Путешествие в Почаевскую лавру
Что ж, возьму на всякий случай с собой и загранпаспорт.
В середине июня, наконец, появилась возможность использовать пару заработанных отгулов, прибавив к паре выходных.
Дочь со мной поехать не смогла – сессия, нашёлся другой спутник – давно просил взять его с собой один пожилой человек, желающий вкусить прелесть автомобильного путешествия.
Получив благословение, отправились в путь около 12 часов дня. Через Рузу, Дорохово, Смоленск… Перед Минском сильно поредел поток большегрузов, прекрасная трасса скатертью ложилась под колесо… Сколько хватает глаз – поля, поля, ветер гонит волны по ржаным просторам… Издали видны сёла, деревни. В первый день были преодолены одна тысяча шестьдесят четыре километра пути.
Ночь, пора спать. Съезжаю с трассы, чтоб переночевать вблизи какой-нибудь деревни. Огни в окошках, вётлы у заборов, бессонная молодёжь, огороды. Вот за этими огородами и встали на ночлег. Ложусь, и думаю с грустью о дочери. Но от усталости быстро засыпаю - хорошо спится на разложенном сиденье в уютном спальнике. Утром проснулась от птичьего многоголосья. Не наслушаться.
До Бреста оставалось около 60 км, за ним – таможня, где проходим заморочки с визой, страховкой и, наконец, пересекаем украинскую границу.
Волынь…Волынская земля, историческая область 9-18 вв. в бассейнах южных притоков реки Припять и верховьев Западного Буга. Современная территория Волынской, Ровенской, Житомирской, северных частей Тернопольской и Хмельницкой области Украины, восточной части Люблинского воеводства Польши). Древнейшее население - дулебы, бужане, волыняне. С 10 века в Киевской Руси, с конца 12 в. в Галицко-Волынском княжестве, со 2-й пол. 14 в. в Литве и Польше. С 1793-95 в Российской империи.
Проезжаем мимо сёл, дорога хорошая, навстречу едут на телегах, запряжённых лошадьми. Здесь весьма распространён гужевой транспорт, незаменимый в сельском хозяйстве местных крестьян, составляющих основное население. По обочине дороги гонят коров. Характерная картинка – несколько в стороне от дороги аккуратные чистые хатки и хозяйственные постройки, ухоженные огороды, стожки, пасутся кони, коровы. На столбах аистиные гнёзда, где уже вывелись птенцы – торчат из вороха прутьев по две-три головы под присмотром родителя, настораживающегося при виде камеры. У перекрёстков установлены убранные лентами кресты, с изображением Спасителя или Богоматери, крашеные обычно голубой краской.
Указатель: Свято-Николаевский монастырь. Притормаживаю, чтоб повернуть. Пожилая женщина просит подвезти до деревни. Садится. Сворачиваю по указателю.
Дорога вдоль густого невысокого леса вымощена колотым камнем, ехать тряско, съезжаю и плетусь по обочине. Одно село, другое. Вишни склоняют усыпанные ягодами ветви за каждый забор, из-за ветвей сквозят всё те же аккуратные штакетники и хаты.
Мерно, дремотно гудит шмель. Нагретая солнцем, густо пахнет чёрная смородина. Так в детстве пахло в бабушкином саду. Ещё укропом и рекой - наш дом стоял на берегу Истры. Давно нет ни дома, ни бабушки… Только этот летний запах, только этот печальный мотив другой, невозвратной жизни, навсегда вошедший в моё сердце. Её воспоминания, ставшими моими, её одиночество (после войны рано умер мой дед), и мудрость и смирение последних её дней…
Село у озера. Высаживаем женщину, и продолжаем свой путь уже по грунтовой дороге мимо ржаных полей с красными полосами мака с синими пятнами цикория и колокольчиков.
Свято-Николаевская обитель. Никого нет у ворот, покрываюсь платком, проходим. Белокаменные строения – часовня, церковь, братские корпуса; цветники, голубые ели, можжевельники, дорога вымощена плитами. Строгость, покой. У входа в храм стоят монахи – идёт служба. Говорим шёпотом и проходим, чтоб не мешать. Под куполом в арке – изображение святителя.
Монастырское хозяйство – коровник, трактор, мастерская, всё открыто, люди ушли на молитву в храм. На дороге лежит кошка, встаёт, идёт следом за нами.
Большой яблоневый сад, свежей краской блестит и пахнет двускатное покрытие каменного забора, опоясывающего монастырь с садом. Напротив луг с берёзами, до самой земли свесившими ветви, где-то в их глубине пасётся лошадь.
Стройный домик местного селянина привлекает взгляд уютностью, свежей зелёной травкой во дворе с колодцем, постройками, охапкой дров. За невысоким ровным штакетником стоят светлые стожки.
Сам селянин, посмотрев с минуту на приезжих, подходит к иноку в чёрной ризе, стоящему у ограды монастыря рядом с моей машиной.
Инок говорит: подвезёте до шоссе? Лицо у него разбойничье с переломанным носом. Спрашиваю селянина – вашей обители монах? Улыбается: нашей, нашей, не бойтесь. Говорю – садитесь, батюшка.
По пути расспросы: куда, откуда? Разговор завязывается интересный. Монаха зовут Стефан. Убеждает немного изменить маршрут и проехать через Владимир Волынский, как он говорит, построенный князем Владимиром, просветителем Руси. А там, рядом – Святогорская Зимненская обитель - стоит посетить.
«Владимир_Волынский - небольшой старинный городок. Упоминается в "Повести временных лет" с 988 года. Владимир-Волынская епархия, одна из самых древних на Украине, основана святым равноапостольным князем Владимиром в 992 году. Называлась Владимирской. Первым ее епископом назначили Стефана (Болгарина). После татаро-монгольского нашествия, когда были разрушены город и кафедральный собор, удельные князья возвели мощные оборонительные сооружения.
В 1596 году, после перехода епископа Ипатия Потея в унию, Свято-Успенский собор и епископский дом присвоили униаты, пытавшиеся превратить Украину в свою колонию, а народ насильственно окатоличить. Но тысячи верующих и священников твердо стояли в Православии, не пожелав изменить прадедовской вере.
Митрополит Киевский Петр Могила добился стабильности Православия на Украине, тем не менее, древняя Владимирская епархия не возобновила свою деятельность.
В 1891 году во Владимире-Волынском открылось викариатство. Епископом стал Преосвященный Паисий. С 1908 по 1921 год епископом назначен Фаддей (Успенский), впоследствии прославленный и канонизированный Православной Церковью. Последний викарный епископ Владимира Преосвященный Мануил мученически погиб в 1943 году.
За тысячелетний период существования древней Владимирской, а потом Волынской епархии своей подвижнической жизнью прославились и были причислены к лику святых 30 подвижников православной веры. Владимиро-Волынская епархия возрождена решением Священного Синода Украинской Православной Церкви в 1996 года. Первым ее архиереем стал епископ Владимир-Волынский и Ковельский Симеон».
Подъехали к кафедральному Свято-Успенскому собору. Величественное сооружение, построенное в 1156-60 годах, зодчими, скорее всего, переславльскими, по приказу князя Мстислава Изяславовича.
Неподалёку от Владимира Зимненский Святогорский Успенский монастырь, куда очень настоятельно рекомендовал заглянуть о. Стефан. Он взялся и проводить.
Монастырь сначала был мужским; основан, по преданию, тоже святым Владимиром. Во время господства унии постепенно пришёл в упадок и в XVIII веке был закрыт. В 1893 году открыт как женский монастырь. Здесь, под главной церковью есть пещеры, наподобие киевских.
Стоит монастырь на довольно высокой горе, у подножия которой расстилаются холмистые волынские просторы, хлебные поля с алыми маковыми полосками. Протекает речка и, совсем рядом есть небольшой пруд, заросший у берегов кувшинками. Пасутся кони, коровы. Красота и покой. И изумление этой целостной картиной живой прекрасной природы и человеческого созидания.
Небольшой, очень уютный монастырь, ухоженный, как с картинки. Бронзовый памятник князю Владимиру, у подножия вазоны с цветами. В каменной чаше под нишей установлен крест, по которому струится вода. Царство роскошных роз. Галерея из плюща. Каких только нет цветов и декоративных кустарников. Сирень, голубые ели, можжевельники. Ухаживают за ними совсем молодые монахини. За оградой с южной стороны – сад с вишнями, яблонями, облепихой, вётлами, чудесной шелковистой травой. Над обрывом на скамеечке сидит игуменья, смотрит вдаль. Отец Стефан хотел спросить, как включить свет в пещерах, куда мы собирались спуститься. Постоял за её спиной, но побеспокоить не решился.
Пересекли территорию монастыря и снова вышли за ограду, теперь – с востока, откуда открываются просторные дали, где по краю горы растут вперемешку кусты роз и смородины, а ближе к стене, на лужайке, в той же нежной траве – маргаритки. Вниз ведёт изящная каменная лестница, с коваными ограждениями и деревянными перилами. Отец Стефан угощает меня водой из колодца со святой водой. Спустились в пещеры, но там, в темноте можно заблудиться, а выключателя так и не нашли.
Прощаемся. Странное чувство – не хочется расставаться, и не похоже, что расставание навсегда. Он говорит мне спасибо. Дарит на прощанье иконки. А моё спасибо не кончилось до сих пор, я ему признательна за эту, показанную мне красоту, за сердечность, за то понимание, и простое немногословное общение, которое возникает у людей, думающих одну думу… На прощанье предостерегает: смотри, никому не останавливай!
И опять мимо сёл бежит наша дорога. Не спеша, чинно идут по обочине гуси. В пруду за селом плавают лебеди, утки. С высоких холмов видны квадратики засеянных делянок, крестьяне ворошат сено. Много новых храмов. Маковые степи, сколько хватает глаз. Во ржи по краю поля растут васильки, колокольчики, ромашки, маки.
И снова вспоминаю детство и печалюсь. Приходят мысли о старости, о смерти. Что дальше? Дочь уже большая. Она обрадовалась моему отъезду – свобода! Кольнуло в сердце. А раньше - подолгу стояла, крохотная, у дороги, провожая, когда оставляла её у родителей… Постарше всё писала мне письма – мамочка, я тебя люблю. И вот – это утрачено. Моя вина, мне в последние годы часто бывало не до неё…
Одиночество; всё ёще помнится привкус последней любви и боли… Что дальше? Лучше бы кончилась жизнь сейчас, чтобы не наступила беспомощная, бесплодная старость…
Розовым вечерним светом окрашиваются просёлочные дороги, крыши. Навстречу возвращаются с полей запряжённые лошадьми телеги, в которых сидят загорелые румяные хохлушки рядышком со своими чоловiками. Или едут целые семейства с детьми, стариками, вооружёнными граблями.
Вдали, через поле – разрушенный костёл, с печальной склонившейся статуей какого-то католического святого; посёлок. Мужчина просит подвести – не пошёл рейсовый автобус. Удивляется (уже не первый), как мы рискнули с московскими номерами поехать в эти края и тоже предупреждает, чтоб были осторожней. Объясняю свою цель, становится словоохотливым, рассказывает о том, что было здесь в советское время. В небольшом городке, прощаясь с нами, проводил до кафе, где нас приветливо встретили и накрыли ужин.
Дорога сквозь лес, мимо таких же городков, где нет многоэтажек и глухих заборов, где в каждом палисаднике жасмин, сирени, вишни…
Итак, мы проехали по областям – Волынской, Ровенской, Львовской. Тернопольская, Почаев.
Первый час ночи. Город оживлён. Худенькая доброжелательная женщина объясняет, как удобнее подъехать к лавре. Там, на территории есть гостиница. У ворот лавры стоит молодой солдат – ворота уже закрыты, но он куда-то звонит, и нам предлагают припарковать машину и отпирают тяжёлые монастырские врата… За ними мягко и тепло охватывает бархатная южная ночь с запахами цветов и кипарисов, с пением цикад. Под высокими тёмными храмами прохаживаются паломники, читают, сидя на лавочках. Время отступает на столетие назад.
В номере «люкс», который стоит около двухсот российских рублей, ждут уют, чистота, душ и постель со свежим бельём.
Рано утром горячее солнце блестит на уже нагретых камнях мостовой, сияет позолотой куполов белокаменных храмов и беседок… Здесь целый прекрасный город, по которому движется множество людей.
Лавра принадлежит Волынской епархии, была основана на горе близ местечка Новый Почаев после татарского погрома Киева Батыем, около 1240-1241 года. Основатели - затворники Киево-Печерской Лавры, бежавшие на Волынь от ордынского разорения. Древнейшая летопись Почаевского монастыря рассказывает, как двое иноков с жителем села Почаев, пастухом Иваном Босым в 1240 году видели явление Богоматери, стоящей на скале Почаевской в огненном виде. На том месте, где стояла Пресвятая Богородица, остался след Её Стопы, наполненный чистой и целебной водой. Тогда, наверное, и была сооружена у подножия горы каменная церковь во имя Успения Божией Матери.
Со временем обитель стала приходить в запустение, но была вновь устроена помещицей Анной Гойской, принесшей сюда икону Богоматери, после того, как перед иконой прозрел слепорожденный её брат Филипп. Эту икону 30 лет назад подарил Анне Греческий митрополит Неофит за оказанное ему гостеприимство.
«В 1596 году польское правительство провозглашает унию. Почаевская Лавра решительно выступает против распространения иезуитской системы и ополячивания православных, выдерживает натиск чуждых вероучений и становится могущественным духовным центром православия.
Во времена литовского правления духовными деятелями Лавры и самыми непримиримыми противниками латино-польского преобладания и унии были преподобный Феодор, князь Острожский, и святой митрополит Фотий, а также преподобный Иов, игумен Почаевского монастыря (его мощи теперь – одна из святынь лавры) и священномученик Макарий, архимандрит Овручский.
Но с 1713 по 1831 год Почаевская Лавра всё же находилась под властью униатов. Переданная в ведение православного духовенства, она в 1833 году получила название лавры с присвоением ей четвертого места в числе существующих в России.
Соборный храм Успения Божией Матери построен благотворителем обители графом Николаем Потоцким. Впоследствии в нем были воздвигнуты два придела: во имя святого Николая Чудотворца и в честь святого Александра Невского. В соборном храме над царскими вратами в звездчатом киоте помещается чудотворная Почаевская икона Богоматери. Ещё одна святыня - Стопа Богоматери (отпечаток ноги на плотном известковом туфе). Чудотворный источник, покрытый ковчегом, находится внутри церкви Успения Пресвятой Богородицы. Внутри скалы, под стопой, есть пещера, в которой вода стекает по каплям в сосуды и раздается богомольцам.
До революции при Лавре была иконописная мастерская, школа, где обучали различным ремеслам, три гостиницы и больница для паломников».
В храме позолота и прекрасная роспись – на стенах изображены библейские сцены. Мы встали в очередь, чтоб приложиться к отпечатку стопы Богородицы. В это время с высоты царских врат была спущена чудотворная икона, к которой сразу тоже выстроилась очередь. Купила небольшой писаный образ Почаевской иконы Божией Матери, приложила его к чудотворному, сама приложилась. Оставила поминальные записки.
Перед отъездом мы прогулялись по территории лавры, по городку у её подножия, полюбовались видами.
На озеро святой Анны ехали по белой грунтовой дороге мимо заросших лесом гор, маков, сосновых лесов. У озера – монастырь. Там тоже много народу – купались, набирали в источнике воду.
Обратный путь: сёла да возделанные поля, и везде кони и коровы, да упитанные козы. Пора сенокоса, убирают, возят сено. Холмы, леса. Носятся разные невиданные птицы, умудряясь проскальзывать в воздухе перед самой машиной. У дороги дети продают лесные ягоды – чернику, землянику. В деревнях красивая, спокойная молодёжь – ни резкого слова, ни презрительного лица, ни одной вульгарной девицы, ни одного парня с пивом… Ни одного пьяного мужика. Продавщицы в магазинах молодые, симпатичные, приветливые.
Перед Дубно – большой пятикупольный новый собор.
У деревни Полталия на обочине торгуют первыми абрикосами, клубникой. Обедаем в лесу. Он, светлый, чистый, из невысоких кряжистых сосен, звучит птичьим многоголосьем. Сколько земляники! Манит: наклонись, ешь, не уходи.
Белоруссия. Над вечереющим небом – полосы истерзанных закатных облаков. Среди равнины в молочно-зелёной ржи возникает огромный фантастический зубр и словно движется, плывёт оттуда к шоссе.
Таможня. Вереница машин. В окошко протягиваю документы, рядом тоже встаёт какой-то водитель. Таможенник говорит нам, чтоб открыли капоты, спрашивает - откуда, не везёте ли каких раритетов? Пожимаю плечами. Отходит, говорю ему тихо вслед: «Все раритеты уже вывезли, дядя». Переглядываемся с водителем, смеёмся. Он похож на кого-то из известных хоккеистов, машина у него большой чёрный джип. Ничего себе – я здесь таких не видела. Московские номера? Тогда всё ясно. И странно: было немножко радостно – соскучилась. В течение четырёх часов, от окошка до окошка, по территории таможни этот джип двигался за мной следом. За руль пересела мадам. А «хоккеист» всё выходил, останавливался рядом. Как-то стало понятно, что мадам здесь не при чём, что он хочет подойти и не может решиться. У следующего окошечка мы снова стояли вместе. Весёлый таможенник, обратившись по имени, напутствовал, чтоб ехала осторожно. Тот, кто на джипе, вдруг тоже назвал меня по имени: «Прости, я бы тебя проводил, но перегоняю машину этой мадам». Он повёл плечом в сторону джипа и бросил туда странный, какой-то сквозной тоскливый взгляд. Я усмехнулась: «Ничего, в другой раз…»
Ночь, фонари, фонари... После Бреста что-то начинает греметь в машине, подъезжаю к заправочной станции с дымом из-под капота – как оказалось впоследствии, соскочил ремень, вышла из строя помпа, вытекла вода из радиатора. С этого момента начались «приключения».
Чтобы починить машину, надо вернуться в Брест, переночевать в гостинице, и утром найти автосервис. Но как вернуться в Брест, если из-под капота идёт дым?
Спрашиваю каких-то парней: не поможете ли за плату отбуксировать машину в Брест? Обещают, цепляют трос, но что-то долго собираются, уходят, приходят. Совещаются в сторонке. Подхожу: нельзя ли побыстрее? Вдруг из кафе выходит какой-то неприятный тип и начинает задираться к моим «буксировщикам». Его дружок (или охранник) объясняет, что это рецидивист, и урезонить его невозможно. «Буксировщики» с растерянными лицами заталкиваются в свою машину. Я - в свою. «Рецидивист» прыгает на сиденье рядом со мной. Пробую его вытолкнуть. «Буксировщики» трогают, наша машина на тросе тоже. Проезжаем несколько метров, «рецидивист» умудряется просунуть ногу и нажать на тормоз. Трос рвётся. Чуть не воткнулась в переднюю машину. «Рецидивист» пытается вырвать из замка ключ зажигания, я сопротивляюсь, как могу, он выскакивает, и, обежав машину, распахивает мою дверцу, тянет руку к ключу. Я, что есть сил, тяну дверцу на себя, отталкиваю его. Совершенно отчётливо чувствую вкус крови во рту. Сумасшедшая мысль: конец!
Путь вперёд отрезан, назад – бензоколонка, там быстро задом не вырулить. Включаю заднюю скорость, резко отъезжаю на немного назад, «рецидивист» выпускает дверцу, а я разгоняюсь и бью стоящую впереди машину, она откатывается, и успеваю проскочить в образовавшуюся пустоту и выскочить на трассу. На «встречку», потому, что с этой стороны идут встречные полосы. Вылетаю на крайнюю правую полосу. Сколько успеваю так пролететь – не знаю. Помню только ослепительные пульсирующие фары, смятение на дороге. Тут только мой бедный спутник что-то «пропискивает» с заднего сиденья. Говорю: «Не бойтесь. Всё нормально».
Разделительный газон занят какой-то стройкой, по нему не проскочишь. Наконец вижу свободное местечко между столбами и проскакиваю сквозь них, через этот газон, через парапеты на свою полосу. Оглядываюсь, попутных машин по этой полосе нет – везенье! Погони, вроде, тоже нет. Брест. Останавливаюсь в центре рядом с таксистами. Машина дымит.
Мелкими перебежками, чтоб не повредить мотор, добираемся до гостиницы.
Утром следующего, воскресного дня, оказалось, что сервисы выходные. Ловлю какого-то мужика, объясняю. Он с похмелья, ему нужно выпить. Мы друг друга нашли. Нашлись и мастера, и запчасти. К обеду мы покинули Брест.
По пути заехали в Жабинки, там, в тихом месте, в светлом сосновом бору стоит Преображенский монастырь. Отец Стефан просил меня передать поклон настоятелю – отцу Серафиму.
Теперь домой. Но я чувствую усталость, надо поспать. Лес, луг, разнотравье, звенят кузнечики, замечательно пахнет детством, родиной…
Часа через полтора – снова в пути. До Москвы около 600 километров, и уже позади Минск.
Всё так же скатертью стелется навстречу прекрасное Минское шоссе, всё те же поля разворачиваются по обе его стороны. И, опять, как заезженная пластинка: что дальше? Зачем?
В неверном свете сумерек, в огнях СДП (сбор таможенных пошлин) я не сразу увидела, что впереди меня движется машина, обслуживающая электросети. Нижние габаритные огни у неё не горели, верхние сливались с иллюминацией СДП. Притормозить успела, как смогла. Звук был похож на звук сминаемой яичной скорлупы. ВСЁ! «Морда» у моей машины всмятку, буровой винт «электросетей» пробил лобовое стекло и прошёл в нескольких сантиметрах над моей головой. На нас – ни царапины.
ГАИ, суета, протоколы, разговоры, сочувствия – всё поглотила ночь. Лежу в частной гостинице в белорусском городе Крупки, куда привезли добрые люди. И представляю, что творится дома – мы должны были вернуться утром в воскресенье. Почта в городе уже на ночлеге, билайн здесь не работает.
Утром с криком, слезами рвётся в трубку голос дочери – мама, где ты?!!
Машину взяли в сервис, а у нас получился выходной. Мастера из города Крупки взялись за один день отремонтировать машину (мотор на моё счастье оказался цел).
Мы бродили по городу, в котором почти все дома частные, старинный центр; в низине, у речки пасутся кони. Заглядывали в сады. Заходили в магазины. В местном музейчике - фотографии погибших «афганцев» - смешные тощенькие мальчишки, волосы соломенные, фуражки на затылках. На одном снимке – мать с отцом плачут, обнявшись… В другом зале – тоже мальчишки, но другой войны – Отечественной. Почему я плачу?
Познакомились с хозяевами нашей гостиницы. Семья – родители и дети тоже с семьями – брат и сестра. Симпатичные, доброжелательные люди. Гостиница их кормит, дала возможность построить ещё два дома на всех, нормально отдыхать, даже заграницей. Но они сетуют, что 50% доходов уходит на налоги – в том числе, на содержание деревень, которым Лукашенко уделяет куда большее внимание, чем городу.
Действительно, в деревнях здесь очень хорошо, они ухоженные, как заграницей. Хорошее жильё, комфортный быт, инфраструктура - всё способствует тому, чтоб люди оставались работать в сельском хозяйстве, которое поддерживается всем необходимым – техникой, помощью, финансами. Качаю головой на сетованье – 50%, которые остаются на руках даже у таких не великих предпринимателей это совсем не плохо… В Белоруссии нет такой чиновничьей хватки, таких преград для развития частного бизнеса, как у нас. Да, там предприниматели и чиновники не покупают крайслеров (разве что б/у, здесь тоже у всех подержанные иномарки), но зато и народ в целом живёт куда лучше нашего.
Машину мы забрали следующим утром, часов в 11. И, благословясь, отправились в путь. Мой спутник сказал: ну, теперь уже, наверное, всё - доедем без приключений. Но я почувствовала, как в сердце змейкой вползло предчувствие: нет, ещё не всё: двум быть, третьего не миновать.
В Вязьме машина, которая начала странно подёргиваться с белорусской границы (я подозревала плохой бензин), остановилась намертво, так и быть, доехав до бензоколонки. До глубокой ночи пытался мне помочь грузин Георгий, (а до него многие другие), мы съездили с ним за запчастями в какой-то круглосуточный магазин, он что-то менял. Но увы… Предложил отбуксировать машину до Гагарина, где он живёт, с помощью своей «Газели». Но я отказалась – ему завтра куда-то рано ехать, а придётся возиться с нами - в наказание за свою доброту. Ничего - заплачу за погрузчик.
В ожидании погрузчика на холодном ветру, стоя у трассы, где неслись навстречу бесконечные фуры, слепя фарами, я думала – завтра это всё будет позади, останется в прошлом, как сон.
Вяземский погрузчик привёз нас в Истру утром, около шести. Обремененная сумками, я ввалилась в родной дом под радостные вопли дочери; залезла к ней под нагретое одеяло, и мы, обнявшись, уснули…
…Стучат часы, скользит по полу и по занавескам солнечный луч. Лежу, наслаждаюсь каждым мгновением позднего летнего утра. Мгновения вдруг стали осязаемыми, плотными, я словно чувствую их длительность и вес, упругую, приятную структуру. Как хорошо жить. Господи, прости мне! Как хорошо жить…
Свидетельство о публикации №208121800565