Свидание

Вася Кепчиков очень любил прогуливать работу. Он и сам не понимал, зачем он, двадцатишестилетний,
здоровый парень, это делает.
А в этот раз он рассуждал так: "Если 6 было на что напиться, можно было 6
идти на работу, а трезвому там делать нечего... Лучше уж по трезвости
погуляю".
Был осенний, промозглый день. Мелкий дождик залил все окрестности, умыв их
в серо-уютной скуке.
Молчали бараки, пивные, тихо шепталось каплями воды одинокое шоссе.
"Точно все схоронились",- решил Вася.
Он вышел на улицу в галошах и в огромной, нависающей, не по его голове, кепке. Постоял в большой
разливочной луже. Покурил,
"Чегой-то у меня в заду щекочет",- подумал он через полчаса.
Потом опять покурил и пошел по шоссе к темнеющему за сеткой дождя лесу. Выпить было не на что.
Мимо Васи проехал большой, самодовлеющий грузовик. Кепчиков не хотел посторониться, но
все-таки невольно отошел в сторону от брызг. "К чему бы это",- подумал он и пошел дальше.
Шел то мечтательно, скованно, то вдруг начинал безразлично пританцовывать и посвистывать, хлюпая
по грязнолужам. Плащ его при этом развевался, а из-под галош скучно-неповоротливо вылетали комки
грязи.
Не дойдя до лесу метров пятьсот, Вася остановился у столба помочиться.
Он уже давно кончил мочиться, а все стоял и стоял у столба, покачиваясь. Насвистывал и как-то
внутренне замирал. Через полчаса пошел вперед. "Хорошая это штука, жизнь",- подумал Вася
Кепчиков, входя в лес. "В лесу много мухоморов",- опять подумал он.
Погуляв по лесу, от одного дерева к другому, от другого дерева к первому, Вася присел на пенек.
"Посижу я, посижу,- решил он.- Посижу".
Около пня под кустом лежал запачканный, полумокрый клочок газеты. Вася взял его и начал читать
предложения.
"Инженеры построили паровоз",- прочел он. Ему стало тепло и уютно. "Это я построил паровоз",-
повеселел он.
Так прошло много времени. Васе надуло зад. Оборотившись, он пошел из лесу. Слегка темнело.
"Таперича и клуб уже открыт,- решил он.- Можно идтить". Обратно Вася направился той же дорогой, но
больше безразлично пританцовывал.
В слякоти подошел к клубу. В главной комнате клуба, где танцевали, а по углам играли в шашки, было
ярко-светло от безвкусного электрического освещения, но людишки тем не менее - их было очень много -
казались черными-пречерными. От этой комнаты отходили темные закоулки-коридорчики, где творилось
Бог весть что. Везде, даже около клозетов, висели портреты великих писателей, а в каждом углу торчало
по милиционеру. Центр залы был неестественно чист, но по краям некуда ступить от окурков и семечек.
Вася, полузгав в темноте с полчаса, втесался в зал.
"Пару много",- подумал он.
Потолкавшись вокруг себя под какую-то нелепо-бравурную музыку, он отошел в угол и стал смотреть в
окно. Пальто для светскости он распахнул.
В клубе было очень мало парней и добрых две трети - девок.
Вася постоял, постоял, посмотрел в окно и вдруг уцепился взглядом за одну девку. Сердце у него екнуло,
и в мозгу стало оживленней. У девки - ее звали Таня - был очень странный, висевший, как две разбухшие
кормящие груди, зад. А глаза лучистые-лучистые и очень нежные. Чувствовалось, что ей самой очень
нравится ее зад.
Таня от нечего делать подошла к Кепчикову. У Васи потеплел живот.
- Постоим,- сказал он ей.
Они постояли.
Васю очень смущали глаза Тани: они излучали идеальность. От этого у него падала потенция.
"Ты, Вася, брось ей в глаза смотреть,- подбодрил он себя.- Ты ей в задницу смотри".
Он опустил глаза и так говорил, глядя в ее задницу. Прошло еще полчаса. За это время Вася совсем
растек и ощутил в груди, у сердца, частичку ее ягодиц. Ему стало так хорошо, что чуть не закружилась
голова. Теперь он мог спокойно смотреть на Танино лицо. Лучистость уже не мешала, и он просто
ощущал это лицо как продолжение зада.
Глазки его сверкали, и он даже стал притоптывать ножкой,
- Пойдем танцевать,- предложила Таня.
По-своему танцуя, Вася мусолил ее. Наверное, потому, что он расширял смысл ее задницы на все ее тело,
он бессознательно оттирал Таню к клозету.
- Давай поженимся,- сказал он ей вдруг, оскалясь.
Таня в ответ дружелюбно засмеялась.
А ему стало так светло и радостно, что он, тупо-ласково хихикнув, сунул ей под нос, как конфетку,
мягкую оберточную бумажку. Ему захотелось нежно обмазать этой бумажкой все ее пухленькое личико,
и его глазки блестели во тьме своих впадин.
- Поцелуй меня,- попросила Таня.
Прибавилось еще страшно много народу, все толкались, но в душе Васи была тишина.
Угощая в буфете Таню крем-содой, Кепчиков думал о том, как хорошо было бы выйти утром на улицу и
постоять вместе с Таней в большой, разливчатой луже. Оживленность вела за собой его скучновялость.
Он представил себе, как потом они выйдут из лужи и пойдут по одинокому
шоссе до темного леса, безразлично пританцовывая и останавливаясь около луж
или столбов.
Таня чего-то болтала. Вася мало слушал и все коршуном вглядывался в ее
черты.
- Жена, жена,- тупо тянул он.
Ему страшно хотелось заглянуть внутрь ее лица, он был уверен, что найдет там самого себя. От
замутившей ум родимости черты ее казались ему странными и волшебно-многозначительными, хотелось
то постучать пальцем ей по лбу, то провести ладонью по бровям, словно опасаясь, что все это исчезнет,
как мираж.
Ему стало спокойней, только когда он представил себя с ней в постельке и почему-то вдрызг пьяных,
умильно блюющих друг под дружку, на простынь. Грянул марш. А вскоре пора уже было расходиться.
Милиционеры вышли из углов.
Кепчиков, гогоча, вывел Таню на улицу. Провожать ее не стал, по неумению.
- Встретимся завтра, в шесть вечера около почты,- сказала Таня.
Кепчиков несколько раз громко на всю улицу повторил сказанное и ушел в темноту.
"Идти или не идти?" - думала на следующий день Таня. Она жила одна с матерью, которую била и
выгоняла, когда к ним в дом приходили парни. А парней у Тани было не много, но и не очень мало.
Впрочем, иногда ей хотелось замуж. Но Вася ей не очень нравился, все было как-то муторно и
неопределенно.
Дело в том, что каждый парень казался ей членом, который она целиком, до самого основания, желала
впихнуть себе внутрь. А головы парней почему-то казались ей кончиками членов. Поэтому ее раздражали
глаза людей, она терпела еще серые, неприметные, теряющиеся на лице. А у Васи глаза сверкали.
Понятно, что как человекочлен он ей не подходил.
Таня не знала, что делать. Почесала затылок. Почитала книжку. Тело распухло, как мягкий арбуз.
"Да ну его,- решила она просто так.- Да ну его".
И не пошла на свидание.
Начался неуютный, как помои, дождь. Вася стремился пойти на свидание. Но часа за два, возвращаясь с
работы, он попал под лошадь.
Почему-то под лошадь, а не под машину, хотя машин было много, а лошадь одна.
Его отвезли в больницу с переломом ребра и кровотоками.
В бреду, перед операцией, ему чудился большой, ласковый, туго обтянутый простым платьем зад Тани.
Его окаймляли горшочки с комнатными цветами.
Вася думал, что, если он умрет, этот зад превратится в звезду и она будет вечно сиять над его могилою.
А у почты, на том месте, где должно было состояться свидание, никого не было. Только кто-то поставил
туда пустое ведро, и оно простояло целый вечер.