Пигмалион и Галатея сказка

Как часто, видя только конечный результат, мы слепы к истине. Пигмалиона мы все знаем, кто-то лично, кто-то по наслышке. Но не все знают правду- почему он влюбился в Галатею.


- Что делать, как скучно, нечего есть, что делать, как скучно, нечего есть,- Пигмалион вышагивал большими ритмичными шагами, заломив руки за спину, по студии, которая бывает у всякого скульптора: заваленная кусками мрамора и чанами с раскисающей глиной, с высокими белыми холодными потолками.
Он так ходил уже несколько дней, в поисках идеала. Он был МОЛОД, он многого хотел, и поэтому многое ИМЕЛ. Он взял кусок камня и решил решить свои проблемы раз и навсегда. Днём он стучал молотком и зубилом по мрамору, а ночью в этот стук вмешивался стук его зубов- от холода. Но он был упрям. И создал ...ложку. Мраморную ложку, из мрамора, которая решит все его проблемы. Он решительно зажал её в кулак и направился к одному своему греческому другу поесть. Вдоволь насытившись, он пришёл домой в студию и уснул на гипсовых бюстах Вольтеров и Сократов.
На следующий день утро ворвалось в его сон наглыми лучами свежевыжатого солнца. Лимонным светом оно освещало его кислое от скуки лицо. Он думал, сидя напротив "Мыслителя", стуча своей мраморной ложкой по правой коленке "Мыслителя". "Мыслитель" был непреклонен и рефлексами не обладал. Пигмалион стукнул ложкой свою ногу, нога взметнулась ввысь, подкинув "Мыслителя", и тут в его голову (в голову Пигмалиона, конечно же, ведь статуи думать не могут) пришла идея. И снова стук, и снова крошки мрамора, а глина всё кисла и размягчалась в чанах. И хоть Пигмалион был молод, а значит, глуп, у него был пыл и пот оттого бил в лоб как дым в дом в Лондоне в году тысяча шестьсот шестьдесят шестом.
Довольный Пигмалион вышел из своей студии, громко возвещая о том, что уж теперь-то он нашёл панацею от всех бед, от суки и от голода. Он вышел на главную площадь (какая бывает во всяком городе), держа в руках ...две ложки. Он сказал, что:
- Набив одной едой вначале свой желудок, развесели свой дух при помощи второй!
И изобразил жестами, как он ест, а потом стучит ложками друг о дружку, делая музыку, потому что он был молод, и был хорош в пантомимике и очень музыкальным. Но тут на главной площади послышался похожий стук, только громче, объемнее и Dolby Digital. Это был парад древних славян, играющих на деревянных ложках- древнейшем национальном музыкальном инструменте.
Пристыжённый и глубоко расстроенный Пигмалион вернулся в свою студию, упал на холодный и грязный мраморный пол и тихо заплакал. И только глина, раскисая в чанах, чавкала ему в ответ. Он думал о том, чего так страстно желал; о том, что достигнув этого, он теперь лежал распластанный, в окружении холодных мраморных глазниц бюстов. Он вдруг понял, что больше всего на свете желает ...тепла. От этого озарения на его глаза навернулись слёзы ярости, и он бросил ложку-антиголод и ложку-увеселисвойдух в стену, об которую они разбились на много белоснежных кусочков. В тупом животном гневе, он рвал на себе волосы, пытался кричать на Лаокоона, но крик его был таким же немым, а горе- таким же неуёмным. На исходе своих сил, он забился в угол, прижавшись к стоящей тут же статуе и долго-долго так сидел, пока не заснул.
Он проснулся от совершенно нового чувства, и чувство это было замечательное- ему очень сильно пекло зад. И очень вкусно пахло.
- Батюшки! Проснулся наконец! А ну слезай с печи, есть будешь, тоже мне, грек! Кожа да кости!- круглолицая девка, до того сметавшая веником куски мрамора с дубовых половиц, теперь, отерев руки о передник, ловко доставала чугунок из печки, на которой лежал Пигмалион.
"Наверное я умер и попал в рай"- подумал Пигмалион. Он огляделся: массивный деревянный стол, деревянная лавка вдоль деревянной стены, в углу икона, плоский медведь лежит на полу и баба, ни сколько не страшась, смело ступает по нему своими круглыми босыми румяными пятками.
-Га...ла..тея?..- с трудом узнавая в девке черты своей самой любимой статуи, несмело выговорил Пигмалион, робко слезая с печки.
-Хоспади! -захохотала она,- Да ГАЛЯ я, Галя! Есть иди!- перекинув через плечо полотенце, она села рядом с трясущимся, уплетающим картошку, Пигмалионом и долго смотрела на него своими огромными глазами. И взгляд этот, хоть был и непривычен, но очень нравился Пигмалиону.
Совсем скоро он перестал трястись. Он по-прежнему делал красивые статуи и нужные ложки. Но теперь он стал МУДР, и стал ОБЛАДАТЬ.