Помолвка

     «Мясо, масло западло, колбаса на х*й похожа, сыр п*здятиной пропах». Серега Алаторцев усвоил это ритмичное, как детская считалка, правило, двенадцать с лишним лет назад в колонии для несовершеннолетних, и теперь оно немного портило его взрослую жизнь. Большинство других правил, отмазок и ритуалов малолетки Серега если и не забыл полностью, то, во всяком случае, часто их не вспоминал. А вот кодекс пацанской диеты не сдавался, то и дело выныривая на поверхность Серегиного сознания поплавком неприятного лилового цвета.

     В колонию Серега попал по дури: угнали с приятелем соседский «Жигуль» - просто так, покататься - и сбили пешехода. Не насмерть, но покалечили сильно. Сидел Серега год. Сейчас он об этом годе не жалел, считал, что отсидка пошла ему на пользу. Понял жизнь. Научился разговаривать с людьми. Завязал знакомства. Двое Серегиных партнеров по бизнесу были его земели с малолетки. Были у них, в случае чего, выходы и на совсем авторитетных людей, которые когда-то начинали там свою карьеру.

     И все же считалку про зачушкованные продукты питания Серега предпочел бы вспоминать пореже. Вроде и не бросался Серега в крайности. Мясо стал есть сразу после освобождения - чем еще прокормить такую раму? Масло тоже. Это они на детской зоне западло, а на воле - нормально. С колбасой и сыром дело обстояло сложнее. Тут ассоциации были прямые, а значит и табу в Серегиной голове тоже. Каждый раз, когда Алаторцев, глотая слюни, пытался найти внутренний компромисс, из глубин памяти всплывал лиловый поплавок, таща за собой целый ворох суровых фраз про то, что х*есос всегда останется ***сосом, а пацан - тот всегда останется пацаном. И Серега, скрепя сердце, блюл свой пост.

     Сейчас, в Париже, когда в конце ужина официанты приносили ломтики сыров на деревянной доске, Серега улыбался, качал головой и жестом показывал, чтобы дощечку ставили ближе к Анжелке. А Серега пил кофе с коньяком и наблюдал за ней. Он мог смотреть на Анжелку долго. Созерцать ее. За любым занятием. Особенно по утрам, в номере гостиницы на маленьком острове за собором Богоматери, когда она, потягиваясь, голая шла в ванную.

     Как очарованный зодчий смотрел Серега на совершенное соотношение ее талии и бедер, заключающее в себе самую прекрасную формулу на земле. В этой пропорции виделась ему гармония готических соборов, взлетающих до неба хрупкими шпилями, которые переживут любые цитадели и бастионы. Да какие там соборы! Анжелкина попа была прекраснее, чем задний вид на Нотр-Даму, тоже, надо признать, некислый. А еще ее бедра не смыкались полностью посередине - между ними оставался просвет в форме перевернутого наконечника стрелы, туннель в сказочную страну.

     Серега Алаторцев Анжелку баловал. Когда месяц назад она попросила: «Дорогой, свози меня в Париж, а?», Серега тут же освободил время для поездки и занялся билетами и визами.

     За два дня до отъезда Серега был с пацанами в бане. Взяли баб. Добрые были телки. Особенно одна рыжая с налитыми люляками и попкой как раз такой плотности, какая Сереге нравилась – податливой и гостеприимной. Вообще, Алаторцев мог многое простить женщине за хорошую задницу. Он посадил рыжую верхом на колено и пил рюмку за рюмкой, чувствуя как холмики, обнимающие его бедро, сжимаются и расслабляются, то оба сразу, то по одному, и дрейфуя в волшебстве прикосновения. Потом снял рыжую с себя, дал шлепка по мокрой жопе, заглотил разом стакан водки и отключился. Так было уже не в первый раз. Вроде и богоугодное это дело, и по понятиям приветствуется, а все равно не мог Серега вдуть ни одной бабе, кроме Анжелки. Кореша Серегино смятение заметили, ржали и глумились сначала, а потом вынесли резолюцию: «Жениться тебе надо! Самое время – тридцать лет скоро. А как женишься – сразу х*йней страдать перестанешь и научишься ценить прекрасное мгновение».

     Серега и сам знал, что жениться на Анжелке надо. Предложение решил делать в Париже. Романтический все-таки город. Оно, конечно, голливудскими соплями какими-то отдает, ну, да ладно. Главное, Анжелке запомнится. Серега и кольцо купил с бриллиантом в два с половиной карата, чтобы все было как в лучших домах. Оставалось выбрать в мегаполисе подходящее место и произнести заклинание.

     Сначала Серега настроился на Эйфелеву башню. Уже и коробочку с кольцом в кармане нащупал. Но не смог. Фальшиво показалось, аж зубы свело. Как Том Круз какой-нибудь. Уподобляться Тому Крузу Сереге было стыдно. Потом еще на Монмартре хотел, в скверике возле метро, где на кафельной стене на всех языках написано что-то про любовь. Не, тоже как-то не по-пацански, да и дети вокруг бегают, орут. В катакомбах, среди бесконечных штабелей из костей и черепов, совсем было решился – давай, мол, Анжелка, до самой смерти. Да пожалел девчонку в последний момент. В общем, тянул Серега резину и дотянул почти до конца поездки.

     В последний их день в Париже Серега и Анжелка гуляли по левому берегу. Шли наугад, не заглядывая в карту и путеводитель. Часам к шести забрели черт знает куда. Дома были вокруг красивые, но людей мало, а туристов – так тех и вовсе не было видно. Проголодались. Серега заметил на углу вывеску ресторана. Вошли.

     «Обстановочка простовата, конечно», - подумал Серега, - «Ну, да ладно, в том весь и шарм. Клетчатые скатерти, цветочки в вазах, свечки. Чё еще надо? А главное – людишек мало. Пялиться не будут».
     Кроме них в зале ресторана было не больше десятка человек. От ближайшей пары – блеклой женщины средних лет и такого же мужчины – их отделяло целых три столика.

     «Ну, значит, тут и свершится. Здесь ты, Сергей Александрыч, и засунешь буйну голову в хомут», - сказал Серега сам себе. - «И, что характерно, по собственной доброй воле».

     Официант подошел взять заказ. Серега Алаторцев ткнул пальцем в строчку на меню с большой цифрой справа, а другой рукой показал, что блюд нужно два.
     - И еще шампань, «Дон Периньон», сильвупле.

     Лицо официанта изобразило спесивую гримасу, и он что-то прогундосил. Как бы с недоверием.
     Серега Алаторцев стоял на ногах давно и крепко, и понты остались в прошлом. И все же сомнение халдея в Серегиных финансовых возможностях, да еще и в собирающийся стать знаменательным день, раздражало. Серега упер в гарсона тяжелый взгляд. Тот что-то чирикнул и исчез. Минут через десять появился снова – с шампанским. Ставя ведерко со льдом и наливая вино в бокалы, официант глядел в бок и косвенно улыбался. Наконец он свалил.

     Пора. Серега вытащил из-за пазухи бархотную коробочку и поставил ее перед подругой.
     - Это тебе, - и когда Анжелка отрыла коробку, быстро добавил, - И вообще, ты, это, будь моей женой. Чтобы единожды и, е*анарот, навеки.

      Анжелка вертела в руках рассыпающуюся разноцветными огнями звезду.
     - Ну, будешь?
     Анжелка три раза подряд кивнула и прижала ладони к щекам. Ее взгляд метался между бриллиантом и Серегиной румяной рожей, снова и снова, пока на очередном перегоне не уперся в х*й.

     Х*й был розовый, с редкими темно-фиолетовыми крапинками по бокам, в длину сантиметров тринадцать-четырнадцать. Под ***м лежал лист салата, а непосредственно на хую – веточка петрушки. Хуй наискосок перечеркивал голубоватую тарелку с красной каймой. Чем-то похоже на знак «стоянка запрещена», в смысле – композиционно.

     - Ж’вузанпри, - куртуазно прокартавил официант и поставил второй х*й перед Серегой. Серегин *** был потолще, и заметно длиннее – чтобы уместить в пределах блюда его пришлось выгнуть полумесяцем.

     У Сереги окаменело все – даже глазные яблоки. Он завороженно смотрел на содержимое тарелки и цеплялся за спасительную мысль: «Может, все-таки сосиска?» Но нет, об этом не могло быть и речи. Это был именно х*й. Неизвестно чей. Но несомненно, стопроцентно ***. Половой член – розовый, в лиловую крапинку.

     Чем дольше Серега на него смотрел, тем больше и краснее становился х*й, занимая все пространство перед глазами, наливаясь невыносимо багряным, яростным оттенком.

     - Ах, ты тля мелкоебучая! – Серега вскочил из-за стола, схватив жареный член с тарелки. – Я тут руку и сердце, а ты нам обоим – х*й на блюде! С петрушкой! Ты у меня, чертила, щас сам жрать его будешь. Без соли!

     Серега ринулся на официанта, размахивая членом, как нагайкой. Официант взвизгнул, метнул в Серегу поднос и побежал. Серега настиг беглеца в три прыжка, доволок до ближайшей стены, навалился всем телом и начал тыкать деликатесом гарсону в нижнюю часть лица.

     Гарсон сжимал зубы, верещал и отчаянно мотал головой, от чего деликатес часто шлепал его по носу и губам.
     - А ну открыл пасть, - ревел Серега, хватая официанта за волосы. – Скажи «Ааа»! Шире, еще шире!

     Когда цель была уже близка, Серега почувствовал, что кто-то тянет его за рукав пиджака и довольно бесцеремонно. Серега обернулся. Позади него стоял желтоволосый дядька с на редкость пресным лицом цвета лежалой муки, по которому, как жучки-паразиты, расползлись редкие веснушки. Тот самый дядька, что сидел с такой же тусклой бабой за три стола от них с Анжелкой. Не отпуская Серегин рукав, дядька произнес короткую фразу, в которой Сереге было знакомо слово «стоп» и еще одно слово - смутно - «нау».

     Чувак явно лез в чужие разборки и заслуживал кары - и по понятиям, и просто по настроению.
     - Отвали, гнида, - выдохнул Серега и швырнул кулак в самую середину мучного пятна.

     Голова гудела морской раковиной, а вся левая сторона лица онемела, как после заморозки. Паркетины вблизи казались неимоверно большими. Но это бы ладно. Главное, кто-то очень сильный пытался оторвать от Сереги правую руку. Серега сопротивлялся отчаянно и бесплодно.

     - Сука!! – орал Серега, пытаясь вырвать пылающую во всех суставах руку из клешней бледнолицего. – Сукааахххьььь! Кххххь!

     Серега поперхнулся. Поверивший в свое нечаянное избавление официант, встав на четвереньки и похабно лыбясь, тыкал жареным х*ем в Серегину глотку, и бормотал:
- ВазИ, буф! Буф са! Са т’плэ, ля бит, э? Эспес д’педЕ. Саль педЕ ки пю!

     Серега пытался вытолкнуть скользкую мерзость языком – но она извивалась и продолжала напирать. В ярости Серега сжал зубы, помолотил челюстями и выплюнул образовавшийся фарш, раскрыв на паркете зернистый бледно-розовый веер.
     Возле самых ушей затопали ноги. Многорукая и многоголосая сила подняла Серегу, проволокла по коридору, вниз лестнице и выбросила на улицу.

     Серега шел, шатаясь как пьяный, по середине дороги. Машины сигналили, объезжая его, из окон высовывались водители, показывали интернациональные жесты и что-то кричали. Серега не обращал на них внимания. Анжелка уцепилась за Серегин пиджак и кое-как втащила его на тротуар. Минут пять шли молча. Потом Анжелка спросила:
     - Сережа, а он как? Вкусный?
     Сережка посмотрел на подругу оловянными глазами.
     - Кто?
     - Ну, х*й этот. Ты же попробовал. Ну, дорогой, скажи - интересно же!

     Серега словно второй раз за вечер с размаху ударился мордой об пол. В голове зашумели обрывки мыслей. «Дура-баба... Растреплет всем... Кореша узнают.... Аворитетные люди...» Ужас схватил Серегу за горло.  «Ебнуть суку, сейчас же...»

    - Ах ты!...., - зарычал Серега и двинулся на Анжелку. – Взгляд Сереги соскользнул с Анжелкиных больших глупых глаз вниз, на белую шею. Потом на плечи, грудь, талию, на восхитительный изгиб ее бедер, вычерченных по лекалу самого Бога, в единственном экземпляре. Для него, Сереги Алаторцева.

     - Ах ты...Ах ты.... Ахххахахаха! Хахахаха! - Серега захохотал.  Он ржал как конь, смеянствовал смеяльно, подобно смехачам неизвестного ему поэта Хлебникова, -Да хххуйня и есть! Хахахаха! А ещё фффранцузский! Ахахаха!

     Серега хохотал, согнувшись пополам, опираясь на Анжелку, чтобы устоять на ослабевших от смеха ногах. И потом в такси он время от времени заливался безумным хихиканием, пугая пожилого шофера.

                *

     КолбАсы на свадьбу Серега заказывал в Италии, в городе Парма, а сыры – в Лионе. Образцы пробовал сам. Чтоб х*йню не подсунули. Чтоб все было как в лучших домах.


                *****

15 октября 2008 г.