Неоконченная статья

Знакомая художница сказала: вот ты проехала по России – север, восток, юг и запад… Ты написала о её святынях. Напиши о Новом Иерусалиме, замкнув круг своих путешествий…

Родина… Центр вселенной. Земля, на которой родился человек, там, где прошло его детство и на которой он живёт. И - которой он живёт, не перерезая пуповину.
Россия - в ней вечно что-то не так, в ней всегда виноват, тот, кто невиновен. Здесь первыми умирают и гибнут лучшие её сыновья.
У меня была возможность уехать отсюда в рай земной. Но земной рай – не моя Родина. Я могла уехать из Истры в Москву и благополучно там жить в относительном довольстве с хорошей зарплатой. Но осталась в Истре. У стен Нового Иерусалима, к которым я прижималась лицом, при попытке проститься навеки, уезжая в рай…

Прошло довольно  лет. Передо мной лежат листки с печатным и рукописным текстом. Много листков. Они кровоточат. Это просьбы и жалобы – их приносят мне.
«… Н-Иерусалим, западная часть Истры…»
Люди, словно, при мне у них вскрываются раны, говорят: вот вы пишите всё хорошее (имеется в виду газета), а у нас то и то неладно, это плохо и то никуда. Дорогие мои, я понимаю, что вам больше некому сказать, а у меня какое-то такое лицо, или слишком мелкая должность, что мне можно высказать, можно отругать, попрекнуть за все ваши беды. Но – вы, сами вы где, почему молчите? Что у вас за привычка перекладывать ответственность на других и склоняться перед всем, кто назвал себя вашим начальником? Почему вы от этого магического слова, чина, забываете все свои права и обязанности? Это – ваша земля и ваш город, это – ваши дома, котельные, мастерские, линии электропередач. Это вы и ваши родители тянули провода и клали кирпичи. Это ваши деды лежат в братских могилах – почему вы забыли их имена и почему вы молча отдали их наследство?

А я – что я могу? Этот материал не опубликуют в местной газете – могу его только написать. Вы спросите – почему? Да очень просто – другие люди тоже не хотят остаться без куска хлеба. Вы едите хлеб? И они хотят. Вы не хотите, чтоб вас выгнали со службы? И они не хотят. Вы кланяетесь начальству и плюёте ему вслед?  И они кланяются, но не плюют – потому, что видели худших начальников. И против начальства они не пойдут, потому, что поодиночке их уволят, а объединиться они не могут. По разным причинам. Например, в редакции – больше половины приезжих, начиная от редактора и двух его замов. Что это значит, думайте сами.

Россия – север, восток, запад и юг - пустеет, в ней теплятся жизнью только большие города. А районные центры, села, посёлки, деревни вымирают, превращаются в урочища. Но зато всё теснее и теснее в Москве, в Подмосковье. Все, кто выжил, переезжают сюда, перебираясь правдами и неправдами.
Они считают мои притязания на справедливость барством и выпендрёжем и говорят: ты бы там пожила! Там цены, как в Москве, а работы нет, если есть, то с нищенской зарплатой, там все спились, обыдлились и т.д.

Да, я там не жила. Но, когда поехала в Америку, здесь было хуже, чем теперь в глубинке, гораздо хуже – пустые прилавки, талоны,  отсутствие работы, дыры в асфальте, грязь.  Сам дух был каким-то тяжким, омерзительным. Более того, меня тогда  предупредили, что Россия обречена, что здесь будет так плохо, как мы не можем и представить. А в Америке было хорошо, и теперь значительно лучше, чем здесь. Но я не осталась в Америке. Нет, это не геройство, и ничем не горжусь. Мне нечем гордиться – Родина есть Родина, её не выбирают, как руку, ногу, мать – с ней просто рождаются.
Но не хочу понимать, почему другие люди бегут со своей Родины вместо того, чтоб что-нибудь сделать для её блага. Почему они презирают своё захолустье - леса, просторы, святые места,  Рязань, Тверь, Вологду, Торжок? Эти прекрасные русские города, гораздо более красивые, чем жалкая Истра, чем грязная, отупевшая, ставшая чужой, нерусской,  Москва. Там нет голода, есть вся инфраструктура, магазины и даже театры и вполне можно жить. Что же им мешает жить на своей земле? Зависть к мифическим  материальным благам, показанным по телевизору? Нежелание сопротивляться, боязнь говорить и поступать по правде?

Ведь возвращались же в эти разрушенные после войны города и деревни их деды, солдаты, восстанавливали, поднимали, возрождали буквально из пепла – ту же Тверь, Новгород, Старую Руссу?
А их внуки бегут в Москву. Меняют свободный труд на родной земле на рабство, где слова не скажешь, где в поле не выйдешь, в речке не искупаешься, в лесу не погуляешь. За стеклянные бусы отдают драгоценности. За квартиру в многоэтажке – родной дом и простор земли. Предел мечтаний – крутая тачка, поездка в Турцию и безделье у ящика. Физический труд заменяется бесцельным боулингом, фитнесом и прочими синтетическими забавами.
И плохо всем – и приезжим и местным. Теснота, зависть. Приезжие на первых порах на всё согласны – и на низкую зарплату, и на лесть и угождение начальству. Чтоб занять сначала место местного рабочего, который попытается отстаивать свои права и зарплату, а потом – и начальничье кресло, потому, что увёртливые приезжие знают всякие ходы. Эти ходы не используют местные, потому, что они, чувствуя свою правду, пытаются держаться прямых путей.  И их обходят, обделяют путями окольными.
Когда приезжие становятся богатыми, они не очень любят вспоминать пустые деревни, они, в отличие от меня,  презирают свои захолустья.
Они не любят, когда их просят помочь бедным – многим из них, действительно, трудно досталось их благополучие – сколько надо было вылизать задниц, переступить трупов, скольких обмануть, вытеснить, опередить. Не спать по ночам, затаив злобу думать о мщении. И вот, наконец,  добиться, дорваться до богатства.
И вот всё уже есть, и есть даже столько, что уже не переваришь – и детям и внукам. А помочь бедным всё равно не хочется, рука не поднимается – я сам всего добился, я этих местных ненавижу…  И не понимает, что добился на их материале – на них самих, их средствах,  их земле. Они бедные, они старые? Ну, он же помогает свом родителям в Воронеже - и довольно. И не понимает, что деньги это ещё не всё – а иногда надо подать воды, вызвать врача, принести лекарство. Но если ты подашь здесь, то подадут и там… А родителям в Воронеже нужна, прежде всего, любовь. Но некому её теперь там дать даже за деньги…
Дети, внуки? А что они? Они уже не знают чего хотеть, они презирают нищих одноклассников. Сейчас они гордятся, что у них папа крутой. А потом они плевать хотели на папу – и однажды этому папе тоже некому будет подать лекарство.