Английская булавка

Посвящается тому, что уже случилось, что происходит со мной сейчас и тому, что может произойти.

Днем, за бесконечным хороводом дел, за нескончаемым людским потоком, за десятками несущихся электричек я бываю почти что счастлива... Почти. А знаешь почему? Потому что я не думаю о Тебе. Нет, конечно, Ты по-прежнему рядом, где-то за спиной. Дышишь ровно, спокойно, и я чувствую, как твое теплое дыхание касается моей кожи. Иногда, Ты берешь меня за руку, но совсем ненадолго, лишь для того, чтобы я не споткнулась, переступая очередной порог. Да, я не вижу Тебя, да, я не думаю о Тебе. Почти…

Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Ночь ленивым червяком подползает к моему порогу. Выключается свет, расстилаются постели, компьютер успокаивает свое мерное урчание и засыпает, погасив свой единственный глаз-монитор.

Кошка-Тишина мелкими шажками подбирается ко мне. Обернув элегантные лапки тонким хвостиком, она садится рядом на ковер и смотрит на меня своими жуткими, почти человеческими глазами.  Пытаться погладить ее абсолютно бесполезно – рука лишь скользнет сквозь пустоту. Остается мириться с присутствием незваной гостьи.

А следом за Кошкой приходишь Ты. Садишься напротив, подперев ладонью подбородок, улыбаясь одними глазами. И что самое интересное – глаза-то у Тебя самые обычные. Карие, цвета некрепкого кофе. Только я почему-то не могу оторвать от них взгляда, хотя, если задуматься... Я ведь не сплю уже третью ночь подряд. Право слово, все глупости!

Неловким движением ноги я пугаю сидящую рядом кошку. Она вскакивает, выгибает спину и со злобным шипением отскакивает на пару сантиметров назад. По ночному шоссе проносится машина…  Еще несколько минут Кошка-Тишина ходит туда-сюда, пытаясь успокоиться - то доносится сквозь ночь звук удаляющегося авто. Наконец, чуткое животное снова подходит ко мне и садится рядом.

Ночью я не могу не думать о Тебе. Нет больше шума проезжающих электричек, гама людской толпы, мерного бормотания лектора. И я действительно не могу ничего с собой поделать. Поэтому Ты так смел, что позволяешь себе даже сидеть напротив. Позволь, я объясню Тебе, в чем дело. Может быть тогда Ты изменишь свой нагловатый взгляд. И кто знает, что прячется на дне Твоих глаз? Ведь в чашке кофе всегда оседает гуща…

Послушай, Ты же проходил анатомию в школе? И, конечно, Ты знаешь, что человек – это сложный организм, созданный по образу и подобию того, кто сотворил этот мир. Так вот, если заглянуть внутрь любого человека, возьмем хотя бы меня, то можно увидеть потрясающую картину: сети голубоватых вен, пронизывающих наше тело, алую кровь, дарящую  клеткам кислород, желудок – насыщающий нас пищей телесной. И среди всего этого великолепия и торжества логики находится сердце. Нет, не то сердце, с изящным мыском, которое рисуют девчонки на асфальте, а некрасивое, похожее на мешок, находящееся в постоянной работе. Его мерный стук успокаивает, убаюкивает нас. Мы знаем, что пока оно стучит – все в порядке, и жизнь продолжается.

Ну так вот, слушай. Знаешь, чем мое сердце отличается от миллиардов таких же сердец? Нет? Элементарно, друг мой, как говаривал один мастер дедукции. Элементарно! К моему сердцу, самой обычной английской булавкой, той самой, которой наши бабушки отводят дурной глаз, за самый край своей толстовки, приколот Ты. Да, вот так вот. Именно этим мое сердце отличается от других.

Я, конечно, понимаю, что звучит глупо и неразумно, но… Ты же не чувствуешь этого, ну тянет и тянет что-то. Подумаешь, край кофты. А я вот чувствую. То место, где булавка проходит сквозь мое сердце постоянно кровоточит, рана не затягивается. Не делай круглых глаз, пожалуйста, это все Твоя вина. С каждым днем, Ты становишься на шаг, но дальше от меня. И булавка все сильнее врезается и тянет истерзанную плоть.

А ведь это не самое страшное. Я же знаю, что Тебе когда-нибудь надоест делать эти маленькие шажки. И Ты с разбегу рванешь в свое светлое будущее. А что будет со мной? Я знаю, что будет. Бесшумно и легко, как нож сквозь сливочное масло, английская булавка пройдет сквозь мое сердце, разрывая его на две части, уродуя ткани и повреждая все на своем пути. Ты этого не увидишь, потому что будешь уже далеко. Да и я не увижу, но я почувствую. Почувствую боль, не знаю, насколько острой она будет, но думаю, что одной из самых сильных, что я когда-либо испытывала. Еще я почувствую, что неутомимый мотор замедлил свой бег, чтобы вскоре замолкнуть навсегда. Наверно, я пойму, что навсегда. А Ты будешь нестись вперед, со скоростью нового локомотива, унося на краю толстовки проклятую английскую булавку, с кровоточащим кусочком сердца…

Ха-ха! Эффект превзошел все мои ожидания! Теперь, когда кофе выпит, видно, что темная гуща на дне оказалась страхом… Ты срываешься с места и начинаешь нервно ходить по комнате. Успокойся. Я еще не все сказала. Бери пример с Кошки-Тишины, она ведь спокойна, словно каменное изваяние. Лишь взгляд ее фосфорических глаз, словно маятник, скользит с меня на Тебя, с Тебя на меня.

Сядь и дослушай до конца. В конце концов, для кого я это все рассказываю? Это о Тебе я не могу не думать… Не смотри на меня с таким страхом. В Твоих силах не допустить такой кровавой развязки. Останься со мной. Просто останься со мной! Подойди поближе, чтоб боль от потемневшей булавки стала меньше. Да, вот так. И больше не уходи. Ни на шаг, ни на сантиметр! Тогда наше проклятье станет нашим благословением. Простая английская булавка станет мостиком между нашими сердцами. Ведь Ты, конечно же, захочешь снять ее с края толстовки и прикрепить к своему сердцу. Я помогу Тебе сделать это осторожно, не причинив боли никому из нас. Возможно, сначала плоть будет кровоточить, но потом… Если стоять рядом очень долго, целую вечность, то раны затянутся, кровь уймется, а сердца научатся биться в унисон, чтобы неловким движением не сдвинуть булавку. Я по-прежнему не смогу не думать о Тебе, но ведь гораздо приятнее размышлять, глядя в глаза любимому. Ты согласен?
Кошка-Тишина зевает во всю свою розовую пасть. Отец включает в ванной воду, уже утро…  Легкое животное разминает одну за другой все свои четыре лапки и прыгает на подоконник. Пора. Уже явственно слышен гудок первой электрички. Взмах черного хвоста, и кошка скрывается в робком свете ясного утра.

Да, Ты можешь идти. Не важно, что я еще не закончила и много чего не сказала Тебе. Этого я, наверно, не скажу никогда. Есть то, что нельзя сказать словами, то, что сильнее английской булавки, приковавшей моё сердце к Тебе. И это важно. Гораздо важнее той чепухи, что я несла до сих пор. Иди, пожалуйста. Скоро надо вставать и двигать жизнь вперед. А Ты по-прежнему стой за моей спиной и держи меня за руку. В моей жизни будет еще много порогов, через некоторые я так и не смогу переступить. Но я буду счастлива. Почти что счастлива.

Но Ты помни, пожалуйста, что когда наступает ночь, я не могу не думать о Тебе, и проклятая английская булавка холодит мне сердце.  Пожалуйста, помни, о чем я Тебе говорила. Не делай мне больно. Ты знаешь, чем все может закончится, и, боюсь, что груз от моего разорванного пополам сердца будет Тебе не по силам. А теперь, иди!

Я легко поднимаюсь со старого ковра. Слава Богу, еще одна ночь позади! На следующие часы можно забыть о Тебе. Почти забыть. Потому что булавка легким покалыванием напоминает мне о том, что уже случилось, что происходит и о том, что может случиться…