Соседи и смерть

По сути, все эти страшилки, начиная с готических романов и заканчивая фильмами ужасов, являются не чем иным, как современной мифологией, - подумал Герхард, помешивая ложечкой чай с бергамотом и скучающе глядя в окно. Все эти "скелеты в шкафах", эти бряцающие цепями призраки, ожившие зомби… Это лишь проявление коллективного подсознания, бездарная попытка утолить наш трансцендентный голод - жажду понять: что же ждет нас там, за гробовой доской… И, действительно, что там может ждать? - Герхард на пару секунду всерьез задумался об этом, но потом, прямо над его головой что-то несколько раз громко стукнуло, и он, раздраженно поморщившись и взглянув наверх, потерял некую тонкую нить, которую, казалось, только-только начал нащупывать…
Соседи сверху вот уже почти год - с тех самых пор, как въехали, - заканчивали ремонт. За это время Герхард не раз был близок к тому, чтобы возненавидеть их всей душой, хотя, даже не был уверен толком, как они выглядят, поскольку ни разу не общался с ними лично. Тем не менее, почти каждый вечер он вынужден был слушать звуки ударов молотка, стенания дрели или шум перфоратора.
Никчемные личности! - Раздражался Герхард. Не способны думать ни о ком кроме себя! Чертовы недотепы! Причем ведь не бедные… на трехкомнатную квартиру деньги у них нашлись! А вот на бригаду ремонтников пожалели! (Сам Герхард квартиру снимал, причем на ежемесячную квартплату он тратил больше половины своей небольшой зарплаты).
Герхард допил чай и резко опустив небьющуюся кружку на стол, отправился в комнату. Там он устроился на диване и потянулся было за потрепанной книжкой, лежавшей неподалеку прямо на полу, как вдруг сверху донеслись еще более мощные удары, совсем уж непонятного происхождения, и на голову Герхарда посыпалась известка и крошки арматуры. Он, не в силах больше браниться, молча погрозил потолку кулаком,  нацепил тапочки и вернулся из комнаты обратно на кухню.
Там он закрыл кухонную дверь, включил на предельную громкость телевизор и стал переключать каналы, пытаясь отвлечься от грохота, который преследовал его по всей квартире.

На третьем по счету канале передавали трансляцию какого-то экзотического карнавала: среди толпы, запрудившей улицу, медленно продвигался вперед огромный желтоватый скелет с непропорционально большим и слишком вытянутым черепом, а за скелетом, танцуя, шла свита актеров в черных, обтягивающих одеждах с четко прорисованными белыми костями. Все это происходило под аккомпанемент барабанного грохота и бренчания чего-то струнного…
Герхард, взглянув на шествие, только презрительно хмыкнул, пинком открыл кухонную дверь, снял с вешалки пальто и раздраженно покинул собственную квартиру.
Спустившись по лестничным пролетам и выйдя из подъезда, он, впервые за этот день, оказался на улице. Снаружи было довольно тихо, зато пасмурно и ветрено. Напротив подъезда, недалеко от унылой клумбы беседовали две матроны, соседки Герхарда, судя по обрывкам разговора, донесшегося до него, они с упоением обсуждали недавнюю смерть фру Блумберг. 
Герхард, проходя мимо них, негромко поздоровался и, едва удостоившись ответного кивка от одной из дам (другая лишь поджала губы, недовольная тем, что их отвлекли от важного разговора), пошел по пустой улице, чуть сгорбившись и засунув руки в карманы. Он шел вперед, все ускоряя шаг, словно хотел оставить далеко-далеко позади все то, что окружало его в последние дни…

***

Герхард направлялся к остановке. Улица спального района, в котором он проживал, была практически пуста и хотя бы это было хорошо. Какая ирония, - мимоходом подумал Герхард, жить в спальном районе и даже по выходным страдать от вечного шума и грохота над головой. Он достал пачку легких сигарет и закурил. Никотин, растворившись в крови и подхлестнув мозг, направил мысли Герхарда в другое русло. В памяти вдруг всплыло одно детское воспоминание. Возможно, в том отчасти был повинен карнавал, увиденный Герхардом по телевизору.

Отец Герхарда был хирургом и сколько Герхард себя помнил в отцовском кабинете между устрашающих размеров скальпелем и старой деревянной слуховой трубкой, всегда помещался пожелтевший человеческий череп, немного странной, деформированной формы. Видимо, в этой его форме как раз и была причина отцовского интереса…
Герхард, который к медицине был совершенно равнодушен, но зато очень любил читать и обожал мистифицировать окружающих, как-то придумал одну историю. Суть была в том, что этот череп, который якобы, под большим секретом, был передан его отцу одним близким другом, археологом, - на самом деле, принадлежит пресловутому «промежуточному звену», и что вот-вот в доме Гера произойдет открытие мировой важности! Историю эту он рассказывал под большим секретом и целый год друзья и знакомые Герхарда, посвященные в «тайну» свято верили, что все именно так и обстоит. Пока, наконец, не нашелся «предатель», который проболтался про «революционную находку» родителям, и те, добродушно посмеявшись, не открыли своему чаду глаза, на то, что его друг просто-напросто большой фантазер и выдумщик. Кончилось все тем, что на долгие годы, почти до самого окончания школы за Гером закрепилось прозвище Промежуточное Звено. Он долгое время не мог с этим смириться, не откликался когда его так называли и даже пару раз до крови подрался с одноклассниками, но потом как-то привык и перестал обращать внимание. Да и друзья повзрослев, потеряли интерес к подобным способам самоутверждения, переключившись на что-то другое… Да уж, чем они только теперь не занимаются!
Точным броском отправив окурок в урну, Герхард краешком рта улыбнулся своим мыслям и тем далеким событиям... C тех пор немало воды утекло, а череп, между прочим, все также пылится на полке в отцовском кабинете, забытый и никому теперь уже не интересный.

Прождав на остановке минут десять, Герхард сел в подошедший, весь исписанный рекламой бело-голубой автобус и устроившись у окна, стал смотреть на однообразный пейзаж, мелькавший за стеклом. Он решил доехать до почты, уплатить там очередной взнос за кредит, а потом прогуляться по студенческому городку, в котором он в свое время прожил не один год. Погода, на взгляд Герхарда, как раз располагала к одиноким ностальгическим прогулкам.

***

Закончив с делами на почте, Герхард прошел пешком по столь знакомому ему проспекту, тротуар которого хранил бесчисленные отпечатки ног студентов, магистрантов и профессоров, и, возможно, также рад был Герхарду, как и тот ему. Миновав студенческий городок и вдоволь насмотревшись на здания старого университета и на чем-то неуловимо схожие между собой молодые лица студентов, Герхард пересек узкую Керкен-штрассе, закурил очередную сигарету и вдруг, неожиданно для самого себя, решил зайти в гости к Алексу, до дома которого отсюда было уже рукой подать.

Пройдя под низкой аркой, Герхард завернул во второй подъезд четырехэтажного серого здания и с легким волнением поднялся по лестнице на третий этаж.
- Иду, кто это? – Донесся из-за дверей голос Алекса.
- Промежуточное Звено, открывай! – откликнулся Герхард.
Алекс увидев Герхарда расплылся в улыбке и бросился обниматься.
- Сколько ж мы не виделись, Гер, дружище? – хлопая друга по плечу, спросил он.
- Вот, проходил мимо, решил заглянуть… Как ты?
- Да все так же, семейная жизнь, знаешь ли.
- Угу, догадываюсь. А где Гильда?
- У матери. Я тут один, по хозяйству остался…
- То-то краской пахнет. Ремонт?
- Ага, батареи вот крашу. Да ты проходи…

Герхард снял туфли, повесил на крючок пальто и прошел на кухню. Алекс зашел вслед за ним.
Пока Алекс заваривал чай (он хорошо помнил, что его друг способен выпить не одну кружку, причем с ужасающим количеством сахара и сливок), Герхард скучающе рассматривал обстановку небольшой кухни.
Неожиданно, послышался легкий стук когтей, и на кухню прибежала Рона, небольшая черная собачонка, лохматая и добродушная. Она тут же радостно бросилась к Геру, а тот довольно ухмыляясь, погладил ее по маленькой голове. Герхарда Рона почему-то особенно привечала. Алекс даже как-то в шутку пожаловался гостю, что Рона любит того, пожалуй, больше чем хозяина. Геру же казалось, что Рона, обладающая природной интуицией, просто видит его насквозь, и, догадываясь о каких-то его постоянных печалях, пытается по-своему утешить и ободрить этого нелепого и нескладного большого щенка.
Отхлебнув обжигающего свежезаваренного чаю, Гер потянулся за пачкой.
- Курить у вас можно?
- Кури пока Гильды нет, только в форточку. Гер кивнул и прошел к окну. Алекс достал вазочку с вареньем и, поставив ее на стол, сел на табуретку и стал неторопливо пить чай, благодушно посматривая в сторону Гера. Вообще-то, некоторые знакомые Герхарда считали Алекса слишком простым и даже недалеким парнем. Но, на взгляд Гера, тут они сильно ошибались. Во-первых, эта простота была какой-то очень естественной: после разговоров с Алексом, все те же знакомые начинали казаться Герхарду странно зажатыми и как-то неприятно, по-глупому, скрытными, по-глупому - видимо, потому, что про них и так все было понятно, по крайней мере, - в общих чертах… А во-вторых…
- Так как твои дела, дружище? – спросил Алекс.
- Да все так же… ничего интересного… Кстати, я тут размышлял недавно о смерти, в смысле – что ждет нас там, за чертой? Может, ты мне, что подскажешь? Ты же еще в школе буддизмом увлекался?
Алекс улыбнулся.
- Только не буддизмом, а йогой… - поправил он мягко.
- Ну да, точно… как, кстати, твои успехи в йоге?
- Да все также… медитирую потихоньку…
- Ну вот, - Гер опять почувствовал легкое волнение, - ты мне, как йог расскажи, ну… вы же из тела там вылетаете или что-то в этом роде… Ты вот сам, что думаешь по всему этому поводу, как практик?..
- Ну, сложно так сразу объяснить… ты ведь как-то раньше такими вещами не интересовался. Моуди что-ли почитал или еще что?
- Не знаю я никакого Моуди, да и не собираюсь читать подобную литературу. Вот тебя - с удовольствием послушаю, тебя-то я с четвертого класса знаю!
- Ну ладно,  - сказал Алекс, - попробую, но, боюсь, вряд ли я тебе смогу действительно  помочь.
- Попытайся хотя бы, - Герхард докурил и присел к столу, выжидательно глядя на Алекса.
- Ну... наша душа, - если тебя не коробит от таких терминов, - это часть атмана или абсолюта, - даже не часть, а все тот же атман, только заключенный в наше тело, с его особой нервной системой: мозгом и так далее. Это... как вода в разных стаканах с разными примесями: тут чай, тут сок… Где-то, вообще, помои…
Герхард ухмыльнулся. Алекс продолжил.
- Короче, вода всегда одна и та же, только мы разные. А после смерти… вода снова становится собой, но, конечно, не совсем… Что-то в ней остается, память о чем-то… Ее снова могут налить - уже в другой стакан, и вода будет думать, что это новая жизнь, а про старую, скорее всего, забудет… То есть, - не вода будет думать, а стакан…
- Понятно, - усмехнулся Герхард. - Наша жизнь чем-то похожа на чашку чая. Это я и так знал!
Алекс довольно улыбнулся.
Рона лежала у еще не окрашенной заново кухонной батареи и смотрела снизу вверх на Гера. Герхард ей подмигнул, Рона, в ответ, довольно что-то проворчала.
- Это все философия, дружище, – сказал он Алексу, - а ты мне какой-нибудь практический пример можешь дать? Ведь ты йогой больше десяти лет занимаешься?
- Ну… были у меня разные опыты, но это ведь все индивидуально, на словах не передашь. Когда начинаешь медитировать, сразу появляется некий опыт глубокого покоя и как-бы единства со всем миром, но конкретно сказать – что ждет на после смерти, я не могу, уж прости.
- Да ладно, ты мне и так помог. Гер нагнулся и потрепал Рону. Та завиляла хвостом.
Минут через десять, Герхард попрощался с другом и пошел домой. Алекс, напоследок пообещал ему прислать на электронный адрес какие-то материалы.
Что-то во всем это есть, - решил Герхард, возвращаясь прежним путем к остановке. Даже в самой квартире Алекса была какая-то особая мягкая атмосфера и иногда казалось, что вот-вот произойдет что-то удивительное, но, впрочем, ничего такого никогда не случалось. Разве что, один раз, когда Гер остался ночевать у Алекса, ему вдруг приснилось, что он ходит по потолку той самой комнаты, в которой спал. Сон был очень реальным и каким-то необычным, Герхард отчетливо помнил его до сих пор, хотя с тех пор и прошло несколько лет.

***

Возвращаясь домой, Герхард опять стал думать о фру Блумберг. Раньше она жила на первом этаже в том же доме, что и Герхард и он знал о ее существовании только по табличке на двери. Но однажды они познакомились ближе. Это произошло зимой, Грехард шел в магазин за продуктами, а фру Блумберг, смущаясь, попросила одолжить ей пару марок на проезд, пообещав обязательно вернуть их при очередной встрече. Герхард, сам смущенный донельзя полез во внутренний карман и достал купюру. Фру Блумберг, вежливо поблагодарив его и пожелав хорошего дня, медленно пошла к остановке, опираясь на палочку. Когда Гер вышел из магазина, она прошла не больше двух третей пути.
С тех пор, каждый раз, встречаясь с Гером, фру Блумберг благодарно улыбалась и совала тому несчастные марки. Герхард отказывался, доказывал, что деньги она давно вернула, что этого не нужно, но, увы, ничего не помогало, фру Блумберг ласково улыбалась и все равно вручала Геру ненужные деньги. Она, по всей видимости, страдала старческим склерозом, но не желала себе в этом признаваться. В конце концов, Герхард смирился и стал складывать накапливавшуюся мелочь и бумажки в стеклянную банку из-под малинового джема, рассчитывая при удобном случае отдать их племяннику фру Блумберг, который жил где-то в пригороде и изредка приезжал к тете...
На недавно состоявшиеся похороны фру Блумберг Герхард не пошел. Во-первых, его никто и не звал, а во-вторых, он просто не переносил подобные вещи.
Теперь же эти, небольшие по сути деньги, почему-то лежали на душе Герхарда тяжким грузом и, отчасти, провоцировали его на безрадостные философские размышления.

Удачно разминувшись с постоянно торчавшими у подъезда соседками, и вернувшись к себе домой, Гер перекусил и решил посвятить остаток дня какой-нибудь хорошей книжке. Был субботний вечер, завтра Герхарда ждал очередной выходной день, и все было бы, пожалуй, неплохо, если бы не соседи сверху, с их продолжающимся ремонтом. Они и сейчас постукивали, не слишком громко, но все же Гера это довольно сильно раздражало и мешало сфокусировать внимание на книге. Впрочем, ближе к полночи, Герхард все же дочитал странную, но довольно интересную книжицу, под названием «Самопознание Шута», которую ему когда-то вручил Алекс, и заснул каким-то беспокойным, не приносящим отдыха сном, периодически просыпаясь после очередного вязкого кошмара.
То у него выпадали зубы, то он заражался какой-то потусторонней болезнью и превращался черт знает во что, при этом, как ни странно, довольно равнодушно перенося разрушение собственного тела и почти не беспокоясь о близящейся перспективе окончательного разложения. Потом ему приснилось, что Гильда, жена Алекса в чем-то его обвиняет, а он довольно неловко перед ней оправдывается и чувствует себя при этом последним подонком. Гер даже вставал посреди ночи, курил, проветривал комнату и снова пытался заснуть, но все так же беспокойно ворочался и переодически просыпался.
А на утро, ему вдруг приснилась фру Блумберг, она была все такой же старенькой и хрупкой, но теперь почему-то уже не казалась Герхарду жалкой, напротив, жалким казался себе он сам. Фру Блумберг взяла Гера за руку, чуть повыше локтя и, ласково посмотрев ему прямо в глаза, произнесла: «В смерти нет ничего страшного, дружочек. Поверь старушке». Она, кажется, добавила что-то еще, но этих слов Герхард уже не дослушал - он проснулся. Он еще долго лежал на кровати, вслушиваясь в непривычную для позднего воскресного утра тишину над головой и с некоторым даже интересом рассматривая новые трещинки на потолке спальни.
А немного позже, Гер встал, оделся, вытряхнул мелочь и купюры из банки, что стояла в кухонном шкафчике, выпил чашку кофе, время от времени поглядывая на небольшую кучку денег, лежавшую прямо на обеденном столе, и стал торопливо готовить завтрак – ведь ему еще нужно было зайти в цветочный магазин, а затем - затем предстояло посетить могилку фру Блумберг, находящуюся на кладбище, где-то за городом. Где именно – оставалось выяснить.