Путеводитель по кислоте

Путеводитель по кислоте

   Видишь, как в парализующий миг заката печаль в ее глазе превращается в ненависть… Легко ли убить женщину? Не сложнее, чем заштопать зеленый рукав вселенной. Сквозь серебристо-черные, шевелящиеся сны чудовищ, сквозь ворс и слизь извращений, не скованных лимитами плоти. Кто из них не убивал во сне, наслаждаясь багровым, текущим по рукам составом? Кровь, как корни эпифитов – спутана клубком в эпицентре, ломанными истончающимися кишками по краям. Ткач – паук – сердце, она воткнула зубы ему в шею и вырвала горло, пурпурные пузыри лопнули, время остановилось…
   Помню я работал в морге, размораживал тела эфемерных восемнадцатилетних девушек – самоубийц, вел их по кругу бесформенным танцем в отстраненном свете ртутных фонариков. Протыкаешь плоскогрудую суку скальпелем, раздвигая ей ноги входишь в ее труп, температура в заднем проходе десять градусов, следы спермы во всех отверстиях, она ничего не чувствует, нет крика…
   Бывает так – размазывая кровавой дланью слезы по вопящему лицу чувствуешь дрожащие жилки экзальтированной плоти – биение страха. Мольбы о пощаде прелюдией и когда она понимает тщетность усилий, когда пила входит в ее горло, перерезая по очереди мышцы, капилляры и скребет по кости, когда она сокращает оболочку в последнем вздохе агонии я взрываюсь наслаждением, от которого темнеет в глазах и сводит судорогой кулаки, ломающие ей шею. Аве, жертва, что милее цветочка. Смерть держит тебя за пятку, подвешивая на свободный крюк морозилки. Природа – это изнасилование чувств, здесь нет места эмоциям. Признайся, скольких ты убил во сне? Скольких ты видел обнаженными изуродованными трупами в придорожной канаве?
    Помню я работал в крематории, готовил тела субтильных восемнадцатилетних красоток к трансплантации в стихию огня. Они никогда не кричат, небесные создания. Даже когда их радужные крылышки превращаются в серый пепел на промозглом ветру сентября. «Тогда мы споем одну песенку в твоих снах… А то сердце одолевает усталость»
    Они произвольно концентрируют жестокость, притягивают насилие флюидами похоти. Она идет одето-раздетая, под призрачным платьем рельефом выпуклости…Как потом они кричат в темноте – в слюне, крови и дерьме… И после ты их рубишь на куски, безжалостно и вдумчиво и с остервенением, тяжелый запах бойни и мухи наутро облепят некогда живую трансформацию в мертвую и опять в живую. Земля ненасытна, ее голод – бездна и они корм для нее.. Если мы прирожденные убийцы, то где наше право убивать? Пора пересматривать постулаты, статичные устои морали пресмыкающегося стада. Благоволи к мертвым, ибо суетен мир живых и преходящь – вот истинные слова пророка. Он шепнул их мне языком глухонемых, содомируя еще одну сочащуюся анти девственницу.
    Помню, как я первый раз влюбился в фотокопию (трава тогда еще росла повсюду). Ну да, она готова была валяться в грязи, когда ей, прежде недосягаемой, приставили к шее бритву. Ибо писал пророк на человечьей коже – «Женщина с рыжими волосами – это пригоршня праха».Ибо все он знал о суках, сухими ногами по воде и вытянутой рукой вбивая им пули промеж глаз раз за разом. О суках с перерезанным горлом. Легко ли убить женщину? Да что может быть легче.
    Помню я работал дезинсектором в муниципалитете паскудного городишки. Вдуваешь в вену три кубика – разрывает мозги, как перезрелую мякоть арбуза – чавкает болотная жижа извилин. Была у меня в то время невеста – несимметричные ключицы, глазки полные утопленников и родинка на внутренней поверхности бедра – ей вскрыли гнойную ангину и похоронили с зараженной кровью. Она умерла без боя, вырванное сердце трепыхалось на асфальте. Так- то, Кристина – нос в кокаине, нюхай цветочки. Помнишь историю о близнецах – гинекологах – маньяках – убийцах? Смотреть в колодец полжизни – поневоле сойдешь с ума…Вот вам и оправдание перед повешением. Наелся мексиканских грибов и прозрел будущее – оно было ужасным. Мерещится всякое…
    Перелистывая заветы своей подручной мизантропии…Это стадо нуждается в полной дезинтеграции. Мужчины, женщины, дети – теплокровные цели для сброса ненависти. Он дал мне дезинтегратор и сказал «Нажми тут»
     И начать с ублюдков в рясах. Легко ли убить священника? Чавкнула гильотина, давайте следующего педика с кадилом. На их крестах пятна порчи, они проклятые, они посмели встать между мной и богом. Я знаю, я был там, прорываясь наружу сквозь зловоние испарений. Я последний, кто видел звезды.
     И признали деву Марию невменяемой псилоцибиновой нимфоманкой, склонной к непорочному зачатию и зоофилии. Присяжные были единогласны, я воздержался – ее глазами можно было колоть орехи. Нарекли в ее честь перекресток на северном полюсе и отпустили с миром. Она вышла замуж за увечного араба Аль Хазреда, промышлявшего кустарным опиумом в Месопотамии и через два года отравила его мышьяком. Она не раскаивалась, ее сожгли на костре. Таковы факты.
    Если же взглянуть с другой стороны заката… Помнишь ничтожные пузыри гордости? Кошачье происхождение женщины под дождем из окна трамвая? Исторжение цветочного запаха ненависти на заблудших ладонях? Помнишь вторую, не физическую любовь к фотокопии?
    Вот также когда-то я умирал со сломанными ребрами у тебя на крыльце, со скользящим сквозь пальцы гемоглобином и комком в горле… Сквозь смех идиотки заслонило тенью стрелки отпущенного времени…Легко ли умереть случайной жертвой насилия? Рой шальных жизнелюбивых пуль повсюду, зацепят без разбора, так и умер бесцельно, не пожив почти, как ничтожество…
    Помню я работал на передвижной виселице – намыливал веревку. Снизу вверх эти танцы кажутся чем-то утонченным и осмысленным, декоративным перформансом одноактного балета. Если же взглянуть с другой стороны заката – тебя вывернет наизнанку, Кристина, уж поверь старому пройдохе. Эти танцы на проволоке до добра не доводят, швырнут с шести тысяч вольт на мокрый асфальт, меловой силуэт со сломанным позвоночником, некролог на последней странице в углу, и забудут, забудут… Помню я работал на передвижной Хиросиме автопилотом…
   Из оранжевых снов на волю, к моноцветным гаммам реальности…Ad astra…

-1997год-