Рационалист

У хмуренького, невеселого мальчика Вовы родилась сестра. Ну, сестра как сестра - толстенькая, розовая
и мокрая, как пот от страха. И на мир она не смотрела, а только дрыгала ножкой. Все живое суетилось
вокруг нее: мама забросила бить папу кастрюлей по морде, а папа забросил свою карьеру. А бабушке
Федосье перестали сниться ее сны про сумасшедших. Даже котенок Теократ стал почему-то побаиваться
мышей.
Но особое изменение произошло у мальчика Вовы. Раньше он ни на что не обращал внимания, а кино
считал выдумкой. Но с рождением сестры стал понемногу настораживаться, точно случилось что-то
большое, вроде прилета марсиан или венерян.
Ушки его теперь раскраснелись, он подолгу запирался в уборной, что-то вычислял, а когда все взрослые
толпились вокруг сестры, забивался в угол и оттуда смотрел, как смотрит, например, собака на
электрический двигатель.
- Вова так робок, что боится даже своей сестры-младенца,- говорил по этому поводу папа Кеша своему
лечащему психнатру.
Но так как все были заняты своей девочкой Ниночкой, то Вову особенно никто не замечал. Даже котенок
Теократ.
А между тем мальчик Вова беседовал со своей сестрой. Когда в комнате ненадолго никого не было, он
подбирался к ее колыбельке и урчал.
Девочка Нина глядела на него ясно и доверчиво. Она, наверное, считала его истуканом, пришедшим с
того света. И поэтому строила ему глазки. Но мальчик Вова подходил к ней не с добрыми намерениями.
Надо сказать, что колыбелька Ниночки стояла почти на подоконнике, у открытого окна. А этаж был
седьмой. Дело происходило летом, и мама Дуся считала: пусть дитя овевает свежий воздух. Она верила в
открытый мир. Однажды все взрослые, обступив Ниночку, верещали: "У, ты моя пуль-пулька, у, ты мой
носик, у, ты моя колбаска",- а на Вову даже не поглядели, не говоря уже о том, чтобы сказать ему что-
нибудь ласковое. Мальчик Вова так рассердился, что решил тихонько спихнуть Ниночку на улицу, в
открытый мир, как только все уйдут. Он возненавидел сестренку за то, что ей все уделяли внимание, а на
его долю остался шиш. Но теперь его терпение лопнуло. Особенно уязвило поведение папы Кеши. С
давних пор мальчик Вова считал папу Кешу Богом и очень любил, когда Бог его согревал. А когда
божество повернулось к нему задницей, мальчик Вова внутренне совсем зарыдал. Только никто не видел
его слез, кроме крыс и маленьких домовых, прячущихся в клозете.
И вот когда в комнате никого не осталось, мальчик Вова на цыпочках, оборотившись на свою тень,
подкрался к люлечке с Ниночкой. Лю-лю-лю, люлечка. Несомненно, он туг же спихнул бы сестренку в
открытый мир, но произошла некоторая заминка. Не успел Вова приложить свои игрушечные нежные
ручки, чтоб опрокинуть дитя, как в последний момент вдруг заинтересовался ее личиком. Дитя в этот миг
было особенно радостно и прямо улыбалось Бог знает чему, махая ножками.
- Ишь, точно мое отражение в зеркале,- заключил мальчик Вова.- Но в то же время ведь это не я,-
успокоился он.
Вовик ухмыльнулся и хотел было уже опрокинуть дитя, но в этот момент вошла улыбающаяся мама
Дуся. Мальчик кивнул ей и незаметно отошел в угол. "Недаром говорят взрослые, что сразу никогда
ничего не получается",- подумал Вова, засунув руки в карманы и делая вид, что рассматривает картинки.
Он был рационалист и любил доводить дело до конца.
- Ты надолго ли? - спросил он через несколько минут уходящую маму Дусю.
- За молоком,- ответила та.
На сей раз Вову не отвлекали всякие шалости.
Он ретиво подбежал к люльке и изо всех сил толкнул ее, как буку. Дитя летело вниз как-то рассыпчато,
всё в белом белье, только ручонки вроде бы махали из-под одеяла. Вова настороженно наблюдал из окна.
"А вдруг не разобьется",- думал он.
Но дитя, шлепнувшись, больше не двигалось. Вовику даже показалось, что лучи солнца непринужденно
и разговорчиво играют на этой застывшей кучке. И она - эта кучка - словно веселится в ответ всеми
цветами весны и радости. Он, пошалив, погрозил ей пальчиком.
Когда вернулись родители, то, натурально, им стало нехорошо. Даже очень нехорошо. Все было вполне
естественно. Мальчика Вову тут же спрятали в другую комнату, чтоб не напугать. Бабушка Федосья
ссылалась на свои сумасшедшие сны, папа Кеша - на ветер, а мама Дуся ни на что не ссылалась: она не
помнила даже себя.
Но зато потом, через несколько недель, когда все угомонилось и очистилось, родители души не чаяли в
Вовике. "Ты наш единственный",- говорили они ему. Жизнь его пошла как в хорошей сказке про детей.
Все ухаживали за ним, одевали, давая волю ручкам, закармливали и дарили ласку, нежность и поцелуи.
Мальчик рос, как дом. Только иногда он пугался, что кто-то Невидимый спихнет его с седьмого этажа,
как он столкнул сестренку. Но ведь невидимое существовало и раньше, до того как он ее спихнул.
"Все равно от невидимого никуда не денешься",- вздыхал мальчик Вова и продолжал наслаждаться своей
жизнью.