НЕнаша эра. ч. 2 гл. 2

Разумеется, я не мог предположить, что Посвящение включает в себя вход в полуобморочное состояние, сопровождаемое дурными видениями. Но я, по крайней мере, должен был догадаться. Я ведь сразу почувствовал странный запах, царивший в зале Обрядов. Конечно, это было какое-то вещество или растение, вызывающее галлюцинации, а, точнее, видения. Слышал я о таком, кажется, изобрели еще до Катастрофы. После такого не мешало бы выпить чего-нибудь крепкого, но первый принцип Посвященного - здоровый, ну или, по крайней мере, безвредный образ жизни. Как специально. Хотя, что я говорю - это действительно специально!
Я вылез из ванны, где провел, наверно, часа два, размокая в прохладной, отгоняющей дурные мысли воде. Вытерся, надел халат и прошел в комнату с зеркальной стеной.
Глеб уже ждал меня. Он сидел в кресле, положив ногу на ногу.
- Вредно так сидеть, - буркнул я. - Осанка портится.
Я без колебаний дал Глебу дубликат ключа. Я бы никогда не подумал, что он что-нибудь может украсть у меня. Во-первых, он прекрасно помнил заповедь «Не укради», и вряд ли ему хочется коротать загробную жизнь, выполняя бесконечную работу, стегаемый пылающими кнутами; во-вторых, воровать-то особо нечего было. Вернее, есть что, но у Глеба это и так есть и гораздо лучше, чем у меня.
- Как все прошло? - поинтересовался он.
Я хмыкнул.
- Понятно, - протянул он. - Да, по-человечески я должен был тебя предупредить, но таков обычай, восходящий, между прочим, к первому веку после Катастрофы.
Я кивнул.
- Хорошо, я ничего не имею против. Знаешь, - произнес я заговорщицки, - честно говоря, я бы и сам не стал бы рассказывать.
- Нельзя издеваться над людьми, - сказал Глеб наставительно. - Тем более, над Служителями.
Я иронично посмотрел на него.
- Ты сам-то веришь в это?
- Нет.

Каста Посвященных была основана и утверждена в 68 году. Первоначально представитель этой касты определялся как «Ученик Паломника». Что-то вроде испытательного срока или длинного экзамена на право носить Зеленую Печать. Задачи были соответственными: пропаганда, просвещение, голос Патриарха и прочее в этом духе. «Испытательный срок» длится от восьми месяцев до трех лет. Точный срок зависит от самого Посвященного - чем большую часть своего дохода он жертвует Церкви, тем быстрее он сможет перейти на следующую ступень иерархической лестницы. Понятно, почему Церковь старается как можно дольше удерживать людей в этой касте. Судя по всему, они и приносят наибольшую, так сказать, прибыль. Беда лишь в том, что Посвященные составляют в среднем всего семь процентов всего населения Мегаполиса. Как следствие - разорительные налоги. Потому никто не стремится задерживаться здесь на долгое время. А я - тем более. По моим расчетам, восьмидесяти процентов заработка хватит, чтобы пройти Посвящение меньше, чем через год. Придется, правда, голодать и одеваться поскромнее, но какая разница, если я все равно большую часть времени буду ходить в мантии? Церковь не настаивала на постоянном ношении мантии, но считалось, что, не надевая ее при выходе на улицу, тем самым оскорбляешь окружающих. Также без мантии нельзя было появляться в церквях, в тюрьме или на каторге (в качестве посетителя, конечно) и вообще на любой территории, принадлежащей непосредственно Новой Церкви.
Все же мне не совсем понятен смысл всего этого. Что я смогу такого сделать в ранге Посвященного, чего не мог бы сделать, оставаясь Служителем? В последнее время у меня началось складываться впечатление, что Патриарх Владислав не объяснил мне этого, потому что просто не смог или даже сам не знал ответа на этот вопрос. Но все-таки он велел мне пройти иерархическую лестницу, значит, он преследовал какую-то цель. Вот только я не могу понять, какую. Даже представить себе не могу.

- Слушай, - сказал я. - Мне ведь завтра на службу…
- Да, - Глеб кивнул.
- Трудно будет? - спросил я осторожно.
Глеб пожал плечами.
- Первый раз всегда трудно…Первое Посвящение - трудно, первая служба - трудно, первый Обряд - трудно, первая казнь - трудно, первая…
- Что?
Глеб недоуменно посмотрел на меня.
- Ты сказал: первая казнь?
- Да. А что?
- Да нет…ничего…

Заглянув следующим вечером в холодильник, я сделал неприятное открытие: продовольственные запасы кончились. Пришлось с тяжелым вздохом накинуть мантию и выйти на мороз. Я хотел зайти в один магазинчик Мороз, надо сказать, был сильный, а мантия не рассчитана не холода. Я спрятал руки в просторные рукава и сложил их на груди. Охладившаяся уже мантия очень неприятно коснулась тела. Я поежился.
Я сразу почуял неладное. Еще издали я увидел рядом с магазином фигуры в черном. Когда я подошел ближе, то увидел двоих Священников, стоящих по сторонам лежащего на земле Монаха Егора, владельца магазина, и стегающих его электрическими копьями.
- Стойте! - крикнул я, подбегая.
- Что нужно, Посвященный?
Дорогу мне преградил еще один Священник, который не принимал участие в избиении, а просто стоял на месте, и задачей его было препятствовать попыткам помешать ведению процедуры ареста. Но никто, по-видимому, не собирался препятствовать. Все прохожие не то что обходили стороной, а практически оббегали, прижимаясь к стенам, будто и сами совершили что-то нехорошее и боялись присоединиться к арестованному. Но что мог сделать Егор? А если уж он сделал, то зачем его так жестоко бить, ему же за шестьдесят!
- Не делайте этого! - воскликнул я.
«Ты что творишь, идиот?!» - завопил внутренний голос. Но мне было плевать. Что-то во мне надломилось и я уже не думал о последствиях. Я попытался обойти Священника, но он схватил меня за мантию и отшвырнул назад.
- Последнее предупреждение, Посвященный! - сказал он, снимая с пояса электрическое копье. Другие Священники, прекратив проводить «процедуру ареста», смотрели на меня. Видимо, с удивлением. Сказать точно я не мог, потому что на них были маски. Как и всегда, впрочем.
Егор поднял голову, открыл глаза - надо же, он был еще в сознании - и почти шепотом и с явным трудом произнес:
- Андрей?
Священники одновременно посмотрели на него, потом переглянулись, затем медленно перевели взгляд на меня. Я отступил назад. Только сейчас я понял, какую глупость совершил.
- Ах вот оно что… - произнес Священник, следящий за порядком. Не понравился мне его тон.
Он стал медленно приближаться ко мне. Я понял, что дело плохо.

Когда я очнулся, то первой мыслью у меня было не «где я?» и уж конечно не «за что меня так?» А подумалось мне сначала почему-то, что не оправдал я надежд Патриарха, не удержался на плаву, сошел с пути…А уж потом я задался вопросом «Где же я?» В общем-то ответ был очевиден: я сейчас в тюрьме, что находится прямо под зданием Центральной Церкви. Скорее всего, она была частью самого здания - подземным этажом. Скоро меня заберут, допросят и отправят до конца дней моих на каторгу. Я начал сильно нервничать.  «Так, спокойно, - сказал я себе, - давай все-таки разберемся». Что я сделал? Я пытался помешать проведению процедуры ареста. Понятно, что за такие вещи по головке не гладят, но с другой стороны, за них не убивают и на каторгу пожизненно не ссылают! Максимум, что со мной могут сделать, это назначить пяток-другой ударов плетьми. Но почему я тогда в тюрьме. Ладно, поживем - увидим…Хотя не в моем положении так говорить. Давай так: посидим - узнаем. Да, это более правдоподобно. Но, если уж придираться к словам, то я сейчас лежу. Вот сейчас мы попытаемся согнуть ноги…Хм, интересно, почему они не связаны? Пошевелим руками…Стоп! Руки тоже не связаны? Я открыл глаза. В общем-то, ничего не изменилось. Темнота - она и с открытыми глазами темнота. Но почему темнота. Насколько я знаю, в тюремных камерах отнюдь не темно, а, наоборот, слепяще светло, как бы по-дурацки это не звучало…
Я медленно встал, ожидая боли в голове и боках, но, к моему удивлению, ни то, ни другое почти не болело. Ударили меня очень бережно. При этой мысли я усмехнулся. Я обошел комнату, ощупал стены. Они были шершавыми и неприятно кололись, если посильнее прижать к ним руку. В моем распоряжении оказалось четыре квадратных метра. Не очень много, конечно, но, во-первых, не придется подгибать под себя ноги во время сна, а во-вторых меня перестали беспокоить габариты комнаты, когда я, ощупав все четыре стены, не нашел в них двери. Меня даже начала бить дрожь от страха остаться здесь навсегда, но я вовремя додумался до очень простой и достаточно очевидной вещи: телепортацию еще не изобрели, следовательно попал я сюда через какую-то дверь или люк, а значит  через нее или через него можно и выбраться обратно. Впрочем, эта мысль не внушила мне оптимизма. Подпрыгнув, я мог достать до потолка, но в нем тоже не было ни двери, ни люка. Теперь это становилось принципиальным вопросом: мне уже было интересно не как отсюда выбраться, а как я сюда попал. Ломать голову над этой вселенской загадкой пришлось недолго.
Часть стены ушла в бок, и из образовавшегося проема ударил мне в глаза ослепительно яркий свет. Я зажмурился и прикрыл глаза рукой. Видимо, в этой темноте зрачки у меня расширились до предела и теперь я мог ослепнуть. Я только заметил, что в проеме стоит  человек в мантии, но из-за яркого света я видел лишь его силуэт и не мог ничего о нем сказать.
- Вижу, ты уже очнулся, - сказал человек, взял меня за рукав и буквально поволок в проем.
Странно, голос показался мне знакомым. Когда мы вышли из камеры, я разглядел, что мантия на человеке черная, значит, Священник. Я не мог посмотреть на его лицо, потому что свет исходил сверху, и мне еще некоторое время пришлось прикрываться ладонью. Позже я был рад, что тогда не разглядел лица.