3. Простая история или змея жалости

РАЗДРАЖЕНИЕ
Я ощущала  в последнее время, что что-то идет не так. Я видела, что мое присутствие раздражает подругу, что она не любит мой дом. Заляпанная печка, разбитая посуда-все это я бы простила сама себе, но не могла простить ей. Наше совместное проживание в одной квартире начинало тяготить нас обоих.
Я обитала в спальне, Ирина с мужем в гостиной, а крошечная кухня для нас была общей.
Вечером Ирина и ее муж проводили долгие часы на кухне. Ирина что-то жарила, варила, наполняя комнаты острыми запахами чеснока, лука. Потом они с мужем растянуто ужинали, и только после этого плавно перемещались в гостиную и в ванну.
-Мой Ихтиандр так любит плескаться! - говорила фальшиво-радостным голосом Ирина, чтобы хоть как-то смягчить  его двухчасовое пребывание в ванной комнате.
В ванне был сломан кран, из душевого рычага текла вода, но ихтиандра это не смущало.
Я знала, что я не должна раздражаться, что надо всех любить, что помогать подруге- это моя обязанность, и тем не менее, я начинала злиться. Злость бурлила во мне, не находя выхода. Причина злости была проста, я все более ощущала Ирину и ее мужа чужими. Мне не нравилось, что они прикасаются к моим стенам, мебели, посуде. Мне не нравились их жалобы на отсутствие денег, мне не нравилось, что Ирина ни разу не взяла в руки тряпку, чтобы помыть полы. Все свои силы она кидала на свою будущую квартирку-норку. 

-Лика, как-то у нас с тобой  все не так. Я не хочу тебя терять как подругу, но мне кажется, что мы все больше отдаляемся друг от друга, - сказала она  мне однажды.
Я промолчала. Сейчас ее дорога была  направлена совсем не  туда, куда я хотела ее отвести.
Получив мужа и здоровье, Ирина начала мечтать о власти. Я заметила, что она очень болезненно реагирует на слово иерархия. Однажды, когда я сказала, что в будущем иерархия исчезнет, она очень разозлилась, сделала страшные глаза:
-Лика, как ты можешь так думать! Мир не может существовать без иерархии!
За ее словами я увидела горы. Серые, остроконечные. Без намека на траву.
Голос у Ирины был чужой. И я уже начала мысленно торопить окончание строительства ее дома.


ПОПЫТКА
Ихтиандр тоже переживал, что стесняет меня. Он старался быть как можно более незаметным. Однажды он пришел с работы чуть пораньше Ирины, и я, натужно включив в себе радость,  сварила кофе. Так получилось само собой, что у нас завязался разговор.
О чем может беспокоиться мужчина, имеющий жену? Конечно же, о деньгах и о работе. Он рассказал мне, что когда-то давно жил в столице, работал в престижной фирме. Потом у него заболел отец раком двенадцатиперстной кишки, и он бросил работу, уехал из столицы, чтобы исполнить сыновний долг. Отец умер, и с того времени попытки Ихтиандра найти постоянную высокооплачиваемую работу, были безуспешны.
-Все как отрезало, -сказал он мне.
-И еще, Лика, я не пойму, отчего умер мой отец. Он ведь был таким хорошим человеком. За что ему достались эти муки?
Я вгляделась в поток его отца:
-Он переживал острое чувство несправедливости.
-Ну да, было такое. Отец  в школе был отличником, потом зарабатывал много денег. А потом случился кризис. Отец так и не поднялся, а вчерашний троечник стал миллионером.
Отец так и не мог смириться с тем, что он стал ниже троечника.
-Система иерархии дала сбой, -усмехнулась я.
Ихтиандр вышел на балкон и закурил.
-Твой отец в своих неудачах винил троечника, а ты в своих неудачах винишь своего отца.
-Я не виню отца! – вскинулся он, и я поняла, что попала в больное место.
Я увидела за  яркой обложкой из блестящей солнечной фольги черный зловонный  дым. За красивыми словами о сыновнем долге черную обиду.
-Ты найдешь хорошую работу, если…
-Что если?
-Если восхитишься своим отцом. Хочешь, я тебе помогу?
-Нет!- он выскочил с балкона и кухни.
 Убежал от меня в зал. Слово «восхищение» сразило его как пуля.
От него исходил поток  дикого, животного страха.
-Меня боятся, -подумала я равнодушно.
 
Вечером пришла подруга и сказала, что ей предложили работу в министерстве образования. Еще вчера она ругала тех, кто у власти, а сегодня сама готова была идти туда.
-Я постараюсь там работать честно, - сказала она, словно бы оправдываясь передо мной.
-Вот и исполнились все твои мечты, -сказала я ей.
-Еще не все. Я так уже хочу в свою квартиру.
-Скоро будет и квартира…
-Поскорее бы…
-У твоего мужа проблемы… Кармические…-многозначительно протянула я.
-Ну, ты же поможешь, Лика.
-Он не хочет.
-Я с ним поговорю.
-Ты сама должна ему помочь.
-Как это?
-Через восхищение…
Слово «восхищение» вызвало у нее такой же панический ужас, как у ее мужа.
-Нет!  Я не буду восхищаться!
-Почему?
-Все чем я восхищаюсь, я  потом теряю!-  крикнула она, выбрасывая на меня волны страха.
-А ты восхищайся космически, как будто это не твое, а просто часть мира. Ты же обучалась у фиолетовых космической любви..
-Ну и что! Я хочу пожить для себя. Я не хочу ничего терять!
Я увидела ее в виде серой, большой, сгорбленной  женщины, собирающей в кучу всевозможное тряпье.
-Ему нужен свежий воздух, а твое тряпье и его дым  противное сочетание… Вы же оба завоняете на тонком уровне.
-Какое тряпье, Лика? И при чем здесь уровни?
-Так ты ходила на курсы фиолетовых,  только затем, чтобы обеспечить себе покой?
-Лика, может быть, ты мне завидуешь?



ДАР
-Эх, скорее бы достраивался дом, - вздохнула  моя подруга, - мы сразу уйдем, чтобы тебе не мешать.
Это она сказала вслух, но я услышала ее мысли:
-Поскорее бы оторваться от тебя. Забрать все свое.
Вслух она еще добавила:
-Лика, у меня очень неприятное чувство, будто бы я тебе должна и очень много. Мне не расплатиться за всю жизнь.
Я хотела отшутиться, но поняла, что это будет выглядеть искусственно. Она, действительно, мне была должна. И ни много,  ни мало-целую жизнь. Я четко осознавала, что подарила ей новое направление  судьбы.
-Если бы ты развивала свой дар, ты бы стала еще сильнее, - сказала я неуверенно.
Слово «сильнее» разволновало ее.
-А ты знаешь мой дар? –спросила она.
Не знаю… Он виден смутно. Что-то вроде очищения каких-то структур. Ты- чистильщик.
Ей это не понравилось. Она хотела другого.
-А твой дар?
-Мой дар- освещать.
-Твой дар- освещать, а мой -чистить?
-Да.
-Так ты выше меня?
-Нет. Мы рядом, хоть мы и разные.
-То, что ты освещаешь, Лика, бывает так неприятно видеть.
-Ну, так очищай.
-Лика, ты очень сильно изменилась в последнее время.
-Да. Очень. У меня такое ощущение, что в меня загрузили все книги мира. Вот раньше Ошо не могла понять, а сейчас он мне кажется детским садом. Знаешь, я как будто бы вижу основы мира. И там все просто, безо всяких мудреных заворотов.
Есть излучающая энергия-свет-бог, она падает в черные структуры материи-поглощения-зверя, чтобы создать новые формы жизни-красоты.
Потому в каждом из нас есть и звери и боги.
Совершенные формы из них возникают только, когда зверь и бог соединяются через любовь.
Зверь-вампир по сути, бог- по сути дарящее начало. Вместе они должны достигнуть гармонии соединения нового.
 А люди предпочитают либо уйти в зверя, либо в бога. И в том и в другом случае это шаги назад. И святой и грешник- одинаково ведут в мир смерти-покоя.
-А есть еще другой мир?
-Есть. Он мир творца, мир без бега времени.
-Лика, все это сложно. По-моему, ты забираешься не туда.
-Наша Вселенная –как новорожденная укутана в овечью шерсть, в руно, в белый войлок-туман времени. Она будет прорастать туда, в надпространство, новыми мирами осознанного творения. Мы же пока только заготовки творцов. Мы бессознательные творцы,- я сказала это так веско, что она притихла с возражениями.
-Лика, а во мне  больше зверя или бога?
-Зверя… И ты не хочешь бога…В этом твоя проблема…
-Да. Я не хочу жить в мире дарения. Я хочу жить в мире обладания. У меня итак ничего хорошего не было в жизни. И сейчас все, что я получила, я хочу сохранить.
-Ты получила поток, если ты начнешь делать в нем запруду- получишь болото. Нельзя сохранить то, что протекает через тебя, - я сказала ей это голосом учителя.
Она смотрела на меня и  одновременно куда-то в даль, словно бы сканируя возможные варианты своей судьбы.
И жалость к ней, обездоленной, снова наполнила меня до краев горечью.


СБЕЖАТЬ.
Я никак не могла понять, что я неправильно делаю. А в том, что происходит что-то дисгармоничное, я уже не сомневалась. Я дарила ей любовь и радость, а взамен получала нарастающую враждебность, которая уже и не думала прятаться за масками приличия.
Получалось так, что она хотела жить хорошо, но не могла найти в себе для этого достаточно любви. И я из жалости давала ей эту любовь.
Жалость, жало… Именно здесь крылось что-то неприятное. Но не жалеть? Почему нельзя жалеть? Ведь весь наш мир построен на жалости. И когда-то ОНИ меня пожалели… Но ведь я не просила ИХ жалеть меня. Значит, ОНИ меня не пожалели, а просто помогли… А той, другой женщине, умершей на операционном столе,  ОНИ не помогли.
ОНИ помогли мне, потому что теперь я стала ИХ голосом, во мне ИХ мысли-образы. Я с НИМИ… А мне тогда кому помогать? Как выбрать того, кто достоин помощи? Как увидеть того, кто настроен идти в мир любви?
Ведь стоит только пустить  клич:
-Приходите, я могу подарить вам счастье!
Прибежит толпа страждущих и разорвет меня в клочки.
И в то же время я не могу отвернуться и уйти от мира. Ведь ОНИ дали мне силу, я связана с НИМИ, я ИХ часть. Именно потому ОНИ вернули меня в этот мир.
От  раздумий у меня начинала болеть голова. Я мысленно погружалась в боль, превращая ее в ручей или в зеленый лист или в полярный снег или в огонь или… Боль сама диктовала мне образы. Потихоньку она трансформировалась, растворялась  в слабом фиолетовом свете.

Весна вламывалась  в окна парным ветром. Серые деревья обнажились неприглядно на подошвах высушенных ломких остатков травы. Каждый вечер мне хотелось уйти из душного дома. Мне не хотелось слышать Иринины жалобы на безденежье. Рядом с ней я казалась себе неприлично богатой, особенно теперь, когда со мной были ОНИ. Действительно, кроме моей небольшой зарплаты в  захудалом магазинчике по продаже канцтоваров, Вселенная  дарила мне деньги просто так. Как-то от человека к человеку шла цепочка. Кто-то просил помочь разрешить проблемы или увидеть их. Я легко находила камни, видела их ядро  и настраивала человека на прекрасное преобразование.
Кому-то это давалось легко, а кто-то выращивал в себе целый сад камней. И если у таких крошились одни камни, то тотчас появлялись другие. Словно бы в голове у людей стояла программа образования камней. Почему-то на память неизвестно откуда приходили картинки больных вновь и вновь расковыривающих свои язвы.

Как-то случайно я встретила на улице своего врача. Он похудел, черты  его лица заострились. Он излучал усталость. Теперь он мало походил на Джорджа Клуни, больше на  аспиранта-аскета.
Земля-старуха. И по ней ходят люди, уставшие жить. Люди-звери. Их жизнь- сплошная борьба с вещами, с деньгами, с болезнями. 
Кто-то мне говорил, что нельзя лечить людей, кто-то говорил, что надо ставить защиту при лечении. Я же ощущала себя светом, и потому мне не имело смысла ставить защиты-перегородки. В свете невозможно пробить брешь, от него можно только загородиться. А мой свет шел из высшего измерения, и потому  плоские перегородки для него не имели значения, как  для карандаша, который легко может попасть внутрь наглухо замкнутого круга. Мой свет давал  возможность вырасти прекрасным цветам-людям, туда в надпространство. Я видела стебель дара, на котором распускаются новые люди – ОНИ.
 
Я старалась все делать с любовью. Я светила изо всех сил.
Но мой волшебный  свет Ирина почему-то превращала в дым.
Новых знаний не приходило. Мой мозг запросил паузу.

-Ирин, я решила съездить к своей маме на недельку, - я  не смотрела в ее глаза.
-А у нас уже скоро дом достроят. Правда, там еще так много надо доплачивать за все. И   с деньгами туго,- она повесила на лицо скорбный замок губ.
Я ощутила темноту ее потока, особенно нестерпимую, потому как в кухонное окно било яркое весеннее солнце. Предвкушая свободу поездки, я мешала серебряной ложечкой сахар в чае.
- Ну все. Мне пора на работу, - сказала Ирина.
-Пока, - я подняла взгляд и чуть не поперхнулась глотком чая.
Она стояла в коридоре, держась за ручку двери, и вместо ее головы я увидела голову змеи с жалом.


ДОРОГА
У меня была верхняя полка в поезде. Все вокруг спали, а я слушала ночь.
…Летит над полем полная луна…Дремота ночи выпита до дна…
…Под теплый взгляд сиреневых небес… На темно-синий, не расцветший лес…

Поезд несся почти бесшумно. В черном небе горели звезды, пахло цветущей степью. Я наслаждалась движением, я впускала его в себя. ОНИ были со мной. Что-то ОНИ хотели мне сказать важное. Но ОНИ не могли говорить словами. Вернее, мой мозг еще плохо справлялся с переводом их языка, потому что ОНИ разговаривали образами. ОНИ или ОНО… Было такое ощущение, что где-то в непостижимой высоте мы все, весь мир превращаемся в одно целое, в одно Высшее Я. Сила  Высшего Я втекала в меня, но на каком-то повороте-ответвлении она превращалась в слабость. И я не могла никак разглядеть эту воронку или затор слабости.
Я прикрыла веки.
Несмотря на ночь, в них бил свет, тот самый, космический.
На внутреннем экране цвета сепии появились четкие знаки –что-то  похожее на  руны или иероглифы. В меня , как в компьютер закачивалось какое-то знание. Я и не заметила, как провалилась в сон, в океан подсознания.


ВОПРОСЫ.
В родительском доме я быстро заскучала. От себя ведь никуда сбежать невозможно.
Маленький серый пыльный городок, деревья, еще не отошедшие от зимы, грязные слезные каналы  разбитых дорог, обшарпанная пятиэтажка, -все это встало перед моими глазами отчетливо и неприкрыто.
Внутренность  квартиры была теплой и светлой, хотя и обставлена мебелью без особого вкуса.
Мама неустанно хотела меня накормить. Извечное желание родителей. Пироги, булочки, варенье… Все это оседало во мне сладкими сонными расслабляющими пластами. Я пила бесконечные чаи, потом прикасалась лбом к холодному оконному стеклу, чтобы выйти из цепкой, сонной одури.
Мама  часто сидела напротив меня, теребя пальцами подбородок. Мне было больно видеть следы увядания на ее лице. Я в который раз подумала о том, что жизнь- странная штука. В ней только родишься, только начинаешь расцветать и  с разбегу прямиком в старость.
Разговаривали мы с мамой  о погоде, о моих планах на личную жизнь, и обязательно о ее болезнях.
Внутри мамы тоже было много всяких камней, и я попыталась сдвинуть хотя бы один из них. Ну, хотя бы самый темный, связанный с ее страхами по поводу опухоли. Почему-то она решила, что непременно заболеет раком.

-Зачем ты ставишь себе эти программы болезни? – спросила я ее.
-А как же, Лика? Бабушка твоя от этого умерла. Меня тоже это ждет, - она говорила об этом со страхом, смешанным с торжественностью.
Я с тоской подумала  о том, что люди через болезнь пытаются реализовать свою значимость.
-По-твоему, и у меня это будет? – спросила я грубовато
-Не знаю. Ты другая. Ты сильная.
-А что тебе мешает быть сильной?   
-Лика, старая я уже, - она поправила прядь седых волос.
-Зачем ты ставишь себе программу старости?
-А ты скажешь, что старости нет?
-Нет.
-Лика, ты вредничаешь!
-В тебе просто много страхов, они похожи на камни, и эти камни можно перетереть в пыль и вырастить из них цветы.
-Лика, ты начиталась всякой чуши.
-Я не читаю книг!
-Так что ли в секту тебя заманили?
-Никакой секты нет. Я просто стала видеть. Давай переделаем твой камень страха.
- Ничего я не хочу переделывать!


ПОЧЕМУ?
Я видела, куда идет мама, и я была бессильна это изменить.
Ее судьба-дорога вела ее в болезнь. Это как сесть в поезд, идущий из пункта А в пункт Б.
Б- это болезнь. Почему-то многие люди покупают билеты именно на это направление. Очень уж оно популярное.
Я видела дополнительный поезд  другой судьбы. Но я не могла уговорить маму пересесть на него. Она не хотела.
Я не могла помочь тому, кто не хотел принимать мою помощь. Ирина хотела принимать мою помощь, но все равно не сделала шаг в сторону новой жизни в даре. Тогда зачем и почему существует помощь? Что это за такое коллективное заблуждение по поводу того что все должны друг-другу помогать?  Может быть лучше помогать самой себе?
Но раз я могу, а они не могут, значит, я должна их тащить к Высшему, несмотря ни на что?
Количество вопросов в моей голове превысило все допустимые нормы.   
К вечеру я почувствовала себя хуже. Как-то резко пришла слабость, осела пустотой в голове, и сухой пленкой боли в горле.
Я никак не могла вытащить из головы назойливые мысли. Они крутились как крупные мухи, жужжали, зудели внутри и снаружи.
Я ничем не могла помочь маме, потому что она не хотела. И я помогала подруге, которая хотела, но… Почему-то это все не приносило мне радости. Как будто я делала что-то не  то. Но почему не то?
Ведь, когда людям плохо, им надо помогать. Разве не так?
Ночь не принесла мне сна. К утру у меня поднялась температура, появилась резкая боль в правом ухе.


БОЛЬ   
Боль внутри меня разрасталась и приняла  космические размеры.
Жар накатывал горячей внутренней волной, неся смятение и панику в мой мозг. Градусник зашкаливал за тридцать девять.
Я пыталась преобразовать боль в нечто прекрасное, но это было невозможно. Она как магма истекала из вулкана непрерывно. Сильная, безразличная магма. Я пила таблетки, но они лишь  ненадолго охлаждали  жар. В голове у меня помутилось, ухо оглохло. Я изо всех сил делала вид, что мне хорошо. Таблетки от температуры помогали лишь на полчаса, давая мне крохотную передышку на тридцати восьми
Через два дня у меня был обратный билет на поезд.
-Лика, ты никуда не поедешь, -сказала строго мама.
-Мне уже лучше. Я смогу справиться, -ответила я ей механически.- Просто мне надо отоспаться. И все пройдет. Это от усталости.
Я пыталась улыбаться.
Два  следующих дня, проведенных дома, лишь усугубили мое состояние.

В день отъезда я держалась изо все сил, дежурно и молчаливо улыбнулась маме, поцеловала ее на прощанье сухими, горячими губами.
В поезде я камнем рухнула на полку. Теперь мне не перед кем было притворяться выздоравливающей, и  боль сделалась совсем невыносимой.
Я лежала на спине. Каждое мельчайшее покашливание разбивало мою голову на секторы лезвиями боли.
Поезд тронулся и поехал где-то отдельно от меня. Мыслей-мух уже не было. Осталась одна горячая пустыня.
Я лежала и думала, что умираю. Периодически я ощущала горячую волну температуры, терзающим  потоком атаки, пронизывающую меня.  Но я не могла ничего контролировать сознанием. Внутри моего тела шло сражение, неведомое мне, и исход его не зависел от меня.

В купе кроме меня была женщина. Она молчала весь день, лежала, пыталась читать газеты. Я проваливалась в болезненный, температурный сон, после которого не наступало  улучшения. Боль от уха захватывала всю голову с правой стороны. Мне было больно даже дышать. Иногда женщина обеспокоено поглядывала на меня.  За все эти несколько часов неподвижности я смогла накопить немного сил, чтобы сказать ей:
-Простите меня, мне очень плохо. Я не могу даже пошевелиться, не то, что говорить.
-Да я заметила, что  вам сосем плохо. Вас как зовут?
-Меня Лика.
-А меня Ольга.
-Если вам не трудно, достаньте в моей сумке аспирин.
-Да, да.
Она принесла мне в кружке теплой воды.
Я, скорчив страдальческую гримасу, едва смогла поднять голову. Голова  казалась мне чужой, как и все остальное тело. Мое «я» сохранялось лишь в узком  бледно-фиолетовом канале, который истончался и затухал внутри меня.
Я знала, что после таблетки наступит временное крохотное улучшение.
-Вы, если хотите, то говорите о чем-нибудь. Я все равно уже спать не могу, -выдавила я из себя.
Ольга словно ждала этого, и ласковым убаюкивающим голосом  начала свой рассказ, похожий на колыбельную.
Я не вслушивалась в смысл ее слов, я ловила ощущения. От нее шел поток, похожий на плавную вечернюю реку. За окном поезда тоже сгущались сумерки. Я старалась не шевелиться и дышать не глубоко.
-Опасно ведь. Если ухо так болит, то может нарыв внутрь прорваться, - сказала тихо Ольга.
-Все будет хорошо, -прошептала я губами, -мне надо доехать до дома.
Инстинкты мои отключились. А ОНИ не приходили. Казалось, кто-то беспощадный  перекрыл связь между НИМИ и мной. А я не могла пошевелить ни одной извилиной. Внутри меня продолжала идти  борьба, но я так и  не знала между кем и за что.

Ольга продолжала рассказывать про свою жизнь, про городок, в котором она живет, про работу в библиотеке. Ее рассказ тек незамысловатым потоком. Я не слышала слов, но одну ее мысль мой больной мозг все-таки выудил:
-Я вот только не знаю, почему два моих сына заболели диабетом. У нас в роду такого не было,  ни у кого, - сказала Ольга.
Она спрашивала не меня, она спрашивала себя и без жалости и без горя. С одним только желанием узнать, установить невидимую связь, между событиями.
Я, с трудом повернув к ней голову, прошептала:
-Я, конечно, разбитая, больная, но, если вы хотите,  кое-что попробую увидеть.

Поезд несся в остывающем вечернем воздухе, он сгустился темным туманом в купе. Я лежала под одеялом. Вроде бы начала действовать таблетка, мое тело слегка вспотело.
-Лика, ты бы разделась. Жарко. Все равно мы одни.
Она помогла мне снять свитер и брюки. У простыней были ласковые прикосновения. Телу стало немного легче. Голова работала только на одном  угасающем фиолетовом канале, но все-таки работала. Я лежала, а Ольга сидела на  нижней полке напротив меня, спиной прикасаясь к пластиковой стене.

Я  заглянула внутрь нее.
За ее   камнями я увидела сгорбленный силуэт мужчины. 
-Я вижу рядом с вами какого-то карлика, - сказала я ей.
-Карлика? - переспросила она.- Да он был похож на карлика. Нет, нет в жизни обычный мужчина, бывают и мельче. Но  мне он казался карликом, горбатым уродцем. 

УЗЕЛ
-Когда мой муж погиб, и мне надо было поднимать сыновей, я ушла к нему. Он был богатым. У него был свой дом, а у нас не было денег даже на хлеб.
Я старалась выглядеть любящей. Но я не любила его. Он, наверное, ощущал это. Начал потом злиться. А я все делала по дому, угождала ему. И чем больше угождала, тем сильнее злила его. Мы с ним очень плохо расстались, и я даже не знаю, что сейчас с ним.
Говорят, что он вроде бы сильно болеет, проблемы с позвоночником, вроде бы он потерял много денег. Я не знаю точно.
Но тогда он стал грубить мне, бил меня, душил, говорил, что ненавидит. А я… Я всю жизнь ему отдала…Я старалась изо всех сил. И взамен получила ненависть.
-А зачем вы служили ему? Ведь вы просто служили, но не давали ему радости. У вас не было радости жизни,  вы поток радости завязали в кармический узел, потому и ваши дети получили этот безрадостный узел, который принял у них форму болезни. Вы сами и создали эту болезнь.
-Я создала?  Но я  же хотела как лучше!
-Точнее,  как комфортней. Вот так вы хотели. Вы создавали своим детям комфорт, но не подумали об их развитии.  Вы дали им тошнотворный, безрадостный комфорт…
Говорить мне было больно, я не могла ей рассказать о том, как я создавала комфорт своей подруге, и к чему это привело. Вообще, мне казалось, что мое сознание угасает, от него осталась только ниточка, протянутая к Ольге с желанием помочь ей увидеть. Только увидеть. На остальное сил у меня не было.
-Он любит вас, Ольга. Он специально пришел на эту землю уродом, чтобы спасти вас от непосильной ноши.
-От какой ноши?
-В вас есть программа уродства. Он решил ее взять на себя. Вы-красивая, ваши дети тоже. Он решил взять ваше уродство на себя.
-И что дальше?
-Он ждет вашей любви, а не ненависти. Как чудище в сказке об Аленьком цветочке.
-Любви?- удивленно спросила женщина.-   Какая ненависть? Я  даже не злюсь на него, наоборот чувствую себя виноватой.
-Он ждет вашей любви, а не виноватости.
-И как я могу ее ему дать?
-Через восхищение.
-Я должна восхититься им?- она напряглась.
-Вы убрали радость и восхищение  из своей жизни. Вы- корень, а ваши дети-стебли. Если корень больной, то и стебли увянут, потому и ваши дети заболели диабетом. 
-Знаешь, Лика, у меня чувство неизбывной вины перед ним. Мне кажется, я его сделала несчастным.
-Вы не сделали его несчастным, он уже таким был, а вы не смогли дать ему света.
-И что мне делать?
У меня голова затекла от боли, вроде бы как занемела. Я перестала ощущать ее.
-Он стал таким злым. А я все время старалась ему угодить. Он не любил меня, он потом меня уже ненавидел, - сказала Ольга
В купе стало совсем темно, но никто из нас не зажигал свет. Я от беспомощности,
 а она от задумчивости.
-Он не виноват в том, что умер ваш муж и в том, что у вас не было сил, чтобы поднять детей…
Я вошла в Ольгин поток, чтобы высветить там самые отдаленные уголки начала ее бытия. Возник темный экран бездны и светлый ореол жизни. Они стояли рядом… Женщина с черным пятном и мужчина.
-Я вижу вас перед началом жизни, - сказала я Ольге, -прикройте глаза, и вы тоже увидите.

…Двое на краю бездны…Женщина с черным пятном несовершенства и мужчина.
-Я люблю тебя, - говорит он ей.- Там ты все забудешь, ты превратишься в обычную женщину, ты забудешь о своем несовершенстве, и потому оно придет к тебе в образе твоего ребенка-чудовища. Ты не переживешь этого. И я все возьму на себя.  Пусть уж лучше я стану чудовищем, которого ты должна полюбить…

-Представляете, Ольга, как он вас любит!
-Ой, что это! – Ольга схватилась за грудь,- как горячо!
Одновременно с ней я тоже ощутила кипяток в груди, горячий поток энергии.
Я обессилено откинулась на  мятую изжеванную подушку:
- Вот мы  и развязали кармический узел.
-А что с ним? Как он сам?
-Он сейчас принял поток любви от вас. Невероятно сильный. Это не есть прощение, это есть восхищение


ОНИ.
Я забылась сном. Ночью я проснулась оттого, что в мою голову ввинчивались белые столбики, от них шло сухое, животное  тепло, они были из того самого давнего белесого тумана времени только спрессованного. Теплого сухого, как овечья шерсть
-О, столбики, -облегченно прошептала я.
-Какие столбики?! –вскинулся мозг.
Я испугалась, что ОНИ уйдут и отключила мозг. Столбики как буры ввинчивались в подкорку. Все в моей голове жужжало и становилось на место.

Наутро я ощущала слабость, но температура прошла. Исчезла и боль в голове.
Я улыбнулась Ольге, расчесала волосы, сходила умылась.
-Надо же Лика, -у тебя все прошло, а я хотела скорую вызывать.
-Я помогла тебе, а ты мне, - я легко перешла на «ты» с Ольгой
-А мне так легко сейчас, -улыбнулась Ольга.
Мое ухо по прежнему ничего не слышало, в него как будто была налита вода.
Но мой мозг уже начал обработку фактов.


РАЗВИТИЕ
Она заботливо смотрела на меня, но я чувствовала ее ненависть. Это была ненависть зверя. И этого зверя вскормила я сама. Я исполняла желания не его развития, а его удовольствия, я исполняла их из жалости. Хотела вырастить цветок, а получила плесень. Вместо высокого вертикального цветка много горизонтальной плесени.
-Лика, я ни когда не пойду твоей дорогой. Я не хочу восхищаться. Я боюсь
все потерять.
-Я хочу все иметь, - добавила она беззвучно.
Я смотрела на нее. От моей тонкой умной подруги мало что осталось. Теперь это была неповоротливая, «спящая» женщина с ехидным взглядом.
Зверь, похожий на змею с жалом.
Я накормила  зверя досыта, и он чуть не убил меня.
-Никогда не помогай зверю, только человеку, который хочет развиваться.
Никогда не помогай тому, кто не хочет и тому, кто хочет чего-то только для  того, чтобы накормить своего зверя, не помогай.
Помогай тому, кто жаждет света, и развития.
Мое ухо еще плохо  слышало. Но эти мысли –слова отпечатались во мне.

Через неделю после моего приезда Ирина  ушла от меня вместе со своим мужем, и
больше мы никогда не виделись.
Потом я как-то случайно узнала, что она осталась  одна.
Мое здоровье окончательно восстановилось, и теперь, прежде чем бросаться помогать кому-то, я  сначала  проверяла, нет ли во мне жалости. Слишком уж неприятны были воспоминания о мучениях в поезде.

ПОСЛЕСЛОВИЕ1

И все же это были мои самые первые шаги в новой жизни. Позже я увидела, что внешние звери - лишь отражение наших внутренних зверей. Жалость и есть наша внутренняя змея, убивающая нас.

Обида на Ирину долго не проходила. Но потом я поняла,  что она как змея впрыснула в меня яд, чтобы я нашла противоядие против всех змей мира. Ведь ее дар очищать, и она очистила меня от моих внутренних, смертельно жалящих змей. Вот так не больше и не меньше. Ведь она пришла в эту жизнь, любя меня. 

Мы с ней стоим на краю бездны перед тем, как попасть в бытие.
 Две женщины. Одна из них – я - светлая с черным пятном, другая Ирина - темная со светлым пятном. Ирина говорит мне:
 -Я возьму на себя твою темноту, чтобы в тебе было больше света. Тебе нужна длинная жизнь, чтобы успеть поделиться светом со многими.
-А  ты?
Тебя очистить проще, чем меня. Ведь во мне много темноты. И мне надо научиться очищаться самостоятельно. Это ведь мой дар –очищение. А твой дар –светить, не забывай…


ПОСЛЕСЛОВИЕ2
Напротив меня стояла милая женщина, из ее груди шел страх. Страх смерти. Женщины часто заболевают раком груди, когда ощущают себя несчастными в любви. Вот именно, ощущают…
Ведь на самом  деле нет  женщин несчастных в любви, есть женщины, несчастные в нелюбви.
 Она пришла ко мне за помощью. В ее глазах была  та самая невыразимая тоска отрешенности от земного. Она что-то тихо говорила, и жалость, как тонкое жало как душераздирающая мольба скрипки вползала в меня, чтобы убить. Я пошатнулась, но «щит», сотворенный Ириной, был безупречен.
-Если хотите, я расскажу вам причины болезни и покажу пути выхода из нее к  потоку целительной любви, - сказала я твердо, - и, имейте ввиду, я не поведу вас туда, вы пойдете туда сами.