О розовом и белом. Быль

Есть такая литературная форма - «быль». Особенно хорошо Л.Н. Толстому удавалось создавать популярные произведения в этом жанре. Признаюсь, направление это мне казалось неинтересным и примитивным, однако на днях я увидел «быль» своими глазами. Осталось изложить увиденное.
Итак, стою, никого не трогаю, свой велосипед починяю. Подбегает пожилая дама с собачкой, этой собачкой влекомая, и следующая только по одной собачке ведомой траектории.
- Помогите натянуть цепь, мы с Эдиком (так собачку звали) пытались, но теперь это сделаете вы.
Да. По ее лицу я понял, что это сделаю. Уже бегу за дамой по собачкиной траектории. Прибежали. Вижу розовый велосипед, с розовыми ленточками на руле, цвета манной крупы колесами. Рядом сидит девочка лет десяти с розовым личиком и цвета манной крупы волосами, она розовой тряпочкой трет цепь своего нового, очевидно упоительно дорогого велосипеда.
- Это сделает он! – провозгласила дама, уже потерявшая собачку.
Да-да. Это сделаю я. Куда деваться. Девочка протянула мне розовую тряпочку. Тряпочка была бархатной на ощупь и на расстоянии благоухала как майская роза. Видимо натягивать цепь такого великолепного технического средства дозволялось именно ей. Поскольку инструкции к велосипеду у девочки не было, проверить я эту догадку не мог. Повертел тряпочку в руках, но так и не понял, куда ее применить, решил на свой страх и риск действовать привычным порядком. Я перевернул велосипед колесами вверх. И услышал истомленный, явно уставший от жизни, срывающийся на шепот с придыханием девочкин голос:
- Что вы делаете, у него же только цепь. Натяните ее тряпочкой.
Я признался, что тряпочкой не умею, могу только так, кверху колесами. На меня смотрели две разочарованных пары глаз. Одни принадлежали даме, которая одновременно искала собачку и жалела, что пропала собачка, вот лучше бы я пропал, от меня все одно – никакой пользы. В глазах же девочки я увидел страшное. Даже не знаю, что за чувство они выражали, явно оно было из разряда презрения, но более мощное, глубокое, с элементами отвращения и гадливости. Переосмыслив свой предыдущий опыт, я понял, что это взгляд чистого возвышенного гламурного существа на отвратительную негламурную действительность. Не в силах выносить это дальше, я решительно надел цепь на шестерни, повернул педаль, и цепь, как влитая, встала на предназначенное ей инженерно-гламурной мыслью место. Поставив велосипед на колеса, я радостно объявил:
- Готово!
Затем я наблюдал, как гламурное презрение сменило на лице девочки не менее гламурное удивление.
- Каааак? Ууууже всееееё? – еще не могла привыкнуть к поворотам судьбы девочка.
- Все, – ответил я.
На лице у девочки засветились гламурная радость и милостивое благоволение. Она протянула мне тряпочку цвета манной крупы.
- Протрите цепь.
Тут внезапно нашлась собачка. Она стала прыгать на меня и пытаться выхватить тряпочку цвета манной крупы. Я, прижимая тряпочку к груди, кричу:
- Эдик, террорист, отстань!
Слышу голос его хозяйки:
- Кто террорист? Эдик? Да он тут не причем, это не он цепь сорвал! Что вы несете, как можно говорить такое?!
Я пытаюсь отстоять тряпочку у Эдика, который вот-вот до нее доберется, и отчетливо представляю себе, как он, своими маленькими кривыми лапками, коварно усмехаясь, снимает с велосипеда цепь. Еще минута, и я бы поверил в это, и сошел с ума окончательно. Но Эдик увидел черную кошку и погнался за ней (а еще говорят, что встреча с черной кошкой – к несчастью). От сумасшествия я временно был спасен, но от обязанности протирать цепь меня никто не освобождал.
- Цепь нельзя протирать, иначе она заржавеет, ее нужно смазывать маслом, – собрав волю в кулак, я сообщил девочке горькую правду.
- Дааааа? А кааааким мааааслом?
- Оливковым, настоянным на розмарине и орегано, - не моргнув глазом, соврал я. Ну не мог же я сказать что машинным, ну будьте людьми, пожалейте девочку.