание, выбравшее для жизни снега пустыни, было подобно скорее медузе, которая, прихотью природы, чувствовала себя в воздухе столь же свободно, как ее морская сестра - в воде. У нее был склизкий мутный капю¬шон бело-молочного цвета, частью - прозрачный, частью - густой, как туман, с тонкими лохматившимися наподобие ветхой ткани изно-шенной старой одежды краями.
Решительно повернувшись, колдун зашагал прочь от мертвой твари.
"Может быть, на вид она и мерзка, - проговорил встретив его взглядом болезненно блестевших, глаз волк, - но ей, не¬видимке, и не нужна красота. Она отдала ее, получив взамен яд, которым полнится, словно кровью, ее тело... Этот яд убивает, его запах затуманивает сознание, подчиняя его воле..."
"Молчи, друг, не трать понапрасну силы, - Шамаш наклонился к Хану, поднял на руки. - Скоро мы будем дома..."
"Хозяин, - голова зверя чуть повернулась, глаза заглянули в лицо бога солнца. - Ты должен мне кое-что пообещать".
"Все, что угодно".
"Если я все же умру..."
"Хан!" - Шамаш поморщился от резкой боли, полоснувшей клинком по душе.
"Это может случиться. Ты же понимаешь, - спокойно, даже как-то отрешенно, словно он говорил не о себе, а о совсем другом, чужом существе, продолжал волк, - так вот, если это случится, ты возьмешь себе в спутники другого брата-охотника".
"Нет!" - колдун сжал губы в тонкие синеватые нити, свел брови, меж которыми тотчас пролегли глубокие морщины. Его подернутые из¬морозью волосы казались совершенно седыми, словно у человека, состарившегося за одно краткое мгновение жизни.
"Я знаю, что прошу очень о многом, знаю, как больно будет тебе исполнить обещание, однако же... Шамаш, так должно быть!"
"Все, кто мне дорог, гибнут..." - в этот миг колдун думал лишь о том, что, если Хан умрет, он уйдет из каравана.
"Это наш выбор, наше право – защищать тебя. Неужели ты не понимаешь, как много для всех нас - и братьев-охотников, и детей огня - значит служение тебе? Оно - то главное, что заставляет нас жить на краю конца... Ты должен обещать мне!"
"Хорошо, - наконец, выдавил из себя Шамаш. Его глаза сощури¬лись: - Но и ты должен мне дать слово, что будешь бороться со смертью, бороться до тех пор, пока будут силы. Когда же они за-кончатся - ты позовешь меня и позволишь помочь".
"Да будет так..."
...Воздушные тропы, на которые ступил бог солнца, дабы сократить путь возвращения к каравану, быстро донесли их до цели.
Повозки были построены в круг, находясь под защитой толстого кожаного купола. Рядом стояли дозорные, которые, едва заметив повелителя небес, тотчас бросились к нему.
-Господин... - они с тревогой смотрели на бледное, совершенно бескровное лицо Шамаша, священного волка, беспомощно повисшего на руках небожителя.
-Мы поможем... - Вал хотел забрать у бога солнца тяжелое тело раненого животного, но тот не позволил:
-Это моя ноша.
Не повторяя попыток, караванщики пошли с ним рядом, отодви¬нули полог шатра, пропуская под купол.
-Хозяева каравана еще не вернулись?
-Нет, Шамаш, - прозвучало в ответ.
-Позови меня, когда они появятся, - отодвинув плечом полог по¬возки, он осторожно положил волка на мягкие меховые одеяла, укрыв шкурой оленя, сел рядом.
Не спуская с четвероногого друга взгляда полных грусти и бо¬ли глаз, он ласково поглаживал его по голове, начесывал лоб. Чувствуя, что волк продолжает дрожать от холода, колдун призвал на помощь всю свою магическую силу, спеша согреть с ее помощью зверя. И уже через несколько мгновений в повозке стало так жарко, что на лбу Шамаша выступили капельки пота.
Тепло принесло облегчение раненому. Глубоко вздохнув, он, тихо поскуливая, вытянулся, чуть приоткрыл рыжий глаз, чтобы взглянуть на хозяина.
"Ты грустишь... Тебе больно видеть меня таким... Я не хочу причинять тебе боль!"
"Если так, выживи. Пожалуйста!"
"Я постараюсь. Твое тепло и забота дают мне силы... Шамаш..."
"Да, друг?"
"Я никогда не говорил с тобой об этом прежде... Мне казалось, что это не важно для тебя. Но теперь я понял, что ошибался. Мне следовало все рассказать..."
"Потом. Сейчас главное, чтобы ты выздоровел. Все остальное подождет..."
Волк какое-то время молчал, отдыхая, но потом вновь вернулся к разговору, словно было нечто, не позволявшее оставить его неза¬конченным:
"Ты знаешь, что я храню в себе память предков. В ней есть и то, что ты должен узнать: дракон, который принес тебя в наш мир, он не погиб..."
"Что ты сказал?" - колдун резко вскинул голову.
"Он жив, Шамаш..."
"Но это невозможно! - растерянно пробормотал тот. - Я не чувс¬твую его... И... Если это так, почему он не нашел меня?"
"Не знаю. Моим родителям была не ведома его судьба, им было дано увидеть лишь миг".
"Он не простит меня... Я повел его на смерть, когда мне была нужна его помощь, а едва необходимость в ней отпала, бросил, за¬был, сразу уверовав в его смерть, даже не пробовал найти его, узнать судьбу..." - он тяжело вздохнул, потерянно качнул головой.
"Хозяин! - волк смотрел на него с осуждением. – Рассказывая, я надеялся, что тебе станет легче, что вина не будет более сжигать твою душу своим немилосердным огнем. Но ты перевернул все с лап на спину!"
"Ладно, Хан, не будем об этом…"
"Как хочешь", - волк опустил голову на меховую подстилку, зак¬рывая глаза.
Колдун сидел с ним рядом, хотя мысли его были далеко. Ши¬роко открытые мерцавшие ночными звездами глаза не видели ничего, кроме стоявшего прямо перед ними образа дра¬кона. Его губы плотно сжались. "Я найду тебя! Найду, что бы мне это ни стоило! Прости, но я не могу отправиться на поиски прямо сейчас. Сначала мне нужно позаботиться о тех, кто рядом и нуждается в моей помощи прямо сейчас. Но потом... Надеюсь, тогда еще не бу¬дет слишком поздно. Прости!" - как бы ему хотелось, чтобы дракон услышал его, понял...
-Господин... - в повозку несмело заглянул Вал. - Хозяин карава¬на...
-Да, - Шамаш двинулся к краю повозки, но затем вдруг ос¬тановился, обернулся к волку, замер в нерешительности.
Хан вновь открыл рыжий глаз:
"Иди. Ему ты нужнее..."
"Я сейчас вернусь", - колдун выскользнул из повозки.
Оказавшись снаружи, он огляделся. Атен и Евсей как раз въез¬жали под шатер.
Видя, что хозяин каравана с трудом держится в седле, скло¬нившись к самой шее оленя, дозорные поспешили к нему, стремясь помочь спуститься наземь и узнать, что случилось.
-Торговец... - Шамаш быстро подошел к нему, повисшему на ру¬ках поддерживавших его с двух сторон мужчин.
-Все в порядке, господин, - тихо, сипло дыша, прошептал Атен, с трудом шевеля сухими, потрескавшимися губами, в уголках которых черными каплями запеклась кровь. - Это просто усталость... Как-то вдруг сразу навалилась... - он виновато взглянул на небожителя, прося простить за минутную слабость.
Колдун пару мгновений, нахмурившись, смотрел на него, затем, недовольно качнув головой, повернулся к Евсею:
-Отнесите его в мою повозку.
Тот кивнул. В глазах летописца был страх, когда даже самая робкая и недолговечная мысль о том, что случится, если брат умрет, заставляла в ужасе трепетать душу, сжимая сердце в ледяных объятьях ужаса.
"Это его караван! Он собрал всех нас вместе, он вел нас столько лет по пути, который в наших сердцах, душах нераздельно связан с его дорогой... Нет! Он не должен умереть! Этого просто не может случиться! - он с мольбой смотрел на повелителя небес. - Ты величайший из богов! Помоги ему! Он достоин Твоей помощи! Я... Если нужно, чтобы кто-то покинул этот мир, пусть вестники смерти придут ко мне. Пусть умру я, но не он!"
-Я сделаю все, что могу, - встретившись с ним взглядом, прого¬ворил колдун. Его не надо было просить об этом, когда жизнь кара¬ванщиков он ценил куда больше своей.
-Шамаш... - к ним, запыхавшись, подбежал Лигрен. Он поспешно окинул взглядом хозяина каравана, стремясь оценить его состояние. Эта болезненная желтизна, покрывшая его черты, капельки пота на лбу и, главное, искры крови у губ… Лекарь озабоченно нахмурился, мгновенно поняв тяжесть положения, задумался, ища в памяти способы лечения.
-Это ведь яд? - повернувшись к богу солнца, спросил Лигрен.
Тот кивнул.
-Чей? Кто ужалил его? - лекарь не унимался. Он должен был уз¬нать как можно больше, чтобы найти нужное лекарство.
-Снежная змея.
-Мне приходилось слышать о ней... - в ужасе пробормотал Лиг¬рен, затем, совсем тихо, не желая, чтобы кто-то, кроме повелителя небес услышал его, добавил: - Ее укус смертелен. От него нет лекарства, - а затем, вспомнив, с Кем говорит, ощутил в сердце робкий росток надежды: - Спаси его! Возьми мою жизнь, если нужно, но только спаси!
-Я удалил основную часть яда. Будем надеяться, что его дух справится с тем, что успела разнести по телу кровь...
-Лигрен, - к ним подскочил Вал, - почему ты здесь, почему не с ним? Ты лекарь и должен...
-Я сейчас... - тот уже был готов сорваться с места. Пусть он знал, что бессилен, однако... он не мог просто стоять и ждать, что будет дальше. Человек не способен ни на что подобное. Такое хладнокровие дано лишь богам.
-Погоди, - повелитель небес остановил его. - Вот что, ступай к Фейр. Я знаю, рабыни при каждом возможном случае собирают травы и сушат их... Подбери сбор, укрепляющий силы, и приготовь побольше отвара. Он скоро понадобится.
-Да! - лекарь кивнул, с благодарностью взглянул на господина Шамаша, который нашел для него хоть какое-то дело, и быстро ушел, торопясь исполнить поручение.
А колдун повернулся ко все еще стоявшему рядом с ним караванщи¬ку.
Вал выглядел беспомощным.
-Он ведь выживет? - наконец решившись, совсем тихо спросил дозорный.
Ему тоже было известно, что такое яд снежной змеи. Может быть, даже лучше чем всем остальным. Яд этой твари убил семью его брата, всех до единого: и самого Вита, и его жену, и двоих детишек. Это случилось в самом начале пути. Метель сбила караван с тропы, заставила зайти довольно далеко в дикую пустыню. А они, неопытные, слишком поздно это заметили.
Все как-то сложилось, одно к другому. Когда метель утихла, вышло солнце, яркое, свет¬лое. В его лучах пустыня казалась умиротворенной и удивительно прекрасной. Сыновьям Вита тогда было лет десять-двенадцать. Они затеяли какую-то игру, увлеклись ею, отошли далеко от карава¬на, и, видимо, потревожили змею. По земле прошла дрожь. Почувс¬твовав ее, Атен приказал всем не покидать повозки, переждать в них опасность. Но разве есть в мироздании что-либо, способное удержать родителей, обнаруживших, в какую беду попали их дети? Они бросились на помощь сыновьям...
Когда к ним добрались дозорные, змея уже уползла, но перед этим страшно наказала всех, кто осмелился нарушить ее сон. Сам Вит и младший из мальчиков были уже мертвы. Его жена ушла вслед за ними пустя несколько часов. Последний же из семьи боролся со смертью целый день и всю ночь. Но, в конце концов, яд не пощадил и его, убив на рассвете, дав увидеть лишь самый первый луч солн¬ца.
-Ты можешь помочь, - голос бога солнца заставил его встрепенуться, вскинуть голову.
-Что я должен делать? - он был готов на все, даже на самопо¬жертвование.
-Разбуди дочь. Попроси ее прийти ко мне.
-Что может девочка... - караванщик удивленно смотрел на повелителя своей души.
-Она не рассказывала тебе?
-О чем, господин?!
-Богиня врачевания наделила ее даром целительства.
-Когда!
-Во время испытания, в Керхе.
-Это... - Вал растерялся. Он и подумать не мог ни о чем подоб¬ном. Чтобы его девочка...
-Это правда, торговец, - промолвил колдун, в то время, как его глаза говорили: "Сейчас не время для объяснений и сомнений. Нужно действовать, разобраться же во всем можно будет и потом..."
-Да, конечно. Я... - он сглотнул комок, подкативший к горлу, откашлялся, а затем все же хриплым, несмотря на все его старания, голосом быстро добавил: - Я сейчас, я мигом! - и опрометью бросился к своей повозке.
Глава 4
Нежная, задумчивая заря окрасила мир легким розовым румян¬цем, наполнив каждый вздох сладкими мечтами.
Мати, стоявшая посреди огромного хрустального зала, который с приходом утра стал напоминать прозрачный стеклянный сосуд, в котором зажгли искру огненной воды, зевнула.
Ей вдруг так захотелось спать! Казалось - ляг на ледяной пол, свернись клубочком - и в тот же миг дрема подчинит своей власти.
"Мати... Мати... - откуда-то издалека донесся мысленный зов волчицы, которая через мгновение ткнулась мордой в ладонь девочки, а затем, взяв зубами за рукав, потянула за собой. - Нам пора возвра¬щаться".
-Да, конечно! - та, охваченная вдруг внезапным весельем, хи¬хикнула, пряча смех в ворот шубки.
"С чего бы это? - Шуллат взглянула на подругу с удивлением. В ее сощуренных рыжих глазах мерцали, сменяя друг друга, огонек не¬понимания и тень подозрения. - Что до меня, то я не вижу в своих словах ничего забавного".
Девочка присела рядом с волчицей на корточки, обхватила за широкую шею, прижалась к мягкой, распушившейся на морозце шкуре, затем, отстранившись, затормошила за загривок:
-Ты и представить себе не можешь, как мне хорошо! - глядя то в рыжие лучистые глаза Шуши, то на столь же живые, переливавшиеся множеством оттенков чистых утренних красок высокие своды, воск¬ликнула она и зал, без сожаления и страха расставшись с хранимой им в вечности тишиной, отозвался ей задорным криком эха, подхва¬тив звонкий девичий смех. - Спасибо! - ее глаза были переполнены счастьем, излучали его в стремлении поделиться им с окружающи¬ми, со всем миром. - Это была самая лучшая ночь в моей жизни!
"Но ведь мы ничего не делали, - Шуша искоса взглянула на подругу, не понимая охвативших ее чувств. Или, может быть, просто делая вид, что не понимает. Кто знает, что на самом деле было на уме у этой хитрой рыжей бестии? Вот ее длинная мордочка приняла расстроенный, обиженный вид: - Мы даже не стали охотиться, просто бродили по залам дворца, так, словно в одном из них ты потеряла след чего-то очень для тебя важного, и все это время ты искала его... И как, нашла?" - ее голова чуть наклонилась, внима¬тельный взгляд широко открытых глаз следил за девочкой, ожидая, что она скажет в ответ, как поведет себя.
Мати окинула ледяную залу, с каждым новым мигом восхода солнца наполнявшуюся все более ярким жемчужным светом, сияя столь ярко, что глядевшие на этот блеск глаза прищуривались, слези-лись, но не закрывались, боясь упустить хотя бы один луч этого света.
-Неужели ты не чувствуешь? - проговорила она. – Такого не может быть! Это... Это ведь…! Х-х-х, - сорвавшись с губ девочки, дыхание превратилось в ма¬ленькое белое облачко, которое быстро поднялась вверх, спеша воб¬рать в себя свет и раствориться в нем. – Здесь я действительно дома. Мне никогда не было так спокойно, хорошо, легко! Кажется, вот подпрыгну - и полечу, как на крыльях ветра!
"Чего же ты ждешь? Прыгай!"
-Не-ет! - она резко мотнула головой. - Я боюсь, - не стесняясь признаться в своей робости продолжала девочка, губы которой сжались, пытаясь сдержать скрывавшуюся в ямочках на зарумя-нившихся щеках улыбку. - Что, если у меня не получится?
"Ты не узнаешь, пока не попробуешь".
-Не сейчас, - как ей ни хотелось, оставалось неч¬то, удерживавшее ее от того, чтобы тотчас вспрыгнуть на спину воздушных духов-оленей. Мати казалось, что она не должна. Поче¬му? Не важно, девочка не задумывалась над этим. Не должна - и все. - Может быть, потом, когда я вырасту, - она вновь мечтательно огляделась вокруг, с каждым мигом все яснее и яснее понимая, что этот ледяной дворец - то место, куда приведет ее дарованная в ис¬пытании дорога. - Это мой дом, - с удивительной лаской и нежностью коснувшись ладонью ледяного пола, прошептала она.
"Да, - вздохнув, задумчиво обронила волчица. Она широко зевну¬ла, зажмурив рыжие глаза, сладко потянулась, заурчав от блаженс¬тва. - Здесь хорошо... Однако, - она поднялась на лапы, замерла, выжи¬дающе поглядывая на подругу, - сейчас нам нужно возвращаться в караван. По¬ка еще твой дом там".
-Конечно. Уже утро и я представляю, как нам достанется, если взрослые поймут, что мы ушли.
"Ну, кто должен знать, тот знает и так."
-О чем ты? - Мати с подозрением взглянула на Шуши. - Ты расска¬зала... - начала было она, ощутив в глубине души, среди бесконечных шелков покоя и радости укол иголки подозрения... Но боль не была долгой. Она прошла, едва девочка поняла: даже если бы волчица за¬хотела поделиться своими сомнениями с хозяином каравана или дру¬гими детьми огня, у нее ничего бы не получилось, ведь люди не способны понять ее язык. Это дано только ее маленькой хозяйке и…
-Ты сказала Шамашу? - эта мысль не ранила сердце, звуча спо¬койно и понятно. В конце концов, почему бы и нет? Ведь у девочки не было от него секретов. Жаль, конечно, что он не пошел вместе с ними. У нее за эту ночь накопилось столько вопросов, на которые мог ответить только он. Но, с другой стороны... Мати бросила быстрый взгляд на залу, в центре которой она стояла. Возможно, если бы Шамаш пошел с ней, этот ле¬дяной дворец не возник бы на их пути, ведь он - только для нее.
"Ну... - Шуши вновь наклонила голову, разглядывая маленькую хозяйку, спеша понять ее чувства прежде, чем отвечать на вопрос, чтобы не ранить больнее и не нажить неприятностей, которых, как ей ка¬залось, впереди было и так не мало. - Я рассказала брату. А он, на¬верняка все передал господину... Ты не обижаешься на меня за это?"
-Ты правильно сделала, - девочка улыбнулась, коснулась рукой груди в том месте, где, под слоями одежды, мерцал, стуча в такт ее сердца, магический камень. - А я-то удивлялась, почему мне так тепло посреди ночной пустыни? - проговорила она и, успокаивая под¬ругу, потрепала Шуллат за загривок. - Ты все сделала правильно. Ша¬маш знал, где мы, не волновался за нас. Он всегда мог нас найти и защитить...
Волчица взглянула на нее с удивлением: "Ты тоже взрослеешь, Мати", - читалось в ее глазах.
-Раньше мысль об этом расстроила бы меня, - девочка на миг запрокинула голову, чтобы еще раз увидеть хрустальные своды, пе¬ред тем, как на время расстаться с ними. - Но сейчас, - по ее губам скользнула улыбка. - Я рада. Ведь чем скорее я вырасту, тем быстрее я вернусь сюда.
"Не торопи бег времени. Оно и так летит на крыльях самых быстрых ветров. Очень скоро ты сама поймешь это".
-Какая разница? - безмятежно пожала плечами Мати. - Если тогда я буду так же счастлива, как сейчас, то у меня не будет времени на воспоминания и сожаления.
"Вот как? - Мати показалось, что волчица усмехнулась. - А разве тебе не захочется быть еще счастливее"?
-Это невозможно!
"В мире возможно все!" - несколько мгновений волчица молча гля¬дела на нее, и, к своему немалому удивлению, девочка прочла в глазах своей золотой подруги печаль. На какое-то мгновение ей даже показалось, что Шуши чем-то не на шутку встревожена. Но...
"Нет, это не возможно, - Мати качнула головой, отгоняя от себя прочь мысли, которые могли очернить последние мгновения пребывания в ледяном дворце. - Мне просто пока¬залось. Я не правильно поняла. Дело лишь в том, что Шуши завидует мне… Конечно, она мне завидует, - убеждала она себя, впрочем, для этого не требовалось особых усилий, когда ее душа была готова по-верить во все, что угодно, в любой обман, а это объяснение пусть только на первый взгляд, но вполне походило на правду".
-Бедная моя, - девочка склонилась к волчице, погладила по мяг¬кой теплой голове, провела ладонью по шее, - я совсем забыла об охоте. Я такая эгоистка! Ну ничего, ничего, в следующий раз мы непременно поохотимся.
Волчица как-то странно посмотрела на девочку. В ее глазах была боль и грусть. И еще. Они словно говорили: следующего раза не бу¬дет.
"Что за глупость! - готова была кричать Мати. - Конечно, будет! И не один раз! Ведь у нас с тобой впереди еще вся жизнь!"
Шуллат не дала ей произнести эту фразу вслух.
"Нам пора", - напомнила она.
И девочка, с радостью прервав разговор, который грозил вот-вот разрушить радужность чудесных стен, пронзив душу холод¬ным дыханием ветров страха и сомнений, напевая себе под нос детс¬кую песенку-считалочку, стремясь с ее помощью отогнать все дурные мысли, заскользила вслед за волчицей по ледяному полу.
"Раз, два, три -
Ничего не говори.
Три, четыре, пять -
Сколько сможешь ты молчать?
Пять, шесть, семь -
Позабудь слова совсем!
Снова семь и восемь -
Даже если спросим,
Восемь, девять, круга знак -
Кто промолвит - тот дурак!"
Она не сомневалась, что заученные наизусть слова считалоч¬ки, которые она могла бы повторить без запинки даже если бы ее разбудили посреди ночи, избавят душу от мыслей, что уже было начали подбираться к ней.
Мати вновь почувствовала себя свободной и счастливой. Ее взгляд скользил по ровному ледяному пок¬рытию пола, сводам, распахнутым настежь узорчатым створкам дверей, не прощаясь с оставав¬шимся позади залом, твердо веря, что она непременно еще вернется сюда. Девочка старалась в те краткие мгновения, что у нее еще остались, запомнить все - каждую колонну, каждый изгиб узора и завиток ро¬зоватой, вобравшей в себя свет неземной жизни лепнины.
Вот, наконец, последняя из зал дворца осталась позади, и де¬вочка оказалась в явившемся страннице в своем самом прекрасном наряде бесконечному простору снежной пустыни. Небо было многоцветным, у левого, рассветного горизонта - атласно-красным, затем - бледно-розовым, словно румянец на щеках богини любви, потом - нежно-голубым, столь глубоким, что, каза¬лось, будто этот цвет вобрал в себя всю силу тех красок, которые на закате стерла с небесного свода многоглазая, бесконечно-черная ночь, и, наконец, у правой, закатной черты - темным, загадочным, словно там еще скользил по земле край длинного черного шлейфа призраков и теней, покидавших подземный мир на закате, чтобы вер¬нуться в него с рассветом.
Земля лежала тихим, загадочным простором, раскрашенным, словно остров¬ками цветов, магическими лучами солнца, которые, едва вырвавшись из-за горизонта, заполняли собой все, каждый миг, каждый вздох. А между небом и землей словно какие-то сказочные белые птицы кружили большие хлопья снега.
В первое мгновение Мати застыла, не в силах сделать ни шага вперед, не способная оторвать взгляд от восхитительного зрелища, подаренного ей словно самой богиней.
-Спасибо тебе, матушка Метелица! - прошептали ее губы тихо, боясь вспугнуть чудо.
Ее душа пела. Да, она больше не сомневалась - все, что она увидела этой ночью, было подарком от госпожи Айи. Не случайно же именно священная волчица богини сне¬гов привела ее сюда.
Мати захотелось обернуться назад, еще раз взглянуть на дво¬рец, увидеть, каким он стал в лучах солнца, но волчица остановила ее:
"Не делай этого, - предупреждающе заворчала она. - Или ты забы¬ла, что на рассвете нельзя оглядываться? Бросишь взгляд назад - и навсегда уйдешь в минувшую ночь".
-Я бы вернулась... - вздохнув, проговорила девочка. Ей так этого хотелось! Вот бы было славно продлить остававшиеся позади мгновения, ну хотя бы еще на чуть-чуть...!
"И думать не смей, - Шуши хмуро зарычала. - Ты не знаешь, что там, позади..."
-Там ледяной дворец.
"Вовсе нет. Пустота. Ибо только она остается там, откуда с рассветом уходит жизнь. И еще. Там - Несущие смерть".
-Несущие смерть? - глаза Мати зажглись любопытством. Она ни¬когда прежде не слышала о них ни в сказках, ни в ле¬гендах, ни, тем более, не встречала в реальном мире. - Кто они та¬кие? Расскажи!
"Нет", - холодно бросила в ответ Шуши.
-Нет? - девочка удивилась. Она не могла припомнить случая, когда подруга отказывалась отвечать на ее вопросы. Это было так странно! И еще сильнее подогревало любопытство. - Ну расскажи, по¬жалуйста! - стала упрашивать она Шуллат. Видя же лишь непреклон¬ность в глазах волчицы, Мати обиделась: - Зачем же было тогда гово¬рить о них! - недовольно проворчала она.
"Чтобы ты на миг забыла о минувшем, - волчица спокойно глядела в глаза девочке, - и позволила ему уйти".
Мати несколько мгновений подозрительно смотрела на нее, а затем, медленно повернув голову, скосила взгляд назад.
-Ничего нет! Дворец исчез! - окружавший мир вновь стал реаль¬ным и совершенно обычным. Девочка почувствовала себя разочарован¬ной и даже обманутой. - Это нечестно! - она была готова расплакать¬ся. - Неужели это был только сон?
Ну почему было так трудно уходить из чуда, даже зная, что однажды вернешься в него!
"Успокойся, - волчица потерлась носом о руку девочки. - Заря - время радости, а не слез. Она - вестник того, что ночь закончи¬лась и нам дарован еще один день жизни... Я не знаю, слышала ли ты об этом раньше, но когда зелень земли менялась белизной снегов, день тоже уходил, угасал, становясь все короче и короче. И твои предки куда больше боялись, что на землю опустится нескончаемая ночь, чем самой жуткой стужи снегов".
Шуллат удалось то, к чему она стремилась - ее слова привлек¬ли к себе внимание девочки.
-Я не знала этой истории, - с интересом поглядывая на собе¬седницу сказала Мати.
"Мы не засоряем свою память историями, - фыркнула волчица, - и то, о чем я говорю - ни что иное, как минувшее. Так было. Вот и все."
-Но почему они боялись ночи? - девочка, наоборот, любила ее, ведь во мраке было столько всего необычного, загадочного, магического. Чудо казалось совсем рядом, только протяни руку - и дотро¬нешься до него. И минувшая ночь, чей сказочный светлый образ все еще стоял перед глазами Мати, только укрепляла ее душу в этой вере.
"Ну... - Шуши на миг замешкалась, прислушалась к своим воспо¬минаниям, пытаясь понять то знание, что хранилось в них, однако так и не нашла объяснений тому, что вызывало не только сомнение, но и удивление. - Они боялись сна".
-Почему? - вот уж кого девочка ничуть не страшилась. Да ей бы никогда и не пришло в голову пугаться чего-то подобного. - Даже ес¬ли им все время снились кошмары, они ведь были не настоящими!
Несколько мгновений волчица молчала, глядя в сторону, на оживавший во множестве ярких красок мир.
"Ты не совсем верно меня поняла. Я имела в виду, не то, что они боялись спать, а что им было страшно не проснуться, им каза¬лось, что обычный ночной сон может стать вечным... Мати, - она недовольно мотнула головой, потерла лапой нос, - хватит говорить. Нам действительно нужно возвращаться в караван. Я понимаю твое стремление как можно доль¬ше откладывать неотвратимое наказание, которое может там нас ждать, но нельзя же это делать до бесконечности! И, потом, чем позже мы придем, тем больше шансов, что нас поймают. Ты не думала об этом?"
-Думала, - вздохнув, девочка опустила голову на грудь. - Но ведь уже все равно поздно.
"Ты сама виновата. Не нужно было тянуть время".
-Я так хотела, - обиженно надувшись, Мати отвернулась. Она знала, что дома ее ждет уйма упреков, замечаний и вообще... А тут еще приходится выслушивать еще и ворчание подруги, которая, как ни крути, виновата ничуть не меньше ее! Ну конечно, она ведь ни за что не убежала бы одна.
Девочка спрятала в глубокие теплые карманы ладошки, которые начал покалывать своими острыми иголками мороз, и, поднимая нога¬ми в воздух стайки легких пугливых снежинок, зашагала к тому го¬ризонту, за которым, как ей казалось, должен был прятаться кара¬ван.
"Ты идешь не в ту сторону, - волчица легко догнала ее, обежа¬ла, застыла впереди, преграждая дорогу. - Или ты решила навсегда остаться в снегах"?
-Нет, - Мати тяжело вздохнула, поворачиваясь. - Ох, Шуши, и за¬чем только мы с тобой убежали в пустыню? И достанется же нам!
"Мы сделали то, что должны были".
-Ты думаешь? - в ее глазах загорелась робкая надежда.
"Конечно. Тебе было необходимо побывать в ледяном дворце. Одной, без спутников - детей огня, ведь их путь не привел бы тебя к серебряным вратам, хрустальные стены не выдержали бы их горячего дыхания".
-Да… Шуши, ведь если папа не найдет ме¬ня в повозке и испугается, Шамаш успокоит его, правда? - эта мысль принесла ей облегчение. Ну конечно, все так и будет! И отец не будет на нее сердится, ведь она искала свою судьбу, только и все¬го. И вот она нашла ее! Отец должен быть рад за нее, Мати же видела, как ему трудно. Еще бы, ведь его дочь родилась в пустыне, она – не такая, как все.
"Да!" - поспешно ответила волчица. Однако в ее мыслях, движениях чувствовалось напря-жение.
Мати решила, что подругу, привыкшую к быстрым решениям и действиям, раздражала ее медлительность. Но в действительности дело было совсем не в этом. Шуллат чувствовала беспокойство, даже страх. Ее сердце быстро колотилось, словно после долгой погони за добычей, но при этом не было радости охоты, захва¬тывавшего волнения погони, скорее ей казалось, что она бежала вслед за солнцем, понимая, что не угонится за ним никогда, и, все же, буд¬то предчувствуя беду, подступившую сзади полукругом темноты, продолжала нестись вперед. Ее глаза горели грустью, губы трепетали и с них был го¬тов сорваться жалобный полный боли и безнадежности вой - плачь по чему-то близкому и дорогому.
Шуши внимательно огля¬делась вокруг. Нет, рядом не было никакой опасности, ничего, что могло бы угрожать ей самой и ее маленькой хозяйке. В чем же тогда дело? Тревожно принюхиваясь к духу пустыни, волчица повернулась, побежала в сторону каравана.
Наделенная способностью безошибочно ориентироваться в пустыне, запоминать дорогу и всегда, даже по прошествии длительного времени находить обратный путь, она могла не беспокоиться о возвращении. И, все же, Шуллат выглядела чем-то очень обеспокоенной. Она бежала, временами останавливалась, принюхиваясь к верхним потокам воздуха, затем вдруг опускала морду вниз, скользя носом по самому снегу.
Вдруг она замерла, закрутила головой, завилась на одном месте, будто ловя собственный хвост: рядом с духом опасности, проходившей по этой тропе впереди них, опережая, она учуяла знакомые запахи. Странно, и, все же, волчица знала, что не ошиблась. В ее широко открытых глазах было удивление. Она никак не могла взять в толк, что делали брат, господин и их спутники в пустыне. Почему они оставили караван? Чтобы найти беглянок? Но бог солнца знал, куда они пошли, понимал, что утром они вернутся нев¬редимыми. Зачем же он отправился в снега и еще повел за собой де¬тей огня? Или все было наоборот? Ему не удалось остановить людей, и он пошел с ними, чтобы защитить от опасности?
-Что-то не так? - девочка подошла к ней, остановилась рядом. - Впереди беда? - она огляделась, чувствуя, как по спине мурашками пробежал страх. Что бы там ни было, девочка понимала, что стоит посреди снегов, вдалеке от каравана, а пустыня не любит одиноких путников, карая их за самонадеянность... или глупость.
"Нет, все в порядке", – поспешила успокоить ее Шуши, торопливо за¬метая длинным хвостом сохранившиеся на тропе следы.
-Ой, что это? - Мати все же увидела на гладком полотне снежно¬го покрова не то ямку, не то блеклый отпечаток волчьей ла¬пы. - Здесь рядом твои сородичи, да?
"Нет, - волчица буравила ее упрямым взглядом настороженных глаз. - Это мой след. Мы шли здесь на закате", - она врала, ничуть не смущаясь, звериным чутьем понимая, что должна поступать именно так.
А девочка пожала плечами, легко, не задумываясь принимая объ¬яснение, которое не только отвечало на вопрос, но и успокаивало вновь проснувшиеся было в сердце страхи.
Они продолжали путь и уже скоро увидели на горизонте купол шатра, застывший посреди белоснежных сверкающих просторов пустыни слепой серой тенью. Раньше Мати думала о нем лишь как о защитнике от безумных ветров метели, хранителе тепла и жизни, не видя ни красоты, ни уродства. Но сейчас... Ей было так хорошо, спокойно в снегах, горевших солнечным светом подобно множеству сосудов с ог¬ненной водой, и совсем не хотелось возвращаться в пусть надежный, родной, знакомый с детства, но такой маленький и бесцветный мирок каравана, лишенный чуда.
И тут улыбка скользнула по ее губам: "Как это "лишенный чуда"? - она была готова засмеяться над своими мыслями, такими забавно-наивными они ей показались. - Ведь там Ша¬маш - господин магии. И он - мой друг, мой брат!"
Думая лишь о нем, вспоминая его бесконечные черные глаза, девочка побежала к шатру, обгоняя замешкавшуюся волчицу.
Выставленные караванщиками дозорные издалека заметили появ¬ление беглянок, однако не стали их встречать, лишь проследили внимательными взглядами до самого входа в шатер, словно опа¬саясь, что те в последний момент по какой-то ведомой лишь им при¬чине передумают и вспугнутыми зверьками убегут назад, в пустыню.
Мати не задумывалась над тем, почему все происходило так, а никак иначе, она вообще ни о чем не думала, лишь наслаждалась возвращением в круг родных, знакомых с самого рождения людей, ближе и дороже которых у нее никого не было. Радуясь тому, что ей удалось остаться незамеченной у всех на виду, девочка быстро добежала до своей повозке, скользну¬ла внутрь.
-Уф, - облегченно выдохнула она, зарывшись лицом в мягкий мех одеяла.
"Все в порядке, - посмеиваясь про себя, думала она, - теперь если спросит: "А где это, интересно, Мати?" я отвечу: "Как где? Вот же я, у себя в повозке." - "А где ты была?" - она мысленно произносила слова за взрослых, копирую их хмурый, даже грозный го¬лос. - "Здесь и была..." И пусть они говорят, что хо¬тят! Все равно не пойман – не преступник!" - девочка прыснула в кулачок.
Она перевернулась на спину, потянулась, купаясь в волнах жаркого духа огненной воды, наслаждаясь тишиной и покоем...
Каза¬лось бы, Мати не спала всю ночь и должна была умирать от усталос¬ти. Но нет, ничуть не бывало! Девочка чувствовала себя бод¬рой, веселой, глаза не слипались от дремы, наоборот, не хотели закрываться, словно тонкая незаметная ледяная ко¬рочка покрыла веки.
Так Мати и лежала, скользя взглядом по серому чреву повозки, погруженному в покой и тишину. Она вспоминала ледяной дворец, его залы и высокие своды, временами ей даже казалось, что она все еще там, пусть не телом, но душой уж точно...
Время ползло вперед медленно, словно неповоротливая гусени¬ца по тонкой зеленой травинке.
Девочка зевнула, надеясь привлечь сон, но он все не шел и не шел.
Вздохнув, она, не поворачивая головы, словно боясь, что дви¬жение разорвет натянутые с таким трудом паутинки дремы, скосила взгляд на свернувшуюся с ней рядом волчицу, чей дух, отодвинув в сторону все сомнения, забыв о метаниях, уснул в то же самое мгно¬вение, как тело застыло на мягком одеяле. Зверь знал, что должен отдохнуть, набраться сил и подчинялся голосу инстинкта, заставляя в подобные мгновения замолчать разум.
Мати глядела на нее с завистью. Но почему она не может точно так же взять и заснуть? Вот бы научится погружаться в сон всякий раз, когда ей того захочется, а когда нет - бодрствовать, не борясь с волнами дремы!
-Шуши, - позвала девочка подругу, но та и ухом не повела. - Шу¬ши, ну проснись! - на этот раз она вытянула вперед руку, коснувшись горячего бока.
"Чего тебе?" - проворчала волчица, приоткрыв сонный, подерну¬тый поволокой глаз.
-Поговори со мной, - попросила та, - мне скучно...
"Мати, не будь такой эгоисткой", - зевнув, Шуллат вновь закры¬ла глаза.
-Ну что тебе стоит! - не унимаясь, та вновь принялась тормо¬шить подругу. - Отоспишься потом.
"Но я хочу спать сейчас! - она вновь широко зевнула. - И ты спи".
-Не могу. Сон никак не приходит.
"Конечно, в этом ты вся: если не можешь получить чего-то са¬ма, то этого не должно быть и у других!"
-Все совсем не так! - обиженно воскликнула Мати.
"Разве?" - ехидно бросила волчица и, решительно отвернувшись от подруги, вновь погрузилась в простор недосмотренного сна.
Мати же сколько ни пыталась, никак не могла заснуть. Она и считала мгновения, и повторяла слова самых нудных из существовав¬ших в мироздании заклинаний. Но сон не шел к ней, и все тут.
-Э-эх! - вконец расстроившись, она стукнула кулаком по днищу повозки.
Оставив всякие попытки заснуть, она села, огляделась вокруг. И тут девочка вспомнила о рукописи, взятой ею из командной повоз¬ки. Она не решилась оставить ее в караване, убегая из него. Еще бы, один проступок - это еще куда ни шло, но два да еще и однов¬ременно... Вот бы ей досталось так досталось!
Она втянула пальцы в рукав, в котором прятала свиток. И холодная иголка пронзила сердце, мурашки ледяной волной пробежали по спине - Мати не нашла рукописи!
Стуча зубами она с нервной поспешностью стащила с себя шубу и принялась дрожащими от страха пальцами обшаривать ее всю вдоль и поперек, в надежде, что пропажа просто куда-то завалилась, но не потерялась, нет!
Свитка не было!
Отбросив шубу в сторону, Мати начала перетрясать одеяла, рванула на себя то, на котором лежала Шуши. Но ее рыжая подруга была слишком тяжелой, чтобы девочка смогла ее хотя бы приподнять. Однако маленькая караванщица не унималась, продолжая тянуть мех на себя, поднатужилась что было силы...
"Отстань!" - огрызнулась на нее волчица. Надув щеки, она, зло глядя на девочку холодными нервно поблескивавшими глазами, зары¬чала.
-Я потеряла, потеряла! - слезы застилали глаза, толи рыдание, толи стон срывались с губ.
"Успокойся, - Шуши не могла видеть ее слез. Вся злость пропа¬ла. На ее место в глазах, сердце волчицы пришло сочувствие. - Объ¬ясни, что с тобой, что ты потеряла"?
-Свиток! - сквозь слезы выдавила из себя девочки.
"Нашла о чем беспокоиться! - фыркнула Шуллат. - Подумаешь: ка¬кая-то бумажка!"
-Эта не бумажка! Это... Это...! Я ведь говорила тебе! Поте¬рять ее - то же самое, что отнять у всех будущих поколений память о чем-то очень важном, без чего, может быть, они и жить-то не смо¬гут!
"Ладно, - тяжело вздохнув, смирившись с тем, что ей не дадут поспать, волчица поднялась. - Я найду".
-Как! - в ее голосе была тяжелая безнадежность, однако в гла¬зах уже начали пробуждаться, разгораясь, огоньки надежды.
Шуллат фыркнула в ответ. Уже через миг она повела носом, а затем закружила по повозке.
-Ты считаешь, я обронила свиток где-то здесь? - с удивлением глядя на подругу, спросила девочка.
"А где еще? Или ты думаешь, что я позволила бы тебе оста¬вить в пустыне вещь, которая хранила бы наш запах, а, следова¬тельно, след?" - в ее глазах искрились веселые огоньки. Но уже через миг они исчезли, сменившись интересом. Волчица, что-то учуяв, стала раскапывать одеяла, словно стремясь пробиться к самому дну повозки.
-Вот он, вот! - радостно вскрикнула Мати, выхватывая из-под когтистой лапы свиток. На миг она раз¬вернула рукопись, спеша убедиться, что это та самая, потерянная, а не какая-то другая, давно позабытая и совсем не нужная. Имя Ла¬ля сразу бросилось ей в глаза и девочка облегченно вздохнула.
Опасливо взглянув на полог повозки, спеша убедиться, что никто не подглядывал за ней, Мати поспешила спрятать свиток в ру¬кав, для надежности прикрепив его к руке ленточкой-браслетом.
Затем девочка повернулась к волчице: - Спасибо, спасибо те¬бе! - она обхватила подругу за лохматую шею, прижалась к ней.
"Только не плачь больше, - Шуллат обнюхала голову подруги, ткнулась носом в макушку. - Не люблю, когда ты плачешь..."
-Хорошо, я не буду, - сжав напоследок Шуши в крепких объять¬ях, Мати отстранилась от нее, замерла, с улыбкой смотря на подру¬гу.
"Что?" - поймав ее взгляд, волчица наклонила голову. В ее гла¬зах проснулся интерес.
-Ты у меня такая замечательная! Ты лучше всех!
Шуллат растянула пасть в улыбке, довольная похвалой.
Она придвинулась поближе к маленькой хозяйке, вытянула вперед шею, подставляя голову: "Чеши".
Девочка погладила ее по жесткой шерсти на мордочке, потре¬пала шею, затем стала начесывать ямочку на лбу, в то время как волчица замерла, блаженствуя.
-Тихо что-то, - спустя какое-то время, оглядев начавшую ка¬заться такой тесной и пустой повозку, проговорила Мати. - И отец почему-то не идет. А ведь ему давно пора было вернуться... - ей да¬же стало казаться, что все просто забыли о них. Эта мысль заста¬вила ее обиженно поджать губы - как они могли поступить с ней так! Она ведь не пустое место!
Волчица сразу же ощутила перемену в настроении подру¬ги, подняла на нее свои рыжие, теплые глаза, полные понимания и сочувствия.
А затем вдруг, будто почуяв что-то недоброе, Шуллат подтя¬нула лапы к груди, собралась, словно готовясь к прыжку. Ее мышцы напряглись, глаза настороженно оглядывали все вокруг. Еще мгно¬вение и волчица вскочила, метнулась к пологу.
-Ты куда? - девочка, которой меньше всего в этот миг хотелось оставаться одной, пыталась удержать ее. - Ты ведь хотела спать. Спи. Я обещаю, что не буду мешать.
"Не сейчас... - она мотнула головой, сбрасывая руку подру¬ги. - Сперва я должна узнать..."
-Что? Что-то случилось? - она тоже двинулась в сторону полога, собираясь осторожно выглянуть наружу, оглядеться, спеша убедиться, что с караваном все в порядке, что взрослые просто обиделись на нее за побег и, решив наказать, оставили наедине со своими мыслями и чувством вины.
Но Шуллат остановила ее, зло рыкнув:
"Будь здесь. Я все проверю и вернусь!"
Волчица выскользнула из повозки. Мати же села, обхватив ко¬лени руками, и замерла, собираясь ждать. Вот только... Ей всегда не хватало терпения. И еще это навязчивое, упрямое любопытс¬тво... Как тут усидишь на месте?
"Ничего ведь плохого не произойдет, если я посмотрю..." - она встала на четвереньки, осторожно приблизилась к краю повозки, несмело чуть-чуть отодвинула полог, и приблизила лицо к образо¬вавшейся щели с таким видом, словно ожидала увидеть в нее раз¬верзнувшиеся небеса, танец демонов или еще какой невероятный ужас, подобный тому, что творилось, бушевало в ее душе.
На первый взгляд не происходило ничего необычного. Под купо¬лом шатра было тихо и спокойно. Безмятежным ровным огнем горели костры с огненной водой. Выпряженные олени в полном безразличии жевали колючки. И все же, было во всем этом что-то необычное, странное...
Мати и сама не заметила, как оказалась снаружи повозки. Несколько мгновений она робко переступала с ноги на ногу, опасли¬во оглядываясь вокруг.
Рядом не было видно ни одной живой души. Мати уже начала подумывать: а что если отец, разозленный ее поведением, тем, что она сбежала, да еще при этом нарушила данное слово, собрал сход, чтобы осудить ее? Но если так, какое же наказание для нее при¬думают? Ее ведь и из каравана выгнать могут.
Она нервно дернула плечами, почувствовав прикосновение к ним страшного холо¬да пустыни. Конечно, она не боялась мороза, верила, что сможет выжить в снегах, но сейчас ей не хотелось уходить!
"Ну пожалуйста! - на глаза уже набежали слезы. Мысленно она оправдывалась перед своими спутниками, упрашивала их простить, наказать как-то иначе, но позволить остаться в карава¬не. Девочка уже была готова заплакать, когда у нее перед глазами предстал образ Шамаша: - Он не даст меня в обиду! Он все поймет, он всегда понимает!" - ей нужно было увидеть мага, поговорить с ним, чтобы он выслушал ее страхи, успокоил.
"Я же велела тебе сидеть в повозке!" - из-за спины раздался злой рык волчицы.
-Но мне хотелось...
"А ну быстро назад!" - Шуллат обошла девочку, остановилась пе¬ред ней, преграждая дорогу, а затем стала медленно наступать, выставив вперед голову и поглядывая недобрым глазом, вынуждая подругу подчиниться и вернуться.
Но Мати этого совсем не хотелось, а упрямства в ней было ни¬чуть не меньше, у волчицы.
-Отстань!
"Я что сказала!"
-Ты мне не мать, чтобы приказывать!
"Как знаешь, - Шуллат надоело спорить с девочкой. Она решила - в конце концов, у той есть и собственная голова на плечах и она должна понимать, как следует поступать, а чего делать не нужно. Его глаза сощурились: - Но только не пожалей потом", - и, повернув¬шись, она, осторожно, прячась под повозками и петляя, словно не желая никому попадаться на глаза, двинулась в сторону повозки Ша¬маша.
Шуллат меньше всего хотела бы попасться сейчас на глаза богу солнца. Она чувствовала себя виноватой, понимала, что заслуживает наказания. Но волчица должна была найти брата, зная, что сможет успокоиться лишь убедившись, что с Ханишем все в порядке.
Она ощущала некоторое беспокойство с тех самых пор, как совершенно неожиданно для себя учуяла запах брата в пустыне, на полпути между ледяным дворцом и караванной тропой. Рядом с ним был кто-то чужой и волчица не могла не узнать ту опасность, с которой Хана свела его дорога - Несущая смерть. В первый миг она испытала страх и за себя, и за него. Но по¬том заметила в стороне тело мерзкой твари. Волчица не ос¬мелилась подойти к ней. Она не хотела признаваться в этом даже себе, однако Шуши было страшно - Несущая смерть пугала ее даже мертвой ибо, кто знает, возможно, она способна ожить и на¬пасть...
Так или иначе, сознание того, что противник повержен, нес¬колько успокоил волчицу... Но не совсем.
Она подобралась к повозке бога солнца, забралась под днище, замерла, озираясь по сторонам, и тихо, приг¬лушенно заскулила, зовя брата.
Ответа не было. Шуши заволновалась, нервно закрутила головой. Она была не в силах ждать. Ее охватило беспокойство, которое тре¬бовало выхода. Волчица уже хотела позвать вновь, на этот раз громче, так, чтобы Хан ее обязательно услышал.
-Почему ты сидишь здесь? - Мати подошла к повозке, опустив¬шись на корточки, заглянула под днище.
"Тебе какое дело?" - Шуллат прижала уши, ее пасть приоткры¬лась, обнажая клыки. Девочка стала ее раздражать и волчица была не в силах, да и не считала нужным, сдерживать свои чувства. Ей хотелось, чтобы Мати отвязалась от нее, ушла назад, в повозку.
Та же вместо этого, не обращая внимание на разгоравшуюся злость в глазах волчицы, забралась под повозку, прижалась к взлохмоченной рыжей шерсти, обхватила за мохнатую шею.
-Прости меня, - на самое ухо Шуллат прошептала она. - Прости. Это все из-за меня, да? Я подговорила тебя убежать, а тебе прихо¬дится расплачиваться. Хан обиделся на тебя?
"Наверно, - волчица вздохнула. Теплые слова, добрые руки маленькой хозяйки позволили ей справиться с вдруг нахлынувшей волной ярости, вновь став прежней. Тем более... Может быть, все действи¬тельно так, Мати права и, значит, не о чем беспокоиться, ведь оби¬да - это не навсегда, это на время. Обида уйдет, главное - жизнь. - Хан вчера назвал меня эгоисткой... И он прав", - она вновь вздохнула.
-Да что там говорить, - Мати качнула головой. - Обе мы хоро¬ши... Пошли.
"Куда?"
-К взрослым... Пусть уж лучше нас поскорее накажут. А то этот страх ожидания - хуже всего, - она вылезла из-под повозки, следом выбралась волчица.
И как раз в это мгновение полог всколыхнулся:
-Я пойду, скажу, чтобы приготовили еще отвара, - донесся до Мати голос младшего брата отца, а через мгновение показался и сам Евсей.
Спрыгнув с повозки на прочный белый наст, караванщик чуть не столкнулся с Мати, которая, испуганно ойкнув, отпрянула назад.
Летописец остановился, не спуская с девочки пристального взгляда не мигавших глаз, в которых явственно читался укор, однако с его губ не срывалось ни слова, так, будто он не знал, что сказать.
-Возвращайся в свою повозку, Мати, - наконец, тихо произнес он. - Мы поговорим обо всем потом.
-Почему не сейчас? - девочка удивленно хлопала глазами. Ей-то казалось, что все только и ждут ее возвращения. Разве не из-за этого они остановили караван, устано¬вили шатер? Почему же теперь все обходят ее стороной, не замеча¬ют, словно ее и нет вовсе? Но вот же она, вот!
Караванщик бросил озабоченный взгляд назад, на только что покинутую им повозку, огляделся вокруг, словно кого-то ища.
-Ри, - окликнул он оказавшегося поблизости паренька. - Отведи ее…
-Но дядя! - вскрикнула Мати, скорчив обиженную гримасу. Она повисла на руке караванщика, не давая ему уйти, так ничего и не объяснив.
-Сейчас не время. Я очень спешу, - он попытался разжать крепко стиснутые пальчики девочки, но не смог. - Мати, перестань!
-Что перестань? - на ее глаза набежали слезы. - Почему никто ни¬чего мне не хочет объяснить, и вместо этого просто обходят меня стороной, будто на мне стоит проклятие?!
-Мати, успокойся, - к ним как раз подошел Ри. - Пойдем со мной.
-И ты мне все объяснишь? - она с недоверием посмотрела на него.
-Да.
Лишь услышав его ответ Мати выпустила руку Евсея, который, кивнув своему помощнику, поспешно ушел.
-Идем же, - проводив караванщика взглядом, Ри потянул девочку за собой, но та уперлась, не желая уходить от повозки мага.
-Я хочу поздороваться с Шамашем! - сказала она, упрямо накло¬нив голову вперед, всем своим видом говоря, что до тех пор, пока не увидит наделенного даром, не убедиться, что он не сердится на нее за побег, она не сделает ни шага.
-Не сейчас, - Ри продолжал тянуть ее за собой, стараясь при этом смотреть куда-то в сторону, словно боясь встретиться с девочкой глазами.
-Это еще почему? - Мати недовольно топнула ножкой. - Отпусти ме¬ня! - она дернула руку, стремясь вырвать ее из крепких пальцев юно¬ши.
Ей бы это ни за что не удалось, если бы Ри не услышал у себя за спиной тихий сиплый рык волчицы, полный нескрываемой угрозы. Юноша оглянулся. Увидев прямо перед собой горевшие угрозой глаза огромного хищного зверя, он не столько испугался, сколько расте¬рялся.
Все в караване привыкли к паре священных волков гос¬пожи Айи, к тому, что они, падкие на ласку и внимание, веселые и игривые, словно давно прирученные собаки, никогда не нападали на своих.
И вот теперь это предупреждение, читавшееся в рыжих глазах: "Отпусти ее, не то..." А действительно, что может произойти, если Шуллат сочтет, что поступки кого-то из караванщиков направлены против ее маленькой подруги? Как она поступит тогда? Юноша зада¬вал себе этот вопрос, однако при этом ему меньше всего хотелось искать на него ответ, вернее, найти его. На собственную голову.
Мати тотчас воспользовалась тем, что волчица отвлекла на се¬бя внимание Ри, и, вырвав руку, бросилась к пологу, отогнула его:
-Шамаш, я... - начала она, но, заглянув в повозку, внезап¬но умолкла, застыв на месте, не в силах шевельнуться.
Кто-то торопливо оттолкнул ее.
Волчица, не долго думая, запрыгнула в повозку. Виновато скуля, поджав под себя хвост, она на брюхе под¬ползла к лежавшему возле края волку, осторожно обнюхала его, ткнулась носом в бок. Тот едва заметно шевельнулся, открыл крас¬ный, слезившийся глаз, чтобы взглянуть на сестру, а затем, утом¬ленный, вновь погрузился в забытье дремоты.
-Папа! - слезы, безудержными огненными реками покатившиеся из глаз заставили девочку, преодолев оцепенение, кинуться к лежавше¬му рядом с волком хозяину каравана.
Девочка упала отцу на грудь, уткнувшись заплаканным ли¬цом в толстую оленью шкуру, которым тот был прикрыт по шею, ос¬тавляя лишь голову - всклокоченные, мокрые от пота волосы, лохма¬тую бороду.
-С ним уже все хорошо, - чья-то рука осторожно коснулась ее плеча.
Оторвав лицо от шкуры, девочка испуганно оглянулась. И уви¬дела сидевшую рядом Сати.
-Что ты здесь делаешь?
-Господин попросил меня помочь.
-Шамаш? Помочь? Тебя?!
-Ну... - Сати смутилась. - Он так сказал... - она сама не до конца верила в реальность происходившего и, объясняя все девочке, в то же время в какой уже раз пыталась объяснить себе. - Богиня врачева¬ния наделила меня даром целительства, и... - она умолкла, встретив¬шись с острым, как нож, взглядом девочки, которая смотрела на ка¬раванщицу сердитым зверьком.
На смену боли и страху пришли обида и ярость. Лицо Мати ис¬казила злость. В этот миг она ненавидела Сати, видя в ней даже не соперницу, а воровку, которая украла у нее что-то, что должно бы¬ло принадлежать ей, только ей!
-Уходи! - резко отвернувшись, процедила она сквозь стиснутые зубы.
-Но я не могу! Он велел мне оставаться здесь, быть рядом с хозя¬ином каравана, если ему вдруг станет плохо... - Сати вела себя так, словно в чем-то провинилась и должна теперь оправдываться. Ее ру¬ки подрагивали, пальцы нервно теребили край большого шерстяного платка, повязанного на шею.
-Он сам позаботится о папе! - Мати упрямо вскинула голову. Она не понимала, что происходит? Неужели все так изменились за те несколько часов, которые ее не было? Что случилось с отцом? Он забо¬лел? Чем? И при чем здесь Сати? Целительница она или нет - какая разница?
-Он устал и должен хоть немного отдохнуть! - не выдержав, вскрикнула караванщица. В ее голосе была боль, в то время как голова чуть наклонилась в сторону дальней части повозки, где, укрывшись плащом, сидел бог солнца. Его голо¬ва склонилась на грудь. Черные волосы падали вперед, закрывая ли¬цо.
-Шамаш! - едва увидев мага, Мати рванулась к нему, но Сати схватила ее за руку, удерживая.
-Стой!
-Отпусти! - не столько от боли, сколько от злости зашипела де¬вочка. И почему все вокруг тянули ее в разные стороны? Ну, взрослые еще ладно, а эта Сати, которая и старше ее совсем на чуть-чуть! Вон как возгор¬дилась с тех пор, как прошла посвящение в этом ужасном городе смерти! Пусть это было особенное посвящение, проведенное самими богами, ну и что? Она от этого не переставала быть караванщицей! Ведь для нее же не придумали особенной судьбы, а оставили со все¬ми.
-Дай Ему отдохнуть! Если бы не Он, твой отец был бы уже трижды мертв! Или ты думаешь, что это просто - прогонять вестников смерти?
-Что с папой?
-Что? Его ужалила снежная змея, вот что!
Девочка охнула, в ужасе закрыв ладонями лицо. Она знала, что этот яд смертелен и противоядия не существует.
-И все из-за тебя! - Сати уже не могла остановиться. - Если бы ты не убежала из каравана, ничего бы не случилось! Это ты винова¬та! Ты!
-Нет! - вскрикнула Мати, зажав уши, чтобы ничего больше не слышать. Она взглянула на все так же неподвижно сидевшего Шама¬ша, на лежавшего отца, а затем опрометью бросилась прочь из по¬возки.
Шуллат, проводив подругу пристальным взглядом рыжих насторо¬женных глаз, повернула голову к Сати. Она хмуро зарычала обнажив острые белые клыки. Затем волчица лизнула брата в нос на проща¬ние и побежала догонять подругу, при этом чуть не сбив с ног юношу, который стоял возле отдернутого полога повозки, привлечен¬ный громким разговором.
-Тебе не следовало так говорить с ней, - негромко произнес он.
Сати тяжело вздохнула. Она чувствовала себя виноватой, но ничего не могла исправить, ведь пойманного слова не поймаешь.
-Догони ее, скажи, что я совсем не хотела...!
Юноша кивнул и поспешил в повозку хозяина каравана, моля бо¬гов, чтобы девочка побежала именно туда, чтобы обида не погнала ее обратно в снега пустыни.
-Мати... - он залез в повозку, подполз к дальнему углу, где, накрывшись с головой одеялом, лежала, вздрагивая от рыданий, де¬вочка. - Мати, перестань плакать, - Ри говорил твердо, решительно, понимая, что просьбы и слова жалости лишь увеличат поток слез.
Его остановило приглушенное рычание. В темноте вспыхнули зе¬леным огнем дикие волчий глаза, которые глядели на караванщика в упор: "Уходи!"
Видя, что гость медлит, не спеша убраться восвояси, волчица, напряженно рыча, двинулась к юноше. Угроза была не только в ее глазах, но каждом движении, даже дыхании.
-Постой, подожди! - он чуть отодвинулся, выставил вперед руки, словно защищаясь от священной волчицы. Караванщик понимал, что боль, страх, обида - все те чувства, что охватили девочку, узнав¬шую о беде, случившейся с ее отцом, не могли не передаться ее четвероногой подруге. И если так... Кто знает, как поведет себя Шуллат. Она ведь может захотеть не только защитить девочку, но и отомстить за ее обиду. - Послушай меня, я пришел лишь, чтобы успокоить Мати. Она должна меня выслушать!
-Уходи! - не выбираясь из-под одеяла, прокричала девочка. - Я не хочу ничего слышать!
-Но...
-Шуши, прогони его!
Волчьи зубы лязгнули возле самого носа Ри.
-Хорошо, хорошо, я уйду! - тому не оставалось больше ничего, как отступить к краю повозки. - Мати, Мати, выслушай меня! Ты должна знать! Шамаш обещал, что твой отец не умрет от яда. Не беспокойся за него. Но помни: хозяин карава¬на не переживет, если с тобой вновь что-то случится!
Книга 4. Дорогой сновидений - 1 часть
© Copyright: Юлиана Суренова, 2008
Свидетельство о публикации №208121300272
Свидетельство о публикации №208121300272
Рецензии