Глава 14
Город скрывал туман, делавший его похожим на большого спавшего глубоким сном зверя, наделенного гребнем дракона и его чешуйчатой кожей, но лишенного крыльев. Бабочка, превращенная в гусеницу - несчастнейшее на свете создание, которое, рожденное для того, чтобы летать, никогда больше не поднимется в небо, обреченное умереть в бесцветной серости земли…
Над горизонтом проснулись первые зарницы. Однако в небесах не было радости близкого восхода солнца. Бледно-розорые, полные нездорового лихорадочного блеска, небеса казались заплаканным лицом молодой матери, только что потерявшей своего первенца.
Никем не остановленный, не окликнутый, Шамаш покинул храм. Он шел… Не важно куда – лишь бы подальше от того места, уже начавшего наполняться сладковатым духом смерти, от которого кружилась голова и подкашивались ноги.
"То, что случилось, должно было произойти…"
Все так.
Только почему-то осознание этого не успокаивало, скорее наоборот – злило.
Ему незачем было дольше оставаться в городе, в который однажды он принес жизнь, а теперь - смерть… А ведь он еще тогда знал, что так и будет. Единственно, что было скрыто от него – кто станет жертвой, как все произойдет. И еще. Тогда он был почти уверен, что сможет изменить судьбу. Как ему это удавалось уже не раз. Но оказалось, что он не всемогущ…
"Я – тот, кто я есть. Но, видимо, этого недостаточно…"
Недостаточно для мира, и для его самого. А ведь это только начало… Нет, Шамаш мотнул головой. Ему не хотелось думать о будущем, вообще ни о чем. Лучше уж просто идти куда-то в серой дымке тумана, ничего не видя, ничего не вспоминая.
Путь, кото¬рый у обычного человека занял бы половину дня, бог солнца сок¬ратился до нескольких мгновений: пара шагов - и позади осталась золотая нива, окружавшая город со всех сторон, еще шаг - и вот уж на смену огородам и душистым фруктовым садам пришел лес, полный летней жизни….
Он остановился лишь оказавшись в приграничье - мире, которо¬му оставалось не так много тепла, чтобы он смог расцвести в полную силу, но достаточно, чтобы не быть мертвым, спавшим вечным сном под покровом снегов. Небо подпирали высокие сосны. Земля была черна, что особо подчеркивалось сохранив¬шимся на ней редкими островками снегом - грязным, серым, совсем не похожим на тот, что царил в пустыне. С этим снегом, как ни в чем не бывало, соседствовала зеленая трава - пусть робкая, болез¬ненно слабая, невысокая, но такая же зеленая, как и во двориках города, знаменуя собой торжество жизни над вечным сном снежной пустыни.
Этот край соединял в себе черты обеих концов дороги: и того, что было впереди, и того, что осталось позади. В то же время, он разделял оба эти мира непреодолимой преградой. Магическая сила, которая в центре оазиса согревала воздух, воз¬рождая землю к жизни, здесь, изменяя свою природу, вставала нез¬римой стеной, призванной сделать все, чтобы ни один, пусть даже самый слабый луч тепла не проник в расстилавшуюся за гранью оази¬са пустыню, и, в то же время, чтобы морозный ветер не нес в город мороз.
Горожане считали край пролеска своего рода стражем договора, заключенного Хранителем города и слугами госпожи Айи, дого¬вора о том, что сила ни одного из них не выйдет за пределы своих владений, договора, которого на самом деле не было и не могло быть, ведь судьба смертного - служить богам, власть же небожителя не может быть ограничена волей человека. Что же до размера оази¬са, то он определялся силой его Хранителя: могущественный мог расширить свои владения, слабый - сузить их, не расходуя понап¬расну силы. Когда же город лишался Хранителя - в него приходили снега.
И, все же, это пограничье было необходимым, чтобы не допустить резкого перехода от холода к теплу, рождавшего бури, чтобы не началось таяние снегов, способное обернуться наводнением, которое затопило бы весь оазис. Хранители пришли к пониманию этого многие ве¬ка назад, еще во время первых городов, чередой проб и ошибок, ко¬торые стоили множества жизней, но, обретя ответ, сохранили то, что тогда было куда важнее настоящего - грядущее.
Шамаш остановился возле высокой сосны, прислонившись к ее шершавому стволу спиной, и, откинув голову назад, закрыл глаза. Пахло смолой, молодой хвоей, кисловатой травой. До слуха до-носились трели тех птиц, которые выбрали приграничье, предпочтя им жаркие и шумные просторы сердца оазиса. Эти птицы не отлича¬лись красотой своих более теплолюбивых соседей, но зато последним и не снился такой чистый и прекрасный голос, способный развеять любую грусть, подарив несколько мгновений забытья.
"Хозяин", - окликнул его тихий посвист волка.
Хан лежал чуть в стороне, на клочке зеленой травы, подняв¬шейся на открытом солнечным лучам островке земли, вытянув вперед лапы и не спуская с Шамаша немного грустного взгляда рыжих глаз.
"Я не заметил, как ты появился… Ты давно здесь?" - бог солнца, медленно открыв глаза, огля-делся вокруг, затем, отстранившись от ствола сосны, сделал нес¬колько шагов по направлению к зверю, остановился, не выходя на солнце из тени деревьев.
"Давно", - зевнул тот.
"Что ж окликнул меня только теперь?"
"Мне показалось, что ты хотел побыть один".
"Один…" - задумчиво повторил небожитель, опустив голову на грудь.
"Только когда ты один, тебе не приходится ни о ком заботиться, ни о ком беспокоиться..."
"Это так. Если рядом кто-то есть, всегда возникают сложности... - он горько усмехнулся, вспомнив минувший день. - И не важно, ждешь их или нет..." - он медленно двинулся вперед, но, ка-залось, не направляясь к какой-то цели, а просто гуляя. Может быть, ему нужно было это движение затем,чтобы уйти от проблем, которые начали настигать его, но к которым он еще не был готов вернуться.
Волк, поспешно поднявшись, устремился вслед за ним, догнал. Несколько мгновений он бежать рядом с Шамашем, а затем, обогнав его - чуть впереди, выбирая безопасную дорогу, и, в то же время, постоянно оглядываясь назад, вновь и вновь убеждаясь, идет ли следом бог солнца.
Видя мрачное, измученное лицо хозяина, его напряженный блек¬лый взгляд, чувствуя его грусть, Хан чуть слышно скульнул. Он не хотел ни о чем его расспрашивать, но он не смог справиться с любопытством, которое только еще сильнее подхлестывало отре¬шенное, задумчивое молчание бога солнца, прежде ничего не скрывавшего от своего лохматого друга.
Снежный охотник поднял морду вверх, принюхался к порыву ветра, затем за¬выл, оплакивая умершего - не близкого, до¬рогого, а далекого, малознакомого - которого жаль, но не более того.
-Не надо, друг, - прервал его хозяин.
"Та дочь огня, ради которой ты вернулся в город госпожи Нин¬тинугги..."
"Она умерла".
"И..."
"Не спрашивай, Хан".
"Я просто... Я подумал - может быть, если Ты расскажешь, тебе станет легче… Мы с сестрой всегда так делаем..."
"С чего ты взял, что мне плохо? То, что случилось, должно было произойти".
"Ты говоришь так, словно пытаешься себя убедить в этом…"
"Возможно, так оно и есть. Но, что бы там ни было, случившееся – воплощение мечты этой горожанки…"
"Она хотела умереть?"
"Нет. Жить. Но не здесь. Это оказалось выше ее – жить в реальном мире - несовершенном, холодном, стоящим на грани смерти, после того, как она увидела другой..."
"Она сама призвала свою смерть?"
"Да".
"Почему? Чтобы родиться вновь в другом мире, том, о котором она мечта¬ла?" - волк понимающе кивнул головой. Да, это было в духе снежных охотников - самим решать, где жить и когда умирать.
"Чтобы тот мир жил".
Волк мотнул рыжей головой:
"Это слишком сложно для меня…"
"Не только для тебя. Для всех".
"И для тебя тоже?"
"Да…"
"Но ты понимаешь?"
"Что двигало ею? Да. Но принять не могу. Хотя и больше мне ничего не остается…"
"Потому что этот поступок неприемлем для тебя? "
"Потому что… - он умолк на миг, качнул головой, а затем продолжал: - Одно дело жертвовать собой и совсем другое – принимать жертвы от других".
"Ты всегда был против жертвоприношений… Впрочем, мне казалось – и самопожертвования тоже".
"Для других - да".
"Ты не просто чувствуешь себя не таким, как все, но сам, осознанно проводишь эту грань: между собой и смертными, собой и небожителями…
"Потому что я – не один из них…"
"Не начинай сначала! - недовольно заворчал волк. - Ты ведь сам все прекрасно понимаешь! Кем бы ты ни был раньше, теперь ты – бог. Да, пока еще в людском теле. Но от него так просто отказаться".
"Да, - горько усмехнулся Шамаш, - достаточно просто забыть обо всем, перестать быть собой!"
"Вот-вот! Ты другой не потому что не бог и не человек, а потому что и бог, и человек в большей степени, чем все остальные! Настолько, что рядом с тобой и другие изменяются, становясь… Более живыми, что ли… И вообще, для тебя важно быть полезным другим, а не ис¬пользовать всех вокруг в своих целях".
"Тебя это удивляет?"
"Да. Ведь господин повелевает. Таков дар владыки".
"К чему мне власть? Я никогда не стремился к ней".
"Тем, кто стремиться, она не дается".
"Ладно, хватит об этом".
"Можно и о другом. О смертных, например. Возможно, ты ошибаешься, думая, что эта горожанка совершила самопожертвование. Конечно, я не человек, но кое-что о них знаю. Дети огня не умирают ради того, чтобы жить в вечности, а живут, чтобы умереть. Это кажется странным, но... Сам подумай: их вера дает им лишь одну жизнь. И только очень немногим вторую. Остальное - смерть. Будешь делать все правильно - умрешь. Будешь творить зло - тоже умрешь. Но если в первом случае попадешь в сад благих душ, то во втором - в пещеры вечных мучений. И поэтому если ты счи-таешь, что выполнил свое предназначение - нужно уходить. Пока не перечеркнул все хорошее зло".
"Ты хочешь сказать, что она думала только о себе? Но не о своих детях, позаботиться о которых было ее первейшим долгом?"
"Как раз наоборот".
"То есть?"
"Может быть, ей было дано предупреждение. Что она не может быть рядом со своими щенками, что несет им смерть, что случайно задавит их или разорвет в порыве ярость".
"У этой женщины не было дара предвидения... - однако, за¬думавшись над словами волка, он продолжал несколько мгновений спустя: - Однако, войдя в храм времени, она могла увидеть в нем не только далекое будущее, но и то, что должно было случиться совсем скоро..."
"Или она встретила свою смерть. Ту, которая ждала ее за барханом. И поэтому она выбирала из двух смертей ту, что была самой легкой".
"Возможно…"
"Братьям-охотникам нужны боги, чтобы было кому служить, ради кого жить. А детям огня... Детям огня они нужны, чтобы было не страшно умирать. Смерть на руках божества, обещающего покой и сладкие сны – вот о чем они мечтают".
Шамаш несколько мгновений молчал, глядя на зверя, а затем негромко проговорил:
"Ты действительно понимаешь их..."
"Я думаю, что понимаю..."
"Нам следовало поговорить об этом раньше. Может быть, тог¬да все сложилось бы иначе... - он остановился, склонив голову на грудь и скрестив руки, погружаясь в задумчивость. Но лишь на миг, спустя который вновь собрался, подчиняя воле мысли и чувства, выпрямил спину, настороженно сощурив глаза, взглянул на волка: - Ладно, оставим этот разговор. Тебя прислали за мной кара-ванщики?"
Хан наклонил рыжую голову в знак согласия.
"Что-то случилось?" - он спрашивал, хотя и так знал ответ: зверь не стал бы медлить, если бы каравану угрожала беда. Пусть золотой волк и не испытывал холодеющего ужаса перед лицом смертью, но он ценил каждое мгновение своей и чужой жизни, готовый сражаться за него до последней возможности.
"Может случиться... - волк переступил с ноги на ногу. Если только что его речи звучали уверено и твердо, то теперь они были полны сомнений. - Им так кажется".
"А тебе нет?"
"Если бы к каравану приближалась беда... или он к ней, не важно... Я непременно почувствовал бы ее дух".
"Но ты ничего не чувствуешь?"
"Абсолютно ничего. Тот город не выглядит опасным. Наоборот, он дружелю¬бен и открыт. Хотя... Если принюхаться, в нем есть какая-то тайна, запах - едва различимый, далекий и незнакомый…"
"Пошли".
"Мы возвращаемся в караван?"
"Да. Здесь меня больше ничто не удерживает. А там я могу быть нужен".
Но странники успели сделать лишь несколько шагов, как на их пути встала богиня врачевания. Ее лицо было печальным, в покрас¬невших, усталых глазах стояли слезы.
На плечи, словно в знак траура, был наброшен белый полупрозрачный платок.
-Бог солнца, - глядя не на Шамаша, а куда-то мимо, окликнула его небожительница.
Он повернулся к ней, поджал губы, превратившиеся в две тонкие блеклые линии послезакатного горизонта, затем, перес¬тупив через себя - свою грусть и боль - подошел, заговорил нег¬ромким голосом:
-Я старался ей помочь…
-Может быть, - нервно бросила та, хотя весь ее вид говорил – она так не думала. Скорее уж наоборот. Но… Теперь-то какая разница? - Почему же все так?! - она сморщилась. - Я думала, это будет самый счастливый день для всех нас. День начала нового мира...
-Это и есть первый день.
-Это?! - она болезненно усмехнулась, на ее глаза вновь набежа¬ли слезы. - Первый день? Какой же тогда этот новый мир? Если его начало такое? Мне казалось: он должен быть похож на чудо, но теперь я сомневаюсь, а хочу ли я вообще жить в этом новом мире? В городе, еще не пробудившемся ото сна, уже звучат песни-плачи… Новый мир, начинающийся со смерти…
-Одно рождается, другое умирает.
-Ты говоришь об этом так спокойно!
-Я привык к мысли о смерти, сам стоял перед ее лицом, заглядывал ей в глаза. И знаю: она куда милосерднее и добрее жизни.
-Милосерднее... - та вновь усмехнулась - криво, даже как-то пренебрежительно - презрительно. - Ты не часто бываешь в подземном мире.А если и бываешь, то только в светлой его части - дворце сестры да садах благих душ. Побродил бы ты по пещерам - перестал бы думать о смерти подобным образом... Да что идти так далеко? Вот Кигаль. Она великая богиня - никто не сомневается в этом. Мудра - конечно. Но скорее жестока, чем милосердна. Ведь она разлучает любящих, разбивает семьи, губит города... Она... Разве не при тебе она обещала заботиться о своей посвященной, защитить ее от бед? Почему же не сдержала слова?
-Не вини ее. Кигаль тут ни при чем. Если кто виноват, то только я. Если бы я не согласился провести обряд - ничего бы не случилось.
-Дело не в обряде. И вообще не в Лике. Я понимаю ее. Даже лучше чем саму себя. И уж точно лучше, чем тебя… - она горько всхлипнула, затем едва слышно обронила:-Нельзя же заставлять кого-то жить против его воли!
Он качнул головой, слыша фальшь в ее словах, не просто не скрываемую, но словно специально выставляемую напоказ.
-Что уж теперь… - уловив его взгляд, презрительно бросила та, совершенно уверенная, что все ее упреки, какими бы они ни были, справедливы. - Оставим этот разговор, - нервно дернув плечами, Нинти отвернулась в сторону, чтобы как бы случайно обронить: - Что бы я ни сказала, ничего не изменится. Того, что было, больше нет. И, как бы мне не хотелось изменить прошлое, ты мне все равно не позволишь это сделать… Ведь верно? - она с вызовом взглянула на него.
-Обращать время вспять опасно. Его полотно рвется, восстанавливать потом тяжело… Но дело даже не в этом. Ты – воскрешающая мертвых и должна понимать лучше меня, что нельзя возвращать того, кто уже ушел.
-Ну конечно! Я так и думала! Мало того, что отвернулся, так еще и носом в грязь ткнул! На что я надеялась! Тебе ведь безразличен весь мир, за исключением твоих спутников! Ну и живи с этим безразличием! Если сможешь… А знаешь, что бы я сделала, если б ты вернул время назад? Знаешь? Не стала бы приводить тебя в этот город! Никогда! Ни за что! А Лике сказала бы, что ты отказался идти. Чтобы не думала, не надеялась!
-Тогда бы она никогда не была счастлива. Не встретив свою мечту, не исполнив предназначение…
- Ну и пусть! Подумаешь! Главное, она была бы жива! Жива – ты понимаешь! А, - она махнула рукой, повернувшись к нему спиной. – Ты все равно не поймешь!
-А, может быть, это ты не понимаешь? - прозвучавший за спиной негромкий голос заставил Нинти, вздрогнув, обернуться. Увидев Кигаль, она небрежно повела плечами.
-Да, я не понимаю, - проворчала она, - как можно быть такими бесчувственными? Вас что, никогда не мучают угрызения совести и прочие… мелочи?
-Откуда ты знаешь, девочка?
-Иначе он, - он качнула головой в сторону Шамаша, - не отвернулся бы от умирающей, зная, что может ей помочь! А ты просто не смогла быть повелительницей смерти!
-Да уж, железный довод, - скривив губы в усмешке, небожительница хмыкнула. - А ты?
-Что я? - она недовольно нахмурилась. Ей не нравился этот поворот разговора. – Меня уж бессердечной никто не назовет!
-Ну разумеется. А быть такой страстной, как ты, лучше? Сперва делать что-то, а потом переживать, понимая, что совершила ошибку?
-Ошибку?! А, может, то, что ты называешь ошибкой, на самом деле было спасением! …И вообще, я… Я ведь всего лишь младшая богиня и никогда не претендовала на власть над мирозданием. А он…
-Подожди, девочка, не торопись. Мы сейчас говорим не о нем, а о тебе.
-Ну при чем тут я?!
-Как это при чем! - возмутилась Кигаль. - Ты притащила его город, обманула…
-Что же он за бог справедливости такой, если не смог распознать лжи?!
-Не сваливай все с больной головы на здоровую! Ты сама во всем виновата! Но не хочешь этого признавать! И потому и ищешь виновных вокруг!
-Да я…! - вспыхнув, возмутилась та, готовая броситься в бой.
-Не надо, - чувствуя, что еще несколько мгновений, и богини, как бабы-торгашки на рынке вцепятся друг другу в космы, вмешался в их разговор Шамаш, - ни к чему искать виноватых. Я готов принять всю вину на себя.
-Но ты ни в чем не виноват! - попыталась было возразить Кигаль, но бог солнца остановил ее:
-Виноват. Поскольку не забочусь о чужих так же, как о своих спутниках.
-По идее для бога все должны быть равны. Но на деле все иначе, - качнула головой повелительница смерти, - что бы там ни было, всегда останутся избранные и отверженные…
-Давайте оставим этот разговор, - попросил Шамаш. – Ни к чему он… Я должен идти.
Та вздохнула, бросила быстрый взгляд на брата, наклонила го¬лову - с долей укоризны.
-Потерпи. Это не займет много времени.
-Что – "это"?
-Обряд похорон.
-Да! – вскинувшись, вскричала Нинти. - Пусть он увидит! Может быть, тогда поймет, каково это – терять!
-А ты думаешь, он и так не понимает? - зло глянула на нее Кигаль.
-Да! И вообще, - она вонзила острый, холодный взгляд в лицо Шамаша. - Куда тебе торопиться?
-Мои спутники по караванной тропе прислали за мной волка, - спокойно, словно не замечая вызова в ее голосе, ответил бог солнца.
-Да? - она изобразила удивление. - Им нужна твоя помощь? А зачем? Ты ведь все равно ничего изменять не станешь. Боясь, что станет лишь хуже. Все верно: тот, кто ничего не делает, не совершает ошибок…Хотя, что это я? Для своих спутников ты, несомненно, сделаешь исключение. Но даже если так, тебе некуда спешить, все равно успеешь. Ведь тебе дано поворачивать время вспять.
-Ты говоришь это так, словно не веришь, что мне подобное по силам.
-Ну, у всех есть право сомневаться… И, потом, надо еще разобраться, дар ли подобное умение или же проклятье?
-Все, что спасает жизнь - дар.
-Спасает?! И кого, интересно, это спасло? Во всяком случае, не Лику! Ведь ты не спешишь делиться этим даром с другими.
-А может это и правильно, - задумчиво пробормотала Кигаль, - то, что произошло раз, не должно повторятся дваж¬ды. Время как река - течет лишь в одном направлении. Заставь его двигаться вспять - и кто знает, какими бедами это может обернуть¬ся в будущем...
-Так или иначе, - устав от ее рассуждений, Нинти резко повернулась к богу солнца, - ты ведь не будешь отрицать, что не понимаешь произошедшего.
-Событие...
-Я говорю о людях. О Лике.
-Да.
-Тогда почему бы тебе проводить ее в последний путь? Что объяснит природу смертной лучше последнего обряда?
-Мне это не интересно!
-Вот как? – бровь богини приподнялась. – Повелителю небес надоели смертные? Если так, может, то, что солнце остывает, совсем не случайно? А действительно, как просто – позволь всем умереть, и не о ком будет беспокоиться.
-Нинтинугга…
-Подожди, Шамаш, - остановила его Кигаль. - Нинти говорит ужасные, несправедливые вещи, но… Но в одном она права: последний обряд многое объясняет. Для смертных он важнее всех остальных. И вообще, в смерти – смысл всего, существования богов. Ведь мы больше нужны людям не для жизни, для смерти. Шамаш, у этого мира существует установившийся на самой его заре порядок вещей. В него так долго верили, что он из выдумки обратился явью. Он столь долго был составной частью мироздания, что без не¬го все рухнет. Ты ведь знаешь легенды? Знаешь, что они только кажутся нереальны¬ми, а на самом деле - куда реальнее, чем все снега пустыни.
-Кигаль, говори, что собиралась, и...
-Хорошо, брат, хорошо! - она беспрекословно подчинилась, не желая злоупотреблять его терпением. - Не буду отвлекаться. В конце концов, важно лишь одно: мир состоит из двух частей. Из жизни и смерти. Тот, новый мир, который все так хотят обрести, тоже должен быть двуедин. Иначе он рухнет, так и не родившись.
-Ты хочешь сказать, - Шамаш нахмурился, - что эта горожанка умерла потому...
-Что в том мире, который был ее мечтой, не было смерти. Ина¬че, дойдя до конца, она бы переступила через вторую черту, ту, что миновала при входе в храм времени. И вернулась сюда, что-бы жить. Круг был бы завершен. Но этого не случилось.
-Чушь! – фыркнула Нинти, но Кигаль, не слыша ее, продолжала: - Миру нужно не только рождение, но и смерть. Только тогда он будет полным, законченным. Да, у каждого смертного своя смерть. Но мир смерти, как и мир жизни, они делят с другими...
-Ты говоришь ерунду! – презрительно скривилась Нинти. Все, что она услышала, было только словами, никак не связанными, бессмысленными, нелепыми.
-Если ты, подземная богиня не понимаешь этого… - Кигаль развела руками.- Ша¬маш, - она повернула голову к повелителю небес, - а ты понял...? - в ее глазах были мольба и надежды. По какой-то известной лишь ей причине это было очень важно для нее.
-Твои слова заставили меня о многом задуматься, - искренне, но при этом несколько уклончиво ответил тот.
-И все же? - продолжала настаивать Кигаль.
-Я понимаю тебя.
Это было не совсем то, что она ожидала услышать, однако...
-Спасибо, брат. И ты останешься?
Он чуть заметно качнул головой.
-Но почему? Беспокоишься о своих спутниках? Не надо. С ними все в порядке. И вообще, я... Я отправила к ним Намтара. Он предупредит, если что.
-Караванщики не случайно прислали за мной волка.
-Смертные просто хотели, чтобы ты поскорее вернулся. Они слишком боятся потерять тебя.
-Люди, которые не просят о спасении, стоя на краю смерти, не желая злоупотреблять расположением? Нет, все иначе... Да и ты не стала бы ничего предпринимать, не если б не была совершенно уверена. Там я ну¬жен. А здесь... - он оглядел окружавший его лес печальным взглядом, вздохнул.
-Когда не стоишь на месте, а идешь по пути, каждый шаг имеет свой смысл. Идущий может не понимать этого, но все именно так. Добрая клетка, злая клетка... Как в детской игре... Только на доб-рой нельзя задержаться, а через злую перепрыгнуть... Потому что даже если ты сделаешь это, прошлое нагонит тебя, когда ты будешь меньше всего этого ждать...
-Чего ты хочешь от меня? - он поднял на нее взгляд усталых, измученных глаз.
-До вечерней зари осталось совсем немного. А там… Спящая уйдет в край вечного сна. И ты станешь лучше понимать этот мир… Во всяком случае, я надеюсь…
-Кигаль... - Шамаш мотнул головой, отступая назад. - Нет! - он не хотел видеть, становиться свидетелем этого.
-Да, это не праздник. Горькое зрелище. Но если ты должен его увидеть, ты увидишь... Брат, легче хоронить чужого, малознакомого человека, чем друга.
-Легче, тяжелее - какая разница? Миг прощания уже позади. Ду¬ша покинула тело. То, что осталось на земле - не более чем старая одежда, беспокоиться о которой нет смысла...
-Когда уходишь дальше, переоблачаешься в новый наряд. А если остаешься здесь? Если другого нет? Если весь смысл в том, чтобы сохранить этот в нетленности до самого пробуждения? Ведь спящему нужна плоть. Даже если его сон продлится вечность.
-Это...
-Глупость? Неправда? Может быть. Но такова их вера. Вера, которой ты еще не нашел замену. Придумай что-то другое - и все станет иным. Для тех, кто будет жить в той вере. Но для умерших в прежней все равно ничего не изменится.
-Ты умеешь убеждать... - отвернувшись в сторону, сквозь стис¬нутые зубы процедил он, а затем, резко повернувшись, зашагал на¬зад, к городу.
"Хозяин..." - Хан догнал его, скульнул, глядя преданно и со¬чувственно.
"Нам придется задержаться. Надеюсь, ненадолго... Друг, я знаю, что нам нужно торопиться, но..."
"Не волнуйся. У нас есть время. И, потом, с кара¬ванщиками Шуллат. Она предупредит об опасности, защитит..."
"Да. Конечно", - было видно, что ему не хотелось ни с кем и ни о чем говорить. И волк умолк.
Богини отстали от него на несколько шагов.
- Пусть увидит обряд погребения, - хмуро глядя себе под ноги, проворчала Нинти. - Может, тогда поймет, что не только его спутники достойны сострадания.
-Зря ты с ним так…
-Как "так"? Я сказала правду - только и всего... "Мне все равно, что будет с этим миром!" – да это еще большая жестокость, чем то, что творит Нергал!
-Ты не справедлива. Он ведь спас твой город…
-Он спасал своих спутников. А город… Город – так, заодно. И вообще, ты ведь думаешь так же, как и я. Просто не решаешься сказать ему в лицо. Потому что насколько ты жестока с другими, настолько мягка с братом.
-Мне действительно он очень дорог. Но дело не в этом. Я стараюсь быть справедлива, в то время как ты ослеплена своим горем. Мне страшно даже подумать, что будет, когда ты лишишься своего Хранителя. И в этом обвинишь Шамаша? И займешь сторону Нергала, лишь бы отомстить ему?
-Сторону Нергала? Нет, - она качнула головой.
-Но кто враг Шамаша, тот друг Нергала. Разве нет?
-При чем здесь…
-Это так. И всякий раз взращивая в душе ненависть к повелителю небес, мечтая ему отомстить, заставить почувствовать ту же боль, которую чувствуешь ты, вспоминай об этом.
-Я…
-И не ищи малодушие в том, что на самом деле называется здравомыслием. Его силы столь велики, что неосознанное мановение руки, поворот голо¬вы на чей-то окрик могут уничтожить весь мир, все мироздание...
-Он и так ничего не делает! - обиженно смотрела на подругу Нинти. Ей стоило такого труда заставить бога солнца сделать шаг! И вот... - А теперь и вовсе станет держаться от всего в стороне!
-Как раз наоборот!-воскликнула Кигаль. Упрек богини врачева¬ния задел ее душу, обидел, причинил боль.
-Как же!
-Да, Гулла!
-Я не люблю это имя! - зло процедила та сквозь зубы. - Называй меня Нинти!
-Хорошо, Нинти,-Кигаль не выразила ни взглядом, ни словом своего недовольства. Да она, казалось, и не заме¬тила ничего. - Позволь, я объясню тебе.
-Да уж, пожалуйста!
-Давай на мгновение забудем об этой смертной…
-Забыть?! И это говоришь мне ты? Она ведь была твоей посвященной.
-Да. А посвященные – это люди особого предзнаменования. Ее заключалось в том, чтобы обряд нового мира был совершен… Для тебя ведь он тоже важен?
-Обряд нового мира? Да!
-И, несмотря на то, что ты тут говорила Шамашу, на самом деле ты бы сделала все, чтобы он совершился.
-Зная, что из-за него умрет…
-Перестань, - поморщившись, прервала ее Кигаль, - ты – подземная богиня. И не можешь ненавидеть смерть. И не понимать ее – тоже. Более того, ты – оживляющая мертвых. Почему же ты, упрекающая Шамаша в бездействии, не вмешалась сама? Ты могла воскресить эту девочку. Раз она тебе так дорога…
-Чтобы та через миг умерла снова?!
-А если нет? Ты могла бы попытаться… Нет, подруга, дело не в ней. Ты не хочешь жить в пустоте, не хочешь исчезать вместе с прежним миром, верно?
-Как будто ты этого хочешь!
-Не хочу. Мне мало прожитых вечностей. Я мечтаю и о грядущих.
-Что-то не похоже!
-Это так, Нинти. Что бы ты ни думала. Но я должна была пока¬зать ему его ошибку.
-В чем это он, интересно, ошибся! Да что ты такое говоришь?! Ты хотя бы понимаешь, что говоришь! Он - и ошибся!
-А разве это не так? Или ты полагаешь, что он не знает об этом? Знает. Только, как мне кажется, еще не видит, в чем именно она состоит. Он ищет, не находит и это мучает его даже сильнее чувства вины.
-Да что ты! Кигаль, он – повелитель небес! Он - не ошибается!
-А как же смерть горожанки? Или ты думаешь, что он ждал че¬го-то подобного?
-Вот именно! Он знал, что так и будет!
-Предполагал.
-Какая разница?
-Предполагать и знать - разные вещи. Одно дело думать - "это может произойти" - и стараться не допустить подобного, и совсем другое быть уверенным: "так будет. Потому что иначе быть не мо-жет."
-Да он же даже предупреждал Лику! Нет, все он прекрасно знал! Просто хотел, чтобы смертные совершили все свои ошибки, считая, что на них они учатся!
-Без обряда не было бы будущего.
-Было! Просто оно было бы зачато позднее...
-Кто знает, что бы случилось с малышом, не получи он имя...
-Ничего бы с ним не произошло. Его бы назвали по старинке. Шамашу не было нужды выбирать между двумя жизнями.
-Об этом я и говорю!
-Что?
-Он ошибся, Нинти! Он думал... Нет, был уверен - все обойдется. Так бы и случилось, если б женщина последовала его воле.
-Но вера Лики оказалась слаба... - богиня вздохнула, опустив голову на грудь.
-Наоборот! Сильна! Ее вера была очень сильна, раз она сделала этот шаг! Как и любопытство...-Кигаль тоже вздохнула. Ее плечи поникли. - Жаль. А ведь ей было достаточно вспомнить обо мне. Позвать меня. И я остановила бы ее... Но она всегда стыди¬лась того, что я ее покровительница... Да что об этом теперь говорить? Все уже в прошлом...
-И, все же, ты жестока, Кигаль!
-Поверь, мне искренне жаль Лику. Но мое сочувствие не спо¬собно ничего изменить.
-Она была твоей посвященной! Ты должна была позаботиться о ней!
-Я и забочусь. Я пришла, как только она подумала обо мне. Если же кто из нас двоих жесток, так это ты. Та рана, которую ты нанесла душе Шамаша…
-Ему все равно, что происходит с чужаками!
-Это не так.
-А даже если… Ну и пусть! А моя рана? Моя потеря? И, потом, это мне, женщине, позволительно плакаться и переживать. Если же он так чувствителен, что переживает смерть каждого человека - ему не место в нашем беспощадном мире.
-Он будет чувствовать себя виноватым. Хотя, я считаю – его вины в случившемся нет. Он выполнил просьбу этой смертной. Дал ей то, о чем она мечтала.
-Но цена...
-Плата за исполнение мечты всегда высока.
-Я думаю... Может быть... Если бы он попытался, если бы вернул Лику в прошлое, но не на час, а на год... Тогда все могло бы пойти иным путем...
-Ты имеешь в виду, что он мог отнять у смертной ее мечту, стереть ее из памяти, зная, к чему та приведет?
-Ну...
-И ты, предполагающая возможность подобного, называешь жес¬токой меня?
-Не знаю... - она нервно дернула плечами. - Какая разница? Те¬перь-то не будет уже ничего! Ничего, понимаешь! Один обряд не де¬лает будущего! А он не станет повторять его, зная цену... Счи-тая...веря, что все повторится вновь...может повториться...
-Чтобы этого не было, Шамаш должен понять, в чем его ошибка.
-И в чем же?
-Я уже говорила - жизнь и смерть неразделимы. Где одно, там должно быть и другое. Пусть это не кажется благом, но и не явля¬ется жестокостью. Необходимость - вот что это.
-Наша ошибка в том, что мы не позвали тебя? – презрительно фыркнула
-Кто, лучше меня, знает смерть?
-Ну конечно! Хочешь застолбить себе место в но¬вом мире?
-Того мира пока еще нет. Мы говорим о пустоте.
-Но он будет! И ты знаешь об этом!
-Я сказала то, что должна была! И мне со¬вершенно безразлично, что ты обо мне подумаешь. Главное, чтобы меня понял брат.
Нинти хотела что-то сказать, но промолчала. Да и время слов уже прошло.
Они подошли к вратам города, из которых как раз выходила по¬хоронная процессия.
Впереди служители несли на носилках убранное цветами и листьями деревьев тело горожанки. Смерть была милосердна к ней, стерев следы старости. Спокойное безмятежное лицо было молодо и свежо. Кожа чиста. Волосы полноцветны и живы. Воистину, казалось, что она просто спит сладким, светлым сном.
По обе руки от нее шли плакальщицы, которые многоголосицей пели длинный, монотонный заговор-прощание. Следом за носилками шли Бур и Ларс. Сопровождавшие их стражи, служители, горожане, пришедшие отдать последний долг памяти умершей, двигались на поч¬тительном удалении позади, словно веря, что рядом с хозяевами города идут, став невидимыми, и небожители, покровительствовавшие этой семье.
Однако Шамаш не встал в процессию. Он смотрел на нее со сто¬роны, словно специально отстранившись. Богини шли рядом с ним. Три бледные, печальные тени, растворявшиеся в набежавших на гла¬за слезах, терявшиеся в косых лучах утреннего солнца. Они молчали.
Когда горожане вошли в лес, Шамаш двинулся следом. И пусть он по-прежнему держался в стороне от людей, но не спускал с них взгляда ни на мгновение, внимательно следя за каждым словом заго¬вора, каждым движением рук служителя.
Процессия медленно двигалась по направлению к границе оази¬са, идя, однако не по караванной тропе, ведущей от восхода на закат солнца, а под прямым углом к ней, оставаясь по отношению к дневному светилу на том же самом месте, удаляясь лишь от стен го¬рода.
Никто не останавливался. Когда служители, несшие носилки, устали, их прямо на ходу, боясь любого, пусть даже всего лишь мгновенного промедления, меняли другие. Одна песня сменяла другую. Плакальщи¬ки чередовались, переводя дух, но их хор не умолкал ни на миг.
Чем ближе они подходили к грани, тем грустнее становились заговоры, громче плач. Казалось, что и все вокруг, во власти той же скорби, менялось, тускнело, живое, полноцветное уходило вслед за мертвой в край благих душ, оставляя земному миру двуцветие смерти - черная земля, черные стволы деревьев, и белый снег пус¬тыни на горизонте.
Стало холодать. Но горожане, хоть и были одеты совсем легко, не чувствовали этого. Никакой холод, что испытывает тело, не мог¬ло сравниться с морозом, который овеивает душу, приближавшуюся к вра¬там мира смерти.
Шамаш качнул головой. Эти люди слишком пренебрежительно от¬носились к своему здоровью, не думая о том, что могут простудить¬ся. Он уже хотел окутать процессию волной тепла, согревая горо¬жан, но Кигаль коснулась его руки, останавливая.
"Не надо, не делай этого", - говорили ее полные грусти и со¬чувствия глаза, в то время как и губы, и мысли молчали.
Бог солнца чуть наклонил голову в знак согласия, одновре¬менно благодаря сестру. Если бы не она, он мог нарушить ход обря¬да. Да, стремясь помочь можно навредить куда больше, чем даже за-давшись целью причинить вред.
Когда все подошли к снегам пустыни, дневное светило уже склонилось к горизонту. Вечер выпустил в мир тени, которые закру¬жились в повисшей над землей алой дымке - мареве в медленном при¬чудливом танце.
Шамаш огляделся вокруг с долей удивления. Наверное, впервые он потерял счет времени, даже не заметив, как пролетел день. Странно. Ведь ничего не происходило. Движение погребальной процессии было медленным и монотонным. По идее, мгно¬вения должны растянуться на вечность. Но все вышло иначе. Почему? Он не знал ответа.
Хозяин города остановился у черты своих владений. Он не мог переступить ее, несмотря ни на что. Пока он был жив, он должен был следовать клятве, данной камню-хранителю.
Остальные же, прежде, чем замереть, прошли еще несколько шагов. Служители поставили носилки с телом умершей вниз, на снег. Жрец опустился на колени рядом с женой, последний раз взглянул на нее, поцеловал в ледяные, скованные холодным сном, уста, затем вновь выпрямился, обошел, читая заклинания, кругом, сначала в одну сто¬рону, затем в другую, отделяя мир смерти от края живых и одновре¬менно отчерчивая кусочек земли жизни, на время передавая его во власть мертвым. Потом он остановился вновь, на этот раз - лицом к городу, спиной к снегам пустыни. В тот же миг плакальщики умолк¬ли. Все всхлипы и причитания прекратились. Воцарилась тишина, в которой было слышно лишь далекое дыхание ветра.
В руке Бура блеснул клинок. Наклонившись над Ликой, он осто¬рожно перерезал сплетенные воедино восемь шерстяных нитей, на ко¬торых на шее человека с третьего дня его жизни и до самой смерти висел маленький золотой кругляш. Это был знак солнца - символ ве¬ры, поклонения повелителю небес как верховному божеству неба, и одновременно - знак вечности, надежда на то, что у сна будет про¬буждение, не будет конца.
Этот кругляш должен был быть прибежищем души до тех пор, пока она не достигнет подземного мира, чтобы затем стать той монеткой, которую умерший, достигая своей цели, отдавал духам-перевозчикам, платя им за услуги...
На миг задержав талисман жены в руке, Бур замер, прощаясь с ней снова и теперь уже - навсегда.
Пусть он верил - что бы там ни было, они встретятся в вечном сне - но в том сне они будут другими, лишенные душ. Душам же, даже если их пути по саду пересекутся, не дано будет узнать, ощутить близость дорогого сердцу живущих человека.
Талисман был холоден, словно кусок льда и Бур что было силы стиснул пальцы. Но сколько жрец ни пытался согреть его, у него ничего не получалось. Все было бесполезно. И оставляя тщетные попытки, тяжело вздохнув, он зажмурился и, взмах¬нув рукой, бросил талисман за спину, в белизну пустыни. Подхва¬ченный порывом ветра, кругляш улетел куда-то далеко, упав, прова¬лился в снег. Талисман исчез бы в нем, сгинув без следа, если бы не внимательные глаза служителей, которые не моргая следили за его полетом. В их руках уже были широкие лопаты, которыми они приподняли полог в том самом месте, куда упал золотой кругляш, чтобы затем, уложив на образовавшееся ложе тело умершей, укрыть его снегом, словно меховым одеялом.
Едва это было сделано, плакальщики зажгли факелы, установили их кругом. Прорезая уже начавший сгущаться мрак, они будут указывать душе путь в иной мир, чтобы та, покинув уснувшее вечным сном те¬ло, не заплутала, не превратилась в тень-бродяжку, а обрела свой новый, вечный дом.
Обряд был закончен и горожане, не оборачиваясь, заторопились назад, в оазис. Только теперь ощутив холод, они зябко ежились, кутаясь в одежды, которые, не храня в себе тепла, были не способ-ны согреть.
Богини двинулись было вслед за смертными, но сделав лишь несколько шагов, остановились, заметив, что повелитель небес идет сов¬сем в другую сторону - в снега пустыни. Впереди него бежал золотой волк, словно выбирая для своего хозяина самый безопасный из множества путей.
"Шамаш!" - окликнула брата Кигаль.
"Я сделал то, о чем ты просила. Теперь я ухожу", - не оборачи¬ваясь, бросил он через плечо.
"Брат, как бы тяжело тебе ни было, ты должен запомнить то, что увидел!" – на языке мыслей крикнула ему вдогонку Кигаль.
"Разве такое можно забыть?" - горько усмехнулся бессмертный.
Глава 15
Караван не вошел в каменный город, остановившись за его стеной. Атен думал - так будет правильно, а главное - лучше для Мати. Остальные согласились с ним, хотя и прекрасно понимали, сколько неудобств это создаст для торговли. Но их жертва оста¬лась незамеченной девушкой, которую поступок отца только еще сильнее разлил. Да ее вообще теперь злили все и все. События – потому что они происходили, с каждым мигом приближая ее к страху. Люди – потому что в ее глазах они были виноваты во всем. Ведь они могли избавить ее от страданий, а вместо этого продолжали мучить. Им ничего не угрожало. Только ей. И никто не хотел этого понимать, замечать, никто даже не пытался хотя бы пожалеть ее, утешить, успокоить...
И вообще, Мати казалось, что все просто издеваются над ней. Каждый случайный смешок за спиной она принимала на свой счет, всякое доносившееся обрывком неведомой фразы слово казалось вызовом, случайный взгляд хлестал по щеке немилосердным потоком ледяного ветра, чей жгучий холод она ощущала почти физически. Она стремилась к одиночеству, и, в то же время, боялась его. Замкнутый круг какой-то...
Девушка вдруг ощутила себя совсем одной в бесконечности пустыни. И ни одной близкой души, с кем она могла бы поделиться своими переживаниями и страхами. Отец... Мати была слишком зла на него. За то, что он не сдер¬жал своего слова, обещал ведь, что караван не войдет в город, но все равно они здесь. В сущности, он ее предал, да, именно предал!
Шамаш...
"Лучше бы я не встречала его вовсе! - всякий раз, ду¬мая о боге солнца, ее глаза наполнялись болью и обидой, слезы текли по щекам, чтобы, коснувшись своей горечью губ, травить душу. - Его нет! Его нет!" - только эти слова позволяли ей хоть как-то успокоиться.
Девушка винила Шамаша не только в том, что уже случилось, и в том, что должно было произойти. Ведь пожелай этого повелитель небес, ничего бы не было. А раз все есть, значит, он хотел, чтобы так все и было. Он обрек ее на страдания. А чтобы еще больше усилить их, сказал ей о даре предвиде¬ния... И мучения, которые иначе длились бы лишь мгновение, растянулись на долгие дни, даже на века. Из-за него она пережила свою смерть не один раз, а проходила че¬рез нее вновь и вновь, всякий раз представляя ее себе все более ужасной, уродливой и жестокой.
Думая о том, что она видела в своем сне-предвидении, только об этом одном, не в силах остановиться, Мати бродила среди деревьев, постукивая тонкой веточкой - хлыстом то по своей ноге, то по траве, то - по стволам деревьев.
Девушка не смотрела по сторонам. Ей было совершенно все равно, куда идти. Лишь бы не стоять на месте. И вдруг...
-Милая, постой! - незнакомый голос, прозвучавший неожиданно, как птичий крик среди снежной пустыни, заставил девушку вздрогнуть. Оторвав взгляд от травы под ногами она поспешно огляделась вокруг - сперва робко, с опаской, затем - с любопытством. А потом… Удивленно моргая, она не верила своим глазам. Нет, этого просто не могло быть!
Она стояла на вершине священного холма, спиной к храму. Сде¬лай девушка еще хотя бы один шаг вперед, - и, сорвав¬шись с обрыва, полетела бы камнем вниз.
Мати была так поражена, ошарашена, что даже забыла на миг о своей ненависти к этому городу и всем, кто в нем жил. Единственно, она никак не могла взять в толк, почему дорога, которая должна была увести ее как можно дальше от чужаков, наоборот, при¬вела к ним.
-Не бойся...
Она повернула голову к заговорившему с ней, узнала в чужаке Хранителя.
-Я не боюсь, хозяин города, - сглотнув подкативший к горлу ко¬мок, проговорила Мати. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить голос звучать ровно. - Спасибо.
-За что, милая? –бровь мага удивленно приподнялась.
-Что остановил меня. Я... Я не хотела...
Проследив за ее взглядом, устремленном вниз с холма, словно считая камни, о которые в мыслях, воспоминаниях о том, чего не было, но могло быть, ударялось бы ее тело, старик качнул головой:
-Я и не думал, будто ты решила что-то сделать с собой. Мысли о самоубийстве - признак безумия. А ты, я вижу, здорова. Прос¬то... Ты была так погружена в свои мысли, что ничего не замеча-ла.
-Да, - поспешно кивнула Мати, хотя ей совсем не хотелось пусть даже в такой мелочи соглашаться с горожанином, - ничего, - но у нее просто не было другого выхода, когда такое объяснение предс¬тавлялось не просто самым реальным, но и самым безопасным. - Я... Я, пожалуй, пойду…
-Подожди, пожалуйста. Я хотел спросить... Горожане чем-то обидели тебя? Если так, скажи, я велю им извиниться, - но поскольку гостья молчала, он продолжал: - Я почему спрашиваю... Не из-за любопытства, поверь мне! Просто... Видишь ли, ваш приход... Приход вашего каравана очень много для нас значит, мы стараемся сделать все, чтобы вам было хорошо у нас, и совсем не хотели...
-Почему? - вопрос, вдруг сорвавшийся с губ собеседницы, заста¬вил его остановиться, не договорив фразы, вернуться назад.
-Что "почему", милая? - он не знал, к какой части произнесен¬ного относился этот вопрос, а потому не мог ответить.
-Почему для вас так важен наш приход? Ведь горожанам, никог¬да прежде не было никакого дела до чужаков. Что же вдруг измени¬лось? - она говорила, что думала, не заботясь о том, обидят ее сло¬ва Хранителя или нет, считая себя вправе ненавидеть. Всех. И мага сильнее, чем лишенных дара. А бога солнца сильнее всех!
Хозяин города ответил не сразу. Он несколько мгновений смотрел на молодую караванщицу, не понимая, почему она столь враждебна. Ему было нужно, просто необ¬ходимо узнать причину ее ненависти, чтобы попытаться помочь ей, исцелить от того, что могло быть болезнью...
Но старик знал: искренность и доверие чужачки ему нужно еще заслужить…
-А Рур, тот человек, которого вы встретили в снегах пустыни, он вам ничего не рассказал?
-Нет, - качнула головой девушка. - Только сказал, что ищет Матушку метелицу.
-Матушку метелицу?
-Так караванщики зовут богиню снегов.
-Госпожу Айю, - поняв наконец, кивнул Хранитель.
-Это так?
-Да.
-Зачем Она вам? - это ей тоже было интересно. Именно интересно - не более того. Девушка не чувствовала в своем сердце ненависти к богине снегов, однако же, в нем не было и прежнего обожания. Ведь Та не признала ее, а главное не защитила. Хотя могла. Ведь кара¬ванщики не ослушались бы Ее воли.
-Испросить совета... - уклончиво ответил Шед. - Зачем еще смертный ищет бога?
Мати тотчас ощутила натяжку в его голосе, заметила неискрен¬ность в глазах. И обида нахлынула на нее с новой силой.
-Я пойду, - пробурчала она, отвернувшись от хозяина города.
-Постой...-тот на мгновение умолк, замялся. Старик чувство¬вал, что в гостье есть что-то...что-то особен¬ное, важное, огонек звезды, горевший в темноте ночи...
Шед уже начал думать, а не в этой ли девушке дело? Ему при¬помнилось, что именно с ней он видел священных зверей госпожи Айи. И золотые волки были к ней благосклонны. Вряд ли это случайность. Нет, не так - такое просто не могло быть случайным. Ведь снежные волки - не дворовые собаки. Их труд¬но, если вообще возможно встретить. Их ничем не приважешь, не удержишь подле себя силой, не возьмешь в рабство другим обетом, кроме то¬го, что жив в их собственной душе - долг служения богине. А гос¬пожа Айя не послала бы Своих слуг к первой попавшейся смертной. И вообще...
Он пригляделся к караванщице, ища еще что-то необычное в ее облике, душе, пытаясь отыскать знак, но не находил ничего. В ка¬кое-то мгновение ему показалось, что образ - истинный образ девушки скрыт от него за серой дымкой, ос¬танавливавшей взгляд силы, не позволяя заглянуть дальше того, что видит глаз. Это было странным, необъяснимым. Во всяком случае, Хранителю никогда прежде не приходилось сталкиваться ни с чем по¬добным.
-Как тебя зовут? - спросил Шед, стремясь задержать девушку, продлить время встречи, стремясь разобраться в караванщице.
-Зачем тебе? - словно дикий зверь вдруг ощерилась та.
-Я думал, твое имя поможет мне понять тебя…
-А зачем тебе меня понимать?
-Чтобы помочь.
-Мне не нужна помощь! – она глядела на него с вызовом.
-И все же…
-Мати, - с неохотой ответила караванщица.
-Мати? - домашнее имя мало что могло сказать, особенно подобное - явно детское, придуманное таким образом, чтобы малень¬кому ребенку было бы его легко запоминать и произносить. - А пол¬ное?
-Полное имя только для богов, - пусть тихо, но от того еще бо¬лее твердо и решительно проговорила девушка, в то время, как ее глаза кричали: "И не настаивай! Я все равно не скажу! Я не обязана!"
-Мати... - Хранителю ничего не оставалось, как попробовать угадать самому. Поглядывая на собеседницу, понимая, что она еще слишком юна, чтобы научиться полностью подчинять себе чувства, он медленно, осторожно начал подбирать имена: - Ама¬ти... Аматейя... - он не сомневался, что девушка названа в честь бо¬гини снегов. Ведь если все иначе, значит, и он, и Рур, влекомый своим предназначением, своей судьбой, ошиблись. А ему совсем не хотелось не то что верить, даже предполагать возможность подобного. - Мо¬жет быть, Альматейя, а? – по тому, как испуганно вздрогнула девушка, он понял, что не ошибся. - Тебе нечего стыдиться, милая. Ты названа в честь вели¬кой богини. Это хорошее имя.
-Она не вели... - начала было Мати, но, передумав на половине слова, умолкла, мотнула головой, словно разгоняя свои собственные мысли, после чего поспешно заговорила о другом, стремясь как-то сгладить неловкость: - Мне казалось, что в городах не почитают бо¬гиню снегов.
-Конечно, нам далеко в преклонении перед госпожой Айей до вас, караванщиков...
-А горожанам это и ни к чему. Вам ведь не приходится всю жизнь странствовать по ее владениям! - фыркнула Мати.
-Однако, мы никогда не забываем о Ней, - спокойно выслушав ее слова, продолжал хозяин города. - И, надеюсь, Она тоже помнит о нас, откликнется на нашу мольбу и поможет.
-Тот человек, который пришел в караван... Он говорил, что вы хотели поговорить с Матушкой метелицей о Шамаше.
-О господине Шамаше, - мягко поправил ее горожанин. - О боге солнца, - пояснил он, подумав, что, возможно, гостья не поняла его, как не поняла посланца города, приняв бога за человека.
Но та, ничуть не смутившись, кивнула:
-Да, я о нем и говорю. Зачем...
Но Хранитель не дал ей закончить едва начатый вопрос. Шед осуждающе качнул головой:
-Не следует так непочтительно относиться к повелителю небес! Непозволительно даже для караванщицы...
-Ты не зна... - она хотела сказать - "не знаешь всего", однако вновь, не договорив, умолкла, упрямо мотнула головой, вздохнула, решив, что лучше будет скрыть то, что, собственно, и говорить-то ей совсем не хотелось. - Мы чтим бога солнца, - проговорила она. - Просто... Просто... - она не знала, как, не скатившись за грань лжи, объяснить.
-Просто ты посвященная богини снегов? - пришел ей на помощь Хранитель. - И для тебя нет бога, важнее госпожи Айи?
-Я не ее посвященная! - бросив на горожанина хмурый взгляд, процедила Мати. Ее начинал злить разговор, который был ей совсем не нужен, когда чужак лишь спрашивал, пытаясь выудить ее тайны, сам же не отвечал ни на один вопрос.
-Не торопись с ответом…
-Я не тороплюсь! Я знаю. Потому что тот человек, который пришел к нам из города, тоже спрашивал меня об этом.
"Неужели мы все-таки ошиблись? Оба и в одном и том же", - Шед даже растерялся. Он не ожидал подобного. Ему не хотелось верить… Нет, конечно, это не было бы концом всех надежд. Хозяин города не собирался сдаваться. Он будет продолжать искать путь к спасению. Однако...
Хранитель вновь об¬ратил взгляд на молодую караванщицу, стремясь повнимательнее рассмотреть собеседницу. Все же, было в ней что-то особенное.
"Надо будет последить за ней, - решил для себя Хранитель. - И повнимательнее... Может быть, то, что мы ищем, действительно сокрыто в ней, однако видно лишь со стороны, оставаясь тайной для нее самой…"
-Хочешь, я покажу тебе храм? - он предлагал ей дар, о котором мечтали не только караванщики, но и горожане, ведь стены святилища закрыты для всех, кроме избранных, храня в себе мно¬жество тайн, представляясь кладезем легенд и сокровищ. От такой возможности не отказался бы ни один простой смертный. И конечно, Хранитель ожидал, что молодая караванщица не упустит своего шанса, который вряд ли когда представится ей вновь.
Старик смотрел на девушку, ожидая, что вот сейчас она вздрогнет, вскинется, в ее глазах вспыхнет огонь любопытства, восхищения тем, что должно было вот-вот ей открыться... И тогда, может быть, эта серая тень сойдет с ее лица, души, позволяя увидеть истинные черты гостьи города.
Но караванщица лишь оглянулась на храм, скользнула задумчивым и, как показалось хозяину города - даже холодно-безразличным взглядом по его стенам, вратам. А затем, к немалому удивлению мага, качнула головой:
-Нет. Я уже бывала в нем.
-В этом храме? - это было невозможно!
-В другом, - в ее голосе не было ничего, кроме безразличия.
-Так это совсем другое дело!
-Нет. Все храмы одинаковые, ведь они лишь повторяют дворец Гамеша.
-Но... - Хранитель умолк, растерянно глядя на караванщицу. Он не знал, что и сказать. Хозяин города всегда думал, что как не может быть в бесконечности снежной пустыни двух одинаковых оазисов, так и не может быть двух похожих храмов, ведь они - не холодное изваяние, а жилище, на которое накладывает отпечаток поселившийся в нем. Однако, даже если это так… - Неужели тебе в нем не понравилось? Неу¬жели ничто в нем не поразило тебя?
-Ну... - она задумалась, пожала плечами. Конечно, она могла бы многое сказать в ответ. И ей хотелось сделать так, чтобы этот старый хозяин города, непонятно по какой причине приставший к ней со своими расспросами, понял, что она - не простая караван¬щица, мечтающая о тепле города и стремящаяся разгадать его тайны. Ей многое известно. И у нее есть свои секреты, которые горожанину даже не снились. Но, поскольку выдавать эти секреты ей вовсе не хотелось, Мати предпочла промолчать. Так проще всего: и не лжешь, и правду не говоришь. Хотя... Ведь наделенному даром ничего не стоило прочесть ее мысли.
Осторожно, скосив взгляд, она глянула на собеседника, пы¬таясь понять, дан ли ему такой дар или нет. Наверное, нет, решила девушка. Ведь в другом случае, он не продолжал бы все эти расс-просы.
-Там было много интересного,-осторожно, старательно подбирая каждое слово, словно вымеривая шаги по снежному покрову, под кото¬рым таиться глубокая яма-ловушка, проговорила она.
-Ну вот, видишь!
-Как в легендах...
-Да, вот именно! Все таинственное, величественное...
-И не живое, - чуть слышно добавила Мати.
-Не живое?! - не сдержал удивленного восклицания Шед. - Право же... - слова чужачки вновь поставили его в тупик, когда он не ожидал услышать ничего подобного. – Но, девочка, ведь храм - хранилище священного камня, который питает жизнью весь город. Он - самое живое во всем городе, во всей пустыни.
-В том городе было иначе, - поспешила возразить Мати, но, вдруг поняв, что, как она ни пыта-лась сдержать себя, все равно сболтнула лишнего, поспешила прикусить язычок, моля в душе богов, чтобы Они удержали хозяина города от новых вопросов. Потому что она уже была не в силах сдер-живать разгоравшееся все сильнее и сильнее желание рассказать. Рассказать все. Чтобы в глазах этого старого человека вспыхнуло восхищение. И удивление. Ведь за всю свою долгую и, казалось бы, такую насыщенную жизнь Хранителя не дове¬лось увидеть, узнать и малой доли того, что было известно ей, ма¬ленькой караванщице.
Подождав некоторое время, надеясь, что гостья хотя бы на этот раз скажет больше, чем обычное ничего, Шед качнул головой. "Расспрашивать ее сейчас глупо, - думал он. - Лучше обож¬дать немного, пусть она привыкнет к городу, к нам… Караван только-только пришел. В первый момент торговцы всегда такие - замкнутые в своем маленьком мирке караванной повозки. А потом, к концу недели, разговариваются и в последнюю ночь их уже не остановить..."
-Ладно, милая, не буду тебя больше задерживать, - Шед заметил, что девушка, услышав это, облегченно вздохнула, однако не подал виду. - Наверно, тебя уже заждались родные.
-Да! – и, по¬вернувшись, девушка стала поспешно спускаться вниз с холма.
Провожая ее взглядом, Шед качнул головой. Эта караванщи¬ца была не просто странной - совершенно непонятной ему. Она все делала не так, как остальные, на все реагировала совсем иначе, даже вела себя по-другому.
"Если бы она была посвященной госпожи Айи, это бы хоть что-то объяс¬няло, - думал он, продолжая глядеть вслед своей недавней собеседнице. - Но это не так... А может быть... - вдруг ему в голову пришла мысль. Поразительная, невозможная в любой другой ситуации, но сейчас, возможно, наиболее верная. – Если о не посвященная богини сне¬гов, то, может быть, она Ее дочь?"
Это была отчаянно смелая мысль. Но она объясняла все: и странное поведение девушки, и скры-тность ее души от постороннего взгляда. И ее настороженное, даже враждебное отношение к повелителю небес...
Возможно...
Хранитель задумался.
"Как бы сильно госпожа ни любила своего мужа, Его столь долгая, в сущности, уже вечная болезнь могла побудить даже Ее отправиться на поиски мимолетной любви в край людей. Вот только повелитель небес... Ведь Он всегда ставил превыше всего честность и верность. Вряд ли Он простил бы измену даже любимую и верную всю остальную вечность супругу..."
"Но если так... - Хранитель помрачнел. Его руки скрестились перед грудью, голова опустилась вниз. - Может быть, это именно тот проступок, за который карает нас повелитель небес: мы принимаем в своем городе тех, кого Он менее всего хотел бы видеть в своих владениях. И... И чем дольше этот караван будет в наших стенах, тем дороже нам придется заплатить... Если так, нужно сде¬лать все, чтобы торговцы как можно быстрее покинули город... Но если нет? Тогда нам нужно, наоборот, постараться задержать их, чтобы понять причину того, почему именно они были посланы нам в от¬вет на мольбу о помощи. Но как узнать?"
-Гешт, - не оборачиваясь, зная, что жрец должен быть где-то рядом, окликнул его хозяин города.
-Да? - отозвался тот, выйдя из тени храма, откуда он следил за разговором Хранителя с караванщицей.
-Как ты думаешь, эти торговцы - те, кого мы ждали?
-Не знаю, Шед, - качнул головой старик. - Не знаю, - повторил он.
Все было бы куда проще и яснее, если бы богиня, откликнув¬шись на их мольбу, пришла сама. Но небожители слишком редко удос¬таивают смертных лицезрением своего величия. Они предпочитают творить людскую судьбу руками таких же смертных, поручая им совершение тех или иных поступков, способных изменить путь.
-В этом караване много необычного...
-Пошли кого-нибудь из служителей. Пусть они передадут хозяи¬ну каравана мою просьбу прийти сюда.
-Ты хочешь поговорить с ним?
-Я собираюсь рассказать ему...
-Шед... - жрец качнул головой.
-Я знаю все, что ты скажешь. Что мы не вправе посвящать в наши тайны чужого, что тайна города не должна выноситься за его стены. Но что если от этого человека или одного из его спутников зави¬сит, будут ли эти стены теплы и впредь?
-Поговори с ним. Узнай все. Зачем рассказывать?
-Я хочу задать ему вопрос... Вопрос, который обычно не зада¬ют. Вопрос, на который важно получить искренний ответ. А чтобы ответить, торговец должен убедиться, что и я откровенен с ним. И что мне действительно нужно знать правду, а не просто любопытно, в чем их тайна.
-Поступай, как считаешь нужным, Шед. Ты - Хранитель города.
-А ты - мой жрец. От нас с тобой сейчас зависит будущее всех жителей оазиса. И я хочу, чтобы мы думали одинаково, были едины в том, что делаем.
-Двое не так часто оказываются не правы, как один.
-Да, - кивнул Шед. Он не сомневался, что жрец поймет его. Они столько лет знали друг друга. Можно было бы обойтись и без слов... Но, и наделенный даром совершенно ясно чувствовал это, сейчас были важны именно сло¬ва, не поступки.
-Что ж... - умолкнув, Гешт несколько мгновений смотрел на расстилавшийся к подножия священного холма город. - Если бы можно было найти иной выход...
-А если его нет?
-Ты думаешь девушка - дочь госпожи Айи?-не¬ожиданно спросил он.
-Значит, и тебе пришла в голову эта мысль?
-Пришла... Хотя, не могу сказать, что навеяло ее: реальность или фантазия, к которой так стремится душа... Об этом ты хочешь спросить ее отца?
-Да.
-Вряд ли он скажет...
-Вряд ли, - кивнул Хранитель. - Поэтому нам необходимо быть с ним откровенным. Откровенность и сочувствие - вот то, что, соединяясь, открывает уста, сколь бы плотно они ни были сомкнуты, на сколько замков ни были бы заперты.
-Однако... - жрец все еще испытывал некоторую неуверенность, которая не позволяла ему перейти от слов к делам. - На такие вопросы не отвечают, даже если знают ответ…
-Если то, о чем я думаю, правда, я пойму это и без слов - по его взгляду, движению губ, бровей.
-А если богиня утаила от торговца правду? Что стоило госпоже снегов прийти к страннику Ее владений в облике обычной смертной?
-Можно скрывать свое могущество миг, день. Но не целую же жизнь! Невозможно скрывать правду все то время, которое необходимо для того, чтобы привести в мир ребенка, о божественном происхождении которого не знал бы никто из смертных, даже сам малыш!
-Ладно, - наконец, согласившись с решением Шеда, Гешт повел плечами. - Я сам схожу за торговцем. Это подчеркнет важность прось¬бы и ускорит ее исполнение... Но, - все же, перед тем, как уйти, он хотел задать еще один вопрос, - прежде скажи мне: что мы будем де¬лать, если наши предположения верны?
Несколько мгновений два седовласых старика смотрели друг на друга, ничего не говоря.
-У нас небольшой выбор, не так ли? - наконец, горько усмехнул¬ся Хранитель. - И, к тому же, как мы ни поступим, все будет плохо. Сделаешь одно - разгневаешь повелите¬ля небес, другое - Его божественную супругу...
-Если выбирать из Них...
-Конечно, выбор ясен, - поспешно кивнул Шед, - повелитель небес. Хотя, мне бы очень не хотелось выбирать. И вообще, это не дело смертного - вмешиваться в спор богов. Если, разумеется, это не сражение господина Шамаша с Губителем. Лучше было бы, чтоб Они сами все решили... К тому же это... Это ведь Их семейное дело… Скоро полнолуние. Если бы девушка пришла на черную поля¬ну...
-Как решат боги - так тому и быть... - жрец наклонил голову. Он не мог всецело согласиться с планом друга. - Нашей плоти хуже не будет. Но душе... Душа ведь потеряет последнюю надежду, если госпожа Айя станет врагом бога солнца и, воспользовавшись Его болезнью довершит дело Губителя...
-Этого не случиться! Она всегда любила и будет Его любить. Так говорят легенды.
-Легенды. Легенды, которые уже целую вечность спят под сне¬гами пустыни вместе с теми, кто жил ими. Многое могло измениться с тех пор.
-Нет, - Шед и думать не хотел ни о чем подобном. - Она ведь здесь, с Ним, следует за своим супругом по миру людей, день за днем, как многие годы назад…
-А если Она тут не из-за Него?
-Почему же тогда?
-Здесь - Ее владения - снежная пустыня, Ее слуги и посвящен¬ные. Ее дочь... Если, конечно, эта караванщица - Ее дочь.
-Тогда... - голос Хранителя сорвался в хрип и он, сглотнув подкативший к горлу комок, откашлялся, прежде чем продол¬жать. - Тогда нам будет лучше ничего не делать, - он потерянно опус-тил руки.
-И пожертвовать судьбой своего города?
-Ради того, чтобы между повелителем небес и Его женой сохра¬нился мир? Чтобы Ему не угрожал удар с той стороны, откуда Он меньше всего его ждет? Да. А ты разве думаешь иначе?
-Что значит город, даже если это наш родной город, когда речь идет о всей земле, о всем мироздании... Но если все так, к чему звать караванщика?
-Чтобы знать наверняка. Ведь мы можем ошибаться в своих предположениях. Как уже ошиблись раз.
-А если....
-Что?
-Если наши предположения верны, получается, что мы, стремясь очиститься в глазах небожителя, сами навлекли на себя Его гнев.
-Караван все равно шел к нашему городу. Он здесь не из-за Рура.
-Я слышал, они говорили что-то о том, чтобы обойти оазис стороной…
-И лишить себя будущего?! Это безумие!
-Кто знает...Кто знает, - повторил жрец. – Ладно, пойду, приведу торговца. Что бы там ни было, этот разговор не повредит.
-Конечно. Ведь вредят не слова, а дела. Я буду ждать.
Старик нашел хозяина каравана на городской площади. Караван¬щик выглядел усталым, осунувшимся, постаревшим за последние нес¬колько дней на целые годы.
Атен забыл, когда в последний раз спал, да что там спал, ему и подремать хотя бы несколько мгновений удавалось лишь в седле оленя. Он рвался на части между центральной площадью города, где караванщики продавали свой товар, и жилыми повозками, поставленны¬ми кругом на лежавшим под паром полем за городской стеной.
Еще когда они только вступили в оазис, Атен решил: нет, они не будут жить на площади. Хозяин каравана чувствовал себя виноватым перед до¬черью. Ведь, в сущности, он нарушил данное ей обещание. Ему хоте¬лось хоть как-то загладить свою вину перед ней. И караванщик ре¬шил: девочке будет легче, если они остановятся не в тесной клетке городских стен, а на свободе открытого поля, похожего хотя бы отдаленно на снежную пустыню.
Он собирался устроить торговые ряды прямо там, но торговля не пошла. Все люди, а горожане особенно, не любят перемен. Им кажет¬ся - стоит отойти от привычной жизни хотя бы на шаг - и все пой¬дет вкривь и вкось. За весь первый день у них не купили ничего. Совсем ничего. Никакой мелочи, никакой дешевки. Несмотря на сниженную цену и уговоры зазывал. Нет, горожане не обходили их стороной, боясь, словно пораженных снежным безумием. Они целый день бродили вокруг торговых рядов, хвалили товар. Но на этом все. Ни шага дальше разговоров. Никаких поку-пок, договоров и вообще...
Когда Атен спросил одного из купцов - почему все так? - тот, немного смущаясь, ответил: "Во всем должен быть порядок. На поле выращивают зерно. А торгуют в городе. Прости", - он не скры-вал, что ему было неловко делать это признание. Однако из¬менить что-либо было выше данного ему.
-А если мы перейдем на городскую площадь?
-Торговля пойдет, - поспешил заверить его купец, обрадованный, что его правильного поняли, вместо того, чтобы обидеться на отк¬ровенную речь. - У вас хороший товар. А цена, которую вы назначаете за него, вполне приемлемая. Конечно, если бы она была ниже... - это тоже была искренность, которую Атен не мог не оценить. Тем более, что последние слова чужака, такие привычные в своей схожестью с обычной торговлей, совершенно успокоили его душу.
-Увы, мы не можем позволить себе снижать цену, - качнул головой хозяин каравана. - Мы просим за товар ровно столько, сколько он стоит. Уступить значит торговать себе в убыток, а сейчас нам при¬ходится думать о бережливости, не щедрости.
Купец кивнул, ни о чем не расспрашивая чужака.Наверное, он слышал о несчастье, постигнем караван. А если и нет - не собирал¬ся допытываться до причины. Он был чрезвычайно щепетилен и скро¬мен, чтобы вмешиваться в дела других. Странное качество для чело¬века, живущего торговлей. Но, с другой стороны, в этом городе все люди были особенные. Более чистые, светлые, что ли, открытые... И вообще...
Если бы бог солнца сказал ему: "Твой караван заслужил право обрести свой город. Избери сам тот, в котором хотел бы остать¬ся", - он бы выбрал этот город. Жизнь здесь казалась, да и, судя по всему, была легче, все жили одной дружной семьей, не оставляя со¬седей в беде, беспокоясь не только о себе и своих родственниках, но и о далеких, объединенных лишь землей оазиса.
За то короткое время, что караван провел в городе, все успе¬ли почувствовать это. И в душе позавидовать жившим здесь.
"Если бы нам посчастливилось родиться в таком городе..."
И так думал не один Атен. Да, караванщики были спутниками бога солнца, их жизнь становилась частью легенды. Судьба, о которой мечтали все, за исключением разве что тех, кто уже не один год жил этой судьбой, в душе мечтая о покое самой обычной из человеческих су¬деб.
-Торговец, - прервал размышления Атена, выводя его из полудре¬мы, в которую тот погрузился прямо на ходу, незнакомый хриплова¬тый голос.
Вскинувшись, быстро протерев глаза, караванщик повернулся, ища взглядом заговорившего с ним.
-Спокойного пути и успешной торговли, - тепло поприветствовал хозяина каравана жрец.
-Вечного тепла стенам твоего дома, - произнес в ответ Атен.
-Я искал тебя.
-Зачем? - бровь караванщика приподнялась. Ему казалось, что все давно оговорено и решено.
-Хранитель хотел поговорить с тобой.
-Могу я спросить тебя, о чем? - караванщик насторожился. Слиш¬ком уж он привык ждать худшего. К тому же, не случайно ведь гово¬рят: "Впустишь в повозку одну беду, а за ней увяжется целая толпа ее спутниц".
-О судьбе города, - жрец решил был с караванщиком искренним, не скрывая ничего. В конце концов, именно об этом они так долго говорили с Шедом.
Глаза караванщика сощурились, на лице отразилось удивление, которое, как он ни пытался его скрыть, вырвалось наружу. Говорить о своих внутренних делах с чужаком, странником, не достойным даже того, чтобы произносить название города… Да уж, тут было чему удивляться. Однако...
Атен пожал печами. Собственно, они ведь были не обычным ка¬раваном. И уже мало-помалу начали привыкать к тому, что к ним от¬носились не просто как к каким-то торговцам, но спутникам повели¬теля небес. Пусть в этом оазисе, в отсутствие Шамаша, никто из ка¬раванщиков не осмелился хотя бы словом обмолвиться о своем бо¬жественном покровителе и горожане не знали всей правды о гостях, но сами-то караванщики знали. И, зная, не могли не чувс¬твовать несколько иначе, чем простые бродяги снегов.
-Пойдем, - он направился в сторону храма, лишь бросив по пути, проходя мимо брата: - Евсей, присмотри тут за всем. Я отлучусь не¬надолго.
-Хорошо, - кивнул летописец. Во взгляде, которым он скользнул по шедшему рядом с Атеном служителю, было любопытство, но не более того. Он приоткрыл рот, собираясь попросить брата рассказать по¬том обо всем, но передумал - к чему говорить о том, что и так са¬мо собой разумеется? Конечно, ему станет известно все, что должно быть известно человеку, составляющему летопись нового мира. А потому он лишь обронил: - Будь внимателен, - непонятно почему, он избрал именно это слово, не "осторожен", именно внимателен. Спроси его кто, почему, он не смог бы дать от¬вет. Но Атену было не до расспросов, тем более, что он, не задумываясь, лишь чуть наклонил голову, благодаря за предупреждение.
Хозяин каравана ожидал, что Хранитель станет говорить с ним у врат храма, но служитель, вместо того, чтобы оставить гостя до¬жидаться на вершине холма, подойдя в вратам в святилище, подал ему знак:
-Проходи.
Атен медлил, не решаясь войти.
-Я чужой здесь... - решил, все же, напомнить караванщик. - Чужаку нет пути в святилище.
-Тебя приглашает Хранитель, - напомнил служитель.
Караванщик пожал плечами - в конце концов, это дело горожан, не его. Достаточно того, что он обратил внимание хозяев на нео¬бычность происходившего, убедившись, что они не ошиблись. Сделав шаг через порог, Атен замер на мгновение, огляделся вокруг, поспешно скользнув взглядом по убранству первого зала приемов, убеждаясь, что в нем все так же, как в других святили¬щах, в которых ему приходилось бывать в последние годы дороги.
-Приветствую тебя, караванщик.
-Долголетия и могущества, Хранитель, - Атен на миг склонился в почтительном поклоне перед сидевшим на троне хозяином города, об¬лаченным в скромные, даже может быть слишком, одеяния - длинную выцветшую хламиду, закрывавшую все тело с головы до пят, на ко¬торой единственным пятном поблескивал камень-талисман, висевший на тяжелой золотой цепи.
Впрочем, маг был уже стар, а с возрастом, и Атен знал об этом уже и из собственного опыта, понимаешь, что тленное, сколь прекрасно оно б ни было, не главное. То, что действительно важно, прячется глубоко внутри, и это редко увидишь с первого же взгляда.
Выпрямившись, смело глядя наделенному даром в глаза, он ос¬ведомился:
-Ты хотел поговорить со мной?
-Да. Спасибо, что пришел, - он хотел сразу же перейти к делу, однако гость заговорил вновь, вынуждая хозяина города умолкнуть:
-Могу я прежде спросить?
-Конечно, - кивнул Шед. Он развел руками, показывая торговцу: "Обо всем, о чем захочешь. Мне был нужен этот разговор, не тебе, а раз так, ты вправе делать все, что угодно, требуя любую пла-ту".
Он подумал, что чужак торопился выяснить причину проис¬ходившего, которое было для него по меньшей мере необычным. Хотя к чему спешить с расспросами, когда горожанин и так собирался все расс¬казать, даже больше того, о чем его мог спросить странник пусты¬ни? Впрочем, возможно, хозяин каравана просто не желал надолго оставлять своих людей, и стремился сразу уяснить главное, оставив в стороне ненужные детали.Что же, Хранитель постарается быть кратким, во всяком случае настолько, насколько это будет возможно.
Однако, тот вопрос, который, прозвучав, повис камнем в нап¬ряженно-настороженной тишине залы, явился для него полной неожи¬данностью.
-Дана ли тебе способность читать мысли? Я спрашиваю об этом не из любопытства, поверь мне, - спустя какое-то время, когда молчание начало затягиваться, продолжал хозяин каравана. Его го¬лос по-прежнему звучал спокойно и ровно, объясняя, а не стремясь предотвратить взрыв негодования. - И прекрасно понимаю, что злоу¬потребляю твоей благосклонностью, задавая подобный вопрос.. Од-нако мне важно это знать.
-Да, - Хранитель вздохнул, пожевал губами. Кто бы ни была мать девушки, ее отец несомненно стоял сейчас перед ним. Никакого, да¬же отдаленного внешнего сходства, но внутреннее - огромное, прос¬то поразительное. А ведь Шеду всегда казалось, что способность знать, чего хочешь, и говорить об этом дана ох как немногим.
-Да? - не поняв, переспросил Атен.
-У тебя есть право беспокоиться о том, чтобы ничто не нару¬шило тайны твоих мыслей. Я понимаю, как это важно, может быть, даже лучше тебя, - он прикусил губу, мгновение помолчал, затем заговорил вновь: - Говоря "да", я имел в виду, что обладаю даром чтения мыслей. Но это совсем не означает, что я позвал тебя для того, чтобы прочесть твои мысли. Я хочу быть откровенен с тобой, караванщик, а разговор, в котором все: и слова, и знания, - доста¬ются одному, не располагает к откровению.
-Значит, ты не станешь использовать свой дар? - горожанам, не спускавшим глаз с торговца, показалось, что тот вздохнул с долей облегчения.
"Тебе есть что скрывать, - мелькнуло в голове у мага. Собственно, он не сомневался в этом и прежде, теперь же лишь укрепился в своих предположениях.
-Я звал тебя не для того, чтобы читать твои мысли. Теперь же... - говоря это, он заметил, как торговец насторожился. В его глазах читался вопрос: "Что-то изменилось?" - Теперь же, - продолжал маг, спеша успокоить гостя, - вижу, что и не смог бы, даже появись у меня такое желание. Твои мысли скрыты от меня... - Шед умолк на миг, внимательно глядя на караванщика, ожидая, как тот отреагирует на эти последние слова – удивительное, необъяснимо-странное признание, ведь дар или есть, или нет. А так...
Но Атен не удивился. Не стал он и делать вида, что не услы¬шал слов мага или не понял их. Нет, он кивнул, в знак того, что знает о чем идет речь и в чем может быть причина этой недос-тупности его мыслей для Хранителя, однако же не стал ничего объ¬яснять. А Шеду очень хотелось узнать, в чем тут дело. Потому он повторил:
-Твои мысли сокрыты от меня. Как и мысли твоей дочери, кото¬рую я встретил сегодня.
-Встретил? - бровь Атена приподнялась.
-Она приходила...
-Сюда?! - караванщик сдержал удивленный возглас, и только полный муки стон сорвался с его губ. - Прости, Хранитель! Она не должна была, я знаю, девочка виновата. И, все же, не наказывай ее. Покарай меня. Мати еще не прошла испытания, у нее нет своего пути, а, значит, и своих ошибок. Лишь я в ответе за все. И это не только моя просьба, но и закон. Да будет он нерушим.
-Твоя дочь - необычное создание, - Шед осторожно, но, в то же время настойчиво, вновь вернул разговор к девушке.
-Она... - хозяин каравана замешкался, не сразу найдясь, что сказать. Ему было тяжело говорить о Мати с чужим человеком...и не просто чужим - наделенным даром...и говорить не где-то там на площади, а в храме, где каждое слово приобретало совсем иное, особенное звучание. На его лбу выступили капельки пота, во рту пересохло. Кашлянув, прочищая горло, он облизал потрескавшиеся губы, сглотнул, а затем тихим, сиплым голосом продолжал: - У девоч¬ки удивительная судьба, удивительные друзья, - он говорил осторож¬но, словно ступая по краю трещины, с одной стороны, боясь навре¬дить дочери неосторожно оброненным словом, с другой - понимая, что не должен, не может лгать Хранителю города. - Поэтому порой она позволяет себе... некоторые вольнос¬ти... Но, как я уже сказал, если она в чем и виновата, то ее вина лежит на мне, и...
-Не волнуйся, - неспешным движением руки остановил караванщика Шед. - Я встретил твою дочь не в храме, а возле его стен. Она не нарушила ни людских законов, ни тем более тех, что установ¬лены богами. Ведь никому - ни жителю города, ни гостю - не запреще¬но подниматься на священный холм. Да, люди боятся приходить к святилищу, но страх - не запрет.
-Спасибо, что успокоил меня, Хранитель.
-А что, она могла бы и войти в храм? - как бы вскользь спросил Шед, однако же его глаза, устремленные на караванщика, были само внимание.
-Ну... Да... - нехотя ответил Атен. - Я ведь объяснил... Храни¬тель, - он говорил медленно, через силу, выдавливая из себя каждый звук, процеживая слова сквозь с силой стиснутые зубы. - Наш разго¬вор... Несмотря на то, что Мати ни в чем не виновата, разговор ведь будет о ней?
-Караванщик...
-Нужно ли это?
-Но...
-Я знаю, она может быть головной болью. Но она - лишь моя пробле¬ма. Во всяком случае, пока. Ну, возможно, в какой-то еще степени - каравана. Однако уж никак не города. Мы пробудим в ваших стенах всего лишь неделю. Что может случиться за это время?
-Очень многое.
-Да, я знаю, бывает всякое... Если дело в Мати, обещаю, я позабочусь о том, чтобы ничего не произошло, чтобы она не совершила никакой глупости... Во всяком случае, признай, я более чем кто-либо другой заинтересован в этом.
-Тебе тяжело с ней, - взглянув в усталые глаза собеседника, на его изможденное, уже не молодое лицо, испещренное тропами морщин, сочувственно качнул головой Шед.
-С взрослеющей дочерью всегда тяжело. Особенно когда она - единственный ребенок. Которого ты растишь ее один.
-Ее мать...
-Она умерла, - не давая вопросу прозвучать, поспешно ответил на него Атен. Он болезненно поморщился. Ему-то казалось, что эта рана давно зажила. Он убеждался в этом, упоминая о своей беде в разговорах с караванщиками, дочерью... Но не с чужаками. Казалось, что сами демоны лезут грязными мохнатыми пальцами в душу, норовя коснуться самого сокровенного, очерняя его. - Это случилось давно. И не будем об этом, - прекращая все возможные дальнейшие вопросы, отрезал Атен.
-Прости. Я не хотел ранить твою душу...
-Настоящее причиняет куда большую боль, чем минувшее... - у него было несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, поборов чувства, передав власть разуму.
-Да, все так, - соглашаясь, закивали хозяева города, удивляясь мудрости торговца.
-Это были слова не простого смертного, но служителя бо¬гов, - прошептал жрец.
-Кто знает, кем бы я стал, если б мне была уготована судьба жителя оазиса, а не странника снегов.
-Да... - Шед и Гешт взглянули друг на друга, затем одновремен¬но кивнули. - Каким бы ни был человек, все решают боги. И поэтому в городах живут странники, а служители бродят по пустыне...
-Вы смеетесь надо мной?
-Что ты! Конечно нет ! -поймав на себе укоризненный взгляд Хранителя, поспешил извиниться жрец. - Прости, если мои слова оби¬дели тебя.
-Если ты не против, - проговорил, спеша перевести разговор на более надежную тропу, Шед, - я хотел спросить...
-Послушай! - усталые глаза торговца, смотревшие на хозяина города, напоминали взгляд печальной собаки, которую загнала в угол свора злых мальчишек, готовых закидать камнями или, поймав, сделать что-то ужасное, но которая еще надеяться вырваться, найти какой-нибудь лаз в стене... или же выпросить людей отпустить ее восвояси. - Давай не будем об этом.
-Конеч¬но, это твое право, говорить со мной или нет. Ты можешь уйти. Ес¬ли захочешь. Прямо сейчас. Но, прошу, обожди. Хотя бы несколько мгновений. Позволь мне рассказать все, что я должен, все, что я знаю. Не о вас, о себе, о городе, в который вас привела тропа ка¬равана. Прошу лишь - выслушать меня.
Атен пожал плечами. Если от него требуется только это - почему бы нет?
Что бы там ни было, ему были симпатичны хозяева этого горо¬да, да, впрочем, как и все его жители. Доброжелательные, откры¬тые, не мнящие о себе невесть что, они, даже не зная тайну кара-вана, видя в гостях обычных странников снегов, не глядели на них свысока, всячески показывая свое преимущество, не снисходили до разговоров с ними, как это делают гордецы, впрочем, и не заиски-вали, не унижались до мольбы.
Да, в первый день, едва войдя в город, хозяин каравана был настроен чрезвычайно враждебен. Ему были ненавистны все мыс¬ли, вообще все, что было связано с городом, в который его вынуди¬ли войти против его воли. Он ненавидел его как нечто целое. Но когда на смену одной большой бесформенной массе пришло нечто конкретное, наделенное лицами, душами, судьбами, все изме-нилось.
А тут еще этот разговор...
В общем, он приготовился слушать, и сочувствовать, заставив себя на время не думать о том, что в этом мире ничто не происхо¬дит просто так и слова говорятся не только затем, чтобы их услы-шали.
-Наш город, - медленно начал Шед. - Он не так счастлив, как ка¬жется, как мы стараемся показать всем, приходящим к нам. До сего мгновения мы не говорили об этом ни с одним чужаком. Но, видно, пришла пора. Наш город...
-Он умирает? - Хранитель говорил слишком медленно, и караван¬щик, которому не терпелось поскорее узнать о том, что могло, буду¬чи бедой города, в который вступил караван, перенестись и на его гостей, не сдержавшись, начал подгонять его вопросами. - В нем по¬селилась болезнь?
-Нет.
-Если дело в отсутствии наследника силы... - он развел руками, словно говоря: "Чем же я тут могу помочь? Ведь я всего лишь тор¬говец..."
-Нет, - Шед качнул головой. - Во всяком случае сейчас - нет. А потом... Лишь боги знают, что будет потом, когда Им дано сделать так, чтобы наши страхи остались лишь страхами и вдохнуть жизнь в самые ужасные кошмары, - тяжело вздох¬нув, пробормотал он.
-Если так... - караванщик терялся в догадках, не понимая, что же заставило хозяев города обратиться к чужаку. Конечно, если бы они искали наследника силы, это можно было бы еще понять, а так... - В чем же дело?
-В проклятии.
-Проклятии? - Атен не сразу понял. А когда понял - не поверил. Уж кто-кто, а эти горожане не могли сделать ничего такого, что заслужило бы подобного.
-Это звучит странно...
-Странно - не то слово! - перебил мага караванщик, не в силах сдержать своих чувств, которые просто рвались нару¬жу. - Страшно!
-Мы не уверены... - тихо заговорил Гешт, вступая в разговор, от которого до этого мгновения держался в стороне.
-Вернее будет сказать, - мягко поправил его Шед, - нам не хоте¬лось бы верить, что это так... Но мы не видим другого объяснения тому, что происходит.
-Но что вы такого сотворили, что боги прокляли вас! - Атен не мог в это поверить! Если уж небожители простили таких грешников, как жители города жертвоприношений...
-Мы не знаем, - беспомощно развел руками жрец. - Мы не считаем себя безгрешными, однако...
-Вы не похожи на преступников, которые так сильно прогневали богов, что Те наказали вас страшнее, чем карают перешедших на путь Губителя!
-Внешность может быть обманчива, - качнул головой Шед.
-Конечно, когда смотришь лишь глазами, не душой. Но...
-Возможно, наши страхи не имеют под собой ничего. Тогда со стороны видней. Вот ты - чужак, на пути которого лежало множество городов. Скажи, отличается ли от них наш оазис? Стоит ли на нем печать рока?
-Право, я не знаю, что сказать, - Атен чувствовал себя расте¬рянным.
"Нельзя просить о помощи" - вдруг вспомнились Атену слова ле¬гендарного Гамеша. Но если прежде на этом разум караванщика оста¬навливался, то теперь он пошел дальше, словно перебрасывая мостик между прошлым и будущим, продолжая то, что было начато за веч¬ность до его рождения, а закончится вечность спустя после того, как он заснет вечным сном - "как нельзя не оказать ее, если беда другого тронет твою душу свидетельством о том, что такова воля богов..."
А ему так хотелось помочь! Хотя бы столь в малым - ответить на вопрос. Он задумался, заставил себя отрешиться от собственных проблем, взглянуть на все иначе.
-Печать судьбы, - спустя несколько мгновений заговорил он, - может быть, и да. Но проклятие... – он качнул головой: - Нет! Будь все иначе, я не повел бы караван в ваш город!
-Не желая, чтобы висящее над нами проклятье перешло и на вас? Спасибо за откровенность, караванщик. Но ведь так было, если б ты знал, что тебя ждет. А если нет?
-Мне дано предчувствовать будущее. Я знаю о приближении бе¬ды... Но даже если бы это было не так, разве душа может не почувс¬твовать нечто подобное?
-Все, что происходит, случается по воле богов. Возможно, Они хотели, чтобы никто не узнал правды...
-Зачем?! Зачем небожителям устраивать ловушки? Они действуют открыто, когда главное - послушное следование Их воле, а не спо¬собность угадать... неизвестно что! Если, конечно, речь идет не о Губителе. Но в на¬шем мире Его проклятие - скорее награда, чем кара!
-Нет, дело не в Нем...
-Откуда вы знаете? Вам ведь даже не ясно, на самом ли деле над городом висит проклятие, или это вам только кажется!
-Это проклятие...
-Постой, Гешт, - остановил жреца Хранитель города. - Давай расс¬кажем ему все по порядку. А то он не поймет. И уж точно не пове¬рит нам.
-Да, хозяин города, так будет лучше, - Атен упрямо заставлял себя не верить в реальность страхов горожан. Но ведь у него не было никакой причины сомневаться в правдивости и искренности хозяев города. Однако стоило ему допус¬тить такую возможность, как на него неизвестно откуда накатила волна жгучей злости: на себя за опрометчивость, на горожан за скрытность, на всех на свете, за исключением разве что бога солнца, которого его сердце, душа не могли ни в чем винить, ведь Он столько раз спасал его караван. Не Его вина, что на этот раз Он вынужден был уйти прежде, чем Его спутники подошли к черте своей судьбы. Это вина смертных, и, в первую очередь - хозяина каравана, который не оп¬равдал божественного доверия, не защитил караван во время отсутс¬твия его божественного покровителя. А он ведь пред¬чувствовал что-то неладное. И если бы не настойчивость их пос¬ланника, караван не вошел бы в стены этого города. Ни за что! - Но только прежде, - с трудом сдерживая ярость, сквозь стиснутые зубы прошептал он, - ответь: почему зная, или во всяком случае предполагая, что над городом висит проклятие, вы велели свое¬му человеку привести нас в город?
-Тот человек, весть о смерти которого вы принесли нам, был послан за помощью, помощью, которую мы ждали не от людей, а бо¬гов, - хозяин города вздохнул, качнул головой. - Мы надеялись, что снега пустыни приведут его к госпоже Айе. Не знаю, почему пустыня привела нашего посланца к вам. Такова была воля богов - и все.
-Боги ничего не делают просто так. -"Особенно госпожа Айя, - добавил про себя Атен. Задумавшись, караванщик нахмурил¬ся. - Но, может быть, Она хотела того, чтобы мы пришли сюда. Потому что... Так было нужно..." - нет, он не мог найти объяснения. Но ведь это не значило, что его не было.
-А, может, и не воля богов, а ошибка смертных... - проговорил жрец. - В мире всякое случается. И не все происходит так, как долж¬но. В вашем караване идут золотые волки. А ведь они - священные звери господи Айи.
-Они - слуги, всегда готовые исполнить Ее волю, но при этом не обязательно странствующие вместе с Ней по миру...
-Да, да, - закивал маг, задумчиво глядя куда-то в сторо¬ну. - Караванщик, - он вскинулся, словно очнувшись ото сна, перевел взгляд на торговца, - а как случилось, что снежные волки прибились к вам? Конечно, все, что я о них знаю, ведомо мне лишь из легенд, но мне казалось, что они обходят стороной людей. За исключением разве что избранных...
-Мы подобрали их маленькими волчатами, - тихо проговорил Атен. Его губ коснулась улыбка, когда караванщик вспомнил, какими забавными маленькими крошками были тогда священные звери, как с ними резвилась, играя, Мати... Он тяжело вздохнул, затих, погру¬зившись в какие-то свои мысли, сомнения, столь расп¬лывчатые и неясные, что оставались до конца непонятными даже для него самого, что уж говорить о смотревших на караванщика горожанах. - Нам, - спустя какое-то время, пожевав губы, медленно продолжал он, - пришлось мно¬гое увидеть на своем пути, много такого, что достойно легенд. Не все было светлым, когда настоящая история всегда пишется кровью и слезами. Во всяком случае, в начале. И, все же, нам никогда не приходилось…
Он замешкался и хозяин города закончил за него: -Сталкиваться с проклятием?
-Да... Должно быть, это очень страшно...
-Страшно, но не особенно. Слишком все невероятно. Не верит¬ся, что это происходит на самом деле, что это случилось именно с нами. Ведь мы не чувствуем за собой никакой вины. А без веры нет и настоящего ужаса.
-Наверно, - караванщик пожал плечами. Его-то как раз неведо¬мая, необъяснимая опасность пугала куда сильнее, чем то, в реаль¬ности чего он был уверен. Если бы он знал, чем именно грозит приход в этот город Мати, то нашел бы способ защитить дочь, а так... Нет, неведение просто убивало его, в слепой щедрости приумножая и без того немалое число седых волос на его голове. - Скажите... - видя расположенность хозяев города, он решился расспросить их о городе, о том, что в нем может нести угрозу пришедшим в него странникам. Даже если это проклятие - лишь выдумка. - А в чем оно заключает¬ся? - и, потом, он должен был признать себе, что ему было просто любопытно.
-Проклятие? - переспросил жрец. Вздохнув, он на миг повернулся к Хранителю, взглянул на него, словно делясь со старым другом своим сомнением относительно того, стоит ли говорить об этом.
-Расскажи, - тихо молвил Шед. - Все, как есть. Без наших домыс¬лов и предположений, без попыток заглянуть в будущее и объяснить прошлое. Может быть, взглянув на все чистым, не затуманенным на¬шими заботами оком, он поможет нам разобраться... или хотя бы приблизиться к истине.
-Раз ты считаешь, что так будет правильно...
-Подождите! – остановил его караванщик. - Если вы собираетесь рассказать... Разрешите мне позвать брата.
-Он твой помощник? Вы решаете все вдвоем? - горожанам было по¬нятно стремление разделить с кем-то ответственность, тем более, что вторая пара глаз порой видит то, что не замечают твои собствен¬ные, вторая пара ушей улавливает пропущенное тобой. Если бы речь шла о простом рассказе, они не стали бы возражать. Но хозяева го¬рода ждали от караванщика признания, которое он вряд ли сделает рядом с тем, от кого столько времени скрывал всю правду...
-Он... - Атен хотел было сказать - "Летописец. Пусть он услы¬шит все из первых уст. Составлять историю по многочисленным пе¬ресказам, в которых теряется истинный свет, всегда хуже..." Но не стал. Ведь тогда ему пришлось бы многое объяснять. Чего ему делать совсем не хотелось в стремлении скрыть правду о караване, которое никогда не покидало его, несмотря на последние годы пути, когда, всплывая наружу, она всякий раз обращалась во славу и никогда во вред. Привычка - вторая душа. -Он мой помощник,-просто подтвердил он. - В караване все решает хозяин. Но я привык советоваться с другими, когда дело касается судьбы многих, не одного.
-Прости, но мы... – горожанин качнул головой. - Это не та история, в которую хочется посвя-щать всех, - осторожно, стараясь не обидеть караванщика недоверием к его людям, промолвил Гешт.
-Я понимаю,-Атен кивнул.
Ему вдруг расхотелось слушать хозяев города. Лю¬бопытство перегорело, сменившись опаской - в мире людей ничего не происходит просто так. Он мог еще поверить в искренность собеседников, но в их бескорыстность... Скорее всего, им было что-то от него нужно. Совет? Это вряд ли. О чем может посоветовать Хранителю и служителю странник сне¬гов, за исключением, разве что пути через пустыню, о котором он, в отличие от жителей оазиса, знал если не все, то очень многое. Но вряд ли дело в этом, когда никто не променяет тепла род¬ных стен на вой метели.
И еще. Почему они вообще обратились к нему? С чего это вдруг? Может быть, Мати рассказала им правду о Шамаше? Еще совсем недавно Атен бы не поверил, что дочь способна выдать чужим тайну каравана. Приятно чувствовать себя спутником бога. Но как же страшно при этом потерять Его благосклонность, случайным словом отдать свою судьбу другим! Но сейчас был как раз тот случай, когда он сомневался. Пос¬леднее время дочь вела себя как-то не так, была мрачна, замкнута, обижена и не только на него, что было бы понятным, во всяком случае, объяснимым, но и на других, даже на Шама¬ша. А в обиде, как и в незнании, она могла сделать все, что угод¬но...
"А, - Атен мысленно махнул на все рукой. - Какая разница? В конце концов, никто не заставляет меня что-то делать. Хо¬зяева города, конечно, сами ни о чем не попросят. Это невозможно, по¬тому что просто не может быть. Будут ждать, когда я, расчувствовав¬шись, предложу им помощь. Я же этого не сделаю - только и всего. Лучше прослыть бессердечным, неблагодарным призраком, чем пытать¬ся сделать то, на что способен лишь небожитель".
-Знаешь... - странно, но горожане тоже вдруг передума¬ли. - Может быть, вообще не стоит ни о чем гово¬рить... - пробормотал Хранитель.
-Но...-жрец растерялся. Он с удивлением глядел то на Шеда, то на торговца, не понимая, почему друг, практически добившись того, что хотел, остановился за шаг до цели.
-Хранитель, что вдруг случилось, почему ты передумал? - задал Атен вопрос, вертевшийся на языке не только у него.
-Я хотел рассказать, чтобы ты понял - мы искренни с тобой.
-А теперь не хочешь?
-Дело не в этом...
-Тебе было от меня что-то нужно, а теперь - нет?
-Ты говоришь со мной так, как никогда прежде ни один кара¬ванщик не говорил с Хранителем города...
-Прости, - Атен пожал плечами. Он не ожидал, что хозяин города вспомнит о правилах и обычаях сейчас. Это были слова начала раз¬говора, когда хотят указать собеседнику его место. Глупо запре¬щать после того, как было разрешено. Но, что бы там ни было, это было дело Хранителя, его решение, его воля. Во всяком случае, в городе.
-Нет, караванщик, я не осуждаю тебя. Скорее уж я виноват перед тобой. Я понял, что когда говорил об искренности, на самом деле лукавил. Мне было совсем не важно, что ты почувствуешь, узнав нашу тайну, было безраз¬лично, что скажешь. На самом деле, я не ждал от тебя помощи. Все, что мне было нужно – это получить ответ на один вопрос.
-Какой? - Атен насторожился.
-Мати... Альматейя...
-Как ты узнал полное имя моей дочери? – караванщик весь напрягся, сжался, словно зверь, готовый к прыжку.
-Угадал. Право же, это было не трудно... Она не посвященная госпо¬жи Айи?
-Этот вопрос... - Атен недовольно поморщился. Всякий раз, ког¬да речь заходила о его дочери, ему становилось не по себе. - Ваш вестник уже задавал его. Самой Мати.
-И она ответила…
-Нет.
Шед кивнул. Пока все шло, как он и предполагал. А потом спросил еще:
-Но она названа в честь богини снегов?
-Да, - с некоторой заминкой, хмуро глядя на Хранителя, кивнул караванщик. Ему все меньше и меньше нравились эти расспросы. Но, с другой стороны, до тех пор, пока они не касались Шамаша, он был готов отвечать. - Этому... - он на миг прикусил губу. Нет, он не собирался рассказывать им всей правды. Ведь и горожане не были с ним до конца искренни, намекнув на тайну, но не раскрыв ее. И он ограничился уклончивым: - Была причина... - Атен хмуро глянул на собеседников из-под густых бровей, ожидая новых расс¬просов и боясь их. Но, к его удивлению, хозяева города, переглянувшись, понима¬юще закивали. А затем маг спросил:
-Она дочь госпожи Айи?
Глава 16
Атен застыл, вытаращив глаза. Его безумно-бессмысленный взгляд тыкался то в горожан, то в стены и пол храма, не видя ни¬чего, налетая на предметы, словно вытянутая вперед рука слепого. Рот был приоткрыт, голова время от времени чуть наклонялась впе¬ред. Казалось, что караванщик силился что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Единственное, что сорвалось с его губ, это дикий хохот умалишенного. Но, в отличие от безумца, караванщик понимал всю глу¬пость происходившего. Нет, глупость - не совсем то слово, но единственным другим, при¬ходившим ему на ум, было - сумасшествие.
Он хотел поскорее объясниться. Понимая же, что речь оставила его, стал помогать себе руками, отчаянно жестикулируя, но в нервных, беспорядочных взмахах было невозможно что-либо разобрать.
А хозяева города, толи не замечая, в какой шок повергли собе¬седника своим вопросом, толи осознанно стремясь увести его подальше за грань сумасшествия, продолжали:
-Мы понимаем, - Шед, встав со своего трона, приблизившись к ка¬раванщику, коснулся рукой плеча странника, заглядывая ему в глаза, и продолжал мягко доверительно, - о таких вещах не говорят вслух. Это одна из тайн, которые свято хранят, ведь она принадле¬жит не столько людям, сколько богам, но... Нам очень нужна помощь госпожи Айи, ибо только богиня может помочь нам в на¬шем несчастье...
-Но это невозможно! - наконец, вернув себе способность гово¬рить, воскликнул Атен.
-Мы... Мы все понимаем, но... Вы только позовите Ее. Госпожа откликнется на ваш зов. Попросите Ее выслушать нас... Мы... мы попытаем¬ся объяснить... упросить помочь...
-Это безумие!
-Надеяться на помощь богини? Хотя, конечно, - тяжело вздохнув, пробормотал себе под нос Шед, - в нашем случае безумие вообще что-то делать. Лучше просто смириться с судьбой. Но... Но мы ведь и не собираемся бороться с судьбой, и уж тем более идти против небожителя, который почему-то ополчился против нас. Мы лишь хотим узнать, в чем наша вина!
-Послушай меня, Хранитель! То, что ты говоришь - безумие! Если вы... Если вы хотя бы на мгновение готовы поверить в то, о чем гово¬рите, вы - не в своем уме!
-Караванщик, ты и представить себе не можешь, как нам хоте¬лось бы лишиться рассудка! Безумие - болезнь плоти, не души. И уж точно это не проклятие, которое испепеляет не временное, а вечное, не оставляя надежды на будущее...
-Теряющий рассудок никогда не признает, что он сходит с ума.
-Я уже сказал - мы были бы рады, если б все дело было в бо¬лезни!
-Что ж, раз так, вам не о чем беспокоиться.
-Но ты попросишь небожительницу...
-Кто я такой, чтобы говорить с госпожой Айей! Все, о чем вы тут говорили, существует только в вашем воображении! Моя девочка - человеческий ребенок, а не полубог! Единственное, что в ней необычное - то, что она родилась в снегах пустыни!
-Мне казалось, что закон каравана велит убивать детей, кото¬рые... - начал Шед, но хозяин каравана остановил его резким взмахом руки:
-Не дело людям города вмешиваться в жизнь каравана! Даже если он – Хранитель города! Законы снегов - наши и только наши законы! И, нес¬мотря на все мое уважение к тебе, маг, и тебе, служитель, вы - чужаки, живущие совсем иными обычаями!
-Да. Конечно,-примирительно кивнул тот, - мы не собираемся вме¬шиваться в ваши дела и тем более осуждать... Только скажи: мать Мати...
-Была обычной смертной женщиной! Горожанкой, которую караван забрал из замерзавшего оазиса, встреченного караваном на пути, и которая умерла на моих руках! А, - переходя от крика на безнадежно-безразличный хрип, бросил Атен, -з Зачем я вам вообще все это рассказываю! Ерунда какая-то! Мати - дочь богини! Да, я назвал ее в честь госпожи Айи, но всего лишь потому, что, рожденная в пусты¬не, ей в первые дни жизни был нужен защитник от стужи, а кто может защитить лучше богини снегов?
-Никто...
-Вот именно! И вообще, если вы верите, хотя бы допускаете возможность того, о чем спрашивали меня, то я не удивлюсь, если окажется, что и все, происходящее в вашем городе, тоже не более чем фантазия, выдумка. И над городом не висит никакого проклятия!
-А как же тогда дракон? - не выдержав, воскликнул Храни¬тель. - Дракон, который каждую луну прилетает к нам за новыми жерт¬вами? Почему, если мы лишь выдумали его, люди исчезают и больше не возвращаются?
-Дракон? - в груди у Атена что-то неприятно закололо, заныло, в душу пришло беспокойство, пока еще неосознанное...
-Вот именно!-плечи Хранителя поникли, голова опустилась на грудь. Теперь он выглядел всего лишь старым больным человеком, который знает, что умирает, понимает, что ничего не может с этим поделать, ибо его время пришло, что лучше даже не пытаться, и хо¬тел лишь умереть так, чтобы смертью вернуть себе вечность сна, по неведомой причине потерянную при жизни. - Нет, мы не ропщем. Если мы заслужили это – пусть. Мы просто хотим узнать, в чем наша вина? Мы хотим спросить об этом у госпожи Айи. Если Она ска¬жет - все так и должно быть, мы смиренно примем волю небожителей.
-Драконы не подчиняются богине снегов.
-Да, мы знаем. Он - священное животное господина Шамаша, но... Мы решили... Если мы обратимся с этим вопросом к пове¬лителю небес, то только лишь еще сильнее Его разг¬неваем... Потом, Он ведь болен и не осознает, что делает, а госпожа Айя...
-Бог солнца давно исцелился.
-Откуда ты знаешь? - с удивлением воззрились на него горожане.
-Потому что мы - Его спутники по странствиям в краю снежной пустыни, - караванщик, выпрямив спину и откинув голову назад, смотрел прямо на Хранителя. В его глазах был вызов.Он никому не позволит выказывать богу солнца меньшее почтение, чем то, которого Он был достоин!
-Но сейчас... - жрец, который сразу же поверил словам караван¬щика, сглотнул подкативший к горлу комок. - Его ведь нет с ва¬ми... - нет, он был уверен, что узнал бы повелителя небес, даже ес¬ли бы Тот принял людской облик. Божественный ореол, проникающий в самую душу взгляд, могущество, которым веет вокруг...
-У Него было дело и Он ушел.
-На подступах к нашему городу? - спросил Хранитель.
-Да, - кивнул караванщик. - И что же?
-Он не захотел входить сюда...
-Бог солнца - самый добрый из небожителей, - перебив хозяина города, с жаром заговорил Атен, - Он помогает, а не губит! И Он никогда не пошлет на город проклятие, какое бы страшное преступ¬ление ни было совершено в его стенах!
-Ты так думаешь?
-Я знаю!
-Он добр с верными, но преступившие закон...
-И в чем же тогда ваше преступление?
-Мы не знаем. Но это не означает, что мы - не преступни¬ки!
-Да что вы понимаете! Вы, которые не видели в своей жизни ни одного небожителя, которые не говорили с Ним, не стали свидетеля¬ми Его божественных деяний! Что вы знаете!
-Расскажи нам.
-О Нем? Я мог бы очень многое рассказать, горожане. Я сбился со счета, сколько раз господин Шамаш спасал наш караван. А сколь¬ко бед, о которых мы никогда не узнаем, благодаря Его заступничеству обошли нас стороной... - душа Атена горела пламенем священной воды, зажегшись которым, уже нельзя потухнуть. Караванщик считал что должен, просто обязан сделать все, чтобы горожане поняли свою ошибку. Он не мог допустить, чтобы кто-то хотя бы в мыслях допус¬кал, что бог солнца способен на жестокость, более того - жестокость, граничащую с безжалостностью. И ему было что рассказать. - Даже тем, чье преступление столь ужасно, что о нем и помыслить страшно Он стремится помочь. Мы были в городе, хозяин которого заключил до¬говор с Губителем...
-Отступник! - в ужасе прошептали Хранитель и жрец.
-Но вместо того, чтобы оставить город во власти той беды, которая была ему уготована - стать второй Куфой, Он спас оазис и его жите¬лей, позволив продолжать жизнь!
-Это...
-Это правда, Хранитель, правда, которую я видел собственными глазами! Если не веришь мне, спустись с холма, выйти на поляну, где стоит мой караван, спроси любого. Тебе расскажут то же. Пото¬му что все видели это!
-Но дракон... - магу страстно хотелось верить словам караванщика. Да и кому хочется, чтобы тебя ненавидел самый могущественный из богов?
-Что дракон? С чего вы взяли, что он выполняет волю господи¬на? Может быть, вы чем-то не угодили зверю и поэтому он преследует вас.
-Чем? Чем мы могли не угодить крылатому исполину, одного удара крыльев которого достаточно, чтобы разрушить город? Ведь в его глазах мы - не более чем ма¬ленькие букашки, ползущие по земле! Что мы могли сделать? Разве только осмелиться коснуться его тени, упавшей вниз...
-Не знаю, - пожал плечами караванщик.
-Но вы ведь знаете о священных животных больше, чем кто бы ни было другой из смертных!
-С чего вы взяли?
-С вами идут золотые волки! И они благосклонны к вам...
-Потому что мы - спутники бога солнца.
-Но золотые волки - слуги госпожи Айи. Повелитель небес - не их хозяин.
-Только не эти двое.
-Ты хочешь сказать, что они служат господину Шамашу?
-Да.
-Но как такое возможно? Как вообще случилось, что зо¬лотые волки не только пришли к вам в караван, но и остались в нем? Как сталось, что они служат не тому небожителю, которому сужден их род?
-Я уже говорил... - устало проговорил Атен, весь вид которого говорил: "Мне не хотелось бы повторять все вновь, но, раз уж ина¬че нельзя..." - Богиня снегов послала их к нам совсем крошка¬ми... Это случилось почти сразу после того, как мы стали спутника¬ми бога солнца...
-Госпожа хотела чтобы они охраняли Его? - спросил Хранитель.
-Похоже... - кивнул караванщик. - Но это только наши предположе¬ния,-поспешил добавить он. - Ведь мы не спрашивали об этом госпожу Ай. Мы вообще никогда не встречали Ее на своем пути.
-Несмотря на то, что с вами идет Ее супруг? Они что, расс¬тались?
-Кто мы такие, чтобы искать ответ на этот вопрос? - мягко ос¬тановил Хранителя жрец. - Смертному не следует совать свой нос в дела богов, если он не хочет обрушить гнев небожителей на свои несчастные головы и души.
-Да, верно, прости. Я забылся... Просто наш собеседник гово¬рит о самом невероятном за всю историю нового времени событии так, словно это - всего лишь обычная дорога от города к городу.
-Для нас это и есть прежде всего дорога, - проговорил караван¬щик. - Ведь она - наша жизнь. Да, нам пришлось стать свидетелями великих событий. Но куда больше было повседневного... Ладно, горожане, давайте остановимся на этом. Я и так расс¬казал вам куда больше того, что собирался...
-Но ведь Он не запретил вам рассказывать об этом?
-Нет, - качнул головой Атен.
-Почему же вы скрываете то, о чем должны говорить без умолку?
-Одно дело легенды, другое – досужие разговоры. Так что... Если вы станете расспрашивать моих людей, вряд ли дождетесь подробностей. Да и я больше не стану ничего рассказывать, когда лишь стремление восстановить в ваших глазах уважение к господину наших душ вынудило меня открыть рот. Однако... Если вам нужны отве¬ты... - задумчиво проговорил он.
-Кто же отказывается от знания, дарованного величайшим из богов?
-У нас есть новые летописи...
-С вами идет летописец?! - да, воистину, для горожан это был великий день. Им казалось, что на их глазах пишется история, которую будут читать в те далекие годы на другом конце вечности, когда все живущие ныне будут спать последним сном.
-Он заслужил это право. И полу¬чил благословение и повелителя небес, и госпожи Гештинанны. Тако¬ва была Их воля.
-Мы и не сомневаемся, конечно же нет, просто... Нам казалось, что мы собира¬емся говорить с тобой о невероятном, цепляясь за робкую надежду получить помощь. Но то, что рассказал ты... Это воистину... У нас просто нет слов... Мы не ожидали услышать ничего подобного!
Атен вздохнул, провел ладонью по длинной густой бороде, в которой с каждым новым городом становилось все больше и больше седых волос. А этот оазис если и станет исключением, то только в худшую сторону. Во всяком случае, к этому все идет.
-Мне совсем не хотелось удивлять вас, - проговорил он. - Просто я не мог допус¬тить, чтобы вы говорили о боге солнца с меньшим почтением, чем Он достоин.
-Мы всегда почитали господина Шамаша больше, чем других богов! В наших глазах Он - величайший из небожителей… - начал Хранитель, но караванщик поспешил остановить его:
-Хорошо. Я рад за вас. Что ж, раз так я могу спокойно возв¬ращаться к своим делам.
-Только один вопрос. Господин не сказал, когда вернется?
-Служитель, - караванщик глянул на жреца с грустной усмеш¬кой, - тебе ли не знать, что о таких вещах небожите¬ля не спрашивают. Даже если ты избран Им в Свои спутники. Ведь идти по дороге бога - величайшая честь, которой нужно быть достойным, доказывая это вновь и вновь, а не дар, которым пользуются по своему усмот¬рению… Простите, мне действительно пора идти, - и повернувшись, он быстро зашагал прочь из храма.
-Он ушел с такой поспешностью, словно камни пола горели у не¬го под ногами, - глядя ему вослед, пробормотал Гешт.
-Возможно, так оно и есть. На долю спутников бога солнца выпадает множество испытаний...
-Во всяком случае, так он говорил...
-Так было в прошлом, во время легенд...
-Достойная судьба... - с долей зависти проговорил жрец.
-Да... Если все действительно так...
-Что значит - "действительно так"? - служитель с удивлением воззрился на своего старого друга. – Ты не веришь тому, что рассказал нам караванщик? Считаешь, что он выдумал все это, стре¬мясь защитить себя и свою дочь?
-Никто бы не осмелился произнести подобную ложь, навлекая на себя гнев небожителей и платя за мгновение земной славы вечным мучением души.
-Тогда в чем же дело?
-Не знаю... Что-то здесь не так...
-Может быть, ты отказываешься поверить в это потому, что столько времени верил совсем в иное, а отказаться от заблуждения порой труднее, чем отринуть истину.
-А ты, наоборот, поверил так легко, словно только этого и ждал.
-Да. Ждал. Надеялся. Молил богов. Шед, ведь гнев дракона - не проклятие повелителя небес.
-Почему?
-Дракон - создание из плоти и крови...
-Наверно... Кто знает.. Какая разница? Мы все равно об¬речены...
-Обречены?
-Дракон - священное животное. Мы не можем идти против него, даже в стремлении защитить своих родных.
-Но...
-Ты помнишь истории караванщиков? Те, в которых говорилось о золотых волках - слугах госпожи Айи? Встретивший их никогда не поднимал на зверей оружие, со смирением глядя на смерть близких, отдавая волкам свою собственную жизнь, если им того хоте¬лось...
-Шед, это ведь лишь смерть тела! Что такое плоть, если не временное жилище души, в котором она должна проявить се¬бя, заслуживая вечность? А смирение - величайшая добродетель, и...
-Ты хочешь сказать, что не важно, выживет ли наш оазис и его жители или нет, главное, что, раз на нем не стоит проклятие, душам будет открыта дорога в благие земли богини смерти?
-Да! Нам не придется неприкаянными призраками бродить по земле, пытаясь исправить что-то, что, неведомое, исправить невозможно!
-А как же дети? Те, кто только что пришел в этот мир и еще не зас¬лужил своей судьбы?
-Им будет дано перерождение.
-А им будет, где родиться? Сколько матерей могут принять души в свое лоно и облечь в плоть? Сколько осталось в бесконечности снежной пустыни городов, готовых дать новорожденным свое тепло? И сколько тех, кто ждет своей очереди, чтобы прийти в этот мир? А ведь до конца вечности, возможно, осталось уже совсем немного. И у них просто не будет другого шанса.
-Но ведь господин Шамаш выздоровел...
-Ты надеешься, что Его приход вернет тепло на землю?
-Конечно!
-Караванщик сказал тебе, что они странствуют с богом солнца уже не один год. А ведь повелителю небес достаточно одного мгновения, чтобы растопить все снега земли.
-Ты сомневаешься, что их спутник - настоящий бог солнца, ду¬маешь, что появился самозванец?
-Если так, то подобное происходит не впервые... Легко обма¬нуть тех, кто мечтает обмануться.
-Но если так... Тогда мы возвращаемся к тому, с чего все на¬чали: и проклятие может быть настоящим, и причина его - в этом караване.
-Шед, - Гешт поморщился, - я чувствую себя так, словно с завя¬занными глазами стою на краю пропасти, в котором клокочет дух по¬гибели! Если мы признаем самозванца – на нас обрушится та¬кой гнев настоящего бога солнца, которого не знала земля. Да и не только Его одного, когда все небожители ненавидят самозванцев даже боль¬ше, чем вероотступников. Но если Он - истинный бог, а мы не ока¬жем Ему должного почтения...
-Его нет в городе.
-Вот именно! Будь Он здесь - неужели бы мы, стоящие в святи¬лище, смогли бы ошибиться? А так - все что у нас есть, это слова торговца, который уверен лишь в качестве золотой мо¬неты, но так же далек от законов служения, как небо от земли!
-Да, - горожанин помрачнел. - Мы знаем слишком мало, чтобы что-то предпринимать, и слишком много, чтобы полагаться хотя бы на те осколки смиренного покоя, которые были у нас, когда мы не знали, в чем причина нашей беды. Что нам сделать, чтобы освободиться от власти проклятия - покарать тех, кто возносит хвалу ложному богу, или воздать должное истинным спутникам повелителя небес и искать защиты под сенью данной им великой судьбы?
-Ясно лишь одно: бог справедливости загадал нам загадку о правде и лжи. И мы должны ее разгадать... - Хранитель, нахмурившись, опустил голову на грудь, скрестил руки. Какое-то время он молча стоял на месте, затем, не глядя не отрываясь себе под ноги, медленной, по-старчески шаркающей походкой подошел к трону, охнув, словно от боли, тяжело опустился.
Прошло еще несколько мгновений, прежде чем он заговорил:
-Не знаю, что нам теперь делать...
-Я тоже, - пробормотал себе под нос служитель. - От нас скрыта не только истина, но и все те правды, что ведут к ней...
-О чем это ты?
-Мы думаем одно - выходит совсем другое.
-Не обязательно. Может быть, нам лишь кажется, что все так. Возможно, мы были правы в минувшем, а настоящее лишь запутывает нас, заставляя отступить от истины, ошибиться...
-Рур был избран для пути. Его вела истина.
-Видно, это была не настоящая истина. Ведь он искал госпожу Айю, а оказался в караване спутников бога солнца... или самозван¬ца...
-Давай не будем повторять без конца это слово, - недовольно по¬морщился жрец. - Повелитель небес может слушать наш разговор и Ему не понравится отсутствие в нас веры... или столь упрямая вера в то, что мы ошибаемся... Что же до Рура, неверными были его мысли, но не путь. В конце концов, он сделал так, чтобы в город пришел этот караван, в котором разгадка...
-И что ты предлагаешь?
-Легенды. Этот торговец упомянул о них. Почему бы нам не про¬честь рукописи? Хуже от этого не будет, а узнать из них мы сможем многое.
-Да... А я попробую вызвать на разговор священных зверей... В отличие от нас, которым до поры закрыт путь в божественные ми¬ры, они путешествуют по иным краям так же, как и по земным.
-Священные звери госпожи Айи должны знать многое. Во всяком случае, им совершенно точно ведомо, кому они поставлены служить в этом караване и почему... Это не просто помогло бы нам в решении загадки, но было бы самим ответом. Вот только станут ли они го¬ворить с чужаком?
-Мне удастся их убедить.
-Ты так уверен...
-После того, что нам поведал хозяин каравана? Да. Гешт, он ведь рассказал то, что считал тайной. Тайной, которую собирался хранить от нас. Караванщики уже не первый день в городе. Им не¬легко. Видно, что что-то у них там не ладится, не все гладко... Эти повозки, которые они потеряли на подступах города... Но они не обмолвились ни словом о том, что сопровождают бога солнца в Его странствиях по земному миру, хотя одного их слова было бы достаточно, чтобы каждый горожанин бросился помогать им всем, что у его есть, без просьб, без иных слов, в единственном желании - сделать что-то для людей, которым выпала судьба служить повелите¬лю небес.
-Может быть, караванщики тоже не до конца убеждены, кого они сопровождают...
-Может быть... Так или иначе, мы должны им помочь. И, по¬могая им, мы поможем себе.
-Помочь восстановить припасы, сделать повозки?
-Помочь понять, что стоит за их верой.
-Вряд ли они нуждаются в такой помощи. Даже если заблуждают¬ся - это один из тех сладостных обманов, отказаться от которого труднее, чем расстаться с собственной жизнью. Чем дольше я думаю об этом... - умолкнув, он мотнул головой, беззвучно, одними губами прошептал слова заговора-молитвы. - Прости. Я на мгновение забыл, что служитель, а не обычный старик, стоящий всего лишь в шаге от края благих душ и вечности сна.
-Я понимаю тебя, дружище, - вздохнув, Хранитель взглянул на друга с какой-то затаенной, потерянной грустью. - Мне тоже хотелось бы верить, что нам будет дано уже при жизни увидеть повелителя небес. Целая вечность не стоит одного мгновения перед Его ли¬ком... Но почему-то, - он горько усмехнулся, - когда привыкаешь ждать худшее, готовишься к встрече с бедой, ждешь лишь ее, все светлое, святое кажется нереальным, словно чудесные истории, которы¬ми полнятся легенды.
-Золотые волки тоже всегда были лишь легендой, - напомнил ему жрец. - Я уж не говорю о драконе.
-Да, дракон... - вспомнив о нем, хозяин города снова помрач¬нел. - До полнолуния остается все меньше и меньше времени...
-Может быть, это и хорошо.
-Хорошо? - Шед взглянул на жреца широко открытыми глазами, в которых читалось недоумение. - Что тут может быть хорошего?
-Он прилетит, когда караванщики еще будут в городе.
-Да, - задумавшись, кивнул маг, - возможно... Священный зверь не пойдет против своего господина. Если, конечно, его не заразило Его безумие...
-Порой ты говоришь на языке, который мыслящий словами, не образами, не поймет...
-Да я вообще не знаю, зачем говорю это все. Ведь ты, мой старый друг, понимаешь все и без слов... На уши же других мои нынешние откровения не рассчитаны... Знаешь, в такие мгновения, как эти, в моей душе возникает сомнение: наделяя даром речи, наг¬радили нас боги или наказали? Сколько бед порой кроется в паре случайно оброненных или неверно понятных слов? А сколько драго¬ценного времени мы тратим на разговоры, вместо того, чтобы дейс¬твовать?
-"Сказанное слово можно вернуть, совершенный поступок - не переделать". Так говорил легендарный Гамеш. А царю-основателю, спутнику господина Шамаша, было многое открыто и дано.
-Да... Однако, - он решительно поднялся с трона, - я - не вели¬кий царь. И не могу спокойно вести разговор, предпола¬гая, вместо того, чтобы пытаться спасти тех, кто доверил мне свою судьбу... Пойду...
-Шед... - остановил его неуверенный оклик жреца.
-Что? Неужели есть еще что-то, что ты хочешь сказать после всего?
-Я вот подумал... Это насчет жребия. В нем ведь должны участвовать все, кто будет в городе, когда прилетит дракон.
-Да.
-Но караванщики не бросали жребий.
-Как они могли, будучи за долгие дни дороги отсюда?
-Но полнолуние застанет их здесь.
-Мы не можем перебрасывать жребий.
-Не могли. Пока в город не пришли караванщики. А теперь... Шед, в конце концов, ведь нет никакого запрета. Что требует от нас дракон? Пару каждое полнолуние. А как мы их выбираем - наше дело. Жребий был нашим выбором.
-Я что-то не припомню, останавливался ли у нас когда в полнолуние караван...
-Нет! Не было! Ни разу! Это просто удивительно, но... Недели гостей все как-то выпадали на первую и последнюю четверть. Нынеш¬ний караван - первый, который пришел...
-Наверное, они задержались в пути. Караванщики говорили, что не торопились войти в наш город.
-Это судьба! Мы должны перебросить жребий!
-А если он вновь падет на наследника силы? - маг не случайно не назвал его по имени, показывая, что не имеет никакого значения ни кто тот человек, ни как его зовут, ни даже какой жизнью он живет сейчас. Главное - его будущее, в котором он мог бы, доживи он до него, стать новым хозяином города.
-Что ж... - жрец развел руками, словно говоря: "Тогда с этим ничего не поделаешь". - Шед, жребий - знамение судьбы. Так было всегда. Сам госпо¬дин Намтар дал нам его камни. А Он - ближний помощник повелитель¬ницы смерти.
-А госпожа Кигаль - сестра бога солнца...
-Жребий - это один способ получить ответ, который ждешь от небожителей. На множество вопросов, и все сразу. Только подумай: когда решение будет принято, я пошлю помощников за кам-нями судьбы. Если боги не захотят, чтобы мы перебрасывали жребий, Они скроют камни от наших глаз. Их просто не найдут - и все. Мы получим первый ответ, при этом не вызывая гнева небожите-лей. Если камни найдутся - значит, повелители стихий не против того, чтобы мы испытали судьбу второй раз. И это не все. Как ты думаешь, что случится, если караванщики действительно спутники повелителя небес, а жребий падет на одного из странников?
-Дракон не прилетит?
-Да! - вскричал жрец.
-Ты так думаешь?
-Конечно!
-Но... Разве в легендарные време¬на у повелителя небес было много спутников, а не один великий Га¬меш?
-Нет, но какое это имеет значение?
- Я думаю, сейчас все так же. Обс¬тоятельства изменились, люди странствуют группами, зная, что в одиночку не дойдут и до ближайшего города. Но боги - выше обстоятельств. Они неизмен¬ны.
-Ты считаешь...
-Не все караванщики избранны, а лишь кто-то один среди них.
-Но этот человек, с которым мы говорили, считает...
-Потому что ему хочется в это верить. Легче делить судьбу избранного с другими, чем понимать, что можешь не быть тем единствен¬ным, кому она дана.
-И если жребий падет не на избранного...
-Мы так и останемся без ответа - стоять и гадать, в чем же дело. Нет, Гешт... Конечно, мы поступим так, как ты хочешь. Хотя мне это и не особенно нравится. Возлагать свою ношу на чужие плечи... – вздохнув, он осуждающе качнул головой. – Они решать, что мы их обманули - встретили с расп¬ростертыми объятьями, чтобы уложить на жертвенный камень...
-Но это не так!
-А кто, кроме нас с тобой, будет знать это?
-Да все! Ведь это жребий!
-Жребий, Гешт. Но жребий известен лишь горожанам. В снегах волю судьбы доносит до смертных метель. И вообще, как могут те, кто не признают силы камня...
-Не продолжай. Я понял... Что бы мы ни делали, вопросов не ста¬нет меньше. Они плодятся, словно крысы на городской свалке...
-Да. И при этом мы сейчас не замечаем даже малой их части.
-То есть?
- Когда начинаешь задумываться... Возникает такое чувс¬тво, что ты тянешь за нить, полагая, что она - коротенький хвос¬тик, а на деле оказывается - нет ни конца, ни края... Ну, вот, допустим, что с этим караваном действительно странствует по земле повелитель небес... Допустим, что жребий падет на эту девочку... Это может быть просто потому, что такова судьба, а мо¬жет, потому что она - дочь богини луны от смертного и повелитель небес ненавидит ее...
-И хочет покарать нашими руками?
-Да. Что-то вроде этого.
-Нет, Шед, нет! Если бы речь шла о другом боге - возможно. Но повели¬тель небес не способен на такое! Наказать - да, но не так!
-Почему не так?
-Это жестоко!
-Каков проступок - таково и наказание. Господин Шамаш - бог справедливости. А что является справедливой карой за предательст¬во, измену?
-Нет! Подобного можно ждать от Губителя, но...
-Гешт, - Хранитель недовольно поморщился. - Я ведь предполагаю...
-Как можно предполагать то, что в принципе невозможно!
-Для богов нет ничего невозможного. Пусть это будет послед¬няя вероятность из бесконечности, но она имеет право на существование, как и все другие, предшествующие ей.
-Ладно, старина, хватит. Так мы можем зайти в такие снега, из которых уж точно никогда не выберемся.
-Именно это я и хотел тебе сказать. Речь и предположение - ошибочный путь. Пора приступать к делу.
-Может быть, мы просто не с теми говорили и не о том... - про¬бормотал себе под нос жрец.
-Что? - переспросил не расслышавший его Шед.
-Да так, ничего, - Гешт махнул рукой. Вытащив из-за пояса золотой свисток, он подул в него. Негромкий, но пронзительный свист разнесся по залам храма. Прошло несколько мгновений. Звук, бившийся о стены, разбиваясь на осколки, множась на устах эха, а перед хозяевами города уже стояли трое таких же старых, как те сами, служителей.
-Ступайте в зал талисмана, - приказал им жрец, - принесите камни жребия.
Он не добавил ни слова к сухому приказу, зная, что помощники и не ждут от него объяснений и сколь бы странным им ни показалась воля жреца, они исполнят ее беспрекос¬ловно, с той точностью и быстротой, на которую только были спо¬собны.
Служители скло¬нили на миг головы в поклоне, показывая, что все поняли, и ушли, чтобы через несколько мгновений тишины вернуться назад. В руках одного из них был мешочек, по черному бархату которого золотой нитью проходил рисунок - узор звездного неба,пересеченный словно дорогой богов линией судьбы.
Тот из служителей, который принес камни судьбы, протянул их жрецу.
-Оставь пока у себя, - отвел его руку Гешт. Он повернулся к Хранителю. - Итак, ты согласен, что мы должны поступить именно так?
-А у нас есть выбор? - горько усмехнулся тот.
-Да. Не делать ничего.
-Лучше надеяться на чудо, чем хоронить себя заживо.
-Значит, решение принято.
-Да...-Хранитель, закрыв на миг глаза, умолк, прислушиваясь к миру, окружавшему со всех сторон не его бренное тело, а храм, частью ко¬торого он был уже так давно. - Солнце готово зайти за горизонт. Приближается ночь... Что мы выберем - полночь или полдень?
Бровь жреца удивленно приподнялась.
-Мы вот уже три года бросаем жребий в полдень, во время царствия бога солнца, миг его наивысшей власти, когда все до еди¬ной тени исчезают с лика земли. Почему мы должны менять выбор сейчас?
-Я просто подумал...
-Когда господин Шамаш рядом, Он ведет нашу руку.
-Да, я помню. Мы говорили об этом тогда... Но сей¬час... Если все имеет совсем не такое значение, которое мы вклады¬ваем в него..
-Хорошо, - жрец согласился с ним так быстро и легко, что Хра¬нитель, привыкший к долгим спорам, в которых, как он верил, и рождалась истина, растерянно взглянул на друга. - Сегодняшний разго¬вор, - объясняя свой поступок, который и ему самому казался стран¬ным, продолжал Гешт, - сам собой подвел нас к предчувствию...
-Да, - прервав его, понимающе закивал маг, - к пред¬чувствию, - подхватил он его мысль, стремясь довести до конца с единственной целью, чтобы она, вырвавшись из краев сознания в мир реальности, обрела в нем жизнь, - что нашими размышлениями управляют сомнения - искусители, которые закрывают нам глаза на истину, заставляя плутать в созданном ими мраке, которого на са-мом деле и нет. Первая мысль, первое слово, первое побуждение - вот то, что действительно верно.
-Я согласен с тобой. Ты считаешь, что будет лучше бросать жребий в полночь - да будет так.
Хранитель хлопнул в ладоши. И тотчас на его зов в залу поры¬вом ветра ворвался начальник стражи.
Это был крепкий, широкоплечий мужчина, в два раза, а может и того более младше мага. Хотя в его волосах уже проблескива¬ли первые седые волосы, но они являли себя скорее знаком зрелости, чем символ приближавшейся старости.
Опустившись на колено перед своим хозяином, глядя на него верным взглядом все послушного пса, он замер, ожидая приказаний.
-Собери в храме всех воинов ближней стражи, слуг и... - на мгновение он замолчал, переведя взгляд на жреца.
-Я сам соберу служителей, - понимая, что от него требуется, кивнул Гешт.
Услышав то, что хотел, Хранитель вернулся к разговору с вои¬ном.
-Пошли гонцов. Пусть объявят всем: к полночи горожане должны прийти к храму, - заметив испуг во взгляде стража, который смотрел на Хранителя с недоумением, боясь, что тот почувствовал приближе¬ние своей смерти, Шед качнул головой: - Дело не во мне. Жребий. В свете последнего события - прихода к нам каравана - мы решили, что вправе перебросить его.
-И если жребий падет на другого...
-Мне очень бы хотелось верить, что этот человек с достоинс¬твом примет свою судьбу, не станет спорить, и...
-Нет, конечно нет! - вскричал воин, глаза которого заблесте¬ли пламенем озарения, когда он все понял. - Ведь это означало бы спа¬сение города! Да я... Любой с радостью заменит Агдора! Ведь все понимают, что иначе нашему городу осталось не так уж много време¬ни... - прикусив язык, он с испугом глянул на Хранителя. То, что он сейчас сказал... Об этом день и ночь шептались все от мала до ве¬лика по домам и закоулкам. И это были не выдуманные страхи, а очень даже реальные, ведь то, что Хранитель уже очень стар и скоро должен будет покинуть землю людей было для всех очевидно. Но заговорить в храме, да еще с хозяином горо¬да... Это было слишком. - Прости, - кашлянув, просипел воин, - да будут долгими твои годы...
-Они уже и так столь долги, что я стал забывать начало. Нет, Оган, не нужно лжи. Я лучше чем ты, чем кто бы то ни было из живущих на земле понимаю, что скоро я усну. Я был бы даже рад этому, когда ужасно устал от жизни. Если бы не минувший жре¬бий. Хранителю, которому некому передать город, мучительно боль¬но засыпать. И сны, которое ему приснятся, будут полны кошма¬ров. Но все, все, хватит слов, - резко прервал он самого се¬бя. - Итак, Оган, ты все понял, не так ли?
-Да. И все исполню.
-Ступай.
-Мы могли бы пройти по домам... - когда воин ушел, скорее просто себе под нос, чем для чужих ушей пробормотал Гешт.
-Могли бы, - спокойно кивнул Шед. - Но сделаем иначе. Приведи людей в храм. Пусть это будет не испытание, а торжество, - он по¬вернулся к Гешту, взглянул на него, ожидая поддержки.
-Почему бы нет? - пожал плечами жрец. Странно, но его душой властвовало безразличие. Какая разница, как все произойдет? Главное, чтобы что-то случилось. - Ант, - окликнул он одного из служите¬лей, - ты все слышал? Приведи остальных слуг богов. Нам всем нужно быть вместе. И не только для того, чтобы самим пройти через жре¬бий, делая это среди первых. Но и чтобы помочь другим. Что бы там ни было, что бы люди ни думали, ни говорили, но когда все случится, по крайней мере двоим понадобится наше участие и со¬чувствие.
-Гешт, - кивком головы подозвав к себе жреца, задумчиво прого¬ворил Шед.
-Что-то не так? - подойдя к Хранителю вплотную, проговорил Гешт. В его груди, возникнув неизвестно откуда, забился страх.
-Не знаю... Едва я задумываюсь над всем этим, мне начинает казаться, что мы поступаем неправильно...
-Может тогда не только говорить, но и думать об этом не сто¬ит? Пусть все идет как идет. Хуже все равно быть не может.
-Но если... Если тот проступок, за который повелитель небес пошлет на нас проклятие, нам еще только предстоит совершить...
-Значит, так будет. И мы совершим его. Иначе не может быть. Ведь бог справедливости не стал бы наказывать невинных. И раз мы уже платим за свое преступление, то, что бы мы ни думали по этому поводу, как бы ни старались избежать, мы все равно его совершим.
Хозяева города молча глядели друг на друга и в их глазах стояли горечь и боль.
Глава 17
-Хранитель!
В залу словно порыв ветра, ворвался молодой, крепкий мужчина в одежде стража границ. Раскрасневшееся лицо, на лбу - капельки пота, мокрые серые волосы разметались во все стороны, и казалось, что мерцавшие из-под соскользнувших со лба прядей глаза были полны солнечного света, отраженного в разбитой на части зарослями камы¬ша и осоки воде озерца.
Воин запыхался и ему потребовалось несколько мгновений, что¬бы перевести дух, прежде чем продолжать:
-До меня дошла весть о жребии...
-Ты был в дозоре? - прервал его Шед. С осуждением взглянув на пришельца, он качнул головой: - Тебе не следовало делать этого, Агдор.
-Я страж. И мое место на границе, - ровным и, вместе с тем, непреклонно твердым голосом произнес тот, полный решимости нести до конца свою долю риска.
-Ты – наделенный даром, наследник Хранителя! Это прежде всего и превыше всего!
-Сейчас прежде всего я тот, на кого пал жребий! - каждый гово¬рил о своем и при этом каждый не желал отступать ни на шаг.
-И поэтому ты совсем престал заботиться о том, как выгля¬дишь?Позволь напомнить тебе, что даже уснувшему вечным сном нужна плоть, чтобы духу было где проснуться, когда придет время.
-Ну, - проведя ладонью по покрытой уже довольно густой щетиной щеке, усмехнулся Агдор, - жертве не приходится беспокоиться о таких пустяках, верно? - однако, он все же поправил перекосившуюся одеж¬ду, стряхнув с нее комья грязи и клочья оленьей шерсти.
-Жребий будет переброшен.
-Из-за меня? Я понимаю, что тебя заботит, и, все же, ос¬тавь все как есть. Я воин, и я - маг. А значит, у меня больше, чем у кого бы то ни было шансов победить дракона.
-Победить дракона! О чем таком ты говоришь! – всплеснув руками, в ужасе вскричал Хранитель.
-Это единственный способ спасти город.
-Не спасти! Погубить! Ведь дракон - священное животное!
-И что же! - с совершенным безразличием пожал плечами страж. - Да, конечно, - спустя мгновение продолжал он, - придется нелегко, но я кое-что придумал. Мож¬но...
-Стой, хватит! Гешт, - Хранитель повернулся к жрецу, - объясни ему! Меня он слушать не собирается!
-Бесполезно, - вздохнув, безнадежно качнул головой тот. - Он во¬ин, а не служитель, ему понятен совсем другой язык.
-Если боги позволят этому смертному пережить нынешнюю луну, ему придется переучиваться!
-У меня единственный шанс выжить - остаться таким, какой я есть!
-Упрямец! Нет, теперь я понимаю, почему легенды говорят: "Ищи дар у ребенка, если не хочешь мучиться с великовозрастным младенцем". Однако, - заставив себя сделать несколько глубоких вздохов, беря под контроль все свои эмоции, продолжал маг, - пока еще я хозяин этого города! И ты будешь делать то, что я тебе велю!
-До той поры, пока я страж Лигаша - да, Хранитель, - воин поч¬тительно склонил голову. Однако, несмотря на это покорное смирение, Шед лишь недовольно про¬ворчал что-то себе под нос, чувствуя, что за покладистостью само¬го упрямого из смертных, которых только приходилось ему видеть, не может ничего не скрываться. В смирении воина было нечто... недосказанное, потаенное, как и в произнесенных им словах. Но маг не стал пытаться разгадать, что у того на уме. Конечно, ему ничего не стоило прочесть мысли Агдора, тем более, что тот и не особенно их скрывал. Но…
Недовольно пожевав губами, Шед сказал:
-Пока мы спорили с тобой, уже подошло время полночи. И, раз уж ты здесь, тебе и первому тянуть жребий, - он сделал знак служи¬телю, державшему в руках мешочек с камнями судьбы, веля ослабить стяги¬вавшую ткань веревку - нить пути.
-Боги, вершители наших судеб, укажите нам выбор свой, мы же примем его как саму истину, не сопротивляясь ни поступком, ни сло¬вом, ни мыслью своей, - поспешно прочел жрец заговор-заклинание, видя, что воин, словно зачарованный свечением, исходившим от кам¬ней жребия, двинулся к ним навстречу.
Во власти этой неведомой простому смертному силы Агдор приб¬лизился к служителю, запустил руку в мешок, захватил камень, сжал в кулаке, вытянул наружу... И, мотнув головой, замер:
-Зачем я это делаю? Жребий уже был брошен и я считаю его вполне справедливым...
-Замолкни! - шикнул на него старик-жрец.
-И, наконец, покажи, что тебе выпало! - не выдержав, закричал Хранитель. Сорвавшись с места, он с удивительной для его возраста быстротой подскочил к стражу и, не в силах дожидаться, пока Агдор исполнит его приказ, разжал его пальцы.
На ладони воина лежал добрый черный, как плодородная земля, дающая жизнь, камень.
-Хвала богам, - вздохом облегчения сорвалось с губ всех, собравшиеся в зале.
И лишь Агдор ошарашено таращился на камень, ничего не пони¬мая.
-Что такое? Какого демона...
-Ну, это уже слишком! Поминать духов погибели в священном храме! - укор в глазах жреца был готов смениться осуждением. Как ни был он рад счастливому избавлению, все же, прежде всего, он был служителем. И уже потом - обычным человеком, который в глубине души не может не желать продления своих дней.
-Прости, - смутившись, пробормотал страж, понимая, что перег¬нул палку. Последнее время ему многое позволялось и прощалось. И он сам не знал, почему: из-за того дара, так случайно открывшийся в нем, которого он никогда в себе не чувствовал и о котором никогда не молил богов, мечтая совсем о другой судьбе, или же из-за павшего на него жребия, дававшему человеку, отдававшему свою жизнь во имя города, право на некоторое снисхождение. - Я прос¬то...не ожидал этого... Можно я испытаю судьбу еще раз?
Он едва успел спросить, как оба хозяина города в один голос испуганно вскричали:
-Нет! - только не это! - они были уверены - счастливое избав¬ление дается лишь раз. Они получили то, о чем мечтали, но в сле¬дующий раз боги не будут так благосклонны...
-И все же... Я должен быть уверен... - и быстрее, чем кто-то успел его остановить, Агдор засунул руку в мешок. Когда он вытянул ее, на ладони лежал такой же полный жизни и веры черный камень, как тот, что мгновение назад служитель, взяв из руки стража, положил обратно в мешок. В какое-то мгновение воину даже показалось, что это - тот же самый камень. В нем даже сохранилось тепло его рук.
-Что ж, - стражу ничего не оставалось, как смириться. Он вернул камень. - Ладно. Раз такова воля богов... - в конце концов, все, чего он хотел, это защитить Лигаш, сберечь его от бед. Но идти против богов... Это было выше его сил, ведь он воспитывался в обычной городской семье, где вера была превыше всего. - Я в дозор, - ему было больше нечего делать в храме и он хотел поскорее вернуться в лес.
Однако Хранитель остановил его.
-Нет. Твое место здесь.
-Но...
-Тебе нужно еще многому научиться. Очень многому, Агдор. Ты не знаешь и десятой доли того...
-Я воин, а не служитель.
-Об этом я и говорю. И у нас очень мало времени, чтобы ты стал им!
-Но я не хочу! Почему я должен быть кем-то... Кем-то дру¬гим, но только не собой!
-Потому что такова твоя судьба, - Шед подошел к нему, положил руку на плечо. - Мне очень жаль, - в его глазах было со¬чувствие. Он говорил тихо, закрыв себя и своего собеседника неви¬димым куполом, когда этот недолгий разговор, без которого нельзя было обойтись, не был предназначен для других ушей. Это было дело наделенных даром. И больше никого.
-Да что ты знаешь!
-Знаю. И все понимаю. Я такой же, как ты. Во всяком случае, был таким. Когда-то очень давно мне тоже пришлось пожертвовать всем ради служения Лигашу.
-Ты был служителем...
-Нет.
-Нет? - с долей сомнения взглянул на хозяина города страж. - Но мне казалось...
-Все вокруг привыкли видеть меня в окружении служителей, потому и думают: так было всегда. Но нет. Я был рожден в семье купца. Отец с малых лет убеждал мне, что я должен буду унаследовать его дело. Малыша легко убедить в чем-то, особенно если это делает ро¬дитель, которого слушаешь с обожанием и почти обожествлением. Единственно, в чем мне, можно сказать, повезло, так это что дар понадобился... его обнаружили прежде, чем я успел встать на путь этой судьбы. А ребенку не сложно не только учиться, но и переучиваться... Вернее, его легко переучивать.Не приходится сталкиваться с самовольным упрямством.
-Прости меня, Хранитель, я... Я неблагодарная тварь, не це¬нящая того, что боги дали мне в своей щедрости, думающая лишь о том, чего я лишаюсь.
- Не спеши разочаровываться в судьбе. Со временем ты поймешь, что ничего, в сущности, не теряешь.
Говоря все это, Шед, словно как-то между делом, стараясь не заострять на этом ни своего внимания, ни внимания находившихся в храме горожан, вытянул свой жребий.
-Ты не должен... - попытался остановить его жрец, но он заметил, что делает маг, слишком поздно.
-Черный, - скользнув взглядом по лежавшему на ладони камню, проговорил Хранитель. Шед не показывал виду, однако в глубине души в это мгновение испытал некоторое облегчение. Он был уже слишком стар, чтобы отказываться от того сна, к которому столь долго готовил свой дух.
-Все равно тебе не следовало... - хмуро глядя на друга, про¬ворчал жрец. - Господин Намтар любит шутить с теми, кто слишком смел. Он мог сыграть с тобой в злую игру.
-Все обошлось, старина.
-Да, - вынужден был согласиться Гешт, хотя и без особой радос¬ти по этому поводу, когда первый ее порыв уже ослабел, а следую¬щий затерялся за заботами о грядущем дне. - На этот раз... - кряхтя, он выпрямился, подошел к ним и, глядя в глаза своему помощнику, державшему камни судьбы, запустил в мешочек костлявую ру¬ку.
-Черный, - он был спокоен, поскольку еще до того, как вытянуть камень, знал, каким он будет. Судьба жертвы и дорога жреца - два пути, взаимосвязанные и взаимозависимые, но никогда не переходя¬щие один в другой.
-Что ж, - Хранитель скрестил руки на груди. Несколько мгнове¬ний он стоял на месте, задумавшись над чем-то своем. Затем вски¬нул голову, словно собираясь что-то сказать, но в последний мо¬мент почему-то передумал. Так и не произнеся ни сло¬ва, он вернулся к своему трону, устало опустился на него, и лишь затем махнул служителям рукой, веля продолжать обряд, свидетелем которого с первого до последнего мгновения ему предстояло стать, пройдя путь от радости до отчаяния, от вздоха облегчения, до го¬речи скорби.
Первыми жребий тянули служители. Они делали это один за дру¬гим, отрешенно и безразлично, так, словно речь шла не о жизни и смерти, а о чем-то повседневно-обычном. Когда последний из них вернул в мешок вытянутый камень - все тот же не¬изменно черный - обычный, знаменующий жизнь - пришел черед вои¬нов.
В отличие от служителей, готовых принять с молчаливым по¬корством любое решение богов, воины подходили к жребию с совсем иными чувствами и мыслями. Их движения были тверды и резки, черный камень на ладони вызывал не вздох облегчения, а разо¬чарование. Люди, признанные защищать, они хотели не отступать от этой своей судьбы всегда, во всем. Каждый из них, как и страж Агдор, думал о том, что если город хочет освободиться от этого ро¬ка, он должен сражаться за свое право на жизнь, а не мириться перед ликом беды, сколь бы пугающе ужасным он ни был.
Служители полагались на богов, воины - в первую очередь на меч в своих руках. И уже потом на богов. Нет, конечно, во всех их вера была сильна настолько, насколько этого требовали законы го-рода, и никто не был готов пойти против судьбы, произнесенной во всеуслышанье, но в глубине души все они оставляли за собой право толковать выбор судьбы так, как им того хотелось, принимая жребий не за символ слепого самопожертвования - забвения в когтях драко¬на, а знак иного рода - сражения с врагом, которого нельзя победить, в стремлении отбить у него всякое желание возв-ращаться в город вновь.
Когда последний из воинов, к огромному разочарованию их всех, вытянул черный камень, Гешт взглянул на Шеда. Тот, откинувшись на спинку трона, сидел, насупившись, глядя перед собой сощуренными в тонкие щели глазами.
-Лучше было бы, если воля жребия решилась на этой ступени, - тихо проговорил он. Однако, останавливаться было уже поздно: - Отк¬рывай врата. Пусть в храм войдут жители Лигаша... Ты куда? - заме¬тив, что Агдор, сорвавшись со своего места, направился к выходу из залы, остановил его Хранитель.
-Дозорные тоже должны быть здесь.
-Они не могут покинуть свой пост. Мало ли какой враг захочет воспользоваться нашими проблемами.
-Их могли бы заменить воины внутренней стражи...
-Потом, - остановил его Хранитель. - Пусть все идет своим че¬редом.
И время шло. В зал храма входили горожане. Одни, храбрясь, улыбались, другие хмурились, кому-то удавалось справиться со сво¬ими чувствами и сдержать дрожь в руках, другим - нет. На чьи-то глаза уже набежали слезы, другие жмурились, словно в ожидании смерти, которая вот-вот должна обрушиться на их голову... Кто осудит их за это? Только не тот, кто сам только что испытывал те же самые чувства, пряча глаза, в которых застыл страх, которого его просто не могло не быть.
Дело близилось к рассвету. Хранитель, превратившись в мгно¬вение, когда от него ничего не зависело, в обычного старика, из¬мученного жизнью вообще и полным переживаний минувшим днем в осо¬бенности, дремал на своем троне. Время от времени он вскидывал склонявшуюся на грудь голову, оглядывал зал мутным взглядом начи¬навших слезиться глаз. Жрец мотал головой в ответ на его молчали¬вый вопрос и маг засыпал вновь.
Он уже был готов поступить так и в этот раз, как вдруг уло¬вил напряжение, повисшее среди горожан. Кто-то сдавленно вскрик¬нул, какая-то женщина запричитала... Готовившиеся подойти к слу¬жителю жребия в ужасе отшатнулись в сторону, принявшись читать слова заговора-заклинания, спеша защитить себя от беды, к которой они подошли так близко, что смогли заглянуть ей в гла¬за.
Хранитель, который сразу же понял, что произошло, обратил взор в центр зала. Там, возле служителя стоял юноша лет пятнадцати, держа на открытой ладони белый, как покрова снежной пустыни, камень.
Высокий, худощавый, не понимавший до конца, что с ним случи¬лось, если чем и напуганный, то только поведением окружавших, он, втянув голову в плечи, глядел себе под ноги. Может быть - боясь встретиться с кем-то взглядом, словно чувствуя за собой ка¬кую-то вину, может - просто рассматривая покрывавший пол рисунок, сраженный любопытством куда больше, чем страхом.
-Он еще совсем ребенок... - прошептал маг, в глазах ко¬торого слезами вспыхнуло сочувствие.
-Да, - вздохнув, кивнул жрец. Он развел руками: "Что уж тут поделаешь? Перед жребием равны все". И, потом, может, так и луч¬ше. Не прошедший испытание... Если боги избрали ему смерть до срока, город все равно потерял бы его. А так - он умрет с пользой для всех.
-Приведи его.
Кивнув, Гешт сдвинулся со своего места, спустился с помоста вниз, в толпу горожан.
Те, кто оказывался на его пути, поспешно отходили в сторону, освобождая дорогу. Слышались вздохи - и сожаления и, в то же вре¬мя, облегчения. Один из жребиев выпал. И выпал на другого...
-Видишь, стражи границ и не понадобились, - тихим шепотом об¬ратился к Агдору Шед.
-Я не нахожу причины для радости, - мрачно бросил воин. - Что может ребенок? Лишь смиренно принять смерть...
-Любая жертва лишь принимает смерть. И не более того, - с со¬чувствием глянув на того, кому предстояло еще очень многое по¬нять, с каждым новым мигом чувствуя себя все более и более нич-тожным, осознавая, что лишь об¬манывает себя верой в то, что ему дано что-то изменить, а на са¬мом деле единственное, что он может - следовать своей судьбе, служа богам и надеясь, что Они будут милосердны к нему и в этой жизни, и в вечности сна.
Тем временем Гешт подвел к Хранителю юношу, который, бросив робкий, полный любопытства взгляд на хозяина города, опустил го¬лову, смущенный его вниманием. Его губы, пальцы дрожали, как он ни пытался унять дрожь.
-Как тебя зовут?
-Агдор, - хриплым от напряжения голосом ответил тот.
Страж вздрогнул, в его сощуренные глаза сперва вошло удивле¬ние, даже непонимание, затем - внезапная решимость. Он напрягся, готовый сорваться с места, броситься к юноше, забрать у него из руки камень, который предназначался ему, но не смог оторвать и ног от пола, прижатый силой:
"Стой на месте! - словно тяжелый тюк сена обрушился на него рожденный прямо в голове приказ Хранителя. - Ты уже тянул свой жре¬бий! Этот - его!"
-Но... - тот упрямо пытался вырваться из-под власти мага, не понимая бесполезность всяких попыток, когда на стороне Хранителя была вся магическая сила города, и его собственная сила тоже.
"Боги сделали свой выбор! Все! Смирись с ним! Мне тоже жаль паренька, но жизнь города значит больше, бесконечно больше жизни одного горожанина!" - и Шед вновь вернулся к разговору с юношей.
-Кто ты?
-Никто, - пожал плечами тот. - Я еще не прошел испытание, и...
-В какой семье ты рожден? Расскажи что-нибудь о себе, чтобы мы помнили.
-Мой отец был земледельцем, выращивал хлеб. У него был учас¬ток за городской стеной... Но он умер, когда я был еще слишком мал, чтобы запомнить его рассказы о предках. Мамы не стало еще раньше... Братьев и сестер у меня нет... - он развел руками, по¬казывая, что ему, вообще-то, не о чем рассказывать.
-Так ты сирота, - вздохнув, Хранитель качнул головой. Ему с каждым мигом становилось все сильнее и сильнее жаль этого мальчи¬ка, в жизни которого было так много горя и печали. О подобных обычно говорят - "Они не суждены для счастья"... Воистину...
-Да, - кивнул тот.
-О тебе заботились служители?
-Да, - снова кивок головы, торопливый взгляд на стоявшего ря¬дом старшего служителя, словно в стремлении убедиться, что он правильно отвечает на вопросы. - У меня нет дара... Ну... - он сму-тился покраснел, взглянув на своего тезку-стража. - Я говорю не о священном даре... Его у меня, конечно, тоже нет...
-Я понимаю: служители, прежде чем взять мальчика в ученики приводят его к камню...
-Я... Мне не было дано стать служителем. Но я мог быть слугой... - было видно, что в этом заключалось самое большое разочарование в его жизни. Ему мечталось о большем, много большем. Как он завидовал другим, тем, кто начал учиться тайным знаниям, в то время, как ему давали лишь такие крохи! Возможно, он в какой-то мере и был рад такому повороту жизненного пути, думая, что самопожертвование в этой жизни зачтется ему и, мо¬жет быть, боги позволят ему родиться вновь, на этот раз - настоя¬щим служителем, или даже Хранителем. Он был бы хорошим Храните¬лем, достойным!
-Мне очень жаль... - заглянув в глаза юноше, вздохнул Шед. - Но такова воля богов.
"Жаль?! Но почему?!" - готов было воскликнуть тот, на кого пал жребий судьбы. Ему самому было себя ничуть не жалко. Ведь выбор – не кара, а испытание, да, именно испытание. Пусть не совсем обычное, но так даже лучше, когда ничто иное не было способно исполнить его заветную и еще вчера такую нереальную мечту. Теперь же у него появился шанс. И Агдор никак не мог взять в толк, почему все так сочувственно глядят на него.
-Все хорошо, - сдерживая дрожь, волнение и даже некоторое не¬терпение, которое вдруг волной нахлынуло на него, проговорил юноша. Да, хорошо. Для всех. Для не¬го. Для города. Ведь прошлый выбор жребия... От него теряли все: и его тезка-страж, стоявший теперь рядом, кусая губы и упрямо сжимая кулаки, и... нет, вообще все, ведь без наследника магического дара при старом хозяине города талисману не долго нести теп¬ло. А так...
Он огляделся вокруг, рассматривая стены храма, любуясь уди¬вительными фресками, которые словно переносили в легендарное вре¬мя, позволяя ощутить себя частью священной истории.
-Может быть, - вновь зазвучал рядом с ним мягкий заботливый голос мага. - Тебе что-то нужно, чего-то хочется? Скажи: мы исполним любые твои желания, если, конечно, это возможно...- чувствовалось, что в глубине души Шед боится, что тот попросит перебросить жребий... Это была бы понятная просьба. Глядя на стоявшего перед ним юношу, старик думал, как тот молод, как, должно быть, ему еще хочется жить, ведь, в сущности, с ним еще ничего не происходило... И вот, получалось, что уже ни¬когда не произойдет. С каждым мигом ему все больше и больше нра¬вился этот паренек, которого он если и видел когда прежде, то не запомнил. Мало ли людей живет в городе? Храбрится...
Шед не знал, как сам бы поступил, окажись на его месте. На¬верное, вел бы себя так же, когда с судьбой не поспоришь... Но ведь то чувство, что отражалось в глазах юноши... Это было не смире-ние, нет - ожидание чего-то, предвкушение...
Сердцем молодого горожанина властвовала страсть, а не пус¬тота. Это показалось Шеду странным. Хотя... Он задумался. Может быть, в этом и нет ничего удивительного. Ведь паренек не знает всего ужаса правды, наверное, думает, что это - шаг на пути ис¬полнения его мечты...
Нет, маг не стал ему ничего объяснять, разрушая иллюзии. Пусть. Пусть хотя бы сейчас, в своих фантазиях, сне наяву он будет счастлив.
-А можно... - Агдор все еще смотрел вокруг, пораженный открыв¬шимся его глазам зрелищем, восхищенный навеянными им грезами о том будущем, которого у него еще не было. - Можно я побуду в храме? Немножко! - опомнившись, он, в смущении сжался, полагая, что, на¬верно, попросил как раз о невозможном.
Но Хранитель уже спешил развеять его сомнения и страхи: - Конечно. Служители покажут тебе здесь все, расскажут... - все верно. Он сам хотел предложить юноше остаться. Храм был луч¬шим местом для того, кто готовился принести себя в жертву кошма¬ру, от одной мысли о котором холод, страшнее мороза снежной пус¬тыни, пронизал насквозь сердце, душу... - Прости, но нам нужно про-должать...
-Да, конечно, - радостно закивал тот. Этот разговор, это внимание начинали надоедать Агдору, не позволяя полностью погру¬зиться в выдуманный мир, который все больше и больше заслонял со-бой реальную жизнь, с которой его, казалось, уже ничего больше не связывало.
Жрец, внимательно следивший за беседой Хранителя с вытя¬нувшим белый жребий, знаком подозвал к себе одного из помощников:
-Позаботься о нем, - качнув головой на юношу, приказал он. - И не оставляй до полнолуния одного ни на миг.
Тот наклонил голову, показывая, что все понял, однако затем, все же, спросил:
-Если он о чем-то попросит...
-Исполни. Сейчас он вправе получить все... кроме жизни.
-Да, жрец.
Гешт повернулся к магу:
-Половина дела сделана.
-Да... Самая тяжелая половина... - он вздохнул - и с грустью, и, все же, с некоторой долей облегчения, затем взглянул на белый камень, который взял из руки молодого горожанина, прошеп-тал: - Какой он холодный! - удивляясь тому, что камень не впитывает в себя тепла человеческих рук, даже наоборот - словно стремясь за¬морозить их, с каждым новым мигом излучая все больше и больше хо¬лода.
-Так и должно быть. Ведь он - знак смерти... - жрец протянул руку. -Можно?
-Да, - Шед передал ему камень. - Кусочек льда, который, вобрав¬ в себя вечный холод, сковавший почти всю землю, не растает и в сердце огня... Неужели однажды и наши тела, полнившиеся пламе¬нем, словно лампа огненной водой, станут такими же камешками веч¬ного льда?
-Однажды льдом станет все... И город. И даже его священный талисман. Такова судьба живущего - уснуть вечным сном...
-Но когда вечность закончится, все проснутся.
-Бог солнца вернулся из края вечного сна. И это дает силы нашей надежде. Если Он будет милостив к нам, лед растает... И тогда белый камень судьбы почернеет.
-Нет, - задумчиво поглаживая то, что только внешне походило на округлый кусочек мрамора, растирая его между пальцами, удивляясь тому, настолько гладкой была поверх¬ность камня, лишенная хотя бы самой малой шероховатости, качнул головой Шед. - Он станет золотым. Как солнце. И судьба, несшая беду, будет дарить лишь радость и счастье без границ. Я готов на все, чтобы это было так. Даже если за право пусть только лишь увидеть это чудо мне придется заплатить вечностью...
-Все, люди, - обращаясь к горожанам, переговаривавшихся друг с другом взволнованным шепотом, громко проговорил он, встав с трона, придавая тем самым своей речи еще большую значимость, - хватит переживать по поводу того, что случилось. Еще не все позади. Промедление сейчас может разозлить бога судьбы. Не забывайте, сим обрядом мы отвлекаем Его от иных дел, а это не нравится ни одному небожителю. Тем более, всем известно, что господин Намтар не любит, когда медлят перед лицом выбора и готов жестоко наказать провинившихся в Его глазах. Шед понимал, что горожане большей частью - доверчивые, наивные люди, вера в богов в сердце которых так сильна и безгранична, что любое упоминание об Их гневе внушало воистину панический страх, когда с губ срывались слова заклинаний-оберегов, в глазах засты¬вал ужас, а на лбу выступали капельки пота.
Нет, Хранитель не хотел пугать собравшихся, но он был вы¬нужден, не видя иного способа привести их в чувства и вернуть из разговоров о прошлом к действиям в настоящем.
Те горожане, которые уже вытянули свой жребий и не покинули храм лишь потому, что их остановил роковой белый камень, который и в чужих руках внушал страх, поспешили поскорее уйти, радуясь, что у них есть такая возможность. Остальные, кому еще предстояло испытать свою судьбу, несмело приблизились к служителю, державшему мешочек с камнями судьбы. Подошли и остановились.
Никто не решался стать первым... Вернее - первой. Ведь те¬перь, когда мужской жребий уже был вытянут, далее испытывать судьбу должны были только женщины. А те, бывшие и в обычной жизни по большей части нерешительны, привыкнув перелагать все важные ре¬шения на плечи отцов и мужей, теперь же и вовсе не смели и рукой двинуть.
-Что же вы?
-А, - растолкав толпу, вперед вышла седоволосая старуха – толстая и некрасивая, - что мне терять? Дочки мои, слава богам, все пристроены, уже своих детишек нарожали. Вот кому жить, а уж мне... - кряхтя и отдуваясь, она подошла к служителю, протиснула руку в мешок. - Черный, - взглянув на камень, она, все же, что бы там ни говорила, вздохнула с несказанным облегчением. - Дочки, дочки, - не отходя в сторону, закрывая дорогу остальным, закричала она.- Ну-ка идите сюда! Я для вас добрую судьбу попридержу!
Вперед вышли две женщины - уже сейчас довольно полные, или, как принято говорить в торговых семьях - дородные, обещавшие с возрастом еще сильнее раздаться, догнав мать, однако, еще молодые и сохранившие привлекательность, несмотря на рожденных детей и заботы о доме. Одна из них следом тянула маленькую дочь - девочку лет десяти, которая упиралась и хныкала, не желая идти, у второй, видимо, были сыновья, которых она оставила с мужем. Пробившись к служителю, они быстро вытянули свои камни и -
-Уф-ф, - облегченно вздохнув, предводимые старухой, поспешили прочь. - Вот и все...
-Да, все прошло... И хвала богам... А вы боялись...
-Не за себя, мама. Раз первый жребий выпал не прошедшему испытание, то и второй вытянет ребенок. А у меня - маленькая дочь.
-Ну видишь же, видишь - все обошлось, - не переставая, гово¬рили они, стремясь в словах выплеснуть все те чувства, пережива¬ния, что просто переполняли их души.
-Подождите! - окликнул их служитель. Видя, что те его не слышат и продолжают быстро удаляться, он вынужден был повторить вновь - на этот раз громче: - Стойте! - его голос заставил вздрогнуть всех бывших в зале.
Женщины, прервав свой разговор, остановились, повернулись, глядя на служителя широко открытыми растерянными глазами.
Старуха выдвинулась вперед, заслоняя дочерей:
-Что случилось? Что не так?
-Камни. Вы не вернули мне камни жребия!
-А, - та облегченно вздохнула, - это! Да, сейчас. Мы... Мы просто... забыли... Давайте, девочки, - она собрала все камни жре¬бия, сгребла в ладонь и, вернувшись к служителю, протянула ему: - Вот. Теперь мы можем идти?
-Да.
Тот взглянул на них с пониманием и, все же, укором. Да, жребий был тяжелым испытанием. Но разве горожане проходили его в первый раз? Им следовало бы привыкнуть. Не говоря уже о том, что истинно и глубоко веровавшему в мудрость богов человеку подобные страхи вообще должны быть чужды, вернее даже - всякие страхи, за исключением одной боязни чем-то не угодить богам, вызвать Их гнев на свою голову.
Проводив поспешивших покинуть стены храма трех женщин, ос¬тановив на миг взгляд на девочке, которую те тянули за собой, он вернул камни жребия в мешочек и повернулся к тем из горожанок, которым еще предстояло узнать свою судьбу.
Спустя какое-то время Шед, оторвав взгляд от насторожено притихших людей, ожидавших своей очереди, повернулся в Гешту:
-Ты слышал, что она сказала?
-О возрасте избранных?
-Да.
-Подобные слухи уже давно ходят по городу. Просто никто не произносил их здесь, в храме, превращая из простых сплетен в неч¬то большее.
-Но ведь все так и есть. Вспомни. Все пары, что нам прихо¬дилось отдавать дракону, были примерно одного возраста.
-Да.
-Тебе это не кажется удивительным? Ведь, по идее, дракону должно быть все равно, кому нести смерть.
-Значит, нет. Или, может быть, ему и безразлично. Но не все равно богу судьбы, который поддерживает в мире равновесие… А, - он махнул рукой. - Кто мы такие, чтобы гадать? Да и зачем нам это знание?
-Ни к чему... И вообще... Чем дольше я думаю обо всем этом, тем больше убеждаюсь, что чем меньше мы знаем, чем меньше пытаемся понять - тем для нас лучше. Слепца ведут боги, зрячий же сам отвечает за каждый свой шаг...
И вновь потянулись мгновения. Одно сменялось другим, каждое походе на предыдущее словно травинки.
Шед, погружаясь в полудрему, начал клевать носом. Казалось бы, прошло всего лишь мгновение, когда служитель окликнул его, возвращая в мир яви.
-Хранитель!
-Да? - тот встрепенулся, вскинулся, воззрился на него расте¬рянным взглядом ничего не понимающих со сна глаз.
-Все.
-Что "все"? Я... Я что, проспал второй жребий?
-Нет.
-Нет? - этот ответ лишь еще сильнее озадачил мага.
-Все матери, жены и дочери города вытянули свой камень судь¬бы. Но ни одной из них не выпал белый.
От недавней дремоты не осталось и следа. Взгляд сощурившихся глаз стал внимателен и насторожен. Хранитель огляделся вокруг. В зале остались лишь служители и воины. Все остальные покинули сте¬ны храма. Это ничего не объясняло, однако, с другой стороны, нес¬колько упрощало дело - он мог говорить, не заботясь о том, как простолюдины истолкуют его слова.
-Что это значит? - Шед повернулся к жрецу.
-Пришли не все? - спросить Гешт одного из своих по¬мощников.
-Все, - развел руками тот.
-Ты уверен?
-Конечно. Никто не осмелился бы пойти против воли хозяев города. А тем более богов.
-Ради себя - разумеется. Но матери безразлична своя судь¬ба, когда речь идет о ее ребенке. Женщина могла спрятать дочь.
-Здесь все служители родов. Им известны все рожденные в го¬роде. И от их взгляда не скрылось бы отсутствие кого-либо на обряде.
-Ребенок мог быть спрятан раньше. Еще при рождении.
-Но это бессмысленно! Тем самым он был бы лишен будуще¬го, не признанный, не принятый в родовой круг! - воскликнул внима¬тельно следивший за их разговором Хранитель.
-Это понимаем мы, - качнул головой Гешт. - Но жен¬щина - существо не разума, а чувств. Она не доискивается до при¬чин, не заглядывает далеко в будущее, живет так, как велит ей сердце. То же говорит: "Чтобы иметь грядущее, нужно дожить до не¬го". А жребий - шаг к смерти.
-Нет, старина, - маг вздохнул. – Родившаяся и выросшая в истинной вере не могла бы поступить так. Тем более,что у ребенка есть еще и отец, который не допустил бы подобного.
-Но как же тогда... - служители не могли понять происходивше¬го, не видя другого объяснения.
-Может быть, на этот раз дракон удовлетворится одной жерт¬вой? - предположил кто-то из них.
-Нет, - качнул головой Шед, отметая все ложные предположения в миг, когда они только зарождались, не давая им развиться в нечто большее - надежду. – Раз жребий не пал на горожан, значит, - он вздохнул, на миг сжал губы, словно собираясь с силами перед тем, как принять важное решение, - нам нужно идти к караванщикам... хотя мне этого совсем не хочется...
-Они - чужаки. Ты не обязан думать о них, - заглянув в глаза старому другу, проговорил Гешт.
-Они - наши гости... И вообще, странно все это...
-Пути богов ведомы лишь Им. Да и кто мы такие, чтобы судить о причинах и значении Их поступков, когда нам не понятно даже, что и почему мы делаем сами? Так мы идем в караван?
-У нас есть выбор? - хозяин города на миг поджал губы, пожевал ими.
В зале на мгновение воцарилась тишина.
-Хранитель, - воспользовавшись ей, проговорил начальник внут¬ренней стражи, - ты устал. Прости, что я вмешиваюсь, но мне кажет¬ся, что тебе лучше отдохнуть. Мы, твои верные помощники, справимся со всем.
-Я должен...
-Страж прав, - поспешил поддержать воина жрец. - Так будет луч¬ше, - он говорил настойчиво и, в то же время - мягко, не требуя, но прося. -Ты должен быть в безопасности.
-Я и так...
-В безопасности? Здесь - да.
-Здесь - это где? В моем городе? Я и не собираюсь его поки¬дать. А до тех пор, пока я буду в пределах границ оазиса, со мной ничего не может случиться.
-Караванщики - чужаки. Им нет дела до города, они не следуют нашим законам, подчиняясь правилам, которые были установлены бо¬гами специально для них. Кто знает, что может прийти им в голову? Что, если они не просто не подчинится нам, но и воспротивится воли города, которая распространяется на них лишь в той мере и постольку поскольку они находятся на нашей земле?
-Которую они могут покинуть в любое мгновение, - кивнул страж, довольный, что старший служитель встал на его сторону. Одному ему было бы трудно убедить хозяина города.
-Оган... - маг недовольно поморщился. Ему не хотелось спорить. Тем более, когда он видел, что жрец и воин не одиноки в своем стремлении удержать его здесь, что к ним готов присоединиться и Агдор, молчавший лишь потому, что другие говорили то же самое, о чем думал он. - Конечно, вы правы: караванщики - странники пустыни, они живут своей жизнью.
-Вот я и говорю...
-Но...
-Но? Какие тут могут быть еще "но"?! - недовольно заворчал Гешт, в то время как Оган и Агдор, переглянувшись, нахмурились, взявшись за рукояти мечей, которые как и все остальные воины ни¬когда не снимали с поясов.
-Они нам ничем не обязаны.
-Они вошли в город, живут его теплом, торгуют...
-Это их право. И наша обязанность. Город не может прогнать караван прочь. Закон запрещает нам это. Город может лишь запро¬сить плату за вход.
-Пусть это и будет плата...
-Платят прежде чем войти, а не уже будучи внутри. Я должен сам пойти в караван и переговорить с его хозяином. Он знает, в чем причина наших поступков. Надеюсь, он поймет...
-Если кто-то из торговцев вытянет жребий - это будет воля богов, а не наша просьба.
Шед взглянул на служителя с долей сомнения.
Обычно он не спорил с Гештом по вопросам веры. Это была сти¬хия служителя, лучше которого никто в городе не знал и не чувс¬твовал ее тонкого полотна. К тому же, сейчас на сторону жреца, пусть по каким-то своим, но, все-таки, достаточно весомым причинам встали еще и стражи. Шед впервые оказался один против всех и чувствовал се¬бя несколько неуютно. Может быть, он действительно зря упрямился, сомневался, мед¬лил? Жребий - воля богов. В нем участвуют все, кого он застает на месте. И ничто не осудит его за следование воле небожителей.
"И, в конце концов, что может случиться? - думал он. - Торго¬вец говорил, что они - спутники бога солнца. Господин Шамаш - са¬мый могущественный из небожителей. Он может защитить даже от судьбы. Так что... В караване идет немало рабынь. Наверное, жре¬бий должен пасть на одну из них. Может быть, таким образом бог солнца хочет помочь нам, облегчить бремя жертвы. Возможно, так нужно, чтобы у Него было время поговорить с драконом, узнать, что разозлило его. Или же... Или же господин хочет, чтобы мы помоги Его спутникам восполнить потери... Если это так, - он прикусил гу¬бу, - что же... Мы купим эту рабыню. Заплатим со всей щедростью, на которую способны... Так будет правильно. И справедливо".
-Ладно, - наконец, кивнул он. - Хорошо. Пусть будет по-вашему: я останусь здесь.
-Вот и славненько! - довольный жрец потер руки. - Слава бо¬гам, направившим тебя на путь истины! Обещаю проследить за всем...
-Нет, - качнул головой Шед. - Ты останешься со мной.
-Почему? - в глаза Гешта вошло удивление.
-Мне так хочется. Достаточно веская причина?
-Однако... - тот уже был готов возразить, что как старший слу¬житель должен сам следить за проведением обряда. Но потом, поду¬мав, решил: а почему, собственно, он должен спорить с Хранителем? Во¬обще-то нигде не сказано, что обряд должен проводить именно жрец. Это под силу любому служителю. - Верг, - окликнул он того из своих помощников, который по-прежнему держал в руках мешок с камнями судьбы.
-Я все сделаю, - наклонив голову в знак понимания, проговорил тот. - Наилучшим образом. Не беспокойся.
-Я пошлю с тобой нескольких воинов, - оглядев худощавую, из¬можденную постом фигуру старого служителя, проговорил Оган.
-Меня хранят боги, страж. К чему мне другие защитники?
-У богов множество забот в бесконечности миров. В какой-то момент Они могут отвернуться, - качнул головой Агдор,привыкший в большей степени полагаться на меч в своих руках и плечо брата по оружию, чем небожителей, которые далеки.
-"Отвернуться", - хмыкнул Шед, взглянув на жреца. За эту ночь стены храма услышали множество такого, что при внимательном расс¬мотрении казалось ересью. Для горожанина, конечно, не караванщика. - Ты слишком долго и много общался с торговцами, Агдор.
-Не больше, чем все остальные, Хранитель. Может быть, даже меньше. Страж границ лишь встречает караван и провожает его. Мно¬гое ли успеваешь услышать, тем более - сказать на ходу?
-Он быстро учится, Шед, - взглянув на будущего хозяина города, Гешт устало улыбнулся.
-Это хорошо. И в то же время, плохо: чем дальше, тем труднее нам будет его учить, готовя к тому пути, которому он суж¬ден... - видя, что Агдор собирается что-то сказать, Хранитель оста¬новил его: - Но не будем об этом сейчас, когда речь о другом.
-Да,-страж границ удовлетворенно кивнул. Он думал так же. - Я пойду, - это было утверждение, не вопрос, и, все таки, он медлил, стоя на месте, словно прося у Хранителя разрешения покинуть храм.
-Ступай, - махнул тот рукой. -Ты свободный горожанин в своем городе.
На миг склонив голову в знак уважения, Агдор поспешил уда¬литься.
-Зря ты отпустил его, - проводив его взглядом, проговорил жрец. - Мало ли что может произойти...
-Мы входим в то время, когда в сердце города куда опаснее, чем на его окраине. Да будут боги милосердны к нам и позволят поскорее пережить сей скорбный час!
-Если нужно, я могу приставить к наследнику силы стра¬жей... - осторожно предложил начальник охраны.
-Зачем? С ним сейчас и так полно воинов. Которые владеют ме¬чом не хуже твоих и не хуже их понимают, что для города значит Агдор.
-Верг, - тем временем жрец подошел к служителю. - Следуй во всем пути обряда...
-Конечно, Шед, я...
-Не перебивай меня! - недовольно поморщился тот. - Дай догово¬рить. Будь с караванщиками помягче. Не забывай: они наши гости, которые, волей судьбы, уже спасли нас, дав возможность перебро¬сить жребий. И которые спасут еще раз, принеся одну из своих до¬черей в жертву городу. Возьми с собой побольше драгоценных кам¬ней.
-Да, верно, - Шед, следивший одновременно за двумя разговора¬ми, остановил что-то говорившего стража, чтобы поддержать жре¬ца. - Мы должны им заплатить. Каждому, кто будет готов испытать судьбу, деля с нами жребий.
-Я все сделаю, Хранитель.
-Ступай. И поторопись. Все должно быть закончено к полудню.
-Будет исполнено... - склонившись на миг в низком поклоне, служитель повернулся и поспешно покинул залу храма.
Глава 18
-Атен, там служители пришли...
-Вот еще напасть! – даже не взглянув на Евсея, проворчал хозяин каравана.
-Они говорят какую-то ерунду. Я понял лишь - им что-то от нас надо.
-Идиот! Старый кретин!
-Брат... - Евсей поджал губы. Он не чувствовал за собой ника¬кой вины и уж тем более не совершил ничего достойного подобной брани. Помощник, наверное, вспыхнул бы от гнева, если бы говорил не с хозяином каравана, вообще сдержанным на слова, а уж на руга¬тельства - тем более. Единственное, что приходило ему на ум, бы¬ло: "Он устал. Страшно устал. На него словно снежный ком свали¬лось столько забот... И плюс к тому - беспокойство за дочь, которая чуть не убежала из каравана, лишь бы не входить в этот го¬род. Обычно отходчивая, на этот раз Мати до сих пор дуется на всех вокруг и, в первую очередь, на отца за то, что ее вынудили подчиниться воле большинства... А если прибавить ко всему этому еще и ту ответственность, равной которой не лежало на плечах ни одного смертного со времен леген¬дарного Гамеша. Ведь он - хозяин каравана, который избрал себе в спутники сам повелитель небес..." - Тебе надо отдохнуть...
-Да какой тут может быть отдых! Мало мне было проблем, нет же! - резко взмахнув рукой, он со свистом рассек ею воздух, слов¬но рубя мечом. - Мне следовало приклеить язык, скрепить намертво зубы, зашить губы, а я вместо того, чтобы держать рот на замке, как все остальные, неизвестно с чего разоткровенничался с хозяе¬вами города!
-Что случилось? - воин насторожился. Ему было впервой видеть друга таким рассерженным. И на кого - на самого себя!
-Мне польстило, что Хранитель стал говорить со мной в храме, да еще и о делах города! Мне показалось, что он действительно искренен со мной и нуждается в ответной искренности... нет, даже помощи! И я решил помочь! Словно я не обычный караванщик, а вто¬рой Гамеш!
-Ты - не обычный караванщик.
-Да. И сейчас я жалею, что это так! Иначе все было бы про¬ще... Ничего бы вообще не было! - он успокоился, однако, вместо того, чтобы прийти в нормальное состояние, ударился из одной крайности в другую - кулаки разжались, руки безвольно повисли, плечи опус¬тились...
-Ты сказал ему, что мы - спутники бога солнца? - Евсею не были нужны никакие другие объяснения или подсказки, чтобы понять, в чем дело. - Атен, не кори себя. Горожане все равно бы узнали. Я слышал, у хозяина этого города есть дар чтения мыслей...
-Наши мысли не прочтет ни один маг. Шамаш хранит нас.
-Даже если так, не случилось ничего страшного. Ведь то, о чем ты рассказал, уже давно не секрет... И уж точно это не то знание, которое способно навредить каравану. Скорее наоборот. Ведь бог солнца почитается в городе не меньше, чем в снегах пус¬тыни, а, может и еще больше...
-Я и не говорю, что нам угрожает беда! Хотя, кто знает... Просто мне лучше было дышать в воротник! Есть же в этом городе что-то, почему его так невзлюбила Мати. Ладно, пойдем. Посмот-рим, что это там за служители и что им надо.
-Не раньше, чем ты придешь в себя.
-Со мной все в порядке.
-Нет. Может быть, ты и не замечаешь этого, но уж поверь мне на слово - ты выглядишь, ведешь себя совсем не так, как обычно.
-Сейчас - не обычное время, мы не в обычной ситуации.И вообще, - не выдержав, вскричал Атен, вновь взмахнув руками. - Не забы¬вай: сейчас мы - не тот богатый караван, который выходил из пре¬дыдущего оазиса! И мне приходится думать не о преумножении бо¬гатств, а о выживании. А это куда труднее. Надеюсь, мне не нуж¬но объяснять это тебе?
-Ничего, выкарабкаемся как-нибудь. Справиться с подобной бе¬дой под силу даже обычному каравану, а мы...
-Что - "мы"? Обратимся за помощью к Шамашу? Откажемся от од¬ного раз принятого решения, как уже отказались от другого? И что тогда будет стоить наше слово, слово, которое меняют, словно ленту в косе девчонки? Будто мы не мужчины, а малые дети!
-Атен, жизнь есть жизнь. Бывают обстоятельства...
-Такого не должно быть. Это не правильно.
-Ладно, что говорить об этом? Конечно, мы будем полагаться лишь на собственные силы...
-Зная, что в случае чего, Шамаш нам поможет сам, что Его не придется просить об этом? Но Он может вернуться через целую вечность!
-Нет. Он никогда прежде не покидал караван надолго.
-С чего ты взял, что так будет всегда? Ведь Он избирает себе спутников не навсегда.
-Ты говоришь так, словно избранных до нас было много, а не один-единственный царь-основатель.
-Кто знает?
-Мы. Мы знаем. Ибо если б все было иначе, до нас дошли б ле¬генды...
-Не обязательно.
-Как это "необязательно"! - возмутился Атен. - Что же тогда дос¬тойно легенд, если не странствия повелителя небес по тропам земли снегов?
-Я имел в виду другое. Может быть, легенды и есть. Просто мы ничего не знаем об их существовании. Мы их не читали. Как не читали до поры до времени Черные легенды.
-Нет, Черные легенды - это другое дело. Они – запретные, потому что…
-Или, - не дав ему закончить, продолжал Евсей, - эти легенды могли погибнуть, затеряться в бездне времени, уснуть вместе с за¬мершем городом или потерявшимся в снегах пустыни караваном.
-Шамаш не позволил бы подобному случиться!
-Он был болен, Атен. Не забывай. Он жил иным миром - страной бреда, заботясь лишь о нем.
-Но госпожа Айя...
-Что - "госпожа Айя"?
-Она не дала бы пропасть памяти о Ее супруге!
-Да. Если бы ценила людскую память.
-Тогда госпожа Гештинанна...
-Конечно, в Ее архивах хранятся все легенды, сочиненные ког¬да либо на земле. Но никто из живых не читал их, когда эти руко¬писи предназначены не для наших глаз.
-М-да... - Атен, задумавшись, склонил голову на грудь, вздохнул, поджал губы. - Тебе, должно быть, страшно думать об этом, ведь и с написанными тобой легендами может произойти что-то по-добное.
-Может, - кивнул Евсей. – И я совсем не хочу, чтобы так случилось. С тех пор, как я стал записывать легенды, я живу лишь ими. Мне нужно, чтобы их читали, как голодному нужен кусок хлеба. Это... Это - моя пища, понимаешь?
-Не беспокойся. Шамаш выздоровел и не допустит, чтобы память умерла вместе с нами.
-Атен, я говорю о другом... – нахмурился летописец. - О том, что одной единственной рукописи - оригинала, странствующей с нашим караваном мало...
-Ты думаешь, пришла пора сделать копии?
-В этом нет ничего такого. Помнится мне, мы оставляли одну такую в городе смерти…
-Это – другое дело. Тогда мы следовали воле Шамаша, а сейчас – собственным желаниям… Ладно, что ты предлагаешь?
-Ри уже подготовил один такой список, и... Брат, если эти горожане все знают, может быть, предложить им... Ну, не настаивая, просто... они могли бы оставить список у се¬бя... Если бы захотели... Легенды должны жить не только в нашем караване.
-Да... Так будет правильно... Странно, что мы не подумали об этом прежде...
-С прошлой легендарной эпохи прошла целая вечность. Никто из живущих просто не знает, как обращаться с подобными рукописями. Вот я называю себя летописцем, а ведь меня никто не учил этому ремеслу. Я просто записываю то, что считаю важным, делаю это так, как мне кажется верным. Но я могу ошибаться, не правильно понимая, что важно и что верно.
-Легенды священны. Они - больше, чем история, но сама наша вера... Не сомневайся, брат, если бы ты ошибся хоть в каком-то сущем пустяке, хоть в одном-единственном слове, боги б уже попра-вили тебя... Уж что-что, а лжелегенды нашему миру не нужны.
-Да. Как и лжелетописцы, о появлении которых предупреждали древние рукописи.
-Это не имеет к тебе никакого отношения.
-Да. Я знаю, что я не один из них, потому что мое право записывать легенды признали сами боги. И ты знаешь. Ну, еще наши караванщики. И все. А попади рукописи в руки кого-то другого, что тот подумает?
-Истина не в словах, а в вере.
-Вот именно! Но для того, чтобы понять это, нужно обрести веру! Иначе стремление к благу обернется злом.
-Кстати, - вдруг вспомнил он, - а го¬рожане не подходили к тебе с этим вопросом?
-Каким?
-О легендах. Я ведь, говоря хозяевам города, что мы - спут¬ники Шамаша, упомянул и о том, что у нас в караване есть летопи¬сец.
-Здорово! Не спросив меня! А если бы мне вовсе не хотелось, чтобы кто-то из чужаков знал эту правду обо мне?
-Разве ты только что сам не говорил обратное?
-Говорил. Но именно - только что. До этого ты ведь не мог знать….
-Ну, может быть, я прочел твои мысли...
-У тебя есть дар предвидения, но не чтения мыслей. Эта спо¬собность дается только Хранителям, и то не всем.
-Хранителям... - зажегшаяся было на губах караванщика улыбка растаяла. - Вот мы и вернулись к тому, с чего начали... - погруст¬нев, проговорил он. - Ладно, пошли, послушаем, что скажут служите¬ли. Интересно, зачем они к нам пожаловали.
-Выразить почтение, - теперь Евсей не сомневался. - Так уже бы¬вало. Всякий раз, когда горожане узнавали, кто Шамаш.
-Почтение! - хмыкнул в усы Атен. - Нет, - мотнул он головой. - Мы спутники повелителя небес, а не младшего среди небожителей. Если бы эти люди хотели выразить свое почтение, то пришли бы хозяева города, а не их слуги...
-Думаешь, они сомневаются в искренности твоих слов? Но ведь никто в целом мироздании не дерзнул бы даже помыслить, не то что произнести подобную ложь!
-Не знаю... Слуг посылают, когда хотят о чем-то попросить, делая так, чтобы бремя обета легло на другие, менее гордые и значительные плечи.
-Чтобы горожане просили о чем-то караванщиков?! Да такого в вечности не бывало никогда!
-Возможно, началась другая вечность. И, потом, мы ведь не простые караванщики, а спутники бога солнца.
-Да, это другое дело, - вынужден был признать летописец.
-В надежде, что мы передадим их просьбу небожителю, посо¬действуем...-продолжал хозяин каравана.
-Да, верно...
Тем временем, они подошли к командной повозке, возле которой столпились те из караванщиков, которые не были заняты у торговых рядов.
-Вон они, - Евсей махнул рукой в сторону толпы.
Но Атен и так уже заметил нескольких горожан в длинных хла¬мидах служителей.
-Идем, - он решительно направился к ним.
Заметив приход хозяев, караванщики расступились, пропуская их к чужакам. Однако никто не спешил уходить. Они остались с плохо скрываемым любопытством ждать, что скажут служители, словно предчувствуя, что речь зайдет не о вопросах, обсуждаемых за задернутым пологом, а о том, что говорят открыто, делясь и со¬ветуясь со всеми.
-Удачной торговли, хозяин каравана, - приветствовал Атена тот из служителей, которому было поручено говорить.
-Вечного служения, - чуть склонив голову, ответил караванщик. Его глаза чуть сощурились, поблескивая из-под нахмуренных бровей.
Приветствие - не просто начало разговора, но главная его часть, из которой можно понять почти все - кем тебя видят собе¬седники, как относятся, даже зачем пришли. Атен скрыл свое удивление от чужаков, однако себе он вынуж¬ден был признаться, что не просто удивлен - ошарашен. Служители вели себя, словно не знали правды о караване. В глазах горожан они были обычными торговцами - не более того.
-Мы пришли, - тем временем продолжал служитель, - чтобы спро¬сить, не согласитесь ли вы принять участие в некоем обряде, кото¬рый проводится сейчас в городе.
-В обряде? Каком еще обряде? - Атен насторожился.
-О, ничего такого. Это наша традиция, когда город делится своим богатством с гостями.
-И в чем же заключается обряд? - как только горожанин упомянул о дележе богатства, глаза торговца вспыхнули, в сердце зажглась надежда – «Может, и нам что перепадет. Было бы очень кстати…»
-Женщины тянут жребий. И все, кому выпадает черный, получают по драгоценному камню.
-Как плата за неудачу? - караванщик усмехнулся в усы. Он слы¬шал что-то о камнях судьбы, но понимал в них не больше, чем в земледелии.
-Ты забыл: в городе считается добрым знаком черный жребий, не белый, - проговорил Евсей. - Черный - знак плодородия, тепла, а белый...
-Снегов пустыни, земли холода и смерти, - закивал Атен, поняв свою ошибку. - Да, мы так долго странствуем среди снегов, что для нас они - жизнь... – глядя на служителя, проговорил он. - Прости, что перебил тебя. Продолжай, пожалуйс¬та.
-Собственно... Я сказал все. Если ты позволишь, мы начнем...
Евсей придвинулся к уху брата, зашептал:
-Нет никакого такого обычая. Они придумали его.
-Специально для нас, - так же шепотом ответил Атен. - Хозяева города - муд¬рецы. Узнали, небось, о нашей беде, и решили таким образом по¬мочь...
-Если мы примем помощь, то и им будет легче просить...
-Ну да! Тогда уж мы точно не сможем отказаться!
-А мы собирались?
-Отказываться? Нет. Эти горожане - славные ребята и заслуживают нашего участия... - он повернулся к служителю: - Прости, нам было нужно кое-что обсудить...
-Я поминаю, - тот вежливо улыбнулся. - Так что вы решили?
Атен взглянул на стоявших вокруг караванщиков, спрашивая их мнения.
-Почему бы нет? - заговорили торговцы. - Это было бы очень кста¬ти... - они осторожничали, боясь спугнуть то, что считали удачей. Все думали об одном и том же - чем больше выпадет добрых жребиев, тем значительнее пополнится казну каравана и, кто знает, может быть, не придется экономить. И вообще...
-Мы готовы, - хозяин каравана развел руками, показывая, что не видит причины для отказа.
-Если так, не мог бы ты послать кого-нибудь за остальными женщинами, теми, что на городской площади. Мы пошли сразу к тебе, чтобы получить согласие, и не хотели бы возвращаться назад, когда в обряде, как и в любом пути, не следует поворачиваться спиной к тому, что было впереди.
-Хорошо... В этом вашем обряде... В нем участвуют только ма¬тери семей, или все прошедшие испытание?
-Вообще все, караванщик. И девочки, и девушки, и женщины... И рабыни тоже.
-Вот даже как... - бровь торговца приподнялась. Он был удивлен.
-Тебя это останавливает?
-Да нет... Собственно... Хорошо. Если вы так хотите... Вал, - позвал он дозорного, - ступай на площадь, верни караванщиц и рабынь сюда... Да, возьми с собой кого-нибудь, пусть они заменят женщин в торговле.
-А Мати?
-Что Мати? - Атен глядел на дозорного в упор и во взгляде его поблескивали недобрые огоньки.
Вал всего-то хотел узнать, нужно ли ему привести и девуш¬ку. Раз уж в обряде должны участвовать все. Но промолчал. В конце концов, у Атена могут быть свои причины оставить дочь в стороне от всего происходившего в городе.
-Да так, ничего... - пробормотал он.
-Прости меня, караванщик, что вмешиваюсь, - почувствовав не¬которую заминку, проговорил служитель. - Но у этого обряда есть непреложное правило. В нем должны участвовать все.
Хозяин каравана хмуро глянул на чужака, однако возражать не стал.
-Ладно, - пробормотал он, - найди ее, Вал. Она должна быть где-то в городе.
-Я все сделаю. Не беспокойся, - и воин поспешил прочь.
-Дождемся их? - хозяин каравана вопросительно взглянул на слу¬жителя. - На это потребуется время
-Нет, будет лучше начать. Мы бы хотели завершить обряд к полудню.
-Как вам будет удобно.
-Тогда... - горожанин огляделся. Рядом стояло несколько жен¬щин, с интересом следивших за разговором. - Этот обряд... - видя, что в их глазах, когда настала пора перейти от слов к делам, вош-ла осторожная нерешительность, проговорил он. - В нем нет ничего страшного или трудного. У меня в руках мешок с камнями судьбы. Не бойтесь: там нет ничего, кроме них - ни змей, ни жуков. Вам нужно вытянуть один камень - только и всего.
-И если он будет черным? - спросила одна из караванщиц - полноватая женщина с открытым круглым лицом и внимательными тем¬ными глазами.
-То мой помощник заменит его на драгоценный.
-Ну, - та сделала шаг вперед, выходя из толпы. В ее глазах, движениях не было ни тени страха или хотя бы опасения. И, все же, прежде чем погрузить руку в мешок, она помедлила немного, оберну¬лась к другим женщинам, которые, перебросившись парой быстрых слов со своими мужьями, если те были рядом, начали собираться за ее спиной. - Так я буду первой? - спросила она подруг.
-Конечно, Лина. Это твое право. По главенству.
-Мой муж - помощник хозяина каравана, - повернувшись к служи¬телю, ни с того ни с сего начала объяснять та. Может быть, причиной ее откровения было то, что жители этого города представлялись ей удивительно добро¬желательными и откровенными, а за добро хочется платить тем же, а, может, что-то другое...
-А так как я, - продолжал, улыбнувшись ей, Атен, соглашаясь с выбранным женщиной тоном разговора, - вдовец, то она - первая среди наших женщин.
Служитель чуть наклонил голову в знак уважения. Ему было по¬нятно стремление первых среди равных идти впереди. Особенно когда речь шла о жребии. Плох тот хозяин, который не готов вести за собой.
-Ну, да пребудет со мной повелитель небес, - она погрузила ру¬ку в мешок, провела руками по камешкам, казавшимся на ощупь оди¬наково теплыми, чуть шероховатыми, так похожими друг на друга, что, казалось, они все были совершенно одинаковыми. "ладно, реши¬ла она, - когда хочешь многого - не получаешь ничего. А если не ду¬маешь ни о чем - может, и повезет..." - и она вытянула первый попавшийся камень. - Черный, - взглянув на ладонь, она сама удивилась. Хотя, надо признать, это было приятным удивлением.
Она протянула камень служителю. Тот, вновь улыбнувшись ей, искренне радуясь удаче смелой женщины, забрал жребий, спеша вер¬нуть его обратно в мешок, а потом сделал знак своему помощнику, который вручил караванщице алмаз - капельку воду, подобную сладкой слезинке радости, в глубине которой поблескивал теплый искристый огонек. Лина, поблагодарив горожанина легким накло¬ном головы, лишь скользнула глазами по камню, поспешив отдать его Атену - он принадлежал не ей, а всему каравану и должен был, пой¬дя в общую казну, помочь всем выжить.
-Щедро, - сразу оценив стоимость оказавшегося в его руках ал¬маза, проговорил хозяин каравана. - Спасибо.
-Не благодари нас, торговец. Не за что. Мы лишь делаем то, что нам приказано, исполняя обряд города.
Бровь Атена удивленно приподнялась. Люди редко скрывают свою благотворительность, предпочитая, чтобы другие знали об этом, бы¬ли признательны и в мгновение, когда понадобится ответный жест, вспомнили и не поскупились. Но... Он пожал плечами. В конце кон¬цов, это дело горожан. Пусть ведут себя так, как хотят. Что бы там ни было, ка¬раванщики не забудут о помощи, о которой не просили, но в которой так нуждались. Потому что не смогут и не захотят за¬быть.
-Я напишу об этом, - склонившись к уху брата, прошептал Ев¬сей. - Пусть и другие узнают, какими добрыми могут быть люди. Что мир держится на них, а не на злодеях. Хотя и, надо признать, историю творят, увы, как раз последние.
Тем временем к служителю подошла еще одна караванщица. Ей тоже выпал черный камень. И следующей. И следующей... Прошло еще несколько мгнове¬ний - и ладонь Атена оказалась полна драгоценных камней, причем не маленьких и бракованных, а крупных, отборных, хорошо гранен-ных, каждый из которых имел значительную цену, а все вместе они были целым состоянием. - Нам везет.
-Да, караванщик.
-Если так пойдет и дальше... Не хотите остановиться? Не бои¬тесь разориться?
-Наш город богат, - вежливо ответил служитель. - И, потом, в мире людей есть только одна настоящая ценность - жизнь. Все остальное - тлен, прах. Даже если мы лишимся всех драгоценных камней, всего золота, что у нас есть, мы не потеряем ничего.
-Достойный ответ, - одобрительно кивнул Евсей. По его лицу, морщинке, пересекшей переносицу, внимательному взгляду было видно, что он старательно запоминает все происходящее вок¬руг, все услышанное, чтобы потом записать, не изменив ни слова, не меняя местами порядок вещей и событий.
Тем временем возникла небольшая заминки. Все караванщицы, остававшиеся у повозок, уже вытянули свой жребий, те же, кто был у торговых рядов, еще не успели подойти. И Атен решил воспользо¬ваться этим, чтобы переброситься с служителем парой слов.
-Хороший у вас город.
-Спасибо, караванщик.
-И люди вы хорошие…
А потом его взгляд упал на мешочек в руках служителя.
-Можно? - он протянул руку, собираясь вытянуть камень.
-Нет! - резко остановил его горожанин, отшатнувшись в сторону. - Сейчас они – только для женщин!
-Прости, - смутился хозяин каравана, - я не хотел нарушать ваш обряд. Я просто хотел взглянуть на камень. Мы долго странствуем по снегам пустыни, но никогда не видели ничего подобного.
-В легендах, - заговорил Евсей, стремясь как мож¬но точнее направить разговор, чтобы он вывел именно туда, куда ему было нужно, - упоминаются камни жребия. Они даются городу вмес¬те со священным талисманом, связанные с ним навеки. Но в легендах жребий всегда воспринимался как нечто вынужденное, овеянное страхом. У вас же все иначе. Расскажи, когда вы обрели этот обряд и как все произошло.
Служитель задумался, замешкался, словно решая, что сказать и говорить ли вообще.
-Мы бросаем жребий третий год, - спустя какое-то время все же ответил он.
-О, так это новый обряд? - Евсей оживился. - Три года... - он ос¬тановился, мысленно прикидывая, вспоминая. - Это же... - замолчав, не договорив фразы до конца, он повернулся к брату.
Атен чуть наклонил голову. Он понял, о чем тот подумал, ког¬да и ему самому пришла в голову та же мысль: три года - как раз столько времени прошло с тех пор, как на землю из стран бреда вернулся Шамаш. Может быть, все действительно не случайно. И го¬род, и караван... Они не просто встретились в снегах пустыни, пересеклись их судьбы. И не случайно.
-Простите меня, но я не в праве рассказывать еще что-то об обряде, когда все, что священно, не терпит лишних слов и раз¬говоров, так что...
-Мы понимаем, - те кивнули. Да, есть вещи, о которых служители говорят только с подобными себе, не стремясь делиться с посторон¬ними, тем более чужаками. Удивительно, что тот вообще стал с ними говорить о том, что не престало обсуждать с какими-то там кара¬ванщиками.
Видно, Хранитель все же кое-что рассказал служителю о том, кем были гости города. Или просто велел быть с ними повежли¬вее, не объясняя причины и не вдаваясь в подробности, тем более, что это и не требовалось. Да и нужен был весь этот разговор лишь затем, чтобы запол¬нить время ожидания.
А тут как раз появились караванщицы, которые были на городской пло¬щади и еще не тянули жребий. Рабыни встали в сторонке, сжавшись в кучку, с нескрываемым страхом поглядывая на горожан, боясь, что те пришли за кем-то из них, стремясь изменить судьбу, с которой никто из шедших дорогой этого каравана расстаться не стремился. Что же до свободных караванщиц, они бросились к своим подругам, спеша взволнованным шепотом узнать, что произошло, почему их зва-ли и что делают у повозок служители. Те, не скрывая радости, пос¬пешно рассказывали им, то и дело указывая движением головы на стоявшего рядом с хозяевами каравана служителя.
Наконец, выведав все и поняв, что от них требуется, караван¬щицы приблизились к горожанам, и Рани проговорила, обращаясь к Атену:
-Ты звал нас. Мы пришли.
-Вы готовы принять участие в обряде горожан? - спросил тот.
-Да, - оглянувшись на притихших девушек, державшихся за ее спиной, словно прячась от кого-то, она подмигнула им, подбадри¬вая, а затем повернулась к служителю: - Нам объяснили, что мы долж¬ны делать. Можно? - она потянулась к мешочку.
-Конечно. Спасибо, - казалось, он был благодарен ей. За пони¬мание, за то, что не пришлось упрашивать. И вообще - что все шло так гладко, своим чередом, без особых затяжек, позволяя закончить обряд до полудня.
"Скоро, - думал он, - скоро все останется позади. Во всяком слу¬чае, до следующего новолуния... - служитель оглядел застывших перед ним странниц - за исключением той, что стояла впереди - молодые жен¬щины, совсем недавно обретшие свои семьи... или, может быть, еще нет. Он слышал - в караване не особенно торопились с замужеством, в отличие от города, где задержавшаяся в девах до 18 лет уже считалась старой девой. - Они еще только начинают жить, - ему всегда было особенно жаль молодых. Ко¬нечно, никому не хочется умирать, но старики... старики что - они уже пожили свое, им есть что вспоминать во сне. И на земле есть кому их помянуть добрым словом... Нет, ему совсем не хотелось, чтобы все это коснулось кого-нибудь из них. - Господин Намтар, сделай так, чтобы жребий смерти пал на кого-нибудь другого... - он взглянул в сторону, на рабынь, среди которых были и молодые, и уже в возрасте... - Хотя бы на одну из них. Их век так горек, что лучше уж конец. Мы заплатим каравану. Много больше, чем стоит рабыня. И все будут счастливы..."
Он словно ребенок солнечному лучу радовался каждому черному камню, вытягиваемому караванщицами, с трудом сдерживая свои чувс¬тва, тая их от чужих глаз. И, все же, улыбка не сходила с его губ, когда он забирал из их рук жребий.
С каждым новым мгновением он все больше и больше успокаивал¬ся и уже мысленно благодарил бога судьбы за то, что Тот внял его мольбам.
Вот, рядом с ним остались лишь две девушки, одна из которых уже вытянула свою судьбу. Казалось, все, все осталось позади.
И тут к ним подошел тот самый воин-торговец, которого хозяин каравана отправлял за странницами снегов. Он вел за собой светло¬волосую девушку, которая, мрачнее тучи, двигалась с неохотой, упираясь. Ее искривленные обидой губы были упрямо поджаты, брови нахмурены.
-Мати! - сорвавшись с места, рванулся к ней хозяин каравана.
-Что! - скользнув по нему настороженно-злым взглядом, гневно бросила та. Она говорила с отцом без хотя бы намека на почтение, которого достоин любой взрослый.
-Горожане просили, чтобы мы...
-Нет! - вскрикнув, та зажала руки. - Я не хочу ничего слышать! Мне нет дела до них!
-Милая... - попытался было заговорить с ней служитель, стара¬ясь вложить в свой голос весь покой, который был в его душе.
Но девушка лишь гневно взглянув на чужака, процедила сквозь сжатые губы:
-Я тебе не милая!
-Прости, - он был сама благожелательность, не обращал внимания на нескрываемую грубость. - Прости меня. Я не хотел тебя оби¬деть.
-Я не обижаюсь! Вот еще! - фыркнула та.
Пусть дочь хозяина каравана продолжала глядеть на служителя диким зверем, он сделал первый шаг к своей цели: девушка загово¬рила с ним. Теперь оставалось убедить ее выслушать то, что он собирался ей сказать.
-Мы...
-Я не хочу! - прервал его резкий возглас караванщицы. - Не хочу ни с кем говорить! Хватит! Наговорилась!
-Мати! – с укором взглянул на нее отец, но в этот миг дочь явно была не способна ничто понимать, ничто слышать.
-Оставьте меня все в покое! - она хотела броситься бежать, прочь, но отец не позволил ей, удержал, схватив за плечи.
-Постой. Послушай меня! Эти горожане совершают обряд жребия. Мы согласились участвовать в нем...
-Папа! Как ты мог! - взмахнула руками девушка. Ее лицо искази¬лось обидой, нахлынувшей всю душу словно снежный ком. Из глаз хлынули слезы.
-Мати...
-Я...Я… Ты предал меня! Уже второй раз! Все вы предали!
-Мати... - Атен виновато взглянул на служителя. Его растерян¬ный взгляд говорил: "Прости. На нее что-то нашло..."
-Ну что тебе! - проговорила та, размазывая ладонью по лицу слезы, оставляя грязные разводы. -Хочешь, чтобы я тоже вытянула этот жребий? - ее голос зазвучал резко, даже как-то... истерично, что ли.
-Дочка, в этом ведь нет ничего опасного, - стремясь успокоить ее, начал объяснять тот. - Самое плохое, что может случиться, это тебе не достанется драгоценного камня, который горожане дают всем, вытянувшим добрый жребий. Но до сих пор всем везло...
-А мне не повезет! - глянув на него из-под насупленных бровей, проговорила та. Было видно, что она не испытывала ни тени сомне¬ния, что так оно и будет.
-Ну и ничего страшного! Подумаешь! - заговорил с ней Ев¬сей. - Смотри, - он взял с ладони брата один из тех камней, которые тот еще не успел пристроить в карман. – Он стоит целого состояния. А у нас их уже четыре дюжины. Или даже больше того. Я давно сбился со счету. Это значит, что с караваном будет все в порядке, что мы сможем купить повозки, даже не только гру-зовые,но и жилые, и...
-Я так и знала! - Мати не говорила, она кричала. - Эти камни, они вам дороже меня!
-Служитель, - летописцу было больно смотреть на племянницу. Он не мог видеть ее такой, это было выше его сил. - Нельзя ли сделать исключение?
-Раз девочка так не хочет этого... - поддержал брата Атен. Он смотрел на горожанина, не просто ожидая ответа, но надеясь на определенный.
Оба караванщика знали, что обряд - такое действо, которое если начинается, то не завершится, пока не дойдет до конца, до своей цели. И если целью этого обряда было помочь странникам сне¬гов оправиться после несчастья потери, приключившейся с ними на подступах к города, то она уже была достигнута. Конечно, каждый торговец был подвержен приступам жадности, которая не дает остановиться на пути к прибыли. Но эта страсть ведь не главное. А раз так...
-Нет, - качнул головой служитель. - Простите.
Атен заглянул в глаза дочери, которая, перестав вырываться, стояла, глядя куда-то в сторону из-под выбившихся из косы прядей, которые прикрыли лицо словно тени.
-А если... - он на миг задумался, поджал губы, а затем продол¬жал: - Если бы мы вернули все, все эти камни... Тогда...
-Атен! - Евсей качнул головой, осуждая брата.
-Я понимаю, - тот огляделся вокруг, скользнул взглядом по при¬тихшим караванщикам, которые не понимали, что в этот миг двигало их хозяином, когда вокруг не было видно и тени опасности, которая могла бы заставить его остановиться и даже повернуть назад. Одна¬ко же ни шепотом, ни каким восклицанием не выразили своего недо¬вольства.-Я понимаю, - повторил мужчина, - что эти драгоценности при¬надлежат всему каравану. И что я не могу внести в казну стоимость всех этих камней, у меня просто нет таких средств. Но...
-Ты не понимаешь! - прервал его летописец. – В обряде нельзя останавливаться! Пути же назад и вовсе нет!
-Прости, караванщик, но это действительно так.
-Пока тот не дойдет до цели - да! Но потом... Нет смысла вести его и дальше. А этот обряд...
-Караванщик, ты говоришь так, словно тебе известна его цель.
-А это не так? - воззрился на служителя Атен.
Тот качнул головой.
-Но мне казалось, вы хотите... Ладно, - Атен качнул головой. Он умолк, не продолжая, не видя смысла говорить того, что было заве¬домо неверным. - И в чем же состоит эта цель?
-Прости, но я не могу этого сказать.
-Странно! - удивился летописец. - А я всегда считал, что как раз цель обряда должны знать все, участвующие в нем. Иначе все бессмыслен¬но.
-Этот обряд другой... Поверь мне, караванщик, так будет луч¬ше. Все равно теперь уже поздно что-либо изменять.
-Но...
-Оставь, Евсей, - Атен положил руку на плечо брату, останавли¬вая его. - Этот человек знает, что делает... Дочка, - потянул он за руку девушку. - Давай же, вытяни жребий. Пусть все останется, нако-нец, позади. И твоя душ успокоиться. Поверь мне, так всегда быва¬ет - оставаясь позади, страх теряет смысл и угасает навсегда. Милая... - он был готов уговаривать ее, убеждать, даже упрашивать. Но ему не пришлось.
Девушка не стала больше ни спорить, ни канючить, ни плакать, согласи¬лась даже быстрее, чем можно было ожидать.
-Хорошо, - девушка подняла глаза на отца. В ее взгляде была тоска. Она словно говорила: "Я старалась изменить судьбу. Но ты не поз¬волил мне. Что ж, раз ты этого хочешь..."
Мати подошла к служителю, который не спускал с нее глаз.
Эта девушка... Она не могла не привлекать к себе внимания. Это было удивительное создание - одухотворенное лицо, зажженные удивительным, скорее небесным, чем земным пламенем синие глаза, чувственные губы... И такая юная... Сколько ей? Лет пятнадцать? Может быть, даже меньше... Она не выглядела взрослой. И вообще...
"Я буду молиться за нее, - подумал он. - Как молился бы за собс¬твенную сестру, если бы она у меня была. Господин Намтар, Ты был благосклонен к нам всю ночь и все утро. Не отворачивайся же и во свете солнца! Не допусти, чтобы совершилось несправедливое. Эта девочка должна жить. Возьми другую. Вон ту рабыню. Я в жизни не видел никого, кто был бы наделен хотя бы половиной ее красоты. Конечно, рядом с богиней краса смертной меркнет, но..." –н о с другой стороны, он ведь был человеком. И жребий тянули люди. И он совершенно искренне полагал, что предлагает небожителям наи¬лучшую жертву.
-Не бойся, все будет хорошо, - тепло улыбнувшись девушке, про¬говорил он, стремясь поддержать ее.
Та лишь поджала губы:
-Нет, не будет, - в ее глазах была грусть - не пустая, необъяснимая, которую время от времени испытывает любая юная душа, но полная сознания, что так все и будет. Не просто ве¬ры - убежденности.
-А... - он хотел спросить - почему она так уверена? Однако он не успел - девушка, спеша поскорее прекратить если не ход событий, то хотя бы разговор, погрузила руку в мешок.
В отличие от других, хватавших первый попавшийся камешек, она медлила, выбирала, ощупывала каждый, прислушиваясь, пробуя по¬нять, что в них особенного, чем они отличаются друг от друга.
Мати чувствовала, что стоит в шаге от судьбы, которую она уже видела в своем сне. И, все же, теперь, как тогда, она не хотела сдаваться, наде¬ясь, что в последний момент ей удастся перепрыгнуть с опасной тропы на другую, спокойную и тихую.
Один камень, другой, третий... Они все были одинаково теплы¬ми, подрагивавшими, словно вторя биению сердца. И ей казалось - камни предупреждают ее: "Не бери нас. Мы - не твои. Мы не принадлежим тебе". А затем ее рука вдруг натолкнулась на что-то холодное, слов¬но кусочек льда, от которого веяло ветрами пустыни - такими родными и дорогими ее сердцу. Странно, Мати ведь знала, что должна поступать не так, как ей хотелось, а совсем наоборот, чтобы избежать своей судьбы, но в тот миг, когда она коснулась ледышки, вдруг обо всем позабыла, схватила ее, сжала в кулаке что было силы, боясь выпустить, потерять, ра¬дуясь в душе, крича на языке мыслей: "Это мое! Мое!"
Вытянув руку, она медленно разжала пальцы, боясь ошибиться в своем предчувствии, взглянула на ладонь, в тот же миг облегченно вздохнула:
-Белый!
Ей сразу стало легко на сердце и беззаботно. Все страхи, сомнения остались в прошлом. Белый камень - конечно же, это хоро¬ший жребий. Ведь белый - цвет снежной пустыни, символ мира, в котором она жила, в то время, как мрак подземного края, вне сомнений, должен был быть черным, лишенным света.
-Все... - прошептала она, затем - повернула к отцу лицо, на котором впервые с того времени, как караван вошел в город, на ее губах зажглась улыбка. - Теперь я могу идти?
-Ступай, дочка, ступай... Так будет лучше, - добавил он, но Мати уже успела отбежать от него достаточно далеко, чтобы не слы¬шать этих слов. - Пусть идет, - повернулся он к служителю.
-Не расстраивайся...
-Да о чем ты говоришь! Ну подумаешь, не будет у нас еще од¬ного драгоценного камня, нам и всего остального, что дал город, хватит за глаза. Так что... Ой, она ведь тебе камень не вер¬нула! Сейчас, я...
-Не надо. Пусть пока останется у нее. Потом вернет. Это те¬перь не к спеху, - он вдруг как-то сразу помрачнел, погрустнел...
Служитель чувствовал себя прескверно. Он не думал, что все случится так, надеялся совсем на другой исход. Поэтому и не говорил правду, полагая: какой смысл пугать тех, кого страх не должен коснуться? Но теперь... Теперь получалось, что он не только обманулся, но и обманул их. И как теперь все исправить? Как сделать так, чтобы его услышали, услышав, поняли, а поняв...
-Ну что, - Атен стукнул себя руками по бокам. Он оживился, ус¬покоившись. - Можно продолжать.
-Обряд завершен, - качнул головой служитель. Не смея взглянуть на хозяина каравана, боясь, что тот прочтет в его глазах то, что он еще не готов произнести, он смотрел себе под ноги, бездумно перебирая руками узелки на своем поясе.
Ему хотелось прочесть молитву. Обычно это всегда успокаивало его. Но сейчас... Служитель почему-то был уверен, что боги не ус¬лышат его, не пошлют тишину. Не исполнил же господин Намтар его страстную просьбу пощадить девушку. Почему? Не захотел? Или просто прошло время просьб?
Солнце подошло к зениту...
-Это потому что выпал белый камень? - как ни в чем не бывало, спросил торговец во власти святого неведения. - Что ж, разумно, - продолжал безмятежно рассуждать он, - вести обряд до первой неудачи. Нам повезло, что он так долго не выпадал, - ему было невдомек, что все отнюдь не позади, что главное еще только предстоит.
-Было бы лучше, чтобы это случилось еще позже, - глядя в ту сторону, куда ушла девушка, словно ища следы ее ног, оставленные на земле, или тень среди деревьев, прошептал служи¬тель.
-Да, - легко согласился Атен, хотя, в сущности, соглашался со своими мыслями, а совсем не с тем, о чем шла речь, поскольку не понимал этого. - В мире нет торговца, который отказался бы получить прибыль от такого легкого занятия, фактически не за что. Нам по¬везло оказаться в вашем городе.
Служитель повернулся к нему, посмотрел как-то странно... Но Атен не придал этому взгляду значения. Ведь все складывалось просто замечательно.
-Ладно, торговец, - наклонив голову, будто в знак почтения, проговорил горожанин, - обряд закончен. Мне пора идти. Спасибо, что не обошел стороной нашу просьбу...
-Тебе спасибо. Ведь мы получили много больше, чем...
-Ты не знаешь... - служитель смотрел на него с сочувствием. И, все же, как ему того ни хотелось, он был не в силах сказать всей правды. Начав с обмана... Нет, не лжи - полу правды - он вынужден был и дальше продолжать путь по тому же пути. - Не понимаешь: обряд - он выше смертных, выше драгоценных камней. Он - само общение с бо¬гом, определение судьбы. И то, что мы получаем с его помощью - несказанно большее, чем отдаем.
-Наверно... - Атену было не понять этого, когда то, чего другие добивались с таким трудом и такими тратами, ему давалось как-то само собой. - Прости, я всего лишь караванщик...
-Да, конечно.
-Только служитель поймет служителя, - прошептал Евсей.
-Верно, - горожанин перевел взгляд с хозяина каравана на его помощника.
-Так говорят, когда хотят прекратить ненужные расспросы, - то, что сказал летописец, в снегах воспринималось исключительно как поговорка, содержащая в себе тень обиды на того, кто не желает объяснить сказанное, убежденный, что собеседник все равно не пой¬мет... Хотя, конечно, если задуматься, в городе, наверное, эта фраза имела и другое, непосредственное значение.
-Видят боги, я не хотел обидеть вас, - удивительно, но служи¬тель словно оправдывался перед караванщиками, - просто мне тяжело в кратком разговоре объяснить то, пониманию чего меня учили долгие годы... Мне пора идти. Обряд завершен. Меня ждут другие дела,-как-то сразу вдруг заторопился он.
Хозяева каравана потом еще долго смотрели вслед удалявшейся процессии, просто смотрели, не пытаясь понять, даже не задумываясь над тем, что произошло.
Атен улыбался сам себе. По телу разливалось приятное дурма¬нящее тепло - мысль о той удаче, которая нежданно-негаданно сва¬лилась на караван. Ее приход был даже внезапнее приближения не-давней беды. И куда приятнее. Много приятнее.
И все же...
Довольная улыбка вдруг сошла с его губ. Караванщик нахмурил¬ся, недовольный собой. Он вдруг вспомнил разговор с хозяевами го¬рода. О том, что этот оазис совсем не так счастлив и безоблачно спокоен, как хотели показать гостям его жители. Если Хранитель говорил правду, а у Атена не было причин сомневаться в этом, горожанам нужна помощь... Помощь, которую способны оказать не люди, а лишь боги...
"Мы просто обязаны отплатить им добром за добро", - твердо ре¬шил он.
-Мы обязаны... - начал он вслух.
-Сделать что-то для них? – Евсей сразу же понял его.
-Да.
-Но они ни о чем не просили...
-Мы тоже. Однако они помогли нам.
-Да, - с некоторой неохотой признал Евсей. Ему не нравилась эта мысль. Делиться удачей с чужаками... А что если это выйдет боком им самим? Собственно, разве не с этого все началось? Они помогли жителю этого города, оказавшемуся среди снегов. Он спас близнецов, вынуждая войти в город, который караван хотел обойти стороной... А, может быть, если бы не его появление, с караваном вовсе б ничего не приключилось. В чем истинный порядок вещей? Был ли он нарушен или все вершится так, как должно быть, совершая ошибки и исправляя их? - Как все это сложно! - наморщив лоб, про¬бормотал он.
-Помочь? - Атену так не казалось. Чем дольше он думал об этом, тем больше ему казалось: просить за себя - мука, за другого - пустяк. Особенно если ты никому ничего не обещал. Получится по¬мочь - и слава богам, нет - что же, значит, на то воля небожите¬лей.
-Нет, понять.
-Да что тут понимать! Горожане - славные люди. Это было видно с того самого мгновения, как мы перешагнули грань оазиса. Благожелательные, открытые, щедрые. Они совершили невозможное - растопили в нас все то недоверие, настороженность, даже враждеб¬ность, которые властвовали нашими душами совсем недавно. И, зна¬ешь... Даже если они помогали нам не так уж и бескорыстно, это не важно. Наоборот - даже хорошо. Ведь в мироздании нет идеальных людей. А для нас главное понимание. Понимаешь, что движет другим - спокоен, что бы это ни было. Нет - беспокоишься, ищешь ответ.
-Значит, ты считаешь...
-Да, - твердо сказал тот. Караванщик не сомневался, что посту¬пает правильно и никогда не пожалеет о принятом решении.
-Ты даже не спрашиваешь, согласен я с тобой или нет, - усмех¬нулся Евсей.
-Ты недоволен?
-Нет. Просто каждый поступок что-то да значит. Когда спрашивают другого об его мнении, в глубине души, даже, возможно, не отдавая себе до конца в том отчета, сомневают¬ся в правильности. А нет – значит, нет. Это хорошо. Особенно когда речь идет о тебе, готовом поставить под сомнение все, что угодно: что снег холодный или небо недосягаемо...
-Ты не видел золотого волка?
-Зачем?
-Уходя, Он сказал: если понадобится помощь...
-Да, помню. Что ж... Посмотри в Его повозке. Думаю, священ¬ный зверь там. Снежные охотники не любят городов.
-Не удивительно. Они их не знают.
-Только бы волк послушался меня...
-А почему он не должен? - удивленно вскинул бровь Евсей.
-Кто я ему, чтобы он выполнял мои команды?
-Но так велел его хозяин.
-М-да... - Атен медленно сдвинулся с места.- Ладно, пойду. Чем скорее я найду волка, тем быстрее узнаю... Вот если бы здесь была Мати... - караванщик не сомневался, что Хан послушался бы ее. Но вряд ли ему сейчас следовало ждать помощи от дочери. Она не ста¬нет ничего делать, не зная, зачем это, а узнав причину, и вовсе и пальцем не пошевелит, скорее даже, постарается помешать ему, ис¬пытывая непонятную, необъяснимую ненависть к горожанам.
Как и предполагал Евсей, волк был в повозке Шамаша.
Хан лежал, забившись в дальний угол. Приближение хозяина ка¬равана, запах которого он знал с детских лет, не встревожило зверя. Он оставался спокоен, лишь чуть приподнял голову, взглянул на забравшегося в повозку человека, словно спрашивая:
"Зачем ты пришел?"
-Ханиш... - Атен не знал, понимает ли его священный зверь, но очень надеялся на это. И поэтому продолжал, объясняя, а не просто давая команду словно собаке. - Шамаш говорил, что мы можем послать тебя за Ним.
Волк, заинтересованный, наклонил голову на бок. В его рыжих глазах был вопрос: "Зачем?"? который затем сменился насторожен¬ностью: "Рядом беда?" Он закрутил головой, словно стремясь отыс¬кать источник угрозы, но ничего не видел. Дух воздуха был успока¬ивающе обычным.
-С караваном все в порядке, - поняв его, проговорил Атен.
"Тогда в чем же дело?"
Мурашки пробежали по спине караванщика, когда он осознал вдруг, что не только Хан чувствует, о чем говорит с ним человек, но и он сам понимает речь священного зверя.
Во взгляде волка было внимание, тело напряглось, готовое, получив ответ, сорваться с места. Весь его вид выказывал готов¬ность исполнить то, чего от него ждали, и единственное, что оста-навливало его, желание разобраться в происходящем, чтобы знать, как будет лучше всего поступить.
-Ты... Ты помнишь о пожаре, произошедшем некоторое время на¬зад? Мы тогда еще потеряли три повозки?
Зверь кивнул клинообразной головой. Да, он помнил. И что дальше?
-Нам пришлось бы очень потратиться, чтобы возместить потери, и... Было бы очень нелегко.
"Ты ждешь от хозяина помощи в этом?" - глаза волка округли¬лись, передавая его удивление, когда зверь не мог представить се¬бе, что есть иная необходимость вмешиваться в течение судьбы, кроме как когда речь идет о жизни и смерти.
-Нет, конечно нет, - поспешил ответить на его немой вопрос хо¬зяин каравана. - Мы никогда в разговоре с Ним даже не заикнулись бы ни о чем подобном. Просто... К тому же эта проблема разрешилась сама. Нам уже помогли. Хотя мы и ничего не просили. Жители горо¬да.
Хан зарычал, вернее, скорее заворчал. Он не имел ничего про¬тив жителей этого города, просто ему не нравились горожане вооб¬ще. Чужие, непонятные в своих мыслях и устремлениях, с ними при-ходилось всегда держать ухо востро.
-Я хотел попросить помочь им…
"Чужакам?" - глаза зверя вновь округлились, однако кроме удив¬ления в них была еще доля уважения, когда волки всегда ценили стремление помочь себе подобным, даже если речь идет не о сороди¬че.
-Да.
"За добро платят добром, - тот поднялся на лапы. - Хорошо. Я приведу хозяина".
-Ханиш... - караванщик не хотел торопить священного зверя, но должен был сказать, когда у них не было бесконечности для того, чтобы, делая ответный шаг, помочь горожанам. - Если это возможно... Попроси Его быть здесь до дня полнолуния...
"Потом будет поздно?"
-Поздно, - кивнул, подтверждая мысль своего лохматого собесед¬ника, хозяин каравана.
"Хорошо. Я все понял. Я постараюсь. Жди", - и волк золотой молнией-тенью выскочил из повозки.
Глава 19
Мгновения, словно снежинки, подхваченные ветром, слагались в вихрь, который, не имевший ни конца, ни начала, кружил пе¬ред глазами людей, не замечавших его до тех пор, пока сами не попадали в круговорот.
Подходил к концу последний день пребывания каравана в горо¬де. По удивительному стечению обстоятельств, в котором люди видели не иначе как промысел бога судьбы, все должно было закончиться ночью полнолуния. Воистину, нельзя было представить себе наилучшего времени для возвращения во владения госпожи Айи, владычицы снегов и луны. Собираясь в дорогу, торговцы радовались расцвету ночного светила и с недоумением, которое, однако же, не переступало гра¬ницы молчания, поглядывали на жителей оазиса.
Горожане изменились, стали напряженными, взволнованными и даже самый непосвященный и нелюбопытный из караванщиков понимал: они чего-то ждут, чего-то настолько страшного, что об этом нет сил вспоминать, не то что говорить.
Обычно последний торговый день в городе отмечался как празд¬ник, когда все веселились, смеялись, танцевали, говоря, не умол¬кая ни на миг. На это же раз все сложилось иначе. Сразу после полудня последние покупатели, откладывавшие при¬обретение понравившихся вещиц на потом, понимая, что тянуть боль¬ше нельзя, заторопились, заметались от прилавка к прилавку, вдруг потеряв нужное из виду, отыскав, быстро купили и поспешили по до¬мам, отвечая на вопросы караванщиков кратким извинением или вовсе испуганным молчанием. И все. Улицы опустели. Город словно вымер, погрузился в то оцепенение, от которого веяло дыханием смерти.
-Странно, - переглядывались ничего не понимавшие караванщики.
-Это точно...
Конечно, торговцы не осуждали жителей города за то, что те омрачили гостям их последний день в оазисе. Чужаки столько сдела¬ли для странников снегов, что имели в их глазах все права на не-которую странность. Однако же, надо признать, кое-кто из торговцев обиделся. И даже очень. Ведь самые интересные истории не рассказывают в пер¬вые дни остановки, оставляя напоследок. И вот, в тот миг, когда напряжение от сдерживавшегося так долго стремления выговориться достигла предела, оказалось, что слушать некому.
Само собой разумеется, что рано или поздно караванщики долж¬ны были обратить свои взоры к хозяину каравана, не без основания полагая, что тому должно быть известно больше, чем остальным.
-Дело в жертвоприношении, - вздохнув, ответил Атен.
-Это что же, правда?-лишь совсем нелюбопытные не слышали о беде города, когда в минувшие дни об этом шептались все вокруг. Другое дело, что караванщики не особенно верили слухам, полагая, что все они - не более чем выдумки в стремлении поразить внимание собеседников. Торговцы сами поступали так не раз, приукрашивая реальность до таких пределов, что в этой выдумке от правды в сущности ничего не оставалось. Во всяком случае, так было до тех пор, пока они не стали спутниками повелителя небес.
-Да…
По мере того, как время подходило к вечеру, у Атена на сердце становилось все более тоскливо и сумрачно. Он на¬деялся, что Шамаш успеет вернуться в срок. Но вот, до полнолуния осталось совсем ничего, а бога солнца все не было.
"Может быть, Хан не нашел дороги к Нему. Пусть волк и свя¬щенный зверь, но ведь не повелителя небес и ему вряд ли открыты все те дороги, которыми странствует его хозяин. А, может, дело в чем-то другом. Кто знает, какие дела увели Шамаша из каравана. Не случайно же сама богиня врачевания отправилась за Ним. А если го¬роду, которому Она покровительствует, снова угрожает беда? Что если Губитель вновь отыскал дорогу туда? - Атен напрягся, поджал губы. От одной мысли о том, что Шамаш, возможно, ведет сейчас новое сражение со своим извечным врагом, а караванщики думают... даже не о себе - о ком-то совершенно постороннем, не молясь за Него, своей верой увеличивая силы бога, становилось совсем скверно на душе. - А еще послали за ним волка. Чтобы тот отвлекал Его внимание на какие-то посто¬ронние заботы..."
-Это не может быть правдой, - отвлек его от размышлений голос Лины.
Караванщица, подойдя к хозяину каравана, тронула его за ло¬коть, заглянула в глаза.
-Жители города - такие милые люди! Они не могут...быть столь жестокими. Они не могут...
Другие, собравшиеся вокруг, кивали головой, согласные с жен¬щиной.
-Ты ошибаешься, Атен, - проговорил Евсей. - Над этим городом нет ореола смерти. Он чист, и...
-Это потому... - Атену было трудно объяснить то, чего он и сам-то до конца не понимал. Но он пытался, потому что люди города были ему больше чем просто симпатичны. Он хотел поддер¬жать их хотя бы словом, своей верой, раз уж он был не в силах по¬мочь. Но, с другой стороны, он не считал нужным скрывать от своих спутников правду, когда она касалась не только его одного, но всех. - Потому что они... Они приносят людей в жертву не по собственной воле, а потому что того требуют от них боги...
-Ну, - Евсей поморщился. – В городе смерти тоже приносили жертвы потому, что того хотела госпожа Кигаль. Ведь такой была установленная Ею плата. И, все же, вспом¬ни, в какую ярость пришел Шамаш, узнав о жертвоприношениях. Нес¬мотря на то, что речь шла о решении Его сестры. А тут...
-Тут все иначе, - вновь, вздохнув, повторил Атен.
-Иначе?! - теперь караванщики не понимали его.
Что бы ни говорил хозяин каравана, его люди не верили, что все действительно так. Это было... Невозможно, и все. Да, Атен был доверчив к подобным историям. Ему казалось, что если с их ка-раваном происходит столько всего удивительного, то и вокруг долж¬ны твориться чудеса.
Но если на одно мгновение допустить...
Караванщики брезгливо поморщились, затем - виновато перегля¬нулись, и, наконец, надолго опустили головы, пряча глаза. В мире возможно все. А первое впечатление... Даже не первое, вообще - впечатление - может быть обманчивым. В конце концов, че¬ловеку свойственно видеть лишь то, что он хочет.
-Тогда о каком сочувствии может идти речь? - пробормотал Лис. В его голосе уже чувствовались отзвуки презрения и ненависти.
-Если так, - в отличие от мужа, Лина думала о другом, хотя ее мысли питали те же самые чувства, - мы не можем, не должны прини¬мать от них помощь. И вообще, - в ее округлившихся глазах отразился ужас, - может быть, тот обряд, который они проводили, был частью...
-Нет, - качнул головой Евсей. - Я слышал, что они выбирают жертв в новолуние. А приносят в полнолуние. Так у них заведено.
-Ну... - женщины вздохнули с некоторым облегчением.
-Однако, - Лис хмуро огляделся вокруг, - если так, не лучше ли нам будет покинуть город до срока? Уйдем сейчас.
-Действительно, - поддержали его остальные караванщики.
Все глаза вновь поднялись к Атену. Люди ожидали его решения, хотя для себя его уже приняли.
-Они делают это не от хорошей жизни, - тот хотел оправдать горожан, отмыть их в глазах своих друзей. Но ему не дали и слова сказать.
-Конечно, - качнул головой, осуждая доверчивость хозяина кара¬вана, Лигрен, - никто не делает это от хорошей жизни. Это делается для того, чтобы жить.
-Но эти несчастные не просят ничего для себя...
-Жизнь. Они просят ее. И что может быть ценнее и дороже!
-Несчастные - это те, кого приносят в жертву, а не их палачи или молчаливые свидетели...
-Здесь нет палачей. Не жертвенник забирает обреченных.
-А что же?!
-Дракон.
-Да, они говорят, но верить в подобное...Это... это смешно! Нет, даже не так,-поспешил поправить себя Лис,-преступ¬но! Ведь дракон - священное животное Шамаша, а Шамаш...
-Ненавидит жертвоприношения! - закончил его мысль Лис.
Караванщики надвинулись на Атена стеной, объединившись все против него.
-Как говорят в снегах: "Не всякий волк служит госпо¬же Айи". Так же и с драконами. Может быть, этот - какой-то отще¬пенец, нарушивший волю своего господина...
-Священный зверь ни за что не пойдет против воли своего повелителя! - прервал его Лигрен. - Да, он может иметь собственный путь. Но следует ему лишь до тех пор, пока это позволяет ему бог!
-Я не знаю, Лигрен, не знаю, - Атен обвел взглядом своих спут¬ников по тропе каравана. - Да и кто я, кто мы такие, чтобы знать помыслы богов. Все, что я хочу - попытаться понять тех, кто был добр к нам. И попытаться помочь. Потому что эти люди нуждаются в помощи и достойны ее. Вот вы вспоминаете о том, другом городе. Да, Шамаш был недоволен...
-Недоволен - слишком мягко сказано! - проворчал Лис. - Он был просто взбешен! Я никогда больше не видел Его таким!
Атен не слушал его, он продолжал:
-Но Он же не оставил тот город своим вниманием, не дал ему кануть в безд¬не, становясь обителью духов и демонов. Он сохранил жизни его жи¬телям. А ведь те горожане были куда злее, безжалост¬нее…
-Не нам решать.
-Да! - вскликнул, прерывая брата, Атен. - Не нам! Поэтому я и отп¬равил золотого волка к Шамашу. Когда бог солнца вернется в кара¬ван, мы все узнаем.
-Но это может случиться слишком поздно! Ведь до полнолуния осталось совсем немного...
-Что ж, - задумавшись, Лигрен поджал губы, - это тоже будет Его ответ, который будет означать, что Он не хочет вмешиваться в судьбу города... Может быть, местные жители достойны такого наказания...
-О чем ты говоришь! - в ужасе взглянув на него, воскликнула Лина.
-Мы ведь не знаем, что стало причиной происходящего...
-Это же Шамаш! - не дала ему договорить женщина.-Шамаш!
-Да. Но Он очнулся от бреда совсем недавно. Может быть, кара была наложена еще тогда, когда Он был по другую грань. Или только пересекал ее.
-Но если так, узнав о происходящем здесь, Он должен был отме¬тить наказание!
-Женщина, - лекарь осуждающе глянул на нее, - бог никому ничего не должен! Он свободен в Своей воле, Своих поступках и желаниях. Над Ним нет ни законов, ни порядков, ни обычаев. Он - господин Своей судьбы!
-Но ведь Он может...
-Да, Он может изменить все, что угодно. Однако вряд ли ста¬нет это делать...
-Почему?! Если эти горожане исправились, что несомненно так...
-Потому что боги не меняют Своих решений!
Караванщики умолкли. Головы многих опустились на грудь, дру¬гих - повернулись, обращая лицо к возвышавшемуся над священным холмом храму, будто ища знак - отметину беды и проклятья. Но нет. Стены храма были спокойны и неколебимы, излучая доб¬рый золотой свет, подобный солнечным лучам. И небо над городом было ясным и солнечным. Не собира¬лись тучи, стремясь обратить день ночью, своды не покидал внезап¬но свет, делая мир слепым, не кричали, мечась из стороны в сторо¬ну, отгоняя вестников беды, птицы...
-На все воля богов, - пробежав взглядом по своим спутникам, молвил Атен. - Вы правы - не нам решать... Не нам решать за Шама¬ша. И не мне изменять свое решение.
-Но...
-Я не вижу для этого никакой причины. Тем более, что уже да¬леко за полдень. Каравану поздно уходить из города. Потому что мы перейдем грань посредине ночи. Как раз этой ночи полнолуния, которую вы так боитесь...
-Мы не боимся, просто... - однако, на этот раз доводы хозяина каравана подействовали. - Ты прав. Подождем...
-Хотя, конечно, лучше было бы уйти... Если мы поторопим¬ся... - начал Лигрен, но Лис остановил его:
-Ничего не выйдет. Нам нужно время, чтобы собраться. Время, чтобы дойти до грани города. Мы не успеем до темноты, даже если будем бежать. А ведь олени не пойдут быстрее, чем привыкли. И нам двигаться слишком быстро небезопасно. К тому же, не известно, как поведут себя горожане.
-Да что сделают нам эти милые люди...
-Не скажи, жена, не скажи... Что мы знаем о них за исключе¬нием того, что они были приветливы к нам? Ничего! Может быть, полнолуние как-то по особенному действует на них. Из-меняет. Превращает в чудовищ.
-Он прав, - нехотя, но, все же, поддержал Лиса Лигрен. - Нельзя бежать от судьбы... Мы этим сделаем только хуже. Тем более, что я слышал: этот обряд проходит не возле стен города, а в перелес-ке, и как раз на нашем пути. Так что, если мы отправимся в путь сейчас, то сами пойдем навстречу беде...
-Мы подождем, - заговорили в один голос все, кивая. Они были согласны: так лучше. Да и чего, собственно, они испугались? То, что происходит в городе, если происходит вообще, как-то связано с повелителем не¬бес. Дракон, которого здесь все так боятся, и которому, как они теперь узнали, приносят жертвы - священный зверь бога солнца. А караван¬щики - спутники господина Шамаша, которым Он столь¬ко раз помогал в пути, спасая жизни, храня от бед. Что с ними мо¬жет случиться? Ничего.
-Утром уйдем...
-Да, как и собирались...
-А пока начнем потихонечку собираться...
-И отдохнем...
-А то кто знает, какой выдастся ночь.
Караванщики стали расходиться. Рядом с хозяевами задержалась только Лина. Оглядевшись вокруг, она проговорила - как-то осторожно, неуверенно:
-Но если этот обряд... Если город в чем-то... не просто в чем-то, а в чем-то очень сильно провинился в глазах Шамаша, может быть, тогда нам не следует принимать те драгоценности... - не дого¬ворив, она умолкла, переводя взгляд с Атена на Лиса и с Лиса на Евсея.
Мужчины молчали, глядя на нее, ничего не говоря, словно предлагая ей самой подумать и решить. А она... Она была к этому совсем не готова.
Женщина повела плечами.
-Ну... Я просто... Я просто подумала... - и, опустив голову, не говоря больше ни слова, она побрела в сторону своей повозки.
Глядевшие ей вслед хозяева каравана молчали. Никому из них не хотелось расставаться с драгоценностями, которые были так нужны. И, в конце концов, они ведь не делали ничего плохого. Просто шли по дороге судьбы, подчиняясь ей во всем...
Нет, конечно, если Шамаш велит им вернуть все, до последне¬го камешка, до единой вещи, купленной на эти драгоценности, они сделают так, ни мгновение не колеблясь. Но если Он не прикажет…
-Он вернется? - глядя куда-то вдаль, спросил Евсей.
-Конечно, - Атен нисколько не сомневался в этом. Но было еще и другое. - Вот только когда... - он вздохнул.
-О чем ты думаешь?
-Да так... О многом... И ни о чем... - хозяин каравана поежил¬ся. Ему что-то вдруг стало зябко, и вообще неуютно. - Ты давно видел Мати? - спросил он брата.
-Утром.
-А потом?
-Нет.
-А ты, Лис?
-После завтрака - нет.
-Куда она запропастилась...
-Бродит где-то. Обиженная на всех и вся...
-Ей здесь не нравится. В этом городе, я имею в виду. И вообще она очень изменилась, стала резкой, нервозной...
-Эти ее предчувствия... - начал Евсей, но Атен прервал ее:
-Какие там еще предчувствия! Предчувствия! Ну, - подумав, он вынужден был признать:-наверное, что-то она почувствовала... Может быть, как раз жертвоприношение... Ужас жертв, которых отда¬ют на съедение дракону...
-Это не жертвоприношение, - неожиданно проговорил, качнув го¬ловой, Евсей.
-То есть?
-Не жертвоприношение в обрядовом понимании этого слова. Ведь жертву не убивают на алтаре, лишая не только жизни, плоти и веч¬ного сна, но и самой души... Этих людей просто отдают священному животному...
-Но...
-Взгляни на все это иначе, Лис. Разве караванщики не обязаны отдавать свои жизни золотым волкам?
-Да... - спустя некоторое время раздумий, ответил воин. - Это не жертвоприношение, а нечто... нечто такое же и, все же, совсем иное... Только... Только волки сами выбирают себе жертву. Почему же эти горожане не дают такого же выбора дракону?
-Возможно, в этом и есть их ошибка,- задумчиво проговорил Лигрен. - Не вина, а именно ошибка. Которой они прогневали не по¬велителя небес, но Его священного зверя, не получающего того, что ему нужно...
-И он будет прилетать вновь и вновь до тех пор, по¬ка... - подхватил его мысль Евсей.
-Пока горожане не поймут этого и не позволят ему самому сде¬лать свой выбор, - закончил мысль брата Атен.
-Все не так просто, - качнул головой Лигрен. - Ошибку легко со¬вершить. Но чем дольше она не исправляется, тем труднее будет это сделать, ведь она, повторяясь, накапливается, как снежный ком, и то, что прежде можно было остановить детской рукой, теперь не сдержать и могучему воину. Недовольство превратилось в ярость, взращенную непо¬ниманием. А ненужная жертва...
-Довольно, - качнул головой Атен. - Будет лучше дож¬даться Шамаша. И не говорить о том, что мы не можем понять сами, - он, повернувшись, зашагал прочь.
-Куда ты? - окликнул его Лигрен.
-Спать, - через плечо бросил тот.
-Сейчас? Посреди дня?
-Почему нет? Раз грядущая ночь не будет знать сна...
-Я тоже пойду, - сорвался с места Евсей. - Что бы там ни прои¬зошло, я хочу знать... - и, что-то бормоча себе под нос, он зашагал в сторону своей повозки.
-Летописец! - сорвалось с губ глядевшего ему вслед Лиса. В го¬лосе воина не было ни тени усмешки или снисхождения, лишь глубо¬кое почтительное уважение.
-Да, летописец... - Лигрен вздохнул. - Знаешь, мне, конечно, грех жаловаться на свою судьбу. Все же, я обрел свободу, я иду дорогой каравана, который избрал себе в спутники величайший из небожителей, и, все же, временами я жалею, что в глазах повелите¬ля небес я - всего лишь лекарь. Не Его слуга-служи¬тель, а всего лишь лекарь...
-Тебе этого мало? Хочется большего?
-Да. А тебе нет?
Лис качнул головой.
-Сначала - хотелось. Но потом я подумал... Подумал, и понял - я такой, каким Он хочет меня видеть, каким я лучше всего могу Ему служить. У Него есть летописец, а я - Его воин.
-Но я хочу быть Его жрецом! - воскликнул Лигрен, затем, вне¬запно умолкнув, сжался, сгорбился, словно смутившись того, что выдал свои сокровенные мысли, которые столько времени хранит в глубине своей груди, пряча от всех и самого себя и продолжал бы таить и дальше, если бы слова сами не вырвались наружу. - Меч¬ты, - поморщившись, усмехнулся он, виновато взглянув на воина, - че¬ловек слаб и не может всецело освободиться от их власти.
-Да. Но наши желания не всегда имеют значе¬ние для кого-то, кроме нас самих. В отличие от воли небожителей, от которой зависит все.
-Может быть, тебе и довольно того, что ты только воин, но сейчас ты говоришь как служитель.
-Все спутники бога служители. Кажется, я уже говорил это...
-Может быть, хотя я не слышал. Но ты прав. Во всяком случае, об этом стоит подумать... Лекарь - служитель... - и он тоже ушел.
-Что ж, все разошлись, - оставшись один, пробормотал себе под нос Лис. – Выходит, о безопасности придется позаботиться мне... Нужно будет уста¬новить дозор... Так, на всякий случай...
...Атен проснулся, когда солнце только-только подошло к го¬ризонту. До ночи было еще далеко.
Наверное, не сдвинься он с места, не выгляни наружу, стре¬мясь узнать время, он бы смог снова заснуть. Но не теперь. Движе¬ние прогнало дрему, а солнечный свет очистил взгляд. Тем более, что в голове роились мысли, заботы и сомнения.
Ему было обидно, что он не смог помочь горожанам, а непонятно, почему Шамаш не откликнулся на его мольбу. Он не смог уйти, когда у Него были другие заботы, или не захотел приходить сюда?
"Что бы там ни было..." - Атен вылез из повозки, огляделся вокруг и убедившись, что все спокойно, что караванщики, закончив сборы в дорогу, готовят ужин, направился в сторону леса.
Ему почему-то страшно захотелось увидеть этот обряд. В глу¬бине души он надеялся, что в последний миг что-то произойдет, что ему будет суждено стать свидетелем спасения, не смерти, но, в любом случае, караванщик решил быть рядом с теми, кто нуждался в его помощи, полагая, что ведь и духовная поддержка - это не так мало.
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Атен вышел из леса. Похолодало и, зябко ежась, караванщик уже жалел о том, что не надел что-нибудь потеплее тонкой городской рубахи. А ведь он знал, что идет к приграничью, да еще на ночь глядя.
Караванщик, наверное, долго бы сетовал на себя за глупость, но тут его внимание привлекли люди, которые стояли на простилавшемся за лесом поле. Их было не так много, как ожидал Атен, большинство - в хламидах служителей, среди которых сразу же бросались в глаза своей постороннестью, что ли, воины и несколько горожан, принад¬лежавших, по-видимому, к высшей городской знати. А он-то думал, что на обряд соберется весь город и ему ниче¬го не будет стоить затеряться в толпе!
"Нет, - оглядевшись вокруг, Атен даже попятился. Меньше всего ему хотелось попасться кому-то на глаза, и уж тем более - привле¬кать к себе внимание. Заметив поблизости толстое ветвистое дерево, он пе¬редвинулся, прячась за его стволом. - Постою-ка я лучше здесь, в сторонке. Видно, конечно, отсюда не слишком хорошо, и вообще, чувствуешь себя так, словно пришел подглядывать за другими, но... В конце концов, так оно и есть. А что до зрелища... Я ведь здесь не ради него. Главное, я не пропущу того мгновения, когда приле¬тит дракон. И если Шамаш все же в последний момент появится, буду рядом... Может быть, я понадоблюсь..."
Караванщик застыл на месте, боясь двинуться, шевельнуться, хрустнуть попавшей под ногу веткой. Но уже какое-то время спустя он понял, что напрасно беспокоится. Никто из пришедших на обряд просто не мог заметить его, когда все горо¬жане смотрели лишь вперед, в сторону просвечивавшего через тонкую грань перелеска белоснежного простора пустыни.
Никто не оборачивался назад, словно это было запрещено, ник¬то не шевелился, полностью погрузившись в ожидание того, что должно было произойти дальше. До слуха караванщика доносилась мо¬нотонная песня-заговор, в которой были мольба к небожителям о по¬мощи и защите и, в то же время, смиренная готовность принять лю¬бую Их кару, если на то будет воля богов. Эта песня подчиняла себе, смиряла дух, связывала руки...
Как-то незаметно Атен начал погружаться в это оцепенение...
Но тут сов¬сем рядом послышался шорох. Караванщик вздрогнул, торопясь, огляделся вокруг.
-Не пугайся, свои, - прозвучал у него под самым ухом тихий ше¬пот. Повернув голову, Атен нос к носу столкнулся с Линой, рядом с которой были еще две женщины.
-Что вы здесь делаете? - с трудом сдерживая голос, который от¬того звучал не просто тихо, но сипло, спросил хозяин каравана, никак не ожидавший встретить своих людей, которым здесь было совсем не место. -Уходите, живо! - он готов был риско¬вать своей жизнью, но не собирался позволять другим поступать так же.
-Мы хотим посмотреть, - караванщицы заупрямились.
-Живо, я сказал!
-Атен, неужели ты не понимаешь, что мы должны... нам нужно знать!
-Что? Зачем?
-Если мы были частью обряда...
-Нет! - прервал ее, не дав договорить, хозяин каравана. - Не были!
-А как же жребий?
-Это был совсем другой обряд! - еще немного, и он, потеряв над собой контроль, закричал бы на Лину. Но рядом были горожане, ко¬торые не должны были узнать о присутствии чужаков.
-Атен...
-Перестаньте! - он болезненно поморщился. Караванщик не допус¬кал и мысли о возможности подобного, ведь хозяева оазиса говорили ему об откровении. Разве можно после этого обманывать? И вооб¬ще... - Возвращайтесь к своим семьям.
-За детьми присмотрят другие. А мы останем¬ся здесь, - твердо проговорила Лина. Она не спорила с Атеном, а просто сообщала ему о принятом решении. - Так хотели все. Мы должны знать!
Хозяин каравана сдался. Тем более, у Атена не было уверенности, что женщины послушаются его и уйдут, а не сделав несколько шагов в сторону, затаятся за соседним деревом.
-Ладно, что уж с вами поделаешь... Кто еще из наших здесь? - спустя какое-то время, убедившись, что на поляне за это время ничего не изменилось, спросил он.
-Лигрен и Евсей. Они решили подойти ближе.
-Ну конечно! - проворчал себе под нос Атен. - Ничего удивитель¬ного. Я так и думал. И вообще странно, что они не захотели поу¬частвовать в обряде.
-Но ведь это же жертвоприношение! – в ужасе глядя на него, выдохнула женщина.
-Исключительно для пользы дела. Для достоверности... А вы, значит, заметили меня...
-Мы решили, что так будет лучше. Ну... побыть где-то поблизости... рядом с тобой.
-Разумное решение, - удовлетворенно кивнул хозяин каравана. Несмотря на всю отчаянность женщины каравана оставались вполне здравомыслящими.
-Смотрите, тучи расходятся... - зашептала одна из спутниц Лины из-за ее спины - Рани, приглядевшись, узнал ее хозяин кара¬вана.
Атен закинул голову, устремил взгляд на небосвод, который еще мгновение назад был беспроглядно сиз, как свод пещеры в подземных владениях богини смерти. Теперь же, с немалым удивлением, караванщик отметил: за те мгновения, что он говорил с женщинами, все изменилось. Укрывавшая небеса дымка рассеялась, словно ее и не бывало, и пред взглядами людей предстала луна в своем самом прекрасном, царственно вели¬чественном виде.
Темно-синие небеса были подобны отрезу дорогой атласной тка¬ни, шитой золотом, с драгоценными камнями - искрами звезд, которые были подобны крошечным искрам вокруг лампы с огненной водой. Ни единой тени не падало на лик луны, даже вуаль, обычно скрывавшая, замутняя, ее черты, в эту ночь была откинула назад. И гля¬девшим на ночное святило людям открылись задумчивые, немного грустные черты лица - может быть, лика самой госпожи Айи - огром¬ные глубокие глаза, тонкие, чуть поджатые губы, бледные, лишенные хотя бы одной кровинки щеки, в ореоле сверкавших золотом волос...
Луна была прекрасна. Но эта красота казалась далекой, холод¬но - отрешенной, восхищая взгляд, но не согревая душу. Касаясь ее холодом дыхания снежного ветра, она навеивала тоску, взращивала ее в сердце, лелеяло, защищая от перемен.
Пока еще ничего не происходило, но по тому, как вдруг напряглось все внутри, Атен понял: вот-вот начнется.
-Тихо! - торопливо зашептал он своим спутницам. - Больше ни зву¬ка! Сейчас...
Но те поняли это и без предупреждения. Застыв на месте, они ушли во внимание, боясь пропустить хотя бы миг из то¬го, что им предстояло не просто увидеть, но запомнить, чтобы потом рассказать тем, кто остался в караване.
"Дракон! Он приближается!" - караванщику не терпелось поскорее увидеть это загадочное создание, которое летописцы и сказочники называли не иначе как духом чуда.
В первый момент, думая о крылатом звере, он не испытывал ни тени страха, разве что любопытство. Но затем... воспоминание о дочери принесло в его душу беспокойство. Ему стало как-то не по себе от мысли, что она вновь увидит дракона. Он не знал причины... да и не было ее вовсе, просто Атену почему-то страшно не хотелось, чтобы они встретились, словно им двоим не было места на одной земле.
"Что это я вдруг? - он сам удивился этому странному чувс¬тву. - Дракон - существо небесное, дочка - земное. И вообще, моя девочка сейчас в повозке, сладко спит и не думает даже..."
Но тут он увидел тень, мелькнувшую у самой кромки леса. Это было невозможным, но караванщик мог поклясться вечным сном и воскрешением души, что...
"Нет, - мотнув головой, она зашептал слова заговора-заклинания, спеша отогнать от себя наваждение, - Мати не пришла бы сюда! Она шарахается от горожан с того самого дня, как караван вошел в оа¬зис, словно им в руки отданы нити ее смерти. Нет, это не она. И вообще - этого не может быть, потому что просто быть не должно! И все тут!"
Сомневаться можно в чем угодно, но только не в том, во что веришь всей душой. И караванщик успокоился…
...Мати не собиралась никуда идти. Еще днем, при свете солн¬ца, заметив, что караванщики начали собираться в дорогу, она, забившись в дальний угол повозки, спрятавшись, словно маленький ребенок под ворохом одеял, и дала себе слово: ее нога не ступит на землю до тех пор, пока твердь не покроют снега, возвращая покой душе, и город, который вселял в нее столько страха, не останется далеко позади.
Несмотря на тепло оазиса, чей жар усиливали одеяла, девушка вся дрожала от холода, зуб не попадал на зуб, ру¬ки были такими холодными, что она не только никак не могла их согреть, но ей казалось, будто от ладоней веет таким холодом, словно их коснулось ледяное дыхание богини снегов.
Мати боялась даже пошевелиться, сжималась в комок от одной мысли о том, что отец или кто-то другой из караванщиков может ее позвать, заставляя выбраться из повозки. Голова раскалывалась на части от жуткой боли, перед глазами все плыло, кружились какие-то искры, подобные огненным снежинкам. И вообще, так плохо она еще никогда себя не чувствовала. Даже когда болела.
"У меня, наверно, жар", - подумала девушка. Она собиралась кос¬нуться рукой лба, но при одной мысли о том, что придет¬ся пошевелиться, все внутри нее запротестовало и Мати не сдвину¬лась с места. Закрыв глаза, она замерла, прислушиваясь к себе: биению сердца, дыханию, срывавшемуся посвистом с плотно сжатых губ.
А затем... Она и сама не заметила, как провалилась в глубо¬кое серо-мглистое забытье сна. Это был странный сон, пустой. Казалось, что его и не было вовсе, просто глаза закрылись, открылись, а посредине - мгновение ока и тишины. Это показалось ей странным, очень странным, когда всегда, сколько она себя пом¬нила, не было ни одной ночи, чтобы ей не снились сны. Порой они были радостными и светлыми, порой - страшными, иногда глупыми, подчас - такими заумными, что она была не в силах ничего понять. Случалось, что Мати забывала, о чем был сон, но при этом была со-вершенно уверена, что он ей все таки снился. А теперь...
В первое мгновение она даже решила, что все дело в том, что она просто не проснулась, а, наоборот, только-только заснула и события, которые можно было бы запомнить, еще не совершились. И поэтому она какое-то время продолжала лежать под одеялами, не ше¬велясь, боясь прогнать приблизившуюся к ней пугливым снежным зверьком дрему.
Время шло, но ничего не происходило. Вокруг стояла тишина, в которой не было слышно ни звука. И вдруг, как казалось, из самого сердца покоя повеяло страхом - не холодным, снеж¬ным, с которым Мати привыкла справляться, заглушая его зов шепотом-заклинанием, а огненным, всепоглощающим, таким ярким, что девушка даже испугалась: а что если повозка загорелась? И в тот же миг, словно подтверждая ее мысли, девушку овеяло жаром, который, казалось, накрыл ее своей огненной волной с голо¬вы до ног.
Взвизгнув, Мати села, замотала руками, головой, стремясь поскорее сбросить с себя одеяла, как назло, лишь сильнее запуты¬ваясь в них, от этого еще сильнее пугаясь. И лишь когда она уже подходила к той грани, за которой теря¬ют всякую надежду, смиряясь со всем, ей удалось освободить голо¬ву. У нее тотчас зарябило в глазах, а лицо обдало порывом жарко¬го воздуха, в голове мелькнуло полное ужаса: "Все!"
Мати зашептала молитву, прося богов уже не о спасении, а лишь о том, чтобы Они сохранили ее тело для вечного сна, облегчи¬ли переход ее души в подземный край. Она ждала боли, которая, как говорили, всегда идет впереди смерти, за исключением разве тех случаев, когда последний шаг по дороге жизни делался во власти сна. Но боли не было, словно она действительно спала. И тогда девушка осторожно, с опаской приоткрыла сперва один глаз, потом второй...
В повозке было все спокойно. Нарушая полумрак, поблескивал луч, пробивавшийся из недр лампы с огненной водой, чей пламень горел ровно и спокойно, не ругаясь и не ворча, а лишь что-то по-стариковски шепча-бормоча себе под нос.
"Уф, - с несказанным облегчением выдохнула она, - обошлось!"
Наверное, из всех стихий мира смертных огонь был тем, кото¬рого люди боялись и почитали более остальных. Он был выше челове¬ческого понимания, живя своей собственной, не похожей на сущест¬вование других существ, жизнью, умирая, угасая, и рождаясь вновь из искры, капли воды, луча солнца, меняя природу водной и воздуш¬ной стихий. Не было более ужасной кары, чем испепеляющий взгляд небожи¬телей, и не было большей награды, чем власть над пламенем, спо-собность по собственной воли пробуждать его и усыплять.
"Ну что ты, что?" - сперва она услышала тихий шепот - ворча¬ние, затем увидела Шуллат, лежавшую возле своей хозяйки. Подняв голову, она смотрела на девушку сонным, и, все же, уже насторо¬женно-взволнованным взглядом поблескивавших в темноте глаз.
"Пойдем отсюда", - Мати быстро двинулась к краю повозки.
"Зачем? Уже вечер. Пора спать", - недовольно мотнула головой золотая волчица. Она только-только успела устроиться, задремать, как вот, на тебе, снова куда-то идти.
Шуллат давно выросла из того щенячьего возраста, когда была готова вскочить, отзываясь на любой звук, бежать, не важно куда. И вообще, она всегда так уставала от зеленого оазиса: в них вечно перед глазами все рябило, запахи казались один непонятнее и непривычнее другого, вокруг все кишело чужаками, от которых все время приходится прятаться, иначе они привяжутся и не отпустят. Осо¬бенно дети, которые постоянно норовили потрогать, погладить, поиг¬рать... А уж нынешний город готов преисполнить чашу тер¬пения волчицы по назойливости и приставучести его жителей.
Однако Мати была Мати, и волчица, тяжело вздохнув, подня¬лась на лапы, потянулась, а затем вслед за своей подружкой соско¬чила с края повозки на землю.
"Что это с тобой?"
"Не знаю, - не оглядываясь назад, глядя куда-то вперед ничего не видевшими глазами, ответила та, - мне вдруг показалось, что повозка загоре¬лась".
"Наша повозка?"
"Да... - кивнула девушка, помолчала немного, а затем продолжа¬ла: - Огонь был так близок, что я чувствовала его жгучее дыхание. Странно это все... Сперва мне было жутко холодно, потом – страшно жар¬ко..."
"Ты не заболела?"
"Может быть".
Шуллат приблизилась к ней, ткнулась мордой в руку: "Горя¬чая... Вот что, подруга, возвращайся назад, накройся одеялами и лежи. А я сбегаю за лекарем".
-Нет! - поспешно вскрикнула, останавливая волчицу, Мати.
Та чуть наклонила голову, глядя хозяйку с непониманием.
"Я не хочу возвращаться в повозку. Не сейчас!" - немного успо¬коившись, вновь перешла на язык мыслей девушка.
"Но тебе нужно лечь".
"Нет", - упрямо замотала головой Мати.
"Не хочешь возвращаться в свою повозку, пойдем в другую. Ту, которую дети огня называют командной, подолгу сидя в ней, совеща¬ясь, но не живя..."
"Нет".
"Не хочешь оставаться одна? Пошли к кому-нибудь. В гости. Хотя бы к Лине. Она - добрая и приютит у себя двух горемык. И поможет те¬бе, если ты действительно больна. Да, так будет лучше всего..."
"Нет! – Мати поджала губы, упрямо стиснула кулаки. - И вообще, хочешь - пошли со мной. Нет - оставай¬ся".
"Пошли - куда?" - насторожилась волчица. Ей все меньше и мень¬ше нравилось это беспокойное оживление подруги, резкая смена настроения, лихорадочный блеск глаз.
"Туда", - махнув рукой вперед, девушка сорвалась с места, быстро, почти бегом, бросилась в сторону леса, поспешно удаляясь от повозок каравана, дозорных, провожавших ее спокойными, полу¬сонными взглядами, в которых была уверенность: с дочерью хозяина каравана, да еще когда с ней рядом золотая волчица, ничего не мо¬жет произойти ни в снегах пустыни, ни, тем более, в сердце горо¬да. Ведь господин Шамаш так благоволит к ней. И не важно: рядом повелитель небес или где-то далеко: тот, кто находится под Его защитой, всегда в безопасности.
"Подожди, не так быстро",-волчица с трудом догнала Мати. Она чуть забежала вперед, чтобы, оглянувшись, посмотреть в лицо подруги.
Щеки девушки пылали, в то время как губы, наоборот, лишив¬шись красной краски, превратились в тонкие потрескавшиеся нити. На лбу выступили капельки пота.
Шуллат недовольно заворчала: происходившее нравилась ей все меньше и меньше. Она-то думала, что движение поможет подруге понять, что она нездорова и нуждается в лечении, и уж точно - в отдыхе. Но та явно не собиралась сдаваться, толи переборов дурноту, толи просто не замечая ее.
И тогда волчица встала у нее на пути:
"Подожди!" - глухо зарычала она, раздувая губу. Поняв, что уговоры ни к чему не приведут, зверь решил воспользоваться другим проверенным оружием - угрозой.
"Отстань!" - отмахнулась от нее Мати.
"Ты сама не понимаешь, что делаешь! Потому что больна!"
"Нет, я здорова! Я была больна только пока оставалась в по¬возке! Сейчас же со мной все в порядке! И вообще, какое тебе де¬ло, больна я или нет! Какая тебе разница! "
"Мати!" – весь ее вид выражал укор.
"Я должна идти, - глаза караванщицы лихорадочно блестели. Девушка, ко¬торая обычно очень трепетно относилась к настроению подруги, на этот раз было все равно, что та чувствует. Важным было другое. - Неуже¬ли ты не понимаешь?"
"Но зачем!" - волчица глядела на нее все глаза. По ее мне¬нию, все, что должно было и могло произойти в этом городе, уже оста¬лось позади. Утром караван отправится в путь, спеша вернуться в снега пустыни, где все было родным, привычным, и потому даже в опасности были много надежнее спокойствия чужого края. Зачем уходить от повозок, теряться в последний момент? Что искать там, где в сущности, ничего нет?
"Неужели ты не чувствуешь..."
"Что, что я должна чувствовать?" - волчица уже теряла терпение. Ей страстно хотелось схватить Мати за шиворот и оттащит назад, словно слепого волчонка.
"Я должна идти! Меня зовут! Меня ждут..."
"Я ничего не слышу! - глухо зарычала на нее Шуллат. - Кто может тебя звать здесь?"
"Не знаю! Какая разница, кто! Зовут – и все!"
"Это бред..."
"Нет!"
"А я говорю - да!" - огрызнулась волчи¬ца. Право же, Мати была несносна, вела себя словно упрямый без¬мозглый малыш, которого влекло вперед все: от шелеста листвы, до крика невидимой за ними птицы, и который совсем не думает об опасности, ну вот ни чуть-чуть! Волчица низко зарычала - а следо¬вало бы. Ведь вокруг были чужаки. И земли чужаков.
"Ну тебя!" - девушка огорченно всплеснула руками. Она всеми силами старалась объяснить волчице то, что было жизненно важно для нее, но у нее ничего не получалось! И ей казалось - потому что Шуллат не хочет ее слушать! Не хочет - и все тут!
Мати не выдержала:
"И вообще, уйди с дороги! Не мешай мне!" - резко оттолкнув зверя ногой, она бросилась в сторону деревьев.
Волчице следовало бы, презрев обиду, поспешить вслед за ней. Тем более, когда Хан с того самого мгновения, как они вошли в город, постоянно напоминал ей об обязательствах в отношении Мати. Хотя, может быть, именно поэтому Шуллат и взбрыкнула - ей все просто надоело!
Действительно, чего это ради она должна возиться с этой девчонкой, которая даже не принадлежит к ее роду! Хочет идти ку¬да-то на ночь глядя - пусть идет! Ничего с ней не случится - в оазисе тепло, так что не замерзнет, чужаки все по домам сидят, и вообще... Мати уже большая, пусть сама о себе заботится!
Но... Спустя несколько мгновений Шуллат, взглянув в ту сторону, куда ушла подруга, жалобно заскулила. Нет! Она не могла оставить ее одну! А если с Мати что-то слу¬читься в этой чужой им обеим земле? Если ей понадобится помощь волчицы, которая будет далеко и не успеет прибежать? Хозяин не простит ее за это. И брат не простит. Да она сама никогда не простит себе, если хозяйка попадет в беду!
И, забыв об обиде, о страхе перед незнакомым местом и насе¬лявшими его существами, золотая волчица побежала вслед за Мати.
Глава 20
Ей было все равно, куда идти, главное - прочь от ка¬равана с его воспоминаниями, подальше от людей со всеми теми расспросами, которых в этот миг она боялась так же сильно, как и огня. Огня, который... В который уж раз девушка с силой стискивала губы, зажмуривала глаза, стараясь прогнать тот сон-видение, который и в мире яви не потерял власти над ее душой. Это он гнал ее неведомо куда. Но сон – не все. Было что-то еще. Что-то, что, затуманив душу, подчинило себе тело. Мати была не в силах противиться этой воле, не могла сделать и шага попе¬рек, потому что... Потому что это было выше ее, и, вместе с тем - было ею больше, чем все остальное, чем она сама.
-Мати! - голос отца был далеким, звуча как сквозь толстый слой меховых одеял или полог снегов. Она узнала его, однако при этом он показался ей совершенно чужим, душа не очнулась ото сна, не встрепенулась, не вспомнила...
И, все же, ей захотелось повернуться, отозвать¬ся... Но только в первый миг, а потом нечто неведомое вновь потянуло ее вперед со всей огромной, безграничной силой. Девушка остановилась лишь оказавшись перед сухощавым, седым горожанином в одеждах служителя. Рука сама опустилась в карман, где лежал белый камешек жребия, потом, открытой ладонью вверх протянулась к служителю, ничего не говоря, зная, что тот все поймет и так, поймет лучше нее, потому что, в отличие от нее, он знал, зачем она здесь.
Ей бы спросить... Но в душе не было ни одного вопроса. Куда-то делось все ее любопытство. Она делала то, что должна была, чувствуя, что это так, потому что иначе не может быть.
-Идем, милая, - колючая рука старика легла ей на плечо.
Мати захотелось дернуться, сбросить ее с плеча, но она даже не шевельнулась, лишь, склонив голову на грудь, покорная и безро¬потная пошла туда, куда влек ее горожанин.
-Нет! - крик отца резанул по слуху, заставил если не опомнить¬ся, остановившись, то хотя бы замешкаться на мгновение, которого было достаточно, чтобы Атен успел подскочить к доче¬ри, схватить ее за руку, удерживая.
Он запыхался, ему бы чуть-чуть времени - пере¬вести дыхание, не говоря уж о том, чтобы понять, что же происходит. Но караванщик как-то сразу понял: у него нет ни мига. И решил: "Все потом. Главным сейчас - увести дочь подальше от этого проклятого места".
Он боялся, что девочка не захочет слушать его, заупрямиться. Мати ведь так и не забыла своей обиды за то, что караван, несмотря на все ее уговоры и мольбу, вошли в этот город. Но, к его немалому удивлению и, конечно же, еще большей ра¬дости, на этот раз дочь была готова подчиниться воле отца. Вернее, и он совершенно ясно чувствовал это, подчиниться воле кого угодно, того, чей голос звучал громче, чья власть была сильнее, словно у нее не было в это мгновение ничего своего и она не просто хотела, но стремилась поскорее заполнить эту пустоту тем, что было у других.
На мгновение караванщику показалось, что он видит... у него перед глазами забрезжила странная картинка: Мати, а над ней - огромная, поднимавшаяся до самых небес тень кого-то невидимого, великого. И эта тень шла вперед, ведя девушку за собой следом.
Вскрик Атена заставил дочь вздрогнуть, на мгновение оч¬нуться ото сна, шевельнуться - и потерять связь с этим кем-то, которое - великое в своем неведении - начало уходить, бледнее, унося с собой не только дорогу вперед, но и смысл нынеш¬него мгновения. Все, что теперь заботило ее, было стремление поскорее отыс¬кать себе нового проводника в грядущее. Мати видела, что отец с ней рядом, от него веяло покоем и уверенностью - и она готова бы¬ла вернуться на его путь, пойти за ним. Но когда он уже собрался повести ее за собой, дорогу им преградили воины городской стражи.
Сказать, что это удивило Атена, было все равно, что ничего не сказать.
-С какой радости вы вмешиваетесь не в свои дела?!- он был так возмущен, что не кричал – шептал, вдруг охрипнув.
-Она не принадлежит городу, - пришел ему на помощь Лигрен. Лекарь покинул свое убежище, переступая через нежелание и даже страх ради того, чтобы быть рядом с человеком, сделавшим для него так много, что об этом было невозможно забыть, а, помня, не стремиться отблагодарить добром за добро. -Значит, - выпрямившись, расправив плечи, продолжал он, не просто зная, о чем говорит, но чувствуя свою несомненную право¬ту, - вы не имеете на нее никаких прав. Что бы она ни сделала, что бы ни произошло, что бы ни происходило сейчас.
Горожане молчали, потупив взгляды, словно показывая, что им понятно поведение чужаков и они не осуждают их, однако ничего не могут сделать для того, чтобы изменить то, что уже, в сущности, произошло. И Атен тоже молчал, хотя, наверное, должен был кричать, об¬виняя людей оазиса во всем самых страшных прегрешениях, совершив¬шим которые одна дорога - в мрачные пещеры богини смерти.
Но он не мог произнести ни звука, словно ему на губы была наложена печать молчания. Все, что было ему дано в этот миг, это смотреть на горожан с тем выражением соединенных воедино ненавис¬ти, презрения, боли, беспомощной печали, которое били того, на ко¬го устремлялся такой взгляд, большее плеток и бичей. И все, кого он касался, опускали головы, нервно поводили плечами, наверно, впер¬вые с того самого мгновения, как пришли на жертвенную поляну, вновь становясь просто людьми, способными если не действовать, то хотя бы чувствовать, сопереживать… Но только на мгновение, спустя которое они вновь превращались в безропотных кукол, которыми играли боги.
Как и все другие, караванщик то¬же попал под власть этого особого места, едва ступил на его землю. И его члены сковала неподвижность, а разум заполнил туман отре¬шенности. Прошло всего лишь несколько мгновений - и он уже пони¬мал, что время безвозвратно упущено, что теперь он не в силах из¬менить происходящего и ему остается только смириться. Смириться с неизбежностью, но не болью.
Едва увидев Мати на этой проклятой поляне, Атен понял, что может потерять дочь. Понял с такой очевидностью и ясностью, что ужас охватил его своим леденящим кольцом.Он еще не разглядел источник опасности, не связывая воедино все, что знал, не представлял, что именно должно случиться, не предчувствовал. Но боль от этого не становилась меньше, пламень, накативший на глаза, не жег слабее.
"Говорили же древние - "Тот, кто жалеет других, не щадит своих", - нет же, сочувствие прошибло, словно лихорадочный пот! И самое такое, что ошибаюсь не в первый раз! Тогда, с тем караваном в пустыне, ведь уже было так! Точно так! До таких чер¬точек, что становится страшно! Но почему, великие боги, почему всякий раз из-за меня страдает моя девочка, словно мне суждено за все ошибки расплачиваться ею! Это несправедливо, ведь со¬вершаю-то их я!"
"Все так же, точно так же, - вертелось у него в голове, повто¬ряясь вновь и вновь. - Только, - кривая улыбка на миг коснулась его губ, - на этот раз некому помочь... "
-Папа, уведи меня отсюда, пожалуйста! - вдруг донесся до него голос дочери - откуда-то издалека, хотя вот же она, стояла совсем рядом, ближе, чем на расстоянии вытянутой ру¬ки. И еще. Караванщику на какое-то мгновение показалось, что с ним говорит не выросшая, уже почти совсем взрослая Мати, а та малень¬кая девочка, которую он потерял где-то неимоверно далеко позади и которую так страстно хотел вернуть...
-Да, милая, - прошептал Атен. И, все же, он прекрасно понимал, что это обещание, каким бы искренним оно ни было, останется толь¬ко словами, и не более того...
-Караванщик... - с трудом, преодолевая себя, решился загово¬рить с ним хозяин города. Он не знал что сказать. И, все же, пытался объяснить.
Никто не заставлял его. Никто не осмелился бы спрашивать с наделенного даром, за исключением, конечно, бо¬гов, Которые возвеличили его, наделив даром, но так же легко мог¬ли низвергнуть в подземелье, где влачат свое жалкое существование нич¬тожнейшие из живых.
-Как ты мог! - Атен обратился на него полный муки взгляд.
-Это не зависело от меня, - оправдываясь, развел руками старик, - это был выбор господина Намтара, а не...
-Как ты мог обманывать! - не слыша его, продолжал кара¬ванщик. Он не обвинял чужака в страшнейших грехах, не проклинал его, но от этого тому было только больней. - Зачем? Скажи мне! Я не могу понять! Ведь ты сам заговорил со мной об искренности! Когда я ни о чем не спрашивал, когда дело не касалось меня, почему же промолчал в тот миг, когда…
-Поверь, я не собирался от тебя что-то скрывать. Я не знал, что произойдет потом. Мне не дан дар предвидения. А этот обряд...
-Обряд?! - Атен больше не мог сдерживать накопив¬шихся в его душе чувств. Безразличие сменилось яростью, которая, словно огненная вода от случайной искры, вспыхнула неугасимым костром до небес. - Ты делал вид, что хочешь нам помочь, а на самом деле, прикрываясь этим, просто решил забрать у нас то, что в лю¬бом другом случае, зная... нет, хотя бы просто предполагая, что подобное возможно, никто бы не согласился дать! Даже слу¬шать бы не стал! А я, дурак, поверил в вашу искренность!
-Караванщик...
-Что же вы за люди такие - сытно кормите, мягко стелите, чтобы усыпить и убить?
-Я ведь говорю...
-И этот обряд... Что он такое, если допускает обман, если на него ведут с закрытыми глазами?
-Это была ошибка, ошибка! - воскликнул жрец, приходя на помощь Хранителю города, который побледнел, став белее снега. Гу¬бы старика дрожали. - Мой помощник должен был все вам рассказать! Никто не приказывал ему скрывать от вас правду!
-Почему же тогда он не сделал этого?
-Он боялся, что вы не станете участвовать в обряде! И надеялся, что все обойдется, что жребий падет на какую-нибудь рабыню. Мы бы выкупили ее - и все. А если так... Зачем было вас пугать, заставлять волноваться, нервничать?
-Нет, не говори мне, что он заботился о нашем спокойствии! После того, что случилось, я не поверю в это! Как уже никогда не поверю, что все люди земли - единое целое, что все свои, что нет чужих, от которых всегда следует ждать подлости!
-Он действительно полагал... – вновь заговорил жрец, но Хранитель остановил его:
-Хорошо, - его голос хрипел, - если тебе будет от этого легче - считай, что он думал не о вас, а о себе. Служителя не могло не беспокоить будущее города, которому, не прими вы участие в обряде, было бы суж¬дено исчезнуть слишком быстро, чтобы в это можно было смириться. Пусть так.
-Да, - караванщик кивнул. Такое объяснение было ему сейчас по¬нятно. Именно этого он и ждал. Чужаки всегда так себя ведут: если кто-то виноват - то только не они, а раз так, то и не им за все платить.
-Этот человек виноват перед вами, - продолжал Шед.- Он должен был объяснить, что происходит, - он на мгновение поднял взгляд на небо, на приближавшуюся к своему зениту луну. - Но что об этом сейчас-то говорить? Если ты хочешь, мы накажем его...
-Накажете?! Да какое мне до него дело?! Хотя, да! – он вдруг передумал. - Он ведь здесь? - караванщик огляделся вокруг, ища взглядом служителя, лица которого Атен не запомнил, но, все равно, был уверен, что, уви¬дев, узнает наверняка.
-Да, - ответил Гешт, однако, заметив, что его помощник, услы¬шав это, шевельнулся, стремясь предстать перед глазами торговца, принимая на себя всю его ярость, подал знак: "Оставайся на мес-те!" - он здесь.
-Тогда, раз все признают, что он вел обряд не так, как дол¬жен был, пусть он проведет его снова!
-Это невозможно, - качнул головой жрец. - Обряд совершается лишь раз...
-Значит, повторять его можно, лишь когда это выгодно вам?
-Жребий был брошен, караванщик, - вздохнув, проговорил горожанин. Он чувствовал себя прескверно. Но... великие боги, что он мог тут поделать? Если бы это было возможно, он принял бы на себя судьбу девочки. Не важно, что она даже не была рождена в этом городе. Он старик, а она так молода. Ей бы еще жить и жить... Рука на пле¬че юной караванщицы задрожала. Но чужую судьбу не натянешь на се¬бя, словно платье...
-Да, я знаю, - глухо проговорил Атен. Голова караванщика опус¬тилась на грудь. Он уже был готов вновь погрузиться в то безна¬дежное и беспомощное оцепенение, которое властвовало над этим клочком земли, но тут Хранитель, решив, видимо, помочь страннику смириться с потерей, не видя, что тот и сам уже в сущности готов сделать последний шаг к этому, произнес:
-Такова воля богов.
-Богов?! - едва услышав это, вновь вскинулся хозяин каравана. В его душе все забилось, заклокотало, разбивая тишину на мелкие осколки. - Каких богов?
"Вот ведь как все обернулось, - думал в это время Храни¬тель. - Выходит, наше предположение насчет этой девочки было ис¬тинным, - он с сочувствием взглянул на молодую каравнщицу. - Она симпатичная. А через несколько лет могла бы стать просто красавицей... - его глаза уже начали находить в лице девушки черты, роднившие ее с богиней снегов. - Эти синие глаза... Они как само небо... И светлые, почти молочные волосы... Нет, ка¬кие тут могут быть сомнения? Дочь слишком многое унаследовала от своей матери..." - он вздохнул, заметив на себе ее взгляд - испу¬ганный, молящий о помощи, едва заметно качнул головой - сочувс¬твенно и беспомощно. Что он мог сделать? Если это бог солнца за¬хотел таким образом наказать жену за измену - кто маг такой, чтобы вмешиваться в дела небожителей?
Конечно, это было не в характере господина Шамаша - творить Свою волю не собственными руками, а используя для этого смертных: людей, своего священного зверя - дракона. Да и не действовал Он никогда прежде так жестоко, да еще и, в сущности, прибегая к помощи обмана…
"Но, с другой стороны, - подумав, решил Шед, - ведь иначе было никак нельзя. Узнай госпожа Айя о подобных замыслах Своего супруга, Она, несомненно, встала бы на защиту дочери. И кто знает, чем бы это все завершилось. А так..."
Однако, несмотря ни на что, маг не верил, что все действительно так.
"Повелитель небес - бог справедливости. И, справедливости ради, Он должен был признать, что эта смертная ни в чем не вино¬вата. Она - плод измены, но не изменница. Нет, хватит, хватит... - он потер ладонью нос, коснулся век, - не нужно думать об этом. Нужно успокоиться... Кто мы такие, чтобы пытаться понять поступки небожителей? Нам дано лишь исполнять Их волю. Да будет так... Да будет..."
Однако вопрос караванщика вновь заставил его вернуться если не к размышлениям, то разговору об этом:
-Так о каких богах ты говорил?
-Ты сам знаешь... - тихо промолвил Шед, опустив голову, не решаясь взглянуть на караванщика.
-Знаю?! Что я знаю? Нет, я конечно, знаю! Знаю, что моя дочь находится под особой защитой! Ведь ей покровительствует сам бог солнца! И никто...
-Караванщик...
-Никто, - не давая горожанину вставить и слова, продолжал Атен, уже не шепча - крича, так, что его голос разнесся по поля¬не, заставив всех, собравшихся на ней, вздрогнув, повернув к го-ворившему головы, - из смертных, духов и даже небожителей не осме¬лится коснуться волоса на ее голове! Потому что никому не нужен такой враг, каким может быть господин Шамаш! И ваш обряд, если только вы не вершите здесь волю Губителя...
-Торговец, но ведь дракон - священный зверь бога солнца, - тихо молвил Гешт, - и он не подвластен никому, кроме своего божест¬венного повелителя.
Атен был готов пропустить мимо ушей любые слова - доводы и заверения горожан, но эти почему-то услышал и, услышав, задумав¬шись, на миг остановился, растерялся, пробормотал:
-Это… - он страстно хотел обвинить горожан во всех грехах, и, прежде всего, во лжи и клевете, однако, не мог же он назвать обманом то, что на самом деле было правдой. Да, дракон – священный зверь бога солнца. Но если так… - Это... - он перевел взгляд на подошедших к нему и застывших рядом серыми безмолвными тенями с опущенными на грудь головами и погасшими глазами караванщикам. Евсей... Лигрен... Лина... Рани... Все похожие и какие-то от¬решенно безликие. Не потому что они понимали больше, чем Атен, видели дальше его, заставляли себя поверить в то, что казалось невозможным хозяину каравану. Нет. В сущности, они даже не заду¬мывались над произносимыми в этот час полной луны словами. Как и все собравшиеся на поляне горожане, за исключением хозяев города, наделенных особым даром, особой власть преодолевать оцепенение, свойственное обряду, их тела были неподвижны, лица выражали пол¬ное покорство перед лицом судьбы, и лишь в глазах, за грань холо¬да и безразличия, бился, пылая ярче, чем когда бы то ни было прежде, огонь жалости и боли
И это тягучее, дурманное чувство вновь начало наползать на Атена, сковывая его по рукам и ногам, заставляя подчиниться, если не по своей воле, то против нее. Вот только...
-Папочка! - испуганный, полный боли и мольбы вскрик дочери вновь вырвал его из той паутины, которую плел дух обряда. - Папочка, уведи меня отсюда! Пожалуйста! Мне страш¬но! - она говорила так, как давно, в раннем детстве, пугаясь ка¬кого-то места, не пытаясь объяснить своего страха, не стыдясь его и не стремясь преодолеть, а лишь поскорее избавиться от него тем единственным способом, который был ей по¬нятен - оказавшись под защитой отца в безопасности повозки.
-Да, милая, сейчас... - мотнув головой, сбрасывая с се¬бя порвавшиеся нити дурмана, проговорил он, сперва - инстинктивно, за¬тем, уже куда более осознанно продолжал: - Сейчас, сейчас мы уй¬дем... Вернемся в караван... - он за руку потянул дочь в сторону деревьев.
Но жрец продолжал удерживать ее:
-Так нельзя... Обряд...
-Я не хочу! - вскрикнула Мати. - Не хочу, чтобы дракон прилетал! -она в ужасе зажмурила глаза, из которых нес¬кончаемым потоком полились самые соленые из слез, когда-либо касав¬шихся ее губ.
-Ну, дочка, ну, не плачь, - склонился над ней караванщик. Отец прижал ее к груди, пытаясь успокоить, хотя и знал, что у него ни¬чего не выйдет, ведь он сам был взвинчен до предела.
-Пап, то, что происходит... Так должно было случиться. Я видела все... Не с самого начала, но это место... - она огляде¬лась вокруг. И вновь в ее глаза вошел страх, которому, казалось, не было предела. Сглотнув комок, подкативший к горлу, девушка продол¬жала: - Я уже была здесь раньше... Во сне... И... Папа, уведи меня поскорее! Потому что я знаю, что будет потом! И не хочу этого! Не хочу!
-Милая, дорогая, ну что может случиться! Ведь дракон - свя¬щенный зверь бога солнца, а Шамаш...
-Ты не знаешь, папа! - закричала, всплеснув руками, девуш¬ка. - А я видела! Видела в вещем сне! И... Уведи меня куда-нибудь, пока ничего не произошло!
-От своей судьбы не укроешься, - вздохнув, качнул головой Шед.
-Девочка еще не прошла испытание, - с трудом, но, все же, на¬шел в себе силы, чтобы проговорить Лигрен, - а значит, у нее еще нет судьбы! Ей не от чего бежать!...
-У нее есть судьба, - возразил Гешт, - иначе она ее не предчувс¬твовала бы...
-У людей...
-Она не человек. Вернее, не совсем человек.
-Как ты можешь! - воскликнул Атен. - В такой момент ты вновь возвращаешься к этой бредовой идее о том, что она - полубог, дочь госпожи Айи! Но... Это было бы смешно, если бы не было так горько!
-Он думает, что Мати дочь богини снегов? - переводя взгляд с чужака на хозяина каравана, спросила Лина. - Но это невозможно! Послушай меня, служитель, я очень хорошо знала мать девочки. Она была прекрасной женщиной, но при этом - всего лишь смертной. Очень смертной. Ведь иначе она не оставила бы дочь в тот миг, когда была нужна ей более всех на свете!
-Я уже говорил им. Но эти горожане упрямы, как... – не найдя нужного слова, он лишь безнадежно махнул рукой. - Лина, Лигрен, уведите Мати в караван...
-Да... - они приблизились к девушки, но стоило им коснуться рук девушки, как на них накатилась страшная слабость. Они и сами не поняли, как оказались на земле. Ноги просто отказались держать их. - Мы не можем, - растерянно глядя на Атена, про¬говорил Лигрен.
-Человек она или полубог, но у нее есть своя судьба, - Шед был убежденным в своей правоте, и эта убежденность при¬давала ему силы. – А от судьбы нельзя убежать. Посему вам не удастся увес¬ти отсюда ту, которая должна быть здесь.
-И, все же, мы попытаемся, - пусть ему было не откуда ждать по¬мощи, но Атен не собирался сдаваться. А тут еще слезы в гла¬зах дочери, ее глухие рыдания подстегивали, словно порывы ветра, застав¬ляя идти вперед, - мы вернемся в караван. Сейчас же.
Он собрал воедино все свои силы, призвал на помощь всех богов, каких только знал. Губы беззвучно зашептали слова заклинаний, одно за другим, без устали, не запинаясь, зная все их так же хорошо, как линии на карте мира снежной пустыни.
Наконец...
"Да!" - заликовала его душа, когда плоти удалось преодолеть ту невидимую преграду, которая удерживала на месте, и сделать шаг в сто¬рону деревьев. Затем еще один. Еще... Пусть ужасно медленно, тратя на тот путь, который прежде бы остался даже не замеченным, целую жизнь, однако он вел дочь в сторону де¬ревьев - спасительных, но еще таких далеких.
Рука Гешта отпустила девичье плечо. В глаза жреца затрепетало удивление, брови чуть приподнялись. Он никак не ожидал, что чужа¬ку удастся сойти с места. Но раз тот смог...
В первый миг он обрадовался. За девушку, которая была симпа¬тична его душе. Но потом, задумавшись, испугался. Испугался силь¬нее, чем когда бы то ни было прежде. Ведь если не будет жертвы... Как в этом случае поведет себя дракон? Придет в ярость? И уничтожит город? Сожжет его своим огненным дыханием, разрушит ураганом, рожденным его крыльями? Да какая разница, какая смерть их ждет…
Нет, не "какая разница". Не существует ничего ужаснее огненной смерти. И если впереди именно она...
Хозяин города не мог допустить, чтобы все случилось так! Да, девочку жалко. Но такова ее судьба. А всех не дожалеешься. Служитель, он должен был в первую очередь беспо¬коится о горожанах, вверенных его заботам. Что же до осталь¬ных... Можешь помочь - хорошо, помогай, нет - что же, смирись. Такова судьба смертного - склонять голову, когда ничего другого не остается.
И вновь рука сжала плечо молодой караванщицы.
-Отпустите меня, - пискнула Мати, морщась от боли, - пожалуйста! Мне больно!
-Отцепись, тебе говорят! - зло прикрикнул на горожанина, на мгновение забыв, что говорит со служителем, Атен. Впрочем, какое ему было теперь до этого дело! Тем более, что с этого дня для караванщика в мире смертных существовали лишь свои и чужие. А если так, какая разница, кто чужак.
-Торговец...
-Ты - за своих, а я - за своих! - процедил сквозь зубы хозяин каравана. - Идем, Мати...
В этот миг он был готов на все, чтобы сохранить дочь, даже пойти против воли небожителей. Но боги могущественнее людей. И самый безжалостный из смерт¬ных не сравниться по жестокости с судьбой.
Рев разрезал мир между небесами и землей. Все тотчас застыли, не в силах не то что пальцем шевельнуть, но даже глубоко вздохнуть. Все взгляды обратились на небеса, из бездны которых навстре¬чу земле летел небесный странник - дракон.
Сперва он был маленькой тенью, хрупкой и беззащитной, которая, казалось, подуй ветер сильнее - и развеется без следа. Но с каждым новым мгновением эта тень все росла и росла, за-вораживая, подчиняя этому зрелищу, во власти той силы, которая прежде ощущалась лишь в мгновении зарождения огня.
-Великие боги! - сорвалось с губ караванщиков восхищенное, полное благоговейного трепета восклицание. Пусть им доводилось уже видеть священных животных - посред¬ников между людьми и небожителями, но, да простит их госпожа Айя, простят Ханиш с Шуллат, золотые волки не шли ни в какое срав¬нение с драконом - таким величественным, таким могучим, таким... Ведь если у золотых волков были в краю людей пусть даль¬ние, но все же родственники, то таких, как этот странник небес земля просто не могла бы вынести на себе. Казалось, ступи он на твердь - и та провалится под его тяжестью в черный мрак подзе¬мелий.
Он уже был столь велик, что закрывал собой половину неба, но все продолжал и продолжал расти до тех пор, пока его тень не накрыла собой весь город. Служители встали на колени перед драконом, выражая покорс¬тво. Следом на землю опустились и караванщики - в знак уважения к священному зверю бога солнца.
-Мы не можем идти против него, - чуть слышно проговорил Лиг¬рен.
-Мы не должны, - шепнул Евсей, полный благого¬вейного трепета взгляд которого был устремлен на создание сказок и легенд. - Такова воля священного зверя. Он... Он восхитителен! Теперь я понимаю, почему девочка, видевшая его лишь раз, сохрани¬ла эту память на всю жизнь, и не важно, сколько неповторимых чу¬дес происходило с ней потом...
-Она помнила то, что невозможно забыть - образ своей смер¬ти... - глотая катившиеся по щекам слезы, шепнула Лина. - Как жаль! Как мне жаль...
-Я не хочу умирать! - вырвалось из уст Мати, которая, как и все остальные, не сводила взгляда с дракона, только в ее глазах не было восхищения - лишь страх.
-Не бойся, милая, - поспешил успокоить ее, или же, скорее - самого себя Атен. - Дракон не тронет тебя. Ведь он - священный зверь Шамаша, - караванщик повторял эти слова вновь и вновь, слов¬но заговор, - а Шамаш не желает тебе зла.
-Да, может быть... - в глазах Мати зажглась надежда. Может быть, ее сон был не более чем кошмаром, который, не досмотренный до конца, прерванный страхом, изуродо¬вал предсказание, отражая его в кривом зеркале фантазий. Но эта надежда ушла, угасла так быстро!
"Я столько всего плохого сделала с тех пор, как увидела этот сон! Поссорилась со всеми, с кем дружила. Отпихнула от себя всех, кто заботился обо мне. Я думала такие гадости о людях и не только о них, что... Что Шамаш вправе наказать меня. Я заслужила наказания".
И стоило ей подумать об этом, смириться со своей судьбой, приняв ее такой, какая она виделась ей, как страх ушел из сердца. Ей стало легко. На место холоду панического ужаса пришло даже что-то вроде любопытства. Мати стало интересно, тот ли это дракон, который принес Шама¬ша, или другой?
Девушка присмотрелась к крылатому исполину, застывшему над землей, пытаясь, как во сне, убедиться, что это - тот же самый. Шкура зверя была испещрена шрамами от ран, которые ког¬да-то казались смертельными. И дракон... Начав восхищаться им, девушка уже не могла его бояться. Мати помнила, что в миг первой встречи зверь был добр к ней. Он говорил с ней...
И ее душа перестала верить, что дракон причинит ей зло. Ведь тогда, в прошлом, она сделала все так, как он велел. Она не оставила Шамаша в снегах, добилась, чтобы отец взял его в караван, хотя тот и думал, что путь свел его с преступником в глазах людей и богов, обрекших его на медленную смерть от ран и холода в снегах пустыни. А Шамаш оказался самим повелителем небес...
Воспоминания перестали ранить, наоборот, теперь они разлива¬лись по душе сладким теплом, успокаивая. А что если... Ее глаза блеснули. Что если дракон прилетел к ней не затем, чтобы наказать? Может быть, он хочет, как во сне, подарить ей радость полета? Она ведь так мечтала об этом - подняться, словно в сказке, в небо, наслаждаясь этим сказочным чувс¬твом легкости и свободы, восхищаясь красотой мира, величием не¬бес...
Мати никогда не просила об этом Шамаша, видя, как больно то¬му вспоминать о потерянном друге. Вернее, просила - послать сон, где бы все это было. Но сон и явь ведь разные вещи. Раз¬ные... Так, может быть, и пророчес¬кий сон сбудется не во всем? Может быть, все исполнится не совсем так... Совсем не так, как она видела в своих страхах? И если так…
Какой же глу¬пой она была! Ну конечно, Шамаш прочел ее мысли, узнал об ее мечте, и, едва отыскал дракона, пересек небесный и земной пути так, чтобы Мати вновь смогла с ним встретиться! А о будущем он заговорил с ней вовсе не потому, что хотел предостеречь от бед...
Ведь он не стал бы предупреж¬дать, когда мог просто не позволить им прийти! Нет, он знал: по мере того, как человек растет, тем больше всего внушает ему страх. Наверное, увидь она случайно вновь дракона, вот так, наяву, она бы испугалась его. Ведь он такой... Такой огромный, могущий... Она должна была подготовиться к этой встрече. Но только вместо то¬го, чтобы готовиться к ней с радостью, она разжигала в своей душе страх. И чуть было не лишила себя, может быть, самого большого и важного чу¬да в своей жизни...
Высвободившись из ослабевших рук державших ее людей, Мати сделала шаг вперед, потом еще. С каждым новым мигом ее движения становились все увереннее, тверже и быстрее, а затем вдруг остановилась.
Мати скорее почувствовала, чем поняла: что-то начало происходить. Ее слух резанул резкий, злой лай, переходивший в завывание, так похожее на голос метели. Обернувшись, девушка увидела бежавшую через поляну волчицу. Та ощетинилась, оскалила зубы, и, задрав морду, облаивала дракона словно пес залезшего на крышу вора.
По-видимому, Шуллат решила, что крылатый зверь угрожает ее подруге. Наверное, она прочла тот, первый страх в глазах хозяйки, которая так часто в последнее время кричала и плакала во сне, постоянно твердя о каком-то недобром предвидении, в центре которого был именно крылатый странник. И вот теперь, видя их ря¬дом, она бросилась на защиту Мати, не задумываясь даже над тем, что ей не справиться с огромным крылатым зверем, который и боль¬ше, и сильнее, и, к тому же, еще и недосягаемо высок в своей не¬бесной стихии. Но какое все это имело значение, когда подруге нужна была ее помощь?
-Нет! - в страхе закричала девушка, как-то сразу поняв, что два священных зверя, каждый из которых был по-своему дорог ей, готовы вступить с друг другом в бой. Она хотела остановить Шул-лат. Но ее вскрик лишь подхлестнул волчицу, лай которой стал срываться в хрип, а рычание - в вой. Собрав¬шись, она подпрыгнула, словно стремясь, взмыв в небеса, вцепиться дракону в длинное, вытянутое, словно у лебедя, горло.
Сперва крылатый странник не обращал на волчицу никакого вни¬мания, делая вид, что не замечает ее. Он не собирался отвлекаться от своей цели из-за не¬известно кого. Но в какое-то мгновение, когда дракон опустился к самой земле, волчица, изловчившись, сумела-таки дотянуться до горла и вцепилась в нее что было силы.
-Нет, Шуллат, нет! Он друг! - закричала Мати, стремясь остано¬вить подругу, но было уже поздно.
Дракон мотнул головой, стремясь сбросить с себя снежную волчицу. Та усилила хватку, что было силы сжав зубы. И как ни была толста и прочна чешуйчатая кожа, острым клыкам удалось ее про¬кусить. Кровь не брызнула потоком из раны. На землю упало лишь несколько капель густой синеватой жижи, но толи от боли, толи от самого духа своей крови дракон пришел в ярость. Заревев, он вы¬дохнул из себя столб огня, целясь в противника, однако промахнул¬ся и обжег свое собственное крыло. Рев превратился в жуткий вой. Голова зверя замоталась, крылья забили по воздуху, рождая ураган, заставляя оказавшихся рядом людей припасть к земле, ища в ее тверди защиты от ветра и огня. Но волчица не разжимала зубов. Казалось, ничто не заставит ее это сделать, и рано или поздно она раздерет дракону горло.
-Шуши, не надо! - заплакала девушка, глядя на происходившее сквозь пелену слез. Она не могла допустить, чтобы дракон постра¬дал из-за нее.
Услышав знакомый с детства голос, снежная охотница закрутила головой, стремясь уви¬деть подругу, заглянуть ей в глаза. Она на мгновение отвлеклась, ослабила хватку, и...
Дракону удалось, наконец, сбросить волчицу, которая, отлетев в сторону, упала, с хрустом ударившись о ствол дерева, заскулила от боли.
-Крылатый странник! - теперь Мати сквозь те же слезы просила его. - Не трогай ее! Прости! Она причинила тебе боль, но и ей сей¬час больно! Она тебе не враг! Все, чего она хотела - это защитить меня! - говоря это, девушка чувствовала на себе внимательный, настороженный взгляд дракона. Он слушал ее и, как ей уже начало казаться, был готов согласиться. Сама же караванщица была готова по¬жертвовать ради Шуши всем, чем угодно, даже своей мечтой.
Конечно, теперь ей не удастся подняться в небеса, ни в этот раз, ни, наверное, уже ни¬когда, потому что дракон больше не прилетит к ней. Но это не важно. Главное, чтобы с Шуллат все было в поряд¬ке. Она ведь ударилась. Что если она сломала себе лапу или, того хуже, спину? Мати чувствовала ее боль так же сильно, как свою собственную, и хотела поскорее подойти к ней, узнать, что с ней, помочь…
Но стоило Мати сдвинуться с места, как дракон заревел. В его обращенных к девушке глазах было предостережение. И в сердце девушки вновь проснулся страх.
-Нет...! - прошептала она, отступая на шаг назад.
Рев крылатого исполина перерос в рокот. Ярость алой дымкой закрыла гла¬за. И увидев это она испугалась сильнее, чем прежде. Ее губы, руки задрожали...
Шуллат была далеко от нее, и, все же, ее слезившиеся глаза и сквозь багряную пелену боли и крови разглядели это, всем своим сердцем, всем духом она ощутила ужас, охвативший подругу, и, собрав воедино все свои силы, вновь кинулась на дракона.
Мати не успела и вздрогнуть, вскрикнуть, не то что понять происходившее, как дракон, не позволяя на этот раз волчице даже приблизиться к себе, опережая, ударил ее своей огромной когтистой лапой, откидывая в сторону и оставляя на земле длинные глубокие борозды - следы когтей и алые капли крови.
Стоило девушке бросить взгляд в ту сторону, куда отлетела вол¬чица, как внутри у нее все оборвалось, по душе разлилась волна боли и пустоты. Волчица не двигалась, не скулила и Мати как-то сразу решила, поверила, что та умерла, что дра¬кон убил ее. И тогда она действительно испугалась, испугалась сильнее, чем прежде. Это было то же безудержное чувство паники, которое охватило ее в пророческом сне. И еще она чувствовала растерянность, непонимание происхо¬дившего. Как? Почему? Ведь дракон, как и его хозяин, казался ей самым мудрым, милосердным и добрым на свете. Мати не могла себе представить, никогда не поверила бы, если б не увидела собственными глазами, что странник небес способен убить вот так просто, только за то, что волчица встала на защиту своей хозяйки! Да что маленькая снежная охотница могла сделать этому гиганту? Ну укусила она его и что? Это причина убивать?
Дракон больше не казался ей милым и славным. Убийца - вот кем он стал в затуманенных слезами глазах. И едва пришло это понимание, как Мати вновь вспомнила тот свой сон. Но на этот раз не для того, чтобы испугаться его, но чтобы разозлиться - на него, на себя, на всех на свете.
-Ну и ладно! - хлюпнув носом, процедила. - Хочешь убить меня - убивай! Пусть! Мне теперь все равно! - она закрыла глаза, словно в мире не осталось больше ничего, что она хотела бы видеть. Ее зубы были стиснуты, губы беззвучно шептали, повторяя вновь и вновь, убеждая разум, заставляя поверить и подчиниться плоть: "Я не побегу! Не побегу!"
И она стояла, ожидая, когда дракон прилетит за ней...
Рев разнесся над землей, разбивая на части тишину земли и столь зыбкий покой души.
"Не побегу..." - уже без прежней уверенности повторила она.
И в тот последний миг, когда невидимая, но такая осязае¬мая лапа дракона, как казалось девушке, уже готова была схватить ее, Мати, как во сне, подчиняясь голосу страха, отшатнулась в сторону. Она знала, что не должна этого делать, что ей следует пере¬бороть себя. Ведь такой была ее судьба, но...
"Я смогла изменить ее во сне, - мелькнуло у нее в голо¬ве. - И сейчас... Все будет так же. И ничего не случиться..."
Ничего страшного не произойдет - убеждала она себя. Если дракон схватит кого-то другого, кого-то из горожан... Что же, она ведь не обязана умирать за них. Неизвестно за ко¬го. Пусть.. Что ей за дело до чужаков?
Все равно так, как во сне, не будет. Потому что... Потому что там не было Шуллат... Там с волчицей ничего не случилось. А тут...
Но страх не покидал ее. И рев дракона не затихал. "Почему? - она была просто в отчаянии. - Ведь я сделала то, что велел мне сон! Я ушла в сторону от своей судьбы! Почему же это не отпускает меня?! Почему?!"
Не открывая глаз, не видя, что делает, не думая ни о чем, кроме как о смерти, которая была так близ¬ка, что ее дыхание касалось лба, она опрометью бросилась бежать прочь - не важно куда, лишь бы по¬дальше отсюда.
-Нет! - резанул ее по слуху возглас, заставляя прийти в себя, очнуться. Потому что даже в бреду она не смогла бы не узнать этот голос. -Остановись! Малыш, от дракона нельзя убегать!
-Шамаш! - вскрикнув, радуясь первому в долгой череде бед доб¬рому событию. Она остановилась, поспешно закрутила головой, ища бога солнца взглядом, - Шамаш, Шуллат! Она ранена! Может быть да¬же... Шамаш, вылечи ее! Спаси! – девушка, наконец, увидела его, стояв¬шего совсем рядом, возле деревьев.
Мати побежала к богу солнца, стремясь поскорее оказаться рядом с Ним, под Его защитой.
-Стой!
Она слышала его, но не могла просто взять и остановиться сейчас, когда до спасения оставалось всего несколько шагов. И тогда Шамаш сорвался со своего места, бросился к ней навс¬тречу. Она обрадовалась - совсем как маленькая девочка, ей поче¬му-то вдруг страшно захотелось уткнуться лицом ему в плечо и раз¬реветься, очищая свою душу светлыми слезами от всех бед, дурных мыслей, всего…
Однако в последний миг он резко выбросил руку вперед, оттолкнув Мати в сторону. От неожиданности та не удержалась на ногах и села прямо на черную грязную землю. Первое, что она увидела, подняв удивленные глаза, был дракон, несшейся к земле, к ней - как вдруг совершенно отчетливо поняла она.
-Нет! - сорвалось с губ полное боли и отчаяния. Она вскинула руки, пытаясь как-то заслониться ими, скрыться от опаснос¬ти так же, как когда-то в детстве - "Если я не вижу ее, то и она не увидит меня". - Нет! Я не хочу! Шамаш!
Тот молчал.
Почему? Сердце девушки бешено забилось в груди, холод мураш¬ками пробежал по спине. Неужели он ушел? Неужели он оставил ее? Один страх позволил Мати превозмочь другой, и она осторожно приоткрыла глаз. И тотчас увидела бога солнца, который стоял между ней и драконом. Девушка была готова вздохнуть с облегчением, когда, вдруг, с со¬вершенной очевидностью предвидения поняла, что случится в следу¬ющее мгновение. И вздох обратился стоном.
-Нет! - сквозь хлынувшие из глаз слезы, кричала, молила она. – Боги! Свышние, верните время назад! Дайте мне еще один шанс! Я не хотела, чтобы все так случилось! я хотела, чтобы все произошло совсем иначе! Все должно было быть по-другому!
В то последнее мгновение ей показалось, что небеса вняли ее мольбам и время остановилось. Но оно остановилось и для нее. А когда пошло вновь...
Мати не успела ничего сделать, сказать, даже заглянуть в глаза Шамаша, который, обратив лицо дракону, прокричал что-то. Она лишь поняла, что это - имя, которое было настолько чужим для людского слуха, что звуки даже не сложились в слово, которое можно было бы понять и запомнить. Ей хотелось верить, что сейчас все закончится, что странник небес узнает своего хозяина, обрадуется его возвращению и...
Но в душе, памяти она знала, что случиться, что будет по¬том. И с ледяной жестокой очевидностью понимала, что виной всему была она, только она одна. И ничего не изменить. Остается лишь ждать, когда все произойдет...
Мгновение – и крылатый исполин с затуманенным красной дымкой, ничего не видящим взглядом, разъяренный, лишившийся рассудка, налетел на Шамаша, схватил его, чтобы унести прочь, в черную бесконечность небес.
Книга 5. Слезы на камнях - 3 часть
© Copyright: Юлиана Суренова, 2008
Свидетельство о публикации №208121400532
Свидетельство о публикации №208121400532
Рецензии