Гадёныш?

      Сонный покой обычной пятиэтажной «хрущёвки» сиплым уханьем клаксона  потревожил  грузовик с мебелью и прочим домашним скарбом. Это приехали новые жильцы. Всем процессом вселения распоряжалась бойкая старушка, постоянно покрикивая то на вспотевших грузчиков, то на молодую женщину, её невестку. Её сын – тридцатилетний мужчина, полный и лысеющий, лениво  таскал  какие-то чемоданы. Очевидно, перспектива обживания нового жилища его совсем не радовала, после третьего чемодана он, устало вытер пот, поинтересовался у стоящего рядом пожилого зеваки, где тут продают пиво, и исчез в указаннном направлении.  Маленький ребёнок – четырёх лет, не в отца живой и деятельный, сначала попытался что-то носить, однако вскоре ему это надоело, и он побежал знакомиться с ровесниками. Подбежав к одному из них, он с улыбкой толкнул его в грудь, отчего тот, потеряв равновесие, упал навзничь, задрав ноги, и  заревел. Впрочем, вновь прибывшего мальчика это не  смутило, и он  таким же образом толкнул ещё одного карапуза. Мать последнего, налетев на нападающего, в сердцах отшлёпала его, тот заревел такой сиреной, что у присутствующих заложило уши. На место битвы, бросив работу, к шалопаю тут же явилось подкрепление – мать и бабушка, и вскоре во дворе вспыхнула бестолковая, но громкая словесная перепалка разгневанных мамаш. Две старушки, сидящие на лавочке возле подъезда, переглянулись и покачали головами.
Как бы то ни было, но инцидент вскоре забылся. Максим – так звали ребёнка, был устроен  в детский сад, где он сразу «отличился», разбив деревянным кубиком нос одногруппнику, за что и был поставлен в угол в первый же день своего пребывания. Однако, раскаяния за содеянное от него не дождались, наоборот, стоя в углу он  от злости и обиды общипал любимый цветок воспитательницы. С тех пор, единственным светлым пятном в работе несчастной Ольги Павловны, воспитательницы группы,  стали дни, когда Максим отсутствовал по причине болезни. Но здоровье у мальчика было крепкое, а потому таких дней было немного. Все попытки объяснить что-либо  его матери заканчивались тем, что та «открывала варежку»,  громко и истерично обвиняя работников детского сада в чёрствости и неумении работать с детьми.  Однажды  он просто сбежал во время тихого часа, вызвав невиданный переполох. Искали весь день, а к вечеру,  заведующая, капнув себе изрядную порцию валерьянки, выслушивала очередной истеричный визг  матери Максима. Впрочем, к ночи, когда администрация детского сада и райотдел милиции уже сбились с ног,  он пришёл домой сам. Мамаша не стала ставить никого в известность, как ни в чём не бывало, приведя его в группу на следующий день. Ольга Павловна, не спавшая всю ночь, при виде Максима, держащего мать за руку, схватилась за сердце и побежала к заведующей, писать заявление об увольнении. Та, сама измученная, долго уговаривала её потерпеть, и, в конце концов, обе заплаканные они вместе вышли навстречу ожидающему их дьяволёнку.
Через пять дней, Ольга Павловна, радостно забежала в кабинет заведующей:
- Он ногу сломал!
- Откуда ты узнала? – Спросила та, сразу поняв, о ком идёт речь.
- Мать Андрюшки Астахова сказала, они в одном дворе живут. Полез зачем-то на крышу гаража, сорвался. В общем, месяца два-три его не будет точно! – глаза добрейшей Ольги Павловны сияли.
- Ну и,  слава Богу! – заведующая перекрестилась.    
Время текло быстро, и вскоре, к великой радости администрации детского сада, состоялся долгожданный выпуск подготовительной группы. То, что на выпускном утреннике Максим, наслаждаясь собственной безнаказанностью, громко перекривлял голос девочки, читающей какой-то стишок, уже никак не испортило всем настроение. Все, и родители, и дети, смотрели на его выходки как на неизбежное зло.
Как-то через год,  летним вечером мальчишки, разведя костёр, пекли на огне картошку. Некоторые, подпалив кончики деревянных палок, крутили ими над головой,  и  в сумерках казалось, что в руках у ребёнка огненный обруч. Вслед за детворой, поглощённая всеобщим весельем, носилась дворовая собака Белка. Максим, держа в руке  доску от сломанного ящика, вдруг ударил ей Белку по голове. Та, будучи всеобщей любимицей, не ожидала удара, остановилась, часто моргая глазами, посмотрела на обидчика. Максим  молча ткнул ей тлеющей палкой прямо в высунутый язык. Белка взвизгнула от боли и умчалась прочь. Дети, возмущённые выходкой Максима, дружно набросились на него, и вскоре тот, размазывая кровь из разбитого носа,  в слезах убежал домой. На следующий  день замки входных дверей обидчиков были забиты пластилином. Все, конечно, знали, чьих это рук дело, но Максим, глядя честными наглыми глазами, ожесточённо оправдывался. В итоге, связываться с восьмилетним  пацаном никто не стал, и родители просто запретили своим чадам гулять ним.
Получив очередной «неуд» по поведению, Максим плёлся из школы домой, когда на глаза ему попалась пьющая из лужи Белка.  Вспомнив свой разбитый из-за собаки нос, он живо отстегнул ремешок от школьной сумки, накинул его на шею собаки, попытался задушить. Однако силёнок было мало, Белка вывернулась и убежала, на прощанье  цапнув его  за руку. Мать была дома. Вид окровавленной руки и сбивчивый рассказ о том, как «я ничего не делал, а она меня покусала» утвердила её в решимости покончить с озверевшими бродячими собаками в районе. Через два дня двое хмурых  мужиков, поймав петлёй гуляющую по двору Белку, погрузили её в фургончик и куда-то увезли. Больше собаки никто не видел.   
Впрочем, не всё сходило ему с рук. Как-то, он залепил жвачкой пышные волосы одноклассницы Нади, не учтя при этом наличие у неё старшего брата. Тот не стал апеллировать к совести Максима, а просто, подкараулив его в тихом месте, подвесил под оба глаза два замечательных «фонаря». Когда разгневанная мать Максима прибежала к директору школы с жалобой на «не дающее жизни хулиганьё», директор, осведомленный о не совсем  примерном поведении её сына, осторожно  поинтересовался, не хотят ли родители сменить школу, поскольку криминогенная обстановка здесь крайне напряжена, а вот  в  соседней школе, например…  Хитрость не прошла, и Максим остался учиться и дальше.
Второй раз его отметелили, когда он попался на краже часов в раздевалке спортзала. Пятиклассники, поймавшие Максима, отнесли его в туалет и окунули головой в унитаз. Красный от позора и злобы, Максим полгода вынашивал планы мести, но, поскольку обидчики действовали теми же приёмами, что и Максим, то есть шли в полную «несознанку», честно глядя в глаза  учителям, твердили одно и то же: «это не мы»,  месть так и осталась неосуществлённой. 
Вскоре Максим и сам стал пятиклассником,  занимался мелким рэкетом среди первоклашек, отбирая  у них мелочь. Возмущения родителей потерпевших и тревожные сигналы учителей бились о стену слепой материнской любви к сыну. Отец Максима, устав от жены, ребёнка и жизни, тихо ушёл жить к своей матери. Та иногда прибегала, устраивала скандалы и разборки со своей невесткой.
Оставшись одна  с ребёнком, мать Максима полностью переключилась на него, даря ему всё тепло слепой материнской любви, пропуская мимо ушей поток жалоб на её возлюбленное чадо.
В один из дней у Максима появился скутер. Откуда – неизвестно. Приезжая на нём иногда за полночь, Максим будил весь дом, а поняв, как раздражает людей его ночная жизнь, добавил соседям острых ощущений в виде внезапных ночных взрывов петард или громкой музыки. Последняя окончательно достала соседа снизу, и тот, ворвавшись к Максиму в дом, изо всех сил хрястнул  его магнитофон об пол. На следующую ночь у него со звоном разбились все оконные стёкла. Жалобы ни к чему не привели, напоровшись на наглое:
- А это я сделал?
- А кто же ещё?
- Так откуда же я знаю!
Но как-то, в майскую ночь,  знакомый до омерзения рокот скутера прервался визгом тормозов тяжело груженого КАМАЗа. 
На похоронах почти никого не было – мать, бабка, пара соседок  и официальная делегация от школы. Отец Максима на похороны не приехал.
Почему-то всем  сразу стало легко и хорошо.