Глава 21
Они пересекли снега пустыни, разделявшие два города годами караванных троп так быстро, что Хан, не ожидавший увидеть над за¬темненной ночью землею лес, в первый миг решил, что Шамаш зачем-то вернулся назад, в тот оазис, в котором нашел его золотой волк. Однако стоило ему принюхаться к духу города, который, сме¬шенный с пряным запахом хвои, смолы и горьковатых трав, нес на своих крыльях встречный ветер, как понял - путь остался поза¬ди. Они достигли своей цели. Осталось лишь добраться до карава¬на.
На приграничье Шамаш остановился. Было ясно, что он не спешит войти в сердце города. Это промедление было непонятно волку.
За все время пути снежный охотник не спросил хозяина ни о чем, закапывая все те вопросы, которые рождались в его разуме, в черных глубинах памяти. Теперь же он не выдержал:
"Ты не хочешь входить в город? Почему? - не получив сразу от¬вет, он продолжал, пробуя самостоятельно найти объяснение, чтобы заполнить ими пустоту тишины, столь холодную и пугающую: - Потому что проклял это место, как верят дети огня, живущие здесь?"
"Никого я не проклинал... - поморщившись, словно от резкой бо¬ли, качнул головой Шамаш. Взгляд его сощуренных глаз был устрем¬лен вперед, движения резки. Было очевидно, что ему не хотелось гово¬рить, однако был вынужден ответить, когда вопрос уже был за¬дан. - И никогда не сделал бы ничего подобного, что бы здесь ни случилось, что бы ни должно было произойти. Потому что проклятие хуже смерти. Оно даже хуже жертвоприношения..."
"Но если так… В чем тут дело?"
"Сейчас не время для разговоров... - начал бог солнца, но: - Ладно, - прер¬вал он сам себя, решив, что проще ответить, чем объяс¬нять, почему он не хочет этого делать. - Дело не в том, чего я хочу или нет, вообще не во мне. Я не иду в город, потому что должен быть в лесу приграничья".
"Должен? Но ведь ты - повелитель небес. Зачем следовать тому пути, который тебе не нравится, когда можешь сделать все так, как считаешь нуж¬ным?"
"Если бы все было так просто!"
"Просто? Конечно, все очень просто! Прикажи мне - и я сбегаю за хозяином каравана, приведу его к тебе. Одно слово - и твои спутники покинут город".
"Нет, дружище", - грусть в его глазах казалась беспредельной, была так сильна, что волк ощутил ее в своем сердце и, поскуливая, ткнулся носом в ла¬донь бога солнца, пытаясь как-то успокоить, утешить.
"Что с тобой, хозяин? - озабоченно спросил он. - Я чую: что-то мучает тебя, гнетет душу, не давая ей успокоиться. Если ты предчувствуешь беду, сокрытую за гранью оазиса... Может быть..."
"Что? Что ты предлагаешь мне сделать? Остановиться? Повер¬нуться назад? Но, Хан, так ведь будет только хуже".
"Почему? Это стремление детей огня идти по снегам лишь в од¬ну сторону, вслед за солнцем - всего лишь не имеющее никакого объяснения упрямое табу, заблуждение тех, кто достоин своих ошибок!"
"От беды не бегут. Удар в спину в сто крат сильнее, чем в лицо, ведь его не видишь, не ждешь... - он на мгновение замолчал, затем качнул головой: - Да и не в это главное. Во всяком случае, на этот раз. Есть существа, к которым нельзя поворачиваться спиной…"
"О ком ты говоришь? О несущих смерть?"
"Город - не их владение".
"Но тогда... И вообще, почему ты должен бежать? Стой на месте - и все. Я приведу твоих спутников..."
"Хан, давай оставим этот разговор!"
"Но почему! - волк и сам не знал, почему вдруг стал настаи¬вать. В сущности, не было ничего такого, что ему действительно было нужно узнать. Но толи любопытство оказалось сильнее него, толи он вдруг оказался во власти какой-то неведомой силы, что подчинила себе дух волка, заставляя допытываться до, в сущности, не нужных ему причин. - Почему ты не хочешь объяснить мне!"
"Хан..."
"Да, хозяин?" - встрепенулся тот.
"Я не могу сказать тебе всего, однако есть нечто, что ты должен знать".
"Впереди нас ждет опасность? - волк насторожился, сжался. - Не беспокойся, хозяин! Я готов к бою и смогу защитить..."
"Нет! - резко прервал его Шамаш. Вытянув руку, он положить ладонь на голову зверя, прижимая к земле, заставляя того не просто выслушать его, но подчиниться. - Нет! - властно пов-торил бог солнца. - Что бы ни случилось, не вмешивайся! Что бы ни произошло, будь в стороне!"
"Но..."
"Будь в стороне, даже если что-то случится с твоей сест¬рой..."
"Раз ты так хочешь..."
"Если тебе покажется, что мне нужна твоя помощь..."
"Нет!" - не выдержав, рыкнул волк.
"Подчинись моей воле! Так нужно!"
"Хозяин, я не могу! - завыл, взмолившись, зверь. - Мой долг защи¬щать тебя! Это моя судьба, суть моей жизни! Как же..."
"Хан, я жду встречи с другом".
"Что же это за друг такой, от которого ждешь беды!"
"Он очень дорог мне. И я очень многим ему обязан. Поэтому что бы ни произошло..."
"А что может случиться? Он может напасть на тебя?"
"Может", - Шамашу не хотелось говорить об этом, но он понимал, что должен. Должен, потому что иначе Хан не послушается его, вырвется, бросится на защиту, даже если его будет удерживать железная цепь металла или магии.
"Но кто это? Кто, кроме слуг Губителя, так тебя ненавидит, что готов… Скажи мне, кто он?"
"Дракон".
"Дракон? - волк растерялся. - Но ведь он твой слуга!"
"Он мой друг, Хан. А друзьям свойственно..."
"Совершать ошибки? - он вспомнил, как совсем недавно сам, за¬быв о Шамаше, не думая о нем, веселился в стае. - Потому что они свободны?"
"Да, потому что свободны, - это было не совсем то, что он хо¬тел сказать. Но... Если волку так понятнее... Тем более, что ни для чего другого уже не оставалось времени. - Обещай мне, Хан: что бы ни случилось..."
"Твой друг никогда не станет моим врагом. Я заранее прощаю его за все, что может или должно произойти. И клянусь, что никог¬да мои клыки не узнают вкуса его крови!"
"Спасибо. Я понимаю, что очень о многом тебя прошу..."
"Выполнять твою волю - не просто мой долг и моя судьба. Тако¬го мое желание и мой выбор."
И тут среди небес раздался рев, подобный грому. Средь черно¬ты ночного мрака появился крылатый зверь.
Хотя Хан и знал, что ему предстояла встретиться с драконом - величайшим и самым загадочным среди священных зве¬рей - он оказался не готов к этой встречи. Волк прижал уши, подобрал хвост, взъерошил шерсть, не сты¬дясь своего страха. Крылатый исполин был не просто огромен, он был... Он был так велик, что рядом с ним золотой охотник выглядел все¬го лишь снежной мухой.
Волк мог бы смотреть на дракона, не отводя взгляда, целую веч¬ность. Но тут до его слуха донесся рык сестры, затем - ее полный боли вскрик и по земле медленно потек терпкий запах ее крови. А еще там, за деревьями, была подруга Шуши Мати, ее отец, другие дети огня. И волк не просто ощущал, он знал, что всем им была нужна помощь. Помощь и защита.
Зарычав, волк бросился вперед. Но как он ни был быстр, на краю поляны он оказался одновре-менно с Шамашем, который, быстро обведя взглядом все вокруг, властно приказал разрывавшемуся, не зная, к кому бежать, что де¬лать, волку:
"Иди к Шуллат!"
"Но... - дух Хана метался в сомнениях. - Но дракон…!"
"Он не напал бы первым!"
"Но... - в первый миг он подумал, что Шамаш просто стремится обелить своего друга, готовый ради того, чтобы защи¬тить его, даже на ложь, но потом вынужден был приз¬нать: - Да. Шуллат могла броситься даже на дракона, - это было в природе его сестры, у который был жуткий взрывной характер, а в придачу к нему еще и страшная подозрительность. - Если бы что-то угрожа¬ло Мати... Шуллат поклялась защищать ее. Ценой жиз¬ни..."
"Я знаю! - прервал его Шамаш. - Давай же! Иди к сестре! Ты нужен ей!"
"А как же остальные? Дракон в ярости. Я чую это, и..."
"Это моя забота".
И волк, починяясь воле хозяина, побежал к волчице, спеша коснуться ее носом, обнюхать, узнать, что с ней. Он уже был в прыжке от нее, когда до слуха зверя донесся резкий, властный голос бога солнца:
"И помни, что ты мне обещал!"
Шамаш замер на краю поляны. Пусть всего лишь на миг. Но это мгновение показалось ему длиннее вечности. Он смотрел то на землю, где среди павших ниц перед драконом людей возвышалась одинокая фигурка - высокая, стройная, с выбив¬шимися из косы прядями волос, которые золотыми лучами скользили по плечам, то на небеса, где кружил дракон. И где царила полная луна, притягивавшая к себе взгляд, пленяя душу. Казалось, что ночное светило, пребывавшее в немом молчании целую вечность, вернуло се¬бе способность говорить и зашептало что-то на ведомом лишь ей языке, не надеясь на понимание, стремясь лишь вы¬говориться за бесконечное безмолвие.
Одни свышние знали, как ему было тяжело! Шамаш прилагал все силы к тому, чтобы удержаться на месте. В один и тот же миг он думал, беспокоился за двоих: ему хо¬телось заслонить собой девочку, защищая ее от дракона, и, в то же время – обратиться к старому другу, узнать, как он, где был так долго. Рядом с ним были два дорогих его сердцу существа. Обоим угрожала опасность. И эта опасность была заключена в них самих.
Он знал - все зависело от девочки. Как она поступит? Только ей одной было дано выбрать путь завтраш¬него дня. И ведь все, что было нужно ей сделать - шагнуть вперед, навстречу своей судьбе, не дожидаясь, пока та налетит на нее, закружит в своем водовороте.
Один шаг - это такая малость. Но шаг, который, наверное, впервые в своей жизни совершаешь сам, без чьих-то подсказок, порой бывает важнее и сложнее всей остальной жизни. Один шаг... Навстречу не только мечте, но и страху. После того, что случилось на ее глазах, после этого странного, безумного поединка волчицы и дракона, сможет ли она сделать его?.
Шамаш ощущал чувства, сменявшиеся в ее сердце, яснее, чем свои собственные. Сперва - восторг, ожидание чуда, затем - страх, за которым пришел панический ужас от одной только мысли о том, что волчица мертва и рядом ее убийца.
Он не двигался, остался на месте даже в тот миг, когда понял: все уже решилось. Малышке не справиться с паникой. Точно так же как дракону не совладать с яростью. Однако он ждал до последнего, оставляя им шанс. Даже когда увидел, как во власти страха Мати, сорвавшись с места, опрометью бросилась бежать прочь. Он все еще надеялся. На то, что Мати, увидев его, успокоится, остановится, что дракон, узнав его, вернет себе хладнокровие...
Нет. Этого не случилось. И богу солнца ничего не остава¬лось, как вмешаться. Но даже когда речь шла о спасении девочки, он не смог поднять руку на друга, поворачивая против него свою силу, чтобы лишь заменить одну жертву другой.
В то мгновение, когда лапа странника небес уже была готова схватить Мати, Шамаш оттолкнул девушку в сторону, встал между ними.
А потом...
-Йрк! - окликнул он поднявшегося в небеса, чтобы через мгнове¬ние вновь камнем броситься на ту, которая превратилась в его глазах в добычу, дракона. Крылатый странник, едва услышав свое имя, заре¬вел, словно от злости и боли, и набросился на того, кто дерзнул встать на его пути.
Шамаш знал, что произойдет потом. И все равно это случилось так быстро, что он не успел даже почувствовать боль. Лишь по слуху резанул дикий, полный боли и ужаса крик де¬вочки: - Нет…! - А затем земля осталась далеко позади. И небо приняло их в свои холодные объятья...
Ханиш не видел, как дракон схватил бога солнца своей огромной когтистой лапой. Он был рядом с сестрой, зализывал ее раны, пытаясь унять кровь и ослабить боль. И, все же, волк всем своим существом почувствовал...
"Хозяин!" - вой-плач вырвался из его сердца.
Взъерошенный, он вскочил, подпрыгнул на месте, зарычал, готовый броситься на дракона...
"Беги! - приоткрыв заплывший мутный глаз простонала Шуллат. - Ты должен быть рядом с хозяином! Ты нужен ему!"
Как будто волк сам не понимал этого, не хотел больше всего на свете броситься следом, надеясь по дорогам земли догнать того, что летел путями небес. Но Хан помнил приказ хозяина, помнил свою клятву. И потому, заскулив, опустился об¬ратно на черную, соленую от пролившихся на нее слез, и тихо заплакал.
-Что же ты! - растрепанным, взволнованно-разъяренным демоном налетел на него хозяин каравана, первым очнувшийся от оцепенения.
Волк лишь на мгновение приподнял голову, чтобы взглянуть на сына огня несчастнейшими глазами, а затем вновь, уткнувшись носом в свои лапы, заскулил жалобно и протяжно. Он винил во всем себя, хотя на самом деле всего лишь исполнил волю господина своей судьбы. Может быть, ему следовало ослушаться, может быть, так было бы лучше...
Неуверенной походкой, шатаясь, словно в полузабытьи, к ним подошла Мати. Из ее глаз текли слезы, которые, поблескивая в сле¬пых лучах луны, чертили на мертвенно-бледных щеках не¬ровные линии. С искусанных в кровь губ срывались всхлипы да рыдания. И, все же, она нашла в себе силы для слов:
-Не ругай Хана, отец. Он ни в чем не виноват. Он делал так, как ему велели...
Говоря это, она опустилась рядом с волчицей на черную, словно сама бездна, землю, положила голову Шуллат себе на колени, зашептала, поглаживая, успокаивая, может быть, не столько ее, сколько саму себя. Больше всего на свете в это мгновение ей хотелось повернуть время вспять, сделать так, чтобы все случившееся было сном, чтобы наяву ничего этого не происходило.Никогда!
-Дочка! Родная моя! - Атен встал рядом с ней на колени, заглянул в глаза. - Ты цела? С тобой все в порядке?
-Это я во всем виновата! - плакала та.
-Лина, ради богов, уведи ее в караван, - через силу, заставив себя отор¬ваться от дочери, приказал хозяин каравана женщине.
-Идем, милая, - та тотчас подошла, положила руку девушке на плечо.
-Я не могу! - ей нужно было думать о чем-то другом, заботиться о ком-то, чтобы не вспоминать, не... - Шуши! Она ранена! Я нужна ей!
-Давай я осмотрю ее, - Лигрен опустился на корточки рядом с волчицей, которая, хотя и предостерегающе зарычала на сына огня, однако же была слишком слаба, чтобы остановить его. И, потом, она нуждалась в помощи лекаря и была достаточно умна, чтобы понять это и позволить человеку помочь.
-Как она? Как?
-Лигрен... - Атен с тревогой смотрел на золотую волчицу. Выглядела она не важно. Шкура свалялась, вокруг ран на боку и го¬лове запеклась кровь, неестественно выгнутая задняя лапа прижа-лась к боку...
-Жить будет, - успокоил и отца, и дочь ле¬карь. - Однако ей нужен покой...
-Надо перенести ее в повозку...
-До повозок далеко, - качнул головой Лигрен, - а она слишком слаба. Пусть отлежится немного.
-Мати... - Атен повернулся к дочери. Более всего на свете он хотел в этот миг, чтобы девочка, покинув поскорее это недоброе для нее место, вернулась, наконец, в караван.
Но та резко вскинулась, взглянув на отца исподлобья, мот¬нула головой:
-Нет! Я останусь с Шуши!
-Дочка...!
-Папа, она защищала меня! Она спасла мне жизнь! Разве могу я после этого оставить ее хотя бы на мгновение! Пусть я виновата во всем, во всех самых страшных грехах мира, но только не в преда-тельстве!
-Оставь ее, - тронув хозяина каравана за плечо,шепнула ему на ухо Лина. - Пусть поступает так, как считает нужным.
Атен взглянул на нее, потом - на дочь и, тяжело вздохнув, нехотя кивнул, соглашаясь. Сняв плащ, он протянул его Мати:
-Постели. Земля холодная. Застудишься.
-Спасибо! - виновато взглянув на отца, Мати робко, одними гу¬бами улыбнулась. Однако же, взяв плащ, она, вместо того, чтобы сделать так, как велел хозяин каравана, укрыла им волчицу. Потом вновь посмотрела на отца, словно говоря: "Прости. Но я не могу иначе".
Атен кивнул. Он понимал ее – беспокоясь о подруге, девочка могла не думать о себе.
К ним подошел Евсей, сняв на ходу плащ.
-Ну-ка, племянница, - сложив пополам, он положил его на землю. - Пересядь сюда. Давай, девочка, делай, как тебе говорят. И мы оставим тебя в покое.
-Да, - кивнул Лигрен. - Пусть волчица поспит. Для нее сейчас сон - лучшее лекарство. Пойдем, - он двинулся с места, увлекая за собой остальных караванщиков.
Они остановились в стороне, чтобы их запахи, голоса не мешали священному зверю. Но все равно время от времени они обращали взгляды на двух подруг, тревожась за них. Потому что нужно было за кого-то тревожиться. А беспокоиться о других - легче и почет¬нее, чем о себе. Но все равно, как бы сильно им того ни хотелось, как бы отчаянно они ни стремились избежать своих мыслей, они не могли не думать о другом.
К Атену подошел хозяин города.
-Караванщик... - попытался заговорить с гостем Шед, но бро¬шенный на него взгляд был настолько холоден, что, пробрав до са¬мого сердца, самой души, заставил умолкнуть.
Но тишина царила не долго, поскольку слишком уж многие спешили ее нарушить.
-Брат... - летописец был настолько растерян, что потерял нить мира, который вместо стройной картины превратился в бестолковое нагромождение образов, звуков и запахов. Не более то¬го. - Что происходит? Как вообще подобное могло случиться? Ведь дра¬кон... Он Его слуга... Священный зверь не мог...
-Лишь господину ведомо, что произошло, - процедил сквозь стиснутые зубы хозяин каравана. - Ничего из того, что мы видели, могло не быть вовсе. Нам все могло просто привидеться...
-Всем сразу? – качая головой, пробормотал стоявший рядом с братьями, прислушиваясь к их разговору, Лигрен.
-Бог солнца не способен на обман, - поспешил прервать его хо¬зяин каравана, не позволяя сказать тех слов, которые были готовы соваться с губ лекаря. - Это наши глаза соврали нам.
-Действительно… - пусть Евсей думал иначе, но объяснение брата было единственным, которое позволяло смириться с действительностью, не потеряв рассудок. - Нам никогда не при¬ходилось встречаться с драконом - самым нереальным и загадочным из всех существ. Может быть, то создание, что мы видели сейчас, было кем-то другим, демоном, например.
-Говорят, те, кто видел демона, сходят с ума... - чуть слышно прошептал Шед.
Стоявший рядом с ним жрец, нервно дернув плечами, испуганно глянул на старого друга. В его глазах была доля осуждения. Человеку лучше не поминать слугу Губителя. Если, конечно, речь не идет о Творце заклинаний.
Но эти мысли сами приходили на ум.
-Демоны - слуги Губителя, - скользнул по чужакам острым, слов¬но лезвие ножа, взглядом выдавил из себя Атен, - а дракон - священ¬ный зверь повелителя небес. Дело в нас, не в нем. В нашей неспо¬собности понять.
-Конечно, - поспешил согласиться с ним Шед.
-Да, да... - закивали Гешт и его помощники-служители, готовые согласиться с чем угодно, сказанным повелителем небес.
-Но... – в отличие от горожан, летописцу было мало слова брата. Ему было нужно объяснение. И не только оно. Евсей переводил взгляд со своих на чужаков. - И что нам теперь делать?
-Ждать, - кряхтя, Атен сел на один из множества камней-валу¬нов, покрывавших поляну словно барханы пустыню. - Что еще могут ползающие по земле черви, которым никогда не суждено подняться в небеса?
-Да... - Хранитель опустился рядом с ним. – Мы можем только ждать. Когда повелитель небес вернется к нам с новой победой. Потому что Он могущественнее всех демонов мироздания, Он, сильнейший среди небожителей...
-Я отошлю служителей в город, - наклонился к нему Гешт, - нужно подготовиться к встрече с господином Шамашем.
-Давай, - кивнул Шед. Ни один из них больше не сомневался в том, что к ним приходил сам бог солнца. И скоро Он вернет¬ся вновь. Потому что здесь остались Его спутники-караванщики.
-Утром нам уходить, - тем временем напомнил Атену Лигрен. Лекарь был хмур и насторожен. Он не считал, что в сложившихся усло¬виях это правильно и вообще возможно.
Атен молчал. Его глаза, устремленные в никуда, были сощуре¬ны, губы шевелились, беззвучно повторяя слова молитвы. Несколько мгновений он раздумывал, после чего перевел взгляд на хозяев города.
Маг ответил прежде, чем тот успел спросить:
-Оставайтесь столько, сколько будет нужно, сколько хотите.
Торговец чуть наклонил голову. Его глаза превратились в две тонкие трещины, в которых серела снежная бездна. Он слишком хоро¬шо знал важность каждого слова и потому поспешил уточнить:
-Остаться может весь караван, или только мы?
-Весь караван, - Шед с самого начала это и имел ввиду.
-Что ж... - Атен не благодарил Хранителя, принимая его дар как нечто само собой разумеющееся. В сущности, так оно и было: не город оказывал им честь, позволяя задержаться, а караван чтил своим присутствием город, когда это был не обычный караван.
-Торговец, как ты думаешь, как скоро господин вернется? – спросил его Гешт.
Резкий, даже злой взгляд был ему ответом.
-Я... - служитель несколько растерялся. Он ожидал от караванщика если не доверия, то хотя бы понимания. Впрочем, у торговца была причина не говорить горожанам все¬го, не так ли? - Я спрашиваю не из простого любопытства. Мне... Нам важно знать это, чтобы как можно лучше подготовиться к встрече с пове¬лителем...
-После всего, что уже случилось? - губы Атена скривились в усмешке.
-Мы не виноваты...
-Разве?
-Атен, оставь их, - Лигрен и сам не знал почему встал на защи¬ту чужаков. Может быть потому, что понял: никто другой сейчас этого сделать не захочет. А горожане нуждались в поддержке. Хотя бы на словах. - Неужели ты не видишь - им даже хуже, чем нам. По¬тому что они все понимают и чувствуют за собой вину. И говорят о встрече, лишь чтобы спрятаться от нее за этими разговорами. Как прячется Мати в заботе о Шуллат... Не надо ни к чему готовиться, - с сочувствием взглянув на горожан, качнул головой Лигрен. - Он не лю¬бит торжественных встреч.
-Да причем здесь... - вспыхнул хозяин каравана, злость которого на себя начала перерастать в ярость в отношении чужаков, не просто ставших причиной всего произошедшего, но заставивших его самого стать участником этого кошмара. Именно кошма¬ра, ведь он не верил ни одному собственному слову. Нет, он не врал. Всем сердцем, всей душой он надеялся, что хотя бы отдаленно прав в своих предположениях. Но... Но почему-то он совершенно ясно чувствовал – все совсем иначе.
И он злился все сильнее. На себя, на горожан, на всех вок¬руг. И на своего спутника, которому с чего-то вдруг взбрело в го¬лову принять сторону чужаков. Которые чуть было не принесли в жертву его дочь. И которые зас¬луживали самой страшной кары...
Однако в то же самое время он понимал: в том же, что произош¬ло, никто из чужаков не виноват. Если на ком и лежит вина, то только на одном существе.
Но винить свою дочь – это было выше его сил. Малышке и так досталось. Ей столько всего пришлось пере¬жить. А сколько еще предстоит... Ведь она стала причиной... Он еще даже не знал, чего именно. Все, что лежало на пути повелителя небес, было, конечно, самым важным, но даже если на той дороге на самом деле ничего не произошло, все равно проблем хватало. Кто знает, выживет ли золотая волчица. Так или иначе, богиня снегов никогда не простит Мати ее минутную слабость.
Ему было невыносимо тяжело думать об этом и поэтому он обрадовался, когда Евсей прервал его размышления:
-Когда зайдет луна...
-Что - "когда зайдет луна"? – не понимая, что имел в виду летописец, переспросил Лигрен.
-Все закончится, когда зайдет луна.
Взоры людей сами собой поднялись к небесам. Затем вновь опустились на землю, устремившись на Евсея.
-Что дает тебе эту уверенность? - Атен, не мигая, смотрел на брата.
-Не знаю, - летописец пожал плечами. - Может быть, предчувс¬твие.
Горожане несколько мгновений смотрели на него, затем отвели глаза в сторону, так ни о чем и не спросив. Обменявшись друг с дру¬гом взглядами, они замерли, приготовившись ждать. Если все так, как говорил этот странный караванщик... Впрочем, не менее стран¬ный, чем остальные его спутники… В общем, если он прав - ждать придется не так долго. И уже очень скоро все останется позади. Не только события минующей ночи, но все, что происходило в городе, словно в кошмарном сне, на протяжении последних трех лет.
Атен качнул головой, не разделяя уверенности брата, однако все же тихо проговорил:
-Будем ждать...
Он повернулся в ту сторону, где оставил дочь.
Мати лежала, положив голову на бок свернувшегося с ней рядом Хана, продолжая и в полудреме, в которую погрузилась, осто¬рожно поглаживать спавшую рядом Шуллат. От них веяло поко¬ем. И в какое-то мгновение Атену подумалось: может быть действи¬тельно все самое страшное осталось позади и нужно лишь дождаться, когда на смену плохому придет хорошее?
-Будем ждать... - вновь повторил он. А затем все вокруг погру¬зилось в тишину, в которой не было слышно ни стука сердца, ни ше¬леста дыхания.
Мысленно караванщик пытался представить себе происходившее в этот миг с повелителем небес, заглянуть в будущее...Но даже он сам понимал, что все его надежды и страхи бесконечно далеки от реальности. Реальности, в которой был бескрайний белый снег пустыни, стиравший очертания земли, заполняя ее трещины и равняя возвышен¬ности, да мутно серое, мглистое, отданное во власть полной луне, небо...
…Первым, что ощутил Шамаш, очнувшись, был холод - сильный, сжигавший, словно огонь. Тепло покинуло тело, которое, онемев, лишилось способности двигаться. Казалось, что лед сковал его со всех сторон. Но сила осталась, хотя и где-то очень глубоко, так что на то, чтобы разбудить ее, наполнить душу пламенем потребовалось немало времени.
Разбив толстую ледяную корку, он шагнул вперед, но в тот же миг покачнулся, не удержавшись на онемевших ногах, рух¬нул на покрытый жесткой ледяной коркой снег. Боль захлестнула его огненным потоком. Она была его мучите¬лем. Но и избавителем тоже, когда именно она помогла сжечь остат¬ки холодного оцепенения. Еще несколько мгновений, и бог солнца провел ладонью по ли¬цу, смахивая капельки воды. Затем он огляделся вокруг.
Сперва Шамаш ничего не видел. Глаза слезились, все терялось в переплетении света и тени, наполненном морем солнечных бликов. Когда же зрение вернулось, перед его взглядом предстала снежная пустыня без конца и края, полная белого лунного света. А в небе, заслоняя ночное светило, царила огромная серая тень.
-Здравствуй, Йрк.
В тот же миг весь мир между небом и землей наполнил дикий, злой рев.
Дракон приближался к земле, пикируя, выставил вперед мощные задние лапы, словно хищная птица, готовясь схватить свою добычу. А Шамаш даже не пытался защититься. Не потому что не верил, что крылатый странник действительно нападет. Просто он не мог и подумать о том, чтобы использовать силу против старого друга, друга, которому был обязан жизнью.
-Я очень рад видеть тебя живым... - его губ коснулась теплая улыбка. И хотя глаза не покинула грусть, но даже она сделалась светлей.
И дракон в самый последний миг, уже готовый распороть своими мечами-когтями покой земли на части, остановился. Он завис над тем, в ком видел своего врага, выгнул шею, поднеся огромные блюдца-глаза почти к самому его телу.
"Ты называешь меня именем, которое не должен знать здесь никто!"
"Мне оно известно".
"Откуда? Как тебе удалось выведать его у небес и ветров? Ты выпытал их силой? Ты выпытал его у меня? Это ты нанес те раны, легшие шрамами на мою шкуру?"
"Нет. Раны оставил бой, в котором мы были на одной стороне. Мое тело покрыто такими же шрамами. Многие из них продолжаются на тебе. Когда из ран текла кровь, она смешалась. В том бою ты назвал меня своим братом по крови... Неужели ты все забыл?"
"Я помню... Смутно... Помню тебя... Мы были друзьями..."
"Были... - он тяжело вздохнул. Это короткое слово причинило ему больше боли, чем все раны. Однако, он не спорил: - Хорошо. Если ты считаешь, что так будет лучше".
"Не знаю... - глаза дракона стали задумчиво-туманны. Он действительно начинал вспоминать. И эти воспоминания причиняли боль. - Я остался один в снегах пустыни, один в совершенно чужом мире..."
"Я виноват перед тобой. Поверил, что тебя не спасти. Прости меня".
"Да, - лапы дракона коснулись земли, заставив ее содрогнуть¬ся. В воздух поднялся водоворот снежинок, которые, носясь в бе¬зумном танце, били по всему вокруг, режа кристалликами льда. Крылатый странник не особенно аккуратничал, однако же, чуть посторонился, не плюх¬нувшись прямо на лежавшего на земле. - Ты бро¬сил меня совсем одного! Ты даже не попытался найти меня!"
Существо, чей образ сохранился в памяти крылатого гиганта, чтобы нести не радость обретения, но боль потерь, было сейчас в полной его власти. Ему ничего не стоило покончить с ним в любой момент. Но он не мог! Не понимал - почему? Ведь он так хотел этого - отомстить! Или нет?
"Мне жаль", - тот не оправдывался, не пытался ничего объяс¬нить, не ждал понимания. Он сделал то, о чем он так давно мечтал –попросил у дракона прощение. Все ос¬тальное не имело значения. Теперь он мог просто ждать, что будет дальше.
Дракон тоже ждал. Прежде, чем напасть, он хотел спросить... Спросить о том, что встревожило его дух. Не сильно, но достаточно, чтобы разбудить любопытство.
"Мы ведь чужие в этом мире..."
"Да".
"Мы пришли сюда вместе..."
"Да".
"Да? И при этом ты - тот, кого здесь называют богом солнца?"
"Да", - вновь подтвердил Шамаш.
"Как такое возможно? Кто ты? "
"Для тебя, друг мой..."
"Для всех! Нельзя быть для кого-то одним, а для других - дру¬гим! Если, конечно, ты - не лгун!"
"Я никого не обманываю".
"Да? Кто же ты? Если - колдун моего мира, мой старый друг, который был достоин того, чтобы я пожертвовал ради него своей жизнью, ты не можешь быть богом солнца этой земли! Как тебя зовут? "
"Шамаш".
Это было не то имя, которое он хотел услышать. Его друга звали иначе. А, значит, перед ним было совсем другое существо.
"Раз так, - дракон открыл пасть, из которой вырвался пламень, опаливший снег совсем рядом с лежавшим на земле, обжигая. - Нам не о чем говорить. Готовься к смерти!"
"Я готов, - он был совершенно спокоен и безразличен. - Уже давно... Трудно жить, не умирать".
"Ну, значит, я совершу доброе дело, избавив тебя от это¬й ноши..."
"Да".
Йрк занес над ним огромную когтистую лапу… И вновь остановился:
"Почему ты не защищаешься? Богу солнца достаточно поше¬велить пальцем, чтобы уничтожить обезумевшего зверя!"
"Я не могу", - он смотрел на него, не мигая, в душе восхища¬ясь красотой и могуществом дракона. То чувство, которое он испы¬тал, увидев странника небес впервые, не ослабело со временем, теперь же, спустя столь долгую, как даже казалось - вечную разлуку, стало еще сильнее.
"Ты... - дракон отвел голову назад, остановил лапу, которая уже была готова раздавить маленькое, словно жучок, существо, - ты сказал неправду. Но не тог¬да, когда говорил, что мой друг, а когда назвал себя... Ты - не Шамаш...Ты..."
"Нет, Йрк, - прервал его бог солнца. Хрипло вздохнув, он закрыл глаза. Он устал. Страшно устал. В какое-то мгновение, от¬решившись ото всего остального, впервые, наверное, за все то вре¬мя, что прошло с мгновения, когда он оказался в этом мире, он подумал о себе, не о других, и ему страшно захотелось уйти. Покинуть землю, которая, как никакая другая, была полна бед и испыта-ний... Губы продолжали шептать: - Никто в крае снежной пустыни не называет меня иначе. Для всех здесь я Шамаш".
"Но эта ложь! - в глазах дракона вспыхнула злость, рожден¬ная как непониманием, так и природным, врожденном неприятием обма¬на, свойственной крылатым гигантам. - Как можешь ты называть себя чужим именем! Нет лжи большей, чем та, когда выдают себя за дру¬гого, стремясь завладеть его судьбой!"
"Я знаю... Я не хотел этого... Но раз так случилось, какая разница, по моей воле или против нее. Так что... - он на миг сжал посеревшие губы. - Если ты хочешь убить меня - сделай это. Если нет - прости".
"За обман? "
"За то, что оставил тебя."
"Мне помогли... - ярость медленно начала покидать дух дракона. Он стал успокаиваться, задумался, погрустнел... - Скажи, ты верил, что я смогу тебя убить? После всего, что ты сделал для меня? После того, что случилось с нами обоими?"
"За то время, что мы не виделись, много всего произошло. Я изменился. Ты стал другим".
"Да... - в глазах дракона плавилась грусть. - Другим... Прежде я никогда бы не напал на тебя... Но теперь... Это случилось. Я и сам не знаю, как..."
"Ярость не любит объяснений".
"Не ярость... Не только она... Воспоминания тоже... Они ос¬лепляют, возвращаясь не целиком, а по частям. И так внезапно... Нужно время, чтобы вспомнить все. Но я вспомнил. Теперь вспом¬нил. И понял, что на самом деле никогда не держал на тебя обиды за случившееся. В том бою тебе досталось куда сильнее, чем мне... Я рад, что ты выжил, что мы встретились. И, все же… То, что я сделал... Это не простительно. Я на¬пал на тебя. Я ведь действительно хотел тебя убить! Был готов сделать это! Простишь ли ты меня когда-нибудь? Смогу ли я заслужить…"
"Как может не простить тот, кто сам ждет прощения?"
"Странно это все, - задумчиво молвил дракон, - прощать... не¬навидеть... - он прижал голову к земле, скосил глаза, не спуская взгляда с друга. - Как я мог ненавидеть тебя? Ведь это же ты. И не важно, как называют тебя в этом мире... Если хочешь, я тоже буду называть тебя Шамашем... - наверное, все же это была не та¬кая уж большая ложь, а, может, и не ложь вообще. Во всяком слу¬чае, в этом мире. - Тебе плохо? - вдруг, заметив гримасу боли, сколь¬знувшую по лицу друга, встрепенулся дракон. - Я..."
"Все в порядке, - стремясь успокоить крылатого странника, не позволяя ему ни на мгновение ощутить себя виноватым в том, что случилось, он, прижав правую руку к груди, унимая боль, оперся левой о снежную корку, приподнимаясь. Уже си¬дя, он продолжал: - Йрк, что происходит в том городе?"
"В который я прилетаю каждое полнолуние?"
"А есть другой?"
"Да. Тот, куда я улетаю из первого. Вон он", - дракон чуть качнул головой, указывая на нечто за спиной Шамаша.
Обернувшись, тот увидел искрившиеся в лучах луны высокие ледяные стены, зеркальные башни, увенчанные тончайшими иглами-шпилями, увенчанными искрами звезд.
В этом хрустальном замке был свет, однако, заключенный в темницу льда, он лишь светил, но не грел, казался отрешенным и безли¬ким.
-Если в этом городе когда-то и теплилась жизнь, то очень давно, - паром сорвались с губ слова.
"Не все ли равно, мертв он сейчас или жив? Важно не насто¬ящее, лишь то, что было и будет".
Бог солнца перевел взгляд на дракона. Он давно перестал удивляться мудрости странника небес, языком которого слишком час¬то говорили свышние. К тому же, с некоторых пор ему и самому стало казаться, что настоящее - не более чем звено, соединяющее воедино цепь вре¬мен, лестница, поднимающая с этажа минувшего в башню грядущего.
"Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе обо всем с самого нача¬ла или только о самом главном?"-не спуская с него напряженного взгляда немигавших золото-лунных глаз, спросил дракон.
"Если это не тот случай, когда важны подробности..."
"Нет, - с явным облегчением вздохнул дракон. Однако уже че¬рез мгновение у него в глазах зажглась доля сожаления : -Ты не ду¬май: я бы с радостью проговорил с тобой и целый год, рассказывая о том, что пришлось пережить мне, узнавая, как складывался твой путь, но..."
"Но сейчас для этого не лучшее время", - понимающе кивнул Шамаш.
"Да..." - тяжело вздохнув, печально подтвердил Йрк.
-Не грусти, - подбадривая его, прошептал бог солнца. Мыслен¬ной рукой-невидимкой он коснулся головы гигантского зверя, поче¬сал мягкую кожицу на том месте, где подбородок переходил в шею. Тот, довольный, закатил глаза, заурчал:
"Ладно... Ведь у нас еще будет время для того, чтобы все расска¬зать друг другу?"
"Конечно. Впереди целая вечность. Я сделаю так, чтобы ты смог найти меня, когда захочешь".
"Как в старые добрые времена... - казалось, что дракон улыба¬ется, и, все же, в этой улыбке была доля грусти. - Жаль, что нельзя вернуться назад...!" - однако, все же, в его глазах брезжила надежда, но...
"Увы..." - разбилась она о тяжелый вздох Шамаша, который сам мечтал вернуться в прежний мир. Нет, не навсегда. Для этого он уже был слишком крепко связан с землей снежной пустыни множеством обетов и предвидений. Но на время, пусть хотя бы на один день, один час, один миг, лишь чтобы взглянуть, как там обстоят дела, убедиться, что все в порядке. Во всяком случае, насколько это возможно, просто увидеть те мес¬та, тех людей, которые были когда-то всей его жизнью.
"Я... Я думал, что, может быть... - дракон мотнул головой. - Прости. Я понимаю: мы попали сюда не по твоей воле, даже не по твоему желанию. Это я попросил свышних о великой милости, но просто... Теперь, когда я все вспомнил... Мне стало страшно оди¬ноко. Все мои родственники... Да что там, все, по¬добные мне, остались где-то неимоверно, недостижимо далеко. И я подумал... Ведь тебе дано очень многое. Может быть, ты сможешь отыскать дорогу назад?"
"Нет".
"Нет? Значит, ее нет..." - его взгляд стал таким нес¬частно-потерянным, что Шамаш, не выдержав, проговорил:
"Не отчаивайся. Возможно, дорога между мирами и существует. Просто она не в прошлом, а где-то в будущем".
"Ты думаешь, мы еще сможем..." - дух зверя воспрял, в гла¬зах-лунах загорелась заря надежды.
"Мне бы очень хотелось верить в это".
"Да-а..." - протянул Йрк, глаза его подернулись дымкой-поволо¬кой, словно внутренне он уже был в том времени, о котором теперь будет мечтать каждое мгновение. Но уже через несколько мгновений, вспомнив, он, отстранив¬шись от грез, возвратился в реальность, чтобы, виновато глянув на Шамаша, шепнуть: "Прости. Я так и не ответил на твой вопрос. Дело в том, что... Я так сильно, так страстно хотел спросить... Узнать, возможно ли... Ну, вернуться..."
"Я понимаю", - собеседник не торопил его. Он шевельнулся, чуть повернулся, устраиваясь поудобнее. Во всяком случае, нас¬колько это было возможно на жестком колючем снегу.
Заметив это, дракон осторожно придвинулся к нему, подставляя мощную, как холм, лапу, на которую можно было опереться, защи¬щая крыльями от ветра.
"Спасибо".
"Тебе холодно? Я сильно поранил тебя? Почему ты не сказал? Давай, я отнесу тебя обратно, к твоим спутникам, чтобы они вылечили тебя... - он засуетил¬ся, занервничал, вытянув шею, закрутил головой. - Или... - взглянув на ледяной дворец, который, в отличие от людского города, был совсем рядом, - может, лучше... - он не был до конца уверен, и все же решил предложить: - В холодный город. И позову ту, которая исцелила меня..."
"Не надо".
"Но почему?"
"Она не поможет мне. Не потому что не захочет, просто не сможет. Вернуться же назад я не могу. Пока не могу. Скажи, ты переносил горожан в ледяной дворец, потому что тебе так велела его хозяйка? "
"Да. То есть, нет. Она не приказала, сказала. Пойми: она ведь спасла мне жизнь. Неужели же я смог бы отказать ей в пер¬вой же просьбе? Даже если мне это не нравилось... А это было совсем не так. Не совсем так. Конечно, где-то в чем-то мне было жаль людей, но, с другой стороны, они ведь чужие, совсем чу¬жие, в них нет ни капли крови нашего мира. И вообще... Они сами со всем соглашались. Мне не приходилось ни отни¬мать, ни угрожать, я лишь брал то, что они отдавали по доброй во¬ле..."
"Ты словно оправдываешься передо мной".
"Ну... - надо признать, Йрк чувствовал себя не совсем уютно. Ему менее всего хотелось выглядеть жестоким или даже вероломным в глазах старого друга, который избрал людей этой земли себе в спутники и, должно быть, испытывал долю симпатии ко всем, имено¬вавшимся здесь детьми огня. Во всяком случае, так казалось дра¬кону, ведь иначе он не стал бы пытаться защитить их, рискуя собой. - Ты ведь не осуждаешь меня за это?"
"Я не могу тебя судить. Друзей не судят".
"Но если бы я не был твоим другом..."
"Тоже нет. Ведь ты - дракон".
"А в твоих глазах страннику небес можно больше, чем всем ос¬тальным?" - Йрку показались странной эта мысль. Ведь прежде колдун никогда не делал разницы между своими друзьями, к какому бы ро¬ду-племени те не относились.
"Не в моих. Так думают дети огня. Закон этого мира де¬лает подобных тебе священными зверями. Что же до меня, я считаю: каждому дано то, что другие ему позволяют".
"Да-а... - снова протянул дракон, взглянув на собеседника с долей удивления. - В какой-то миг мне даже стало страшно: неужели я изменился так же сильно, как ты?"
"Не знаю. Может быть, все дело не в нас, а в этой земле, которая ставит во главу угла то, что прежняя, полагая пустяком, не замечала".
"Ее зовут Айя... - задумчиво проговорил Йрк, однако при этом его глаза были ясны и они внимательно смотрели на друга, ожидая, как тот отреагирует. - Ту, которая исцелила меня..."
"Да, - просто кивнул Шамаш. Он так и думал. Это многое объясняло. За исключением разве что того, зачем богине снегов по¬надобились жители города. - Йрк, те горожане, которых ты приносил в снежный дворец, что с ними стало?"
"Они спят".
"Сном жизни или смерти?"
"На грани,- дракон наклонил голову. - Их плоть стала льдом, в котором драгоценным камнем замерло сердце. Мгновения не текут по¬током крови..."
"Но если их согреть..."
"В тела вернется время и дети огня очнутся".
Шамаш кивнул. С его губ сорвался вздох облегчения.
"Ты хочешь вернуть их к жизни? И перенести назад, в их город?"
"Да".
"Теперь я вижу - ты тот же. Только ты думаешь о других боль¬ше, чем о себе..."
"Я не хотел ни во что не вмешиваться, но..."
"Но я вынудил тебя. Принеся сюда. Значит, так должно было случиться".
"Нет. Не совсем так..."
"Я должен был принести сюда других... И сначала не тех, кого потом... Айя почему-то изменила свое решение... Она - причина того, что случилось..."
"Скажи, девочка, за которой ты летел..."
"Девочка... - Йрк помолчал несколько мгновений, словно разду¬мывая, вспоминая. - Да, Айя ждала ее..."
"Зачем? Зачем она ей понадобилась? Зачем ей понадобились все остальные? И вообще, зачем забирать силой тех, кто, скажи она, что таково ее желание, сами бы отправились к своей богине?"
"Айя - не ты. Она не объясняет причин своих поступков. Ее планы принадлежат лишь ей и со стороны кажутся столь запутанны¬ми, что никому не под силу в них разобраться... Спроси у нее. Может быть, тебе она ответил".
"Нет. Не ответит".
"Почему? - удивленно округлил глаза дракон, но не успел Шамаш ответить, как он и сам вспомнил: - А, да, Айя говорила что-то о том, что вы не можете встретиться. Какое-то там заклятие... Но, право же, я думал, это шутка. Или что-то вроде этого. С чего бы кому-то, более могущественному, чем вы двое, было накладывать столь нелепое, бессмысленное заклятие?"
"Жители этого мира верят, что Нергал набросил на плечи Айя свой плащ-невидимку..."
"Надеясь, что, оставаясь невидимой для своего любимого, она воспылает страстью к нему, -дракон фыркнул. – Это то же самое, что считать: раз в мире снежной пустыни у меня нет драконьей пары, я могу полю¬бить и кого-то другого... Ну, там, голубя или тучу... Тем бо¬лее, что самое нелепое в этой нелепице состоит в том, что ты ведь - не ее Шамаш".
"Да. И наша встреча с ней сейчас давала бы Нергалу куда больше шансов, чем ожидание неизвестно чего".
"Зачем одновременно делать и то, и другое, когда достаточно чего-то одного? Зачем заклятие, когда соперник убит? И вообще... Стран¬ный мир. Странные законы. Может быть, и правильно, что ты вмеши¬ваешься в эту неразбериху. Во всяком случае, твои поступки - единственное, что не лишено логики".
"Ты никогда не любил загадок", - при воспоминании о минувшем, горькая улыбка на мгновение коснулась губ Шамаша.
Заметив ее, дракон тоже погрустнел:
"Память рождает печаль..." - он огляделся вокруг.
Казалось бы, то же небо, та же земля... Крылатый зверь не видел осо¬бой разницы между ними в том мире и этом. Ему было все равно, ми¬мо каким облаков - сердоликовых или лазурных - пролетать, на ка¬кую землю - белую или изумрудную глядеть с вышины. Но перестать тосковать по своим соплеменникам... Это было невозможно. Особенно когда одиночество усиливало тоску, доводя ее време¬нами до исступления, даже безумия.
"Ты не одинок здесь", - понимая его, может быть, даже лучше, чем самого себя, проговорил Шамаш. Его рука - тень вновь косну¬лась головы небесного странника.
"Да... - вздохнув, признал тот. - Есть ты, на помощь и понимание которого я всегда могу рассчитывать..."
"И та, которая спасла тебя".
"Н-нет, - задумчиво протянул дракон. Его раздвоенный на конце язык выскользнул из пасти, со свистом разрезая воздух, совсем так, как это делает змея. - Она-другая... Она слишком сильно хотела стать моей хозяйкой, чтобы быть другом... Вот тебя я бы назвал хозяином... В этом мире, где все считают себя принадлежащими ко¬му-то... И вообще, все вокруг верят, что драконы - твои священные звери..."
"Бога солнца".
"Да. Но ведь ты и есть бог солнца. Так что, возможно, мне действительно стоит..."
"Нет, Йрк, - остановил его Шамаш, - я слишком ценю дружбу, чтобы покупать за нее, словно звонкую монету, раба".
"Я знал, что ты так скажешь. Может быть, потому без страха и заговорил с тобой об этом. Ты понимаешь, что для дракона нет ни¬чего важнее свободы. И вообще, если бы этот мир следовал твоим обычаям, а не своим глупым правилам и законам, он был бы много лучше. И из него не ушли бы такие, как я... Прости меня за эту грусть. Но... Просто одиночество бывает разным..." - просвистел он, совсем как потерявшийся среди снегов малютка-ветерок.
"Разным, друг мой. Я понял, какая грусть, ка¬кое одиночество гнетет тебя. Зря. Ибо оно есть лишь внутри те¬бя".
"Если бы! Если бы так! Я отдал бы все на свете за то, чтобы твои слова оказались действительностью, а не лишь стремлением успокоить, поддержать меня!"
"Это правда".
"Но на земле снежной пустыни нет места драконам!"
"А разве странники небес не редкие гости на любой земле, на земле вообще?"
"Я знаю, ты всегда говоришь только правду, но... Мне так трудно поверить... В то, что ты пытаешься мне сказать... Ведь столько времени меня убеждали, что второго подобного мне в этом мироздании нет..."
Дракон, поднявшись на задние лапы, выпрямился, раскрыл крылья, представая во всей своей красе и могуществе - огромный, словно гора. Казалось бы, как только воздух носит по своим доро¬гам такую махину, которую с трудом выдерживает земля в те краткие мгновения, когда крылатый зверь оказывается на ее поверхности. Его золотые глаза мерцали, переливаясь множеством разноцвет¬ных искр. Сомнение сменялось надеждой, та - робкой верой, которую так хочется, но так трудно принять, потому что страшно разуве¬риться.
"Загляни в мои глаза".
"Ты встречал их?" – в его душу вошла робкая искра надежды.
"Нет. Но я слишком долго смотрел в зеркало мира, когда искал тебя. Теперь в моих глазах то же отражение, что хранит в себе ка¬мень Намтара. Взгляни в них и ты увидишь те тени, которые кружились в нем, ожидая тебя".
"Может быть... - дракон все еще сомневался. Даже вернее - бо¬ялся, чувствуя, что вот-вот сделает шаг, после которого уже не сможет вернуться к прежней, размеренной в своем пустом спокойс¬твии жизни. Однако желание найти себе подобных, в конце концов, пе¬ресилило все страхи. И он устремил на бога солнца взгляд огромных рыжих глаз.
Несколько мгновений над пустыней лишь ветра шептались со снегами, обсуждая то, что было, предполагая, что будет дальше.А затем...
"Да! - громкий вскрик-рев разбил тишину. Дракон взмыл в небе¬са, закружил, словно танцуя с невидимыми воздушными духами, лег¬кий и грациозный в своей родной стихии. - Я видел их, видел! Они действительно есть! Пусть они – не из моего рода, но... Но они могут стать моей будущей семьей, и... Теперь я знаю, где их искать! Я понимаю, почему не находил прежде. Я искал совсем не там! Да я просто не искал по-настоящему, когда верил, что все поиски напрасны..." - чувства просто захлестывали его дух. Он был готов обратиться лучом солнца, чтобы скользнуть по снегам, пере-носясь подобно молнии с одного края земли на другой.
Однако...
Он внезапно остановился.
"Прости, я... Я так обрадовался, что забыл... Прежде чем ле¬теть в грядущее, нужно разобраться с настоящим. Со всем, что я тут натворил", - в его глазах вспыхнуло чувство, которое можно было бы принять за ярость.
"Йрк..."
"Да, друг, со всем! И со всеми! - он повернул голову в ледя¬ному дворцу. Его глаза гневно сузились. - Х-хш, - зло зашипел он. - Я ведь так ей верил! Я считал: если она спасла меня, вылечила, зна¬чит, она - хорошее, доброе существо, которому можно доверять!"
"Она могла не знать…"
"Что в этом мире есть подобные мне? Могла! Ну и сказала бы так: "я не знаю". Зачем было лишать меня веры решительным "нет"?! "Нет" - и все тут!"
"Возможно, она ошибалась. Ошибалась, убежденная в своей право¬те".
"Нет, она сделала это специально! Потому что хотела удержать меня рядом с собой! Потому что я был нужен ей для осуществления каких-то ее планов... Впрочем, - глаза дракона блеснули яростью, морду искривила гримаса презрения, - теперь, когда я знаю..."
"Йрк, ты не должен ненавидеть ее. Она ведь спасла тебя".
"Что с того! Ответственность лежит не на том, кто принимает помощь, а том, кто ее оказывает! Это спасающий обязан беспокоиться о будущем. И постоянно заботиться о том, кому он сохранил жизнь. Так, а не наоборот! Такова истинная благодарность мироздания!"
"И все же..."
"Почему тебя заботит Айя? Ведь она никто для тебя!"
"Все когда-то были чужаками, незнакомцами, одинокими стран¬никами. До тех пор, пока их пути не пересеклись. И мы с тобой".
"Нет! – возмущенно мотнул головой Йрк. Как такое может быть! Разве они не были друзьями с самого детства, всегда! И, потом, как можно вообще сравнивать! - Ты и она, вы совсем не похожи! У тебя даже в голове не укладывается, как это - обманывать, отнимать надежду лишь затем, чтобы удер-жать!"
"Йрк..."
"Давай не будем о ней, хорошо? Может быть, когда-нибудь я пойму. Когда она изменится. Или когда я успокоюсь настолько, что сама эта мысль не будет выглядеть в моих глазах олицетворени¬ем обмана. Может быть, тогда я прощу ее. Но не теперь! - он огляделся вокруг. - Ладно. Забудем об Айе. Ты не хочешь, чтобы я думал о ней плохо, я не могу думать хорошо. Оставим. Забудем. Поговорим о другом. Что ты собираешься делать дальше? Отогреешь уснувших и отведешь их обратно в город? "
"Их много?"
"Я неважно считаю, но да, много. Я ведь носил их сюда не один год... И... И... Ну, ты понимаешь..."
"Что ж... - Шамаш немного помолчал, задумавшись, словно прики¬дывая что-то в уме. - Значит, на возвращение потребуется некоторое время", - проговорил он. Однако, это ничего не изменяло. Так или иначе, он собирался вернуть жителей города домой. И следовало сделать это поскорее, пока силы не оставили его израненное тело.
Глава 22
Перед тем, как пришло время взойти солнцу, на землю спусти¬лись самые черные и холодные мгновения, в которые власть над ми¬ром отдавалась призракам и теням, кружившим в немом танце тоски, навевая ужас на души тех, кто встречал предрассветье не в неж¬ных объятьях сна, а в мрачном бодрствовании...
"Скорей пусть спустится на душу,
Покой, который не нарушит
Ни страха вскрик, ни горя плач.
Пускай не знает неудач
Миг просветления, восхода
Святого. Духи непогоды
Пускай обходят стороной
Его края! Храни, бог мой,
Меня от бед, от тени ночи,
Что смерть лишь смертному пророчит
И, ненавидя все вокруг,
Из тишины рождает звук," - губы сами шептали слова молитвы, представлявшейся единственной опорой в черной пустоте, где, не на небе, но уже и не на земле, билось о прутья невидимой клетки сердце.
А тут еще луна, освещавшая в своем великодушии землю, зашла вдруг за тучу. И ночь стала так черна, словно ее поглотила бездна. Холод на крыльях ветра проник под тонкий покров одежд, ост-рыми длинными иглами пронзая тело, внося дрожь в душу, усиливая и без того беспредельный страх перед грядущим.
-Атен... - с трудом, сквозь нервно сжатые зубы, которые время от времени прошибала дрожь, начал Евсей, но брат остановил его безнадежным взмахом руки:
-Знаю... - процедил он. – Знаю: уже давно пора рассвести...
-Но не видно и отблеска зари, - сорвалось с губ Хранителя города. Шед выглядел совсем дряхлым стариком, одна нога которого стояла уже на земле сада благих душ, а вторая оставалась в краю снежной пустыни только потому, что его удерживало дело, не доведя которое до конца он не мог уйти. - Да простит меня повелитель небес за сом¬нение в Его могуществе... - едва слышно прошептал он.
-Атен, дракон - Его священный зверь... - нервно кутаясь в плащ, проговорил Лигрен. - Что бы ни случилось, он не посмел бы. Даже если Губитель сумел набросить на шею небесному зверю свою цепь, которую не в силах порвать и демоны...
-О чем тогда беспокоиться? - хмуро глянул на него хозяин ка¬равана.-Жди.
-Но если это был не дракон, а демон, принявший его облик? Что тогда?
Атен лишь нервно дернул плечами. Что он мог сказать?
-Луна уже зашла, а солнца все нет... - Гешт облизал потрескавшиеся губы. Сглотнув, он повернулся к магу. - А ведь по всем расчетам сегодня луна должна была дождаться солнца, чтобы встретиться на грани...
-Замолчи, - прервал его Шед. Хранитель болезненно поморщился. Как будто он не знал всего этого и сам! К чему напоминать о том, что лишь больнее ранит и... - Холодно, - клубом пара сорвалось с губ хозяина города. - Как же холодно! - он кутался в складки своих доро¬гих парадных одеяний, не предназначенных для того, чтобы хранить тепло, когда шившему их со всем старанием и усердием мастеру-портному не могло и в голову прийти в голову, что Хранителю станет холодно в согревавшемся его силой оазисе.
Как тихо он ни говорил, стоявшие чуть в стороне служители все же услышали его слова и один из них, поспешно стянув с себя шерстяной плащ, накинул его на поникшие, угловато колючие плечи мага.
-Спасибо, - благодарно взглянул на него старик. - Возвращайся в город, сынок.
-Позволь мне остаться, - склонив перед Хранителем голову, поп¬росил служитель. Ему было непривычно и тяжело идти против воли хозяина города, которому при посвящении он дал клятву верного служения, и, все же, желание дождаться прихода бога солнца было сильнее всех остальных мыслей и чувств.
Шед несколько мгновений смотрел на него, прекрасно понимая, что тот думает, чувствует сейчас: "Лишь миг, всего только взгляд на небожителя, особенно - по¬велителя небес, стоит не одной жизни... Даже если за этим мгнове¬нием ждет пустота", - помрачнев, он опустил голову на грудь.
Им не приходилось надеяться на благосклонность господина Шамаша. Даже если отрешиться от произошедшего, слепо уверовав в то, что случившееся не имело ничего общего с увиден¬ным, когда глаза так часто обманываются, видя не то, что есть или не то, что нужно...
Горожане ошиблись, поверив, что Он сменил свое отношение к жертвоприношению, которое презирал и ненавидел всегда. Они ошиблись, не приняв на веру слова хозяина каравана о том, что торговцы - спутники повелителя небес. Они ошиблись, думая, что эта девушка, Мати - дочь богини снегов и повелитель небес хочет наказать ее за неверность супруги. Великие боги, да как они вообще могли хотя бы помыслить о том, что кто-то, пусть даже богиня луны, может пойти против воли господина Шамаша, нарушить данную Ему клятву, прочней ко¬торой нет ничего в мироздании!
Вот и получалось, что, стремясь угадать причину обрушившейся на город беды, они не просто совершили ошибку, но сами стали этой причиной.
Оставалась единственная надежда - может быть, они уже достаточно заплатили за все? Ведь не стал же небожитель в ярости разрушать город.
Однако, с другой стороны...
То, что происходило сейчас, могло явиться еще более ужасным наказани¬ем, чем мгновенный конец. Если Он решил отвратить свой лик от того края земли, на кото¬ром стоял их город, и над оазисом навеки вечные нависнет пустынный мрак ночи, который не сможет разогнать вся в мире огненная вода и не согреет даже сила мага, тогда очень скоро живущим здесь самая страшная смерть будет казаться избавлением, а пустота - покоем.
-Неужели солнце никогда больше не взойдет для нас? - словно вторя его мыслям, проговорил кто-то рядом, не пытаясь скрыть своего ужаса перед возможностью подобного.
Скрипнув зубами, Шед на мгновение закрыл глаза, понимая, что не в силах дать ответ на этот вопрос. И не только спрашивавшему, но и самому себе.
-Атен... - Евсей повернулся к брату. По чер¬там его лицам, движениям рук было видно, как сильно он нервнича¬ет. Да, караванщикам до¬велось увидеть много чудес, о которых все остальные ныне живущие на земле если и знали, то только из сказок. Но о том, что происходило этой ночью, не говорилось ни в од¬ной легенде.
Дракон напал на своего хозяина? Невероятно! Да, крылатый зверь мог быть болен, его сознание могло быть затуманено. Но не настолько же, чтобы не узнать своего повелителя!
Что же до того, что образ дракона мог принять демон, Евсей не верил в возможность подобного, хотя бы потому, что повелитель небес в этом случае обязательно заметил бы подмену. Ведь Он видит суть созданий, не их облик. И тогда единственным возможным объяснением было – Губителю каким-то неведомым образом удалось получить власть над крылатым зверем.
Тогда солнце действительно может никогда больше не взойти.
-Атен... - он вновь и вновь, во власти всех этих мыслей и страхов, пытался заговорить с братом.
-Ну что тебе! - устало глянул на Евсея хозяин каравана. Его лицо в полутьме казалось совершенно бледным, несмотря на всполохи горевших рядом костров с огненной водой. Только веки изможденных глаз покраснели, словно края ожидавшего возвращения солнца гори¬зонта. - Чего вы все от меня ждете? Каких ответов? - нервно взмахнул он руками. - Я только человек! Обычный человек!
-Но тебе дан дар предвидения, - не унимался летописец, который был не в силах и дальше просто стоять и ждать, когда совершится чудо.
-Дар! - фыркнул Атен.Однако презрительная усмешка быстро сме¬нилась болезненной гримасой. - Это не дар, а скорее проклятие. Когда нужно напугать дурными страхами-предчувствиями - он тут как тут, а если требуется его помощь, предостережение - ищи свищи по пустыни... Да и вообще.. Эх, - он махнул рукой - "Что тут еще ска¬жешь?"
-И все же? - продолжал настаивать Евсей.
Хозяин каравана устремил на брата тяжелый хмурый взгляд - "Ну что ты лезешь? Чего тебе неймется?"
-Действительно, Атен... - поддержал летописца лекарь.
-Почему всем всегда кажется, что я знаю больше дру¬гих! Или Шамаш, уходя вместе с бо¬гиней врачевания, сказал мне что-то, чего бы не слышали вы? Или Он говорил со мной после Своего возвращения, а не явился прямо сюда, на поляну, на этот... - он хотел сказать - демонский, гибельный, даже - нергальский обряд, но, устремив на мгновение взгляд на непроглядные мрачно-хмурые небеса, решил промолчать, боясь навлечь на всех еще большую опасность - беду, которая бы превосходила ту, что уже виделась в фантазиях о реальности.
-Но разве накануне Он не говорил с тобой о предсказаниях?
-Да неужели, знай я обо всем этом, - он обвел руками вокруг, зная, что один взгляд красноречивее множества слов, - позволил бы каравану войти в город?
-Ты ведь и хотел, чтобы мы обошли оазис стороной, - осторожно напомнил ему Лигрен. - И если бы не случившееся...
-Это Мати, - помрачнев, пробормотал Атен. Он с силой стиснул пальцы,так, что костяшки побелели, а ногти ушли глубоко в ладони, выдавливая из них капельки алой крови. - Она все знала. А я не слушал ее, старый дурак!...
-Может быть, стоит спросить у нее... - бросив взгляд на дре¬мавшую в окружении священных зверей богини снегов девушку, начал было Шед, но торговец резко прервал мага.
-Нет! - вскричал он словно раненный зверь Его глаза налились ог¬нем, волосы взлохматились, так что за человеческим обличием нача¬ли проглядываться черты волка, готового, вставая на защиту своего детеныша, рвать горла врагов.
-Действительно, - озабоченно глянув на брата, проговорил Ев¬сей, - будет лучше оставить девочку в покое...
-Раньше надо было спрашивать! И слушать! - Атен тяжело дышал. На его лбу выступили капельки пота, лицо покраснело, словно от напряжения. - Ей и так столько всего пришлось пережить! Я и предс¬тавить себе не могу, как невыносимо тяжело было девочке войти в город, быть здесь, зная, что ей суждено... - его дыхание перехвати¬ло и, не закончив фразы, он с силой стиснул зубы, сдерживая гото¬вый сорваться с губ крик боли и отчаяния.
-В какое-то мгновение, - пробормотал Лигрен, - когда дракон по¬летел к Мати, мне показалось, что он хочет разорвать малышку в клочья...
-Не он! - резко повернувшись к своему спутнику по тропе кара¬вана, пронзил его взглядом Атен. - Не наводи напраслину на священ¬ного зверя! Это горожане во всем виноваты! Они хотели принести мою дочь в жертву! Дракон лишь собирался забрать то, то было ему оставлено!
На мгновение между горожанами и караванщиками нависла напря¬женная тишина, которую, словно молнии тяжелый грозовой воздух, пронизывали взгляды.
Тут была и ненависть –Атен не скрывал своих чувств, которые ясно читавших в то ос¬тывавших в два кусочка льда, то вспыхивавших лампами с огненной водой глазах.
И презрение - Лигрен слишком хорошо знал, что такое обряд жертвоприношения, чтобы жалеть тех, кто прибегал к нему, пусть даже во имя спасения, во исполнение воли небожителей, не важно.
И сомнение - Евсей не был уверен, что горожане так уж вино¬ваты. Ведь они всего лишь следовали высшей воле. Единственное, за что можно было бы их осуждать, это за неспособность понять, чего ждали от них небожители. Их вина и, одновременно, беда была в том, что они ошиблись... Но разве многим среди смертных дано понимать, чего ждут от людей боги?
Что же касается горожан, то в их душах и глазах было отчаяние... Отчаяние тех, кто вдруг понял: все, что они делали, та дорога, которую столь старательно выбирали, по которой так осторожно шли, оказа¬лась не путем к спасению, а шагом в бездну.
-Мы просто выполняли волю... - начал было Гешт. Среди всех горожан, стоявших на жертвенной поляне, он оставал¬ся единственным, сохранившим способность надеяться, а потому пы-тался оправдаться.
-Нергала! - сорвалось с губ хозяина каравана.
-Не произноси имя Губителя, караванщик! - побледнев, прохрипел жрец. - Не здесь, не сейчас! Пусть ты - избранный, это не освобож¬дает тебя от необходимости следовать законам и обычаям, установ¬ленным для всех!
-Правда, Атен... - Евсей, скользнув взглядом по набухшим, словно в ожидании страшнейшей ночной метели небесам, поежился. Впервые с того самого момента, когда он осознал себя летописцем, караванщику не хотелось оставаться в том крае, которому предстоит войти в историю. Он с трудом удерживал себя от того, чтобы броситься бежать прочь, стремясь укрыться за пологом повозки, под покровом сна, пережидая мгновения легенд, и вернуться лишь когда все будет решено и вновь установится покой обычной будничной жизни.
-Да кто такой Губитель! - словно обезумев, перестав контроли¬ровать свою речь, не обращая внимания на то, что за слова срыва¬ются с его губ, в сердцах кричал хозяин каравана. - Ни один дух из его слуг, ни один самый ужасный демон не способен даже задумать такое, что творят люди! Прикры¬вать ненавистный Шамашу обряд Его именем! Вовлечь в это... эту грязь, мерзость дракона - Его священное животное!
-Но... Но ведь дракон прилетел к нам сам... Мы не звали его... И, потом, жребий... Его бросает господин Намтар, бог судь¬бы... – испуганно заговорил кто-то у них за спиной.
Но Атен не слушал и не слышал горожанина. Он продолжал:
-Да еще, оправдываясь, перекидывать всю свою вину на плечи богов!
-Караванщик... - начал собравшийся все еще раз объяснить жрец, но умолк, почувствовав, как ему на плечо легла рука Храните¬ля.
-Не надо, - качнул головой старый маг.
-Но он должен понять!
-Зачем? Уже поздно. Все уже слу¬чилось. Осталось дождаться последней воли.
-Ждать?! Смиренно и безропотно?! Нет! - резко мотнул головой Атен. В его глазах были ненависть и упрямство.
-А что ты можешь сделать? Что изменишь всеми этими словами, возгласами и взрывами эмоций? Лишь уведешь себя еще дальше за грань отчаяния, у которой остановились мы.
-Смирись, - кивнул, соглашаясь со старым другом, хозяин горо¬да. Его глаза заблестели, замерцали, излучая мягкий, теплый свет магии. Он смотрел на хозяина каравана не мигая, не отрывая взгляда ни на миг, прося, убеждая и заставляя подчиниться, успо¬коиться, склонить голову перед судьбой.
-Нет! - процедил тот сквозь зубы. Это была уже не просто злость, а слепая ярость.
Маг, тяжело вздохнув, качнул головой. Он понял: совершенно беспо¬лезно в чем-то убеждать чужака, спорить с ним. Караванщик не примет никаких слов. Потому что не услышит их.Подобная убежденность заслуживала уважения. Не каждому смертному дана такая сила - верить столь сильно, столь страстно, что не допускать никаких сомнений.
Тем временем Атен, оторвав взгляд от полога небес, глядя на озаренную светом зажженных по краям поляны костров с огненной водой, призванных отделять жертвенную поляну от остального края, шагнул вперед, к холму.
Служители смотрели вслед ему, не скрывая восхищения. Самим им было страшно и помыслить о том, чтобы сойти со своего места, которое было... во всяком случае - казалось единственным прочным, надежным оазисом в бушующей пустыне мрака и теней.
-Хозяин вашего каравана - великий человек, - проговорил Шед, обращаясь к торговцам.
-Да, - наклонил голову в знак согласия лекарь. В его глазах тоже было восхищение. - В нем больше веры, чем в сердце жреца.
-А ты жрец? - спросил его Гешт, нисколько не сомнева¬ясь, что так оно и есть.
-Нет.
-Почему? - удивился тот.
-Караван - не город. В нем не может быть служителей.
-Но как же? - удивился тот. - Ведь ваш караван - не обычный. Вы...
-Спутники повелителя небес... – кивнул Евсей. - Да.
-И несмотря на это...
-Как раз из-за этого, - затем, несмотря на всю свою нескрывае¬мую неприязнь к горожанам, Лигрен все же снизошел до объясне¬ний. - Он не любит благоговейного трепета в глазах тех, кто идет с Ним рядом, Ему претят песнопе¬ния- молитвы и обряды, вплетенные в каждый шаг.
-Вы - спутники небожителя и поэтому не можете быть Его слу¬жителями? - в голове горожан просто не укладывалось подобное. Они-то считали, что только жрец да маг могут приблизиться к богам настолько, чтобы удостоиться Их внимания, разговора с Ними и тем более прихода од¬ного из Них. А тут...
-Он... Он не обычный бог... - понимая их смятение, проговорил Лигрен.
-Да, конечно, - разве кто-то сомневался в этом? Господин Шамаш - величайший из богов. И тем большим должно быть величие Его спутников. А те вели себя, словно обычные караванщики! - И ты, - Гешт с подозрением смотрел на Лигрена, словно стремясь уличить его в обмане, - никогда не был жрецом?
-Когда-то. Пока жил в городе.
-А потом?
-В караване я стал рабом.
-Рабом?! - горожане опешили.
-Да. До той поры, пока не обрел свободу.
-И кто ты сейчас?
-Лекарь.
-Простой лекарь?!
-Да, - кивнул Лигрен.
"Конечно, - хозяева города переглянулись, - если такова была воля бога солнца... Может быть, Он не хотел слишком возвышать сво¬их спутников, не желая, чтобы, вознесенные в поднебесье, они возгордились и потеряли землю под ногами. Но..."
-Хозяин каравана говорил, что среди вас есть летописец...
-Это он, - лекарь качнул головой в сторону Евсея.
-Разве то, что происходит с повелителем небес в Его странс¬твиях по земле не заслуживает того, чтобы об этом знали и помнили? - проговорил Евсей таким тоном, словно его обвиняли в прис-воении себе чужих заслуг. Однако, видя, что на него смотрят не с осуждением, а восхищением, он, несколько смутившись, пробормотал себе под нос, словно не зная до конца, хочет он чтобы кто-то ус-лышал эти его слова, или нет: - Атен хотел, чтобы списки легенд ос¬тались в вашем городе...
-Да! - вскричали в один голос старики. Это было бы замечатель¬но! Если им удастся вымолить прощение у бога солнца, если Он сми¬лостивится над ними, неразумными, и позволит жить дальше... Они выучат эти легенды, чтобы не только передавать их из поколения в поколение своим потомкам, но и рассказывать всем тем караванщи¬кам, которые будут приходить в город. Жаль, что торговцы идут лишь по одной дороге, вслед за солнцем, жаль, что их оста¬лось так мало. Но хоть сколько... - Хозяин каравана говорил... - начали они, но дого¬ворить не успели.
-Однако теперь, - продолжал Евсей, делая вид, что не слышит и не видит горожан, а, может быть, так оно и было на самом де¬ле, - я сомневаюсь, стоит ли...
-Но почему?! - в глазах Шеда и Гешта отразилось отчаяние детей, у которых покрутили перед носом лакомой конфеткой, а потом запихнули ее в свой собственный рот. - Легенды... Они ведь пишутся для того, чтобы их читали! Не только достойные, но и те, которые с их помощью могут исправиться, стать лучше...
Бровь летописца чуть приподнялась.
-Дело не в вас, а во мне. Я не хочу отдавать вам списки своих легенд – и все!
-Что?! - его собеседники растерялись. - Но как может... Какое может иметь значение желание смертного, когда...
-Ты не понимаешь, чужак, - Евсей приг¬ладил усы, провел рукой по бороде. - Все дело именно в желании. Я стал летописцем по своей собственной воле. Никто не заставляет меня делать то, что я делаю. Не бог солнца определяет, что достойно легенды, а что нет, что должно быть увековечено, а что - забыто.
-Не совсем так, Евсей, - вмешался в их разговор Лигрен, для которого почему-то показалось важно, чтобы все сказанное здесь и сейчас было не просто частью правды, а всей правдой, с начала и до конца, без натяжек и недомолвок, даже в том, что, в общем-то, не имело к чужакам никакого отношения. -Тогда, в том городе, Он...
-Он говорил, не приказывал. Ради детей.
-Да, - соглашаясь, кивнул лекарь.
-Но... - Шед и Гешт переводили взгляд с одного спутника бога солнца на другого, уже ничего не понимая.
-Это правда, - повернувшись к ним, проговорил Лигрен.
-Хотя и, опять-таки, не вся, - вздохнув, прошептал летописец.
-Я чего-то не знаю?
-Никто не знает всего, - Евсей вновь вздохнул. - Странно, что мы заговорили об этом сейчас. Наверное, не следовало бы. Но во тьме всегда стремишься найти что-то светлое...
-Когда все закончится, - глядя на них с тем восхищением, ко¬торое всегда рождает все непознанное, непонятное, а потому - ве¬ликое, прошептал Шед. - Это тоже станет легендой.
-Да, - губы Лигрена вдруг искривились в грустной усмеш¬ке, - у вас есть возможность войти в историю. Только если вас забо¬тит, каким вы явитесь в грезах потомкам, следовало бы позабо¬титься об этом раньше.
-Но вы ведь не знаете всего! – воскликнул кто-то из служите¬лей.
-Помолчи, - прервал его Хранитель. Он взглянул прямо в лицо караванщику - смело и открыто: - Поверь, летописец, нас сейчас меньше всего беспокоит, какими мы будем в твоей легенде. Что бы ты ни написал - это твое право.
-Я не собираюсь очернять вас, - ответил, немного помолчал, Ев¬сей, - но и обелять не стану.
- Нас сейчас заботит совсем другое. Мы... Мы стремились понять, что происхо¬дит. Нельзя же просто смотреть, как медленно умирает город, принося своих детей в жертву. Наша беда... Наша вина в том, что мы все не верно поняли. Мы совершили ошибку... Как ты думаешь... Как вы думаете, - Шед повернул на миг голову в сторону лекаря, - нам удастся вымолить прощение у бога солнца, или теперь мы наказаны навеки вечные и обречены скитаться во тьме, вдали от света, в краю, где, на приграничье миров, властвуют лишь демоны да тени? Простит ли Он нас?
Караванщики переглянулись. Их лица помрачнели.
Всем смертным свойственно ошибаться. И смеяться над чужими ошибками - грех. Особенно когда те и сами все понимают и стре¬мятся исправить ее.
-Он милосерден, - промолвил Лигрен,вспоминая все, что происхо¬дило на его глазах. И, все же, в душе лекаря не было полной увереннос¬ти. Ведь ничего подобного никогда прежде не случалось.
Господину ненавистен обряд жертвоприношения. Его беспокоит судь¬ба Мати. Ему не нравится этот город. Не случайно же Он не желал входить в него. А ведь такого не было даже в том оазисе, кото¬рый должен было стать второй Куфой...
-Не нам решать за Него, - Евсей на мгновение поджал губы. - Но лекарь прав - Он милосерден. Он прощал тех, кто, возможно, был большим грешником, чем вы. Он бог справедливости. Верьте и уповайте на это - милосердие и справедливость.
Время шло. А вокруг ничего не изменялось. И людям, искавшим объяснение происходившему, уже начало мерещиться всякое: а вдруг там, за лесной чертой, жизнь течет своим обыч¬ным размеренным чередом? Не случайно же никто из служителей, которых жрец города послал предупредить о скором при¬ходе бога солнца и подготовить все к встрече, до сих пор не вернулся. Да, жертвенная поляна на самом краю оазиса и путь к ней от жилища людей был не близок, да, посланцам хозяев города так или иначе на своем пути пришлось бы отвечать на множество вопросов, останавливаясь и удлиняя нужное на дорогу время, и, все же... Все же разве им не следовало поторопиться, когда по всем срокам гос¬подин Шамаш уже давно должен был вернуться? Или время здесь, на поляне, и за ее пределами, текло по-разному? Или служителей нет, потому что они уже встречали повелителя небес, там, за гранью? И лишь они, стоявшие на этом проклятом бо¬гами месте, ничего об не знают…
"Зачем? - Лигрен терялся в догадках. - Зачем мы здесь? Или это испытание, через которое мы должны прой¬ти, подтверждая свое право и дальше оставаться спутником бога солнца? Да, все небожители, даже самые милосердные, строги и жестки. Но Шамаш... Он всегда вел себя иначе. Во всяком случае, с нами. И Мати..."
Стоило лекарь подумать о девушке, как его взгляд сам собой обратился на ее маленькую хрупкую фигурку, сжавшуюся в комок под защитой золотых волков. Сперва ему показалось, что Мати спит, что боги смилостивились над ней, послав покой забытья, но потом скорее почувствовал, чем увидел - нет, ей не было дано этой милости.
Караванщику было жаль девочку. Да, та виновата, сомнений нет. Хотя бы в том, что так упрямо стремилась избежать предопределенного. И то, что Мати еще не достигла возраста испытаний, было слабым утешением.
Лигрен беспокоился за нее. Она всегда казалась ему такой чувственной, ранимой. Лекарю даже подумалось: "А что если она попытается покончить с жизнью, не видя в ней больше смысла?" - но потом, приглядевшись к ней, он понял, что хотя бы эти его страхи напрасны. От Мати веяло не слабостью, а решимостью, не беспомощностью, но злостью. Так, словно она видела виновных не в себе, а вокруг.
Это было не правильно. Лигрен и подумать боялся, к чему мо¬гут привести девушку такие мысли. Но, с другой стороны, во всяком случае, сейчас, пока, так было и лучше... Для Мати... А раз так... Пусть думает. Что же будет потом – случится потом.
-Что-то не так... Во всем этом... Что-то нарушилось... Пошло другой дорогой... - донесся до горожан и караванщиков, преры¬вая их размышления, привлекая внимание, голос Атена. - Все должно было произойти иначе. Не знаю как, но иначе!
Иначе… Тогда он лишился бы дочери... Нет, она бы не умерла. Просто... Просто он уже никогда не встретил бы ее вновь. Она ушла б неизвестно куда. И все... Только что это - "все"? Когда он закрывал глаза, стараясь увидеть лицо девочки, перед его внутренним взглядом почему-то представала бескрай¬няя снежная пустыня, пустая, белая и безжизненно холодная. От нее веяло пробивавшим до самой души морозом и сквозило обидой - глу¬бокой, нескрываемой, лишенной ярости, но переполненной тос¬кой. А еще пустыня виделась ему уже немолодой женщиной, женой, к ко¬торой спустя долгий караванный круг возвращалась потерянная ког¬да-то дочь. И мать страстно хотела увидеть свое чадо, коснуться, поцеловать. Но ее выросший ребенок лишь в страхе шарахался в сторону, не узнавая родную душу. Странно... Странное сравнение... Ведь пустыня - это богиня Айя, которую хотя и называют Матушкой метелицей, но лишь чтобы задобрить, обратить на себя Ее внимание. На самом же деле госпожа снегов - вечно молодая богиня-невеста, только-только ставшая же¬ной, у которой никогда не было детей.
И тут вдруг земля задрожала. Глаза всех обратились к небесам, стремясь не пропустить первого мига восшествия бога солнца на Его лучезарный престол. Но чудо никогда не приходит с той стороны, откуда его ждут. Оно по своей природе внезапно, неожиданно.
-Великие боги! - чей-то пораженный возглас заставил всех вздрогнуть. - Смотрите! - проследив за слабым взмахом дрожав¬шей руки одного из служителей, люди увидели две колонны, которые, точно деревья, выросли из земли. Они сверкали, словно были отлиты из сгустившейся в металл огненной воды, излу¬чая жар, как лучи солнца, не нынешне¬го, а такого, каким оно было в легендарные времена, когда земля была зеленой и плодородной, когда реки и моря не сковывал лед, а снег был лишь во владениях луны.
Эти колонны жили своей собственной жизнью - особой, неповторимой, тайной. Их мерцание то усиливалось, выражая радость, то блекло, словно в тоске. Они о чем-то беззвучно переговаривались друг с другом, и наступил миг, когда всем, устремившим на них взгляд, страстно захотелось понять их речь, ощутить их переживания, узнать хотя бы одну, самую нез¬начительную из их тайн.
А затем между колоннами возникли врата. Прошло лишь мгновение и, на глазах пораженных людей, они распахнулись. Из них вырвался столь яркий свет, что все зажмурились. Но даже когда смертные открыли глаза, к ним не сразу вернулась способность видеть. А когда они прозрели...
-Великий бог, милосердный и всепрощающий, понимающий без слов и помогающий без просьб... - губы сами зашептали слова молит¬вы.
Из магических... нет, не магических - божественных врат стали выходить люди.
Пришельцы выглядели растерянными, пораженными не менее встречавших их, в глазах было то же непо¬нимание происходившего. Впрочем, и те, и другие уже оставили всякие попытки что-либо понять, всецело отдавшись во власть вере.
-Асти! - узнав в одной из пришедших свою дочь, сорвался с мес¬та пожилой служитель.
-Папа! – отделилась от остальных совсем молоденькая девушка, которая, по-видимому, лишь совсем недавно прошла испытание и еще не успела покинуть дом родителей ради своего собственного. Не за¬мечая никого вокруг, не стыдясь своих чувств и не пытаясь их скрыть, она бросилась отцу на грудь, прижалась.
-Ты вся дрожишь... - он гладил ее по голове, целовал рыжеватые шелковистые волосы.
-Мне холодно... - белыми, плохо слушавшимися губами прошептала та.
-Сейчас, - засуетился отец, - сейчас, - он торопливо отцепил свой старый, но от этого не ставший менее теплым шерстяной плащ, чтобы укутать им дочь.
-Спасибо! - было видно, что ей не просто приятна забота отца, но что она в этот миг особенно в ней нуждалась, словно маленький ребенок.
А горожанин, немного успокоившись, налюбовавшись дочерью, спросил, не в силах сдержать своего любопытства:
-Милая, что случилось?
Ведь девочке пришлось пережить такое... Такое... Он даже не находил слов, чтобы выразить то, что чувствовал в этот миг. Еще бы. Его дочь не просто воскресла из мертвых. Она пережила самое необычное приключение, которое только могло выпасть на долю смертного.
-Я не знаю, - уткнувшаяся лицом в грудь служителя девушка ничего не видела, не чувствовала обращенных на нее взгля¬дом горожан и караванщиков. Ей казалось, что она говорит лишь со своим отцом, и потому вела себя свободно, без смущения и страха. - Я спала. Спала... И мне снилась снежная пустыня. И ледяной дворец. Метель, которая воздушной невидимкой танцевала в огромных, словно целая площадь, залах. Все было совсем так, как об этом рассказывали караванщики. Даже еще прекраснее... Чудеснее... Только... Только там было очень холодно. В этом сне. Так холодно, что каждый раз, когда я возвращаюсь в него в своих мыслях, мне становится зябко...
-Ничего. В сердце оазиса ты быстро отогреешься. Вот увидишь. А что случилось потом? - поймав на себе взгляд Шеда, спросил служитель.
-Ну... Меня... И всех остальных... Тех, кто был со мной в том сне... Кто был такими же снежными слугами богини луны... Нас разбудил господин Шамаш... И сказал, что мы можем вернуться до¬мой... Если пожелаем... Ну... Мне очень сильно хотелось домой... Мне было приятно служить богине снегов... Но... Но ведь это было лишь во сне... И будет... Когда я засну навсегда... А пока мое место в мире людей... Ведь так, папа?
-Конечно. Конечно, девочка моя. Все будет так, как ты захо¬чешь...Ты... – взглянув на нее повнимательнее, проговорил мужчина. - Ты совсем не изменилась.
-А я должна была?
-Ну... Видишь ли, девочка моя, ведь с тех пор, как дракон унес тебя, прошло три года.
-Целых три?! - она оторвала лицо от груди отца. В ее глазах удивление соединялось со страхом.-Но этого не может быть! Я дума¬ла... Я была уверена - все случилось только вчера! Я не могла спать так долго! - и, все же, вглядываясь в черты отца, она видела в них след, оставленный этими долгими годами жизненного пути. Волосы совсем поседели. И морщины... Раньше их было меньше... Или все это ей лишь показалось?
А люди все выходили и выходили из врат…
-Великий бог, - глядя на них - пусть растерянных, неуверенно державшихся на ногах, таращивших по сторонам, ничего не ви¬дя, но живых и здоровых, прошептал маг, - Ты вернул нам их целыми и невредимыми!
Из глаз Хранителя потекли слезы. Быстро мигая, стремясь таким образом унять резь, он смотрел на тех, кого все уже считал поте¬рянными навеки, и в чьей смерти винил себя все минувшее время. Не было ни дня, чтобы хозяин города не вспоминал о них, не молил бо¬гов о милосердии, прося о воздаянии для пошедших на самопожертво¬вание если не в жизни, то после смерти. И вот его молитва оказалась услышанной…
Возвращенные повелителем небес сбивались в толпу у врат. Никто не плакал, горюя по потерянным годам, никто не смеялся, радуясь счастливому избавле¬нию, возможно, просто не понимая, через что им выпало пройти, какое ис¬пытание они оставили позади. Для них все случившееся было только сном, лишь сном. И те¬перь, пробудившись, им нужно было время, чтобы понять, что с ними на самом деле произошло.
Пока они приходили в себя, врата, пропустив еще одну недавнюю жертву дракона, замерцали ровным светом. Однако они не закрывались.
Евсей качнул головой. До этого мгновения он и представлял себе, как много горожан были принесены в жертву дракону. Нет, он, конечно, знал, что обряд совершался каждое полнолуние в течение трех лет, однако... Ему почему-то казалось, что речь идет о единицах, ну, дюжине, пусть даже двух дюжинах... Но летописцу и в голову не приходило подсчитать... В конце концов, какое ему было дело до чужаков? Но когда все они предстали у него перед глазами, караванщик просто не мог не заметить, не обратить внимание на то, как их много.
"Это ведь целый караван! - Евсей переводил взгляд с одного из вернувшихся на другого. Тут были и взрослые, в расцвете сил, и молодые, едва переступившие грань испытания, и совсем маленькие дети. Жребий не выпадал разве что старикам и младенцам. - И не маленький кара¬ван... Окажись они в замерзшем городе, то могли бы стать зерном его новой жизни... Конечно, если бы среди них был наделенный магическим даром... - и тут ему пришла в голову мысль... А что если таким и был план богов? Не господина Шамаша, конечно - повелитель небес действовал бы открыто. Он, объяснявший свои поступки и ис¬кавший в глазах смертных понимание, не стал бы играть жизнями и судьбами смертных так, словно они не более чем бездушные куклы у Него в руках. Но другие…
"Вот именно, другие, - мгновение спустя, поджав губы, с долей обиды поду¬мал он, - для большинства небожителей мы и есть куклы - безвольные, без¬ропотные, во всем послушные..."
-Все вернулись? – между тем, повернувшись в Хранителю, спросил жрец. – Мне кажется, все.
-Нет, - качнул головой маг.
-А кого нет? - тот закрутил головой, вглядываясь в лица возвращенных. Гешт помнил всех, принесенных в жертву. Он помнил бы их, даже ес¬ли б не хотел - лица людей намертво запечатлелись в глазах служи¬теля, чтобы не забыться даже в вечном сне, наполняя его метанием и скорбью. Однако же теперь, держа перед глазами лица, сравнивая их с тем, что хранилось в па¬мяти, перебирая вновь и вновь, он никак не мог отыскать того по¬терянного.
-Шата, - в отличие от старого друга, магу не нужно было искать, чтобы найти.
-Твоего сына? - Гешт еще больше удивился, а затем, видя скорбь в глазах Хранителя, продолжал, стремясь как-то поддержать, успокоить его. - Наверное, он просто задержался... Мало ли что... Может, господин Шамаш захотел поговорить с ним…
-Почему именно с ним? Шат не наделен даром. Он - самый обычный смертный.
-Ну, знаешь... - Гешт пожал плечами. - Никому, кроме небожите¬лей, не ведомо, почему все происходит так, а не иначе. Может быть, такова была его судьба - покинуть завратный мир позже дру¬гих...
-Или не покинуть его вовсе!
-Зачем богу отпускать всех, оставляя одного?
-Чтобы наказать меня. За то, что я, нарушая Его волю, совер¬шал обряд жертвоприношения!
-Ты думал, что следовал Его воле.
-Думал. Но теперь-то ясно, что я ошибался!
-Если так, то наказывать следовало бы и меня.
-У тебя нет детей!
-Но есть племянники. У которых растут дети... Гешт, я не знаю, почему никому из них не выпал черный жребий. Возможно, он ждал их впереди, может быть, те боги, что ополчились на наш го¬род, готовили для них нечто еще более ужасное… Ты что же, винишь меня за то, что….
-Нет, - не дал ему договорить Хранитель,-конечно нет, прости меня. Просто... - он провел ладонью по лицу, словно смахивая еще не успевшие скатиться с век слезы, качнул головой. - Не знаю, что на ме¬ня вдруг нашло. Наверное, просто я забыл о том, кто я есть. И, чувствуя себя простым смертным, оказался не в силах ра¬доваться вместе с другими избавлению их родных, когда эта радость обошла стороной меня самого.
Стоило ему сказать это, как луч пламени, матовым потоком лившийся из врат, вздрогнул, затрепетал, выпуская из неведомых пределов еще одного человека. В первый миг контуры его фигуры бы¬ли неясными, черты лица неразличимы. Но стоило ему отойти от ис¬точника света всего лишь на шаг, как они прояснилось...
Вздох облегчения сорвался с губ Хранителя.
-Шат! - он бросился к сыну.
Все, собравшиеся на поляне, повернулись к ним. Даже Атен, отвлекшись от своих мыслей, взглянул на последне¬го из вернувшихся горожан. И, приподняв брови, с сомнением качнул головой. Собственно, он и прежде обращал внимание на то, что дети наделенных даром почти всегда ничего из себя не представляли. Он не встречал ни одного сына Хранителя, который был бы наделен да¬ром. Другое дело - внук. или племянник. В общем, кто-то из родственников, но не сын.
А этот... Он не походил на отца вообще ни в чем, даже внешне, являя собой его полную противоположность - невысокий сутулый толстячок с кривоватыми ногами и неуклюжими лапами-руками. Черты лица расплывчаты, маленькие бусинки глаз. В общем - некрасив даже для бедного ремесленника, не то что сына хозяина города. Единственно, чем, по-видимому, боги не обделили его, был ум. Не хитрость, не изворотливость - а именно чистый, просветлен¬ный ум мудреца.
-Отец, - остановившись в шаге от мага, он замер, замолчал на миг, обведя взглядом всех, кто был на поляне, задержался на своих недавних спутниках по неведомым землям. - Прикажи служителям отвести их, - он указал на возвращенных городу головой, - по домам. Пусть рядом с ними будут родные души, когда до их собственных дойдет смысл случившегося, когда они поймут, через что прошли.
-Гешт...
-Я все сделаю, - торопливо проговорил жрец. Он не спрашивал объяснений. И вовсе не потому, что, хотя просьба и исходила от Шата, ее поддержал Хранитель города, которому все жители оазиса должны были беспрекословно подчинять¬ся. Просто жрец привык - если тихий, обычно молчаливо-задумчивый сын Шеда что-то говорит - значит, это действительно важно. Что же до объяснений... В отличие от отца, Шат их не признавал вовсе, считая важным лишь главное слово, а не все те рассуждения, кото¬рые вели к нему. Так что ждать от него большего, чем было сказа¬но, имело столько же смысла, как и просить объяснений от богов.
И, все же, к его немалому удивлению, жрец получил эти объяс¬нения, правда, уже позже, когда, приказ служителям был отдан и те повели возвращенных повелителем небес горожан домой.
-Бог солнца, - не спуская глаз с сына, спросил Шед, - ты видел Его?
-Да, - ему, пусть с трудом, но удавалось сдерживать свои чувс¬тва, хотя и по лихорадочному блеску глаз, подрагиванию губ было видно, как сильно он захвачен ими.
-Расскажи!
-О Нем?
Хранитель замешкался на мгновение. Да, вообще-то, в этом бы¬ло что-то недопустимое, даже крамольное - обсуждать бога со смертными. И, все же, любопытство было сильнее рассудка.
-Да!
-Свой взгляд дороже слова, - качнув головой, проговорил Шат.
-Он придет в город? – он уже перестал на это надеяться.
-Он так сказал.
-И когда? Скоро? - хозяев города охватило такое нервное воз¬буждение, что они, незаметно для себя, стали словно нетерпеливые дети переступать с ноги на ногу, теребя подрагивавшими пальцами края рукавов.
-Уже да. Он сказал - как только последний из вернувшихся покинет по¬ляну.
-Но почему... - старики переглянулись. Их сердца, души пронзил своими холодными иглами страх, когда в мыслях уже вновь начали рисоваться картины вечных мук в подземных пещерах госпожи Кигаль. Что если повелитель небес решил прийти в город лишь за¬тем, чтобы покарать виновных в Его глазах?
-Он сказал... - Шат замешкался на миг, нахмурился, стре¬мясь как можно точнее вспомнить и передать слова повелителя не¬бес.- Господин Шамаш сказал, что не может вернуться сюда той до-рогой, которую открыл для нас. Он сказал, что Его принесет дра¬кон…
-И бог солнца не хотел, чтобы вид крылатого странника вернул боль, всколыхнул уснувший страх в сердцах тех, кому приходилось видеть его в миг жертвоприношения, - закончил за горожанина Евсей, который до этого мгновения молчаливо стоял рядом с хозяевами города, не вмешиваясь в их разговор. Теперь же и он не выдержал, заговорив. Слова словно сами соскользнули с его губ, помимо его воли. Лето¬писец даже смутился: выходило, что он подслушивал их разговор и был столь бестактен, что сам признал это.-Прости.
-Все так, как ты говоришь, караванщик, - сын Хранителя взгля¬нул на него глазами, в которых читалась зависть. Ведь перед ним был спутник величайшего среди небожителей.
-Он столь милосерден... - восхищенно прошептал Шед.
-Да! - глаза Гешта сверкали восхищением, предвкушением неч¬то большего, чем просто чуда. Закинув голову, жрец с нетерпением вглядывался в начавшие светлеть небеса, разбуженные пока еще робкой, жавшейся к нити горизонта зарей, ожидая, когда по¬явится бог солнца. Старик боялся упустить хотя бы один миг, за¬быть даже самую слабую, незначительную деталь, ведь все, что ему предстояло увидеть, уже заранее обрело божественный смысл, свя¬щенное значение.
Глава 23
-Ну слава богам! - прошептал, облегченно вздохнув, Атен.
Караванщик, наконец, мог успокоиться. Теперь он знал, что с Шамашем все в порядке. К тому же, его озабоченность столь мучи¬тельно долгим ожиданием повелителя небес стала угасать, получив объяснение: господину было нужно время, чтобы найти жителей города, вернуть их к жизни и привести назад, домой.
Вот-вот взойдет солнце. Придет конец этой страшной ночи, а вместе с ней – и времени, отведенному каравану на остановку в оазисе. И слава богам. С недавних пор Атен стал радоваться возвращению в мир снегов даже больше, чем приближению к зеленому оазису. И не он один - все его спутники по тропе каравана тоже. В крае метели много спокойнее. Нет, конечно, всюду свои трудности и опасности, но к ним за долгие годы пути все привыкли. В городе же вечно происходит что-то из ряда вон. Словно горожане специально выдумывают проблемы, вы¬ход из которых приходилось искать караванщикам. Вернее - их бо¬жественному спутнику и покровителю - повелителю небес.
Караванщик поднял глаза к небесам, встречая зарю. Но прежде, чем светило вышло из-за горизонта, из сумрака ночи выс¬кользнула огромная черная тень дракона. На это раз крылатый зверь не стал кружить над землей. Он не пугал людей грозным рыком, не зачаровывал могуществом и силой. Странник небес лишь на мгновение завис над поляной, словно показывая собравшимся на ней людям, сколько места ему понадобится и куда должны отодвинуться дети огня, чтобы не попасть под удар когтис¬тых лап и огромных кожистых крыльев.
-В сторону! В сторону! - сразу поняв его, крикнул Атен. Пригиба¬ясь под резкими порывами ветра, караванщик бросился к горожанами, замахал на них руками, отгоняя назад.
Служители, пораженные до глубины души, лишь, не отрываясь, смотрели на драко¬на. Оцепенение страха ушло, ужас перестал слепить глаза. И они разглядели в крылатом гиганте то, что не видели прежде - величие, от кото¬рого, словно от яркого света, можно было ослепнуть.
И лишь голос караванщика вывел их из этого оцепенения:
-Отступите назад! - приказал он своим спутникам, которые тотчас подчинились ему. - Вы тоже отойдите, - с некоторой неуверенностью - имел ли он право командовать хозяевами города? - продолжал Атен. Поэтому он был несколько удивлен, когда те без возражений подчинились, словно признавая за караванщиком это право. -Так, - замешкавшись на мгновение, пробормотал себе под нос караванщик. - Хорошо, - он вновь повернулся к дракону, который, дож¬давшись, пока люди отойдут, осторожно опустился на землю.
Движения крылатого зверя были чрезвычайно медленны, неожи¬данно плавны. И, все же, когда когтистые лапы коснулись земли, они остави¬ли на ней глубокие борозды-царапины. Миг – и небесный странник замер. Крылья поникли, точно плащом укрывая тело. Шея изогнулась, голова склонилась к земле.
Зеленоватая кожица век дрогнула, приподнялась, открывая ог¬ромные черные колодца глаз. Пристальный взгляд, охватив все вок¬руг, остановился на караванщике, который, заглянув в их бездны, застыл, чувствуя, что дух покидает тело, поглощенный мраком. Еще мгнове¬ние, и...
-Атен!
Караванщик вздрогнул, услышав голос. Он подумал, что с ним заговорил сам дракон, был восхищен, очарован...
-Атен! - только когда его окликнули вновь, он узнал голос ле¬каря.
-Да? - вздохнув с долей разочарования повернулся он к Лигрену.
-Может быть, нам не стоит подходить к нему... - покосившись на гигантского зверя, проговорил тот.
-Но почему!
-Мне кажется... - лекарь вновь взглянул на странника не¬бес. - Он недолюбливает людей.
Атен повел бровью.
-С чего ты взял? - дракон был священным зверем Шамаша, а бо¬лее благосклонного к смертным небожителя трудно было себе предс¬тавить. И, все же, хозяин каравана остановился.
Вообще-то, ему не особенно и хотелось подходить к исполину, которому было доста¬точно чуть шевельнуться, чтобы раздавить человека. Тем более, что его внимание уже было поглощено другим.
На голове дракона, за рогами вспыхнул свет, подобный пламени драгоценного камня в короне повелителя небес. На мгновение скосив взгляд назад, Атен отметил, что все, бывшие на поляне, смотрели теперь на этот свет, забыв обо всем ином, даже о сказочном звере.
А свечение медленно сорвалось с головы дракона. Словно солнечный шар, скатывавшийся со священного холма, соединявшего небеса и землю, оно стало спускаться вниз, медленно, величаво, будто идя-скользя по невидимым ступеням. Приближаясь к застывшим в благоговейном трепете людям, оно стало тускнеть, так что уже спустя несколько мгновений глаза смертных на¬чали различать в нем очертания... Фигуру…
-Господин! - вздох облегчения сорвался с губ хо¬зяина каравана, который бросился к своему божеству.
-Тихо, Атсинен, - голос бога солнца был низок и шипящ, как дыхание ветра. - Дракон не любит шума, - едва ноги Шамаша коснулись земли, свечение по¬гасло, ушло в глубь черных глаз. А в следующее мгновение он положил тя¬желую, как камень, и, вместе с тем, столь горячую, что ее жар чувствовался даже через одежду, руку на плечо хозяина каравана, и двинулся вперед, уводя спутника прочь от поднявшего голову над землей крылатого странника, - и вообще чужих рядом, - продолжал он. - Прости, торговец, но для него все люди этого мира чужие.
-Да, конечно,я понимаю... - он ни на что и не претендовал. Ведь дра¬кон - это дракон! - Ты... С Тобой все в порядке?
-Ничего... Нормально, - как-то вскользь ответил Шамаш. Караванщик отметил бледность его лица и то, что рука на плече бы¬ла не просто дружеским жестом. - Подожди мгновение, - остановившись, он повернулся к крылатому страннику. Их глаза встретились.
"Все, дружище, лети, - на языке мыслей проговорил бог солнца. - Спасибо тебе".
"Шамаш... Шамаш, ты очень слаб... Я ведь вижу. Я сильно поранил тебя, и..."
"Лети, - его губ коснулась добрая улыбка. Он ясно видел и прекрасно понимал, как не терпелось Йрку поскорее встретить по¬добных себе, обрести новую семью. Особенно теперь, когда дракон узнал, что это возможно, понял, где искать. И было особенно приятно оттого, что даже в такое мгновение крылатый странник помнил, ду¬мал о нем. - Не беспокойся. Видишь - я не один".
"Но они, - дракон даже не взглянул на детей огня, продолжая смотреть лишь на Шамаша, - всего лишь простые смертные..."
"Среди них лекарь, который вылечил меня в тот день, ког¬да я сам думал, что умираю".
"Да, - во имя истины крылатый зверь не мог с этим не согла¬ситься, хотя ему и тогда, и даже сейчас мало верилось в способности лишенных дара. - И, все же... Обещай, что позовешь меня, ес¬ли я понадоблюсь!"
"Обещаю".
"И не будешь с этим тянуть до последнего мига. Хорошо?"
"Хорошо, дружище".
"Тогда ладно, - дракону хотелось поскорее взмыть в небеса, и, все же, он заставлял себя двигаться медленно, осторожно, - помни - ты обещал..."
"Да".
И лишь тогда странник небес, расправив крылья, взлетел. Воз¬дух огласился радостным приветливым рыком. Покинув нелюби¬мую землю, гигант вернулся в свою родную небесную стихию.
Шамаш же, заметив лежавшую на земле волчицу, двинулся к ней.
"Шуллат..." - мысленно заговорил он с золотой охотницей.
Та чуть шевельнулась, приподняла заостренную морду с блек¬лой, свалявшейся шкурой, устремила на бога солнца измученный взгляд поблескивавших болезненным блеском, слезившихся глаз.
"Как ты?"
Волчица уже собиралась ответить, но ее опередила Мати.
-А ты что, сам не видишь? - оторвав голову от бока Хана, вскинулась та, глядя на бога солнца с нескрываемой злостью.
-Малыш...
-Что "малыш"? Нет! - видя, что бог солнца стал склоняться над ее Шуллат, вскричала девушка, останавливая его. - Не тронь ее!
-Дочка... - с удивлением и страхом глядя на Мати начал было Атен.
Но девушка резко прервала его:
-Не вмешивайся! - и продолжала, обращаясь к Шамашу: - И не делай вид, что тебе жаль Шуши! Это ты виноват в том, что с ней случилось!
"Мати, нет! - испуганно глянув на нее, всхлипнула волчица.- Я сама виновата! Ведь я первой напала на дракона..." - затем она перевела полный мольбы взгляд на бога солнца, прося хозяина все по¬нять и простить девочку хотя бы - за непозволительно дерзкие речи.
-Тебе досталось и ты еще и виновата?! - Мати не могла согласиться с подругой, она просто не желала этого д¬лать! - Да если бы дракон не прилетел, ничего бы не случилось!
-Но ведь не по Его воле он прилетел сюда! - попытался уре¬зонить, переубедить упрямицу Атен, но это было то же самое, что кричать ветру, убеждая его остановиться.
-Не оправдывай его! - она не хотела никого слушать. - Стран¬ник небес - его священный зверь! Более того, он его друг! А мы с Шуши, выходит, нет! - в ее глазах, словах, была обида, которая не знала предела. Погрузившись в нее, словно в метель, душа де¬вушки словно отделилась от всего остального мира стеной снега.
-Шамаш... - хозяин каравана смотрел на него несчастными гла¬зами, в которых поблескивали слезы. Ему было невыносимо больно.
Уж кто-кто, а бог солнца не заслуживал этих обвинений. Разве Он виноват в том, что творилось в этом городе, жители которого сами признавали свою вину перед лицом повелителя небес? Разве Он не вернулся, вняв мольбам хозяина каравана? Разве не пришел сразу же на помощь Мати, защищая ее? Разве...
Он знал, как обидны подобные упреки, особенно если они столь же далеки от справедливости, как небесный свод от земли. Ему самому было горько слышать эти слова. Каково же должно было быть господину? И это все вместо благодарности?
Отец испугался, что небожитель отвернется от его дочери, лишит ее своей благосклонности. И это, в довершение ко всем тем наказаниям, которые и так ожидали впереди его девочку. Всем сердцем, всей душой он просил повелителя небес не сердиться на малышку. "На нее что-то нашло... Просто затмение какое-то..."
-И вообще, - хмуро глядя в сторону, продолжала цедить сквозь с силой сжатые зубы, Мати, - если бы ты не заговорил со мной о предсказании будущего, ничего бы этого не случилось! Я не испугалась бы дракона! Он не набросился бы на меня! Все было бы иначе!
Шамаш качнул головой. Он с болью и тоской смотрел на девуш¬ку, однако же не сказал ни слова в свое оправдание, даже не попы¬тался ее разубедить. Бог солнца понимал - сейчас это бессмысленно. Она все равно не услышит его, не захочет выслушать.
-Ты совсем не думал о нас, - продолжала она, словно специально накручивая себя, все ярче и ярче разжигая бушевавший в ее груди яростный огонь, - иначе не прилетел бы назад на драконе! Нет, тебе нужно было произвести на горожан впечатление! Показать им, что этот исполин тебе послушен. И тебе было совсем все равно, что почувствуем мы... Не трогай Шул¬лат! - видя, что, несмотря на все ее слова, Шамаш все же склонился к волчице, Мати с силой стукнула его по руке. - Она моя! Я сама о ней позабочусь!
Шамаш выпрямился:
-Раз ты думаешь, что так будет лучше... – и он повернулся, собираясь уходить.
-Шамаш, прости Мати! - взмолился Атен. - Она не ведает, что творит!
-Если она считает, что сможет сама позаботиться о Шуллат - это ее право, - проговорил бог солнца. И, все же, найдя взглядом Лигрена, он тихо спросил: - Что с волчицей?
-Я не уверен, но... - лекарь говорил осторожно, вымеряя каж¬дое слово, когда речь шла о священном животном, ответственность за жизнь которого непомерно велика. - Но, кажется, все не слишком плохо. Раны не глубокие. Переломов нет.
-Что ж... - Шамаш повернулся к Атену: - Караван готов отпра¬виться в путь?
-Да, - поспешил ответить тот. - Повелитель моей души, не обижай¬ся на Мати, она...
-О чем ты говоришь, торговец? - бог солнца взглянул на него с непониманием. - Как может взрослый обижаться на ребен¬ка?
-Мати уже не малышка, которой прощается все. Она стала пре¬тендовать на права взрослых... -"даже более того", - скосив взгляд на волчицу, замершую возле девушки, подумал он, а затем продол-жал: - А вместе с правами даются и обязанности...
-Для меня она ребенок, - качнул головой небожитель. И эти его слова несколько успокоили отца.
Шамаш же огляделся вокруг, заметил рядом большой серый камень, медленно подошел к нему, сел. Несколько мгновений он молчал, отдыхая. Затем, переведя ды¬хание, провел ладонью по лицу, смахивая капельки пота. И лишь после заговорил вновь:
-Эта поляна лежит на тропе каравана?
-Да, - кивнул Атен. Он не сводил с повелителя небес вниматель¬ного взгляда настороженных глаз, еще не понимая, вернее - не до конца понимая, почему тот спрашивал.
-Но если Ты считаешь... - быстрее, чем брат успел сказать еще хотя бы слово, вместо него заговорил Евсей, решивший, что Шамаш хочет продлить пребывание в городе, возможно, у Него бы-ли какие-то планы. - Мы могли бы задержаться... - он повернулся в сторону Хранителя, словно спрашивая - ведь он не будет возражать? Хотя этот вопрос уже был задан раз. И не мысленно, а вслух. И, потом, разве не было и так ясно, что никто, ни ремесленник, ни разбойник, ни воин, ни служитель, ни тем более наделенный даром не пойдет против воли небожителя, особенно - повелителя небес.
Шед уже собирался воскликнуть: "Для нас было бы такой честью..." Но зазвучавший вновь голос господина Шамаша заставил его умолкнуть прежде, чем что-либо сказать.
-Нет. Я спросил лишь потому, что хотел бы дождаться караван здесь.
Он медленно обвел задумчивым взглядом поляну, начавшую, про¬буждаясь от ночного сна, наполняться красками рассвета. Как-то сами собой погасли костры с огненной водой. И никто этого даже не заметил. Воздух стал свеж и прохладен. Деревья о чем-то шептались с ветрами... И, все же, несмотря на неповторимую чудесность рассвета что-то не позволяло назвать этот край краси¬вым. Может быть, память о том, что совсем недавно здесь происхо¬дило.
На лицо Шамаша набежала тень. В глаза прокралась грусть.
Но хозяин города, смотревший на повелителя небес не мигая, не смея даже вздохнуть, принял ее за укор. На не гнувшихся, будто отмороженных ногах он сделал несколько шагов в сторону своего божества и затем, не в силах более терпеть внутреннее напряжение, охватившее не только тело, но и душу, и дух, рухнул ниц.
-Прости, господин! - вскричал он.
-Поднимись, - Шамаш шевельнулся, собираясь встать, чтобы подой¬ти к горожанину, но видя, что к тому уже подступили с двух сторон Лигрен и Евсей, остановился, оставаясь сидеть на камне, поджав одну ногу, а вторую вытянув вперед.
-Прости! - когда караванщики подняли мага, он повис у них на руках, стремясь хотя бы встать на колени, выражая не просто поч¬тение, но полное подчинение, смиренное покорство. - Не меня - го-род! Я же готов принять любую кару, которую Ты только...
-Ты ни в чем не виноват, - прервал его голос бога солнца.
Эти слова стали столь неожиданными для горожанина, что тот даже не сразу их понял, решил, что ослышался, ведь это не могло быть правдой...
-Но мы совершали неугодный Тебе обряд...
-Вы лишь исполняли то, чего от вас требовали. Что же до обряда... - Шамаш умолк на мгновение, закрыл глаза, отдыхая. - Не было убийства, не было стремления купить ценой чужой жизни что-то для себя.
-Мы продлевали жизнь города...
Укоризненный взгляд Шамаша заставил замолчать человека, ко¬торый в душе уже дрожал от одной мысли о том, что дерзнул переби¬вать бога, спорить с Ним. Повелитель небес качнул головой. Однако ничего говорить не стал, считая, что сказанного вполне доста¬точно. Что же до того, верить или сомневаться, успокоиться или продолжать винить себя во всем грехах мира - это было дело горожанина. В конце концов, что сделано то сделано.
-Но если Ты... - когда тишина начала становиться в тягость, решился заговорить жрец. - Если Ты не винишь нас... Если мы не преступники в Твоих глазах... Почему Ты не хочешь задержаться в нашем городе хотя бы на одно мгновение, один день, войти в священный храм, почтить нас Своим присутствием, освятить...
-Я устал, горожанин, - глаза Шамаша мерцали нездоровым блес¬ком, веки покраснели. - Последние дни выдались неспокойными. А ми¬нувшая ночь - особенно.
-Но где отдыхать, если не в городе!...
-Служитель, - осуждающе взглянул на него Лигрен. Губы лекаря были поджаты, брови сведены. Он видел - с Шамашем что-то не так. В какое-то мгновение ему даже показалось, что на серых потрескав¬шихся губах бога солнца - вернее, человеческого тела, в котором Тот путешествовал по земному миру - запеклись капельки крови.
А стоило Лигрену задуматься, как глаза подозрительно сощури¬лись. Если хотя бы часть увиденного ими была правдой... Если дра¬кон действительно почему-то... Не важно, почему... Если он напал на бога солнца... Его когти могли серьезно поранить телесную оболочку, и...
Лекарь уже собирался подойти к повелителю небес, узнать...
Но, в отличие от караванщика, горожанин словно ничего не за¬мечал.
-Я не спорю! Разве осмелюсь я возражать Тебе, повелитель! Просто... Господин, Ты ведь не откажешь нам в милости оказать Тебе гостеприимство!
-Господин, - остановил друга Шед, - прости Твоего слугу! Он не имел права так говорить с Тобой! Кто мы такие, чтобы со¬ветовать небожителю, что делать, куда идти... - и, все же, что бы там он ни говорил, в его речи сквозила горечь. Хранителю было страшно больно, мучительно тяжело, обидно... Ведь его лишали, возможно, самого счастливого времени в жизни смертного, о котором тот мог бы вспоминать все вечности сна и подземного мира - мига, рядом с богом.
Шамаш качнул головой:
-Мне жаль, но караван не может дольше оставаться в вашем го¬роде. Ему пришла пора вернуться в снега пустыни.
-А Ты... - они все же продолжали надеяться.
-Моя дорога - путь этого каравана.
-Но…
Им хотелось, чтобы бог солнца успокоил их, сказал... они са¬ми не знали, что именно - что-нибудь.
Однако господин Шамаш молчал, толи не замечая метания их душ, толи не считая нужным что-либо говорить. Что же до смертных, то те из низ, кто осмелился загля¬нуть в этот миг в Его глаза, увидел в них лишь усталость... Но при этом горожане ис¬кали и находили еще и безразличие, холодность, отрешен¬ность. И души, стремившиеся к повелителю небес, натыкались на прег¬раду, отделявшую Его от них, бились о нее, страдали, вынужденные отступить.
-Может быть... - вновь начали они, умоляя.
-Хватит, - не выдержав, прервал горожан Атен. – Довольно!
-Конечно, - они опустили головы, смиряясь. - Как угодно господи¬ну Шамашу... - глаза горожан поблекли, лишившись света. Они чувс¬твовали себя потерянными, оставленными в одиночестве в бесконеч¬ности снежной пустыни. - Но можем мы хотя бы побыть здесь, с Тобой, до тех пор, пока караван не подойдет?
-Это ваш город, - прозвучало в ответ.
Горожане совсем сникли. «Ваш» город, сказал повелитель небес, не Его…
Если бы самоубийство не считалось тягчайшим грехом, являя собой не что иное, как вмешательство в планы небожителей, они бы сами, наверное, уже давно лишили себя жизней, лишь бы не ждать того мгновения, когда из уст бога прозвучит приговор. Приговор, куда более страшный, чем смерть. Ведь, возможно, каждый из них по отдельности и не был ни в чем виноват, но все вместе они чувс¬твовали себя преступниками. Заглядывая в глаза друг другу они ви-дели свои отражения, на которых ясно и отчетливо различалась пе¬чать вины, и ее нельзя было смыть ни водой, ни кровью, ни даже огнем.
-Шамаш... - Атен не спускал взгляда со своего повелителя, с каждым новым мигом все сильнее и сильнее за Него беспокоясь.
Небожитель сидел, устремив взгляд задумчивых глаз на устро¬ившегося у его ног золотого волка, и, казалось, не замечал более ничего и никого вокруг себя. Караванщик не припоминал случая, когда бы повелитель небес был столь отрешен и безразличен, слаб, словно Его оставляли последние силы.
-Если караван готов отправиться в путь и ничто не удерживает его в городе...
-Да, конечно, я велю... - Атен сорвался было с места, готовый броситься назад, ведь без его приказа ни одна повозка не тронется с места. Но Шамаш остановил его:
-Подожди... - начавший засыпать у ног своего господина волк вскинулся от звука его голоса, огляделся вокруг насторожен¬ным взглядом цепких глаз, ища источник опасности или даже беды. Но видя, что хозяин спокоен, слыша его ровный голос, вновь опус¬тил голову на лапы. - Караван ведь не за этими деревьями...
-Мы... - Атен переглянулся со своими спутниками.
Конечно, они были готовы бежать что было силы весь путь, от¬делявший эту поляну, находившуюся возле самой границы оазиса, от стен города, где стоял караван. Но вот только смогут ли они сде¬лать это? Все трое были уже далеко не молоды...
-Мы можем послать к каравану воина... - едва слышным сдержива¬емым шепотом осторожно заговорил со спутниками бога солнца Храни¬тель.
Караванщики взглянули на него словно на маленького ребенка. Нет, они понимали - горожанин хотел как лучше. Более того - лучше для торговцев, не себя. Ведь бог солнца в городе лишь до тех пор, пока в нем караван. И, все же, маг должен был понимать: никто не станет исполнять приказ, принесенный чу¬жаком.
Атен качнул головой, затем повернулся к подошедшему к нему почти вплотную брату:
-Ты самый молодой...
-Но мне хотелось бы остаться здесь. Ведь я летопи¬сец...
-Все, что должно было произойти, уже случилось.
-Да, - чуть наклонил голову, соглашаясь с хозяином каравана, Евсей, - но только что произошло? И, главное, почему? У меня осталось так много вопросов...
-Ты можешь задать их и потом.
-Нет. Не смогу. Едва мы покинем пределы города, все останет¬ся позади. И оборачиваться назад...
-Разве летописец только этим и не занимается?
-Но...
Шамаш несколько мгновений задумчиво смотрел на своих спутни¬ков, не прислушиваясь к их спору, не выражая ни тени недовольства их промедлением, словно просто раздумывая о чем-то своем. Затем, закусив губу, он прищурился, отыскал остроносую мордочку серой мышки, высунувшуюся из норы, прорытой у корней поваленного дере¬ва, и чуть заметно повел рукой, вытягивая зверька наружу.
Поток света, вырвавшийся из ладони бога солнца, заставил всех - и горожан, и караванщиков замолчать, целиком уйдя во вни¬мание, с зачарованным восторгом глядя на происходив¬шее прямо на их глазах чудесное превращение.
Охваченная пламенем, которое питало, вместо того, чтобы сжи¬гать, мышка начала увеличиваться, изменяя по мере роста свои очертания. И, все же, несмотря на то, что люди видели каждый миг превращения, это не уменьшило оцепеняющего поражения того мгнове¬ния, когда вместо крошечной зверюшки на землю встал мус¬кулистый олень-рогач.
-Торговец...
Атен мотнул головой, сбрасывая с себя цепкие нити-паутинки оцепенения.
-Да? - он поспешно повернулся к повелителю своей души, ожидая Его приказаний.
-Возьми, - Шамаш протягивал ему уздечку, сделанную из чистей¬шего золота, без единого кусочка кожи. Золотыми были не только удила, которые караванщики всегда делали из металла, впрочем, ра¬зумеется, не столь благородного, но и поводья. Пластинки послед¬них соединялись между собой каким-то неведомым караванщику обра¬зом в нечто напоминаемое скорее даже не цепь, а чешуйчатую змеи¬ную шкуру, точно также перетекая одна в другую с просто порази¬тельной мягкостью и подвижностью.
Евсей и Лигрен какое-то время смотрели на то, как хозяин каравана, с долей опаски поглядывая на чудесное и, при этом, во всяком слу¬чае, внешне, если забыть о превращении, совершенно обычное живот¬ное, надевал на голову оленя уздечку, затем, одновременно, поду¬мав об одном и том же, наклонили головы в одобрительном кивке. Олень был один. И предназначался для Атена. Значит, бог солнца не был против того, чтобы другие караванщики остались пока рядом с Ним.
-Я быстро, - набросив на спину зверя свой плащ, Атен, крях¬тя, забрался на него верхом, - я мигом...
-Не торопись, - проговорил Шамаша.
-Но поспешай, - тихо, полушепотом добавил Евсей, подойдя к брату.
-Не сомневайся... - бросив быстрый взгляд на бога солнца, он, вновь повернувшись к помощнику, наклонился к нему: - Вы тут пока... смотрите, чтобы все было в порядке.
-Все, что должно было случиться, уже произошло, - повторил летописец слова хозяина каравана, однако при этом в его глазах не было ни тени веселья, взгляд был насторожен и печален.
-Не беспокойся, - к ним подошел Лигрен, - мы сделаем все, что в наших си¬лах...
-Да,конечно, - у караванщика не было времени на долгие разго¬воры. Сжав бока оленя ногами, он натянул повод, вынуждая животное сдвинуться с места. - Будьте внимательны!- крикнул он уже от де¬ревьев.
Проводив Атена взглядом, Шамаш повернулся к горожанам и тот¬час недовольно качнул головой.
Воспользовавшись тем, что караванщики перестали удерживать Хранителя на ногах, тот опустился на колени перед богом солнца и замер, склонив голову на грудь. Его губы беззвучно шевелились, повторяя слова молитвы - не защитного заговора-заклинания, а песни восхваления. Рядом с ним неподвижной коленопреклонен¬ной тенью застыл жрец, в то время как все остальные служители распростерлись на земле, по которой ступали ноги небожителя, не смея даже взглянуть на повелителя небес, не то что заговорить с Ним. Их душах было достаточно уже того, что они были столь близко от своего господина.
-Встаньте! – его голос звучал негромким шепотом ветра. Но го¬рожане услышали бы, наверно, даже язык мысли, когда целиком ушли в слух, боясь пропустить любое знамение воли бога. И подчинились, выполняя быстрее приказа, отданного раскатом грома. Однако, даже стоя на ногах, они продолжали прятать лица, не отрываясь, глядя вниз, словно считая себя недостойными видеть ничего кроме голой тверди.
-Шамаш... - воспользовавшись их молчанием, заговорил Лигрен.
-Да, лекарь?
-Я просто хотел спросить... Может быть, что-нибудь нужно?
-Не сейчас.
Лигрен умолк, не смея настаивать.
-Шамаш, - затем пришла очередь Евсея, которому не терпелось поскорее узнать, что же произошло. - Дракон, который прилетал сюда, твой священный зверь...
-Мой друг, - поправил его Шамаш.
-Да, конечно. Это был тот самый дракон, который принес Тебя в снега пустыни? Которого видела Мати?
-Да.
-Значит, он выжил...
-Его исцелила Айя.
-Ты... Ты говорил с... Ней? - летописец затаил дыхание.
Грустная усмешка коснулась губ его собеседника:
-Ты знаешь лучше меня, что это невозможно.
-То, что происходило в этом городе... - Евсея просто пере¬полняли вопросы, на которые ему просто было необходимо получить ответ прежде, чем события минующей ночи окутаются предположения¬ми, возможно, столь же далекими от истины, как небо от земли.
Летописцу хотелось, чтобы его легенды были именно отражения¬ми произошедших событий в зеркале мира, а не всего лишь еще одной сказкой в цепочке тех, которые он в тихие часы дороги по снегам пустыни придумывал для детей каравана. - Куда дракон уносил людей этого города?
-В один из ледяных дворцов Айи.
-А почему?
-Караванщик, мне известно лишь то, что сказал дракон. Таково было желание Айи. Крылатый странник же считал невозможным отказы¬вать спасшей его.
-Но чем мы разгневали повелительницу снежной пустыни! - не вы¬держав, вскричал Шед.
Конечно, гнев богини луны не был столь страшен, как ярость господина Шамаша. И если выбирать врага, то уж лучше Ее...
Среди смертных не родился еще тот, кто был бы совершенно безгрешен. Нет старика, который мог бы уверенно сказать, что за свою жизнь не прогневил ни одного небожителя. И не был наказан за это - на самом деле или в мыслях, сомнениях. Да и что такое полная болезней и страхов старость, если не наказание?
У недовольного своей судьбой господин Намтар отнимает все, что тот имеет. На бахвалившегося своей смелостью госпожа Айя насы¬лает нескончаемые кошмары. Совершившего преступление, за которое не было наказания при жизни, ждут ужасные подземные пещеры повелительницы смер¬ти.
Бог солнца - самый милосердный среди небожителей и, все же, Его наказание не менее сурово. Оно тяжкой ношей ложится на душу, помноженное стократно чувством вины и осознанием того, что прог¬невавшего господина Шамаша не пощадят и другие небожители, за исключением разве что Губителя...
Впрочем, выбравшему сторону Врага тоже не позавидуешь. Его легко разозлить, оправдаться же невозможно. Го¬ре тому, кто осмелится хоть слово молвить поперек Его воли. И не будет ему в этот миг утешением, что никто другой из небожи¬телей не станет карать их за преступления, ведь и спасения ждать не от кого, ибо все отворачиваются от перешедшего за грань, чтобы вечно жить... вернее - вечно умирать, влача призрачное су¬ществование среди демонов и теней.
Но чем жители города могли прогневать богиню снегов, в пределы владений Которой никогда не заходили? Может быть - именно этим? Тем, что не служили Ей, не преклонялись перед Ней, избирая себе в покровители других небожителей? Но разве в остальных городах испокон веков было не так же?
-Шамаш, они ведь только горожане, и... - Евсей пожал плечами. Он не знал, зачем заговорил, что заставило его встать на сторону чужаков, ища им оправдание. – За что госпожа Айя так сурова с ними?
Какое-то время Шамаш молчал, раздумывая над словами караванщика, потом тихо произнес:
-Мне не ведомо, что двигало ею. Спросить же у нее я не могу.
-Да, конечно, конечно, - поспешно проговорил летописец. Он по¬нимал - есть вещи, о которых не следовало бы напоминать. Даже не¬божителю. Особенно Ему. - И все же... - Евсея мучило любопытство. Он не спускал горев¬шего пламенем взгляда с бога солнца. - Как Ты думаешь?
-Я могу ошибаться, торговец, - качнул головой небожитель. Ему совсем не хотелось отвечать. Но ведь вопрос уже был задан и он не мог просто промолчать. Прикусив губу, Шамаш вздохнул, глянул на горожан, все также стоявших недвижимыми тенями, на караванщиков, которые все ушли во внимание, ожидая ответа. - Мне кажется, - медленно начал он, - то, что происходило, было не наказанием.
-Три года жертвоприношений! - полным боли вздохом сорвался с губ жреца стон. - Что же тогда для Нее наказание? Неужели Она так жестока, что…
-Не знаю, - Шамаш заговорил прежде чем мысленные вопросы успе¬ли сложиться в слова. - И мне не хотелось бы обсуждать поступки Айи.
-Прости нас, господин! - испуганно прошептал жрец. Меньше все¬го на свете он хотел испытывать терпение бога солнца. - Прости не¬разумных! Мы... мы спрашиваем не из любопытства! Мы пытаемся по¬нять... -неуверенно продолжал Гешт. - Чтобы знать, как умилостивить богиню, как вести себя в будущем, что делать, чтобы... ну, чтобы Она простила нас...
-Не предпринимайте ничего. Порою поступки лишь усугубляют ситуацию, вместо того, чтобы разрешать ее.
Горожане виновато втянули головы в плечи. Да, они знали, что это так, возможно, даже лучше, чем кто бы то ни было другой из смертных. Ведь они уже совершили эту ошибку, которая, пусть не в реальнос¬ти, но, во всяком случае, в их глазах, чуть было не обернулось концом мира.
-Что же до дракона, - продолжал Шамаш, - он больше не потревожит ваш покой.
-Спасибо, господин! - Шед был безгранично благодарен богу солнца за эти слова, принесшие облегчение. И не важно, что, в сущности, это был еще не покой, так, временное затишье. Ведь дракон прилетал в го¬род не по собственной воле.
-Я не могу обещать, что в вашем городе больше никогда ничего не произойдет, - видя его сомнения, проговорил Шамаш, - но не думаю, что вам стоит опасаться Айи.
-И вообще, если бы богиня снегов хотела наказать город, Она сделала бы это иначе, - проговорил Лигрен.
-Как, например? – в глазах Евсея зажегся интерес, в то время, как в его голове вместе с легендой уже начала складываться сказка. А сказка должна была отличаться от яви, но, в то же время, не далеко ухо¬дить от правды в своем предчувствии истины.
-Заморозила б город.
-А как же магическая сила...
-Что сила человека, даже Хранителя, рядом с могуществом бо¬гини? А еще Она могла бы погрузить всех в сон... - задумчиво продолжал Лигрен. - Вечный сон...
-Лекарь, - Шамаш смотрел на него с укором. - Зачем доливать ог¬ненную воду в костер чужих страхов, который и так полыхает ярче луны? Этим людям ведь придется жить со всем этим.
"Ничего с ними не произойдет", - проворчал волк у ног бога солнца. Он был недоволен тем, что дети огня надоедают повелителю не¬бес вопросами, вместо того, чтобы дать ему отдохнуть.
"Ты знаешь?" - Шамаш повернулся к нему, коснулся рукой рыжей пушистой головы.
"О планах госпожи Айи - нет, - подняв морду, он взглянул на бога солнца с задумчивой грустью. - Она... Она не такая, как ты. Ей по душе тайны, секреты, заговоры... "
"Я уже слышал это… Но почему тогда ты так уверен?"
"Ну... Богиня снегов любит причудливые судьбы, хитросплете¬ния сна. А тут все уже ясно... И, потом, я не чувствую больше духа Ее присутствия в окрестных землях. А если Она ушла, то уже не вернется".
"Жаль, что я не смог с ней поговорить..."
"О том, что здесь происходило?"
"Нет. В конце концов, это не мое дело... - он прикрыл глаза, отдыхая. - Единственный, кто меня беспокоит..."
"Мати? Ты волнуешься за нее? - Хан слишком долго был рядом с богом солнца, чтобы научиться Его понимать. - Не надо, хозяин, госпожа Айя всегда относилась к ней по особенному. Я уверен - богиня меньше всего хотела причинить ей вред. Она не думала, что Мати испугается дракона. Может быть, Она просто собиралась встретиться с ней, поговорить... Не знаю..."
"С ней что-то происходит…"
"Не беспокойся, хозяин, это нормально. Она просто взрослеет и… Взрослеет… Однако, если ты хочешь, я поговорю с Ней. Но потом. Позже. Когда караван покинет го¬род. И когда тебе станет лучше. Когда твои раны заживут".
"Это так заметно?"
"Что ты ранен? Да. Я ведь все-таки зверь и чую дух крови".
"Ладно. Раз ты считаешь, что малышке ничего не угрожа¬ет..."
"Конечно, нет!"
"И вот еще. Будешь говорить с ней, скажи - я не хотел нару¬шать ее планов. Просто... Так получилось... И я прошу у нее проще¬ния..."
"Хозяин, право же, это лишнее! Она так сильно тебя любит…!"
Шамаш кивнул, а затем повернулся к горожанам, чуть заметно улыбнулся, наконец увидев их гла¬за, не затылки. Однако это была не смелость, скорее наоборот – страх, когда они ждали решения своей судьбы.
-Господин...
-Живите в мире со своей душой, не ища вины и не ожидая нака¬зания, - наконец, решив, что пришло время для прямого ответа на так и не заданный вопрос, проговорил Шамаш.
-Ты... Ты не гневаешься на нас?
-Нет, - и, все же, караванщики, которые в отличие от горожан, хотя бы немного понимали Его, почувствовали в голосе небожителя какое-то отрешенное безразличие. Или, может быть, это была усталость. Столь сильная, что Он не мог ни о чем думать, ища лишь тишины и покоя.
Лигрен недовольно качнул головой. Он знал, как ранимо людское тело, даже если оно - всего лишь телесная оболочка для небожителя. Душа лекаря трепета¬ла, сердце сжималось, ему хотелось... он считал себя обязанным сделать хоть что-то... Но что он мог? Ведь смертный не властен над волей богов. Все, что ему оставалось - ждать, когда к поляне подойдет караван. И поэтому… -
"Поторопись, Атен, поторопись!" - мысленно повторял он вновь и вновь, вглядываясь в просветы между деревьями.
Глава 24
Шамаш сидел на краю повозки, опершись спиной о деревянный каркас. Полог трепетал от легкого ветерка, наполняя воздух серебряным звоном множества крохотных колокольчиков. Вокруг расстилались бескрайние матово-белые просторы снежной пустыни, по полотну которых вились крошечными змейками веселые и беззаботные воздуш¬ные духи. Небеса были удивительно высоки и их глубокая синева пьяни¬ла, словно вино.
Повозка двигалась медленно, плавно, словно лодочка по глади озера или колыбель в далеком детстве, которая,покачивалась, успо¬каивая, усыпляла, хороня от всех бед и невзгод, убеждая в том, что их нет и больше никогда не будет.
Своими мыслями, духом Шамаш был так далеко от каравана, что не заметил, как к нему подошел Атен.
Движения хозяина каравана были скованны. В каждом шаге чувс¬твовались напряжение и нескрываемая тревога. Меньше всего на свете он хотел беспокоить повелителя небес. Все последние дни как страстно караванщик ни желал увидеть господина, убедиться собственными глазами, что с Ним все в порядке, по¬говорить, он упрямо заставлял себя обходить повозку небожите¬ля стороной, чтобы случайным шагом, вздохом или мыслью не нарушить Его покой.
Но в этот день, он не смог справиться с собой и приблизился, осторожно, затаив дыхание, пошел рядом, глядя на то, как снежинки, поднятые с земли ветром, осторожно садились на меховое одеяло рядом с по¬велителем небес, превращаясь в переплетении лучей солнца и дыха¬нии божественной силы в множество прекрасных драгоценных камней - белоснежных жемчужин, о которых, спавших в глубине замерзших мо¬рей, было придумано множество сказок и песен.
Прошло время, прежде чем Атен решился поднять взгляд и пос¬мотреть Шамашу прямо в лицо.
"Ему плохо, - вглядываясь в Его бледные, заострившиеся черты, думал он. - Лигрен сказал - раны от когтей дракона глубоки, к тому же их края обожжены жаром и холодом. И хотя минуло немало дней, они так до сих пор и не зажили..."
С пугавшей ясностью он понимал, что бог солнца еще не выздоро¬вел. Он только очнулся ото сна, но Ему почти не стало лучше. Атен быстро огляделся вокруг. Он боялся, что за ним к по¬возке бога солнца потянутся остальные, что кто-то не сдержится, заго¬ворит, начнет мучить вопросами или просьбами. Но нет. Держась на почтительном расстоянии, караванщики вели себя так тихо, как только могли.
"Тише снежной мыши... - с одобрением кивнул он. - Даже смазали повозки жиром, чтобы не скрипели... - но уже через миг, он недо¬вольно поморщился, досадуя на самого себя: - Только я вечно лезу куда не следует!"
Он уже прибавил шаг, собираясь поскорее обогнать повозку бо¬га солнца, но тут его окликнул тихий, хрипловатый голос:
-Торговец...
-Да? - Атен вздрогнул, в его груди все сжалось - душа от радости, что бог солнца наконец заговорил со Своим спутником, серд¬це от тягостной боли, когда караванщик хотел, чтобы повелитель небес как следует отдохнул, вместо того, чтобы тратить понапрасну силы на ненужные разговоры с глупым торговцем. И самое обидное - знал же он, что так и будет, стоит ему оказаться поблизости, но нет, полез со своим любопытством!
-Подойди, - Шамаш чуть шевельнул рукой и прекрасные жемчужины как сорвавшиеся с тонкой нити бусины покатились звенящим пото¬ком с края повозки в снег. - Сядь рядом, - видя, что торговец, вы¬полнив первую часть приказа, заметался, замотал головой, не реша¬ясь сделать то, что считал святотатством, чуть слышно добавил: - Мне тяжело громко говорить, - слабая улыбка тронула потрескавшиеся губы, когда он заметил, что последние слова возымели свое дейс¬твие и смертный, более не возражая и не сопротивляясь осторожно, словно птица на тоненькой ветке молодого деревца, примостился на краю повозки. - Спасибо, - он на миг закрыл глаза, отдыхая.
-Госп... - начал Атен, но прежде, чем бог солнца взглянул на него, даже прежде, чем на Его лице отразилось недовольство, пос¬пешил исправиться. - Прости, Шамаш. Как Ты? Как Ты себя чувству-ешь? - в нем говорила тревога, которая заглушала все остальные чувства.
-Замечательно, - пошептал тот, с наслаждением вдохнул в себя свежий воздух, наполненный волнующим сладковатым ароматом снега.
Атен недоверчиво взглянул на своего повелителя. Он ни на мгновение не сомневался в правдивости Его слов и, все же, не мог поверить... Ведь после того, что произошло, он сам чувствовал бы себя хуже некуда. А бог солнца… Он выглядел измотанным до предела, ослабевшим, блед¬ным, но, все же, при этом - довольным, даже счастливым.
-Впервые за все время, что нахожусь в этом ми¬ре, я почувствовал себя дома, - прошептал он.
-Так же плохо? - Атен вспомнил, что в то, самое первое время странствий по тропе каравана рассказывал повелитель небес о земле своего бреда.
-Почему плохо? - Шамаш открыл глаза. Они лучились таким ярким пламенем, что заглянувший в них Атен зажмурился, испугавшись, что еще мгновение - и ослепнет, когда простому смертному не дано долго смотреть даже на солнце, не то что на его повелителя. - Разве я выгляжу несчастным?
-Нет, но... То, что случилось...
-Торговец, неужели ты не понимаешь? Я несказанно рад, что нашел дракона. Он был моим другом всегда, сколько я себя помню.
-Да уж, друг! - Атен понимал, что речь идет о священном живот¬ном повелителя небес и, все же, не смог сдержать кривой усмешки, когда после произошедшего на его глазах в сердце смертного посе¬лилась ненависть к напавшему на их божественного спутника. - Он же чуть не убил Тебя!
-Он не понимал, что творит. Он был болен, лишился памяти.
-Как можно забыть своего господина! Как можно не вспомнить Его, увидев?!
-Он и вспомнил, когда увидел меня. Но от этого стало только хуже. Он разозлился на меня за то, что я был далеко в тот миг, когда был ему нужен. Ему показалось, что я бросил его.
-Бросил?! Но разве не он сам принес тебя раненого в снежную пустыню, передал нашим заботам?!
-Да. Но когда я выздоровел...
-Ты... Ты не знал, что он выживет, что он может выжить... И вообще... Мати рассказывала - дракон сам сказал ей тогда, что умирает, что хочет лишь одного - чтобы жил Ты!
-И я должен был пожелать ему того же - жизни. А я сми¬рился. Хотя потом и не было дня, когда я не пожалел бы об этом.
-Ты искал его.
-Весь последний год. Как только узнал, что он жив… Зна¬ешь, я очень благодарен ему, высшим, судьбе за то, что мне было позволено с ним встретиться.
-Наверное, он очень многое для Тебя значит, раз Ты так бес¬покоился о нем...
-Да.
В какое-то мгновение караванщику захотелось спросить: "А я? Мы, твои спутники? Все смертные? Мы хотя бы что-нибудь значим для Тебя?" - но сдержался.
Он давно вырос из того возраста, когда губы наивного ребенка спрашивали о подобном у взрослого, не видя разницы между небожителем и простым смертным, и еще не дожил до тех седин, когда достает смелости спросить о подобном бога.
-Почему же Ты не оставил его с Собой, почему отпустил? - да, караванщики вряд ли обрадовались бы такому спутнику, ощущая рядом с ним пронизывавший, всепоглощавший страх. Но, с другой стороны... Это бы было так почетно... И, потом, привыкли же они к золотым волкам. Конечно, маленький щенок и крылатый гигант с половину небес - не одно и то же, но... Если богу солнца этот крылатый исполин так до¬рог, они научатся почитать дракона.
-Я вовсе не хочу, чтобы он ходил за мной как привязан¬ный, - чуть наклонил голову Шамаш. - Холод снегов чужд привыкшему к теплу. Там же, где он сейчас, ему хорошо... - и он улыбнулся то¬му, что увидел за бесконечностью пустыни, за ледяными морями, так далеко, что там не ступала нога ни одного жителя этого мира.
-Но как же ты? - Атен не понимал повелителя. Ведь главным была Его воля, а не желание слуги. Но…
"Ведь это же Шамаш, - вдруг подума¬лось ему, - Тот единственный, кто думает о других больше, чем о се¬бе..."
-Что я? - улыбка стала шире, заискрилась к излучинах глаз, уголках губ.
-Ты будешь скучать по нему!
-Совсем нет! Я знаю, что он жив, что если ему понадобится моя помощь - он позовет меня. И сам прилетит, если будет нужен мне.
-Ты действительно выглядишь счастливым.
-Потому что я счастлив.
-Я не понимаю! - караванщик сокрушенно взмахнул руками. Ему так хотелось разобраться в этой загадке, но он был бессилен ре¬шить ее! - Как можно быть счастливым, отдав все другому, сделав для него столько... Сделав невозможное. И не получив взамен совсем ни¬чего!
-Торговец, он дал мне куда больше, чем то, на что я мог на¬деяться. Прощение. Я больше не чувствую себя виноватым в его смерти. Ты и представить себе не можешь, как это тяжело - посто-янно носить с собой груз вины, зная, что никогда от нее не изба¬вишься. Теперь его нет. А еще, - его голос стал мягче, звуча как шепот ветра в снегах, - я видел радость в его глазах.
-Ты рад за него... - Атен как-то сразу погрустнел, словно ждал иного, большего - света солнца, а не отраженного блеска луны.
-За него, вместе с ним... Какая разница! К чему измерять степень счастья, искать его причину, вместо того, чтобы просто наслаж¬даться?
-Быть счастливым, потому что счастлив твой друг... – караванщик заду¬мался, а затем, спустя некоторое время, кивнул. Это ему было понятно. Ведь у него была дочь. Был брат. Были друзья, которые шли с ним вместе по дороге каравана. Он даже не смог сразу вспомнить, сколько лет. Восемнадцать? Да, что-то вроде того... Быть счастливым за другого - это даже нечто большее, чем за себя.
А затем Атен вдруг вспомнил, как Шамаш слаб. И вновь начал корить себя за то, что не подумал об этом раньше, утомляя Его столь долгим разговором.
-Я... Я пойду? - осторожно спросил караванщик.
-Подожди... - остановил его бог солнца. - У меня тоже есть к тебе несколько вопросов.
-О караване?
-Да. Мой сон был слишком глубок, чтобы я мог следить за происходившим вокруг. Сколько минуло дней с тех пор, как…
-Как мы покинули город? Десять. Нет, больше... - Атен наморщил лоб, вспоминая, подсчитывая, стремясь ответить как можно точнее, понимая, что значит для бога солнца время. - Четырнадцать. Да, че¬тырнадцать.
-Караванщики?
-Со всеми все в порядке. Все живы, здоровы.
-Малышка?
-Мати? - караванщик как-то неопределенно пожал плечами, словно не зная ответа на Его вопрос, добавил уклончиво-неуверен¬но: - Хвала богам.
-А Шуллат?
-Ничего...
-Торговец, что ты скрываешь?
-Ничего. Все действительно в порядке. Шамаш, Ты устал. Я уже и так утомил Тебя этим разговором.
С укором взглянув на него, бог солнца качнул головой:
-Нет ничего хуже вопросов без ответа. Они приводят душу в то смятение, на которое не способны никакие слова.
Несколько мгновений караванщик, стянув с рук варежки, глядел на снежинки, которые сперва таяли на его больших мозолистых ладо¬нях, спеша скатиться с них алмазной каплей, а затем, осме¬лев, стали ложиться, укрывая белым пологом линию жизни, словно она - тропа каравана. Ему хотелось засунуть голову в сугроб, уподобившись снежной крысе, прячась не только от окружавшего его мира, но и от самого себя в нем. Но повелитель его души смотрел на него и ждал объяснений. Разве мог он промолчать?
Но, все же, прошло довольно много времени, прежде чем кара¬ванщик решился, подобрал слова так, чтобы они звучали как можно мягче, спокойнее.
-У Шуллат задняя лапка еще побаливает... Она ее прижимает к животу, почти не ступает... И, конечно, так ей тяжело много бе¬гать, прыгать... Поэтому большую часть времени она сидит в повоз-ке...
-С малышкой?
-Да, с Мати. Дочка заботится о ней.
-Лекарь осмотрел волчицу?
-Тогда, в городе...
-А потом? - глаза бога солнца сощурились, устремленный на ка¬раванщика взгляд стал остер и внимателен.
-Нет... - прошептал тот, а затем, вдруг испугавшись сам не зная чего, быстро продолжал, оправдываясь: - Шуллат не подпуска¬ла к себе никого. И Мати... Она говорила, что справится со всем сама... Лигрен приносил ей мази, различные настойки, она сама ме¬няла повязки...
-Этого недостаточно, - Шамаш нахмурился.
-Но Ты сам сказал, что у девочки есть право позаботиться о своей подруге! - воскликнул караванщик, а затем, поняв, что эти¬ми своими словами в действительности просто перекладывал вину за собственное бездействие на плечи бога солнца, волю которого выпол¬нял, втянул голову в плечи, прошептал, пряча глаза: - Прости, я не хотел... Я не это имел в виду... Дело в том, что... Мати не хоте¬ла, чтобы мы вмешивались. Она... - Атен умолк, с силой, до скрипа стиснув зубы. Теперь получалось, что всему виной девочка. Как будто в ее душе и без того недостаточно прегрешений. Караванщик испугался, что чаша терпения повелителя небес переполнится и Он накажет Мати. Но что он мог сказать? Как оправдать ее, не переступая при этом грани между правдой и обманом, столь очевидной для бога ис¬тины?
Атен устремил взгляд на Шамаша, со страхом вглядываясь в его черты, боясь увидеть в глубине черных глаз первый отблеск ярости, возвещавший о грядущей кары.
Лицо бога солнца было сосредоточено, черты резки, но не сер¬диты. Он был озабочен, даже взволнован. Однако при этом устремленный куда-то в сторону взгляд искал не виновных, но путь к спасению.
-Девочка не достаточно сведуща в врачевании, чтобы лечить такие раны, - проговорил Шамаш. - И многого не знает... - он пододви¬нулся к самому борту повозки, собираясь спустится в снег.
Не ожидавший этого Атен растерялся, застыл на месте, словно ледяная кукла, не в силах ни шевельнуться, ни произнести хотя бы слово, ос¬танавливая повелителя небес. Хвала богам, рядом оказались Лис и Лина. Они подскочили к Шамашу, удержали Его:
-Что Ты, что Ты! - встревожено глядя на бога солнца, восклик¬нула женщина. - Тебе нельзя вставать! Только не сейчас! Раны еще слишком свежи!
-Мне нужно взглянуть на золотую волчицу. Она не здорова.
-Да, но... - муж с женой переглянулись, не зная, что на это сказать. За последние несколько дней Лигрен не единожды повторял всем, что небожителю нужен отдых, что то тело смертного, в кото¬ром бог путешествовал по миру, серьезно пострадало и если его не щадить - может не выдержать и умереть, вынуждая Шамаша, покинув мир смертных, вернуться в свой, небесный, закрытый для людей.
Но, с другой стороны, речь шла о священном звере, слуге Его божественной супруги - том, о судьбе которого не мог не беспоко¬иться и повелитель небес. И караванщики... Разве они не были обя¬заны, исполняя волю госпожи Айи, помочь Ее волчице всем, чем мог¬ли?
Лис и Лина повернулись к Атену. Он был хозяином каравана. Он был отцом Мати, заботам которой была вверена волчица. Если кто из смертных и мог принимать решение, то только он. Но тот, опустив голову, молчал. И Лина вновь перевела взгляд на Шамаша, не зная, что сказать, что предпринять, беззвучно шевельнув губами, подняла руку к ли¬цу.
Она уже готова была отступить, освобождая путь, но тут заго¬ворил Лис:
-Ты уверен, что дело действительно настолько серьезно? - спросил он старого друга.
-Ты знаешь столько же, сколько я... - пробормотал тот, стара¬ясь ни с кем не встретиться взглядом, впервые в жизни боясь при¬нимать на себя всю ответственность решения.
-Мне нужно взглянуть на нее, - брови Шамаша были сведены, гла¬за настороженно сощурены.
-Тогда...- на мгновение, раздумывая, Лис прикусил губу. Он лихорадочно искал выход. И наконец его осенило! Глаза заблестели: - Я принесу священную волчицу сюда, в Твою повозку. Ты сможешь ей помочь, если она нуждается в помощи, но при этом Тебе не придется никуда идти, тревожа раны. Хорошо? - он был уверен, что нашел вы¬ход, который улаживал бы все. Оставалось лишь получить разрешение небожителя на то, чтобы осуществить задуманное.
-Ее будет тяжело поднять... - вместо того, чтобы схватиться за предложение мужа обеими руками, поддерживая целиком и полностью, Лину почему-то стали мучить сомнения.
-Ничего, - воин скользнул по ней осуждающим взглядом. - Пусть я уже не так молод, как полтора десятка лет назад, но с прожитыми годами в моих руках не убавилось силы,-его голос звучал ровно и твердо, в обращенных же на жену глазах был укор:"Что случилось? С чего это вдруг ты стала во мне сомневаться?"
Та не знала, что ответить, и лишь продолжала виновато смот¬реть на супруга. Меньше всего на свете ей хотелось обидеть Лиса. Но... Она не могла ничего с собой поделать - женщина просто была уверена, что Лису не справиться с той ношей, которую он решился взвалить на свои плечи.
-Шуллат не подпустит тебя, - обдумав слова торговца, качнул головой Шамаш.
-Значит, я пойду с ним, - Атен безоговорочно встал на сторону помощника. - Она знает мой запах. Она привыкла ко мне и даже порой слушается. Во всяком случае, слушает меня. Я объясню ей, что все, чего мы хотим, это помочь.
-С ней сейчас Мати, - Лис качнул головой. Может быть, в чем-то хо¬зяин каравана был прав, но в другом... Нет, он должен был идти один.
-И что же?
-Волчица не станет слушать тебя, когда рядом ее подруга.
-Почему?
-Потому что этого не захочет Мати.
-Ты забываешь - Мати моя дочь!
-Это ты забываешь, что Мати до сих пор дуется на тебя!
Лина какое-то время смотрела то на одного мужчину, то на другого, а затем тихо промолвила:
-Атен, он прав...
Но тот и сам уже это понимал. И недовольно хмурился.
Шамаш чуть наклонил голову:
-Видимо, ты не все мне рассказал, торговец, - проговорил он.
-Это... Это подождет, - Атен сжался под внимательным взглядом бога солнца. Ему не хотелось говорить о дочери. В конце концов, то наваждение, что нашло на нее, было не опасным.
"Девочка просто замкнулась в крохотном мирке своей повозки - только и всего, - думал он. – Все, что ей нужно – это немного прийти в себя".
-Что ж, - ничем не выражая ни своего недовольства, ни хотя бы несогласия, промолвил Шамаш,-раз ты так считаешь...
-Я могу пойти... - стоило богу солнца умолкнуть, осторожно промолвила Лина. - Девочка всегда была расположена ко мне, она...
-А Шуллат поднять ты сможешь?
-Ну...
-Не надо, Лина, - ее муж болезненно поморщился,-оставим этот разговор. Я пойду один. Попытаюсь убедить волчицу... Если же мои доводы на нее не по¬действуют... - он повернулся к богу солнца. - Я скажу, что такова Твоя воля. Она не ослушается своего хозяина.
Шамаш хотел возразить, однако, взглянув на караванщи¬ка, глаза которого умоляли дать ему хотя бы один шанс, кивнул.
-Торговец, - окликнул он ближайшего караванщика, как обычно избегая обращаться к своим спутникам по имени, хотя,разумеется, знал их все, - попроси дозорных, чтобы остановили караван.
-Конечно, - тот, сорвавшись с места, бросился исполнять волю небожителя.
Что же до Лиса, он, не медля ни одного мгновения, побежал к повозке Атена.
Но стоило ему приподнять полог, как по слуху резанул, словно нож, резкий вскрик:
-Уходи!
А мгновение спустя до него донеслось недовольное ворчание волчицы.
В повозке, лишенной хотя бы одного отблеска света, стоял густой мрак. После яркого дневного света, усиленного отра¬жением в зеркале снегов, он казался непроглядным. И Лис с трудом разглядел забившуюся в самый дальний и темный угол волчицу.
Шуллат лежала на куче одеял, соорудив из них что-то вроде гнезда.
-Священный зверь... - почтительно наклонив голову, осторожно начал караванщик.
-Нет! - остановил его нервный голос Мати. - Не слушай его, Шуш!
-Но почему? Я только хочу помочь!
-У нее есть я! И больше ей никто не нужен! Уходи! - зажав уши ладонями, закрыв глаза, прервала его девушка. - Шуллат, прогони его!
Ворчание волчицы сменилось насадным рыком, зубы оскалились в последнем предупреждении, словно говоря: "Еще один шаг, еще один миг, и ты пожалеешь, что пришел сюда, потревожив мой покой и по¬кой моей подруги!"
-Священный зверь! – но, что бы там ни было, Лис не собирался сдаваться. Его глаза полнились беспокойством, даже страхом. Но не за себя.
Волчица выглядела не лучшим образом. Ее шерсть свалялась, потеряв блеск и приобретя какой-то сладковатый запах, да и рана на ее лапе так до сих пор и не зажила.
А Мати, словно не заме¬чая ничего этого, продолжала упрямо настраивать свою золотую под-ругу против тех, кто хотел ей помочь.
-Священный зверь, - не спуская пристального взгляда с волчицы, он начал вновь приближаться к ней, - я здесь чтобы помочь те¬бе, - его голос звучал ровно и мягко, нашептывая, успокаивая. - Все, что я хочу, это перенести тебя в повозку господина Шамаша.
Услышав имя своего хозяина, волчица, умолкнув, наклонила го¬лову, взглянула на караванщика с вопросом, который Лис, простой смертный, не мог услышать, но, как ему казалось, понял. И продолжал:
-Бог солнца очнулся, Он...
-Уходи! - вновь закричала Мати, заглушив его голос, возвращая внимание снежной охотницы к себе.
"Но хозяин... - в ее глазах было сомнение. - Мне действительно нехорошо. А он..."
"Он сказал, что я помогу тебе! Я тебя вылечу! Он признал за мной это право! Прогони Лиса! Пусть он уйдет! Скорее!" - она боялась: один миг, и у нее отнимут то последнее, что еще оставалось на этом свете - подругу.
Волчица же восприняла ее страх по-своему. Шуллат показалось,что ее подруга испугалась самого караванщика. Словно он пришел наказать ее. И поверила страхам Мати больше, чем своему чутью.
Лис был совсем рядом с волчицей, когда та, дико завыв, бросилась на него, словно разъяренный демон. Караванщик и сам не заметил, как вылетел из повозки, кубарем скатившись в снег.
-Вот те раз... - остановившись в нескольких шагах от нее, он стащил с руки то, что осталось от рукавицы, задрал порванный в клочья рукав полушубка и несколько мгновений растерянно смотрел на прокусанную, как казалось насквозь руку, которая опухала на глазах. Он не ожидал, не верил, что волчица действи¬тельно набросится на него, считал, что она лишь пугала. Ведь больше трех лет священные волки шли в караване и за это время не тронули ни одного из тех с кем делили тро¬пу. И вот вдруг, ни с того ни с сего...
За его спиной охнула Лина.
-Лис... - она подошла к мужу коснулась плеча, стремясь забрать себе часть его боли.
-Сейчас, приду немного в себя, и попробую еще раз, - если ка¬раванщик и чувствовал что-то, то не боль, а досаду. И уж конечно в его голове не было и мысли о том, чтобы отступать.
-Она не позволит тебе.
-Посмотрим, - процедил Лис сквозь стиснутые зубы. Нет, он не мог не выполнить поручение повелителя небес, особенно то, на ко¬торое сам напросился.
-Что же, - к ним подошел Лигрен, до этого мгновения вниматель¬но наблюдавший за всем со стороны. - Хорошо. Лезь к ней в пасть, если хочешь. Но оставь здесь нож. А то в пылу схватки рука сама потянется к нему.
-Что ты имеешь в виду? - караванщик настороженно глянул на ле¬каря.
-Если ты жаждешь смерти от клыка священного зверя, стремишь¬ся принести себя в жертву волчице - это твое дело, твое право, - не обращая внимание на то, как, вскрикнув в ужасе, Лина закрыла ла¬донями лицо, он продолжал, заставляя свой голос звучать как можно суровее и безразличнее. - Но не забывай: никто из смертных не дол¬жен, не может причинить ей вред!
Сперва караванщик хотел резко возразить ему, сказать, может быть, грубо, но искренне, все, что думал по этому поводу. Но по¬том, передумав, прижав к груди кровоточившую, замерзшую на морозе и начавшую нестерпимо болеть руку, проговорил лишь:
-Если мы оставим ее там одну, она умрет. Лигрен, да, я воин, а не врачеватель, но, поверь мне, то, что видели мои глаза - это серьезно.
-Ну... - лекарь двинулся к повозке хозяина каравана. - Посмот¬рим, что можно сделать...
-Ты не добьешься большего, чем я! - крикнул ему вослед Лис, на что тот лишь развел руками, словно говоря: "На все воля богов. Но почему бы не попытаться?"
Однако Лигрен не успел даже подойти к повозке, в чреве которой затаилась волчица. Его остановил голос Того, с кем он не смел спорить.
-Не надо, лекарь.
Шамаш стоял, тяжело опершись о плечо Атена, а позади них, зябко кутаясь в полушубок, не столько от холода, сколько со стра¬ху, нерешительно переминалась ноги на ногу Сати.
Резко повернувшись, лекарь бросился к повелителю небес:
-Зачем Ты встал! - его глазах царили боль и отчаяние.
-Со мной все в порядке, - прервал его бог солнца. Он скользнул взглядом по руке Лиса, из рваных ран на которой текла кровь, ок¬рашивая белоснежный снег алым цветом зари: - Займись лучше им.
-Это пустяк...
Но Шамаш не слушал его. Он направился к повозке Мати.
-Давай, приятель, - вернувшийся к караванщику Лигрен коснулся его плеча. - Пойдем со мной. Нужно позаботится о том, чтобы не было заражения.
-Шамаш, - тот, не замечая лекаря, не слыша его, во все глаза смотрел вслед богу солнца, - будь осторожен! Она... она разозлена, словно обезумевший олень! И девочка... Вместо того чтобы помогать, она лишь подли¬вает огненную воду в пламень костра.
"Я пойду вперед", - из-за его спины вынырнул Хан. Рыжие глаза были настороженно прищурены, нос принюхивался к запаху воздуха, словно ища в нем дух беды.
"Нет, дружище, - остановил волка Шамаш. - Держись пока в сторо¬не".
"Позволь мне быть рядом! - тот упрямился, не хотел ухо¬дить. - Мне неспокойно. Я не верю, что сестра нападет на Тебя, даже если обезумит, но... Но мало ли что..."
"Да. Мало ли что".
"Так ты позволишь?"
"Нет".
"Но..."
"На меня она не бросится. Но на тебе может выместить всю свою ярость и боль. И тогда лечить мне придется вас обоих".
"Раз ты так говоришь, - Хан чуть наклонил голову в знак согласия и готовности подчиниться воле хозяина как своей собственной. Но прежде чем уйти, он осторожно ткнулся богу солнца в руку. - Будь осторожен".
"Все будет хорошо, - Шамаш потрепал его за шею. - И не волнуйся за Шуллат. Я вылечу ее, сколь бы тяжела ни была ее рана. А ты пока беги к дозорным".
Проводив золотого волка взглядом, он пошел дальше. Его движения были медленны, рука на плече хозяина каравана тяжела, а в глазах, в которых не осталось и следа от прежней умиротворенной радости, застыла грусть.
-Шамаш, волчица, разумеется, не осмелится броситься на Те¬бя... - опасливо поглядывая на него, начал Атен. - И, все же... Уку¬сила же она Лиса. А ведь прежде она никогда...
-Шуллат больна и заслуживает понимания и прощения.
-Да, конечно... Я ведь и не говорю, что мы не должны пытать¬ся ей помочь, даже когда она сама не хочет принять помощь, прос¬то... Позволь мне забрать свой нож. Тот, что я отдал Тебе. Я знаю, Ты всегда носишь его с собой, и...
-Зачем он тебе?
-На всякий случай... На самый крайний случай. Если придется защищать Тебя от нее... - ради бога солнца он был готов даже пожертвовать своей душой, на которой вечным грузом и отметиной ляжет убийство священного зверя. Но Шамаш не оценил его самопожертвования, более того, стоило караванщику произнести эти слова, как бог солнца снял руку с его плеча.
-Останься здесь.
-Но я нужен...
-Все, чего я хочу, это вылечить Шуллат. Что бы там ни было, ее рану нанес дракон. Которого я мог остановить.
-Как?!
-Убив.
-Великий бог!
-Тогда это был единственный способ. Но он был. Однако я выб¬рал его жизнь, не ее. Я думал о старом друге, не заботясь о новом, радовался тому, что было мне возвращено, забыв о том, кого могу потерять. И хвала свышним, что еще не слишком поздно все исправить. Я должен исцелить волчицу. И не могу позво¬лить тебе, раз ты допускаешь мысли о ее смерти, идти со мной.
-Если не будет другого способа!
-Убив ее, ты ей не поможешь. А значит, это не выход. Остань¬ся. Но будь рядом. Я позову тебя, когда ты понадобишься... Девочка, - окликнул он через плечо Сати, которая поспешно приблизилась к повелителю небес, замерла рядом, затаив дыхание, с трудом сдерживая трепет в душе. - Идем, - он поманил ее следом.
Когда небожитель приподнял полог, из-за него тотчас раздалось над¬садное рычание, полное не просто предупреждения - но угрозы.
Бог солнца лишь качнул головой. Не говоря ни слова, он сел на край повозки.
-Уходи! - закричала Мати. Однако Шамаш даже не повернул к ней го¬ловы, словно не видя ее, не слыша. И это было так обидно, так больно, что девушка в единствен¬ном желании сделать так, чтобы, раз она страдает, пусть и другим будет больно, налетела на него лишенным очертаний серым вихрем, нанося удары, даже не глядя куда.
Шамаш легко отбросил ее словно царапавшуюся кошку в сторону, на кучу одеял, не желая, чтобы та ушиблась, хотя, наверное, телесная боль заставила бы девушку очнуться, задуматься над тем, что она творит.
Он свел брови, поджал губы, пережидая, пока потревоженные раны затихнут. Но даже в это мгновение он не оторвал взгляда от волчицы, которая занимала все его внимание.
"Тише, милая, тише, - беззвучно шептал он ей, вторя ветру в снегах пустыни. - Я пришел помочь тебе. Но и ты должна мне помочь..." - он откинул полог, зацепил его за крюк, открывая чрево повозки.
Волчица сперва про¬должала рычать, однако уже без угрозы, скорее ворча, чем ругаясь. Затем, как-то вдруг сникнув, тяжело вздохнув, она, превратившись вдруг из разъяренного зверя в самое несчастное создание на земле, взглянула на Шамаша, осторожно приблизившись к нему, ткнулась в плечо, извиняясь:
"Прости! Я не должна была так себя вести!"
"Все в порядке, - он погладил ее по голове, почесал лоб. - Это ты прости меня. Мне следовало прийти к тебе раньше".
"Ты не мог. Тебя тоже ранил дракон. Как и меня. Даже силь¬нее..."
"Прости меня".
"Как я могу прощать тебя или нет! Ведь ты мой хозяин!"
"Я твой друг, Шуллат. И я виноват перед тобой. Потому что из двух друзей нельзя отдавать предпочтение одному".
"Ты выбрал не его. Ты выбрал жизнь. И для него, и для ме¬ня. Ведь ты вылечишь меня?"
"Я постараюсь. Но ты мне поможешь?"
"Да", - она смотрела на Шамаша с обожанием.
"Умница", - он тепло улыбнулся ей, тронул за шею, затем, сев на край повозки с ней рядом, коснулся раненой лапы волчицы. Та заскулила, показывая - больно.
"Да, милая, я вижу. Потерпи немного. Скоро все прой¬дет..." - не отводя взгляда от волчицы, он позвал молодую караванщи¬цу, которую привел с собой:
-Асанти, забирайся в повозку.
-Зачем? - в полосе света показалась Мати.
Глаза девушки припухли и покраснели, давно не мытая кожа лица зашелушилась, нос покрылся угрями, а подборо¬док - уродливыми жирными прыщами, губы потрескались и посерели. Что уж говорить о том, что ее растрепанные волосы торчали во все стороны.
Увидев девушку, Шамаш неодобрительно качнул головой. Он не был сторонником того, чтобы все сверкало, лишенное даже тени-пылинки, но, все же, считал, что чистота - не просто что-то необходимое, особенно когда рядом раненый, она - знак уважения. И к другим, и к себе.
-Малыш, пока я рядом с Шуллат, позаботься о себе.
-Оставь меня в покое! - Мати обиженно поджала губы, приняв обычные слова за укор. - Мне было некогда! Не могла же я оставить Шуши одну! И вообще! - в ее глазах, устремленных на Сати, зажглось нечто боль¬шее, чем ревность. - Зачем ты привел ее? - Мати и не думала скрывать своих чувств. Нет, ей хотелось, чтобы он знал: хотя ей пришлось смириться с его присутствием, но больше никого она рядом не потерпит! Пусть Сати убирается прочь! Это ее повозка, ее волчица, только ее!
Злость девушки была так сильна, что она не могла не пере¬даться волчице, которая приглушенно зарычала, заставив Сати в страхе отпрянуть назад.
-Не бойся, она тебя не тронет, - проговорил бог солнца, рука которого коснулась головы священного зверя, успокаивая и удержи¬вая от поступков, творимых не разумом, а чувством, причем даже не ее собственным, а чужим.
Шуллат присмирела, зевнув, потерлась лбом о руку Шамаша, свистнула - шепнула:
"Прости. Конечно, если ты считаешь, что так нужно, я разрешу этой дочери огня подойти ко мне,-и, все же, затем ее глаза, в ко¬торых мольба и решимость стоять на своем были каким-то неимовер¬ным образом слиты воедино, устремились на бога солнца. - Но только ей. Ей одной!"
"Хорошо, - наконец, кивнул Шамаш. - Я понимаю, тебе сейчас хочется забиться в самый дальний угол и не подпускать к себе никого..."
"Да. Но я сдержу себя".
"Умница".
В отличие от волчицы, Мати не собиралась делиться тем, что она считала своим по праву, с кем-то другим. Особенно с Сати, которую она всегда недо¬любливала, а сейчас просто ненавидела.
-Почему она должна быть здесь? Зачем? Если Шуши так тяжело больна, что ты сам не можешь ей помочь, позови богиню врачева¬ния!
Мати понимала, что, говоря Шамашу о том, что он, израненный, слишком сам нуждается в помощи, чтобы помогать другим, она ранит его гордость. Она этого и хотела - задеть его, заставить задуматься, взглянуть на все по-другому... и прогнать эту прилипчивую Сати, которой не мес¬то ни рядом с ним, ни рядом с ее Шуллат! А хорошо бы, чтобы обида была настолько сильна, что уйдет и он.
Но, казалось, слова Мати совсем не тронули бога солнца. Он спокойно выслушал ее, единственно - глядел не на девуш¬ку, а куда-то в сторону. Она решила - Шамаш не хочет ее видеть. Она противна ему. На ее глаза набежали слезы обиды. Мати уже хотела опрометью броситься прочь, но ее остановил голос Шамаша, а ведь она меньше всего ожидала, что он заговорит с ней после всего того, что она только что сказала, сделала.
-Нинтинугга сейчас далеко. Однако если тебе кажется, что ее помощь будет нужна... - он был готов положиться на предчувствие девушки, несмотря на то, что случилось в прошлый раз. Но та восприняла это даже не как осуждение - издевательство.
-Ты! Ты...! - она задохнулась от гнева и, разрыдавшись, вих¬рем вылетела из повозки.
"Господин… - Шуллат перевела на Шамаша испуганный взгляд несчастных рыжих глаз. - Что с ней?"
"Не знаю, - качнул головой бог солнца. Сейчас его больше бес¬покоила волчица. - Давай сперва мы вылечим тебя. А потом ты выяс¬нишь, что с малышкой".
"Ей плохо. Очень плохо. Ее тело здорово, но то, что вы на¬зываете душой..." - опустив голову, волчица заскулила. Она чувствовала себя такой несчастной!
Шамаш шевельнулся, сдвинулся к краю повозки.
"Ты куда? "-испуганно прижав уши, спросила его Шуллат.
"Пошлю Хана за Нинтинуггой".
"Нет! Прошу тебя, нет!"
"Но почему? Богиня врачевания добра".
"Да. Но Она здесь не нужна!" - волчица так долго была с Мати, что начала думать, говорить так же, как та.
"Шуши... - Шамаш взглянул на нее с укором, качнул головой. - Ну что ты упрямишься? Ведь даже твоя подруга предложила..."
"Она – не такая, как я! Она не понимает, что я боюсь Ее прихода! Ведь госпожа Нинтинугга не только богиня врачевания, она еще и воскре¬шающая мертвых! Снежного охотника ничто не страшит сильнее возвращения в покинутое тело! Если... Если мне суждено умереть, я хочу, чтобы это тело оставалось мертвым, позволив духу переро¬диться вновь! Я не хочу, чтобы кто-то вернул меня назад, когда я уйду! Я..." - она заскулила-заплакала, совсем как маленький ребе¬нок, которого оставили одного в черной холодной повозке посреди снежной пустыни.
"Ну что ты, что? Успокойся, - его рука легла ей на голову. - Ведь ты жива. И будешь жить".
"Я боюсь воскрешения! Для меня это страшнее, чем смерть для детей огня! Не зови ее, не уходи, пожалуйста! Будь со мной! Все, что мне сейчас нужно, это чтобы рядом был Ты, мой хозяин, - она подняла на Шамаша полные обожания глаза, ткнулась в него носом, затем, решившись, быстро лизнула в щеку. - Для меня это лучшее лекарство!"
"Для духа - может быть. Но не для плоти..."
-Асанти! - позвал он караванщицу.
-Да? Я здесь! - поспешно отозвалась та, радуясь уже тому, что бог солнца называет ее по имени, выделяя этим среди других, безымянных.
-Мне понадобится твоя помощь.
-Но что я могу... - она растерялась. Кто она такая? Всего лишь простая смертная, караванщица.
-Я знаю, тебе уже приходилось использовать тот дар, которым наделила тебя Нинтинугга.
-Я пробовала лечить оленей, - осторожно проговорила та, боясь переступить черту дозволенного ей, прогне¬вав богов, которые оказывали ей такое доверие. - Но... - ее взгляд упал на волчицу. В глаза вслед за пониманием пришел испуг. - Нет!-в страхе прошептала она. - Священный зверь.. .Это слишком большая от¬ветственность! Я не справлюсь! Я не смогу, не сумею! Я... Здесь нужна богиня врачевания!
-Шуллат боится ее. К чему тревожить дух волчицы сейчас, ког¬да можно обойтись без этого?
-Но...
-Я знаю, что нужно делать. Но малышка права - я еще слишком слаб, чтобы исцелить волчицу. Мне нужна твоя сила.
"Шамаш, ты поэтому привел с собой эту дочь огня? Потому что знал, что я не захочу видеть госпожу Нинтинуггу, а у этой твоей спутницу есть Ее дар?" - спросила Шуллат, внимательно следившая за их разговором. В ее глазах читались радость и благодарность богу солнца, который, хотя и не разделял отношения волчицы к воскреше¬нию, однако же пытался понять ее и сделать все так, чтобы выздо¬ровление было для нее как можно легче.
"Да. А теперь спокойно, девочка. Лежи тихо".
"Все, как ты скажешь!" - она легка на бок и замерла.
-Я... - Сати сделала над собой усилие, заставляя собраться, забыть о всех страхах и сомнениях. - Что я должна делать? - и, все же, как она ни старалась, как ни храбрилась, ее голос дрожал, словно отдернутый по¬лог на ветру.
-Забирайся в повозку. И сядь рядом с Шуллат.
-Я... - она с долей испуга взглянула на волчицу. Пусть в этот миг она лежала недвижима, словно погруженная в глубокий сон, но Сати не могла забыть, что всего несколько мгновений назад та покусала Лиса. Однако, вместо того, чтобы говорить о своем страхе, караванщица поспешила исполнить волю бога солнца.
-Не бойся волчицу, - но Шамашу и не нужны были слова, когда он видел все по лицу спутницы, ее глазам. - Она не тронет тебя. Даже если лечение причинит ей боль. Она сдержит себя.
-Я... Я не боюсь. Потому что Ты рядом.
-Хорошо, - он улыбнулся ей, подбадривая. А затем перевел взгляд на волчицу. "Ты готова?"
"Что ты собираешься сделать?"
"Исцелить тебя", - одна его ладонь легла на голову волчицы, вторая - на бок у сердца.
-Теперь так, Асанти. Твои руки поверх моих.
-Но... - она медлила. И не только потому, что караванщица не смела прикоснуться к богу солнца, считая себя недостойной. Ведь такой была Его воля. Ради Него она была готова на все! Однако... Кисти Его рук были покрыты повязками, под которы¬ми, как она знала из рассказов Лигрена, были глубокие ожоги.
-Давай, девочка. Думай не обо мне, а о Шуллат.
Та подчинилась. Она была не в силах идти против воли повели¬теля небес.
-Все хорошо, - он заглянул ей в глаза всего на мгновение, но даже когда бог солнца склонился над волчицей, Сати чувствовала на себе его взгляд, который словно окутывал ее пушистым мехом снеж¬ной лисицы. Его голос звучал, не умолкая ни на миг, тихим шепотом ветра. –
Снега задумчиво грустны.
Им снятся сказочные сны,
Которым сбыться не дано.
Давным-давно... Давным-давно…
-Ну вот и все, - устало вздохнув, Шамаш откинулся назад. Его руки соскользнули вниз.
-Как все! - глаза Сати расширились от удивления. Ведь прошло только мгновение…
"Спасибо, дочь огня", - зазвучал у нее прямо в голове мягкий, посвистывавший женский голос.
Сати огляделась, решила, что вернулась Мати, но ее нигде не было видно.
"Ты не там ищешь, - ей показалось, что голос смеется. - Это я, Шуллат".
-Ты... Ты говоришь со мной! - пораженная, она глядела на ле¬жавшую с ней рядом волчицу.
"Да".
-Но как такое возможно?!
"Мне захотелось поблагодарить тебя, только и всего. Разве я не могу это сделать?"
-Конечно, можешь, просто...-Сати смутилась. Это было так неожиданно. Ведь Шуллат никогда прежде не заговаривала ни с кем из караванщи¬ков, за исключением Мати. И это чудо... Даже не верилось, что все происходило с ней, на самом деле, не во сне. Она чувствовала себя так, словно попала в сказку.
-Я ничего не сделала. Это все бог солнца...
-Ты мне очень помогла, милая, - чуть приоткрыв глаза прого¬ворил Шамаш, глядя на караванщицу из-под ресниц. - Спасибо.
-Что Ты! Я... - ее щеки залила краска, пальцы стали нервно теребить бахрому платка. А потом, чтобы как-то отвести разговор от себя, она спросила: - Уже все? - те же самые слова, получив другой смысл, приобрели совсем другое звучание.
-Да. Отдыхай.
-Я совсем не устала! - потом она взглянула на бога солнца и робко начала: - Может быть... - но так и умолкла, не осмелившись спросить о том, что хотела.
-Что?
-Может быть, я могу как-то помочь... Тебе. Я... Этот дар, которым наделила меня госпожа Нинтинугга...
-Нет, милая, - он ей грустно улыбнулся. - Он не исцелит меня.
-Но почему!
-Не знаю, - Шамаш чуть наклонил голову.
-Ибо бог намного могущественнее магов, да?
-М-м, - он медленно выдохнул. - Маги тоже ведь разные. Одни сильнее, другие - слабее. Но действие силы чувствуют на себе и те, и другие. Тут дело в чем-то другом. Может быть, в моем желании. Мир такой, каким я хочу это видеть... Но, свышние знают, я не хотел, чтобы дракон ранил Шуллат, - он чуть шевельнул рукой в сторону волчицы, которая тотчас пододвинулась к нему, ткнулась носом в плечо:
"Конечно, не хотел! Я знаю! Разве я хотя бы в мыслях ког¬да-нибудь обвиняла тебя в этом? Нет! И, потом, ты мой хозяин! Да¬же если... Даже если бы Ты сделал что-то подобное, я приняла б все, как твою волю! У Тебя есть право убить меня!"
"Ты мой друг, Шуллат. Как и Хан. Друг, а не слуга. Пожалуйста, помни об этом".
"Да, раз ты этого хочешь! Ты... Ты не первый раз говоришь мне об этом... Я могу спросить? Сейчас. Если Ты не очень устал..."
"Я устал. Но спрашивай. Незаданный вопрос тяжелее произне¬сенного".
"Боюсь, я не очень хорошо понимаю, что такое дружба с хозяином. Раньше, в других жизнях, все было понятно: друг - это сородич, а хозяйка - это хозяйка. К одному нельзя относиться как к другой. Потому что... Ну... Потому что так заведено. Я... Чего Ты ждешь от меня, если не служения? Я должна знать, чтобы быть такой, какой Ты хочешь меня видеть!"
"Оставайся собой. Всегда и во всем".
"Так просто?"
"Да".
"А если я захочу сделать что-то... Что будет идти против Твоей воли?"
"Я пойму".
"Как наш с Ханом побег в снега?"
"Не побег, - он слабо улыбнулся. - Выбор пути".
"Так мы считали..."
"Так оно и было".
"Да..."-она перебрала лапками, затем, положив на них морду, взглянула на хозяина.
"Как ты, Шуллат?" - спросил ее Шамаш.
-Шуллат... Как ты себя чувствуешь? - в тот же самый миг осме¬лилась спросить золотую волчицу Сати.
Но та не успела ответить.
Глава 25
В повозку забралась Мати, поспешившая привлечь к себе вни¬мание подруги, отодвинув в глазах волчицы всех остальных в сто¬рону.
"Ты выздоровела? Шамаш вылечил тебя?"
"Да-а..." - Шуллат блаженно потянулась.
"Ах ты моя милая, моя лапочка", - Мати прижалась к ней, ста¬ла начесывать шею, позволила волчице лизнуть себя в щеку.
"Ты тоже молодец, - блаженно щурясь, шепнула та, - умылась. Сама, без моей помощи. От тебя вновь пахнет тобой".
"Прости меня, пожалуйста! - она виновато взглянула на подругу. - Я не должна была так вести себя. Как последняя эгоистка и дура!"
"Ты не дура".
"Дура. Иначе ты давно была бы здорова. И не мучилась столь¬ко времени!"
"Нет. Шамаш не смог бы вылечить меня раньше. Он спал, ты помнишь?"
"А Сати? Я ведь так поняла, у нее дар..."
"Да. Госпожа Нинтинугга наделила ее способностью исце¬лять... -видя, что девушка надула губы, готовая от обиды уже вскрикнуть: "Ну вот! Почему ее, не меня! Ведь ей эта способность и не нужна совсем, а вот мне..." - волчица, чуть наклонив голову, осуждающе взглянула на нее: - Не завидуй ей. Не надо".
"Почему?!" - упрямо окрысилась та.
"Завидуют, когда желают себе такой судьбы. А ее судьбы ты б себе не пожелала".
"Быть наделенной даром целительства? Что же в этом плохо¬го?"
"То, что ей пришлось очень дорого за него заплатить. Не спрашивай меня: я не знаю, что с ней произошло. Я просто вижу: она стала другой. Тенью себя. Тенью, в которую только изредка возвращается жизнь".
Мати чуть повернулась, украдкой глянула на Сати, которая, отодвинувшись к боку повозки, замерла, опустив голову и не смея взглянуть вокруг, потирала бледные ладони...
"Ладно... - в конце концов, та помогла Шуши и за это ее можно было простить... во всяком случае, на какое-то время. Только... - Почему же она, зная, что у нее дар, видя, что ты ра¬нена, как ты страдаешь, не предложила свою помощь?"
"Она боялась".
"Тебя?"
"За меня. Что у нее не получится. Она боялась сделать ху¬же".
Мати чуть кивнула с одобрением: "Не зазнается - хорошо, - но не найти изъян она не могла: - Однако ради тебя ей следовало бы быть посамоуверенней. В конце концов, дар дается чтобы его ис-пользовали во благо других".
"Оставь ее! Ну что ты в самом деле - лаешься со всеми, го¬това вцепиться в горло любого, оказавшегося поблизости, словно..."
"Бешеная собака".
"Это не я сказала!"
"Да. Потому что знаешь: тогда я б и с тобой поругалась! У меня сейчас трудное время, я чувствую себя так, словно преврати¬лась в натянутую до предела, да еще к тому же и замерзшую на мо¬розе веревку, которую тронешь, она и порвется. Со мной нужно об¬ращаться осторожно, бережно..."
"Вообще-то, целительница не справилась бы без помощи хозяи¬на".
"Ага!" – торжествующе глянула вокруг девушка.
"Только на хозяина зря ты так..."
"Мне он не хозяин! - Мати вновь начала злиться. - Если ты его простила - это твое дело! Но я не прощу! Не хочу! Не могу!"
"Он ничего тебе не сделал! Он..."
"Самый лучший, самый замечательный и ни в чем не винова¬тый!" - знаю! Но мне-то от этого не легче! Он... Неужели ты не по¬нимаешь... А-а", - она махнула рукой и двинулась вновь к краю повозки, словно собираясь уйти.
"Подожди! - потянулась вслед за ней Шуллат. - Не бросай меня! Побудь со мной!"
"Не могу, не хочу оставаться здесь! - она огляделась вокруг, на крошечный мирок повозки, который, стоило ей покинуть его хоть на время, уже казался по возвращении страшно тесным. – Тут полно народу. Не поговорить. Не поиграть... - Мати чуть наклонила голову, под¬мигнула волчице, зовя ее за собой. - Пойдем..."
"В снега?" - та вытянув нос за край повозки принюхалась.
"Да".
"Побегать? Поиграть с тобой?"
"Да! Идем!"
"Ну... - волчица поднялась на лапы, качнулась - она отвыкла стоять и ей было нужно время, чтобы прийти в себя. Она была еще слаба, но Шуллат так хотелось порезвиться в снегу. - Пойдем!" -наконец, решилась она, отдавшись во власть страстному желанию.
Но стоило Шуллат собраться, готовясь спрыгнуть вниз с края повозки, бог солнца остановил ее.
-Куда ты?
-Мы что, теперь все время должны сидеть здесь? Словно приго¬воренные к вечному заточению? - раздраженно бросила ему девушка.
-Нет, - спокойно ответил Шамаш, ничем не выказывая неодобре¬ния ее поведением. А ведь девушке не следовало так неуважительно, грубо вести себя даже просто со взрослым, и уж конечно с небожителем. Но... Все привыкли, что бог солнца все ей про¬щал. И в первую очередь - она сама. А вседозволенность - источ¬ник многих бед.
-И вообще, почему! - не унималась Мати, не заботясь о том, что¬бы говорить тише, не беспокоясь, что ее могут услышать другие - отец, другие караванщики, стоявшие поблизости от повозки в ожи¬дании того, что будет дальше. -Ты ведь вылечил Шуши, да?
-Ее раны исцелены.
-А раз так, она мо¬жет идти куда хочет и делать что хочет!
-Ей не следует перенапрягаться. Не сейчас.
-Почему? Что, иначе раны появятся вновь?
-Нет.
-Если все дело лишь в том, что Шуши надо отдохнуть, то для нее игра - лучший отдых. Особенно после двух недель лежания. Или она все-таки нездорова? - Мати словно хотела поймать Шамаша на лжи. А тот, не замечая этого, не видя за вопросом ничего, кроме вопроса, отвечал:
-Она здорова. В ее нынешнем состоянии нет ничего противоес¬тественного.
-Что значит "противоестественное"!
-Такое время от времени случается... - эти его слова, как и предыдущие, ничего не объясняли. Более того, теперь на него смот¬рела не одна, а две пары удивленных глаз, когда к Мати присоеди-нилась и Сати, в душе которой было не только непонимание, но и страх. За Шуллат. Если волчица не до конца здорова... Но если так, почему бог солнца столь спокоен?
-Торговец, - тем временем окликнул Шамаш Атена, который стоял в стороне, с душевным трепетом наблюдая за всем, происходив¬шем.
-Я здесь, - поспешно отозвался тот.
-Скажи, пусть приготовят каких-нибудь чистых тряпиц... можно пару полотенец... И держите наготове горячую воду. Лучше всего зажгите костер и пусть на нем висит котел. Не знаю, как скоро понадобится вода, но это может случиться в любое мгновение.
-Да,иду, - он даже не стал как обычно спрашивать, что и для чего. Так было нужно, вот и все.
Шуллат, положив голову на руку Шамаша, заглянула богу солнца в глаза, словно спрашивая: "Ну что ты волнуешься? Со мной ведь все в порядке!"
"Сейчас - да. Но это не повод бежать сломя голову в сне¬га.Тебе нужен покой".
"Покой... Покой... - добродушно заворчала та. - За это время болезни я устала от него..."
"Шуш?" - Мати заглянула в глаза подруге, ожидая от нее объяс¬нений, но волчица лишь согнав лапой одеяло под себя, села свер¬ху, затем, сладко зевнув, легла, растянулась на боку. И, не дождавшись от нее ответа, девушка повернулась к богу солнца.
-Что с ней, Шамаш? Скажи же! - ей было нужно знать. Чтобы по¬нимать, что происходит с Шуллат. Чтобы не беспокоиться за нее.
Бог солнца сидел, опершись боком о край повозки. Его глаза были прикрыты, лицо неподвижно, словно маска. Казалось, он спит. А Мати решила, что Шамаш таким образом просто уходит от ответа, не желая сказать ей правду. Может быть, потому что она вышла у него из доверия. Или просто он не хочет говорить. Обида и нетерпение, усиливаясь одна другой, огнем сжигали ее изнутри.
-Я долго должна ждать ответа! – всплеснув руками, недовольно вскрикнула она.
-Не надо! - испуганно глянув на бога солнца, Сати придвину¬лась к дочери хозяина каравана, зашептала ей на ухо.
-Что? Так вести себя с ним? А тебе какая разница? Или бо¬ишься, что если его гнев спалит меня, то пострадают и те, кто окажется в этот миг рядом?
-Я... - начала та неуверенно. Она не знала, что сказать на это. Конечно, сама она никогда бы не посмела так говорить с Шамашем. И не только потому что Он - повелитель небес, а просто добрый, хороший, тот, кто меньше чем кто бы то ни было другой заслуживает подобного обращения. Но Мати все в караване считали особенной. Странной. Может быть, всему виной эта стран¬ность, которая в глазах богов делала ее ни в чем не виноватой. Так или иначе, она заговорила о другом: - Не требуй от Него ответа немедленно! Это Его право - говорить или нет. Он скажет, когда будет нужно.
-Нужно! - нервно усмехнулась девушка. - Нужно! А разве сейчас не нужно? Что если тогда, когда он снизойдет до ответа, будет уже поздно? И вообще, он говорил, что не может оставить ни один вопрос без ответа! Вот пусть и соблюдает свое собственное прави¬ло!
-Он - господин своего слова! Его право...
-У меня тоже есть право! Знать, что происходит с моей под¬ругой! Той, которая вверена моим заботам! Ведь если с ней что-то случится, если ее не станет, потому что я не буду знать, отчего она умирает, Матушка метелица спросит не с него, с меня!
-Хватит, малыш, не терзай себя, - чуть наклонив голову, тихо промолвил бог солнца.
-Но как я могу иначе! - всплеснула та руками.-Если Шуши уми¬рает…
-Нет.
-Как же нет! - возмутилась та. – Почему ей еще нельзя идти играть, если не из-за того, что она больна? Да я всегда считала: снежный охотник мо¬жет не есть, не пить, не спать, но если он перестает играть - значит, дело плохо!
Шамаш молчал, не пытаясь возразить. Он лишь взглянул на Ма¬ти как-то снисходительно, словно удивляясь ее непонятливости и детской наивности. Вместо него заговорила Шуллат, которая все время их разго¬вора переводила грустный взгляд с одного собеседника на другого:
"Хозяин, скажи ей, наконец! А то она извелась от страха пе¬ред тем, что должно произойти, даже больше, чем я!"
"Скажи сама".
"Можно?"
"Почему же нет? Давай".
"Ладно, - волчица повернула голову к подруге, несколько мгно¬вений выдерживала паузу, подчеркивая важность того, что она со¬биралась поведать. - Мати, я жду".
"Ждешь? - удивленно взглянула на нее волчицу. - Кого ждешь?".
"Маленького".
Мати вытаращила на нее глаза. Теперь она уже совсем ничего не понимала.
"Какой же ты все таки еще ребенок!" - фыркнула Шуллат.
Девушке показалась, что волчица смеется над ней. В ее душе вмиг вспыхнула обида, столь же сильная и всеобъемлющая, как предшествовавшее ей беспокойство.
-Шамаш! - она повернулась к богу солнца, мысленно повторяя про себя: "Если ты и сейчас не ответишь, значит... значит вы все специально рвете на части мою душу, играете моими чувствами! Вам хочется, чтобы я плакала, и потому..."
По одному взгляду на молодую караванщицу небожитель понял, что ее нервы натянуты до предела. Он видел ее переживания, может быть, даже лучше, чем она сама. И, все же, Шамаш не сразу заговорил, давая возможность волчи¬це самой все объяснить. Ведь дело касалось ее и только ее. Но Шуллат тоже молчала, уверенная, что все должно быть по¬нятно и так, и говорить больше нечего.
А обида в сердце Мати все росла. Казалось, еще несколько мгновений, и она перельется через край.
-У Шуллат скоро появится малыш, - наконец, проговорил бог солнца.
-Малыш? - девушка и на этот раз не поняла, может быть, пото¬му, что думала совсем о другом.
-У нее должен родиться волчонок! - зато Сати все сразу стало ясно. С ее губ сорвался вздох облегчения и радости. - Это же здорово! - воистину, боги благоволили к их каравану, раз посылали та¬кое чудо.
-Откуда у нее волчонок? - Мати с вызовом в упор смотрела на Шамаша, словно он был виноват и в этом.
-Право же, - хмыкнув, тот качнул головой, - есть предел. Наде¬юсь, ты не ждешь от меня объяснений, как это происходит? Люди каравана - не ханжи, а ты - достаточно взрослая, чтобы понимать все сама.
-Я... - Она-то искала объяснение совсем в другой стороне, среди метели болезней, в эту не бросая даже самого поспешного взгляда, считая, что ничего подобного просто не может быть... Хотя, собственно, почему нет? Ведь Шуллат была взрослым зверем. В том, что произошло, не было ничего необычного. Неожиданное - да. Очень неожидан¬ное... Более неожиданным могло явиться разве что падение небес на землю.Но если задуматься... - понимаю, - чуть слышно прошептала Ма¬ти. Она прятала глаза. Щеки залил румянец. Девушка не знала, куда спрятаться от смущения. Ей страстно захотелось зарыться с головой в одеяла, чтобы ее никто не видел, не слышал.
"Я ведь не просто так убежала в снега... - пододвинувшись к подруге вплотную, волчица ткнулась ей в руку, заглянула в гла¬за. - Меня влек зов. Мне было нужно... Не знаю, как у вас, детей огня, а мы рождены такими, чтобы заботиться о продолжении рода".
"У нас так же... - тяжело вздохнула девушка, спрятав лицо в густой шерсти подруги. - Вернее, не совсем... Я не могу объяснить. Я еще не знаю. Я еще недостаточно взрослая для этого... - она по-чувствовала, как щеки запылали, словно от прикосновения после жгуче¬го мороза к плафону огненной лампы, и поспешила переменить тему разговора. - Я очень рада за тебя!"
Мати немного отстранилась от Шуллат, чтобы еще раз взгля¬нуть на нее, отыскать следы перемены в ее облике. Но, право же, волчица не была такой брюхатой, как ожидавшие потомство олени. Может быть, немного неповоротливой, медлительной - но не более того.
"Почему ты ничего мне не сказала?"
"Зачем?" - во взгляде золотого зверя отразилось удивление.
"Ну... Чтобы я знала. Оберегала тебя. Кормила получше. По¬больше..."
"Зачем?"
"Люди так делают".
"Я не человек. Я охотник".
"И все же..."
"Охотники не говорят о том, кого еще нет, кто еще не поя¬вился на свет".
"Чтобы не сглазить?"
"Что? - волчица глянула на нее, затем фыркнула: - Нет! В этом нет смысла - только и всего".
"Но если никто не знает, кто же помогает, когда... Ну, когда приходит время?"
"Никто. Волчица все делает сама. Одна. Не нуждаясь ни в чь¬ей помощи".
"Но тебе нужна помощь!"
"Да," -волчица тяжело вздохнула и девушке показалось, что та как-то стразу погрустнела, сникла, словно ей было тяжело признаваться в том, что, как говорили ей ее собственная память, память всех предков и перерождений, было неправильно, чему она старалась найти объяснение, оправдание...
"Это потому, что ты живешь не в стае. Моя беднень¬кая!" - прошептала Мати, глядя на волчицу с безмерным сочувствием и обожанием, ведь та пожертвовала столь многим лишь для того, чтобы быть с ней.
-А... - Сати, которая несколько последних мгновений старатель¬но что-то обдумывала, подняла взгляд на бога солнца. - А с малень¬ким все в порядке? Этот ушиб и все остальное...
-Если из-за этого мерзкого дракона с волчонком что-то случится, я... - Мати просто кипела от гнева. - Я не знаю, что я сделаю!
Караванщица робко взглянула на нее. В глазах Сати были грусть и сочувствие. А еще понимание, что слова ее спутницы - не более чем слова. Что могла сделать эта девочка?
Но она ничего не сказала. Зачем? Тем более что тут заговорила Шуллат, отвечая за своего хо-зяина на вопрос целительницы:
"Нет. Не беспокойся. С малышом все в порядке".
Но если Сати облегченно вздохнула, удовлетворившись таким ответом, то Мати продолжала:
"Да? Точно? Ты уверена?"
"Уверена. Теперь - абсолютно. Ведь я чувствую. Сила господина Шамаша исцелила не только меня, но и того, кто сейчас - часть меня".
"Значит, с ним все в порядке?"
" Да.Я уже сказала тебе!"
"Шуш... - ей было очень интересно, так, что она не могла ждать до того мгновения, когда все прояснится: - А кого ты ждешь? Девочку или мальчика?"
"Девочку".
"Девочку... - это было хорошо. Очень. Получить еще одну ма¬ленькую Шуллат. Просто здорова! И вообще - Мати было просто необходимо о ком-то заботиться, кого-то опекать... А ее рыжая подруга уже выросла. - Конечно, было бы хорошо, если б у нее еще был и братик..."
"Хорошо бы..." - волчица широко зевнула, показывая, что ей, собственно, все равно.
"Но разве ты не говорила мне когда-то, что у твоих сороди¬чей обычно рождается пара?"
"Не говорила".
"Странно... Мне казалось... Но это ведь так?"
"Нет", - волчица мотнула головой.В ее взгляде чувствовалось напряжение, когда этот разговор начал ей надоедать.
"Почему же тогда вы с Ханом..."
"Мы родились вдвоем, потому что нас должно было быть двое. Пара - брат и сестра".
"Зачем?"
"Так решила госпожа Айя".
"А сейчас?"
"Сейчас – все иначе..."
"М-м..." - Мати умолкла, задумавшись.
-Шуллат должна скоро родить? - тем временем несмело спросила Сати.
-А... - Мати так и застыла с открытым ртом. Она как-то не ду¬мала над тем, что это должно произойти вот-вот.
-Да, девочка, - кивнул, отвечая на вопрос целительницы, Шамаш.
Услышав это, та покрепче сжала губы, стремясь сдержать нервную дрожь. Ей стало не по себе. Ведь это такая ответствен¬ность - помочь священному зверю принести потомство.
-Тогда... Может быть... Может быть, следует позвать повитуху?
-Нет! - не сводя со своей подруги-волчицы зачарованно-вос¬хищенного взгляда, прошептала Мати. - Шуллат не подпустит к себе нико¬го! - она уже видела себя играющей с волчонком, таким же хоро¬шеньким, веселым непоседой, каким была Шуши, и по ее душе растекалась волна блаженства, словно она вернулась на миг в свое собственное детство, которое, покинутое ну вот только-толь¬ко, совсем не давно, манило к себе отчаянно и властно. - Да и не нужен нам никто. Сами справимся.
-Но мы не умеем...
-Чего тут уметь! - наконец, она оторвалась от своих мыслей, вернулась из будущего, каким видела его душа, назад. - И вообще, тебя никто здесь не держит! Более того, тебе здесь не место! Уходи!
-Я... - Сати глянула на Шамаша, поджала на мгновение губы. Ей хотелось уйти. И не только потому, что рядом с дочерью хозяина каравана она никак не могла избавиться от чувства обиды, которое та каждым словом, каждым взглядом разжигала в душе караванщицы, словно специально мучая ее, заставляя чувствовать свою незначи¬тельность и бесполезность. Она боялась ответственности.
-Уходи! - повторила Мати с вызовом, чувствуя, что та готова сломаться, достаточно лишь немного додавить.
"Мати, - рыжие глаза волчицы смотрели на нее с беспокойством, даже долей страха. - Не гони ее! Все-таки она це¬лительница".
"Тебе не понадобится ее помощь!"
"Но мне нужна чья-то помощь..."
"Моя! Я буду рядом с тобой! Я сделаю все, что потребуется!"
"А если мне будет очень плохо? Если я буду уми..."
"Нет! - резко прервала ее Мати, не дав полностью произнести того слова, от которого повеяло вдруг таким холодом, с которым не шел ни в какое сравнение самая лютая стужа снежной пустыни. - Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось! Слышишь? С тобой бу¬дет все в порядке! Ты поняла меня?"
"Поняла..."
"И не смей даже думать о плохом! Ясно?"
"Да... И, все же... Пусть она останется..."
"Ну ладно", - вздохнув, неохотно, но согласилась Мати.
-Оставайся, - глянув на Сати, процедила она сквозь зубы. - Это¬го хочет Шуллат.
-Спасибо! - только и смогла прошептать та, пряча глаза. Она думала про себя: что если бы не волчица, давно б ушла, нет - оп¬рометью убежала бы прочь. Но оставить ту, которая нуждалась в ее помощи, она не могла. И, все же, душу караванщицы не покидал страх:
"А что если... Если у меня ничего не получится? Ведь мой дар... Скорее я служу ему, чем он мне. Сильнее я подчиняюсь ему, чем он мне... - ища поддержки у того единственного, кто мог бы ее оказать, она покосилась на бога солнца, который по-прежнему си¬дел, откинувшись назад и прикрыв глаза, отстранившись от всего так, словно он здесь - не более чем наблюдатель. -Что тут удиви-тельного? - мелькнуло в голове у караванщицы.-Ведь Он ранен. И эти раны слишком тяжелы и свежи... Ему нужен отдых... - в ее глазах зажглось сочувствие, - а я... Я должна справиться сама! Должна! Чтобы оправдать Его доверие!"
"Все будет хорошо, - Мати пододвинулась к волчи¬це, обхватила ее за шею, прижала к себе. - Я буду рядом. Я не поз¬волю, чтобы с тобой что-нибудь случилось!"
"Я знаю, - та ткнулась сухим, теплым носом ей в руку. - Я верю тебе..."
"Верь! Не сомневайся!" - Мати очень была нужна эта ее вера. В этот миг - наверное, больше всего на свете.
Тем временем вернулся Атен.
-Я сделал все так, как Ты велел... Вот полотенца, - вытянув новые белоснежные полотнища из-за пазухи он замер на миг, не зная, кому передать.
-Спасибо, папа, - Мати поспешно забрала тряпицы из рук отца.
-Вода уже нагрелась, - с благодарностью взглянув на дочь, про¬должал караванщик, обращаясь к богу солнца. - Мне принести котел?
Открыв глаза, Шамаш посмотрел на волчицу, затем едва заметно качнул головой:
-Нет, еще рано... Будет лучше, чтобы кипяток оставался поб¬лизости от повозки, но не в ней. Мало ли что может произойти в спешке...
-Ясно, - караванщик понимающе кивнул. Как ни были люди осто¬рожны, ни один переход не обходился без того, чтобы кто-то не ошпарился. Обычно это были малые дети или женщины-рабыни. Но вообще случалось всякое. - Ты скажешь, когда она понадобится?
-Но разве уже не пора? - удивленно воскликнула Мати.
-Пора для чего?
-Пап, у Шуши скоро родиться волчонок! - это была та радостная часть происходившего, которой Мати была готова делиться. Говоря об этом, она чувствовала не просто радость - гордость. И трепет - словно на свет должен был появиться ее племянник.
-Так она тяжелая! - караванщик с облегчением вздохнул, мыс¬ленно благодаря богов за то, что новое известие доброе, а не злое. - Шамаш,-заметив, что бог солнца вновь прикрыл глаза, он спросил: - Может быть, раз есть время, Тебе лучше отдохнуть? Пока ведь ничего не происходит.
-Действительно, Шамаш! - поддержала отца Мати. - Отдохни! А мы с Сати подежурим рядом с Шуши.
-Мне приходилось принимать роды у оленихи... - начала караванщица, но умолкла, смутившись - как она могла сравнить священного зверя с каким-то оленем! Но, с другой стороны, ведь все они - звери и роды должны проходить одинаково. Скосив взгляд на повелителя небес, убедившись, что Его не разгневали ее слова, она продолжала: - Я знаю, как все будет...
-Я тоже знаю! - поспешила сказать Мати. - Ступай!
Переведя взгляд на дочь, хозяин каравана несколько мгновений смотрел на нее в упор,
-Дочка! - Атен с укором качнул головой.
Девочка и прежде не была идеальным ребенком - своевольная, независимая, избалованная всеми вокруг выше всякой меры. Но в последнее время ее поведение перешло уже все мыслимые и немыслимые грани. Как могла она так вести себя с богом солнца, гнать Его вон и вообще... Он хотел сказать... Но промолчал, понимая, что сейчас не лучшее время для разговоров по душам и о душе, упреков и нравоу¬чений... Все это могло подождать. Даже если потом будет слишком поздно. Тем более, все равно, что бы он ни говорил, что бы он ни де¬лал, лишь богу солнца было решать, прощать Мати или нет.
Атен повернулся к господину.Чуть сощурив глаза, Шамаш скользил взглядом по коже, которой был обтянут каркас повозки так, словно по карте, на которой был изображен путь не в пространстве, но времени. Он молчал.
Его удивляло и настораживало поведение девочки. В ее поступ¬ках совсем не осталось места рассудку, всем управляли лишь чувс¬тва, причем не лучшие из них. Это было опасно. Не только для нее, но и окружающих. Сама того не замечая, она могла принести горе другим. Но как он мог ей помочь? Поговорить, стремясь объяснить, что нельзя быть такой? Она даже не станет его слушать, а нужно, чтобы девочка не просто выслушала, но захотела понять и измениться, проснуться от этого сна-наваждения, который опутал ее с ног до головы прочным коконом, сквозь который не в силах пробиться и луч света. Все, что ему оставалось, это запастись терпением и доверить¬ся уму девочки, ее чутью и способности самой все понять и исправить.
Так и не произнеся ни слова, он сдвинулся на самый край по¬возки, собираясь спрыгнуть в снег. Но в последний миг его удержал хозяин каравана.
-Подожди! Сейчас, я прикажу разбить цепь и подогнать Твою повозку сюда, чтобы Тебе не нужно было идти! - он бросил строгий взгляд на дочь, приказывая: "Задержи Его!", а затем поспешно ушел.
Но та не поняла отца или сделала вид, что не понимает, про¬должая, повернувшись с Шамашу спиной, смотреть на Шуллат, поче¬сывая ей грудь.
"Мати..."
"Что? Я опять делаю что-то не так? Ну ладно, давай, если ты так хочешь, пусть он остается. Только тогда я уйду!"
"Нет!" - Шуллат бросилась к ней, прижалась, нервно дрожа всем телом, стала с лихорадочной поспешностью лизать подругу в щеку, нос.
Сперва Мати, довольная, позволяла ей, затем, когда надоело, осторожно отстранилась:
"Ну хватит, хватит, успокойся!"
"Я успокоюсь. Если ты останешься!"
"Я останусь, если..."
"Но... - в глазах волчицы плавилась страшная мука, словно ее изнутри сжигал жестокий огонь. - Хозяин..." - она повернулась к не¬му, моля о понимании.
"Она для тебя больше чем подруга. Конечно, я все понимаю".
"Хозяин, не сердись!"
"На тебя? За что же? Ты ни в чем не виновата".
"На нее... - волчица скосила взгляд на Мати. – Она не хотела тебя прогонять! Просто... Ну, она сама не знает, что творит!"
"Да, это действительно так. Увы".
"Дай ей время! Она все поймет, все исправит!"
"Конечно", - улыбнулся ей повелитель небес.
-Шамаш... - с опаской поглядывая на бога солнца, хрипло про¬говорила Сати. - Ты... Ты устал… Тебе нужно отдохнуть... А мы... Мы постара¬емся справиться со всем...Очень постараемся!
-Да, девочка... Однако, - он повернулся к Сати, несколько мгновений молча смотрел на нее, - вы позовете меня сразу же, как только поймете, что что-то не получаете, хоро¬шо? На расстоянии мне будет тяжело понять, если что-то пойдет не так...
-Ну конечно, если что, мы позовем тебя! - воскликнула Ма¬ти. Она была готова сказать все, что угодно, лишь бы он побыстрее ушел. - Правда? – она требовательно взглянула на спутницу и, едва та согласно кивнула, продолжала. - И вообще: все будет в порядке!
"Действительно, хозяин, - Шуллат, настороженно следившая за разговором, заглянула Шамашу в глаза. - Мне не по себе. Я боюсь то¬го, что случится. Что может случится. Будет лучше, если, ког¬да все произойдет, ты не был утомлен ожиданием. Мало ли что... Кто знает, какая помощь мне понадобится..."
"А сейчас?"
"Сейчас... - она прислушалась к себе. - Сейчас все нормально. Время еще не пришло. Мне остается только ждать..."
"Что ж... Раз ты так считаешь..."
"Да", - взгляд волчицы был пристален и настойчив. Все, чего она хотела в этот миг, был покой, который был нужен ей в этот миг больше, чем тепло, воздух или вода.
"Хорошо", - выглянув наружу Шамаш увидел, что возница уже по¬догнал его повозку. Оставалось сделать лишь несколько шагов. И Атен стоял рядом, готовый подставить свое плечо.
-Ладно, я буду у себя, - напоследок он взглянул на караванщиц, волчицу. - Будьте внимательны.
Выбравшись из повозки, он постоял несколько мгновений, слов¬но раздумывая, что делать дальше, затем отцепил полог от крюка, задернул, закрывая чрево повозки и бывших в ней от холодного ды¬хания снежной пустыни и любопытных взглядом.
К нему подбежал волк, задрал морду, стараясь заглянуть в глаза своего хозяина и увидеть в них отражение своей сестры.
"Как она?"
"Сейчас – хорошо, - Шамаш прикусил губу, борясь с головокружением. Эта слабость… Она выматывала, сильнее не затихавшей ни на миг боли. - А что будет дальше – не знаю…"
"Что может быть, если ты исцелил ее?" - удивленно глянул на бога солнца золотой охотник.
"Не знаю…" – повторил бог солнца. Это смутное предчувствие чего-то недоброго... Если бы только у него было достаточно сил, чтобы разобраться во всем, но… Он покачнулся, рывком прижав руку к груди, сдерживая резкую вспышку боли.
-Шамаш! – к нему тотчас подскочили Атен и Лигрен, подхватили, удерживая.
-Я уже приготовил мази, они снимут боль потревоженных ран, - озабоченно вглядываясь в посеревшее лицо повелителя небес, заговорил лекарь, при этом настойчиво стремясь поскорее отвести Его в повозку.
Волк приглушенно заскулил, взволнованный, закрутился.
"Хозяин, может, мне привести богиню врачевания? Если ты откроешь ту дорогу, которой мы возвращались из Ее города, я быстро сбегаю туда обратно".
"Твоя сестра не хотела, чтобы я звал Нинтинуггу… - его сознание было затуманено, так что он с огромным трудом удерживал нить мысленного разговора. - Хотя… Я тоже думал об этом, - словно в полудреме говорил тот, - роды - то, в чем лучше понимает женщина. Это им ближе. Это их стихия. И, потом, мне нужно время, чтобы прийти в себя, восс¬тановить силы. Ты же видишь: я даже на ногах с трудом держусь… А Шуллат не может ждать. Я не хочу рисковать. Не хочу, чтобы в последнее мгновение оказалось, что моей нынешней силы даже умноженной на дар целительницы недоста-точно… Вот только…" - он вдруг остановился.
Волк опустил рыжую голову. Он чувствовал себя виноватым в том, что вынудил хозяина сказать все это, хотя и знал, понимал, что никому не доставляло удовольствия признаваться в своей сла¬бости, тем более - повелителю небес.
"Я... Снежному охотнику оживляющая мертвых действительно ни к чему, - Хан несмело взглянул на хозяина. - Я просто подумал, может быть, Она поможет тебе? Исцелит твои раны".
"Нет…"
"Конечно, она всего лишь младшая богиня, а ты…"
"Даже если бы она могла… Она не захочет… После всего, что случилось…"
"Она не может винить тебя в смерти той дочери огня!" - волк даже притопнул лапой, со всей силой противясь возможности подобного.
"Однако это так… Если не еще хуже…"
"И, все же, - Хан чуть наклонил голову. Он не спорил, нет, чувствуя, что хозяину и без его настойчивости плохо. Просто. - Давай, я сбегаю? Ну, так. На всякий случай? Не придет – и не придет…"
"Что ж…" - Шамаш, прикрыв глаза, тяжело вздохнул.
"Так можно я…"
"Ты видишь путь?"
"Да! - он, обрадованный, взвизгнул. - Я чую его!"
"Не заплутаешь?"
"Нет!" – волк был совершенно уверен.
"Беги", - отпустил его Шамаш. И лишь затем, проводив снежного волка взглядом, медленно, тяжело опираясь на плечи кара¬ванщиков, заковылял к своей повозке.
Глава 26
Проводив бога солнца грустным взглядом больших рыжих глаз, в которых, казалось, стояли слезы, волчица, тяжело вздохнув, опус¬тила мохнатую голову на лапы.
-Бедная моя! - Мати придвинулась к подруге, обхватила одной рукой ее за шею, а второй принялась начесывать лоб, не переставая причитать. - Несчастная! Как же тебе плохо!
Шуллат всхлипнула, что-то тихо просвистела-простонала. Ее глаза медленно закрылись и она заснула. Заметив это, девушка умолкла. И на некоторое время в повозке воцарилась тишина, которую тяжелый полог защищал от всех звуков внешнего мира. Не было слышно ни гортанного говора караванщи¬ков, ни криков оленей, ни скрипа повозок. Казалось, что весь мир наполнен умиротворявшим покоем, который, знавшим лишь глубокое дыха¬ние да бормотание полудремы, так и норовил усыпить.
Зевнув, Мати прикрыла глаза, веки которых не то от усталос¬ти, не то от пролитых слез припухли и покраснели. Но, едва по¬чувствовав, что голова начала склоняться на грудь, а разум, на-полняясь образами иного мира, уплывать за грань, проведенную не¬божителями между мирами яви и сновидений, она поспешно встряхну¬лась, возвращая себя назад. Нет, она не могла позволить сну взять над собой власть! Вол¬чица была не просто ее подругой. Мати отвечала за нее. Перед повелительницей снегов. И, что казалось ей в этот миг еще важнее - пе¬ред самой собой.
Прошло еще какое-то время. Борясь со сном, девушка скользила взглядом по стенам повозки. Но здесь не было ничего нового, на чем можно было бы остановить взгляд, заинтересоваться... И дремо¬та стала подкрадываться, незаметно, но настырно. Она зевнула, потерла глаза рукой, вновь зевнула.
Нет, это было просто невыносимо! Девушка взглянула на спавшую волчицу...
Стало лишь еще хуже. Вид спящей волчицы усыплял. Ис¬ходившее от нее тепло кутало, будто одеялом, ровное дыхание на¬полняло покоем...
"Просто кошмар какой-то! - она широко зевнула, прикрывая рот ла¬донью. - Как же хочется спать! Словно духи сновидений решили во что бы то ни стало завлечь меня в свои владения и готовы ради этого на все. А может и не духи, а сами боги сновидений... Вернее, один из них...
И если бы Матушка метелица не была на ее стороне, она бы уже давно спала. А так...
Мотнув головой, Мати поежилась, шмыгнула носом и перевела взгляд с Шуши на Сати.
Та сжалась в комочек, чувствуя себя неуютно в повозке хозяи¬на каравана. Подтянув ноги к груди, она обхватила их руками, уперла подбородок в колени. Ее глаза были широко открыты, взгляд устремлен прямо вперед, но при этом неосмысленен, отрешенно-за¬думчив...
Несколько мгновений Мати с интересом рассматривала свою спутницу. И чем дольше она смотрела на нее, тем сильнее ей казалось, что она никогда прежде не видела ее. Вернее, не обращала достаточного внимания, чтобы разглядеть.
Сати была очень даже симпатичной. Выразительные темные гла¬за обрамляли черные длинные-предлинные ресницы. А губы! Полнень¬кие, чувственные, но не выпяченные, они казались удивительно яр¬кими, хотя и были окрашены исключительно природной алостью, а не искусственным багровым цветом свеклы. Ее даже можно было бы назвать красивой, если бы она лучше следила за собой, почаще мыла волосы, не жалея на них мыла, сма¬зывала кожу маслом, уделяла больше внимания рукам. Но караван¬щица словно специально, осознанно делала все так, чтобы выглядеть менее привлекательной. Да что там, она просто уродовала себя!
А ее одежда? Старая, вся штопанная-перештопанная, она подхо¬дила разве что для древней бабки, которой не хотелось расставать¬ся ни с чем, напоминавшим о минувшем. Но молодой, незамужней де¬вушке носить это... это нечто совершенно бесформенное, словно хламида служителя, было просто неприлично. Ведь, вместо того, чтобы подчеркивать достоинства точеной фигуры, наделять ее недостатками, которых на самом деле не было вовсе. И, главное, не понятно - почему? Неужели ей не хотелось, как всем остальным девушкам, выглядеть лучше, быть са¬мой красивой, самой-самой, выделяясь среди сверстниц, обращая на себя внимание?
"Странно... - Мати чуть наклонила голову, повнимательнее прис¬матриваясь к спутнице. Сати вела себя необычно. А все необычное заинтересовывало дочь хозяина каравана. Потому что она сама была не такой, как все. Да, конечно, в душе ей хотелось быть единс¬твенной и неповторимой. Но разве она не знала, что всегда будет такой? А раз так, почему бы не поискать хотя бы чем-то отдаленно похожих на себя вокруг? - Конечно, у нее есть Ри... Но все равно вести себя столь не-серьезно… Ведь они еще не женаты. И до тех пор свободны в своем выборе. Она может ему разонра-виться. Ри может разочароваться в Сати. И влюбиться в другую... "
Еще несколько мгновений назад Мати порадовалась бы этой мысли. И не потому, что она имела какие-то виды на Ри, нет. Просто когда плохо тебе, так хочется, чтобы и другим бы¬ло несладко. Но потом... Что-то начало меняться в ее душе, которая вновь была готова искать облегчение в сочувствии, не зло¬радстве. Ей стало жаль эту молодую караванщицу. В глаза вошла грусть. Пусть пока еще - далекая, отрешенная, но, все таки...
"И вообще, Сати не такой уж плохая. Не пристает с ненужными расспро¬сами, как некоторые, не навязывалась... "
А они могли бы подружиться...
Осторожно переложив на одеяло голову волчицы, Мати медленно отстранилась от нее, замерла на мгновение, а затем, убедившись, что Шуллат продолжает спать глубоким сном, пододвинулась к Сати.
-Как ты? - спросила она.
Та лишь пожала плечами.
-Что молчишь? Не хочешь со мной говорить?
Сати покосилась на волчицу, беззвучно - кивком головы, дви¬жением брови, - спрашивая: "А мы ее не разбудим?"
-Нет, - поняв ее вопрос, ответила Мати, - не бойся: я умею рас¬познавать крепкий сон и тревожный, и не стала бы шуметь, если бы могла ее разбудить. Так что говори сме¬ло... У тебя руки дрожат.
Сати тотчас стиснула пальцы в кулак, так что костяшки побе¬лели, прижала локти к бокам, стараясь унять дрожь.
-Волнуешься? - между тем продолжала Мати.
Та кивнула, облизала сухие, потрескавшиеся губы, и что-то проговорила так тихо, что собеседница ее не услышала.
-Что ты сказала? - нахмурилась Мати.
-Это большая ответственность...
-Быть рядом со священным зверем? Выполнять поручение бога солнца?
-Нет, встречать новую жизнь, - ответила она, а затем, сму¬тившись, пробормотала. - Все остальное тоже важно, просто...
-Сати, скажи... Почему ты никому не говорила о своем даре? Хотела сохранить его в тайне? Но зачем? Дар, какой бы он ни был, всегда остается даром. И ценится превыше всего, что может дать мир. И, потом, разве можно скрыть подобное... Тем более от бо¬га...
-Я не скрывала! - вскинулась девушка. Ей подобное и в голову не приходило. - Ни от кого!
-Шамаш все знал?
-Но...
-Сати, просто скажи: да или нет.
-Да.
-Но не он наделил тебя этим даром? - Мати сама не знала, зачем продолжала расспросы. Уж точно не лишь для того, чтобы как-то сократить время ожидания. Ей действительно было интересно это.
-Нет. Госпожа Нинтинугга... Мне казалось, Он сказал...
-А, да, да... Наверно, я прослушала... И этот дар... Ты им уже пользовалась прежде?
-Немного... Пыталась...
-Лечила людей?
-Нет! Разве бы я решилась без дозволения... Я помогала оле¬ням. Заживляла раны, принимала роды...
-Снежная волчица - не олень, - качнула головой Мати. В ее го¬лосе послышалось напряжение. Не то, чтобы она была зла на Са¬ти, просто... Как же ей был нужен этот дар! Ей самой! И именно сейчас, не потом! Конечно, Сати сделает все, что от нее зависит, чтобы помочь Шуши. Мати не сомневалась в этом ни на мгновение, и, все же... Полагаться на другого, это... это не для нее! Она так не могла!
-Не завидуй, - заглянув ей в глаза, вздохнула Сати.
Мати инстинктивно кивнула, а затем, взглянув на караванщицу горевшими глазами, с жаром воскликнула: - И, все же, чем бы тебе не пришлось за него запла¬тить, это стоит того!-она сама была готова отдать за этот дар все. Все, что угодно.
-Не говори так! - чуть слышно прошептала караванщица. В ее глазах вспыхнули слезы. - Ты ничего не знаешь!
-Тогда расскажи! Расскажи то, о чем Шамаш зап¬ретил упоминать в легенде, о чем он сам никогда не говорил, нес¬мотря на все расспросы!
-Я... Я не могу, - голова Сати опустилась на грудь. Из глаз тонкими робкими ручейками потекли слезы.
Увидев их, Мати устыдилась своего жестокосердия. Она не должна была так вести себя с той, которая уже раз помогла ее Шу¬ши и оставалась, чтобы помочь вновь. Да и вообще ник¬то из своих не заслуживает такой жестокости. Она ведь видела, как тяжело собеседнице вспоминать о былом.
-Прости, - пробормотала дочь хозяина каравана, - я не должна бы¬ла... говорить о минувшем... И вообще... У всех в жизни есть мо¬менты, о которых не хочется вспоминать, которые лучше было бы забыть...
-Если бы это только было возможно! - всхлипнула Сати.
-Все забудется. Со временем. Когда-нибудь... - однако, в ее сердце, душе не было уверенности, что так оно и будет. Ей так казалось... Хотя...
Хотя справедливости ради нужно сказать, что в ее собственной жизни не было ничего уж настолько ужасного. Неприятностей – хоть отбавляй. Ошибок, о которых не хотелось бы вспоминать - тоже... Вот как эта, пос¬ледняя, столь свежая в памяти, что от нее становилось не просто не по себе, но так противно, что хотелось спрятаться ото всех, даже от самой себя, чтобы никто не видел, чтобы не видеть своего отражения ни в чьих глазах... Чтобы забыть...
...-И почему только господин Шамаш не забрал эти воспомина¬ния! Ведь богу солнца ничего не стоило сделать это! - очень кстати прозвучали слова Сати, отрывая от грозивших перерасти в кошмар размышлений.
-Ну, может быть...
-Я не осуждаю Его! - поспешно проговорила Сати, испугавшись того, что собеседница могла бы подумать, исходя из ее слов. - Нет! Ни на мгновение, ни в чем, никогда! Я... Как я могу? Ведь я всего лишь маленькая смертная, а Он - повелитель небес! И Он спас мне жизнь, провел через обряд испытания, который позволяет мне жить дальше жизнью свободного человека, а не безропотной рабыни, у которой нет даже своей судьбы. Он... Если бы не Он, я бы не встретилась с госпожой Нинтинуггой и Та не наделила бы меня даром. И я не собираюсь идти против воли богов, сде¬лавших мою судьбу такой, никогда. Я давно смирилась с Их во¬лей. Но... Я отдала бы этот дар не задумываясь лишь за одну воз¬можность все забыть! И я... Когда я вспоминаю, когда думаю обо всем этом, мне становится больно. Из глаз текут слезы. Прости, что я тебе все это говорю сейчас, но...
-Тебе давно уже нужно было выговориться. А ты все молча¬ла, не в силах начать этот разговор, боясь, к чему он может при¬вести.
-Может быть... Но я... Я не могу говорить об этом... Не сей¬час... Я еще не готова...
-Ладно. Не бойся: я больше не буду тебя спрашивать. Может быть, когда-нибудь ты захочешь рассказать обо всем сама. И тогда знай: я всегда готова выслушать тебя. И, конечно, сохранить все в тайне... - ее губ тронула кривая усмешка: - Уж кому, как не мне знать, как важно хранить тайны, свои и чужие. Ведь од¬нажды это чуть было не стоило мне жизни. Если бы не Шамаш, меня б давно не было...
-И, все же... - она вновь всхлипнула, прикусила задрожавшую губу, провела ладонью по лицу, смахивая вновь покатившиеся из глаз сле¬зы.
Мати всегда было не по себе, когда кто-то рядом плакал. И прежде. И, особенно, сейчас, ведь она сама так много ревела последнее время. Вот только... Если прежде слезы при¬носили облегчение, то в минувшие дни лишь жгли своим немилосерд¬ным пламенем глаза, несли смятение душе, заставляя ту искать спа¬сения покоя в холоде льда.
Сейчас же...
Она вытянула вперед руку, осторожно провела ладонью по лицу подруги, принимая несколько ее слезинок себе на палец. Эти искрившиеся в свете зажженной неведомо кем лампы капельки показались девушке такими горячими, словно они и были огненной водой.
-Сати, - она придвинулась к спутнице, осторожно обняла за пле¬чи, успокаивая, делясь своей уверенностью, - я не знаю, что случи¬лось с тобой. Может быть, это так ужасно, что и представить не-возможно, но... Но ты ведь знаешь, что натворила я?
Та кивнула, сжалась, словно от страха, потом прошептала:
-В караване все говорят...
-И осуждают меня?
-Нет, что ты!
-Сати! Я с тобой искренна, и ты мне врешь! Зачем? Не хочешь обидеть? Но неужели ты думаешь, что я сама не вижу? Ведь все, да¬же отец, стали относиться ко мне иначе. Я сижу безвылазно в своей повозке, потому что стоит мне хотя бы выглянуть из нее, как я ви¬жу укор во взглядах проходящих поблизости.Их глаза словно спраши¬вают: "Как ты могла так поступить? Из-за тебя дракон обратил свой гнев против своего хозяина. Из-за тебя бог солнца тяжело ранен, может быть, даже так же тяжело, как в том бою с Губителем..." Единственная разница, что сейчас Он не спит вечным сном. Но Ему-то от этого не легче. Лигрен говорит даже, что его человеческое тело может умереть. И тогда бог покинет землю, уходя в свои не¬бесные владения... - горький вздох сорвался с ее губ. - И боль¬ше никто из нас его не увидит. И все уже, прежде чем это произош¬ло, винят меня в этом, в том, что может... что, я верю, надеюсь, молю, чтобы этого не случилось... - она видела, что Сати плачет, более не скрывая своих слез, сопереживая ей, сочувствуя. И го¬това была заплакать вместе с ней. Она даже хотела заплакать. Но не могла: слезы были тем знаком, тем символом, которые заставили бы душу поверить, что все, о чем она сейчас говорила, придумывая образы и события, происходит на самом деле. Поэтому она лишь утк¬нулась щекой в плечо подруги, а затем тихо продолжала: - То, что произошло со мной... Не зная всего трудно сравнивать... Но мне кажется, что это не менее ужасно, чем случившееся с тобой...
-Да, - Сати согласно кивнула. Какие тут могли быть сомне¬ния? Ведь... Ей вспомнились слова богини врачевания: - "Тело - только одежда. Обидно испачкать новое платье. Но душа от этого не покрывается грязью". Тело важно лишь при жизни. А что есть жизнь - одно мгновение рядом с бесконечностью в саде благих душ или вечностью сна. Ее душа покинет этот мир ничем не обремененной. Более того, она будет уходить, уверенная, что следуя всегда и во всем воле богов, достаточно заплатила за право быть счастливой после смерти. А Мати...
Она осторожно скосила взгляд, чтобы украдкой взглянуть на дочь хозяина каравана. Эта девочка никогда не сможет забыть того, что она сделала. Ни в жизни, ни после смерти. Никогда. Ей вечно нести эту ношу. И не важно, что бог солнца не устает прощать ее за все. Другие-то боги не столь милосердны. И Его супруга - повелительница снегов и сновидений, и Его сестра - владычица мира мертвых. Они слишком любят господина Шамаша, чтобы простить смертную за ту боль, которую Он испытал и испыты¬вает из-за нее до сих пор... - Мне очень жаль, - она искренне сочувс-твовала девушке, забыв за мыслями о другой о своих собственных проблемах. А, что там, разве можно сравнивать одно с другим? Вот настоящее горе, а у нее - так, нечто, произошедшее давным-давно, забытое всеми, кроме нее одной...
-Тебе стало легче?
Вопрос Мати прозвучал так неожиданно, что Сати ответила, поддаваясь первому чувству, быстрее, чем успела обдумать ответ:
-Да! - а затем осеклась, побледнев, втя¬нула голову в плечи: - Прости!
-Ничего. Я не обижаюсь. Я понимаю: жалеть другого легче, чем саму себя. Поэтому, - она повернула голову к волчице, взглянула на мохнатую подругу, грустно улыбнулась, - я беспокоюсь за нее, вместо того, чтобы думать о себе.
-С ней ведь все будет в порядке?
-Я надеюсь. Я сделаю все для этого. Ведь она - моя подру¬га.
-Мне тоже хотелось бы иметь такую подругу... - она тяжело вздохнула. - Все мои прежние друзья... сверстники... Они уже взрослые, у них свои семьи... - Сати шмыгнула носом, сжала пок-репче зубы, унимая вдруг накатившие на нее метельными волнами обиду и боль.- У Лани недавно родился малыш... - как же она ей за¬видовала! Как сильно ей хотелось пусть даже не навсег¬да, лишь на время поменяться с ней местами! Быть такой же счаст¬ливой!
Караванщица быстро-быстро заморгала, чувствуя, что слезы вновь готовы были вырваться за грань век.
-Ну... У тебя ведь есть Ри... Он до сих пор ходит в холостяках. Даже не смотрит на других. Значит, любит тебя. И ждет, ког¬да ты вспомнишь о нем. Вы суждены друг для друга...
-Все были уверены, что мы поже¬нимся первыми из нашего поколения... - в ее глазах зажглась далекая задумчивая грусть, полная глубокой боли.
-Так в чем же дело?
-Просто... Ну... - Не знаю, - и она вновь склонила голову на грудь. Так было проще - спрятаться.
-А кто тогда знает? - тихо, так, чтобы собеседница не услы¬шала, лишь для самой себя пробормотала Мати.
-Что?
-Да так, ничего... Э-х, - вздохнула она. - Если бы только было можно повернуть время вспять!
-Я бы в том городе спряталась в самый дальний угол повозки и ни за что бы из нее не вылезала! - она столько раз думала об этом! Представляла себе, что все так и происходит... Представляла так явственно, что порой ей даже казалось - это и есть реальность. А не совсем тот мир, который окружал ее в своей ужасающей неизменности. - Сказалась бы больной, убедила лекаря дать мне какое-нибудь снотворное по¬сильнее, чтобы проспать всю ту неделю крепким-прекрепким сном... И если так уж нужно, чтобы что-то произошло, пусть это случится во сне. Я даже готова помнить этот сон, помнить всю жизнь... Только бы знать, что это лишь сон, не реальность!
-Но твой дар... Он бы тоже был во сне.
-И пусть!
-Тогда ты не смогла бы помочь вылечить Шуши.
-Если бы то, что случилось с тобой, тоже было лишь сном, священной волчице не понадобилась бы помощь.
-Это было сном... - Мати облизала вмиг пересохшие губы. - Я ви¬дела этот сон... И не единожды... Сначала сон... А потом... Потом тоже сон! - она так стремилась убедить себя в этом, что ей почти уда¬лось.
А Сати, не слыша последних слов девушки, продолжала, говоря скорее с самой собой, как привыкла в последнее время оди¬ночества, чем с дочерью хозяина каравана:
- Только представь себе: если бы это все было лишь сном, как было бы хорошо! Знаешь, только когда я думаю об этом, я могу быть счастлива. И совер¬шенно спокойна. Но когда я вспоминаю, что это произошло на самом деле… - всхлипнув, она принялась размазывать по лицу слезы. - Я не хочу помнить! Не хочу! Но господин Шамаш оставил мне память. Хотя мог забрать!
-Сати...
-Мог, я знаю! Он сам сказал. И сказал, что не станет заби¬рать ее. Потому что если Он сделает это, я буду не собой, а кем-то другим. Но я и не хочу быть собой, если быть собой означа¬ет помнить! …Прости!... Прости, меня! Я вновь начала плакаться, словно прося пожалеть меня...Хотя тебе самой не лучше...
-Жалеть кого-то другого много легче чем саму себя - я уже говорила. И это действительно так... - она грустно улыбнулась: - Нам надо быть рядом. Чтобы жалеть друг друга.
-Это не смешно, Мати... - качнула головой караванщица.
-А разве я смеюсь? – та, вздохнув, качнула головой. В глазах девушки плавилась, поблескивая в лучах огненной лампы, печаль. - Знаешь...
И тут золотая охотника проснулась, завозилась, крутанулась, а затем, рывком поднявшись на лапы, бросилась к пологу повозки.
-Задержи ее! - вскрикнула Сати, заметившая это первой.
Мати рывком бросилась к Шуллат, схватив волчицу за шею, при¬жала к одеялам, покрывавшим дно повозки.
"Куда это ты собралась, подруга?"
Шуллат предостерегающе зарычала:
"Отпусти!"
"Ты должна оставаться здесь!"
И вновь глухой рык - на этот раз он был уже полон не предос¬тережения, а угрозы. Она оскалила пасть, демонстрируя острые, бе¬лые зубы.
Шуллат начала крутить головой, изворачиваться, стремясь вы¬вернуться из рук девушки.
-Угомонись! - прикрикнула на нее Мати, а затем - мягко, удер¬живая на месте не только силой, но и не пренебрегая уговорами, убеждением, продолжала: - Я понимаю, тебе хочется убежать в снега, туда, где когда-то роди¬лась ты сама...
Волчица мотнула головой, подтверждая: именно это она и соби¬ралась сделать, подчиняясь инстинкту. Пусть Мати отпустит ее . Такова воля снежного охотника, таково ее право.
Но руки девушки лишь сжали ее сильнее.
-Да, да, я понимаю, все понимаю. Но ты не мо¬жешь убежать...
Рычание уже не прекращалось, время от времени срываясь то в лай, то в ворчание-хрип.
-Послушай меня! Послушай! Тебе нужна помощь! Ты ведь сама знаешь это! Поэтому до последнего мгновения оставалась со мной в повозке, вместо того, чтобы заранее убежать в снега!
И волчица присмирела, прекратив попытки вырваться. Прижав остроконечные уши к голове, она заскулила. Мати даже показалось, что подруга плачет - совсем как маленький ребенок, у которого что-то болит, но который при этом не может объяснить, что именно, потому что не понимает ни причины, ни самой сущности боли.
-Дорогая моя! - караванщица уткнулась мокрым от вдруг хлынув¬ших слез лицом в рыжий бок волчицы. Она готова была плакать вмес¬те с ней бесконечно. Но тут чья-то рука тронула ее за плечо, и взволнованный го¬лос над самым ухом промолвил:
-Мати, беги за господином!
-Что? Уже пора?!
-Да.
-Мы справимся сами! Все будет хорошо! - словно заклинание вновь повторила она.
-Мати! - та глядела на нее с укором и мольбой. Глаза караван¬щицы говорили: "Сейчас не время для споров, не время для гордости и ошибок! Сделай так, как я говорю, прошу тебя! Я знаю!" Ее руки лежали на животе волчицы, а губы шептали: - Волчонок лежит непра¬вильно, идет боком! Роды будут трудными и дара одной целительницы будет мало там, где нужно могущество небожителя!
-Но Шамаш сказал, что все в порядке!
-Тогда так и было! Но сейчас вдруг изменилось! Беги же, беги! Послушайся меня, пожалуйста!
-Ладно, - наконец решившись, Мати бросилась к пологу. В конце концов, что такое ее гордость, обида, страх и все остальное рядом с жизнью Шуллат и ее малышки? - Оставайся здесь! - она и сама навер¬няка не знала, к кому из двоих относилось это восклицание. Навер¬ное, к обеим. Как и оброненное следом: - Дождись меня! - словно одна из остававшихся в повозке куда-то торопилась, а вторая была в том положении, когда накануне решающего мгновения возможно про¬медление.
Мати так торопилась, что забыла не только запахнуть полушу¬бок, но даже надеть меховые сапожки. Ну да это ладно. Ведь, в сущности, ей нужно было сделать всего несколько шагов, перескаки¬вая из одной повозки в другую. А даже если бы это было не так - не важно, девушка слишком торопилась, чтобы почувствовать дыхание холода, она была слишком погружена в заботы о волчице, чтобы бес¬покоиться или хотя бы думать о себе.
Однако ей следовало быть повнимательнее. Или, во всяком случае, осторожнее. Выбираясь наружу, она зацепилась ногой за край повозки, но, уже не в силах остановиться, продолжала движе-ние и упала прямо лицом в снег, который тотчас залепил глаза, набился в рот и нос, мешая дышать. Впрочем, нельзя сказать, что она ушиблась. Скорее ей показалось, что она скатилась с бархана, как когда-то в веселом и беззаботном детстве.
Вот если бы караван шел по городской мостовой или ледяному панцирю замерзшего моря, девушка непременно бы расшиблась или, того хуже, угодила бы под копыта оленя. Впрочем, даже если бы падение не было столь мягким, Мати не обратила бы на него внимания. Все, на что у нее хватило времени, это быстро протереть лицо, освобождаясь от снега. Не видя ничего, не замечая никого на своем пути, она, прово¬жаемая настороженными взглядами собравшимися в маленькие группки у костров караванщиков, опрометью бросилась опрометью бросилась к повозке бога солнца.
-Шамаш! - сдвинув полог, крикнула она в черное чрево повоз¬ки. - Пора!
Ответом ей была тишина.
Мати подождала какое-то время, затем вновь позвала:
-Шамаш! Шуши пришло время рожать! Сати говорит, что там что-то не так и нужна твоя помощь!
И снова ничего - ни слова, ни движения, ни огонька в непрог¬лядном мраке.
Девушка растерялась. Она привыкла, что Шамаш всегда очень чутко спал, словно и не спал вовсе - так, дремал, а тут вдруг...
"Хан! - позвала она золотого волка. - Помоги мне..." - не закончив мысли, она остановилась, поняв вдруг, что зверь не просто не от¬кликается на ее зов, что его просто нет рядом.
Повозка казалась пустой, совсем пустой, какой может быть только бездна. И Мати подумала - может быть, какие-то дела заставили пове¬лителя небес вновь покинуть караван, может быть, где-то он нуж¬нее, чем здесь?
Но потом, вспомнив, как слаб был бог солнца во время послед¬ней встречи, каким измученным он выглядел, решила: нет, сейчас он просто не смог бы уйти... Или...
Она сунула голову в повозку, стала, старательно прислушива¬ясь, внимательно вглядываться во мрак, силясь разглядеть хотя бы что-то, пусть даже это будет пустота.
А затем, решившись - "Я же раньше уже бывала здесь. И он ни¬когда не возражал, даже если я приходила без спроса..." - тяжело вздохнула - она и так столько всего натворила, и, в конце концов, одним проступком больше,одним меньше - не велика потеря - полезла в повозку.
-Шамаш... - сперва осторожно сев на край повозки, она провела рукой вокруг - может быть, он не стал забираться вглубь, а остался где-то рядом. В душе она надеялась на это, но...
Нет. У полога его не было.
И, вздохнув, она полезла дальше, осторожно, на четвереньках передвигаясь по кромешному мраку, лишенному хотя бы одного луча, когда лампа с огненной водой не просто чуть заметно тлела, но бы¬ла погашена, спрятана в покрывалах темноты.
Она старательно ощупывала дорогу, боясь, не видя ничего, на¬толкнуться на что-то важное, нужное богу солнца и такое хрупкое, что случайный удар способен расколоть его на мелкие осколки. Но все, чего касались ее руки - это жесткий олений мех устилавших днище повозки одеял.
Мати ползла вперед, ползла... Но толи место это было загово¬ренным, толи нутро повозки бесконечным, как бездна, девушка никак не могла добраться до места возницы.В какой-то миг ей даже показалось, что она не в повозке вов¬се - а в подземных пещерах госпожи Кигаль, тех, что призваны ка¬рать вечным мраком и пустотой беззвучного одиночества самые греш¬ные из душ.
И когда она подумала об этом, на нее накатилась ледяная волна страха, сжавшая в комок не только тело, но и душу, заставив бешено биться сердце, а зубы стучаться, нервно и неровно, словно ветер о полог повозки. Мати застыла на месте, начала беззвучно, одними губами читать молитву – оберег, но остановилась, не закончив, втянула голову в плечи.
Девушка как-то сразу смирилась, решив, что дос¬тойна этого наказания. Достойна любой, самой жестокой, ужасной, безжалостной кары. Ей захотелось заползти в какую-нибудь, самую крохотную из пещерок, ту, в которой она бы с трудом поместилась, чьи своды да¬вили бы на спину, стены сжимали бока, не давая шевельнуться, ощу¬тить в движении жизнь. Жизнь, которой и нет уже вовсе...
Но... Тут она вспомнила о Шуши.
"Ей нужна помощь! Ей нужен Шамаш! И я не могу остановить¬ся, смириться прежде, чем она будет спасена! А что случиться потом - не важно. Не важно, если с ней все будет хорошо!"
И она вновь зашарила рукой вокруг, глаза, старательно, боясь моргнуть, вглядывались в окружавший ее мрак, так, что очень скоро их защипало от напряжения, они заслезились...
И потому в первый миг Мати не поверила, когда увидела забрезживший в непроглядной тьме бледный, неясный огонек... Она заморгала, затем - поднесла к лицу ладони, старательно протерла глаза... Но огонек не пропал. Он был. И был не где-то далеко, а совсем рядом, на самой груди.
"Странно... - в первый момент она была удивлена. Но уже че¬рез миг... - Ну конечно! - озарила ее мысль, заставив забыть обо всем ос¬тальном, всем плохом, мрачном, радуясь этому огоньку, словно взо¬шедшему солнцу. - Это талисман!" - как она могла о нем забыть!
Сев на одеяла, она сунула за пазуху дрожавшую толи от волне¬ния, толи нетерпения руку, вытянула камень. И тотчас зажмурилась от света, который нескончаемым потоком ударил прямо в глаза.
Мати была поражена, обрадована, очарована новым чудом, прои¬зошедшим с ней. Конечно, она знала, что талисман, который она но¬сила с собой - не простой камень, а частица самого волшебс¬тва. Но... Но ведь она не была наделенной даром... И вообще, тепло - это да, но свет...
"А, не важно, - Мати небрежно махнула рукой. Какое это сей¬час имело значение? - Главное, что у меня есть свет!"
Она вновь открыла глаза - сперва осторожно, боясь ослепнуть, затем - смелее... В первый миг бивший из талисмана луч показался ей слепяще яркой. Но потом, когда она привыкла к нему настолько, что смогла ог¬лядеться вокруг, поняла - он не сильнее огненной лампы, причем горевшей не в полную силу. И все же, его было достаточно, чтобы нарушить непроглядный покров мрака, освещая чрево повозки.
Держа талисман перед собой, как факел или лампу с огненной водой она огляделась вокруг.
Повозка казалась совершенно пустой. Лишь в самом дальнем уг¬лу, во мраке, кутаясь им словно одеялом, лежал бог солнца.
-Шамаш! - увидев его, девушка облегченно вздохнула, улыбнулась и бросилась к нему. - Насилу тебя отыскала...
Он не сдвинулся с места, не повернулся, словно не слы¬ша ее голоса.
Повелитель небес лежал на спине, неподвижен и отрешен. Его голова, покоившаяся на свернутом в трубку куске войлока, который мужчины - караванщики использовали вместо подушек, была повернута на бок, лицо закрывала тень. На нем были повседневные шерстяные брюки и длинная рубаха. На сложенном свитере лежала правая, обожженная сильнее левой, ру¬ка, полушубок укрывал ноги...
Он выглядел как человек. Но не живой, подвижный, а скован¬ный вечным сном, одетый в лед...
-Шамаш... - вновь ощутив приступ беспокойства, который морозом обжег ей душу, Мати двинулась к нему, стремясь поскорее коснуться его руки, ощутить ее тепло, убеждаясь, что он жив.
-Шамаш... - сев рядом с ним, она протянула руку...
-Не буди его, - тонкие, цепкие пальцы схватили ее за запястье, сжали, удерживая.
-Ах! - вскрикнув от неожиданности, она в страхе повернулась на голос, боясь увидеть призрака... Или даже саму богиню смерти, пришедшую к своему брату.
В повозке, рядом с девушкой, действительно была богиня, но не та, которую побаивалась ее душа.
-Госпожа Нинтинугга... - прошептала Мати.
-Нинти. Теперь все зовут меня Нинти.
-Но...
-Что тебя смущает? Называешь же ты Его просто Шамашем?
-Да! И я первая среди смертных мира снежной пустыни назвала его так! - девушка взглянула на нее смело, даже - с вызовом.-Отпус¬ти меня! - то, что она могла своей дерзостью, непростительной для смертной, оказавшейся перед ликом небожительницы, прогневать бо¬гиню врачевания, не страшило ее душу, представляясь наименьшей из зол.
Молодая караванщица просто не могла вести себя иначе. Мысль о Шуши вынуждала ее торопиться. И уж конечно, у нее совсем не бы¬ло времени для всех этих восхвалений и поклонений.
Та послушно разжала пальцы, но ладони с руки девушки не уб¬рала:
-Не буди его! Ему нужен отдых. А вы постоянно беспокоите его! И вообще, ты не представляешь, каких усилий нам стоило усыпить его…
-Нам?
-Ну, я ведь не богиня сновидений!
-Госпожа Айя… Она здесь?
-Не-а, - Нинти потянулась. - Она просто объяснила мне, что нужно делать. И у меня, - она была вполне собой довольна, - как видишь, все получилось. Конечно, с помощью ее сил.
-Но Шуши...
-Золотая волчица? - богиня врачевания лишь чуть повела бровью.
-Да! Она уже рожает,и...
-Звери делают это сами, не нуждаясь ни в чьей помощи. Не волнуйся за нее.
Не волнуйся! Сказать это было то же самое,что попросить рыда¬вшего навзрыд младенца не плакать! Как вообще можно говорить это, ничего не зная...
-Шуши нужна помощь! Сати сказала, что роды будут тяжелыми!
-Что ж... Раз она в этом уверена. Ее дар позволяет ей судить об этом... - богиня врачевания двинулась к краю повозки. - Значит, ей действительно нужна помощь...
"Не твоя!" - хотела закричать ей вслед Мати, но она вов¬ремя прикусила язык. Благосклонность Шамаша вовсе не означала, что все ос¬тальные боги будут к ней столь же терпимы и понимающие милосердны.
-Что же ты? - видя, что девушка не сдвинулась с места, продол¬жая все так же сидеть возле бога солнца, спросила Нинти. - Если все действительно так, как ты говоришь, нужно торопиться!
-Но... - Мати растерялась, обернулась назад, на застывшего без движений, словно ледяное изваяние, Шамаша, чуть наклонилась впе¬ред, вслед за богиней врачевания, которая словно силой тянула ее за собой. Это было не совсем то, чего она ждала, чего искала, зачем пришла. Она хотела... Должна была поскорее привести к своей Шуллат повелителя небес, а не одну из младших богинь. Пусть даже та и была богиней врачевания.
Хотя, с другой стороны, Шамаш все не просыпался. Если бы он был обычным человеком, даже смертным магом, она даже подумала бы, что он умер и... если бы не понимание, что бессмертный бог не может умереть, рыдания бы уже рвались из ее души, смешиваясь с хлынувшими из глаз слезами... А богиня врачевания... Она могла помочь...
-Не беспокойся о нем, - проследив за ее взглядом, мягко прого¬ворила Нинти. - Он выздоровеет. Пусть не так быстро, как ему бы хо¬телось...
-Это он позвал тебя?
-Да. Хотя и не хотел. Ради твоей мохнатой подружки он переступил через свою гордость, что для мужчины – почти что подвиг.
-Он хотел, чтобы ты вылечила его?
-Да.
-Почему же ты не лечишь?
Вздохнув, богиня врачевания скользнула взглядом по Шамашу, посмотрела на все еще сидевшую рядом с ним девушку-караванщицу, вздохнув, качнула головой - с сожалением и упреком.
-Я всего лишь младшая богиня, - Нинти беспомощно развела руками, тяжело опустила голову на грудь, прошептав с нескрываемой грустью: - Которой дано куда меньше, чем мне бы хоте¬лось!
-Потому что ему так плохо?
-Потому что я такая слабая!
-Не расстраивайся, - Мати стало жаль ее, захотелось подбод¬рить, как-то поддержать.
Девушка, наконец, оставила свое место рядом с Шамашем и дви¬нулась к Нинтинугге. В конце концов, ей ведь больше ничего не ос¬тавалось: она должна была найти помощь для Шуллат. Какую угод¬но.
Ей вновь стало страшно. На этот раз – от того, что она потеряла слишком много драгоценных мгновений на, в сущности, никому не нужный разговор, мгновений, которых может не хватить.
Выпустив из руки талисман, она рванулась к краю повозки: -Госпожа Нинтинугга! Ты ведь поможешь Шуллат, правда? - не глядя на богиню, боясь прочесть отказ в Ее глазах, спросила она возле самого полога.
-Если смогу, - пожала плечами та.
-Пожалуйста! - взмолилась девушка.
-Хорошо... - она говорила без уверенности, решимости, как-то вскользь, но Мати не замечала этого. Ей достаточно было слова, чтобы поверить.
-Прости что так долго... - проговорила девушка, едва успев забраться в свою повозку. - Я очень торопилась. Но Шамаш... Ему не хорошо. Я не смогла... Не стала его разбудить... Только ты не волнуйся. Я привела кое-кого, кто поможет. Вот. Это богиня врачевания, Нинти. Она... - Мати могла бы говорить и говорить, без кон¬ца, прячась за звучанием слов от мыслей и страхов, которые, подк-равшись к ней незаметно, на цыпочках, морозили ее душу, заставляя нервно подрагивать пальцы рук.
Но тут ее взгляд упал на Сати. По ее бледному, как снежное полотно лицу текли слезы, губы подраги¬вали, словно пытались что-то сказать, но слова никак не складывались, не обретали звучания.
Сидевший с ней рядом хозяин каравана коснулся ее плеча, ус¬покаивая.
-Что... – Мати с удивлением и пока еще неясным, смутным, но уже зародившемся в душе подозрением взглянула на него.- Что ты здесь делаешь, папа?
-Сати позвала меня, - он чуть пододвинулся к дочери. Его голос звучал несколько замедленно и был куда мягче, чем обычно. Каза¬лось, он гладил, словно рука, волосы, подготавливал к чему-то... К чему-то ужасному. И Мати сразу почувствовала это, заволновалась, закрутила го¬ловой...
-Папа, что случилось?
-Дочка... - караванщик вздохнул. Он не знал, как сказать ей...
-Ее больше нет, - прошептала Сати, первой найдя в себе доста¬точно сил для этих слов. Нет, не так - она просто не могла больше молчать, понимая, что не будешь же вечно откладывать это на потом. Наконец, она считала себя обязанной самой все ска¬зать, чувствуя себя виноватой.
Мати застыла. Она сразу все поняла. Но не поверила. Поверить – это было выше всяких сил.
Ей хотелось плакать - но слезы никак не текли из глаз, слов¬но вдруг замерзли, превратившись в кусочки льда. Она была готова закричать от боли, которая копьем проткнула ее душу, но с губ не сорвалось даже хрипа.
-Дочка, - заговорил с ней отец, - милая, смирись. Прими все та¬ким, как есть. Такова судьба. И ничего не поделаешь...
-Я... Меня не было лишь несколько мгновений!
-Ты ушла еще… - начал было Атен, но Сати прервала хозяина каравана, не желая еще сильнее ранить душу той, в которой она уже начинала видеть подругу:
-Все случилось очень быстро... Слава богам за то, что Они были милосердны. Священная волчица не мучилась. Госпожа Айя прос¬то забрала ее к себе...
-Нет! - вскрикнула Мати. Ее взгляд обратился к Сати.-Ты же го¬ворила, что тебе дан дар!
-Прости. Я не смогла ей помочь... - пряча глаза, прошептала та.
-Ты...! - Мати готова была винить в случившемся весь мир, словно найди она истинную причину случившегося, и все само собой исправится.
-Она ни в чем не виновата, - Атен коснулся плеча молодой кара¬ванщицы, успокаивая. - Это было выше ее сил.
-Нет!
-Сати пыталась помочь ей. Дочка, поверь мне: она сделала все, что могла. Даже более того. Она сделала так, чтобы волчица не чувствовала боли, чтобы она ушла легко, как во сне...
-Я не верю!
-Милая, - отец приблизился к ней, обнял, согревая своим теп¬лом, успокаивая, - помнишь, ты когда-то рассказывала о том, как снежные охотники видят смерть. Ты говорила, что для них она - не конец, а лишь мгновение сна перед новой жизнью. Помнишь? Душа твоей Шуши не покинула этот мир. Она останется здесь навсегда. И очень скоро обретен новое, молодое тело. Пусть она больше не будет идти по одной с тобой дороге, но ее путь будет лежать по той же самой снежной пустыни, по которой идешь ты. И когда ты будешь поднимать глаза к небесам, ты будешь видеть те же самые звезды, то же самое солнце...
-Папа... - она понимала, что отец пытался как-то утешить ее, но... Но она не нуждалась в утешении! Потому что не верила, не могла поверить в то, что все случилось на самом де¬ле, что...
-Девочка, ты, наверно, хочешь проститься с ней... - Атен потя¬нулся к одеялу, прикрывавшим что-то большое и неподвижное.
-Нет! - резкий вскрик девушки остановил его, заставил отдер¬нуть руку, словно от ледяного камня.
Мати отвернулась, уткнулась в плечо отца, пряча лицо. Она не хотела видеть Шуши не живой. Ведь до тех пор, пока этого не случилось, она могла еще не верить, сомневаться. До тех пор, но ни мгновением больше.
"Это неправда! - вновь и вновь повторяла она, убеждая себя, уже почти убедив. - Не правда! Этого просто не может быть! Не в этом мире! Не наяву! Великие боги, ведь это только лишь сон! Да, лишь сон! Не мучайте меня больше! Позвольте проснуться сейчас! Я все поняла! Все свои ошибки! Все! Я поняла! Я буду заботиться о тех, кто мне дорог! Они - центр моего мира, не я! Я буду вежлива, послушна... Я"
Она решила для себя. Даже дала зарок - клятву. Сама себе. Беря в свидетели свою душу, в поручители - грядущую вечность сна. Никогда, что бы ни случилось, она больше не побежит от своей судьбы! Она не станет прятаться от нее, гневя господина Намтара, она будет встречать ее лицом к лицу, принимая такой, какая есть!
"Раз так нужно!"
Мати была готова на все, что угодно, лишь бы боги позволили ей проснуться от этого сна, вернуться в мир, где ничего еще не произошло, и никогда не произойдет, ведь она не допустит этого. Девушка закрыла глаза, что было сил сжала веки, думая, мечтая, моля о том, чтобы проснуться.
Но пробуждения не было. Потому что мир, окружавший ее, был не сном, а явью. И она слишком поздно поняла это. Однако... Если нельзя изменить все, может быть, можно испра¬вить хотя бы часть. Мати вспомнила, что пришла не одна.
-Госпожа Нинтинугга!- она резко повернулась к богине врачевания, кото¬рая незаметной тенью забралась в повозку вслед за Мати и сидела теперь возле самого полога, глядя на смертных с нескрываемым со¬чувствием и сожалением. - Ты обещала помочь!
Караванщик со страхом взглянул на сидевшую в стороне небожи¬тельницу, которую увидел лишь сейчас.
-Госпожа, прости мою дочь за то, как она говорит с Тобой! Она потеряла подругу, которую... которой не было ни у одной дру¬гой смертной. Она скорбит по смерти священного зверя госпожи Айи. Конечно, это не оправдывает ее, и, все же... все же... достойно снисхождения...
-Я не сержусь на нее, караванщик...
-Госпожа Нинтинугга! - нарушил ее голос караванщицы. В глазах Сати зажегся благоговейный трепет. Она была счастлива увидеть бо¬гиню, наделившую ее великим даром. И еще. В ее душу вернулась ве¬ра. Вера в то, что все будет хорошо, что все исправится. - Ты ведь поможешь...
-Девочка, - с сочувствием глядя то на нее, то на свою дочь, хозяин каравана тяжело вздохнул. Он не разделял этого стремления держаться за надежду, откладывая признание неот¬вратимого. Ведь чем дольше тянешь с этим, тем большее будет потом.-Зачем ты просишь госпожу о том, что уже невозможно изменить?
-Нет! - вскрикнула Мати, которая смотрела на богиню врачевания с глубокой, не допускавшей никаких сомнений, верой, ожидая от Нее великого чуда. - Не невозможно! Не для Нее! Ведь Она - оживляю¬щая мертвых! Она может вернуть Шуши!
-Я не уверена... – Нинти чуть наклонила голову. - Мне давно не приходилось делать этого...Но я попробую.
Богиня передвинулась к тому месту, где, укрытая одеялом, ле¬жала волчица. Она не переползла, скорее - именно переместилась: соскользнула с одного места, чтобы через миг оказаться на дру¬гом. Ее рука потянулась к краю одеяла...
Мати быстро зажмурилась, отвернулась в сторону...
До ее слуха донесся тяжелый вздох, затем - озабоченный голос богини врачевания:
-С волчонком все не так уж и плохо... Если быстро извлечь его из чрева матери - никаких последствий не будет...
-А Шуллат?
-Нет... Она мертва...С другой стороны, если я воскрешу ее...- небожительница вздохнула, качнула головой, затем заговорила вновь: - Девочка, тебе нужно выбрать, кого из их двоих мне спасать.
-Но...
-Жизнь одного из этих двух существ в смерти другого. Ре¬шай. Я - богиня врачевания. Для меня подобный выбор невоз¬можно труден.
-Я... - Мати растерялась. Она никогда не принимала таких реше¬ний. Откровенно говоря, девушка вообще никаких реше¬ний никогда прежде не принимала, предпочитая обходить их сторо-ной, а если обойти нельзя - бежать прочь. - Я не знаю...
-Поторопись, девочка. У нас нет времени на раздумья.
-Шуши! - в конце концов, какое ей было дело до этого неро¬дившегося щенка? Она не знала о его существовании миг назад и еще одно мгновение спустя не вспомнит… Другое дело – ее золотая волчица. Какие тут могли быть вообще сомнения?
-Что ж... - нельзя сказать, что Нинтинугга одобряла выбор молодой караванщицы, скорее, наоборот... Однако, решение было принято. - Я верну ее в мир живых.
-Нет!
Глава 27
Все огляделись вокруг, ища глазами осмелившегося возразить небожительнице... Вернее, осмелившуюся, поскольку голос был женс¬ким. Но не увидели никого, словно говорила сама тень, призрак. В какой-то миг караванщикам подумалось, что, может быть, это дух волчицы возражает против того, чтобы его возвращали назад, в это тело...
Нет... Вряд ли... Такая твердость, уверенность, властность, вложенные в одно единственное слово, произнесенное самым обычным, ровным голосом... Ни тени приказа, и вместе с тем - полная уве¬ренность, что никто не осмелится ей возразить. И холод. Страшный холод, которым вдруг наполнилась повозка, вьюгой проникнув в ду¬шу.
"Неужели это сама повелительница подземного мира пришла, чтобы помешать воскресить золотую волчицу?" - мелькнуло в голове у хозяина каравана. Он поежился, нервно дернув плечами, скрестил руки перед грустью, сдерживая себя от искушения, подчинившись во¬ле чувств, броситься бежать прочь, прячась от взгляда богини смерти. Сказать, что ему стало не по себе, значило ничего не ска¬зать.
"А даже если эта госпожа Кигаль, - Мати упрямо надула губы. Ей совсем не было страшно. Весь страх ушел, оставшись где-то неимо¬верно далеко, за долгие годы дороги, по другую грань яви и сна. В этот миг ей было совершенно безразлично все, за исключением одно¬го: - Я никому, даже Ей, не позволю забрать у меня Шуллат! И вооб¬ще, у снежных охотников ведь нет души, которая уходила бы в мир смерти! Волчица не знает вечного сна детей огня! Она умирает лишь затем, чтобы родиться вновь, и, значит, повелительница подземного мира не имеет на нее никаких прав!"
Но когда Нинтинугга заговорила с той, которая была в этот миг видна лишь ей одной, все вздрогнули от неожиданности.
-Айя...
"Матушка метелица!" - Мати вскинулась, закрутила головой ища богиню снегов. Ей захотелось броситься к Ней на грудь, при¬жаться, рассказать обо всем... И обрести наконец столь долгождан¬ный покой.
-Госпожа Айя!
Она ждала, что вот, сейчас, наяву как во сне, она, увидит, на¬конец свою самую любимую богиню...
Но Та не показывалась, тем самым словно отталкивая девушку, давая понять, что она для Нее - всего лишь одна среди множества других, кому суждено однажды уснуть придуманным Ей вечным сном.
-Айя, - продолжала тем временем Нинтинугга, - зачем ты вмешиваешься?
-Затем! - голос богини снегов, остававшейся тенью, неви¬димкой в полумраке повозки, звучал словно ветер - то усиливаясь, то затихая, в нем была ярость, которая просыпалась, засыпала вновь, теряясь в бесконечности безразличия, но лишь затем, чтобы через миг пробудиться опять. Словно все ее чувства были не настоящими, а... замороженными, что ли - искрами света в кусочках льда.
-Айя! - богиня врачевания нахмурилась.
-Остановись! - в голосе хозяйки снежной пустыни послышалось пренебрежение, даже брезгливость. - Ни тебе, ни твоему городу не нужен такой враг, каким могу стать я!
-Госпожа Айя... - набравшись смелости, начал Атен, спеша до¬бавить свой голос к просьбам о волчице.
-Ни слова, смертный! - резко оборвала его богиня, не скрывая своей злости. - Не смей говорить со мной, пока я тебе не прикажу!
Вздрогнув, как от удара хлыста, караванщик втянул голову в плечи. Он не думал.. Не ожидал... Атен привык к совсем другому отношению. Он полагал... Ведь караванщики были спутниками бога солнца, Ее божественного супруга, и, значит, достойны если не уважения со стороны богини луны... конечно, это было бы слишком высокомерно, ждать подобного от небожительницы... но хотя бы снисхождения..
-Матушка метелица... - глотая катившиеся из глаз слезы, едва слышно шепнула Мати.
-А ты вообще молчи!- богиня выскользнула из тени... Вернее сказать - от тени отделилась ее часть.
В отличие от других небожителей, которых доводилось встре¬чать караванщикам, повелительница снежной пустыни не имела людс¬ких черт. Под бесформенным серым плащом сверкал лишь постоянно изменявшийся во власти ветряной стихии свет. Даже луна, являвшая¬ся в ночном небе, хранила в себе больше образности...
-Ты и представить себе не можешь, как я зла на тебя!
-Прости меня, я... - Мати сжалась в комок. В ее душе все приш¬ло в смятение, сердце билось так быстро, что, казалось, еще чуть-чуть, и порвав нити, удерживавшие его в груды, вырвется на¬ружу. Перед глазами плясали в бешеном танце огненные снежинки, душа трепетала, словно единственный лист на последнем дереве в порывах бешеного ветра, на крыльях которого неслась метель.
-Ты должна была последовать за своей судьбой!
-Да, я понимаю, и... - пролепетала Мати.
Но богиня не слушала ее, продолжая:
-Зачем еще она тебе открывалась заранее? Чтобы ты все знала и не боялась ее! Ты была просто обязана! Тогда бы... Тогда... Все сложилось бы просто замечательно! А ты вместо этого сделала все совсем не так!... Оглянись вокруг! Посмотри, что ты натвори¬ла!
-Я не хотела...
-Ну да! Конечно! "Не хотела"! Я знаю - ты не хотела этого. Если бы я сомневалась - говорила б с тобой совсем иначе. Ты не хотела, но Шамаш лежит весь израненный у самой грани бреда...
-Он выздоровеет... - девушка сжалась еще сильнее.
Впервые за последние дни она вспомнила о нем, именно о нем, а не о каком-то безразлично далеком повелителе небес, подумала... Великие боги, как могла она ничего не видеть, не слышать, не по¬нимать? Как могла она быть с ним такой жестокой, несправедливой? Ведь это же Шамаш, ее друг, ее маг, бог! Тот, который столько раз спасал ее, всякий раз вставая между ней и опас¬ностью... И как она его отблагодарила?
А что если он...
В глазах девушки отразился страх, вернее даже - ужас. Она... это было то, чего она боялась больше всего, куда больше черных пещер повелительницы смерти - если из-за нее Шамаш покинет землю людей...
-Конечно, выздоровеет! - проговорила богиня с той поспеш¬ностью, которая показывала, что она сама гонит от себя всякую мысль б этом, несмотря на то, что, казалось бы, она должна бы¬ла стремиться к тому, чтобы супруг поскорее покинул землю и вер¬нулся к ней на небеса... Однако небожительница продолжала, раня не только душу собеседницы, но и свою собственную. И неизвестно, кто из них в этот миг страдал сильнее. - Но сейчас он изранен когтями своего друга-дракона, который после случившегося ненавидит меня больше злейшего врага! Потому что думает, что я удерживала его, словно собаку на цепи, обманывала, специально настраивала против хо¬зяина... А я столько положила сил и стараний, чтобы завоевать дружбу крылатого странника! И Шамаш... Получилось, что я... Что дракон из-за меня напал на него... Он же меня никогда не простит! - совсем по-человечески, слов¬но обычная смертная женщина воскликнула повелительница снегов. Если бы у нее были человеческие черты, из глаз бы потекли слезы, губ бы дрогнули, поджались от боли и обиды.
Атен тяжело вздохнул, качнул головой. Ему вдруг захо¬телось успокоить госпожу Айю, утешить... Он понимал, что значил для Нее бог солнца, как страстно богиня снегов любила Его и хотела вер¬нуть...
И он осмелился заговорить вновь, не думая, забыв о том, что его слова могут Ее разозлить:
-Шамаш великодушен. Он ...
-Неужели ты, его спутник, так плохо его знаешь! - прервала его богиня сне¬гов, однако не в ярости, скорее, как показалось караванщику – отчаянии. - Для него, подчинившего себе пространство и время, продолжает существовать лишь одна бездна, одна-единственная пропасть, но за¬то - столь бесконечно-огромная, что невозможно и помыслить о том, чтобы ее преодолеть - пропасть между своими и чужими. Своим он прощает все, чужие же ему абсолютно безразличны, а, значит, и не нуждаются прощения!
-Но, госпожа, Ты ведь не чужая...
Резкий взгляд невидимых глаз заставил его умолкнуть, прикусив язык.
-Прости меня, Матушка метелица! - прошептала Мати. Из ее глаз текли слезы. Но эти слезы были не отражением произнесенных слов, когда она, задумавшись о чем-то своем, так глубоко погрузилась в свои мысли, что не слышала слов небожительниц...
Или, может быть, не хотела ничего слышать, когда для нее важнее были не чьи-то слова, пусть даже с ней говорила сама боги¬ня снегов, а ее собственные мысли, чувства, страхи.
Девушка сжалась в комочек, втянула голову в плечи, зажмури¬ла глаза, превратившись в щенка, которого, лишь появившегося на свет, уже ждет неминуемая смерть.
-Ну, чего ты так испугалась, чего? Дракона? Так ведь он - друг Шамаша! И ты всегда знала, что он никогда не причинит тебе зла! Более того, он - то существо, которого ты так часто видела во сне, на котором не раз летала над миром снежной пустыни... К которому ты должна была бы уже привыкнуть, так же, как золотым волкам! Что случилось? Что на тебя нашло?
-Дракон убил бы меня...
-С чего ты взяла!
-Я видела! Во сне...
Богиня хотела что-то ответить на это, но остановилась, обдумывая услышанное, начиная подозревать...
-Сон... - пробормотала она. - Так ты искала истину предсказания во сне...Сон!... Об этом я не подумала... Неужели братец поста¬рался? Ладно, с ним я разберусь потом... Сейчас речь о дру¬гом...
"Обо мне!" - как-то сразу решила Мати.
-Накажи меня, Матушка-метелица!Накажи, только... - она хотела сказать... попросить: "Только оставь Шуллат", но не осмелилась боясь снова услышать "нет"...
-Да что там... - говоря так, словно не слышала мыслей смерт¬ной, лишь ее слова, богиня откинулась назад, в тень, вновь стано¬вясь невидимкой. Ее голос наполнился грустью и тоской, которые вытеснили из него последние отзвуки ярости. - Ты сама наказала себя. Я хотела, чтобы... - начала было она, но, не договорила, бросив лишь: - Что теперь говорить об этом!
"Да, о чем теперь говорить! Что говорить теперь, когда я все уже испортила..."- и Мати молчала, не в силах ничего сказать.
Из глаз девушки катились огромные горючие капли слез, которые, словно замерзая за гранью век, резали острыми ле¬дяными краями душу. У нее было такое чувство, что рвутся нити, связывавшие воедино ее сущность, что она перестает быть самой со¬бой, теряя часть себя...
А тут еще повелительница снегов, на мгновение вновь высколь¬знув из тени, потянулась к одеялу, укрывавшему тело волчицы, на¬мереваясь забрать его. Девушка рванулась вперед, словно стремясь остановить Ее, помешать сделать это, но остановилась, натолкнувшись на прозрачную стену льда.
Боль все усиливалась и усиливалась. Еще немного - и Мати захлебнулась бы в ней, умерла, не в силах вздохнуть, шевельнуть¬ся, взглянуть на окружающий мир, в котором ей вдруг не стало больше места.
-Айя… - начала богиня врачевания, но умолкла, не зная, что сказать.
-Зачем это все? Я и так немало всего натерпелась, напережи¬валась за последние дни... И вообще...
-Я могу воскресить волчицу…
-Нет.
-Но...
-Здесь некого воскрешать.
-Ты говоришь так, словно Шуллат уже нет! - не в силах больше держать в себе всю боль и обиду вскрикнула Мати.
-И да, и нет, - у девушки было такое чувство, что, произнося эти слова, богиня не спускала с нее пристального взгляда своих огненных глаз, прожигавшего насквозь, до самого сердца души. - То, что было, того уже нет. Но есть другое.
Мати не могла ее слушать. Она зарыдала:
-Это неправда! Вот же она! - девушка хотела броситься впе¬ред, коснуться тела волчицы, от которого, она чувствовала, еще веяло теплом. Но стена холода вновь остановила ее, не позволяя сдвинуться с места ни на шаг. - Не дай ей уйти! - плача, взмолилась она. - Молю!
-Она уже ушла. И вернулась.
-Я не понимаю тебя!
-Девочка...
-Не надо объяснять! Лишь сделай, как я прошу! Пожалуйста!
-Мати, Мати, - Айя вздохнула, - ты вновь повторяешь ту же ошибку...
-Какую!
-Бежишь от того, что есть, что должно произойти, что уже, в сущности, произошло. Не надо. Не бойся реальности. Остановись. Постой мгновение на месте. Посмотри, что будет потом.
-Не могу! Ведь потом будет поздно!
-Мати, послушай меня, - у богини не было глаз, но, все равно, ее взгляд, словно две ладони взял душу девочки, сжал, успокаивая, не давая метнуться навстречу ошибке, - послушай: так должно быть. Так хотела снежная охотница.
-Шуллат?! - в ужасе прошептала Мати. Она не могла в это пове¬рить, ведь... Ведь она всегда считала волчицу своей лучшей подру¬гой и надеялась, что та отвечает ей тем же. Но... - Но ес¬ли... - она опустила голову. В душе сразу стало пусто и холод¬но. - Если она действительно этого хочет...
-Хочет. Снежные волки боятся воскрешения больше, чем люди смети. Потому что они не знают вашей смерти. Для них все иначе...
-Но Шамаш... Он позвал Ее...
-Не затем, чтобы Гуллу воскрешала ее. Чтобы она помогла ему удержать твою подругу среди жи¬вых. Он понимал, что чувствует волчица. И он готов был дать ей всю ту свободу, о которой она просила.
-Даже свободу умереть...
-Да, девочка. Да. И вы говорили с ним об этом. Разве нет?
-Наверное... Раз так... Пусть... - Мати была готова смириться.
-Гулла, ты знаешь, что должна делать, - тотчас сказала Айя бо¬гине врачевания.
-Нинти, - хмуро буркнула та. Было видно, что ей совсем не нра¬вилось все это. - Девочка, - повернулась она к молодой караванщи¬це, не обращая внимание на волну нетерпения, излучаемую хозяйкой луны, - скажи, что мне делать? Оставить волчицу среди умерших или вернуть тебе? Я хочу услышать твое решение.
-Мое? Но почему? - удивленно смотрела та на небожительницу. Ей-то казалось, что все уже было решено.
-Потому что! - нахмурилась богиня врачевания, показывая, что не собирается потакать любопытству смертной, объясняя причины своих поступков.
Мати перестала замечать слезы. Говорить сейчас, казалось, бы¬ло выше всяких сил, и, все же, ее губы шевельнулись:
-Шуллат хотела быть свободной. И я обещала дать ей это право... выбирать самой жизнь и смерть...
-Молодец, - одобряюще кивнула Айя.-А теперь, Нинти, - на этот раз она назвала богиню врачевания тем именем, которое предпочита¬ла Нинтинугга, а не тем, к которому привыкли все остальные небо¬жители. К чему настраивать против себя ту, чьей помощи ждешь? - позаботься о волчонке. Еще не рожденный, но он жив.
-Ладно... - вздохнув, пряча глаза, пробормотала она. Ее рука потянулась к краю одеяла, чтобы отдернуть его, словно полог, открывая...
... -Не смотри, - Мати показалось, что ее щеку обдало морозным дыханием пустыни и голос Матушки метелицы зазвучал у нее над са¬мым ухом...- Так лучше - не видеть. Легче. И правильнее. Ведь всегда запоминается последний взгляд. Но жизнь, а не смерть, дос¬тойна того, чтобы ее помнили. Поверь мне, я знаю, что гово¬рю... - и девушка, подчинившись ей, зажмурилась, затем, сорвавшись со своего места, торопливо подползла к отцу, уткнулась лицом ему в плечо.
-Поплачь, родная моя, - хозяин каравана сперва осторожно, бо¬ясь вспугнуть ее, словно та была осторожной пичужкой, коснулся ее головы, затем погладил по волосам, понимая, что сейчас дочь не успокоить, что нет тех слов, которые могли бы ее утешить... И, все же...
-Папа,я не верю! - всхлипнула та. - Это... Это не может быть правдой!
-Да, милая, конечно, - бывает, когда ложь - единственное ле¬карство, а правда - дыхание мороза на свежую рану, - все, что про¬исходит сейчас - лишь сон. Закрой глаза. И когда ты проснешь¬ся...
-Но ведь и тогда Шуши не будет, да, папа?
-Я скажу тебе... Я скажу тебе, когда ты проснешься, что она убежала в снега, к своей стае, что она так решила...
-И я буду думать,что она бросила меня.
-Да. И верить, что она жива. Что она когда-нибудь вернется...
-Да, - вздохнула та. Ей так хотелось бы в это поверить! А слезы все текли из глаз и текли, не переставая. Потому что пла¬кать было легче, чем молчать, потому что в слезах была пусть все¬го лишь призрачная, обманчивая, но все-таки надежда...
...-Мати, - спустя некоторое время, которое могло быть мгно¬вением, а могло - целым веком, окликнула ее богиня снегов.
Девушка быстро подняла голову, взглянула на нее в надежде, что, может быть, госпожа Айя хотела лишь испытать ее и теперь, когда она прошла испытание, смилостивится над ней и вернет единственную подругу.
Подчиняясь воле небожительницы меховое одеяло, покрывавшее тело волчицы, поднялось.
"Вот, сейчас..." - вздрогнуло сердце девушки. И застыло, за¬быв стучаться, дыхание уснуло на губах.
А затем... Затем в глазах возникло удивление, непонимание, страх...
На том месте, где совсем недавно застыло, скрытое от глаз, тело Шуллат, ле¬жал волчонок - совсем маленький, крошечный, с остренькой мордоч¬кой, вздернутыми вверх ушками и слепыми, покрытыми плен¬кой-поволкой глазками.
-Кто это?- с просила Мати, во все глаза смотревшая на зверены¬ша, однако, в ее глазах было не обожание, не восхищение, а ка¬кое-то отрешенное безразличие. Да, перед ней был малыш ее Шу¬ши. Но ведь это не то же самое, что сама Шуши.
-Дочь твоей подруги, - ответила Айя, а затем, видя, что девуш¬ка не двигается с места, спросила:-Ты не хочешь взять ее на руки? Ей всего несколько мгновений от роду и тепло - то, в чем она сей¬час нуждается больше всего. А еще ей нужны любовь и забота. Той, которая заменит ей мать.
-Нет, - Мати отпрянула. - Нет! - ужас в ее глазах, когда девушка смотрела на волчонка, смешался с ненавистью. - Это из-за нее умерла Шуши! - она готова была винить в ее смерти весь белый свет, всех на свете, лишь бы не чувствовать виноватой себя одну.
-Все так, - небожительница не спорила с ней. Если в первое мгновение она была резкой, нетерпимой к любым возражениям, то те¬перь стала самим пониманием. И добротой. - Но малышка жива, потому что этого хотела Шуллат, которая дала ей жизнь…
-Чтобы волчонок жил вместо нее?!
-За нее. Для нее. Для тебя... Какая разница? Взгляни же...
-Это...- Мати подалась было вперед, но затем вновь остановилась. Ее душой управляли сомнения. - А почему она такая белая?
-Все волчата рождаются белыми, - ответила Нинти. Ей показа¬лось, что смертной будет легче говорить, довериться богине, обла¬ченной в человеческое тело, чем той, у которой не было ни одной людской черты - совершенно чужой и далекой. Но караванщица, вмес¬то того, чтобы потянуться к ней, наоборот, отпрянула вновь.
-Не бойся... - промолвила богиня снегов.
-Я не боюсь, - молодая караванщица подняла голову, взглянув на нее открыто и твердо.
-Тогда, - она осторожно положила волчонка себе на ладонь – переплетение нитей света и мрака, ук¬рыла, словно теплым одеялом другой, протянула руки к девуш¬ке, - возьми. Только осторожно. Она сейчас хрупка, словно только что расцветший цветок.
Мати отодвинулась еще дальше, упрямо поджав губы, замотала головой.
-Не хочешь? - в голосе Айи звучало удивление. Она никак не могла понять, что с той не так, почему караванщица не хочет при¬нять тот величайший дар и надежду, который, единственный в целом свете, способен заглушить боль утраты, исцелить рану потери. - Я ошиблась, да? Было бы лучше, чтобы малышка умерла вместе с ма¬терью? Чтобы у тебя не осталось никого?
-У меня и так нет никого! - в обиде вскричала Мати. Ее глаза были полны слез, горьких от обиды и боли.
-Ты так думаешь?
-Я ничего не думаю! Я... Я так чувствую!...И вообще - свя¬щенные волки твои священные звери. Значит, этот волчонок тоже твой. Забери его! Я не хочу его видеть!
И тут малышка заскулила. Так горько, так...
Слезы брызнула из глаз девушки. Всхлипывая, она пододвину¬лась к богине, протянула вперед руки:
-Матушка метелица, зачем? - сквозь рыдания прошептала она. - За¬чем? Если бы ее не было, я... пусть со временем, не сразу, но я забыла бы свою боль, свою утрату. А так, рядом с ней, - Мати не смотрела на маленький горячий комочек, который лег ей на ла¬донь, - я буду помнить всегда!
-Но разве память - это так плохо?
-Да! - уверенно ответила Мати. Но потом ее взгляд, несмотря на то, что девушка упрямо стремилась смотреть куда-то в сторону, упал на малышку.
Волчонок был таким маленьким, несчастным, одиноким... У него ведь никого не было. Совсем никого. И...
-Если ты так хочешь, - богиня снегов тяжело вздохнула, кивну¬ла, оставив убеждения, готовая согласиться с желанием упрямицы, - хорошо. Я заберу ее. Если так, было бы слишком жестоко остав-лять ее здесь. На верную смерть... Ведь без заботы она умрет.... Только... Прежде нагни голову, коснись ее мордочки. У этой крошки есть послание для тебя. От ее матери.
-Я... - Мати испуганно глянула на крошечный комочек. - Нет!
-Ты снова? Снова бежишь от своей судьбы?
Та закусила губу. Такой боли, как в этот миг, она не испыты¬вала еще никогда в своей жизни. Даже вспоминать давно умершую мать было легче.
-Да, - она склонила голову, - я могу лишь бежать. Прятаться. Я... Я слишком труслива, чтобы идти вперед. Я слишком слаба для той судьбы, которую выбра¬ли для меня боги... И... Если это возможно, дайте мне, прошу вас, другую судьбу. Если же нет - просто заберите эту...
-Тот, кто теряет свою судьбу, становится рабом...
-Я знаю, - кивнув, прошептала та, затем, всхлипнув, повтори¬ла, - знаю. Значит, я буду рабыней...
-Дочка! - в ужасе глядя на нее, вскрикнул Атен. Он не понимал, не мог понять, почему? Что вдруг случилось с той, которая всегда была столь смела, которая всегда была готова идти вперед, что бы ни ждало впереди?
-Почему? – спросила Айя.
-Я... Эта малышка... Я не хочу, чтобы она умирала!
-С чего ты взяла, что, оставшись с тобой, она умрет?!Ее судьба...
-Ей нужна любовь, чтобы вырасти. Ты сама говорила об этом... А я... Я могла бы ее полюбить. Потому что она дочь Шуши, потому что она - такая же, как Шуши... - "Потому что она и есть моя Шуши, - хотела уже в порыве какого-то смутного чувства-озарения сказать она, - Шуши, вернувшаяся ко мне в ином своем рождении", - но не реши¬лась.
-Так в чем же дело!
-Все, кого я люблю, кто мне дорог, страдают. Мама умерла... Шуши умерла... Из-за меня! Шамаш ранен. Из-за меня! Все, кто рядом со мной, обречены на муки! Все! А я хочу, чтобы эта малышка жила. И была счастлива!
-И ты думаешь, что для нее это будет возможно вдали от тебя? - богиня снегов пододвинулась к ней, заглянула в ду¬шу девушки своими невидимыми глазами - потоками пламени. - Ты хо¬чешь, чтобы ОН разочаровался в тебе?
Мати вздрогнула. Она сразу поняла, кого имела в виду госпожа Айя. И...
-Нет! Я... Я хочу, чтобы Шамаш простил меня! За все то, что я натворила...
-Так почему бы тебе не попытаться заслужить его прощение своим стремлением исправить ошибки? Пусть не все - это невозмож¬но, но хотя бы часть?
-Я... - Мати вздохнула, взглянула на волчонка, а затем быстро, боясь, что стоит ей промедлить хотя бы на мгновение, и она пере¬думает, склонила голову к малышке. И голос, который она слышала рядом так часто, что узнала бы среди множества иных, даже если бы его заглушал вой ветра и шепот снегов, заполнил ее разум, душу:
"Прости меня, Мати! Прости! Я так виновата перед тобой! Я создаю тебе столько проблем!"
"Шуши! Ты говорила, что вы, снежные охотники, перерождае¬тесь, возвращаясь в этот миг в новом рождении... Значит..." - она верила в это, надеялась, ждала...
"Да. А еще рассказывала, что мы храним память наших предком, являясь их продолжением. В два раза сильнее. В два раза мудрее. Ведь родитель не один, их двое... Шуллат очень любила тебя..."
"Я знаю! Я тоже очень люблю ее!"
"Я буду любить тебя еще сильнее. За нее и за себя! Я... Я буду такой, какой ты захочешь меня видеть! Послушной. Верной. Ласковой. Только... Только не бросай меня, пожалуйста!"
"Зачем я тебе? Я не смогу дать тебе ничего, кроме одеяла в моей повозке, плошки молока да куска мяса. Я... Я не смогу дать тебе даже той свободы, о которой просила у меня Шуллат. Не потому что я не хочу. Я хочу... Просто... Просто никто из нас не свобо¬ден. Если не от других, то от самих себя".
"Я и не ищу той свободы, о которой говорила моя мать. Для меня все иначе. Я другая. Не такая, как все. Я дочь снегов по сво¬ему племени и дочь огня по рождению."
"Как и я..." - мелькнуло у Мати в голове.
"Ты... Ты будешь моей хозяйкой?"
"Да. Да!" - Мати вновь заплакала. Потому что не могла иначе. Но на этот раз слезы, текшие из ее глаз были совсем иными - лег¬кими, сладкими. Они словно водой омыли ей душу, очищая от боли. И она поняла - ей есть зачем жить. Если не ради себя, то хотя бы ради этой малышки. И, может быть, когда волчонок вырастет, не только другие простят ее, но и она сама...
-Я буду любить и заботиться о тебе, Ашти! - прошептала Ма¬ти. - Всегда! Я сделаю все, чтобы ты выросла сильной и счастливой! - она не сказала - волчицей или снежным охотником - потому что это не имело для нее никакого значения. Та грань, которую она всегда прежде проводила между собой - человеком и волком – зверем вдруг перестала существовать. И остались лишь два существа - пусть страшно разные, но, в то же время, в сущности, на расстоя¬нии - не просто похожие, но совершенно одинаковые.
Мати осторожно спрятала малышку за пазухой, пряча ее от мороза у себя на груди. А затем повернула к богине снегов. Ее черты изменились. Они разгладились, успокоились. И пусть лицо не лучилось счастьем, в нем было нечто другое, не менее яр¬кое - цель, то, ради чего живут. Куда идут по дороге жизни.
-Спасибо, - склонив на миг голову в знак уважения и призна¬тельности, проговорила она. - Спасибо.
-Тебе будет тяжело одной, без матери-волчицы вырастить крош¬ку.
-Я сделаю ради этого все!
-Не сомневаюсь. Когда решение принимается с таким трудом, оно исполняется. Я помогу тебе.
Мати не спросила Матушку метелицу - как? Ей было это не важно. Нет, она готова была принять любую помощь, если она нужна для блага Ашти. Но если ее не будет - что же...
-А теперь… - Айя вновь отодвинулась в тень.
-Да, - заторопилась к краю повозки Нинти. - Нам пора.
-Госпожа... - Атен, словно проснувшись ото сна, вскинулся, метнулся сначала к одной небожительнице,затем к другой: - Госпожи, позвольте нам отблагодарить... Оказать уважение...
-Усни, караванщик, - голос Айи стал похож на дыхание ветра - ровное, шелестящее, убаюкивающее. - И ты, караванщица, - она повернулась к Сати, - тоже спи...
-А мне... Мне можно проводить Вас? - спросила Мати.
-Да, милая, - кивнула ей повелительница снегов.
Они выбрались из повозки - две богини и девушка, державшая на груди, под теплым мехом шубы маленький живой комочек.
Над землей царила ночь, в которой властвовала луна - бледно¬ликая, огненноглазая и печальная. Воздух был чист и свеж. Полня грудь, он нес дрему - сладкую и цепкую, словно снежная паутина.
Погруженный в сон мир казался пустынным и одиноким. Караван¬щики спали в своих повозках. Даже дозорные, подчиняясь власти по¬велительницы сновидений, дремали на спинах оленей, которые тоже были где-то на грани между явью и грезами.
И только в душе Мати не было покоя. Оглядевшись вокруг, де¬вушка вздрогнула. Снежная пустыня - не беззаботный сад благих душ. Тут всякое может случиться. Караван не может позволить себе вот так просто спать... Тем более, что...
И тут девушка нервно повела плечами. Ей стало не по себе, когда она поняла, что не могла увидеть того, что только что виде¬ли ее глаза. Потому что над установленными вкруг повозками кара-вана был натянут шатер, за которым были скрыты и небеса, и свет луны, и просторы снежной пустыни с застывшими на их границе всад¬никами-дозорными. Но она видела все это и...
Мати повернулась к богиням. У нее в глазах было сомнение и вопрос. Они спрашивали о том, что не смели произнести уста: "Это что, дар? Тот дар, которым Вы наделяете меня? Но за что? Ведь я не заслужила его!"
-Мы ничего не дали тебе, девочка, - мягко, как добрая смерт¬ная, а не суровая богиня проговорила Айя, - все, что у тебя было, есть и будет всегда принадлежало тебе.
Мати не поняла ее слов. Но... Но она и не стремилась понять. Главное было другое.
-Матушка метелица, мой караван сейчас беззащитен. Воины спят. Шамаш спит... Кто отведет от нас беды?
-Я. Не бойся, милая. Я позабочусь обо всем. Это место бла¬гословенно мной. Пока вы стоите на нем, с вами ничего не произой¬дет.
-Но мы не можем остаться здесь навсегда.
-Мне бы хотелось, чтобы... Нет, - возразила она самой себе, - я понимаю: караванщики - странники пустыни. Им нужно продолжать свой путь. Такова их судьба. И твоя тоже. До тех пор, пока ты этого хочешь.
-Ты...Ты не сердишься на меня?
-Сержусь. Однако куда меньше, чем на саму себя.
-Но ты простишь меня?
-Уже простила. И вообще - я не могу долго злиться на тебя. Ты же знаешь...
-Я... Можно я вернусь к себе в повозку? Нужно покормить ма¬лышку.
-Еще не время. Пока она сыта. Я позаботилась об этом. Пусть спит. Сон для нее сейчас- тоже пища.
-Да, Матушка метелица. Спасибо тебе. И, все же, можно я пой¬ду? - ей было не по себе одной наедине небожительницами.
-Милая, я хочу, чтобы ты кое-что запомнила. И передала своему отцу, когда он проснется.
-Да? - девушка насторожилась. Воля богини снегов - что могло быть важнее для караванщиков? Разве что желание повелителя небес.
-Скажи ему, чтобы он не торопился увести отсюда караван. У вас достаточно еды и огня для небольшого отдыха. Позвольте Шамашу окрепнуть, оправиться от ран.
-Конечно, Матушка... - она была уверена, что отец так и собирался поступить.
-Я знаю, как вы заботитесь о нем. Как его любите. Просто... Просто вы так стремитесь поскорее убежать подальше от последнего города, что... В общем, передай хозяину каравана мои слова.
-Обязательно!
-Хорошо. А теперь... Мати, девочка, шла бы ты к Шамашу. Посиди с ним.
-Но... - разве у нее было такое право - сторожить сон бога солнца?
-Так будет правильно, милая. Ступай.
-Зачем? - проводив молодую караванщицу взглядом до самой по¬возки, спросила, повернувшись к богине снегов, Нинтинугга.
-Мне нужно увидеть его сейчас... И не важно, что он спит... - ее огненное тело начало обретать очертание, превращаясь в точеную женскую фигурку – стройную, как юное деревце, и как ветер легкую. Лишь накинутый на голову капюшон скрывал черты лица.
-Ты смотришь ее глазами...-Нинти начала понимать. Это было удивительно, и все же, возможно. - Кто эта девочка? Твоя посвя¬щенная?
-Мне приходится прибегать к помощи чужих глаз... - Айя слы¬шала ее, но и не думала отвечать на вопросы, продолжая говорить лишь то, что хотела сама. – Ты ведь прекрасно знаешь, что я не могу прийти к нему сама.
-Айя, он...
-Он выздоровеет, я знаю...
-Для нас тело - лишь оболочка. Не более того. Если бы он за¬хотел...
-Но он не хочет.
-Почему?! Почему он не освобождается от тех оков, в которые сам себя заковал, продолжая оставаться пленником плоти?!
-Не знаю. Но если ему это для чего-то нужно…
-Во имя свышних, Айя! Если бы он перестал держаться за все это… Все было совсем иначе!
-А как "иначе"? Лучше или хуже?
-Лучше! Много лучше!
-Ты в этом уверена? – и, сама отвечая на свой вопрос, Айя качнула головой, вздохнула. - Шамашу дано не только видеть будущее, но, в от¬личие от всех остальных, всех нас, создавать его.
-Ты хочешь сказать - эта та плата, которую свышние требуют от него за это право...?
-Нет. Я думаю... Мне кажется, что... Если бы не это, не хрупкое людское тело со всеми его ранами, он не стал бы жить этим миром. Просто ушел бы из него, прежде чем нечто совершенно чужое начало становиться для него родным, привязывая к себе множеством нитей… И вообще, пусть он будет таким, какой есть. Каким ему хочется быть.
-Ты любишь его...
-Да.
-Но Айя... - Нинти замешкалась. То, что она собиралась сказать... Это не могло не прочинить собеседнице боль. Но промолчать – было выше ее сил. - Айя, - она говорила осторожно, словно ступая по тонкой нити горизонта, - он… Он не...
-Не Ут, - богиня снегов кивнула. - Я знаю.
-Знаешь?! – удивленно вытаращилась на повелительницу снегов богиня врачевания.
-Шамаш искренен. Он никогда не играл чужой роли.
-Ты знаешь. Но вместо того, чтобы ненавидеть его, презирать, любишь, кажется только еще сильнее!
-Да. Потому что он такой, какой есть.
-Но ты... А как же Ут? Я не понимаю!
-Ута нет... - задумчиво проговорила она. В ее голосе была грусть понимания и признание неизбежного, но не боль, которая уже бесконечно давно была выплакана до дна. - Его нет це¬лую вечность и даже дольше... Я... Помнишь, я говорила малышке, что знаю, каково безнадежно терять? - она тяжело вздохнула, замол¬чала на мгновение, может быть, ожидая, что Нинтинугга заговорит с ней, прознав это столь редкое для ее души стремление к откровенности. Но та молчала, застыв недвижимой, слушая с та¬кой жадностью, какой тянется к теплу костра, разожженного вернув¬шимся из пустыни тот, кому самому скоро предстоит отправиться в мир вечного холода. И Айя продолжала: - Я знаю, как больно, горько, невыносимо прощаться с прахом, хоронить память, как бывает страшно даже спустя дни и года, оборачиваясь назад, стре¬мясь вспомнить что-то доброе, теплое... улыбку, касание рук, дви¬жение губ - видеть вновь и вновь лишь это мертвое безликое неч¬то... Ты скажешь - у нас нет тел. Эта людская плоть, - она развела руками, - всего лишь одежда, в которую мы облачаемся, путешествуя по земле, стремясь ощутить ее тепло или холод. Сгорит ли оно в огне жизни, обветшает ли со временем - мы лишь сбросим платье, чтобы переодеться в другое, только и всего... Но Ут... Это было... Я не знаю, как объяснить... Живя рядом со смертными, мы слишком при¬выкли думать людскими образами, а их так мало! Их не хватает, чтобы передать... Мне казалось: то, что я вижу - огонь, погасший навек, лед, растаявший без следа, дух, лишенный дыхания и твердь, потерявшая свою тень. Это было так страшно, что в пер¬вый момент, когда я увидела... Мне захотелось бежать скорее прочь... И я убежала. Убежала в мечты, надежды, которые с таким усердием поддерживали во мне вы все, надеясь сами, но которым, как я знала, было не суждено исполниться.
-Почему ты ничего не рассказала нам? Почему позволяла верить в ложь?
-Вера всегда обман... Но как же без нее продолжать путь? Не знаю, но, может быть, именно эта вера привела в наш мир Шамаша...
-Но чтобы вера исполнилась до конца, ты ведь должна не просто признать его, но...
-Полюбить? А я разве не люблю?
-Любишь, но...
-Поверь мне, это совсем не сложно. Когда не растрачено столь¬ко чувств, которые копились всю минувшую вечность... Я ждала... Я ждала его. Возвращения... Прихода... Сама не знаю, чего. Его! Не просто надеялась. Я готовилась к этому. И ты представить себе не можешь, как счастлива я была, когда он ступил на эту землю, как... Я наконец, перестала видеть смерть, оборачиваясь назад. Я начала жить не прошлым, а будущем!
-Я рада за тебя. Потому что знаю, каково это - любить. И я завидую тебе - для тебя все самое черное позади. Может быть... Может быть то, как ты преодолела невозможное, позволит и мне сде-лать это... Но... Прости, но если Шамаш - не Ут... Тогда ведь, значит, Нергал знал, что не просто победил своего врага, но убил его. И ему не было никакой надобности накладывать на тебя это заклятие... Тот плащ, который скрывает тебя от Шамаша... Значит, его не существует. И вы...
-Когда веришь в нечто целое, столь же сильно веришь и в его часть. Иначе нельзя. Нергал не накладывал на меня закля¬тия, ты права... Я сама своей верой сделала это. Не его, мой собственный плащ укрывает меня. И именно поэтому я не могу его снять. Можно быть сильнее, мудрее или хитрее другого, но только не се¬бя. Однако я верю: если сбылась часть, сбудется и все осталь¬ное.
-Ладно, Айя, мне пора возвращаться…
-Подожди, - она повернулась к богине врачевания. В ее голосе, движениях вдруг что-то изменилось. - Прежде, чем ты уйдешь, я тоже хочу задать тебе пару вопросов…
-Айя, я… Я ничего такого не делала… - она попятилась, затрепетала, ощутив на себе полный ледяного холода взгляд. - Ну, конечно, мне не следовало обещать девочке оживить ее мохнатую подругу… Но, право же, обещание – это не проступок. И вообще… Когда один из твоих священных волков прибежал ко мне с просьбой от Шамаша и…
-Ты решила воспользоваться ситуацией и отомстить ему?
-Нет! Как я могу! После всего, что он для меня сделал!
-Не морочь мне голову! – резко прервала ее богиня снегов. - Я не смертная, которая не способна отличить правду от лжи, и не Шамаш, который, даже чувствуя обман, готов верить, если его просят помочь!
-Ты не знаешь, что случилось! – не выдержав, вскричала богиня. - Ничего не происходит просто так! Мой город, моя Керха… Там должно было родиться будущее! А вместо этого… Я потеряла одно из тех существ, которые были мне очень дороги!
-Но не своего же возлюбленного!
-Какая разница! Его сестру! А когда… Когда смерть подходит так близко, страшно ужасно страшно, что…
-Но при чем здесь Шамаш? И девочка? И мои священные волки?!
-Смертные – ни при чем! Им я ничего и не сделала!
-Шуллат не должна была умереть! Шамаш исцелил ее!
-При родах что-то пошло не так. Бывает. Он предполагал, что так может случиться…
-Могло случиться – потому что он знал, что ты вмешаешься!
-И поэтому прислал за мной своего волка! – богиня нервно хихикнула.
-Ты пришла бы и так! Он же хотел, чтобы ты одумалась! А ты… Ты заставила всех страдать! И сидела и смотрела, как они страдают! А чтобы Шамаш не вмешался – усыпила его!
-Он был слишком слаб! И нуждался в отдыхе! А потом… Даже если и так, что с того? Все, что я хотела, это чтобы он понял: каково терять! Я хотела поставить существо, которое ему дорого, перед тем же выбором, перед которым оказалась моя названная сестра! Чтобы…
-И что? Теперь ты довольна?
-Нет, - вздохнув, она склонила голову на грудь. - Потому что страдают всегда не те, кто заслуживает страдания, а невинные…
-Ты сама все так устроила!
-Да… И выбор волчицы… И девочки… - она качнула головой. - Может быть… Может быть, я действительно была не права. И случилось именно то, что должно было… И тогда, и теперь…И Шамаш был прав… Зря я его так ненавидела…
-Тебе не кажется, что слишком поздно для раскаяния?
- Признавать свои ошибки никогда не поздно. Главное ведь их не повторять… Ладно... Ладно, я понимаю… Мне нужно будет извиниться перед ним…
-Извиниться! Да ты предала его!
-Не передергивай! Я лишь… Ошиблась! И все! Все! Ты, между прочим, ничуть не лучше меня! Если бы не твои игры, с волчицей вообще бы ничего не случилось! И с Шамашем, между прочим, тоже! Так что не тебе упрекать меня! Подумай лучше о том, что ждет тебя, когда он поймет…
-Он все знает.
-Что – все?
-Все, что хочет знать. И хватит обо мне! Какое тебе до меня дело?
-Не боишься, что он тебя возненавидит?
-Нет!
-А скажи, - казалось бы, она решила сменить тему разговора, - что там за история с драконом? Какая-то игра?
-Каждый из нас играет в какую-то игру, правила которой из¬вестны лишь нам... - Айя вздохнула, качнула головой. - И хотим, чтобы нам подыгрывали окружающие... Не утруждая себя при этом тем, чтобы объяснить другим ее правила...
-Жизнь – не игра, это ты…
-Да? А ты?
-Я?!
-Не возмущайся, не надо. То, что происходило в этой... Керхе, это ведь тоже было не случайно.
-Лика… Я никогда бы…
-Я о том, что случилось прежде. В самом начале этой истории. Кигаль никогда не соблю¬дала правило ста лет. Не было нужды, когда смертные сами дольше не выдерживали... Разве что чуть-чуть... Это ты шепнула ей?
-Нет, - однако, в голосе ее послышались нотки неуверенности. И звучал он как-то... нерешительно.
-Значит, Намтару. Ты всегда была с ним дружна. А уж кому, как не ему, лукавить...
-Он не лгал!
-Я и не говорю, что лгал. И тот маг... Он что, действительно сам, без чьей либо помощи нашел способ вызвать Нергала?
-А что?
-Да так. Ведь для этого ему нужно было быть по крайней мере посвященным Губителя.
-Айя, чего ты от меня хочешь? - не выдержав, взмолилась богиня врачевания. - Я не сделала ничего плохого! Случилось лишь то, что должно было произойти! Я знаю точно! Я говорила с Намтаром, даже смотрела в камень мира! Я... Я просто была частью событий!
-Так же, как и сейчас?
-Да! Так же!
-Что ж… Если тебе хочется считать себя не игроком, а игрушкой в чу¬жих руках - дело твое.
-Ты уж, конечно, не игрушка! Ты что же, тоже захотела, чтобы у тебя появился свой город? Дракон не убивал людей, просто переносил в другое место? В один из твоих ледяных дворцов, да?
-Да.
-Но смертные говорят - "Нет города без Хранителя". И еще - "Если в одном городе появляется Хранитель, значит, где-то он исчезает." Скажи, те, кто бы остался в старом городе, они бы все умерли?
-И что же? Тебе их жаль? Мне - нисколько. Или они жалели тех, кого отдавали дракону? Они просто платили их жизнями за свою... Но жизнь - не верная монета, и никогда не знаешь, кто окажется богачом, а кто бедняком в конце жизни.
-А как же Шамаш!
-Он понял бы меня. Может, не сразу, но потом... Он думает также: когда можешь спасти немногих - сделай это, оставив ос¬тальных другим спасителям. Потому что если будешь спасать всех, не поможешь никому.
-Я не об этом! Дракон...
-С Шамашем ничего не должно было случиться! Я видела буду¬щее. То, каким оно должно было быть! Если бы девочка не убежала от своей судьбы...
-А эта малышка? Зачем она тебе понадобилась? Или ты, зная, что Шамаш относиться к ней по особенному... - ее прервал взрыв смеха.
Айя смеялась до слез, долго, все никак не успокаиваясь.
-Ну ты... - сквозь смех начала она. - Ты что, подумала, я при¬ревновала? - богиня готова была согнуться от хохота.
-Но зачем тогда!
-Да мне просто захотелось сделать ей подарок! Она так мечта¬ла увидеть дракона, полететь на нем над землей. А потом... Я узнала, что Шамаш ищет дракона. И хотела, чтобы именно малышка вернула ему старого друга, чтобы... Ну, чтобы все было так. Потому что... Потому что так должно было быть!
-Но эта маленькая караванщица изменила судьбу...
-Да!
-Как ей это удалось? Ведь она - всего лишь обычная смертная, пусть и одна из спутниц Шамаша. Что в ней такого особенного?
Айя молча смотрела на нее какое-то время, затем набросила на голову белоснежную пуховую шаль, как-то зябко, совсем как смерт¬ная девушка втянула точеные, словно вырезанные из белого льда кисти рук в рукава мягкой пушистой шубы, которая незаметно смени¬ла бесцветный тонкий плащ.
-Мне пора, - проговорила она.
-Ты не ответила...
Но та уже белой снежной совой взмыла в небеса. И Нинтинугга, оглянувшись на мгновение, чтобы, бросив последний взгляд на зас¬тывший посреди снегов караван, спеша убедиться, что ему ничто не угро¬жает, полетела летучей мышью, назад, в свой город…
…Мати сидела в повозке Шамаша, опустив голову на грудь, скользя взглядом по меховым одеялам.
Перед ее глазами танцевали, кружась в причудливом танце, снежинки. Они, искрившиеся в лучах солнца, были чудесны, вобрав в себя блеск огня и задумчивость воздуха... Однако в этой красо-те было что-то... что-то, что мешало сердцу, душе восхищаться ею, не замечая более ничего... Было... Или, может быть, наоборот, не было? В ней не было грусти, боли, мольбы все вернуть назад, пережить жизнь сначала, пройти иной дорогой, не той, что осталась позади.
Отрешенный и холодный, снег не разделял тех чувств, что охва¬тили Мати, и потому был ей чужим, совершенно чужим...
Незаметно подкрались воспоминания, заставив с силой сжать вмиг побелевшие пальцы, стиснуть бледные нити губ.
А затем... Ей показалось... Она почувствовала: словно легкий теплый ветерок коснулся ее головы своими нежными пальцами пробе¬жал по волосам.
Медленно, даже как-то с опаской подняв глаза, она встретилась взглядом с Шамашем, который, продолжая все так же неподвижно лежать под покровом одеял, задумчиво смотрел на нее мерцавшими в полутьме повозки, словно звезды на ночном небосводе, глазами.
-Шамаш, ты не спишь? - заметив открытые глаза бога солнца, осторожно спросила Мати.
Тот скорее взглядом, чем движением губ ответил ей: - Нет, - он хотел еще что-то сказать, но девушка остановила его:
-Молчи. Не трать силы на разговоры. Матушка метелица сказала - ты должен отдохнуть... Ты знаешь, Она приходила сюда... Она та¬кая... Я даже не поняла, какая Она... Наверное, потому что при-выкла видеть образы, а она... Она как луч света, живущий вне огненной лампы, пламень без костра... Наверное, она очень красивая... наверное, ее красота могла ослепить меня и пото¬му Она скрывала Свой лик...Она очень заботливая. Как мать. И строгая... Строгая, но при этом добрая... Я знаю, моей Шуши будет хорошо в ее ледяном дворце...
"Прости меня, малыш, - на языке мыслей заговорил с небожитель. В его взгляде были сочувствие и боль, а еще - вина. - За то, что меня не оказалось рядом с ней в тот миг, когда я был нужен..."
-Ты… Ты ни в чем не виноват… Это все я. Слишком поздно поборола свою гордость и побежала за помощью.
"Никто не просит о помощи. Все ждут, когда ее предложат".
-Таков закон... Нас учили от рождения, что нельзя просить...
"Малыш..."
-Нет, я знаю: боги... С Ними все иначе. Их нужно молить о помощи… Зачем иначе молитвы? И вообще... Но... Шамаш, можно я спрошу? Для меня это очень важно!
"Конечно".
-Госпожа Нинтинугга… Ты звал богиню врачевания или воскрешающую мертвых?
Вздохнув, Шамаш на миг закрыл глаза.
-Я думал, - он заговорил вслух. Его голос был тих и хриплова¬то-глух, временами переходя в сип, - она поможет мне удержать Шуллат среди живых... А воскрешать ту, которая видит в этом зло... - он качнул головой. - Это было бы неправильно.
-Да, я понимаю, - ей стало легче. Пусть не намного, но все же. - Значит, я поступила верно, отпустив волчицу. Хоть в этом я не ошиблась... И... - чувствуя, что на глаза вновь набежали слезы, она всхлипнула, прикусила губу, и поспешно заговорила о другом - радостном: - У Шуши родилась дочь! Ее зовут Ашти... Она очень слав¬ная, совсем такая, какой когда-то была... – воспоминания о подруге заставляли ее плакать, но девушка все равно продолжала, упрямо смахивая слезы со щек:- Она - маленькая Шуши. Она - моя Шуши, которая захотела, переро¬дившись, прийти ко мне... чтобы стать такой золотой волчицей, ко¬торая была нужна мне - такой же не совсем своей для своих, как и я... - она ус¬покаивала его... и себя тоже.
"Умница!" - Шамаш улыбнулся.
-Ашти такая славная! Она сейчас спит, но... Хочешь, я принесу ее к тебе?
"Нет. Не надо будить малышку. Познакомишь меня с ней потом..."
-Шамаш...
"Да, девочка?"
-Если бы... Если бы все произошло иначе…
"Малыш, - нахмурившись, он тяжело вздохнул, сжав губы, качнул головой, - не знаю, смогу ли я сейчас повернуть время вспять…Для этого нужны огромные силы…"
-Нет, Шамаш, нет! - в отчаянии замотала головой девушка. - Я не об этом! Я не прошу тебя изменить судьбу! И не хочу, чтобы ты вернул все в прошлое! Ведь для Шуллат это было бы то же самое, что пытаться воскресить ее, да? Шамаш, я… Я просто… Если бы я не пыта¬лась изменить судьбу, Шуши была бы жива?
"Она ушла бы потом.Ты бы все равно пережила ее. Жизнь вол¬ка коротка..."
-Сколько? Сколько бы она тогда прожила? Шесть лет? Может быть даже десять? А так... - она всхлипнула, стремясь удержать сле¬зы в границах, но те, перелившись через край, потекли по щекам, коснулись солью губ.
"Малыш, не мучай себя. Что произошло, то произошло".
-Но этого не должно было случиться, не должно! - с силой сжав кулаки, так что ногти впились глубоко в ладони, она стукнула себя по ноге, словно нарочно стремясь причинить себе боль. - Я все сдела¬ла не так! Я хотела... Я думала... А получилось...
"Все когда-нибудь ошибаются".
-Но не так! Не так, чтобы за эту ошибку пришлось платить другим! Шуши умерла из-за меня! Потому что я испугалась и захоте¬ла изменить судьбу! Ты предупредил меня - о даре, о будущем...
"Возможно, мне не следовало этого делать".
-Нет! Ты все сделал правильно! Это я не поняла смысла пре¬дупреждения! Я... Я схватилась за мысль о даре, забыв все то, о чем ты говорил! Я увидела миг будущего и испугалась его... Или да¬же не его, а своего страха... Захотела убежать, все изменить, не задумав¬шись к чему это приведет, не заглядывая ни на шаг дальше того мига, в котором жил мой страх! Я виновата перед Шуллат. Но больше всего я виновата перед тобой! Если бы я не была такой ду¬рой, с тобой бы ничего не случилось!.
"Полно, девочка. Это все позади. Оставь воспоминания минув¬шему".
-Я... Я ненавидела тебя! Понимала, что ненависть ранит боль¬нее когтей дракона, и все равно продолжала... Словно... Словно специально стремясь сделать побольнее... - уткнувшись в одеяло воз-ле его руки, она зарыдал. - Просишь ли ты меня когда-нибудь? Смогу ли я заслужить твое прощение?
"Милая..."
-Нет! - испуганно остановила его Мати. - Не отвечай сейчас! - вып¬рямившись, девушка провела ладонью по щекам. Она хотела смахнуть слезы, но лишь размазала их по лицу, которое сразу сделалось мок¬рым и липким. - Потому что... - продолжала она, - потому что я не готова услышать ответ! Каким бы он ни был! Потому что за такое не прощают! Даже друзей. Ведь мы... были, - она с трудом выговорила это слово. Ей так не хотелось, чтобы все осталось позади... - друзьями. Особенно друзей! Это... это как пре¬дательство! Я предала тебя...А самое такое... - слезы вновь по¬текли у нее из глаз. - Больнее всего, тяжелее всего от того, что я знаю: ты бы простил меня и за это... Ты всегда был очень добр ко мне...А я отплатила тебе... - почувствовав, что готова заскулить, совсем как больная волчица, Мати прикусила губу, мотнула головой из стороны в сторону. - Я сама себя не прощу за это! Никогда!
"Зачем ты мучаешь себя и меня? Мне больно видеть тебя такой несчастной..."
-Прости! Я сейчас успокоюсь... Сейчас, - она заставила себя улыбнуться сквозь слезы. - Давай поговорим о другом, хорошо? О судьбе. Вот я... Я убежала от своей судьбы... Значит... Я не прошла испытание... Кто я теперь - вечный ребенок?...
"Малыш..."
-Нет, я все понимаю... И... Пусть я лучше останусь вечным ре¬бенком. Только не рабыней! Мне бы не хотелось быть рабыней! Хо¬тя, наверное, такая судьба была бы достойной карой...
"Ты опять?"
-Прости... Просто... Я не могу не думать об этом... Мне нужно что-то... Наверное, если я буду что-то делать, перестану думать...
"Ты говорила, дочь Шуши зовут Ашти..."
-Ашанти... - стоило Мати подумать о волчонке, как ее глаза загоре¬лись теплым, добрым светом. - Я буду заботится о ней, любить ее сильнее самой себя... - на одном дыхании произнесла она. А затем на мгновение умолкла, прислушиваясь к своей душе, мотнула головой: - Но этого мало! Дай мне какое-нибудь поручение! Чтобы оно занимало как можно больше времени. И как можно больше мыслей!
"Думать о другом, чтобы не переживать за себя..."
-Да! - с готовностью воскликнула Мати. А затем в ее глазах забрезжило смутное воспоминание. Она уже слышала эти слова... Или даже говорила их сама... - Знаешь, пока мы с Сати сидели в повозке, мы разговорились... И об этом тоже...
"Она славная девочка".
-Да. Но очень одинокая.
"Ты могла бы помочь ей?"
-Наверно... - неуверенно начала она, а затем решительно кивну¬ла: - Да! Я стану ее подругой. Если, конечно, она согласится дру¬жить со мной.
"Дружба - один из высших даров. А от дара не отказываются".
-Один из... А какие другие?
"Любовь".
-А вера и надежда?
"Они - другие".
-Я... Я пойду к ней? Ей сейчас нелегко, ведь на ее глазах умерла золотая волчица... Она чувствует себя виноватой. Хотя ни в чем не виновата. Она сделала все, что могла... Постараюсь успо-коить ее...
"Давай...А я еще посплю..."
-Да. Прости. Матушка метелица велела только посидеть рядом с тобой, но не говорить... А я надоедала тебе своими разговорами...
"Ничего, милая... "
"А… Ты останешься один…"
"Все в порядке…"
" Я пришлю к тебе кого-нибудь, ладно? "
"Ладно… Малыш, тебе тоже нужно отдохнуть. Ты выглядишь измученной.Постарай¬ся заснуть".
-Я не смогу! Мне снятся кошмары! Все время, с тех пор, как... Как я увидела тот вещий сон...
"Кошмаров больше не будет".
-Правда? Ты прогонишь их? - в этот миг она снова была малень¬кой девочкой.
"Да".
-Тогда хорошо... - девушка вздохнула с облегчением. Она собра¬лась уходить, но уже у края повозки остановилась. - Шамаш... Я хоте¬ла попросить тебя еще об одном... Эта способность... Видеть буду¬щее... Пусть ее у меня не будет! - ей было невыносимо ду¬мать, не то что говорить, когда в глубине души она совершенно яс¬но знала, чувствовала: ей не прожить и мига без дара, потому что он - больше, чем просто частица ее души, он - она сама.
"Я столько раз говорил, что мне казалось, ты поняла: от дара не отказываются".
"Лучше так, чем…" – она всхлипнула, готовая вновь расплакаться.
"Малыш, - его руки все так же неподвижно лежали на складках полога, но прикосновение взгляда было горячее касания пальцев, было исполнено заботой и лаской. - Дар предвидения в чем-то схож с магической силой. Умение властвовать им не приходит само по се¬бе. Этому учатся - долго и упорно".
-Я не смогу, я не сумею!
"Сумеешь. Если захочешь. А ты ведь хочешь, правда?"
-Да, - шмыгнув носом, она опустила голову, украдкой смахнула со щеки слезу.
"Значит, так и будет. Все, что тебе нужно для этого - время. Время и уверенность в себе. Не подведи меня. Не разочаруй".
В тот же миг она подняла на него испуганный взгляд взволно¬ванных глаз. Нет, только не это! Все что угодно, но не укор в его глазах.
-Я постараюсь! - о нет, она не просто постарается - сделает все, чтобы было так.
"Вот и отлично..."-улыбнувшись ей, он снова закрыл глаза.
-Я...Я пойду...
-Подожди мгновение, - его голос по-прежнему звучал глухо и хрипло. Рука шевельнулась.
-Что, Шамаш? - девушка рванулась к нему, склонилась. - Тебе пло¬хо? Я позову лекаря!
-Нет... Все нормально... Вот, возьми, - на его ладони возник серебряный браслет.
-Это... Это мне? - восхищенно глядя на мерцавший, будто живой узор - картинки, покрывавшие серебряные пластинки,прошептала Мати. Она потянулась было к нему... Но остановилась, так и не коснув¬шись: - Я не могу взять твой подарок, Шамаш. Я не достойна его!
-Глупости. Каждое мгновение жизни слишком дорого стоит, что¬бы расплачиваться им за лишенную души вещь. Как красива бы она ни была... И, потом, не я дарю тебе браслет. Я лишь передаю его.
-Кто же тогда... Матушка метелица! - ее глаза блеснули было радостным огнем озарения, но угасли, едва Шамаш качнул головой.
-Нет. Браслет не от нее.
-Кто же тогда дарит мне такую чудесную вещь? Ведь она была создана богами, не людьми, да? У меня нет других знакомых богов. Только ты...
-Ты встречала его во сне... В том сне, о котором Евсей сло¬жил легенду.
-Лаль? - Мати попятилась. Сперва в его глазах было лишь удив¬ление - почему он передает ей вещь врага? Неужели она так прови¬нилась перед ним, что он решил наказать ее столь страшным образом? - Я не приму подарок от бога сновидений! Он... Он ненавидит меня. Я знаю! Что бы он ни делал, он делает,чтобы причинить мне боль! Из-за него я сделала все не так! Он хотел, чтобы я ненавидела те¬бя, сомневалась в тебе!
-Я никогда не принес бы тебе подарок от бога сновидений. Бо¬лее того - не позволил бы и тебе самой взять хоть что-то принад¬лежавшее ему.
-Я и сама бы никогда не взяла... - она поморщилась. - Я знаю: он еще будет пытаться навредить мне. Только не понимаю, почему! Что плохого я ему сделала? Или все дело в том моем желании управлять снами? Он решил, что я решила завладеть его властью? Но я ведь всего лишь простая смертная!
-У кого есть друзья, найдутся и враги.
-Да, я знаю. Так говорят легенды. Но о людях!
-Небожители тоже ревнуют, любят и ненавидят. У них есть братья и сестры, не все из которых питают к ближним добрые чувс¬тва.
-Да, твоя младшая сестра... Может быть… Может быть, Лаль и есть тот враг, которого ты мне напророчил… Но если это подарок не от Лаля….
-Помнишь тот сон, о котором твой дядя написал легенду? Я не все рассказал о нем. В легенде не все так, как было на самом де¬ле.
-И что же! На то это и легенда!
-Тот сон... Происходившее тогда касалось тебя больше дру¬гих... Ты вправе знать...
-Подумаешь! Мне это совсем не нужно! Ты и представить се¬бе не можешь, сколько снов я забываю... - она говорила быстро, возбужденно... А затем вдруг остановилась, взглянула на него с печалью. - Но этот сон я помню... Вернее, не сон... Это ведь был не сон вовсе.
-Да, девочка. Тогда я вернул время вспять. И поменял местами явь и сон.
-Чтобы я жила?
-Да. Я должен был рассказать тебе все раньше...
-Шамаш... - она не осуждала его, нет, более того, всем сердцем, всей душой верила - он поступил правиль¬но. - Раньше я не понимала этого. И не принимала... И вообще... Зна¬ешь, мне бы очень хотелось, чтобы сейчас тоже явь поменялась мес¬тами со сном...
-Малыш...
-Это невозможно, я понимаю... Потому что сейчас все иначе. Потому что сейчас мы не во владениях Лаля... Потому что... - она провела ладонью по лицу, смахивая вновь покатившиеся по щекам слезы. - Потому что лучше не возвращаться назад, когда еще можешь идти вперед. Иначе потеряешь все...
-Ты взрослеешь прямо на глазах, девочка.
-После всего случившегося, никто бы не смог остаться преж¬ним. Это плохо?
-Повзрослеть?
-Стать другой.
-Плохо быть не собой. А другой или той же самой - не важно.
-Шамаш, я кажется поняла, кто дарит мне этот браслет. В том сне я встретила... Эрру, - она не решилась назвать Губителя другим его именем, слишком много страха оно излучало. И вообще, в том обличие, в котором Нергал привиделся ей, он не был таким уж злым и безжалостным. Словно зло не всегда бывает только злом. - Он... Он был на твоей стороне в сражении с Лалем?
-Это было скорее противостояние... Не знаю, ма¬лыш. Думаю, он был на своей собственной стороне. Но он помог мне обратить беду ночным кошмаром.
-В легенде этого нет.
-Он не хотел, чтобы люди узнали.
-Почему?! Все бы поняли, какой он...
-Какой? Малыш, как бы он ни относился к тебе, разве можешь ты назвать его добрым?
И она вспомнила Сати с Ри. И других. Тот город... Леген¬ды...
-Я... Я не знаю... Нет, наверно... Конечно, нет, но... Шамаш, он помнит меня?
-Он все помнит. И беспокоится о тебе. Малыш, этот браслет призван защитить тебя от демонов и злых духов. Нергал хочет, что¬бы тебе ничто не угрожало. Возьми. Не бойся.
-Я не боюсь, - она взяла браслет, быстро надела на левую ногу.
-Все правильно, - улыбнулся Шамаш. - Ты знаешь.
-Да. Не понимаю, откуда... Просто... Ты не сердишься на меня?
-За что?
-Ну... Потому что Эрра благосклонен ко мне... А он... Он твой враг...
-Да, мой враг. Но мне не хотелось бы, чтоб он был и твоим врагом. Я боялся этого. И рад, что все иначе.
-Спасибо тебе!За все! За понимание и прощение! За то, что солнце светит и снег хрустит под ногами, за дорогу без конца и края, вечную, как наша жизнь! За то, что ты есть, за то, что ты здесь! И за то, что на свете есть мечты, у которых нет тени! - как бы громко это ни зву¬чало, она говорила искренне, сердцем, душой. И еще. Самого главного, самого последнего она сказать не решилось. Хотя эти слова и уже были готовы сорваться с ее губ. Нет, она и помыс¬лить не смела... Но сердце... Оно бешено стучало в груди, повторяя вновь и вновь: "Я люблю тебя!" - и, покраснев, девушка поспешила поскорее выскользнуть из повозки, заставляя сердце успокоиться.
КОНЕЦ 5 книги
Книга 5. Слезы на камнях - 4 часть
© Copyright: Юлиана Суренова, 2008
Свидетельство о публикации №208121400534
Свидетельство о публикации №208121400534
Рецензии