Когда дети маленькие 7

Урсула Нойманн


Книга "Когда дети маленькие, дай им корни,          
когда они вырастут, дай им крылья"


Книга для родителей)



Глава "Кто, кого должен понимать?"

 «Этого же не может быть, что наш ребенок – такой глупый: 30 раз мы говорили ему, что это «электрический ток», это «электрический ток». И именно поэтому, он очень опасен. Что искра может через кожу проникнуть в сердце и оно может перестать биться. Но, тем не менее, для него остается самым привлекательным – это лучше рассмотреть штепсельную розетку, повернуть выключатель, включить и выключить лампу». Мать двухлетнего мальчика очень обеспокоена, потому что в их доме живет мальчик, который не трогает выключателей и ламп; он мог бы уже понимать, что ему объясняют. К тому же, тот малыш еще на два месяца младше. И не только малыш соседки, но и другие наблюдения за сыном, мать переживает тяжело. Спустя несколько недель назад, ребенок повторял все, что ему говорила мать. Он рассказывал стихи и старался выбирать слова, чтобы говорить «красиво». Мать очень старается обогатить словарный запас ребенка: «Говори не всегда «делать и сделать», ты можешь, так же говорить «поднимай», «тащи», «хватай». И новым для нее показалось, что двухлетний ребенок отклонил вообще то, что она просит его повторить.
Какой смысл приносит сравнение двух детей? Один ребенок воспринимает быстрее, чем другой. Один играет менее терпеливо, чем другой. Один задает более оригинальные вопросы, чем другой. Различные проявления и различное поведение подтверждают его индивидуальный характер, который невозможно изменить: Два ребенка имеют различные пути развития, потому что каждый человек приходит на белый свет, как индивидуум – а жизненный опыт не передается от человека к человеку. Некоторые проявления характера ребенка, проходят сами по себе со временем, если родители смеряются с их проявлением. Двухлетний Михаиль, определенно не глупый ребенок. Когда он появился в моем кабинете, он посмотрел на меня и отвернулся лицом к стенке, это была его первая реакция. Такое поведение можно ожидать от любого ребенка, несмотря на каком языке он говорит и это означает: «Я не хочу давать тебе моей руки». Так «много» может уже понять и такой маленький ребенок и он принимает быстро решение: отвернуться к стенке. Он «говорит языком телодвижения»: Мама, тут чужой человек и он просит, чтобы я пожелал – сказать ему «здравствуйте», а я этого не хочу. Такое решение, в таком возрасте, и в такой ситуации – я понимаю, как «умным решением» и вполне уместным. Что плохого в том, что маленький ребенок не хочет общаться с чужим человеком? Уже через несколько минут у него появилось желание обратится к своей матери и к новому человеку. Маленькие дети могут только на короткое время исключить взрослых из своего поля зрения, из своего существования.
А когда двухлетний малыш начал проявлять свои захватнические маневры в новой комнате, то на него посыпались длинные материнские объяснения. Они говорили ему, о его внимательном отношения к чужой собственности. Они говорили, о безопасности его жизни, и о том, что он «должен понимать, что его мама хочет поговорить с чужим человеком, а не только говорить с ним». Все объяснения начинались с монотонных вводных слов: «Ты же должен понимать..., пойми же..., большой мальчик уже должен понимать». В моем представлении – двухлетний малыш, уже при первом материнском объяснении – не слушает. Как он может понять тридцатое объяснение? Здесь надо заметить, что с маленькими детьми вообще говорить не легко. Поэтому намного важнее – упражнять  детей в разговоре, чем учить детей читать; о раннем чтении мы поговорим еще позже. Мы, взрослые не можем понять слов детей, без нашего фантастического домысливания. Дети воспринимают наши слова, в большинстве случаев без напряжения и еще остается открытым вопросом – какое понимание возникает у детей, в результате наших слов. Я считаю, что мы, в большинстве случаев, перегружаем ребенку его духовное «пищеварение» намного больше, чем он в состоянии переработать. Часто мы говорим о детях отвлеченно, видя только их поступки, а не причину их поступков. «Взрослые говорят совсем не так», сказал однажды один шестилетний мальчик.
Очень ранние требования по поводу – интеллектуальных объяснений – встречается как раз у родителей – полных любви и внимания, которые озабочивают своих маленьких детей сложными объяснениями о пуговице, кнопке и молнии, упорно рассказывают детям механизм их действий. «О чем малыш спрашивает, то и надо ему сразу хорошо объяснить». Если отец так аргументирует, то он недооценивает ступеньки развития ребенка. «Ранее детство – это время предварительного преодоления мира, через пережитые события к опыту и кто этого не прочувствует, не потрогает, тот не подойдет к следующей ступеньки развития, и определения следующих представлений. Непреднамеренно и рано, объясняемый отец загоняет своего ребенка в преждевременное, интеллектуальное посвящение мира и тем самым предотвращает активное любопытство, которое необходимо нашим сегодняшним детям и появляется оно именно через познание этих пуговиц и кнопок, потому что, именно они объясняют механизм действия и зависимости. Один ребенок, такого интеллектуально-объясняемого отца, на мое предложение – что-то нарисовать – задал мне встречный вопрос: «Как мне нарисовать – абстрактно?» Этот вопрос заставил меня задать следующий вопрос, – а как ты это делаешь – рисуешь абстрактно? Он ответил: «Я закрываю глаза и рисую картину – по своей внутренней интуиции». Вот, именно это надо ребенку – отмежеваться, как то удалиться от предметного мира до тех пор, пока он сам, своими руками не почувствует и не поймет, что это не опасно для здорового, духовного развития. Детям, на ранней стадии развития необходим опыт с предметами. Им необходима надежная и соответствующая информация взрослых людей, четкое «да» и четкое «нет». Мир должен быть определенным, обозначенным и упорядоченным. Взаимосвязь должна быть вначале увидена и прочувствованна руками.
Для двухлетнего ребенка слова – «ты должен понимать» – не понятные слова. И сразу ему этого действительно не понять, что существует связь – между электрической энергией и искрой, к тому же еще и сердцем. И поэтому то, что эта взаимосвязь не укладывается в его голове, тут то и есть причина – соизмерять свое поведение, соответственно его познаниям. Вместе с тем, мать очень рано предъявляет требования к своему ребенку, по вопросам – разнообразия слов в разговорной речи, и поэтому ребенок «ушел в себя» и поэтому он «замкнулся». Маленькие дети не хотят говорить «образцово и правильно» и совсем не хотят, чтобы их «поправляли», и не хотят повторять слова, когда их просят об этом. То, что этот двухлетний ребенок производит впечатление «глупого ребенка» на своих родителей, - это объясняется только тем, что он эмоционально отключается тогда, когда взрослые начинают что-то объяснять. И они делают это очень часто, очень долго, очень длинно и «на чужом языке», который он не может понять. Его «непослушание» психологически выражается следующими словами: «Вы должны со мной говорить по-другому, если хотите, чтобы я вас понимал». Разве это не умное поведение?»   







«Я не могу еще летать»


Оливеру предстояло встретить свой третий день рождения в Америке. Его родители были счастливы, что бабушка и дедушка финансируют эту поездку, потому что это дает возможность встретиться с родителями и показать им внука, которого они еще не видели. «Мы будем долго летать над облаками и над большим океаном, мы получим кое-что поесть и попить, и мы сможем поспать в мягких креслах. Бабушка и дедушка встретят нас с цветами, а потом повезут нас к себе домой». Почти трехлетний малыш слышит от матери и отца о предстоящем событии и усердно спрашивает, сколько раз он должен еще поспать, до наступления поездки. За неделю до поездки, вдруг подходит Оливер весь в слезах и покрасневшей головой к матери, просит ее обнять его и говорит: «Я не могу еще летать». В подтверждении своих слов, он подымает свои обе руки и беспомощно опускает их, язык его телодвижения действительно указывает на его беспомощность. Оба родителя были очень встревожены  несчастным и озабоченным  видом ребенка настолько, что им не пришло в голову назвать ребенка «глупеньким» или посмеяться над ним. Совсем не редко родители смеются над детским словотворчеством или их выражениями, понимая их с точки зрения взрослых оценок и совершенно забывая о том представлении мира, который имеет маленький ребенок. Как возникло это трепещущее, детское предложение? «Я не могу еще летать», не могло ли оно возникнуть от того, что взрослые люди, окружающие малыша «очень большие» для него, которые «могут все», а так же «летать». Они могут так многое, что не подается еще его сознанию. Оливер никогда не летал еще самолетом и он еще не видел собственными глазами, что люди сами входят в большой самолет, он не видел, что там есть места, которые занимают пассажиры и что там можно что-то купить. Он видел самолет, который пролетал над ним в небе и с этой  точки зрения – он считает себя очень беспомощным. 
Кто в действительности не видел самолет и не испытывал на себе его свойств к полету, тот может нафантазировать многое. И поэтому, это совсем не удивительно и неглупо, когда ребенок высказывает свое представление о чем-нибудь. Ребенок способен познавать мир маленькими порциями и только тогда, когда он проявляет интерес. Существует также «умственное перекармливание». Изобилие слов не обеспечивает изобилие понимания ребенка. В течение многих лет я наблюдаю фатальные отклонения многих взрослых, которые воспитывают маленьких детей и хотят их посвятить, как можно раньше в компетенцию рационального мышления. Фатальность этих событий заключается  в том, что они «несознательно» блокируют душевную и эмоциональную потенцию ребенка. Понятно, что рациональное познавание мира осуществляется без злого умысла и нет здесь намерения – исключить потенцию ребенка, а скорее всего – покровительствовать потенции ребенка.  Но одного желания взрослого человека не достаточно. Фактически, дети достигают своей магической ступеньки зрелости через свои фантастические представления и субъективное представления мира и эта промежуточная стадия эмоциональной зрелости не должна блокироваться. И в этой стадии, в стадии их магического познавания мира, детей надо воспринимать всерьез.
Такое магическое представление мира изменяется, примерно к пяти годам ребенка, то есть тогда, когда ребенок четко научиться отделять себя от окружающего мира. А до этого времени, все, что происходит вокруг ребенка, он связывает с его присутствием. «Боженька ругается», так трактует трехлетний ребенок гром, он понимает гром, как последствие гнева. То есть, ребенок считает, что Боженька сердиться на него и считает себя виноватым. Маленький ребенок не может отделить себя от окружающего мира. Тот же ребенок, спустя два года может вас спросить: «А знает ли кошка, что она кошка». На мой встречный вопрос, а что он думает по этому поводу – приходит ответ: «Я не верю, что кошка знает, что она кошка.  Но, я не знаю, почему мне это ясно. Тогда я задаю следующий вопрос: «Как ты думаешь, знают ли призраки, что они призраки?» Он немного подумал и сказал: «Их вообще не существует, я их никогда не видел». Именно так экзаменуют разум маленького человека, двигаясь по дороге детского мышления. Вышеперечисленные примеры ясно показывают в новом свете, как развиваются и функционируют ступеньки детского мышления.



Где живет « Alle?»


«Где живет Alle?», спрашивает меня четырехлетний малыш во время нашей совместной игры. Ты, хочешь знать, где живет Alle? Кто рассказывал тебе о нем? Затем, беспокойно и визгливо заканчиваются следующие фразы: «Папа всегда говорит, что Alle может все дать, а я совсем не знаю где он живет!» «Теперь, меня это тоже интересует, есть ли действительно, такой Alle, который все дает. Я хочу с ним тоже познакомиться». И мы стали размышлять, как он мог бы выглядеть – этот Alle. «Он, большой рюкзак  и я тоже хочу в него один раз залезть рукой и пощупать, что там есть». Уже эти, несколько предложений указывают на то, что такую замкнутую интерпретацию слов – невозможно сразу понять. Но, тем не менее, эта интерпретация «не глупая», она завязана с детской фантазией, которую мы без дальнейшего исследования не можем понять. Мать и отец, тоже не должны все понимать. Логические «анти аргументы» взрослых для большинства детей означают то, что родители не понимают детей. Потому, что взрослые борются со всем тем, что они не понимают с «оружием разума», чтобы победить и быть победителем. Что может сказать ребенок против аргументов взрослого человека. Конечно такой «победитель» – явный «победитель». Но такой «победитель» оставляет ребенка на магической стадии творчества – на произвол судьбы. И если взрослый не может дальше что-то объяснить, то применяется оружие разума. Без «нечего-дальше-узнавать» не продвигается дальше и у взрослых в воспитании. Что говорит против того, чтобы попросить ребенка: «Расскажи мне по больше – об этом рюкзаке, я до сих пор не догадываюсь, кем является этот Alle».
Та загадка, которая не была разрешена мной, мог бы разрешить отец малыша. Это ему западало в голову, сказать своим, другим трем драчливым сыновьям: «Не злитесь, у вас будет все (все – на немецком языке звучит – Alles).» На каком этапе жизни услышал младший ребенок эти фразы и в них слово «Alles», этот вопрос остается открытым. Маленькие дети имеют способности одушевлять окружающий мир. Так может «стол» быть живым. И быть «злым и вредным», когда об него крепко стукнешься. У детей и слова могут одушевляться и преображаться. Так слово  «все– Alles»,  превратилось в имя, в личность. А человек может утешать и дарить подарки. Маленькие дети могут утешаться собственным кулачком. Пример, настройки на мысли мы можем взять из того факта, как мы ощущаем мысли во сне. Возможно, язык сна поможет нам понять символический язык детей. На этом факте я закончу эту главу и перехожу к другой главе, главе описания сна, в который меня посвятил один маленький, школьный ребенок.



Сладкий, лимонный крем

   
Может ли читатель себе представить что-то просить, если бы он находился в большой комнате заполненной полностью лимонным кремом? Везде, куда бы не двинулась рука – он ощущает прикосновение нежного, сладкого, хорошо-взбитого лимонного крема. И ты этим кремом наедаешься вдоволь в то время, когда это угощение является чем-то особенным и не принадлежит к повседневным сладостям. И эта комната не опустеет никогда, этот вкусный крем готовится, и увеличивается от невидимой руки. И не надо ничего для этого делать.
Так представляет свою мечту один восьмилетний мальчик, который растет старшим, среди трех братьев, любим родителями и всеми признан. Потому что он «жесток», когда приходится «отдавать», воспринимает всерьез и без ропота свои обязанности, и не предотвращенную боль во время  болезней или врачебных вмешательств. Этот мальчик прилежен и имеет много друзей. Он самостоятелен. Имеет много хороших идей для своих свободных, будничных часов. В кругу детей, он всегда, по доброй воле детей, выбранный предводитель, который всегда справедлив. Все знают, что Ральф всегда держит свое слово. Только одно беспокоит родителей, а также и Ральфа -  то, что он не может справиться со своими «страстными желаниями». Однажды он соблазнился на цветные карандаши в магазине канцелярских товаров, а также был однажды соблазн – блестящими монетами с материнского, кухонного стола. Ему так неприятны эти события, но он все равно не может признаться в этом, даже родителям. И поэтому он лжет. Лжет даже там, где ему самому кажется, что в этой лжи нет смысла. Что теперь с него получится, будет ли он хороший человек? И это уже давно его сдерживающий страх.
Итак, здесь начнем пояснения: Все дети когда-нибудь впадают в соблазн, что-то взять, что им совсем не принадлежит и этого не должны забывать родители. Если уголовные суды представлять, как падение родительской уверенности - в хорошем и плохом, то тут родители имеют мало шансов педагогического поприща. Это значит; ребенок не может до конца довериться раздражительному или морально осуждающему взрослому человеку, даже тогда, когда это мать и отец сто раз предлагает. Это не всегда легко понять, почему ребенок «берет». И уж конечно, сам ребенок не может ответить на этот вопрос. Родителям Ральфа было тоже очень тяжело напасть на след этих причин.
Этот сон, в этом случае, мог бы стать компасом поиска причин. Родители ребенка не считали его таким, чтобы придумать для него такое обширное лакомство. Если бы Ральф пожелал себе ружье или оснащение для ледяного хоккея, то они бы хорошо поняли это. Как мог ребенок додуматься до такого изобилия лакомства, как в сказках. Ральф знает давно, что нет таких комнат с лимонным кремом, и такого вообще не может быть. Но, тем не менее, его преследует такое желание: «Вечером, когда я засыпаю, я всегда думаю, о комнате с лимонным кремом!» Слово «сладость» не надо всегда понимать в прямом смысле, это слово может также нести символическое значение. «Сладости жизни» хочется всем. Мы говорим эти слова, а каждый из нас вкладывает в них свой смысл, но вместе с тем в эти слова все вкладываю смысл – «нежность» и «близость» с любимым человеком и в этой связи – теплыми ощущениями.
Ральфа хвалят за те характерные ему черты характера, которые он проявляет каждый день. Чувствительные дети, а к ним относится и Ральф, чувствуют с раннего детства, какие черты характера, особенно нравятся родителям. И они стараются быть такими, какими их хотят видеть родители. Они невольно приобретают те качества, которые являются важными для матери и отца и дети считают эти качества – жизненно-необходимыми для них, потому что приобретая эти качества, ребенок считает что он приобретает любовь родителей. Таким образом, получается, что собственные потребности ребенка, в полной мере, не выходят наружу, а остаются у него внутри и соответствуют желанию ребенка. Какие душевные ощущения Ральфа пугливо отклоняются в родительском доме? Трое мальчиков должны быть «жестко» подготовлены для жизни. У Ральфа появляется тоска к близости и нежности и эта таска утопает в тени его души. Его желание к изобилию «сладкого», «звучит» от туда. Его история жизни показывает, что он прибегает к желанию изобилия сладости тогда, когда наступает «голод по нежности» и этот голод остается неудовлетворенным, и именно тогда он пользуется «заменяемым питанием». Хоть каким-то способом он должен «питаться»? Что ему остается, если нежности и ласки нет места в его жизни? Ральф несознательно, через истечение обстоятельств – «свои страстные желания» приводит своих родителей к событиям, бросающимся в глаза для того, чтобы они задумались о своем сыне. Им не тяжело понять, что сложности жизни не являются причиной того, чтобы оставлять потребности ребенка «к нежности и ласке» - неудовлетворенным. Наше родительское чутье может быть «настолько» умным, что оно может нам показать, где ребенок «голодует».



Толерантность может
тоже горько заканчиваться


Монике исполнилось три года, когда началось ее «тяжелое время». Она была полна темперамента с первого дня жизни, в семь месяцев она ползала через всю жилплощадь. Как раз, в свой первый день рождения она презентовала свои первые самостоятельные шаги, а в два года она снимала телефонную трубку и говорила в нее – «Ника». В три года она перестала придерживаться «родительских запретов», несмотря на то, как они высказывались – строго или не очень строго.
Сегодня Монике пять лет. Если ей что-то не нравится, а это бывает часто и даже без особых причин, то она пинает диван и стул, хватает чайные чашки  из шкафа и бросает их, ругаясь, об стенку. Она тайком берет ножницы и режет одеяло, подушки и не боится резать одежду матери, которая висит в шифоньере. Список ее агрессивных  действий можно не напрягаясь продолжать до бесконечности.
Моника, в последние два года устраивала все новые и новые разрушительные акции. Родители обнаруживали ее разрушения и не разговаривали с ней до восьми дней ни одного слова. Они думали, что «не обращать на ребенка внимания» это лучше, чем «устраивать ей трепку». Они возбуждались ее поступком настолько, что потом становилось самим страшно от собственного аффекта. Опыт «не замечать» ребенка со временем практиковался все чаще и чаще. Если читатель прочитает об этих акциях разрушения и на миг представит эту ситуацию в семье, то он непроизвольно станет на сторону ребенка и задаст себе вопрос, как этот маленький ребенок вообще должен был действовать, чтобы попасть в поле действий родителей? Стали ли бы они этого ребенка еще строже «закручивать»? Ограничивать в еде или выгонять из дома – все это не имеет вообще никакого резонанса в поведении ребенка. Здесь имеет значения сила, которая побуждает это вызывающее поведение ребенка. Именно эта сила образовывает что-то подобное, в виде, постоянной негативной энергии, и она неуправляемо вливается  в педагогических мероприятиях, независимо от того, как эта сила называется – хорошей или строгой.
В этом случае, одних только педагогических мероприятий недостаточно. А также, было недостаточной помощью, единичная терапия ребенка. И в этом месте надо заметить, что обследование Моники детским и неврологическим врачом не привели к выявлению нарушений личных данных ребенка. Даже при первом контакте с ребенком вполне понятно, что этот ребенок боролся  против своего «игнорирования» и добивался внимания к своей личности всей силой своей глубины внутреннего существования, а родители, своим невниманием к ребенку, подчеркивали, что он – ребенок  не относится к ним, их семьи. Так заложено природой, что дети для своего выживания, физически и эмоционально  на долгое время зависят от семьи. И борьба друг с другом в этот период совместного существования может принимать драматические формы. Может быть, именно этими короткими акциями можно было выразить то, что происходило между взрослыми и ребенком. Это были первые попытки к утверждению веса жизненно важных законов их отношений.
Именно в этом месте уместно сказать знакомую фразу из коммуникационной психологии, которая существует не одно тысячелетие и занимается феноменом «Отношения». «Взаимоотношения между людьми зависят только от самих людей. Это невидимая, межличностная действительность имеет совсем другое качество проявления, чем ее противоположность. И именно эти проявления необходимо понимать людям и принимать их в серьез. Эти проявления отражают действительность, их можно очень точно выразить и объективно понять».
Из вышеописанного случая ясно, что обе стороны в этой семье чувствуют себя не виноватыми: Ребенок борется за свое элементарное право – быть замеченным. А родители, очевидно, отстаивают свои родительское право на воспитание ребенка. Обе  генерации имеют свои права и это дает им возможность заявить о своем самоутверждении, а также дает им возможность воспринимать окружающий мир. И тут не может быть никакого педагогического умысла на заднем плане. Педагогика означала всегда, также, и жизненную помощь, соответственно действующей степени развития подрастающего поколения. Дети зависят от этой помощи. И это абсолютно неправильно – вынуждать ребенка «на его признание» и использовать для этого его врожденные импульсы, как масштаб поведения для того, чтобы для него что-то сделали. Большего перенапряжения просто невозможно было бы вообще придумать для маленького человека. Что касается качества педагогической помощи, то этот вопрос будет еще освещен в главе «Воспитание – бесконечная тема». После этой небольшой экскурсии в науку отношений, вернемся снова к Монике.
Моника была явно выраженным  подвижным ребенком. Уже в тринадцать месяцев она начала активно познавать мир и его овладевать. Она делала это в силу блаженства чувств  и созревания своих подвижнических сил. Она делала  все то, что делают все маленькие дети в два или три года своей жизни. Потому что в это время, они все очень любопытны и бесстрашны ко всем вещам, которые окружают их. Дети с удовольствием разбирают все, что можно разобрать и исследовать. Первые шаги завоевания окружающего мира, маленького человека, зависят от точки зрения взрослого человека, исходящих его внутренних импульсов несметного количества отрицательных действий. И эти действия возникают не от того, как всегда говорят, чистого желания что-то разбить или разрушить, или неуважения к личной собственности и родительских увещеваний. Они увязаны с более глубокими фактами, чем удовлетворения себя в пробе собственных сил и собственной власти, которые можно выразить только через созревшую моторику. В чувствах этой биологически-даваемой и согреваемой силы моторики, ребенок понимает: «Я  могу стучаться в этот мир, я могу предъявлять свои права, я могу расширять свое поле действий, я могу преодолевать этот мир и мир мне покориться».   
Как покорять предметы сопротивления и препятствия этого мира – это все познается уже потом, путем проб и ошибок. Предметы, а также, любимые детьми меленькие животные «сопротивляются» каждый по-своему  и не просто их взять в руки. Эта «проба» в общении с животными и предметами – это все возбуждаемые игры с игрушками – и это все незаменимые познавательные возможности для маленького ребенка. Если ребенок не может «рискнуть», чтобы подойти к новому, неизвестному предмету, то он гарантированно будет отставать от своих сверстников в духовном и психическом развитии и тогда, когда это будет касаться познавания букв.
Как себя вели родители Моники в эти первые два года? Они были к ней, мягко говоря, «не добры». Чем больше она наполнялась радостью и активностью для испытания и исследования окружающего мира, тем дальше они отдалялись от ее действий, высказывали свое мнение по этому поводу и оставляли ее без внимания. Неуправляемые действия ребенка, интерпретировались как признак ее злобности, и неблагодарности. Родители чувствовали себя обиженными, измученными и очень быстро сдавали свои позиции, накладывая на «темперамент» дочери поводья. Дочка должна была приобретать весь свой опыт через собственный живот (дальше еще будет описано, как это все выглядело).
Родители чувствовали себя (в эти два года) больше в роли «капитулируемых», чем в роли победителей. Но не только дети, взрослые тоже не могут жить вечно в роли униженного родителя. Эти родители говорят сегодня: Мы придерживались «модной линии» свободного воспитания и пришли к выводу, что наша дочь к этому не пригодна. «Два года мы выдержали, а потом в корне изменили свои убеждения. Почти трехлетнюю дочь родители считают достаточно взрослой, чтобы апеллировать (обращаться) своим умом. Почти через день они меняли свои воспитательные принципы и устанавливали новые правила, но во всем звучало только одно; Моника должна научиться только слушаться (повиноваться). Она же этому, до сих пор не научилась, она не воспринимает приказов, противится  и все больше и больше впадает в припадки бешенства (истерику). Отсюда вытекающее одно родительское сомнение явилось вполне  обоснованной причиной побеспокоится о профессиональной помощи.   
В заключении можно сказать: «Гарантия» и «Свобода» тут понимаются абсолютно не правильно. «Каждая идея», как написал основатель самой свободной школы-интерната Александр С. Неил 10 «может стать опасной, если при ее применении она не связана со здоровым человеческим разумом».
Ярость в Монике была так велика, что она была способна разрушить весь мир и не было никого рядом с ней, кто мог бы ее успокоить, вылечить и дать ей ориентацию – что «хорошо», а что «плохо» и очень опасно. Она «уничтожила» себя. Мир Моники выглядел примерно так: «Я живу в неизбежном хаосе. Мир полон коварства, опасности и несчастий. Чтобы я не делала все равно будет плохой конец». Моника пережила в свой третий и четвертый года жизни четырнадцать несчастных случаев. И первый шаг, из этих уже сложившихся отношений могут сделать только родители. И кто этот шаг ждет от ребенка, тот перетягивает в другую сторону духовные соотношения, которые существуют между генерациями поколений.





Продолжение в главе

"Упрямые головы можно «выращивать»"