Зеркала

Я стоял в зале, полном зеркал. Больших и маленьких, круглых и прямоугольных, простых и многостворчатых, кривых и обыкновенных... Впрочем, в наличии последней дихотомии я не уверен: трудно понять, что из изображаемого ложь, а что правда, если повсюду видишь одни только зеркала. Может быть, они все были кривыми, а может быть, каждое из них отображало реальность беспристрастно... Если верен первый вариант – возникает новый вопрос: были ли все кривые зеркала кривы одинаково или каждое из них искажало предметы по-своему? А может быть, зеркала делились на какие-то группы, подгруппы, и...

Я начинал чувствовать, что схожу с ума. Внезапно мне пришло в голову, что мое сознание  – это тоже своего рода зеркало. Глядя на появившееся в каком-либо из внешних зеркал отражение, я не мог быть уверен не только в том, что то зеркало отразило предмет правильно, но и в том, что впоследствии это отражение было верно воспринято зеркалом моего сознания.

Вам трудно даже читать это? А вы вообразите, каково мне было это переживать.

Дальше – больше. Я стал пытаться встать таким образом, чтобы мое изображение в каждом из зеркал выглядело хорошо. Мне казалось, что это важно. Однако ничего не получалось: всегда лишь несколько зеркал удовлетворяли мое стремление, в остальных же я наблюдал то какие-то невыразительные обрывки собственной внешности, а то и вовсе откровенное уродство. И сколько я ни менял позы – соотношение приемлемых и неприемлемых отражений не менялось, менялось лишь их распределение между зеркалами. Заметив это впервые, я так разозлился, что даже разбил несколько «недружелюбных» зеркал... Ничего не изменилось. Я разве что получил возможность краем глаза наблюдать в нескольких зеркалах психа, с озверелой рожей крушащего кулаками мертвое равнодушное стекло. Вытирая с рук кровь, я окинул зал взглядом и несколько успокоился: другие несколько зеркал исправно демонстрировали меня в виде эдакого трагического героя, достойного всяческого сочувствия и уважения... А проще говоря – моя выходка ни на что не повлияла. Мне так и не удалось привести зеркала к согласию.

Ни на что не повлияла, гм... Я заинтересовался и, перекатывая в сознании какую-то неясную мысль, попытался сделать нечто противоположное своему прежнему стремлению. А именно – я постарался выглядеть как можно более плохо. Я жестоко пнул выскочившую неизвестно откуда собачонку, затем еще сильнее приложил ногой рыдающего маленького мальчика, который также возник из ниоткуда и попытался защитить своего пса... Затем я увидел лежащую на земле женщину. Израненная и обожженная, грязная, но очевидно не привыкшая к ранам и грязи. Очевидно, еще вчера она мазала свое тело дорогими кремами и облекала его в удобную и красивую одежду... Она молила меня о помощи. Наверное, в моем лице было что-то такое, что заставляло ее надеяться... Совсем недавно, когда я пытался выглядеть хорошим, ее надежды оправдались бы. Но теперь ей не повезло. Я...

А потом я огляделся по сторонам – и, черт бы меня побрал, соотношение красивых и некрасивых отражений оставалось прежним! Да, здесь действительно присутствовали зеркала, в которых все содеянное мною выглядело чуть ли не героизмом! И, что самое интересное, таких зеркал было немало...

На мои плечи навалилась необыкновенная усталость. Для чего я столько... недель? Месяцев? Лет? Неважно, когда счет времени потерян. Так все-таки – для чего я кривлялся перед этими зеркалами, не думая почти ни о чем, кроме обманчивых отражений, если это по определению не могло ничего изменить в раскладе? Да что там – зачем я делал это, если сам расклад по сути далеко не так важен, как мне до сих пор представлялось? Для чего...

Зеркала закружились в неистовом вихре. Расстояния между ними начали увеличиваться, и я стал замечать, что помимо зеркал в зале умещаются многие другие вещи: разнообразные здания, дороги, мосты, озера, поля, леса... А также луна, земля, небо. Сами зеркала тем временем как бы обрастали мясом, приобретая форму лиц – самых разных лиц. Затем у них начали вырастать ручки, ножки, и вот они уже закопошились в подобии гигантского муравейника...

Чувствуя себя освобожденным от многолетнего заточения пленником, я умылся ледяной водой, вышел на балкон и тихонько закурил. Холод пронзал меня до костей, а от почти вечной декабрьской мглы веяло чем-то необыкновенно чуждым, космическим...   

Но мне это не мешало. Я просто курил и просто смотрел вниз, изредка вылавливая взглядом какого-нибудь закутанного в множество цветных тряпок человека. Я вспоминал, что еще недавно этот – конечно же, и этот тоже! – человек казался мне зеркалом, достойным того, чтобы перед ним кривляться. И я кривлялся. Забавная, должно быть, была картина... Для него.

Впрочем, для меня-теперешнего – тоже. Что же мне, плакать?.. Оплакивают умерших. А все эти детсадовские "умер, чтобы родиться вновь", "начал новую жизнь", - знаете ли, не по мне. Я уверен, что жизнь у меня одна, и она мне слишком нравится, чтобы задумываться о какой-то аморфной "новой". Смех же мой... Да, теперь я понимаю, на что это похоже. В книгах в таких случаях пишут что-то типа: "его лицо озарилось легкой улыбкой, ясно дающей понять, что он помнит о заблуждениях юности". Так что, по всей вероятности, случившееся со мною называется "повзрослеть". Примем это за рабочую гипотезу.