Опахало -6-

Всю неделю в ханстве было спокойно. Возможно, не совсем спокойно, но это дело обычное, важно, чтобы во дворце было спокойно, думал Шей Халат, когда спускался по мраморной лестнице в сад. Приятно было осознавать и то, что сам лично приложил свою мудрую голову и руки к созданию этого спокойствия, а не пользуешься как обычно лишь милостями Аллаха, которому, разумеется, огромное спасибо, но и самому необходимо что-то предпринимать, будучи его наместником  на земле. Шей Халат вышел в сад и чуть не упал от набросившихся на него лучей солнца и проникшего в его тело жара. Дышать стало трудно. Не спасали ни арыки бегущие между свернувшими свои листочки деревьями, ни слабый ветерок, едва колеблющий перо на чалме эмира. Эмир немедленно вернулся под своды дворца и крепко задумался.

Жизнь и судьба под руку с роком не желают успокаиваться. Никак не желают. Не успеешь подавить бунт в гареме, перестав выдавать вышивание и материал для плетения маленьких корзинок для цветов, и исключив халву из рациона наложниц и жён, как грядут иные проблемы, которые так просто как женские не решить. Наихудший характер имеют в этом смысле докучливые противоречия, возникающие постоянно и в непрерывной цепи событий, а так же регулирующих их распоряжений, с упорством ишака. Стоило привезти к себе девушку из селения, которая так хорошо укрывает часть ложа, что этой белой горой и не налюбуешься и замечательно рассказывает сказки, как моментально объявляются недовольные жёны. И это стерпеть ещё можно, когда припугнёшь хорошенько старшую запрещением сурьмить брови и румянить щёки, а она уже сама припугнёт всех остальных тем, чем ей удобнее. Но, что делать с жарой, которая не собирается никого слушать, даже самого Аллаха, которого не один и не два раза уже просили прекратить засуху. Просили всевышнего отпустить грехи неповинному населению и продажным чиновникам и перестав, наконец, истязать ни в чём не повинный урожай, который не спасает уже никакой полив.
Хорошо, допустим, народ, скотина, растения в чём-то провинились. Нельзя этот факт полностью исключить из размышлений, но я-то эмир, мирза, мирзы…. и так далее, в чём виноват? Я не щажу своего драгоценного здоровья, и всю неделю трачу его не на девушку своей воплощённой мечты. Я умаляю его введением четырёх новых налогов и снижением одного старого, увеличением проездных и подушных сборов, таможенных пошлин на товары, определяющие роскошества существования. Я не забочусь о нём, когда реформирую армию - ввожу новую форму, меняю флажки на копьях, темляки сабель, даже состав военачальников сократил почти на одного человека. И вдруг оказывается, что всего этого мало. Требуется ещё поджарить солнцем и задушить тяжким воздухом своего эмира.

Что толку держать четырёх негров, усиливая мощь их опахал ещё двумя визирями, которые ничего не умеют толком ни придумать, ни осуществить, кроме как постоянно требовать воды, опуская каждый раз руки с этими мётлами из перьев, когда негры убегают за питьём. Воистину – любое усилие вызывает такое противодействие, что невольно начинаешь умным грекам противоречить и говорить: нет, не равное действию, а сильней и много сильней будет усилие в противоположном направлении. Одному никак не справиться, с учётом такого непреодолимого явления как лень, поэтому пошлю-ка я за мудрецами из башни и повелю очистить дворцовый воздух, внести в него прохладу и успокоение. Но придётся терпеть до вечера, а то те, кого пошлю, умрут по дороге и завтра гонцов придётся посылать вновь.

Почти ползком, едва передвигая ноги, к вечеру следующего дня прибыли во дворец мудрецы. Молодой лёгкий на ногу мудрец потерял всё своё преимущество перед старым, а старый так приблизился к своим праотцам, что пришлось по прибытию опускать его в тёплый арык и стучать в военный барабан прямо у него над ухом, чтобы он не потерял своего драгоценного сознания. На стук барабана явился эмир, благо жара немного спала, но от этого дышать в присутствии повелителя легче не стало.
- Мудрые мои бездельники, пришло время вам поработать по-настоящему. Срочно, как только возможно, клянитесь на Коране, что выполните моё поручение. Клянитесь и слушайте одновременно, нечего терять драгоценное время правителя. Представите свои соображения к завтрашнему утру, а исполнять придуманное начнёте уже в следующую ночь. За день вам доставят всё необходимое, о чём вы должны попросить уже утром. – Так закончил свою путанную от жары речь эмир и удалился исполнять вечерний намаз и слушать потом сказку своей девушки. 

Мудрец лёгкий на ногу, уложил бородатого мудреца на циновку, накрыл его мокрой тряпкой, чтобы он не отдал до утра свою душу Аллаху. Как только утихло эхо шагов повелителя, лёгкий на ногу мудрец сел думать, велев принести зелёный чай тройной крепостью заварки. Мечты, мечты, какими разными вы бываете. Есть мечты бесплотные, лёгкие как вечерний полёт быстрокрылой птицы, а есть такие тяжёлые, что и тысяча булыжников с ними по весу ни в какое сравнение не идут. Вот такими тягостными мечтами и принялся ворочать лёгкий на ногу мудрец, стремясь облегчить пути одоления загадок не только в замыслах, но и в их всемерном воплощении. К утру план был полностью разработан.

Лёгкий на ногу мудрец, шатаясь и смачивая воспалённые веки марлей пропитанной спитой заваркой, докладывал, стоя на коленях и держа письменный план в руке, о своих намерениях, измышленных во исполнение поручения Шей Халата самому Шей Халату. Эмир слушал не очень внимательно. Он так намучился бессонной жаркой ночью, что выглядел злым и подавленным, несмотря на три весёлые и поучительные сказки, прослушанные им за ночь, и одну робкую попытку сделать незаконного наследника.
- О, эмир, повелитель правоверных ханства Порты Долой. Позволь отвлечь тебя от жары и неотложных государственных дел, своей жалкой речью, вся суть которой в том, что ты можешь после её завершения со спокойной совестью вызвать палача, а я со спокойной совестью умереть. Чтобы быть как можно более кратким, начну с самого конца. Нам необходимо пробиться к центру земли – там ледяной вечный холод и выпустить небольшую его порцию на землю. Мы заключим холод в трубы и пустим его во дворец и даже в сад. Вечная прохлада, тебе, о, наш великий герой времени и пространства, обеспечена. Чудесное опахало будет без помощи негров и отвлечённых от государственных дел визирей вечно служить тебе, пока Аллах не прикажет сделать иначе. Вот самая краткая речь в моей жизни во славу моего повелителя.
- Это приятная новость. Да верится в неё с большим трудом. Хотя, если хорошенько подумать…. Так не вижу в этом деле ничего особенного. В глубоком колодце всегда вода прохладнее, чем в мелком. Вполне естественно предположить, что очень-очень глубокий колодец может закончиться льдом. Для такой мысли не нужно быть мудрецом. Правильно я сделал, что заставил тебя истратить жалование на благое и полезное дело, а не на укрепление твоего и так слишком крепкого здоровья.
- Но мой, повелитель, должен тебя предупредить. Воплощение грандиозного замысла может занять очень много времени и закончиться позже того момента, как все мы покинем этот мир. Зато с уверенностью могу сказать, что автор идеи - вы мой эмир, будет прославлен в веках и имя его останется бессмертным до тех пор, пока живёт хоть один человек на свете.
- Надо бы наказать тебя, за такой длинный путь к вечной жизни, но что он такое по сравнению с бессмертным именем – суета. Самая обычная суета. Давай свою бумагу, которую ты держишь в руках, я подпишу её и государственная машина придёт в действие, а ты получишь сегодня самый хороший обед, какой тебе доставался во всю твою жалкую жизнь. Как раз вчера, из-за жары от моего стола осталось очень много постного плова. Я блюду свою фигуру с некоторых пор. Можешь попросить моего повара принести плова столько, сколько душа твоя пожелает, да заодно накорми своего товарища, который так непочтительно спит в присутствии своего хозяина.
- О, мой повелитель, не могу выполнить твоего пожелания. Пощади меня или казни, но поделиться со своим товарищем я не смогу.

Эмир покраснел, а потом позеленел от такой наглости – впервые в жизни в исполнении его прихоти было так нагло отказано. Он уже хотел топнуть ногой, и только Аллах знает, что бы он приказал сделать непокорному, но не успел. Один из его охранников, которые всегда сопровождали эмира во дворце, ведь дворцовые закоулки опаснее любой большой дороги, бросился к непочтительному бородатому мудрецу, спящему на жёлтой циновке. Стаж хотел поставить старца на колени, но отпрянул от подстилки и застыл, потеряв дар речи или, не смея говорить, пока не прикажет его повелитель.
- Именно в этом причина моей непочтительности, о, славнейший из славных. Да, наш друг покинул этот мир сегодня с рассветом. Сердце не выдержало. Оно остановилось от счастья получить такое великое задание от величайшего  ума современности, от тебя мой повелитель….
- Смерть – она всегда на пути великих правителей. Как же я не люблю мертвецов, особенно мудрых. Немедленно убрать. Выдать две деньги, нет, две таньги на похороны этого бородатого и маленький казан со вчерашним пловом для поминовения, - следующие слова эмира были обращены уже к слуге:
- Немедленно беги на хозяйственный двор и проверь: жив ли мой ишак. Как ему бедняге удалось пережить эту ужасную душную ночь. Если он будет кричать и мотать головой во все стороны, то дай ему морковку и корыто с водой, только непременно со свежей и из самого глубокого колодца.
Эмир удалился. Удалился лишь для того, чтобы появляться вновь и вновь.

Молодой мудрец ещё долго прощался со старым мудрецом и поправлял его бороду. Борода не должна была мешать душе человека окончательно перейти на небо. Из воспалённых глаз мудреца катились крупные слёзы. Он плакал и думал о том, что жизнь человека такая трудная, такая короткая, и такая же тёмная, как самый глубокий колодец. Но она так прекрасна и удивительна, что даже раскалённое ядро земли может подарить прохладу, если эта прохлада и есть сама жизнь.