Архимед

               
                (и легенда, и быль)               

«Да, я уже слишком стар!» - прошептал Архимед, глядя на солнце, заходящие лучи которого уже золотили фронтон храма Артемиды Сиракузской. – «Слишком стар, и нет силы в руках больше... Если бы я мог, если бы я мог! О, великие боги! Неужели погибнет великое государство Сиракузы?!»  И в жаркой мольбе простер руки к небу великий математик и философ…
Два года уже шла осада Сиракуз римским войском. Римляне с суши и с моря осадили город. Опытный и закаленный в боях полководец Клавдий Марцелл, самый жестокий и непреклонный военачальник, направленный Сенатом,  рассчитывал одним ударом взять Сиракузы. С первых же дней, когда во время жестокого штурма, обезумевшие люди метались по городу, бросались в храмы к подножию статуй богов,  Архимед вбежал во  дворец Гиерона, правителя города-государства, и, с порога закричал о том, что нужно немедленно делать что-то...  В тот день, немыслимыми усилиями, защитники Сиракуз отбили римлян от городских стен. А потом несколько дней, в краткие перерывы между битвами, не прекращаясь ни на минуту кипела работа. Срочно строилось множество метательных и подъемных машин,  изобретенных Архимедом для отражения врагов. Ученый сам руководил постройкой сооружений.  Гиерон, как мудрый правитель, сразу понял, что надо сделать, и назначил одного из старейшин Сиракуз,  Архимеда  ответственным за инженерную оборону . Впрочем, ему никто не возражал. Архимеда знали и уважали все в городе, как в свое время знали и уважали его отца, знаменитого астронома Фидия.
И правитель города стал чтить  великого математика  с тех времен, когда Гиерон заказал лучшему ювелиру города сделать из чистого золота и драгоценных камней невиданную по красоте и блеску корону, и очень опасался, как бы умелый, но хитрый мастер не добавил бы в золото примесей, и корона потеряла бы ценность. После изготовления короны, он призвал Архимеда, и задал ему весьма сложную задачу: определить в уже готовой короне содержание чистого золота... Несколько дней и ночей не спал математик - так захватила его ум поставленная перед ним задача! А решение, как всегда пришло неожиданно. Он совсем измучился и похудел, как щепка. А в тот знаменательный день он решил просто принять ванну, а когда сел в нее, часть воды вылилась . Он в недоумении посмотрел, как вода течет по мозаике пола и  внезапно  все понял! Тут же  пришла на ум мысль о выталкивающей силе, действующей на погруженное в жидкость тело, и, выскочив из ванны со скоростью пущенной стрелы, побежал во дворец Гиерона, даже не накинув на себя хитон... Он бежал по городу, крича во все горло «Нашел!!!!», и люди в изумлении оборачивались на него, и торговцы с городского рынка кричали ему: «Что случилось, Архимед?!» Но он не слышал уже ничего, и. вбежав во дворец Гиерона, тут же потребовал весы и большой пифос с водой… Выяснилось., что пройдоха-ювелир добавил-таки меди в золотую корону. С тех пор слава Архимеда сделалась легендарной.
Он был прославлен и знаменит, и мог бы жить ни в чем не нуждаясь. К его услугам было все, включая сокровищницу правителя Гиерона, если бы ему она понадобилась для опытов или он бы захотел купаться в золоте. Но не заботила его слава… не нужна она была ему, как не нужны были ему богатства  и почет. Хотел он только одного: заниматься, заниматься! И все равно ему было, обедал ли сегодня, принимал ли ванну. Он готов был чертить свои формулы, где угодно: на прибрежном песке, в пыли, даже на собственном теле… Не было для него большей отрады, чем после особо удачных мыслей написать об этом письма своим друзьям, Эратосфену, Конону и Досифею в Александрию, где в упорном изучении наук прошла его молодость…
  Когда шел он по Сиракузам, тихо бормоча по привычке философа себе под нос, ремесленники бросали работу, торговцы выходили на пороги своих лавок, с благоговением и некоторым страхом глядя на него. Поговаривали, что от бессмертных богов получил он свой дар, ибо то, что сделал он, казалось невозможным для простого смертного.  Все помнили, как был построен  в Сиракузах огромный по размерам торговый корабль «Сиракосия», и пришло время спускать его на воду, дабы отправить в первое плавание к берегам Египта, но сотни человек не смогли сдвинуть его с места. Тогда построил Архимед хитроумную систему рычагов и блоков, и одним легким движением руки корабль плавно встал на воду. Остолбенели люди и сам правитель Гиерон в священном ужасе смотрел на ученого. А он лишь улыбнулся, наблюдая людское изумление и сказал, обращаясь ко всем, горделивую фразу: «Дайте мне, где стать, и я переверну землю!»
И вот теперь, когда под стенами Сиракуз уже второй год стояли римские легионеры, город под руководством Архимеда оборонялся с немыслимой доселе изобретательностью. Мощные катапульты метали глыбы камней в самую гущу неприятельского войска, в бойницах городских стен были установлены метательные машины, бросающие грады тяжелых ядер, дробящих кости… но на этом Архимед не успокоился. Путем только ему одному ведомых вычислений и расчетов, он изобрел устройство блоков и полиспастов, с огромной стрелой, на конце которой находился железный крюк, выходящий прямо к морю. Управляемая одним лишь человеком,  машина железным крюком захватывала носы римских трирем, приподнимала  и ставила на корму, покуда вода не заливала их и корабли не шли на дно. Дрогнули римляне и корабли отступили по морю на  расстояние, недоступное катапультам. Но и тут не растерялся ученый: он распорядился, чтобы поставили на городскую стену огромное шестиугольное зеркало и вокруг него еще несколько четырехугольных зеркал, и с помощью цепных передач повернул зеркала так, что в солнечный день,  нестерпимым блеском засияли полированные поверхности, фокусируя солнце на кораблях Марцелла…Как яркие факелы, стали вспыхивать мощным пожаром один за другим корабли, и сгорел почти весь флот. Ужас объял остатки римского войска, Марцелл приказал флоту отступить, и кричали римляне в безумии бросая щиты на землю: «Боги, боги сражаются против нас!»
Римлянам пришлось отказаться от быстрого штурма Сиракуз и начать долгую осаду. И вот, на исходе уже второй год . Измученные долгой войной  сицилийцы и изможденное постоянным страхом ожидания, что еще придумает Архимед, римское войско во главе с Клавдием Марцеллом, который посылал в Рим донесения с одной лишь гневной фразой: «Я веду войну против геометра!»…
Архимед быстро шел вдоль городской стены. Прошел еще один день, проведенный им у городских стен,  он торопился домой. Сегодня, глядя на солнце, ему пришли в голову интересные мысли, по поводу полуправильных выпуклых многогранников… и он очень торопился записать это….Нет, нельзя сказать.,что день прошел впустую. Дома ждал недоконченный трактат «Псаммит» («Исчисление песчинок»), как раз по любимой науке –  бесконечным числам. Если бы не одна неприятная мысль, промелькнувшая в его голове, и тотчас покинувшая его - сегодня римляне вели себя странно: никакого движения в их войсках не было замечено.А после того, как колесница Гелиоса стала клониться к закату, что-то произошло с римским войском: воинственность легионеров внезапно утихла, и остаток дня прошел в полном спокойствии. Военачальников Сиракуз это удивило и насторожило: уж не придумал ли Марцелл какой-нибудь подвох… но все, и воины и горожане так устали от  долгой войны, что не стали размышлять об этом. В конце концов, не все ли равно, чем вызвано затишье: может быть Марцеллу прислали важный пакет из Рима, или воины решили принести очередную щедрую жертву богу войны Марсу, который никак не мог встать на их сторону. Правда, один из граждан Сиракуз заметил, что утром за городские ворота крадучись вышел человек, закутанный в плащ до самых глаз, несмотря на жаркую погоду, и быстро, пригибаясь за чахлыми кустами, побежал по направлению к лагерю римлян. Никто не понял, что это был за человек. Некоторые уверяли, что это был один из рабов богатого горожанина Ксантиппа, но точно никто не мог ничего сказать.
Архимед почти бегом вбежал под открытый портик своего дома, и, быстро бросив кусочек ароматной смолы на курильницу перед алтарем Зевса Домашнего,  не думая больше ни о чем, бросился к свиткам папируса, лежащим в главной комнате. Лихорадочно их разбирая, он попытался найти тот самый свиток, на котором были записаны немногие из его вычислений, касающихся коноидов и сфероидов, ибо не имел он привычки записывать все, что приходит ему в голову.  Часто его мысли так и оставались только в его голове, а потом он забывал их, переключаясь на другие задачи, и все его бумаги всегда были в беспорядке разбросаны по столу. А в центре комнаты стояла его гордость и плод его многолетних трудов – небесный глобус, модель небесных светил, с поразительной точностью показывающая величественный небесный свод со всеми звездами и созвездиями. Просто «Сфера» - называл ее Архимед.  На поверхности ее были нанесены звезды, фигуры созвездий, небесный экватор и эклиптика - линия пересечения плоскости земной орбиты с небесной сферой. Вдоль эклиптики располагались 12 созвездий, через которые движется Солнце, проходя одно созвездие в месяц. Не выходят за пределы зодиака и другие небесные тела - Луна и планеты. Глобус был закреплен на оси, направленной на полюс мира (полярную звезду), и погружен до половины в кольцо, изображающее горизонт. Поворачивая шар на нужные углы, можно было легко узнать вид неба в любое время. Какая-то часть шара никогда не оказывалась выше горизонта. В этой части находились созвездия южного полушария, которых Архимед не знал.
   В стенной проем заглянула Ино – старая служанка, и, увидев, своего хозяина, расшвыривающего чертежи, покачала головой и пошла готовить скромный ужин. Она давно привыкла к тому, что Архимед может не есть целыми днями, если увлечен геометрией или физикой, и спокойно приносила ему еду, и также спокойно уносила обратно нетронутые козий сыр, оливки и кукурузный хлеб. Сейчас Ино поставила перед хозяином  блюдо с несколькими ячменными лепешками на меду, но Архимед даже не заметил этого. Перед ним на столе лежал внушительный свиток «Псаммита», и он бегло просматривал его, время от времени внося пометки.
Он не заметил даже как на улице сгустились сумерки, Ино унесла давно остывшие лепешки и поставила перед ним плошку с плавающим в масле горящим  фитилем. Стихли голоса в городе и лишь протяжные перекликивания дозорных нарушали ночную тишину. На смену жаркому дневному солнцу вышла спокойная луна. Архимед, отбросив в сторону свиток с недописанной формулой, вышел в свой маленький дворик, приветствуя по давней своей привычке молодости восход вечно печальной луны-Селены, правящей медленной повозкой с быками по черному небу:

                Услышь мой зов, Владычица Богиня,
                Идущая в серебряных лучах,
                В уборе из рогов быка могучих,
                В великом круге, с свитою из Звезд…

  Он торжественно прочитал шепотом весь гимн Селене и замер, наблюдая за мириадами звезд, призывно манящих своей далью… «Когда-нибудь – думалось Архимеду – я вычислю положение каждой звезды, узнаю про звезды все… О, далекие миры! Лишь бы поскорей кончилась война!» И, вспомнив о войне, он тяжело вздохнул. Много времени  и сил отнимает его забота об обороне Сиракуз! А сколько бы он успел сделать за эти два года в мирное время, сколько бы  еще смог написать!  Столько неизведанного в мире, а он так мало создал за свои семь десятков лет. Ну не так мало, конечно, если разобраться: когда надо было строить храм, он решил задачу о трисекции угла, и храм Артемиды в Сиракузах вышел на славу! Написал большую работу про измерение круга, сделал водоподъемный винт, чтобы облегчить работу по поливу земель, написал трактаты по гидростатике, оптике, механике, астрономии…
Вернувшись в дом, он  принялся за работу о равновесии плоских фигур. Он торопился. Еще неизвестно, чем окончится эта война. Римское войско сильно, как никакое в этом мире, осада не может продолжаться вечно, и рано или поздно все решится… и наверняка, не в пользу Сиракуз, а помощи сицилийцам ждать неоткуда. От Рима можно ждать лишь порабощения, они любой ценой стремятся завоевать превосходство над Средиземноморьем. Все эллинские города в конце концов окажутся под игом воинственных италийцев, которые вбили себе в голову идею о мировом господстве, и скорее всего, добьются своего.
А быки Селены спокойно везли богиню по небу, и ласково и печально улыбалась она всем, кто не спал в этот поздний час на земле…Он не заметил, как в стенном проеме постепенно стало светлеть. Высокое небо приняло сначала оттенок нежной розы, затем пурпурного пиона, и наконец победные лучи солнца-Гелиоса озарили утреннее небо. Начался день. В кухне застучала посудой Ино, готовя завтрак для хозяина, а он,  ожесточенно царапая по папирусу, все писал формулы, пытаясь решить задачу. Он знал, что решение близко, и торопился найти его. Не прерывая своих размышлений, ничего не замечая вокруг себя, Архимед вышел во дворик, ярко озаренный солнцем, сел на землю, продолжая подобранным сучком маслины чертить окружности и касательные к ним. Больше он не видел ничего. Не замечал внезапно начавшегося шума и криков на улице, не замечал тяжелого топота лошадиных копыт… Не обратил он даже внимания, когда к нему в паническом ужасе подбежала Ино, крича: «Господин, измена! Римляне в городе! Спасайтесь! О, горе нам, горе!»  Но решение задачи  было так близко, весь песок вокруг Архимеда был исчерчен...
Да, этим прекрасным солнечным утром Сиракузы пали, предатель открыл городские ворота и римские воины уже  скакали по улицам, поджигая дома, убивая жителей и грабя все, что попадалось под руку. Ожесточение и радость римлян были велики, слишком долго они ждали этого часа. Защитники Сиракуз, захваченные врасплох, не готовые к бою, сопротивлялись недолго. Марцелл тут же отдал приказ: не щадить никого, уничтожить все население города от мала до велика.  Лишь одного человека просил полководец пощадить и немедленно привести к нему: великого математика Архимеда, ибо очень хотел он посмотреть на того, кто был причиной уничтожения флота римлян и виновником того, что два года стояли римляне под стенами Сиракуз и, если бы не предательство, неизвестно, сколько бы еще продлилась осада.
Нет, ничего этого не знал, и не видел Архимед! Он был так увлечен вычислениями, лихорадочно чертил на песке, и не знал, что по всем улицам римские солдаты ищут его дом.  Опьяненные легкой добычей и вином, римляне врывались в дома граждан, наслаждаясь силой и местью за те два года, проведенные ими под стенами Сиракуз.
Римский воин верхом на взмыленной лошади, с мечом в руке, вихрем ворвался во двор приглянувшегося ему богатого каменного дома. Конечно, он не знал, что это и был дом великого ученого, которого искал Марцелл. Увидев сидящего прямо на земле старика, веткой маслины чертящего круги, который ничего не видя и не слыша вокруг, рассуждал о чем-то сам с собой, легионер, выхватив меч, бросился к нему. Архимед, увидев, что кто-то наступил на его рисунок, закричал в ужасе и гневе: «Не трогай моих чертежей! Не мешай, я вычисляю!»  Он даже не заметил, как безудержным гневом налились глаза воина, как поднял он меч над головой… Последнее, что увидел Архимед, была все та же формула на песке, которую он долго и безуспешно пытался преобразовать. Теперь он с удивлением глядел, как медленно закапали на песок крупные капли крови… и свет Гелиоса померк в его глазах. «Не успел…» - подумал Архимед , уже лежа на земле, глядя солнцу в глаза… а солнце…солнце продолжало ласково светить, даря свое тепло всем на этой планете....