Диван-сарай -5-

В раздумьях Шей Халат остановился неподалёку от ворот в свою столицу Ухишарф. Забавная идея просочилась из утреннего воздуха промеж ослиных ушей под пыльную чалму эмира со скромной рубиновой заколкой, крепившей изумрудное петушиное перо, и надёжно поместилась в темени её носившего. Эмир слез с осла, покопался в седельной сумке и вытащил застиранный стёганый халат синего цвета с малиновой и сиреневой огуречной набивкой. Очень удивился эмир, когда, переодеваясь, заметил, что под седлом ишака нет любимой им красной попоны, но не тому что её нет, - мог и забыть её набросить какой-то нерасторопный слуга, всегда беда, с этими ишаками-слугами, - а тому, что осёл прекрасно довёз до стен города без неё. Вот это было необычно, эмир даже подумал, что у его осла меняется характер. Стареет бродяга. Не пора ли его поменять на мула. Совершенно зря так подумал эмир. У ишака осуждающе шевельнулись уши, и тронуться с места эмиру в седле в этот день больше не довелось. После целого ряда бесплодных попыток сдвинуть ишака с места, эмир обошёл ишака со всех сторон и внимательно осмотрел. Ишак прекрасно выглядел в лучах восходящего солнца, отбрасывая величественную тень на дорогу. Жаль только, что он выглядел не благородным скакуном, а как обыкновенная статуя в честь всех упрямых ишаков Востока.
- О, величайший повелитель и корабль, дорог равнинных, пустынных и горных! Не стал бы ты капризничать в самом конце пути, когда тебя ждёт прекрасное царское стойло, полный мешок отборного овса и чан со свежей водой. Какое доставил бы ты этим удовольствие повелителю ишаков своего ханства скромному Шей Халату. Поверти хвостом в знак согласия, и я одарю тебя новой красной попоной, на которой будет вышито твоё имя золотыми буквами, а рядом будет вышита царская чалма с прорезью для твоих прекраснейших ушей. Ты согласен, о, несчастный шайтан, друг шайтана, сын шайтана?

О чём подумал ишак в ответ на эти замечательные слова эмира, не знает даже Аллах, но он вдруг сорвался с места, будто услышал крики заскучавшей в одиночестве ослицы и припустил к городским воротам. Так они вместе и достигли ворот – ишак впереди, эмир позади. Ишак ворвался в створ, а эмир немного замешкался и был остановлен сомкнутыми копьями стражников. Весёлые часовые не просто обошлись с эмиром непочтительно, но и надсмеялись над его потерей средства передвижения.
- Эй, дехканин, плати за въезд. Ишь, разбежался! – Стражники, утомлённые долгим ночным дежурством, с удовольствием одаривали эмира подзатыльниками и тумаками, а один уже шарил в карманах ветхого голубого халата, которые были пусты как утреннее небо.
Дальнейшие события в изложении придворных историографов представлялись так:
«… … … и достойнейший из достойных, величайший из великих, эмир Шей Халат, мирза, мирза, мирза, мирзы… после проверки караула у городских ворот, наградил верных своих слуг-воинов, всегда стоявших неприступной стеной на защите столицы в любое время суток, золотой заколкой с рубином и изумрудным петушиным пером, которая была лично повелителем снята с чалмы, украшавшей его драгоценную и мудрую голову».
На деле всё выглядело не так или совсем не так. Впрочем, со многими историческими записями так бывает, удивляться не приходится. Возвращённую благородному владельцу заколку, как несчастливую, эмир немедленно отправил на хранение в казну. Стражников он срочно переслал на самую дальнюю границу своего ханства, чтобы они в бесконечной борьбе с наглым племенем люли, ворующим овец и баранов у настоящих дехкан и провозивших за пазухами запрещённый гашиш, утратили свои жизни с пользой для отечества, а не в праздной болтовне у въездных столичных ворот. Однако мудрость эмира не знала границ и преград, в отличие от его ханства, маленького и незаметного в огромном мире песка и неба. За бдительность он наградил своего визиря, отвечавшего за внутреннюю безопасность ханства двумя баранами с усохшими от старости курдюками и огромной связкой инжира, которую заставил всю съесть в своём присутствии, не запивая водой. Эмир так расстроился, что не мог даже отдать приказ о казни виновных в унижении его достоинства. Пришлось опять проявить государственный подход и сделать вид, что было вообще-то нетрудно, учитывая застывшую на лице улыбку от подзатыльников, что он доволен рвением стражников, которые так неосторожно исполнили службу, невзирая на лица.

Эта маленькая неприятность и путешествие, пусть и краткосрочное, не во дворец, а в тюрьму, выбила эмира из намеченной колеи. Однако всё могло бы закончиться много хуже, если бы тюремщики не узнали ишака эмира, прискакавшего к решётке и громко потребовавшего от своего хозяина то ли морковки, то ли свежей воды с овсом. Как только ишак был наверно узнан, эмира немедленно выпустили ишаку на поруки. Итак, настроение эмира несколько подпортилось, но не настолько, чтобы придаваться унынию и забыть о важных государственных делах. Хорошенько умывшись после сложного пути, Шёй Халат совершил дневной намаз, отдал все положенные правоверному почести Аллаху и его пророкам, наслушался заунывной речи муллы, сопровождавшейся восторженными криками с минарета его помощника, и занялся опросом доверенных лиц о неотложных делах ханства.

Первым держал ответ визирь-казначей. Он долго и нудно рассказывал эмиру, в каком удивительном темпе идет опустошение государственных средств и каким образом с этим опустошением можно будет когда-нибудь начать бороться. Особенно злили эмира рассуждения казначея, что деньга предпочтительнее для их экономики, чем таньга, о чём знал в ханстве каждый ребёнок и рекомендовал держать капитал в золоте и рубинах, частично переводя в серебро. Доклад едва не закончился для визиря-казначея отставкой своей головы в сторону, но эмир вовремя рассудил, что найти ещё одного такого ослабившего расчетами свою голову человека на такую важную должность будет крайне трудно. Все в ханстве знали, что казначей не ворует. Важнее же было то, что на его обучение в Самарканде были потрачены большие деньги и время, которые ещё надо окупить, до его казни. Утирая пачкой просроченных векселей пот, лившийся с лица от умственного напряжения, эмир в сердцах запустил тяжёлой печатью в лоб своему казначею, что тот правильно расценил как необычайную милость и поспешил удалиться.

Следующим докладывал визирь по делам ремесленничества и водоотведения. Утешительного ничего в его докладе эмир не услышал. Чеканщики, оружейники, гончары, мастера по обработке древесины и кож опять протестовали на прошлой неделе и требовали улучшить их положение на рынке. Мастеровые желали выдвинуть их лавки из-под стен крепости на середину базарной площади и не пускать туда ни под каким видом торговцев дынями и виноградом, а так же другими фруктами и овощами, которые своим гниением и страшным видом отпугивают знатных проезжих от изделий хранящихся вечность и обладающих несравнимой с пищей ценностью. Соглашение с большим трудом было достигнуто только с пекарями и арбузниками, которые обещали правительству всяческую поддержку в переговорах с цеховиками и бесплатно поставили во дворец немалое количество муки и спелых арбузов. Муке эмир обрадовался, её можно отправить в казну вместо серебра, но арбуз, выкаченный к его ногам в качестве образчика, привёл его в бешенство и немедленно полетел в голову докладчику, не успевшему дочитать свой свиток до конца, в котором содержались важнейшие, но печальные сведения о состоянии дворцовой канализации. 

Долго ещё мучился эмир со своими визирями и приходил к убеждению, что все труды напрасны. Как всё шло всегда, так и идёт ныне. Собрав всю свою волю в бархатный кулачок, он решил действовать сам, чтобы хоть как-то повлиять на происходящее в его ханстве безобразие. Он немедленно вызвал к своим светлым очам придворного мудреца одеяний и украшений и повелел ему изготовить красную попону для своего ишака на замену исчезнувшей. Кроме того, он послал письменное, чтобы больше не видеть зрением адресата, распоряжение казначею, в котором повелел списать как безвозвратно утраченную старую ослиную попону. Даже не передохнув, Шей Халат продиктовал писарю указ визирю водоотведения срочно брать в руки лопату и разгребать все нечистоты, которые ему попадутся на глаза. Вот как полезно бывает умение смотреть в корень проблемы, не выслушивая до конца бесполезные доклады ответственных лиц.

Здесь эмир сделал паузу и не зря. Пауза позволила ему отдышаться. Как с неба упали его слова и были вписаны в тот же указ следующей строкой: «А в перерывах в своём лёгком на благо нашего ханства труде, будешь собирать тою же лопатой в специальные мешки навоз от лошадей, волов, коров, ослов и другой живности, который зря пропадает на дороге и свозить его в мешках на поля честных дехкан, чтобы был второй в этом году урожай более богат, чем первый, не менее, чем на треть, а за каждый привезённый мешок будешь брать….».  Эмир впал в глубокую задумчивость и чуть не свалился с трона от неожиданного умственного усилия. Что же с них брать: деньгу или таньгу? Но выход был счастливо найден писарем, он подсказал, как лучше написать: «… а за каждый мешок возьмёшь с дехканина медную монету низшего достоинства и отнесёшь всю огромную сумму к менялам и совершишь обменную операцию, заплатив не более одной монетки за сто сданных этим мошенникам, и внесёшь всю сумму уже серебром в казну».

Эмир ещё многое задумал сегодня свершить, но опять ему помешали, только не те слуги, которые прибежали с вестями о готовом обеде и о прибытии ансамбля карнай-сурнай, а бестолковый мудрец одеяний, который посмел задержать эмира никчёмнейшим вопросом: как зовут осла? Ведь он – эмир – повелел вышить его имя на новой красной попоне золотом. Кроме того, мудрец одеяний просил спилить один коготь с орла, который украшал трон эмира, потому как визирь-казначей на вышивание имени осла золото давать отказался на отрез. Он предлагал вместо золотого слитка свою честную голову, которая для вышивки никак не подходила ввиду отсутствия всякой пригодной на нити растительности. Тут уже схватился за голову эмир. Он вызвал весь диван в тронный зал и пригласил придворного палача для демонстрации в воспитательных целях заточки своих инструментов. Точить он велел все инструменты до тех пор, пока каждый визирь и секретарь лично не убедится в том, что они полностью готовы к работе. Несмотря на эту досадную задержку, дело с вышиванием каким-то волшебным образом утряслось благодаря тому, что имени у осла не оказалось вовсе – вышивать его стало необязательно. Остальные малозначимые дела, как только все налюбовались палачом, пошли своим чередом.

И так они шли до самого окончания обеда, когда совершенно для себя неожиданно эмир заскучал и начал вспоминать ненужные сейчас на сытый желудок подробности своих ночей на крыше с девушкой из караван-сарая с великолепным широким задом. Особенно он нуждался в её сказках. Эмир хотел срочно выслать за девушкой разгонную дворцовую арбу и уже сообщил об этом старшему визирю-конюху, но сообразил, что она всё равно прибудет обратно во дворец не ранее середины следующего дня. Решения своего он не отменил, но заскучал в полную силу. Так бы он и скучал до самой встречи с девушкой, которая так хорошо рассказывает сказки и занимает так много места на подушках, если бы, наконец, не пришло одно радостное известие. Во дворец доставили с оказией старую красную попону ишака от мудрецов из башни, которые со всем почтением сообщали в сопроводительной грамоте, что эмиру угодно было её обронить во время его любования полумесяцем. Эмир радовался и думал: как же это хорошо, когда казна прирастает, а не убывает, хоть бы и найденным старым богатством. Ведь экономия - эта та же прибыль, как учил его визирь-казначей.
Слава Аллаху!