Парижские истории

Поезд прибывал в Варшаву. Длинные тоннели, словно трубы, заполненные проводами и бегущими поездами. Не люблю подземный транспорт, но сейчас с удовольствием смотрю в стекло вагона, где серые стены, украшенные гирляндами проводов, многозначительно заглядывают мне в глаза.  Наконец святящиеся радостным светом платформы приветствуют вынырнувших из тоннеля людей. Комфортабельно, уютно, никаких толп и столпотворений. Чисто и радостно в это раннее утро. Мы направляемся к выходу, и я пытаюсь рассмотреть незнакомый, но такой благожелательный вокзал. Неожиданно мой взгляд повернулся в направлении нашего движения. Впереди шла наша сопровождающая – симпатичная женщина после 30 лет с прекрасной спортивной фигурой, а рядом с ней мужчина, который вез ее чемодан на колесах. Между ними существовало что-то такое, заставляющее отвлечься от вокзальных достопримечательностей. Казалось, что эти искры цвета Любви разгорятся в пламя прямо на моих глазах. Радость встречи окутывала этих людей одним облаком, принадлежавшим только им двоим. Мужчина все время хотел прикоснуться к Женщине, а она, зная, что за спиной шествует отряд туристов, для которых она вроде маяка, задающего направление и скорость передвижения, испытывала неловкость. Он все же умудрился вдохнуть запах ее волос, словно вкусил необычайный аромат. Потом, как бы случайно, прикоснулся к ее бедру и легонько ущипнул за то самое место, которое сзади всем хорошо было видно.
- Перестань, - сказала Она, оглянувшись.
Я невинно опустила глаза, но, когда Он повернулся, наши взгляды встретились.
- Ты же понимаешь, - говорил его взгляд.
Да, я понимала. Впереди еще многочасовая дорога в автобусе, направляющемся в Берлин, а Мужчина был тем самым водителем, поляком по национальности, который повезет нас в это интересное путешествие.
Мое место было на втором этаже, поэтому я редко встречалась с гидом и водителем.
- Надень куртку, холодно, - произнес Он, когда Она выпорхнула, словно птица, на очередной остановке
- Тяпло, - ответила Женщина по-польски.
Она переживала, чтобы накормить водителей, а Он, когда попадали в ресторан, переживал, чтобы Она успела поесть.
Когда Она сообщила, что сдает нас на попечительство местному гиду, который проведет с нами день, я улыбнулась. Естественно Его тоже не было. Собственно меня и не должны были трогать чужие взаимоотношения, но мне все время казалось, что эти двое составляют единое целое. Они не скрывали свою заботу друг о друге, хотя Она старалась в этой поездке использовать ширму заботливого коллеги, где водители, конечно же, нуждались в своевременном отдыхе, что гарантировало и нашу безопасность.
Иногда Его действия выходили за рамки водительских обязанностей, словно Его чувства уже не вмещались в нем, и Он не мог больше молчать об этом. Он брал микрофон в руки и пел на польском языке. Пел о Любви. А потом рассказывал нам, какой у нас прекрасный гид. Она, стараясь обратить в шутку:
- Водителям не наливать.
Иногда он сопровождал нас на экскурсиях, помогая ей организационно, поскольку группа была достаточно велика.
Переезжая из страны в страну в этом двухэтажном гиганте, имею в виду наш автобус, окрашенный в ярко-синий цвет, мы приехали во Францию. В ПАРИЖ.
- Если Вы еще не влюблены, то это необходимо сделать в Париже, - неоднократно повторяла Она.
Последний день в Париже. Последняя экскурсия. Прощальный вечер.
Мы путешествуем по ночному городу в автобусе. В наши окна заглядывали ярко освещенные витрины магазинов с именами, которые известны во всем мире. Кристиан Диор, Луи Виттон… И конечно же фонари. Одинокие и поэтому грустящие или весело  святящиеся от ночного восторга гирлянды, пытающиеся заглянуть в зашторенные окна, или  зеленый ряд огней, охраняющих велосипедные стоянки.
Она читала стихи. Свои. Марины Цветаевой из ее парижского цикла. Неожиданно врывался почти криком голос Эдит Пиаф и умолкал. И тогда снова автобус наполнялся  нежным женским голосом, говорящим о любви. Этот голос убеждал, что Она любит Париж. Стихами Волошина, после которых звучали песни в исполнении Шарля Ознавура, Джо Дассена…
 Мы подъезжаем к Вандомской площади, где возвышается Вандомская колонна. Звучит голос Джо Дассена

Если б не было тебя
Скажи, для чего бы тогда жил я.
Чтоб бродить по свету без тебя.
Без надежды и без сожаления.

К оркестру подключились скрипки, словно подготавливая слушателя к таинству, которое вот-вот произойдет.
Если б не было тебя
Я пытался бы придумать любовь,
Как художник,
Который видит как под его кистью
Рождаются цвета дня,
И не может опомниться

Голос певца умолкает, и это неожиданно ворвавшееся соло скрипок дополняет стаккато автобусных колес, словно говоря:
- Я люблю тебя, а ты меня. А Париж? Это наши встречи, наша Любовь.
Автобус взорвался аплодисментами. Мы отъезжали от Вандомского столба и снова приближались к нему, и невообразимый дуэт повторял эту почти немыслимую аранжировку оркестрового сопровождения.
А утром, когда впервые за время нашего пребывания в этом увлекательной поездке начал капать дождь, словно редкие слезинки у обиженного ребенка, мы уезжали из Парижа. У Нее были грустные глаза, словно написанный кем-то роман закончился, но читатель хотел продолжения. В Варшаве Она была сдержана, а Он, не зная, что сказать, что сделать, как спрятаться от сотни глаз, которые, казалось, следили за ними двумя, начал флиртовать с 17-летней девочкой, пытаясь прикрыть распахнутую и расхристанную от боли расставания душу.