Прощай, Фрикетта-7

Глава 7. ВОЛЧЬИ ИГРЫ (Продолжение)

Утром меня разбудил яркий солнечный свет, который лился потоком в незанавешенное окно  и, отражаясь от зеркальной стены, вырисовывал на потолке большие ярко-желтые квадраты. За окном занимался морозный солнечный день. Я как-то не сразу сообразил, что нахожусь не у себя дома.

Сначала комната, в которой я проснулся, показалась мне совершенно незнакомой. Спросонья я не сразу  вспомнил, что нахожусь в гостях у Фрикетты. Я приподнялся и осмотрелся. Мой взгляд сразу же привлекла зеркальная стена – и я вспомнил все. Необычное дизайнерское решение для небольшой жилой комнаты при дневном свете показалось мне гениальным, такого я еще никогда в жизни не видел. Затем мое внимание привлек манекен, стоявший в углу комнаты. Он был укрыт темно-синим покрывалом, из-под которого виднелось розовое свадебное платье. Мне вспомнилось, что, засыпая, я видел, исходящий откуда-то отсюда, ярко-алый лучик света. Я сел и, опираясь на подушку, стал всматриваться в то место, откуда, по моему мнению, должен был исходить этот лучик. Но, ничего такого мне не удалось рассмотреть. В углу одиноко стоял манекен.    

Наступившее утро сегодня пришло без нескольких минут привычной сладостной дремы, которая обычно предшествует пробуждению. Оно и понятно, какая может быть сладостная дрема в совершенно чужой комнате.

Пробуждение в чужой комнате, в чужом доме не настраивало на негу, оно не было ни грустным, ни радостным потому, что с пробуждением пришло чувство напряженности, сравнимое разве с чувством панического страха. Как только я проснулся, мне сразу же вспомнилось все то, что произошло прошедшей ночью. Перед глазами кадрами кинохроники промелькнули, вчерашние разговоры с Фрикеттой, поцелуи, прикосновения и все-все, что последовало потом. Мне стало даже немного страшно. На меня нашел какой-то необъяснимый страх и стыд. Я с трудом представлял, как сегодня буду глядеть в глаза Фрикетте, когда она войдет в эту комнату?

«Надо вставать», - мысленно приказал я сам себе. 

В комнате я был один, что давало мне возможность, еще раз проанализировать происшедшее вчера. И, прежде всего, то, как я вел себя. Очень важно было определиться с тем, как себя вести в дальнейшем. Помимо волнения относительно того, какую линию поведения наиболее правильно выбрать в предстоящих разговорах с Фрикеттой, меня продолжало тревожить воспоминание о странном сне, который приснился мне за какую-то секунду до пробуждения. Я не могу утверждать, что это был сон. Возможно, я уловил во сне тот момент, когда Фрикетта, поднялась с постели и, что-то шепнув мне, вышла из комнаты. Ее уход вызвал у меня волну переживаний, которые на границе сна и бодрствования активизировали в моем мозгу странные видения, очень похожие на сон.

Сквозь сон я почувствовал, что остался в комнате один. И хотя я не проснулся, но в тот самый момент, когда Фрикетта вышла из комнаты, я отчетливо увидел, что зеркальной стене промелькнуло отражение голого юноши, похожего на Аполлона с картины Фрикетты. Это был златокудрый Аполлон, лицом похожий на меня, он изучающее смотрел на меня. Взгляд юноши в зеркале был холоден и строг. И, я бы даже сказал, зловещ. Создавалось такое впечатление, будто этот юноша находится по ту сторону зеркала и как бы подсматривает из-за зеркала за тем, что происходит в комнате Фрикетты, полагая, что он невидим. Мне подумалось, что зеркало не просто отражало меня или если попробовать сказать более точно то, оно не только отражало меня.

Юноша из зеркала внимательно изучал меня, я ощущал на себе его взгляд. Казалось, что стеклянная зеркальная поверхность жила. Меня мучила странная мысль, в которую трудно было поверить: «Я ли это в зеркале?» как-то не верилось, что мое отражение в зеркале это я, а не кто-то другой, немного похожий на меня. Юноша в зеркале напоминал меня, но согласиться с тем, что он похож на меня я не хотел.

Странное сновидение продолжалось. Я отчетливо видел себя, стоящим голым перед зеркалом. От осознания этого мне стало как-то не по себе, в душе появляется чувство стыда, я начинаю стесняться самого наличия или присутствии такого огромного зеркала в этой комнате. Мне начинает казаться, что из-за зеркала или из зеркала кто-то внимательно меня рассматривает. У меня создавалось ощущение, что в комнате я не один.

Странность этого моего сновидения усиливалась тем фактом, что само по себе наличие зеркальной стены в небольшой комнате представлялось чем-то особенным и необычным. Зеркальная стена расширяла пространство комнаты и, как бы, делила его на два мира, один реальный, в котором находилась мебель и я, и второй, зазеркалье, в котором отражалась небольшая комната.

Отраженная в зеркале комната казалась пустой потому, что сама по себе пустота любого помещения в сознании человека всегда связывается с отсутствием в нем людей. Поскольку кровать, на которой лежал я, была почти не заметна в зеркале то, ощущение пустоты отраженной комнаты от этого еще больше усиливалось. Зеркальная стена располагалась напротив окна, поэтому, улавливая свет, исходивший из окна, она отражала его полосками и пятнами на полу и потолке. Наверно, именно в этом и состояло основное предназначение этой зеркальной стены, увеличивать освещенность комнаты и создать хорошие условия для работы портного в пасмурные дни.  Кроме этого, зеркальная стена выполняла главную свою функцию, она создавала визуальное увеличение пространства. На сколько, я помню, Фрикетта страдала от того, что не могла долго находиться в небольшом замкнутом пространстве. Она об этом когда-то мне уже говорила. Боязнь замкнутого пространства и темноты как одна из фобий говорила о том, что Фрикетта впечатлительная и чувствительная девушка. Я и не предполагал, что фобия – это чувство порожденное прошлым личным опытом. Однако, связать чувство страха с опытом оказалось не просто, трудно было понять, откуда у молодой девушки может быть такой опыт. Мне казалось, наиболее правильным было бы считать причиной такого страха какую-то мнимую угрозу. Я и не предполагал, что клаустрофобия или боязнь замкнутого пространства свойственна людям, которые появились на свет в результате затяжных родов. Оказывается, при затяжных родах, особенно в момент прохождения по родовому каналу, ребенок испытывает как минимум сильное кислородное голодание, что напрямую связано с угрозой для его жизни. Эта информация записывается в подсознании человека и хранится там. При попадании в сходную ситуацию, когда нет возможности выйти из замкнутого пространства, у человека может начинаться паника, как одна из естественных реакций его организма в ответ на возможную угрозу его жизни. Зеркальная стена, по словам Фрикетты, позволила ей частично снять такой страх.   

Анализируя свое сновидение, я прекрасно осознавал, что отражение юноши в зеркальной стене всего-навсего, моя фантазия. В зеркале не может быть никаких юношей потому, что в комнате кроме меня  нет никого. Если нет предмета, то нет и его отражения. Мне подумалось, что все эти фантазии от того, что я очень долго смотрелся в зеркало. Похоже, что зеркало обладает магической силой притягивающей к себе и заставляющей себя

Однако, этот, похожий на Аполлона с картины Фрикетты, юноша находился в зеркале. Его присутствие в зеркале было нереальным для моего сознания и вполне реальным для фантазий и того, что начинало разворачиваться в моем сне.

Похоже, что я испугался этого отражения, поэтому во сне я стал ворочаться, и инстинктивно укрываясь от настороженного изучающего взгляда юноши, натянул на себя одеяло. В зеркале рядом с отражением моего испуганного лица продолжало светиться лицо Аполлона, который стоял неподвижно и смотрел на меня, как будто изучая, что за тип перед ним. Я, понимая, что все это сон, отметил про себя, что сейчас я лежу в постели и никак не могу стоять у зеркала. Однако, это логическое утверждение не смогло развеять мысль о том, что во сне нереальность и реальность почти неразличимы.   

Юноша в зеркале зашевелил губами. Я отчетливо понимаю, что изображение в зеркале не может издавать звуков, однако само по себе это понимание ничего не изменило. В моем мозгу, если так можно сказать, послышались отчетливо произнесенные губами юноши слова: «Ты должен немедленно уехать… Я не хочу тебя больше видеть здесь!» Эти слова были произнесены без каких-то эмоций. Но, все же, в них отчетливо звучала, как мне показалось, угроза.

Я понимал, что все это сон. Во сне меня начинало мучить чувство какой-то странной двойственности. Ее суть заключалась в том, что я прекрасно осознавал, что никакого юноши в зеркале нет и быть не может. Про себя я твердил «Все это сон! Все это сон!».

Я отчетливо видел, точнее не видел, а чувствовал, что я стою перед зеркальной стеной и смотрю на свое отражение или не отражение, а на юношу, похожего на меня. Я  внезапно вздохнул и увидел, что юноша снова что-то говорит.

Оставаясь скептиком и материалистом, я успокаивал сам себя во сне словами: «Собственно говоря, ничего страшного не произошло, мне снится то, что недавно со мной произошло – снится картина Фрикетты, на которой написано мое лицо!»

Эта мысль успокаивает меня - и я уже нечего не боюсь и спокойно смотрю в зеркало на отраженного в нем юношу. Через несколько секунд я начинаю ощущать, как отнимается все тело. Я впадаю в состояние похожее на транс - я не могу двигаться. Неведомая мне сила медленно опускает меня на пол. Через мгновение я оказываюсь на полу, стоящим на коленях. Я не могу оторвать взгляд от глаз юноши, который, ехидно улыбаясь, снова шевелит губами.
Мой мозг продолжает напряженно анализировать происходящее. Ситуация с позиции скептика и материалиста представляется мне полным бредом. Про себя я отмечаю, что сон не более чем отражение моих переживаний, мыслей и эмоций. И, прежде всего, это отражение ощущений, которые могут перерасти в последующем в поступки, и мысли, которые могут и должны мне помочь мне найти решение. Определенно, есть сильно волнующая меня проблема, которая не дает мне спать, и вынуждает меня, искать решение. Во сне, сильно озабоченный этой своей проблемой, я оказываюсь один среди множества самых непонятных мыслей. Разобраться во всех этих намека и полунамеках не так просто. 
Мне кажется, что я слышу что-то вроде упрека: «Что, испортил девчонку?» Смысл этого древнего выражения постепенно начинает приобретать совершенно новое значение, которое мне ранее было недоступно. Я начинаю понимать, что пережитые мною вчера чувства нечто большее, чем физический контакт с девушкой, которую я знаю. Очевидно, пригласив меня к себе Фрикетта преследовала какие-то далеко идущие цели, о которых мне, прежде, чем выбираться в гости следовало бы подумать. Подумать о том, что если я не настроен на серьезные отношения с Фрикеттой, то мне лучше бы постараться вести себя сдержано.   

Мне вспоминается какая-то статья в журнале о зеркалах, в которой говорилось о том, что  они способны отражать опасные энергии, так называемого, низкого астрала.  Если зеркальная поверхность обращена к постели, то эти энергии, к которым человек наиболее чувствителен во сне, будут активно облучать спящего напротив зеркала. Таким образом, сон человека может превратиться в сплошной ночной кошмар и, в результате, человека будет преследовать хроническое недосыпание, разбитость и усталость. Похоже, что это объяснение соответствует действительности.

Во сне я, кажется, сказал сам себе: «Этого мне еще не хватало!»

Сновидение продолжается. Мои рассуждения никак не влияют на его течение. Опять я вижу отражение юноши в зеркале. Я смотрю на него и ощущаю, как опять начинает неметь все мое тело. Вместе с онемением всего меня наполняет страх. Я пытаюсь определить, кто же этот юноша по отношению ко мне. Друг? Враг?

Он хочет предупредить меня о чем-то или угрожает мне? В поисках ответов на вопрос кто он для меня? я напряженно вспоминаю все, что знаю об Аполлоне.

Аполлон – это классический Солнцебог, мифологическая сущность которого обусловлена его происхождением. Его мать Лето родила его на острове. Образ Аполлона в сознании большинства связан с искусством, поэзией и музыкой. Однако, в мифологии его образ не совсем светел и прекрасен, этот красивый юноша с луком в руках, смотрящий вслед выпущенной смертоносной стреле, скорее всего, олицетворяет собой несчастье. Мне припоминается то, что этот юноша успешно расправлялся со своими врагами и приносил понравившимся ему девам смерть. Его, вдохновенного певца, мудрого прорицателя и врачевателя, покровителя пастухов, строителя городов и основателя законодательств, так же считали волком-оборотнем, истребителем пастушьих стад, демоном, мрачным убийцей людей, насылающим смертельные болезни и разрушающим города. Однако, ему не чуждо ничто человеческое, справедливости ради надо сказать, что его злодеяния не беспричинны. Так, он насылает мор на войска, осадившие Трою, потому что покровительствует ее защитникам. Великолепнейшему из мужчин не всегда везло с женщинами. Его первая любовь, нимфа Дафна, предпочла превратиться в лавровое дерево, чем стать его возлюбленной. Бог света и искусств никогда не был ни идеален, ни постоянен в любви. Наверно, в этом он был больше человеком как никакой из других мифологических богов.

Неоспоримым является факт, что любовь Аполлона к женщинам всегда заканчивалась плохо. Так, его страсть к прекрасной нимфе Дафне возникла после того, как он, пораженный стрелой бога любви Эрота, захотел овладеть Дафной, которая бросилась убежать от него. Поняв, что ей не удастся ускользнуть от объятий Аполлона, она превратилась в лавровое дерево. Надо заметить, что и в любви к Дафне и страсти к прекрасному юноше Гиацинту Аполлон не вполне честными способами постарался избавиться от соперников. Его так же отвергла прорицательница Кассандра, не прочными были ее отношения и с Коронидой.

Мне становится понятно, что это сновидение не предвещает мне ничего хорошего.

Юноша из зеркала продолжает смотреть мне прямо в глаза. В его взгляде читается какая-то загадочность. Я немного растерянно продолжаю рассматривать его лицо. Я знаю, что юноша из зеркала не видит своего лица, но он видит мое лицо. Мне хочется увидеть в лице юноши отраженную часть себя, то невидимое мне, что поможет разобраться во всем, что произошло со мной вчера и понять то, что надобно ожидать от жизни завтра.

На какое-то время я задумываюсь о том, что само по себе зеркало - это вещь, которой люди пользуются каждый день, как правило, даже не задумываясь для чего она. Все смотрятся в зеркало, чтобы оценить свою внешность и привести себя в порядок: причесаться, побриться, подобрать одежду. Зеркало, каждое утро как бы притягивает человека к себе, магической своей силой.

А тем не менее, считается, что зеркало связано с потусторонним миром. Смотрясь в зеркало, человек видит не только свое отражение, но и свой внутренний мир, душу.

Продолжая рассматривать юношу в зеркале, я про себя отмечаю, что его глаза совсем не похожи на мои. У меня глаза серые, а у юноши они серо-голубые. Глаза – это зеркало души, - вспоминаю я известный афоризм. Наверно, оно так и есть, но кроме этого, глаза еще и окна души, они могут сказать о человеке больше, чем что-либо иное. Взгляд человека представляет собой нечто, исходящее из него, изливающееся вовне из нутрии. В общении с другими человек всегда представляет собой нечто большее, чем он представляет собой в одиночестве. И первое, что оказывается доступным другим – это то, что невидимо ему, но видимо всем другим.

Мне становится понятным, что мое сновидение представляет собой осмысление мною происшедшего и попытка понять те изменения, которые произошли со мной за последние сутки. Очевидно, такие изменения на лицо.

Не желая раскрываться, разоблачаться перед своим зеркальным собеседником, я стараюсь укрыться от его взгляда. И тут я замечаю, что стою перед зеркалом совершенно голым. Однако, это нисколько меня не смущает. Юноша в зеркале тоже голый, от этого мне становится как-то не по себе, я бы даже сказал, что у меня появляется ощущение стыда. Я отмечаю, что мой молчаливый, зеркальный собеседник постепенно начинает восприниматься мною, как вполне реальный человек. Я постепенно начинаю думать о нем не как о собственном отражении, а как о реальном человеке очень похожем на меня, и начинаю соглашаться с тем, что он не больше, чем какая-то часть меня. И я уже почти готов отдать ему недостающую часть себя, чтобы материализовать его.  Проникшись к нему доверием, я, не смотря на произнесенную юношей несколько мгновений назад, угрозу, начинаю думать о том, что от моего желания зависит много. Мне начинает казаться, что еще какое-то мгновение и этот юноша шагнет из зеркала в комнату.

 Мне хочется понять происходящее со мною во сне. В зеркале я пытаюсь найти то, позволило бы мне обрести уверенность в том, что вчера я не совершил ничего плохого. В облике юноши, которого я начинаю отождествлять с Аполлоном, мне видится завораживающая красота. Некоторое время я не могу отвести от него глаз.

Интересно, что на протяжении всего сна я продолжаю анализировать все происходящее, как бы отстраненно, так как это делает человек после того, как проснется. Вне своего сна я занят поиском ответа на вопрос: что хочет мне подсказать этот странный сон. Неожиданные изменения моего собственного отношения к юноше, я начинаю объяснять простыми словами: «Влюбленный юноша не может быть некрасивым». Это объяснение на некоторое время снимает напряжение. Я снова стою перед зеркальной стеной. Голый. Красивый. Уверенный в себе. «Влюбленный в себя юноша…», - мысленно произношу я.

Я рассматриваю собственное отражение в зеркале. И, вдруг снова отмечаю, что это не мое отражение, это Аполлон, красивый юноша, красота которого вызывает во мне тревогу. Мое сердце начинает наполнять страх. Фигура прекрасного юноши, белого как лебедь, стоит передо мной. Кажется, еще какое-то мгновение и это юноша шагнет в комнату из зеркала.

Сновидение продолжается, вынуждая меня напряженно искать объяснение тому, что это. Мне кажется, что еще какое-то мгновение, и я разгадаю тайну своего сновидения и пойму что мне надо делать. Я прихожу к выводу, что мое сновидение ничто иное как история, которую я сам себе рассказываю, в надежде, что она поможет мне понять, как себя вести потом, когда я проснусь.

Неожиданно, я вспоминаю, что на картине Фрикетты Аполлон изображен с черным вороном на плече. Вспоминается, что древнегреческие мифы утверждали, что ворон любимая птица Аполлона и его постоянный спутник, который открывал ему тайны и рассказывал об уже происшедших или грядущих событиях.

Вдруг прямо у меня на глазах поверхность зеркала перестала существовать, она, словно растворилась в воздухе. Я испуганно отступил от зеркальной стены, сделав шаг назад. Изображение юноши в зеркале сразу же пропало – и по поверхности зеркала пробежала мелкая рябь. Помутневшее зеркало перестало отражать находящие перед ним предметы, затем поверхность зеркала стала похожей на матовое стекло, которое начало оплывать вовне, приобретая очертание, напоминающее собою птицу с расправленными крыльями. Не успел я, как следует разглядеть, это странное объемное образование, как бы вытекавшее из расплавляющегося у меня на глазах зеркала, как вдруг черный, как смоль ворон, захлопал передо мной крыльями. Он был настолько реален, что я, отступая от зеркала, чуть было не упал. Ворон, сделав по комнате полукруг, при чем, во время его полета, комната увеличилась вдвое так, как поверхность зеркальной стены перестала существовать. Ворон сделал полукруг по реальной комнате и полукруг по той ее половине, которая еще несколько секунд назад отражалась в зеркале, после чего он бесшумно уселся на стоящий в углу манекен. Мне показалось странным то, что полет птицы по комнате не создал ощущения реальной птицы потому, что я не ощутил ни движения воздуха, рассекаемого крыльями птицы, ни хлопков, создаваемых крыльями птицы. Тем не менее, ворон сидел  в нескольких шагах от меня на манекене. Я отчетливо видел черную птицу, которая смотрела на меня черными глазами. Зеркальная стена, как бы разделявшая комнату на две половины, перестала существовать, моим вниманием всецело завладел черный ворон.

Зловеще поблескивает черными глазами, птица широко раскрывала клюв, пытаясь что-то прокричать.

Мне захотелось пугнуть ворона, замахнувшись на него рукой, но я сдержал это свое желание. На душе стало как-то нехорошо, противно. Ворон черными глазками-бусинками сверлил меня. Его внимательный взгляд завораживал. Мне нестерпимо хотелось прогнать ворона, но я стоял, как вкопанный, у меня не было сил, чтобы пошевелить рукой или  даже вздохнуть. 

В это время ворон, взмахнув крыльями, приподнялся с манекена – и покрывало, которым Фрикетта вчера укрывала розовое свадебное платье, упал на пол. Беззвучно каркнув, ворон снова сел на прежнее место - и я заметил, что свадебное платье, которое несколько минут назад было розовым, превратилось в черное. Я отчетливо видел перед собой красивое свадебное платье с белыми кружевными оборочками и расшитым черными жемчужинами корсажем. Вороний черный цвет платья завораживал. Я остолбенел, насторожено рассматривая платье. Про себя я отметил, что плотная тяжелая ткань платья имела темно-фиолетовый отлив.

Вспоминая сон, я отчетливо вижу, ворона сидящего на манекене, который время от времени беззвучно раскрывает клюв, пытаясь издать крик, но крика птицы я не слышу.

В моей душе начинает расти тревога,  внимательно  разглядывая ворона, я отмечаю, что он выглядит как-то странно. Некоторое время я стою неподвижно. Вдруг ворон, взмахнув крыльями – и рассыпался в прах. На том месте, где он сидел, медленно кружится черное перышко. Я просыпаюсь.

Мое пробуждение в незнакомой мне комнате не снимает тревоги, которую вызвало ночное сновидение. Встав с кровати, я замечаю собственное отражение в зеркальной стене. Я совсем забыл, что спал совершенно голым. Бросаюсь искать свое белье. Его нигде нет. Во время поисков, я снова отчетливо вижу свое отражение в зеркале – это отражение меня уже не раздражает меня. Я отмечаю про себя, что сейчас в зеркале я, а не юноша с картины Фрикетты. Осознание этого, на некоторое время задерживает меня у зеркала, я начинаю рассматривать себя, приглаживать. Смотрю себе прямо в глаза, пытаясь найти в себе изменения, которые, как мне кажется, должны были появиться после произошедшего прошедшей ночью.

Придирчиво вглядываюсь в свое лицо – это не то юноша, не то подросток. Моя фигура, отраженная в зеркале, не отличается красотой и атлетизмом. Поглощенный рассматриванием себя в зеркале, я замечаю, что солнечные квадраты не потолке постепенно тускнеют.

С зеркала с вопросительным холодным достоинством на меня глядел совершенно голый юноша, в котором угадывалось сходство со мной, но в нем также было, что-то, что я определил, как «чужой, неизвестный мне молодой человек». От этого неожиданного открытия я вскрикнул... Это вынудило меня более внимательно и придирчиво вглядываться в зеркало, чтобы получше рассмотреть себя. На какое-то время я залюбовался собою, хотя выделить в себе, что-то новое я не смог. Моя фигура была далека от совершенства, это была фигура юноши, который еще не мужчина, но уже не подросток. В моем отражении в зеркале без труда можно было увидеть и подростка, и мужчину. Я вспоминаю, что в соннике Миллера говорится, что видеть себя нагим это к разочарованиям, а смотреться в зеркало означает множество расхолаживающих разногласий, которые предвещают страдания. Эти неожиданные объяснения сна не добавляли мне спокойствия. Они меня еще больше взволновали и я, воспоминания о том, что произошло со мной вчера, еще больше разволновался. О том, что было вчера, я не хотел вспоминать. То, как я вел себя вчера, казалось мне, скорое всего, образцом недостойного поведения. Сейчас все казалось некрасивым.

Я стоял перед зеркальной стеной совершенно голый, из зеркала на меня смотрело мое отражение. Мне почему-то подумалось, что отраженный в зеркале юноша совсем не похож на меня. Взгляд у него был какой-то неприятный, нехороший и даже, я бы сказал, злой. Мне не хотелось верить в то, что передо мной мое отражение. Я прекрасно знал, что я не могу быть таким, по крайней мере, не должен. Я другой… Я сам себя убеждал в том, что я прекрасно знаю, то, как я должен был бы сейчас выглядеть в зеркале. Но, тем не менее, из зеркала на меня смотрел юноша, в котором я упорно не хотел видеть себя.

Мне подумалось, что я не могу ошибаться, ведь каждое утро в зеркале, которое неизменно висит над раковиной в ванной комнате, я вижу самого себя. Вижу себя, то есть, юношу, который, как мне кажется, наблюдает за мной и, как мне кажется, даже иногда издевается надо мною. Этот мой каждодневный бред раздражает меня своей бесконечной повторяемостью. Конечно же, все это не более чем фантазия, поскольку отражение в зеркале существует только тогда, когда я нахожусь перед зеркалом. Ведь зеркало выполняет свою функцию, заложенную в нем изготовившим его мастером - оно помогает мне привести себя в порядок, помогает при бритье и причесывании.

Мои манипуляции перед зеркалом – это самая обычная повседневная процедура, которая давно превратилась некое подобие ритуала, она не напрягает, скорее даже наоборот – нисколько не напрягает. Я, как правило, даже не контролирую свои каждодневные действия перед зеркалом, они уже давно доведены до неосознаваемого и не контролируемого автоматизма. Мой мозг, как мне кажется, не отслеживает все те движения, которые я проделываю у зеркала, наверно, потому, что они настолько типичны, выверены и отработаны, что нет необходимости их контролировать.

Важнее другое – в зеркале я нахожу подтверждение того, что я есть, существую и снова готов к взаимодействию с окружающим миром. Все мои манипуляции перед зеркалом – это ничто иное, как предпродажная подготовка меня, как товара к продаже окружению. Я уже давно заметил, что если утром после процедур у зеркала я удовлетворен своей внешностью, то день, как правило, проходит успешно. Можно сказать, что мое утреннее отражение в зеркале имеет отношение ко мне. Очевидно, мне очень важно то, как я выгляжу в зеркале. Важно потому, что от этого зависит то, какой результат от взаимодействия с окружением я получу в конце дня. Не зря психологи утверждают, что для человека важно постоянно самоутверждаться в своем окружении. Без этого каждодневного самоутвердения человек рискует однажды впасть в крайнюю степень безумия. Очевидно, у каждого бывают и такое состояние души, когда он утром не узнает себя в зеркале. Сегодня, как раз было такое утро.

Услышав какие-то шорохи за дверью комнаты, я вскакиваю с кровати и быстро одеваюсь. Как ни странно, но трусы и майка, которые еще несколько минут назад я никак не мог найти, оказываются под рукой. Я очень тороплюсь, мне совсем не хочется, чтобы Фрикетта застала меня голым.

Открывается дверь и в комнату входит Фрикетта. Она одета в плотно облегающий костюм, который я про себя назвал «спортивным костюмом для занятий аэробикой». На ее ногах длинные шерстяные носки грубой вязки и пушистые домашние тапочки.

-- Ты уже проснулся? – интересуется она.

-- Как видишь, - грубовато отвечаю я.

-- Как спалось?

-- Плохо, - безразличным голосом отвечаю я. – Снилась всякая ерунда.

-- Да? – Фрикетта, старается не встречаться со мной взглядом. Похоже, что и ее, также как и меня, волнует происшедшее с нами вчера. Она приближается ко мне и целует меня в щеку. Я с большим трудом сдерживаю себя, странно, когда-то день назад, два, месяц, я мечтал об этом, а сейчас мне почему-то не до нежности. Странно. Я чувствую горячее дыхание Фрикетты на своей щеке. Она так близко, что мне приходится сдерживать себя, чтобы не схватить ее в объятья и не расцеловать со всей страстью, на которую я только способен. Все это кажется видением или наваждением на грани сна и фантазии, реальности и нереальности. Возможно, что в этот миг, Фрикетта чувствует что-то похожее. Мне очень хочется узнать, чувствует ли она тоже, что и я.

На лице Фрикетты на некоторое время замирает маска неприступности, и мне приходится, отложив свои желания, послушно ждать, пока она немного оттает и, возможно, заговорит первой. Между нами повисает мертвая тишина.

-- Снилась всякая ерунда, - я снова повторяю слова сказанные несколько минут назад. Мое решение первым прервать молчание дается мне с трудом.

-- Сны что-то да значат, - тихо говорит Фрикетта. – А мне ничего не снилось.

-- Я слышал, как ты утром встала и вышла из комнаты, - сказал я. Я боюсь, что тема разбора сновидений может стать предметом разговора поэтому, пытаюсь уйти от нее.

-- Правда?

-- Ты чего так рано встала?

-- Знаешь, я долго не могла закончить картину с Аполлоном, мне все время казалось, что я пишу что-то не то… Этой ночью я, вдруг, поняла, как должно все быть… Поэтому встала и, спустившись в мастерскую, почти за несколько минут все закончила.

-- Да? – удивлялся я. Однако, это удивление мгновенно рассеивается, как только до меня доходит смысл вопроса, который неожиданно задает Фрикетта: -- Анатолий, разве ты не чувствуешь связывающих нас незримых нитей? Не чувствуешь странного мощного притяжения между нами?

Фрикетта смотрит на меня, в ее глазах читается вопрос и надежда на то, что я подтвержу ее слова.

-- Я ничего не чувствую… Меня ест непонятное раздражение, - хмуро отвечаю я. – Мне кажется, что все это из-за зеркал.

-- Возможно, - соглашается со мной Фрикетта. – Поначалу зеркала меня тоже раздражали.

-- Угораздило тебя сделать в комнатке такую стену.

-- А, мне эта зеркальная стена нравится. Впрочем, и ты к этим зеркалам со временем привыкнешь. Пойдем завтракать.

-- Так ты не испытываешь влечения ко мне? – немного неуверенно продолжает Фрикетта после небольшой паузы, когда мы выходим в коридор. Мы идем на кухню. Я молчу. Отвечать на этот ее вопрос мне не хочется. Не осознавая того, что вкладывала в слова «влечение» Фрикетта еще до того, как произнесла его, я понимаю, что ей хочется убедить меня в чем-то, в чем она, может быть, и сама не уверена. «Влечет». Конечно же, влечет. Я как раз в том возрасте, когда понятие «влечет» никак не может охарактеризовать все то, что наполняет меня.  Наверно, мне проще было бы в ответ на ее слова молча кивнуть. Но, я не хотел давать ей хоть какую-то надежду, я оставался безучастным к ее интересу, а она, глядя на меня широко раскрытыми глазами, вопросительно ждала моего ответа.

Поход из маленькой комнатки с зеркальной стеной до кухни казался бесконечно долгим. Перед дверью на кухню мы снова оказались рядом. Фрикетта, не упускает возможности, чтобы, пропуская меня вперед, прижаться ко мне всем телом. Я не сопротивляюсь этом. Близость ее тела слегка возбуждает. С моего молчаливого согласия Фрикетта переходит к действиям. Она нежно целует меня в щеку. Это ее решение кажется мне правильным. По крайней мере, ее поведение в этот момент понятно мне. Она все еще живет чувствами и переживаниями прошедшей ночи, хотя в этих переживаниях, как мне кажется, больше фантазий, чем реальности спроецированной в наше совместное будущее. Мне проще чувствовать себя ничем не обязанным ей. Все то, что произошло с нами прошедшей ночью – это ничто иное как романтическое приключение во взрослую жизнь, но никак не начало самой взрослой жизни.

Я немного оторопел от того, что выставлено на столе. Мне привыкшему к завтраку на скорую руку, который обычно не отличался изяществом, было непривычно видеть на столе скромный, но, тем не менее, со вкусом приготовленный завтрак. Йогурт, обычная каша с фруктами, тестовый слегка пожаренный хлеб, взбитые сливки и черный кофе, запах которого слегка щекотал в носу. 

Это был оригинальный завтрак, который меня озадачил. Похоже, что совсем не опытный в сексе парень, проявил себя, как искусный Казанова. Я смотрел на Фрикетту во все глаза и думал о своем. Похоже, что моя неопытность в общении с женщинами оказалась как раз тем, что больше всего и ценится женщинами. Это утро было очень похоже на сеанс неожиданного счастья.

За завтраком мы почти не разговаривали. Фрикетта изящно управлялась ножом и вилкой. Разговор никак не получался. Фрикетта выглядела изумительно очаровательной.

Фрикетта прервала молчание, как бы вскользь обронив:
-- Ты удивительно нежен.
-- Да? – мне не хотелось говорить о том, что произошло вчера. Потому, что сам я так не считал. Думаю, что за удивительную нежность Фрикетта приняла мой юношеский страх и осторожность. 

-- Это талант быть трепетно-нежным. Не так ли?
-- Ты так думаешь? Похоже у тебя сегодня отличное настроение.
-- Да! Все прекрасно… Кроме того, я наконец-то закончила свою картину…
-- Это для тебя настолько важно? Это большое событие?

-- Представь себе, да! Теперь я знаю, что мне мешало ее закончить. Мне нужно было, как можно раньше пережить все то, без понимания чего невозможно было закончить эту картину. Умом в живописи ничего не создашь. Живопись – это эмоции, эмоции и еще раз эмоции, запечатленные красками на холсте.   

-- Ты считаешь, что для того, чтобы что-то стоящее написать, художнику обязательно нужно самому настрадаться, - я не хотел соглашаться с тем, что говорила Фрикетта.

-- Видишь ли, в моей жизни не было ничего особенного. Я жила по типичному алгоритму, характерному почти для любого человека: школа, училище, работа после окончания училища, не та, какую хотела, а та, на какую направили… никаких переживаний, поисков, страданий… похоже, что я только сейчас начинаю по настоящему жить… похоже, что только сейчас я знаю, что мне от жизни надо.

-- Ты уверена в этом?
-- Уверена, - Фрикетта ответила тихо. В моей душе нарастало раздражение. Мне почему-то хотелось дерзить, не соглашаться с Фрикеттой, говорить что-то, чтобы сбить, пригасить раздражающий оптимизм моей собеседницы.
-- В жизни самое ценное – это сама жизнь. Я только сейчас это поняла.

Я молчу. Что говорить? Меня все еще мучает сон, приснившийся ночью. Мне почему-то кажется, что видеть себя во сне голым – это плохо. Я решаюсь переменить тему разговора и, обращаясь к Фрикетте, спрашиваю:

-- Видеть себя во сне нагим у зеркала – это плохо? Да?
-- Насколько я помню – это к спорам и неприятностям, - отвечает Фрикетта. – Хотя, честно говоря,  я во сны не верю. Разные сонники и толкователи, как правило, по-разному толкуют одни и те же сновидения. Расскажи, что тебе снилось.

-- Как-то не хочется, - сказал я. Мне не хотелось рассказывать сон, какое-то внутреннее предчувствие, удерживало меня от желания рассказать то, что мне снилось. – А, что означает видеть во сне зеркало? 

-- Я вспомнила, что где-то читала, что в сновидениях зеркала могут четко передавать отражение каких-то вещей и этим, как бы привносить в нашу жизнь другую реальность. Они могут вызывать у нас некоторое беспокойство потому, что способны без прикрас показать нам то, что ждет нас в недалеком будущем. Кроме этого, сновидения заставляют нас переосмысливать то, что волнует нас здесь и сейчас, хотя они редко бывают абсолютно повторяющими реальность. Зеркало, увиденное во сне, - это знак того, что в реальной жизни тот, кому оно приснилось, интересуется тем, что о нем говорят и думают другие люди. Старые люди толкуют такое сновидение по своему: они считают, что смотреться во сне в зеркало, значит быть озабоченным тем, что случилось в жизни. Я знаю, что говорю. Еще в школе, я очень интересовалась литературой по толкованию сновидений. У меня даже был старинный сонник.

Я слушал Фрикетту и думал о своем. Со многими ее словами я мог бы согласиться потому, что они не противоречили моим собственным мыслям относительно сна, приснившегося мне в зеркальной комнате. То, что я видел в зеркале юношу очень похожего на меня, говорило только о том, что я страстно хотел быть похожим на Аполлона, изображенного на картине Фрикетты. Это мое желание было не реальным, прежде всего, потому, что я не знал, каким меня видит Фрикетта, точнее, каким хочет меня видеть. Ведь ее решение положить конец с моей девственностью было не случайным. Я отгонял от себя мысль о том, что она влюблена в меня. Чего-чего, а этого я хотел меньше всего. Я не настолько плохо знал свою одноклассницу, чтобы думать о ней такое. Думается, что во сне проявилась моя эгоистическая сущность, нарциссизм. Я страстно желал быть тем самым юношей с картины Фрикетты, который занимал ее воображение, мысли и фантазии. Во сне в зеркале я видел себя таким, каким мне хотелось быть. Рассказать обо всем этом Фрикетте сейчас, означало бы признаться ей в любви. Но, я сейчас к этому не был готов. Больше всего меня сегодня пугало то, что произошедшее с нами ночью наложит на меня какие-то обязанности.

Сказать, что мне ночью приснилась какая-то ерунда, - не сказать ничего. Рассказать же весь свой сон со всеми подробностями и переживаниями – это, по сути, раскрыться. Выглядеть простоватым юношей мне не хотелось.

Фрикетту занимала тема сновидений и она продолжала:

-- Некоторые считают зеркало символической дверью в мир нашего подсознательного. Наверно, оно так и есть. Видеть во сне зеркало означает предаваться сексуальным фантазиям и поступкам, на которые в реальной жизни человек не решается.   

Сказанное Фрикеттой немного озадачило меня. Похоже, что последние слова как нельзя точно выражали мои чувства и переживания. Главное в моих сновидениях – это голый юноша похожий на меня, зеркало, черный ворон, кружившийся надо мной. После слов, произнесенных Фрикеттой, я еще больше утвердился во мнении, что правильно делаю, что рассказываю о своем сне. Мне подумалось, что комментарии Фрикетты по поводу ворона не добавят мне хорошего настроения.

-- Анатолий, ты сегодня какой-то совсем без настроения? Почему?

-- Не знаю!

-- Ты переживаешь о том, что произошло? Да? Не надо. Ничего особненного не произошло. Просто природа сделала свое, ведь она сильнее человека.

-- Наверно, - мрачно ответил я.
-- Да не переживай ты, - продолжила Фрикетта. Я почувствовал, что сейчас она разрядится речью о том, что в природе всему свое время. И, надо сказать, я не ошибся. – Не бери близко к сердцу того, что произошло. Произошло то, что рано или поздно должно было произойти и у тебя, и у меня. Наверно, даже лучше что, все случилось так, а не иначе. Говоря по правде, я очень и очень хотела, чтобы впервые у меня все это случилось с тобой. В школе у нас как-то не получалось на какой-то вечеринке оказаться наедине. Ты был какой-то дикий и избегал и вечеринок и девочек. Не так ли?

-- Наверно, так, - я оставался хмур. Затронутая Фрикеттой тема была неприятной. Желания продолжать разговор не было. Как-никак, происшедшее накладывало на меня некоторые обязанности, взять которые на себя, я не был готов. Для молодого преподавателя имеющего небольшую зарплату и не имеющего собственного угла мысли о семье представлялись роскошью. Фраза «С милым рай в шалаше!» не представлялась мне решением, которое могло бы снять все-все проблемы.

-- Расслабься, - продолжила Фрикетта. – Я не претендую на роль твоей жены. По крайней мере, сейчас. Можешь не напрягаться. Мне нужно было положить конец со своей девственностью. Ты не представляешь, как это напрягает, когда нужно идти к гинекологу…

Она замолчала, посчитав, что излишняя информация, вряд ли, успокоит меня.

-- Считай, что испортил девушку и только то, или, если быть точнее, то девушка испортила тебя. Мы, так сказать, обменялись целомудрием. Ты подарил мне свою невинность, получив взамен мою. По-моему обмен вполне равноценный?

Вопрос Фрикетты остался без ответа. С ее доводами трудно было не согласиться. Правда, во мне все еще теплился какой-то необъяснимый страх. Смысл древнего выражения «испортить девушку» теперь в моем понятийном арсенале приобрел вполне конкретное содержание. Правда, если раньше само понятие «испортить» воспринималось мной, как абстрактное физическое действо между парнем и девушкой, в результате которого девушка становилась женщиной, а парень – мужчиной, то сейчас, абстрактность самого этого действия приобрела конкретность, которая, как оказывается, не заканчивается самим физическим действием. Во мне появилось какое-то новое, непонятное мне чувство, которое, как раз, и не давало мне покоя. Это чувство было схоже с чувством ответственности за девушку, которая доверилась мне и, наверняка, надеялась, что наши отношения будут иметь продолжение. Но, взять на себя ответственность за другого человека я не был готов. Похоже, что Фрикетта это чувствовала.

-- И не строй, пожалуйста, никаких иллюзий относительно будущего. Прошу, - Фрикетта, как бы прочла мои мысли. Наверно, именно сейчас ей меньше всего хотелось думать о будущем, кроме этого, она не хотела грузить меня ответственностью.

-- В смысле? – не понимающе переспросил я. Мне не хотелось показывать своей озабоченности. «Включить дурака» - это единственное, что я мог сделать.

-- Наше знакомство затянулось. Тебе не кажется, что все это должно было давным-давно произойти? Благо, что все закончилось так, как я и хотела.
 
-- Ты хочешь сказать, что, приглашая меня к себе, ты уже знала, чем должна окончиться наша встреча? – я был немного удивлен услышанным.

-- Да. И нечему удивляться, - совершенно спокойно ответила Фрикетта – Все в жизни надо планировать, тогда нечему будет удивляться и в жизни не будет никаких неприятных неожиданностей. Если бы ты не приехал, я бы и сегодня не знала, как закончить свою картину.

-- Да… - я не знал, что сказать ей в ответ. Мне было не по себе от мысли о том, что я стал объектом манипуляции. Иначе говоря, меня использовали. Правда, сам то я при этом не то чтобы пострадал, скорее даже наоборот. Но, ощущать себя чем-то вроде фаллоэмитатора было неприятно.

Я давным-давно забыл про завтрак, про ароматно пахнущий кофе. Волна негодования внутри меня нарастала. Похоже, что на моем лице отражались все мои переживания потому, что Фрикетта немного притихшим голосом, как бы извиняясь, спросила:

-- Ты чё так насупился?

-- Ничего, - раздраженно ответил я. – Как мне кажется, особенных причин, чтобы радоваться нет.

-- Но, как я полагаю, причин для переживаний у тебя тоже нет? Не так ли? Все хо-ро-шо!

-- В общем-то неплохо, - я пытался пригасить в себе недовольство, уговаривая себя простой мыслью: «Случилось то, что случилось! И, может быть, все даже лучше, чем могло бы быть!»

-- Надеюсь, теперь ты ощущаешь себя мужчиной? – как-то некрасиво улыбнувшись, неожиданно спросила Фрикеттта. Ее вопрос застал меня врасплох. О чем о чем, а об этом я как-то не задумывался. Ведь по существу сегодня ночью я действительно стал мужчиной. Вопрос Фрикетты был похож на выстрел в лоб.

-- Хороший вопрос, - попробовал я отшутиться. Но, то как я это произнес эти два слова, говорило об одном – прошедшая ночь ничего не изменила во мне. Я как был юношей-подростком, так и остался им. Сам по себе близкий контакт с девушкой ничего не изменил во мне, или же те изменения, которые должны были произойти, еще не дали о себе знать.  «…ты ощущаешь себя мужчиной?» В моей голове в режиме повтора вновь и вновь звучали слова Фрикетты. 

-- Ты, наверно, и знать не знаешь, какое значение для женщины имеет первый половой акт. Это акт созидания, он не менее важен, чем собственное рождение. Мало кто знает, что в момент соития женскому организму передается созидающая способность мужского организма, которая является определяющей в дальнейшей судьбе  женщины. И чем выше жизненный потенциал у мужчины, тем более высокий уровень созидания обретает женщина. Ты мне всегда нравился, я со школы мечтала о том, чтобы когда-нибудь отдаться тебе, чтобы ты был моим первым мужчиной. И знаешь почему?

Похоже, сегодня было утро откровений. Я не нашел слов чтобы что-то сказать в ответ. Пожав плечами, я молча замер в ожидании объяснений Фрикетты.
 
-- В тебе есть божественная искра, то, что, наверно, важнее красоты и богатства. Моя бабушка говорила, что если моим первым мужчиной будет человек с божьей искрой, то, как бы не сложилась моя жизнь в дальнейшем, я рожу одаренных детей, независимо от того, кем будет мой муж. Первый акт в некотором смысле – это нечто божественное.

Я не сразу понял смысл сказанного Фрикеттой.

-- Ты хочешь сказать, что не видишь меня в роли своего мужа? – спросил я после некоторой паузы, которая нужна была мне для обдумывания. Претензии девушки на меня как мужа, в тот момент были для меня важнее всех других фактов, которые читались в ее словах. Похоже, что слова «сладкое слово свобода» для многих мужчин важнее всего другого. Педагогическая тема «значимое и значимые» для меня в тот момент не имела никакого значения. Мало кто интересуется тем, какая погода будет через неделю, две, три. Мы все, как правило, больше озабочены тем, что будет завтра, ну после завтра. Но, похоже, что Фрикетта жила по другим нормам. Я в ее планах на будущее уже не значился, для нее было важнее то, чего она уже добилась. Использованный презерватив, как правило, выбрасывают.

-- По крайней мере, я пока об этом не задумывалась, - ответила она. – И знаешь почему? Для этого не было никаких оснований. А жить мечтами и фантазиями не в моем духе.

-- Да-а-а…, - у меня не нашлось никаких других слов для ответа. «…ты ощущаешь себя мужчиной?» - в моей голове в режиме бесконечного повтора вновь и вновь зазвучали слова Фрикетты. Надо было как-то реагировать именно на эти слова. Все остальное в данный момент казалось не важным, не значительным, не главным, не значимым.

-- Кофе? – спросила Фрикетта, обращаясь ко мне. На ее лице сияла улыбка, женщины получившей все, что она хотела. Эта улыбка была похожа на вызов. Я не нашел ничего другого, как сказать ее в ответ:

-- У тебя водка есть?
-- Водка? – переспросила она, удивленно взглянув на меня. Похоже, она не представляла, зачем я попросил водки. В школе я слыл ярым противником алкоголя.

-- Да, водка, - твердо повторил я.

--Сейчас посмотрю. По-моему есть, - похоже, что Фрикеттта и не предполагала, что последует после. Мой вопрос «у тебя водка есть?» воспринимался ей не совсем и не до конца.

Через несколько минут она вернулась на кухню с бутылкой «Экстры».

-- Есть! – сказала она и поставила бутылку с водкой на стол.

-- Спасибо! – сказал я. И не говоря ни слова, резким, решительным движением открыл бутылку водки, и наполнил чашку, в которой оставались остатки кофе, до краев. – Что же? Полагаю самое время отметить рождение нового мужчины по-мужски. Не так ли?

Я осушил свою чашу одним залпом. И замер.

Ничего особенного и необычного в мире за это время не произошло. Земля из-под ног у меня, как ни странно, не уплыла, не разошлась под ногами, увлекая меня в Тартарары. Правда, в груди зажгло и теплый, мягко согревающий душу ручеек продолжил свой путь вниз.

Фрикетта наблюдала за мной, не проронив ни слова.


25.08.2008.
© Dain Ave. Журнальный вариант. C “Акно”, 12. 2008г.
C. dainave@yandex.ru
© Все права на данный текст принадлежат исключительно автору. Использование этого текста или его частей без согласия автора запрещено.