Параллельные миры 9

9

Ковалев Борис Иванович, владелец фирмы «Ковальчук», депутат гордумы сегодня пришел домой рано, не как обычно ближе к полуночи, а в семь часов вечера. О том, что у него свободный вечер, он сообщил жене заранее, предложив ей на выбор: ресторан или домашний ужин – жена выбрала тихий вариант и сейчас ждала его в столовой за накрытым к ужину столом. Сын Алексей, особенно в последнее время, не очень баловал их своими посещениями. Вот и сегодня, зная, что отец придет раньше, и можно будет поужинать всем вместе, он нашел причину и вежливо отказал в просьбе матери. Поэтому за столом их было двое: муж и жена, что тоже было редкостью.

– Алексею все некогда? – поинтересовался Борис Иванович, усаживаясь за стол.

– Не хочет, – грустно ответила мать. – Одно время, когда произошла размолвка между ним и Авророй, и она уехала, он стал у нас бывать часто, а вот теперь снова загулял. Наверное, девку какую-нибудь нашел. Надо звонить Авроре, пусть скорее приезжает из своей Америки, если не хочет потерять Алексея. Мне бы тоже не хотелось, чтобы они расстались: хорошая пара была бы.

– Да, породниться с банкиром неплохо было бы, – согласился муж.

– Ты во всем выгоду ищешь, – возмутилась жена, – просто они очень подходят друг другу: красивые, образованные, воспитанные. Где сейчас такую пару найдешь?

– А я что, против того, чтобы они, красивые, поженились? Я говорю о побочных результатах этого брака, – отшутился Борис Иванович. – Ты же не будешь мне запрещать встречаться с моим – кем он нам будет приходиться – сватом?

– На Руси все кумовья да сватья, – махнула рукой Алла Даниловна. – Но это если поженятся. Не нравится мне поведение Алексея: совсем от рук отбился.

– Согласен, надо бы ускорить решение вопроса со свадьбой, – сказал муж, нахмурив брови.

– Голосовать будем, депутат? – Жена подняла руку. – Я за!

– Очень смешно, – еще больше нахмурился Борис Иванович, вставая из-за стола. – Ты что пить будешь? – спросил он, открывая бар.

– Ничего не буду. После выпивки у меня разыгрывается аппетит.

– Что, даже после шампанского?

– После всего, что содержит алкоголь, – она вздохнула, затем сердито сказала: – Я в последнее время в весе набрала килограмма три: то банкет какой-нибудь у тебя, то презентация чего-нибудь у нужных тебе людей, то сама не удержусь и съем что-нибудь.

– Ну что, не будешь? – переспросил муж, не обратив внимания на ее жалобы. – А я выпью. Жаль только что придется одному пить, как алкашу какому-нибудь. – Он поставил бутылку на стол, достал бокал. – А может все-таки налить? Это прекрасный коньяк, не виски, не джин с каким-то там тоником – французский коньяк! Налить для аппетита? – спросил он, глядя на жену с улыбкой.

– Издеваешься? Пей, да давай есть, уже и так поздно, а здесь Соня постаралась и столько всего вкусного наготовила, что и без выпивки аппетит уже разыгрался.

– Кстати, о банкете. Мне пришло приглашение от Асланова на презентацию его нового ресторана. Надо пойти, нужный человек.

– Боже мой, опять всю ночь пить да есть. Как не стараешься есть меньше, все равно нахватаешься. Надо с этим завязывать или серьезно заняться шейпингом. Калории сжигать.

Есть на ночь врачи не рекомендуют никому, но приготовленное домохозяйкой Соней все было настолько вкусным, что всегда ограничивающая себя в еде Алла Даниловна сейчас с удовольствием поедала овощные и мясные салаты. Она не собиралась есть свиную отбивную на косточке, но та источала такой аппетитный запах, и так соблазнительно показывала свой поджаренный бок, что хозяйка, вздохнув, взяла себе самую маленькую.

– Бог с ней, с фигурой, я всю следующую неделю буду поститься, а на ночь пить только кефир.

Подошла Соня убрать грязную посуду.

– Что-нибудь еще надо, Алла Даниловна?

– Спасибо, Соня. Только вот котлеты… Зачем ты такие вкусные котлеты делаешь такими большими?

– Я купила их большими. Не буду же я отрезать от них куски? Тогда вида никакого не будет, – обижено ответила Соня.

– Все нормально, Соня, – вступил в разговор Борис Иванович. – Сама не хочет съесть половинку котлеты, а ты виноватая. Иди, мы здесь сами разберемся.

– Жалко отрезать, придется есть всю, – вздохнула хозяйка. – Прощай фигура.

Борис Иванович засмеялся, глядя на жену.

– Я на днях был на банкете в одной фирме. Вот жена хозяина – толстая, тебе далеко до нее. Ты у меня самый раз: и не толстая, и есть за что подержаться.

– Конечно, есть за что, но только ты за один раз не обхватишь меня.

– Обхвачу, – уверенно сказал муж, – сегодня ночью и продемонстрирую.

– Боже мой, он вспомнил про то, что жену хот изредка надо обнимать. Сегодня он будет демонстрировать это! Теперь на парламентском языке это так называется?

– Не придирайся к словам.

– Спасибо, что хоть на таком языке вспомнил, не забыл.

– Я не забываю, только все как-то не получается. Прихожу домой, а ты спишь. Будить не хочется.

– Мог бы и разбудить, – ворчливо ответила ему жена, – потом высплюсь.

Они закончили ужин и уселись в гостиной перед телевизором смотреть новости.

– Сейчас показали нищих, и я вновь вспомнил про отца, – проговорил Борис Иванович. – Позорит он меня тем, что с бомжами дружбу водит. А эта дружба не остается незамеченной. Мне доброжелатели уже не раз намекали на то, что отец нищенствует. Молчу – значит, нет оправдания, скажу что-нибудь – оправдываюсь, стало быть, виноват. А он и слушать не хочет, живет, как жил. Просил переехать сюда, – вон сколько комнат пустует, – не хочет и слушать.

– Он и сюда бомжей будет водить, – недовольно проворчала Алла Даниловна, – характер у него такой, и ничего с ним не сделаешь. Что ты волнуешься, ты же перечисляешь ему деньги, пусть в своей квартире и живет, нанимает себе домработницу, чтобы за ним смотрела.

– Так то оно так, но не буду же я каждому тыкать под нос квитанцию о переводе денег?

Он переключил канал в телевизоре – там показывали рекламу.

– Сколько раз хочу посмотреть рекламу своего товара – не вижу. Поинтересовался, мне сказали, что каждый день показывают, но всякий раз в разное время.

Он снова пощелкал пультом управления.

– Я уже и Алексея просил, чтобы он переговорил со своим дедом – бесполезно, – продолжил прерванный разговор Борис Иванович.

– Нашел, кого просить! Он сам такой же, не хочет с нами жить. Хорошо, что хоть изредка заходит.

– Я его понимаю, так у него больше свободы.

– Какой свободы? С девками гулять? Свободы много, поэтому он до сих пор и не женат, и на твоей фирме не хочет работать. Нравится хирургия! А нас не станет, кто будет руководить все этим? Внуков нет, и при таком понимании свободы, может и не будет. А внуков понянчить хочется, ой, как хочется. Я бы даже работать бросила.

Супруги рассеяно смотрели в телевизор, думая о сыне, о внуках.

– Нет, надо срочно отзывать Аврору из Америки, – достаточно ей там учиться, – и играть свадьбу, пока они не позабыли друг друга, – решительно заявила хозяйка. – Чем дольше они не будут рядом, тем быстрее Алексей найдет другую женщину.

Вечер чуть было не испортил неожиданно появившийся помощник депутата. Борис Иванович закрылся с ним в кабинете, а Алла Даниловна с грустью подумала, что напрасно она на ночь набрала калории – тратить их, возможно, не придется. Но визит помощника оказался недолгим. Через полчаса он вышел из кабинета, попрощался и уехал. Вскоре вернулся в гостиную и сам Борис Иванович.

– Завтра заседание комиссии в думе, – пояснил он, – а помощники сами не могут решить простых вещей. Вот за советом приезжал.

– Мог бы позвонить.

– Нет, не мог. Там много данных, и они не разобрались, что и куда. Все, забудем о нем, – Борис Иванович решительно подвел черту под визитом помощника.

– Раз уж разговор о делах зашел, то и я скажу о деле. Садись, Боренька, рядом, чтобы не упал, – смеясь, Алла Даниловна подвинулась на диване. – У меня давно вертится мысль о расширении магазина. Так вот, рядом с нашим магазином находится контора Росгосстраха. Вот бы ее переселить куда-нибудь, мы бы тогда двери пробили и объединили бы все помещения в один салон.

– Хорошо, что пригласила сесть, действительно, можно упасть.

– Что, неужели это так трудно сделать? – нарочито сильно удивилась жена.

– Это невозможно! Этим заправляет городская власть, как я туда проникну? Ты думаешь, что депутат всесилен?

– Ну а если подумать?

– Подумать можно, но бесполезно.

Они замолчали, она немного обиженно, а он озабоченно.

– Может где-нибудь в другом месте открыть еще один магазин? – предложил Борис Иванович.

– Не хотелось бы, здесь же центр.

– То-то и оно, что центр.

Он вздохнул, по-видимому, сожалея о том, что он всего-навсего депутат.

– Что там по телевизору показывают, – решительно взялся за пульт. – Все то же?

Он встал, прошелся по гостиной, и, меняя тему разговора, сказал:

– На днях еще раз съезжу к отцу, поговорю, может, сейчас послушает? – Он остановился перед женой. – Все, в душ и в постель. Я первый в душ? – спросил он ее.

– Нет уж, давай я первая помоюсь, а то будет, как обычно: я прихожу, а ты уже спишь.


* * *

Борис Иванович нашел время заглянуть к отцу лишь через неделю после разговора с женой. Дорога от коттеджа, где он жил до дома отца была длинной, и водитель, стараясь быстрее доехать, включил проблесковый маячок на крыше автомобиля и постоянно выезжал на полосу встречного движения, обгоняя, вернее, объезжая медленно движущиеся машины.

– Слава, не дергайся, езжай в потоке, успеем, – попросил он водителя.

Машина пошла ровнее, но скорость ее значительно уменьшилась. Хозяин удобно устроился на заднем сидении и предался размышлениям. Вначале он попытался сосредоточиться на предстоящем заседании депутатской комиссии, в которой он работал, но скоро понял, что рассматриваемый вопрос еще никем не решался из-за отсутствия соответствующего закона. По всей видимости, заседание перенесут на неопределенный срок. «Так всегда получается: то гуж порвался, то кучер…», – закончил обсуждение этого вопроса Борис Иванович, и перешел к своим коммерческим делам. Он давно хотел расширить производство и продажу дешевой водки, но все было некогда этим заняться. Хотя управляющий его фирмой был мужик с головой, но все равно многие вопросы требовали непосредственного участия хозяина.

«После покупки земли и зданий у Жаркова, а я думаю, что он продаст, надо перевести производство дешевой водки туда, – планировал Ковалев, – у него там достаточно площадей, чтобы развернуться. Но можно рассмотреть и другой вариант, например, в здании бывшего детского сада, конечно, приведя его в божеский вид, расширив подъездные пути, сделать супермаркет по продаже модного платья, а там где сейчас склады – новые цеха по разливу водки. Там же можно и фирменный магазин открыть».

Но как только он вспомнил про водку, сразу же перед ним возник образ отца – ярого противника не только его водки, но и всего русского капитализма.

«И что же ему, старому, неймется, жил бы себе тихо и спокойно, так нет же, все ему не так, а как надо, наверное, и сам не знает. Водкой травлю народ! А я его заставляю пить? – начал он спор с отцом. – И моей водкой не отравишься. Не будет моей – будет другая, и кто знает, какая она будет?»

От такой несправедливости к себе, Борис Иванович даже заерзал на сидении. Конечно, отец не очень влиял ни на его бизнес, ни на его политическую жизнь, но все же это его отец, и он желал, чтобы между ними было понимание. Порвать с отцом окончательно ему не хотелось, да и положение не позволяло ему это сделать. Встречаются они редко, и каждый раз нормального разговора у них не получается, каждая встреча оканчивается очередной ссорой. Не хочет понимать отец, что сын уже давно вырос, что он самостоятельный, что он вправе сам решать свои проблемы так, как считает нужным, жить так, как ему хочется. Но больше всего отец не приемлет новый строй, и то место, которое его сын в нем занимает.

«Я же не виноват, что так сложились обстоятельства, и я стал директором этого завода в трудное для него время, когда старый директор умер, а его заместитель испугался и отказался быть директором».

Действительно, небольшой завод по производству безалкогольных напитков сразу же стал никому не нужен, когда открыли торговцам границы, и в Россию ринулись потоки кока-колы и других напитков и соков. Денег на переоборудование не было, и завод обанкротился. В это время проводилась бурная, дикая приватизация всего, что имело какую-нибудь ценность. Нашелся некий Малевский, который скупал не только нефтяные скважины, но и все, что могло пригодиться в дальнейшем. Приватизировал он и их завод, оставив директором Ковалева. Вскоре прибыло импортное оборудование по производству водки из спирта и разливу ее в бутылки. Водка при любом строе была выгодным товаром, поэтому дела завода пошли на поправку, и хозяин планировал расширение производства ходового товара. Но Малевский, как и многие другие бизнесмены средней руки, не смог дождаться исполнения своих планов: его застрелили нефтяные конкуренты. Новый хозяин акций Малевского не захотел делать ставку на какой-то заводишко, – других забот хватало, – и постепенно Борис Иванович выкупил все его акции. Конечно, кое-что пришлось для этого сделать, с кем-то договориться, и вскоре завод перешел практически полностью в его собственность.

«Отец винит меня во всем этом. Что же, мне не надо было брать, что само шло в руки? Кем бы я сейчас был? Инженером каким-нибудь? А так я уважаемый человек, депутат, со мной многие считаются, спрашивают мое мнение, которое зачастую становится окончательным. Знал бы отец всю подноготную восхождения на вершины наших уважаемых олигархов, может, тогда ко мне относился бы с пониманием? Но он закрылся в своей скорлупе, и знать ничего не хочет. Его возмущает то, что мы «шикуем». А зачем же мы тогда зарабатываем деньги? «Кругом много бедных!» Кто им мешает стать богатыми? Надо активнее жить, работать, искать возможности заработать больше, а не сидеть на одном месте, где можно ничего не делать, а получать зарплату, пусть минимальную, но без забот».

Борис Иванович посмотрел на дорогу, которая уже освободилась от затора, и Вячеслав вел машину на предельной скорости, пытаясь наверстать упущенное время.

«Может быть, показать ему, как можно сейчас жить, имея деньги, чтобы и ему они понравились? – вернулся он к мыслям об отце. – Может, купить ему круиз вокруг Европы, чтобы он почувствовал силу денег? Отправить его на Лазурный берег, в Монте-Карло, пусть посмотрит на роскошь, на то, как живут богатые люди, сколько они оставляют денег в казино? Но ведь он не согласится. Не в ящике же его туда везти?»

Он вздохнул, отвлекаясь от фантазий и готовясь к предстоящему разговору с отцом.


* * *

Ван Ваныч, увидев на пороге сына, помрачнел, в квартиру впустил молча.

– Здравствуй, отец, – гость сделал приветливое лицо.

– Здравствуй, сын. Проходи, коли приехал.

– У тебя здесь все без изменения, – Борис Иванович прошелся по прихожей, заглянул в комнаты и остановился в дверях комнаты Алексея. – Внук часто тебя навещает?

– Часто.

– А мне вот все некогда – работа. Времени совсем нет.

– Понятно. Сейчас у вас время – деньги. Кто же от денег отказывается?

– Ну ладно, не ершись.

Он прошел в комнату отца, сел, поморщившись, за неубранный с вечера стол.

– Может, тебе присылать время от времени уборщика, чтобы убирал здесь? – он брезгливо отодвинул от себя грязную тарелку.

– Сам в состоянии справиться. Это вчера поздно вечером сосед приходил, вот я и не успел еще убрать. Выкладывай, что надо? Ты же просто так не приезжаешь.

– Что надо? – Гость немного помолчал, желая придать предстоящему разговору большую важность. – Немного надо. Нам всем надо, чтобы ты перестал приглашать к себе домой бомжей, перестал с ними по улицам гулять, по пивнушкам. Эти твои прогулки на виду у всех меня компрометируют, я уже не знаю, что людям говорить, как это все объяснять?

– Как это я от своих друзей откажусь? – возмутился Ван Ваныч.

– Какие они тебе друзья? Выпить да поесть на халяву – в этом их дружба.

– Ты ничего не знаешь о них, так лучше молчи.

– Здесь о них знать нечего. Бомжи – этим все сказано. А бомжами они стали по своей глупости, или из-за пьянства. Наверное, свои квартиры пропили, а теперь нашли, у кого поживиться можно. А ты рад этому.

– Я тебе сказал, чтобы ты о них ничего не говорил, иначе у нас разговора не будет.

Оба замолчали. Борис Иванович постукивал пальцами по столу, время от времени отбрасывая от себя оставшиеся крошки еды, Ван Ваныч хмуро смотрел себе под ноги.

– Я тебе не предлагаю ни чаю, ни кофе, знаю, что ты побрезгуешь пить у меня, – нарушил молчание отец.

– Да, я брезгую, – вспылил сын, – брезгую пить из тех чашек, из которых пьют бомжи. Я вот сижу, а сам думаю, не заползут ли на меня их вши. Сижу и представляю, как они по мне ползают, и как я в думе буду чесаться от их укусов.

– Можешь не волноваться: вшивых я к себе не пускаю, – хмуро ответил отец.

– Откуда мне знать. По мне – все бомжи вшивые.

– По твоему все люди бомжи, кроме депутатов да крутых бизнесменов.

– Я этого не говорил.

– Не говорил, а подумал, потому что ты делишь людей на своих и на остальных, а всех остальных ты считаешь бомжами, которым жить, вроде бы, и не к чему.

– Пусть живут, никто не запрещает им жить, наоборот, им даже помогают жить. Но каждый сам выбирает, как жить.

– Сразу видно, что ты возле власти. – Кончики усов Ван Ваныча поднялись вверх, говоря о том, что у их хозяина боевое настроение. – А вы там думали, как им жить? Вы все себе заграбастали, а всем остальным – что рассыпалось, когда вы богатство России растаскивали.

– Отец, ты же грамотный человек, а повторяешь выдумки, которые распускают те, кто работать не хочет, в том числе и твои бомжи. – Сын даже обиделся на отца за такие разговоры. – По статистике у этих, с позволения сказать, бедняков находятся огромные суммы денег. Я лично не виноват, что они сидят на них и не пускают их в оборот.

– Это гробовые деньги. Раньше завод своего работника хоронил за заводской счет, а сейчас – сам умер, сам себя и хорони. Вот и прячут бедняки эти деньги. А огромные суммы потому, что их, бедняков, много. А ты предлагаешь отдать эти деньги очередным пирамидам, как будто не знаешь, что творится вокруг.

– С тобой невозможно говорить. Ты вбил себе в голову, что мы, бизнесмены, политики, плохие люди, что мы грабим хороших бедных людей, и никакие аргументы на тебя не действуют. – Борис Иванович обиженно отвернулся от отца. – Ты бы обратился к статистике, которая говорит, что благосостояние народа, пусть медленно, но уверенно, улучшается, постепенно начинает оживать народное хозяйство. При нынешнем руководстве благополучие страны, общества – обеспечено.

– Статистика! Благополучие! Государство не имеет права говорить о своем благополучии, если дети умирают из-за отсутствия денег у родителей. У такой страны нет будущего.

– Это все голословные заявления. Сейчас многое делается, чтобы улучшить это положение. Не можем же мы богатыми сразу всех сделать. Постепенно, но все будет выправляться.

– Делается! Выправляется! Одни обещания. Вот для богатых государство делает все, чтобы они стали еще богаче, а бедным – обещания да подачки.
Оба замолчали, думая каждый о своем.

– Ну хорошо, – начал Борис Иванович, – давай закончим этот бесполезный разговор, чтобы окончательно не поссориться.

– Как его закончить, если он уже столько лет продолжается? Я только соглашусь с тем, что этот разговор между нами без толку. Вы засели во власти, и вас оттуда ничем не вышибешь. Говори не говори – вам на все наплевать, вы гнете свое, что считаете нужным, а нужно это народу или нет, вам это не интересно.

Снова долгое молчание.

– Я вот что еще хотел тебе предложить: переезжай к нам жить. – Борис Иванович, не желая усложнять отношения, оставил без ответа последнее высказывание отца. – Места много, воздух свежий, лес, речка недалеко, да и прислуга есть: хватит тебе одному здесь кувыркаться.

– Вот спасибо! Я всю жизнь сам себя обслуживал, а теперь прислуга будет мое дерьмо убирать. Да мне будет стыдно смотреть в глаза этой прислуге. Вы уже так заелись, что даже посуду со стола, постель за собой не убираете. Разве я тебя этому учил, разве я тебя так воспитывал? – Отец немного перевел дух. - Как мы радовались с мамой, когда ты стал простым инженером, дорос до главного инженера, пусть небольшого завода, но все же завода. Где сейчас тот завод, где его директор, где твой первый компаньон? Никого нет, один ты остался.

– Ты что же хочешь, чтобы и я умер?

– Нет, конечно, я этого не хочу. Просто интересно, что все умерли, оставив тебе завод. Вот это интересно.

– Опять ты за старое. Сколько раз об этом говорили, а ты вновь и вновь вспоминаешь то, о чем уже всем известно, и в чем я не виноват. Нет, с тобой совершенно нельзя говорить. Ты все переворачиваешь на свой лад, все встречаешь в штыки. Тебе добра желаешь, а ты иголки свои выставил – не подойдешь.

– Добра мне желаешь? Когда пришел, ты про здоровье меня не спросил, а сразу же приступил к разговору, нужному тебе.

– Ну, извини, отец. Я вошел, вижу, ты бодр, ершист, значит, со здоровьем у тебя все в порядке, – попытался отшутиться сын.

– Выкрутился, за словом в карман не полезешь.

– Так как решил, отец, переедешь к нам? – после непродолжительного молчания, спросил сын.

– Нет, не перееду, – мрачно ответил Ван Ваныч.

– Жаль. Я тебе ни каких условий не выставляю и не тороплю, думай, надумаешь – милости просим. А сейчас, извини, мне надо ехать. Сам же сказал, что у нас время – деньги.

И уже в прихожей спросил.

– Да, о деньгах. Я тебе перечисляю некоторую сумму денег на твой пенсионный счет. Там все в порядке.

– Не знаю, я их не получаю. Как ты стал перечислять деньги, я попросил, чтобы пенсию мне приносили домой, а не перечисляли на книжку. Не хочу даже знать, о твоих грязных деньгах.

– Ну ты молодец! Один раз сказал, что брать грязные деньги не будешь, и не берешь. Ну, будь здоров, отец. Хотя мы и не договорились, я все равно рад был тебя повидать.

– До свидания. Алле привет передавай, если встретитесь в ваших апартаментах.

– По-прежнему шутишь. Молодец ты у меня.

– А ты у меня не очень.

– Все, все, убегаю.