Сад

САД
(драма в пяти действиях)

Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е    Л И Ц А

                Берчевский Яков Ильич, банкир и нефтепромышленник
                Загряжский Модест Савич, министр
                Комлев Максим Петрович, секретарь министра      
                Комлева Ирина Сергеевна, жена секретаря
                Нольде Нина Игоревна, врач при банкире
                Першин Алексей Дмитриевич, врач-онколог


Д Е Й С Т В И Е    П Е Р В О Е

Высокая просторная гостиная в древней дворянской усадьбе. Старинная увесистая мебель. Книжные шкафы из морёного дуба, золотистые тиснения фолиантов. Камин и рядом с ним поленица дров и ведёрко с углем. В глубине покоя приоткрытая дверь в зимний сад. Большие овальные окна и картины в золотистых рамах.  Неспешно по гостиной бродит Першин в чёрном костюме. Из зимнего сада появляется Нольде в голубом платье. Они рассматривают друг друга. Першин хочет быть ироничным, Нольде чуть смущена.

     Першин. Я приветствую тебя, моя любезная, но бывшая жена. Поверь: я очень рад тебя вновь увидеть.
     Нольде. Здравствуй и ты. Я очень хочу верить, что твои слова о радости при встрече со мной – хотя бы капельку искренни!
     Першин. Но ведь именно ты сосватала мне столь милый приют…
     Нольде. Радость и благодарность – не одно и то же. Я верю, что ты благодарен мне за очень богатого пациента. Теперь ты поправишь свои финансовые дела. Этот больной не будет экономить на своём лечении. Он хочет выжить.
     Першин. Он – знаменитость. Во многих газетах пишут о его недуге.
     Нольде. И клиент щедр. Сколько тебе посулил он за излеченье?
     Першин. Изрядные суммы. И не надеялся я, что порадеешь ты обо мне. Сколь покойно здесь и тихо. Пахнет, благоухает… Лёгкий ветерок макушки сосен колышет, и скрипит песок в дюнах…
     Нольде. Да, здесь пока тихо. Однако прикатили уже министр и секретарь его с женой. В клубе о ней судачат, что она – резвая проныра. И муженёк-секретарь подстать ей. С секретарём я уже перекинулась дюжиной фраз. Шныряет всюду, вынюхивает… Скучно здесь не будет, ручаюсь…
     Першин. Дамочку сию не видел. Однако за мужем её наблюдал: лукавая и шустрая бестия. И даже почтил меня беседою сам министр! Он мне сказал, что жена его в Греции путешествует.
     Нольде. Скорее в кутежах деньги проматывает. Ведь благоверный её – министр, и он не скряга. (После некоторого раздумья.) Банкира осматривал уже?
     Першин. Да, торопил он с этим. За свои деньги всё он сполна потребует.
     Нольде. Смекнула я это. Я у него – придворный врач… (Слегка смущённо.)… и кухарка… Хвала Всевышнему, хоть не прачка. 
     Першин (с улыбкой). Кушанья твои помню… Кашку в котелке у таёжного костра. Фрукты в сахаре. Пироги и блинчики с мясом… Окрошку, котлеты и салаты…
     Нольде (перебивает его). И запомни ещё: хворости банкира вылечишь – и богатым будешь, и недругов своих посрамишь. Их ты в жменю сожмёшь, как семечки!
     Першин (угрюмо). Ты будто меня опекаешь… и не на шутку… Тебе какая в этом корысть? Расстались мы оскорбительно… уязвлённые…
     Нольде (напористо). А тебе на пользу! Наконец, успехи у тебя. Больше не придётся твоим женщинам в дырявых чулках щеголять!
     Першин. Не бахвалюсь я, но теперь денег у меня излишек… при скромных нуждах моих.
    Нольде (ехидно). Ручаюсь, опять продешевил!.. ведь дороже намного стоишь…
     Першин. А мне хватает! И незачем, как встарь, подстрекать меня, подзуживать. Больше на тебя и медяка не потрачу.
     Нольде   (с иронией).  Фи!.. как мелко. Не посягаю на твоё барахло. И всё-таки теперь ты успешен только благодаря мне: жутко хотелось тебе доказать, что я тебя мало ценила.
     Першин. Ну!.. теперь ты начнёшь объяснять нашу распрю тайной заботой обо мне… Вздор, чепуха…
     Нольде (примирительно). Я не буду тебе лгать: искренней была моя ненависть к тебе. Но порою ненависть – извращённая любовь.
     Першин. К любви уже поползновенья!.. Но я не извращенец…
     Нольде (неспешно садится на диван). Себя не обманывай, как и я не вру самой себе. Банальные, обычные люди для меня просто пресны, и ты мнился мне таким. Часто дивилась я: почему я тебя любила? Изумлялась странной своей ярости к тебе. Ведь я бросала прочих мужчин спокойно, хотя и брезгливо.
     Першин (бормочет). Пожалуй, такие речи – чересчур откровенны…
     Нольде. Наконец, я принудила себя верить, что я больше не захочу тебя. Но я приходила в клинику к тётушке-толстухе и там увидела мельком тебя. В хлопотах ты не заметил моё присутствие. И вдруг меня озарило… осенило… трудно мне сейчас найти нужное слово… Я полюбила тебя за те качества, которые только теперь проявились. И тогда в клинике я вдруг поняла это.
     Першин (подходит к ней, смотрит на неё пристально). А коли ошиблась ты?
     Нольде. Чутьём звериным и наитием я подобных себе различаю. И ты теперь своей извращённостью подобен мне. И я гадаю теперь: откуда у тебя взялось такое? Откройся, не мнись. Не нам наедине друг друга стесняться.
     Першин (садится рядом с нею). Ну, ладно, исповедуюсь тебе, как попу. Ведь не болтлива ты, по опыту знаю. Ведь недаром все поверили в то, что мы расстались вежливо и тактично. И за это и меня хвалят, и тебя не хулят.
     Нольде. Не мямли, пожалуйста.
     Першин. Известно тебе положенье моё, ведь ты и сама врач. Методы мои не приемлют из зависти медицинские светила. Неудача моя, а это – всегда смерть, отрада для них. У меня палата на семнадцать коек, и большего не дают, поскольку официально я – шельма. Не могу я исцелять всех, и должен я выбирать, кому жить, а кому к могиле топать. Судьбы я предрешаю, как Господь. Ты-де, хилый да умненький, поживи ещё. А тебя, казака дюжего, на погост, ибо туп, и чуб у тебя слишком вихрастый, и на тебя бабы, как на мёд, липнут; не гарцевать более тебе! Тело у тебя кряжистое, да квелое; тебе не зачать здоровое потомство. (После молчания.) По сути: безнаказанно я убиваю, и как ни дико такое, но понравилось мне.
     Нольде (с пониманием). Так вот почему ты за рубеж не укатил, не стрекнул, хотя и заманивали.
     Першин. Да, и поэтому… Там придётся всех лечить, без отбора. И без упоенья своею властью обрекать людей на яму.
     Нольде. Вполне я понимаю, вполне… (Встаёт с дивана.) Но мы к нашему пациенту обязаны торопиться, иначе мы рискуем опоздать. Позже побеседуем о прочем.
     Першин (вставая). А разве будет и прочее?
     Нольде (нежно). К чему лукавить?.. Да! Коли взаправду: ведь мы оба теперь неприкаянны и одиноки…
     Першин (серьёзно). На многое не уповай, огорчена будешь…
     Нольде. Свои ошибки я хорошо помню. А теперь надо спешить к больному…

Они уходят в боковую дверь. Из зимнего сада раздаются звуки падающих горшков. Появляются Загряжски и Комлев в просторных летних костюмах. Затем медленно входит Ирина Комлева в коротком алом платье. Она садится в кресло и расслабляется. Мужчины снуют по комнате.

     Загряжский (свирепо). Объясните, Максим: какого лешего залучили меня сюда? Созерцанье умирающего тягостно, хоть он и гадкий интриган. Даже перед своей кончиной шантажирует меня давними плутнями.
     Максим. Не зудите, не ворчите вы! От визита к нему непременно будет прок. И заодно вы хорошо отдохнёте в уютном захолустье…
     Загряжский. И в пекло, и к чертям отдохновенье, если я не ведаю замыслов этого изверга! И что я буду здесь делать? (С сарказмом.) С корзиной по грибы ходить? С лукошком по ягоды шастать? (Почти кричит.) У нас проблем накопилось на полный кузов грузовика! (Озабоченно.) Потрясёт ли мошною банкир на финансовую помощь для моей партии, оплатит ли он избирательную компанию? Или меня сковырнут с должности?..
     Максим. Его финансовые вложения в вас всегда окупались. Льготы, которые вы с завидной регулярностью выколачиваете для него, приносят ему чрезвычайно крупный барыш. Пока ему незачем вам пакостить. А капризы его – от желанья показать, кто верховодит. (Садится в кресло подальше от Ирины.) И нормально, естественно это.
     Загряжский (возмущённо). Естественно?! Неужели вы намекаете, что я – собственность его?! 
     Максим. Не намекаю, а говорю прямо. И вы не гаркайте, как прапорщик в казарме. Мы с вами – его имущество, скарб. (После краткого раздумья.) Чегой-то вы взъерепенились? Глупо вам стыдиться меня. Всю вашу подноготную я прекрасно знаю, и всё-таки я верен вам.
     Загряжский (хмуро). До поры, до времени…
     Максим. Всё на свете до поры, до времени. 
     Ирина (вставая). Не ссорьтесь, мои дорогие. Только глупейших свар и не хватает между нами. Вы оба чересчур запальчивы.
     Загряжский (обращается к Ирине). Не лезьте хоть вы! Ведь мне всучили вас не для того, чтобы я внимал ещё и вашим советам.
     Ирина. А для чего, как по-вашему? И не орите…
     Загряжский (почти в отчаянии). Ну шпионьте за мною дотошно, ну шныряйте всюду, ну изменяйте мне с вашим мужем, но хоть умейте помалкивать! Господи, какой я остолоп! И дёрнула же меня нечистая сила со всеми вами спутаться! И сколь же сильно я теперь раскаиваюсь!
     Максим. Теперь уже поздно браниться и сетовать. И, пожалуй, всё не так уж и плохо. Конечно, за вами надзирают! Но в любом случае кто-нибудь обязательно шпионил бы за вами, поскольку не миновать этого при вашей должности.
     Загряжский (сердито). Думаете, мне сладко быть в ваших паучьих тенётах?! Днём я с вами неразлучен, Максим, а ночью жёнушка ваша талдычит мне то, о чём намедни мы уже перетолковали.
     Ирина. Вы не забывайте, сударь, что вы ночами бываете ещё и с собственной женой.
     Загряжский (в сердцах). Господи, только о ней не надо!

Ирина вновь садится в кресло. Максим медленно и со вздохом выбирается из кресла и, подойдя к своему шефу, берёт его за пуговицу. Загряжский убирает его руку со своей пуговицы и отходит. Максим некоторое время ходит по комнате кругами. Ирину явно забавляет ситуация.

     Максим (примирительно). Не гневайтесь, сударь. Давайте обсудим всё спокойно. Есть у меня верные резоны. Очень многое зависит от того, помрёт банкир или нет. Допустим, он окочурится…
     Загряжский (успокаивается и, прервав Максима, начинает рассуждать вслух). Если будет он знать, что помрёт скоро… то не оплатит он мои выборы... Зачем ему в кладбищенской яме мои успехи?.. А с деньгами теперь у меня туго… едва ли выкручусь я…
     Максим. В главном вы правы. В могиле ему не надобны наши успехи. Значит, надо в нём поселить надежду на долгую жизнь, а этого нельзя сделать без его врача. Не надо банкиру медленно чахнуть, угасать, не веря в излеченье. Пусть врач напичкает банкира наркотиками и внушит ему иллюзию резкой поправки его здоровья. И мы после этого примемся клянчить у банкира деньги, и он не откажет на радостях. А после дачи нам денег пусть околевает хоть на другой день. (Обращается к Ирине.) Любезная, искуси лекаря, порадей о нас… и не хныкай, и не шали…
     Загряжский. И будет вам интересно, милочка. Ведь он – великолепный врач, хотя завистники-коллеги ославили его шарлатаном… Нравы у них скорпионов…
     Максим. У врача изъян есть, такое нутром я чую. И меня очень тревожит здешняя кухарка. Проворная, дерзостная особа.
     Загряжский. Узнал я о ней кое-что. И повариха она, и опытный медик. И она была женою врача, столь интересного нам.
     Максим (задумчиво). Есть в ней изюминка, твёрдость и задор. Бередит меня эта парочка… Жду я каверзы от них…
     Ирина (вставая). От затей ваших и свихнуться можно!
     Максим (со злостью). Но ведь я, милейшая, не всегда был таким. И не я швырнул тебя в бездну, а ты в неё потащила меня, блудя с прощелыгой Курневым.
     Загряжский (простецки). С тем, кого шлёпнули в бане?
     Максим. Да вы не прикидывайтесь, что забыли. С тем самым ухарем, кого в парилке истребили. (Ирине.) На явного прохиндея ты польстилась, вся его греховность на морде отпечатана. И теперь кругом я виноват, а ты, сирая бедняжка, в отчаяньи…
     Загряжсткий (резко). Хватит, мне надоело! Завершайте эту распрю без меня. На кой мне ляд ещё и ваши заботы?! Пора готовиться нам к трапезе. Хозяин наш сноб и любит, когда переодеваются к обеду.
     Ирина (вздымая руки). Мчимся, борзая свора!..
     Загряжский (грозит пальцем Ирине). Без иронии и подвохов, пожалуйста…
     Максим. Теперь уже, милая, поздно артачиться…

Все трое уходят в боковую дверь. Появляются из зимнего сада Берческий, Першин и Нольде. Берчевский в пушистом халате и мохнатых тапках прохаживается по гостиной. Остальные следуют за ним.

     Берчевский. Вы, право, меня очень обнадёжили, доктор Алексей Дмитриевич! А прочие светила мне намекали, что мне уже пора гроб сколачивать. А вас величали и профаном, и шалопаем.
     Першин. Разумеется, я – не кудесник, но бывали в моей практике случаи и похуже. И пациенты выздоравливали…
     Берчевский. Если поправлюсь я, то обеспечу я вам самые почётные звания и премии.
     Першин. Спасибо, я буду рад.
     Берчевский. Теперь, наконец, смогу я снова насладиться покоем здесь. А то ведь мне уже и листья мнились с чёрным оттенком. Всё было здесь понуро, пасмурно… Исполню я теперь все клятва, все обеты, которые давал я Всевышнему. (Вдыхает полной грудью.) Где мой друг, министр?
     Нольде. В апартаментах, ему отведённых.
     Берчевский (его недавняя апатия всё явственней сменяет прежним властолюбием). Я больше не позволю министру юлить! (Повелительно и медленно) Обед нам сервируйте в беседке возле оврага, любезная Нина Игоревна. Стол накрыть на четыре прибора: для меня и для министра с его свитою. Разговор за обедом предстоит деловой и склочный, поэтому извините, (Слегка кланяется.) вас обоих я не зову. Но я счастлив буду узреть вас за ужином. Удачи…

Берчевский уходит.

     Першин (неприязненно). Для него мы – челядь.
     Нольде (в тон ему). Начнёт он теперь спесь свою расточать. (Понизив голос, значительно.) Ты дополнительных потребуй анализов, чтобы на них сослаться при нужде. Гонор из него так и прёт! И всегда полезно иметь выбор.
     Першин. Никогда я не буду вновь тебе покорствовать. 
     Нольде. Да не хочу и сама я этого. Ершистый и твёрдый всегда мне гораздо приятнее, нежели бесхребетный. Но мне пора распорядится к обеду.

Она уходит в боковую дверь, а он, помедлив, в зимний сад.


Д Е Й С Т В И Е    В Т О Р О Е

Беседка в саду перед оврагом. Круглый богато сервированный стол. Берчевский, Ирина, министр и Максим. Министр и Берчевский в чёрных костюмах, Максим – в белом. Ирина в длинном зелёном платье. Берчевский одет слегка неряшливо.

     Загряжский. Восторгаюсь я вами, Яков Ильич!.. Умением вашим насладиться прелестью жизни. Какие великолепные вина и яства смаковали мы! Вы – истинный гурман! Не кормят столь вкусно даже у президента.
     Берчевский. Такие похвалы мне очень приятно слушать, уважаемый Модест Савич. Особенно после того, как я довольно долго кушал без всякого удовольствия, поскольку мешали желудку раздумья о болезни. Совсем я захирел. А вот сегодня новый врач меня чрезвычайно обнадёжил и внушил мне полное доверие к нему. 
     Загряжский. Этому я очень рад. Тягостно мне было думать о вашем недуге.
     Берчевский. В столь приятный для меня день не хочу я журить вас, но придётся говорить серьёзно, ведь скоро выборы. Не очень я верю в ваши успехи на них. Но возможно, что я и не прав, ибо ещё накануне я не был в делах прилежен.
     Максим (вытирает салфеткой рот). Если позволите, я обрисую положенье.
     Берчевский (брюзгливо). Сделайте милость.
     Максим. Положение – скверное. Война в горах, как проклятие… и причина очень вероятного провала на выборах…
     Берчевский. Но война обогатила нас, и поэтому будет она продолжена.
     Максим (упрямо). Если не прекратим войну, то потеряем власть. И тогда будет война обогащать других. Сохраняя же власть, найдём и другие источники доходов.
     Загряжский. Резонно!
     Берчевский (раздражённый их строптивостью). Не хочу я кончать войну: уж больно щедро оплачивает её государство! Из казны плывут деньги к нам, и мы крутим их на биржах; барыши сказочные, баснословные. А вы, министр изворотливый мой, припомните, сколько денег вы обрели, списывая гигантские суммы на возрождение разрушенной провинции. А затем дома, дороги и мосты, которые, якобы, восстановлены были, оказываются вдруг по бумагам снова руинами. Новая-де вспышка войны поглотила плоды трудов…
     Загряжский. Я не забыл ничего, такое теперь – деловая рутина.
     Берчевский (задумчиво). Я – не противник скорого заключения мира, но и кончить войну не хочу. Договор о мире подпишем, о своей победе вопить будем, генералов обвешаем медалями и орденами. И выведем войска с захваченных земель, лишим себя по договору плодов победы. Оставим оружие по условиям договора врагу. И вспыхнет война вновь, убедим горцев её начать. В этом договоре о мире должны оказаться зёрна новой войны. А начнём её сразу после выборов.
     Загряжский. Но ведь условия договора всякому разъяснят, что он – предательство.
     Берчевский. Условия договора засекретим. Главное: погромче бахвалиться своей победой, чернь и клюнет, и слопает. А мы выиграем выборы… (Горделиво.) Полезные мне условия договора уже составлены, я подсуетился. (Достаёт из бокового кармана плотный пакет и передаёт Загряжскому.) Вот, извольте прочесть…
     Звагряжский (достаёт листки бумаги из пакета и передаёт их Максиму). Не захватил я свои очки, ознакомьтесь, любезный…
     Максим (бегло просмотрев бумаги, брезгливо). Полнейшая капитуляция с тирадами о мире.
     Берчевский (вальяжно и назидательно). Это политическое решение проблемы!
     Ирина. На войне ведь всегда проще всего капитулировать!

Эта реплика её совершенно неожиданна. За разговором мужчины совсем забыли об Ирине, и теперь они смотрят на неё несколько ошарашено. Загряжский и Максим ошарашены, впрочем, не столько весьма язвительной репликой Ирины, сколько запросами Берчевского, подловатость которых вполне осознают. Но хозяин считает проблему решённой, больше, по его мнению, не о чем толковать и дискутировать: указания, мол, вами уже получены. И к тому же, Берчевский хочет бесцеремонно всем дать понять, что серьёзная беседа уже окончена, а его указанья не подлежат обсужденью, их необходимо только слепо исполнять.

     Бречевский (игриво хлопает в ладоши). Какая же меткая реплика невзначай!
     Ирина. Вы сказали: невзначай? Неужели, по-вашему, получается так, что только совершенно случайные трепыханья моего языка, совсем не связанные с моим рассудком, породили эту реплику?

Загряжский и Максим озадачены, и не знают они, как реагировать. Берчевский рад грядущей игре в остроумие с Ириной.

Берчевский (рассматривает Ирину). А вы, однако, прелесть. Предвкушаю большую приятность от наших с вами встреч. (Смотрит на Загряжского и Максима довольно брезгливо, поскольку они ему надоели. Берчевский тяжело встаёт из кресла и слегка кланяется.) Более не смею вас задерживать, господа, обременяя своим присутствием.

Трое гостей суетливо вскакивают. Загряжский и Максим одновременно предлагают Ирине руку.

     Бердичевский (садится опять в кресло). Вы, право, не очень внимательны. От общенья со мной освободил я только господ, а не даму. Я позволю себе ещё немного докучать ей.
     Максим (слегка юродствуя, с лёгким поклоном). Никогда, благодетель, не будете вы докукой.

Ирина идёт к столу. Берчевский снова встаёт и делает шаг навстречу к ней. Загряжский и Максим уходят с безразличными минами.

     Ирина.  Убрались они, даже не оскорбясь. А ведь сбагрили их весьма бесцеремонно.
     Берчевский. А вы за них обижены?.. Торжества их хотите?..
     Ирина. Не люблю обоих… И вредные, и порченные…
     Берчевский. Рискованное лепетанье, особливо, если знать, – а я, поверьте, осведомлён об этом, – что полностью вы зависите от них. Я постоянно накапливаю информацию и досье о тех, с кем веду дела. Ничего своего нет у вас: ни белья, ни скарба. А свою опору рушить – опрометчиво.
     Ирина. Пусть я в тесной коморке буду ютиться, но деньги, поверьте, не стану у вас канючить.
     Берчевский. За какие коврижки вам деньги давать?
     Ирина (обиженно). Странная, нелепая у нас беседа. Зачем вы попросили меня остаться? Я разговора с вами не домогалась.
     Берчевский (усмехаясь). Вы уж меня, хрыча, простите. Все мои обидные слова – от болезни…
     Ирина. И от вашей застарелой привычки к запугиванью. Я ведь только самую малость обмолвилась, а вы уже грозите разоблачить и мужу, и министру мою неприязнь к ним.
     Берчевский. Не буду я прикидываться: есть у меня обычай запугивать. (После короткого раздумья.) И теперь я уже знаю, что меня привлекает в вас: ещё сохранилась у вас воля противиться. А ведь многие утратили свою волю, общаясь со мною, и теперь готовы они буквально на всё. А вы ещё сохраняете строптивость.
     Ирина. Не собираюсь я присягать у алтаря на верность вам. Уважаю и люблю себя.   
      
К ним подходит Нина Нольде.

     Нольде. Яков Ильич, пора вам уже на процедуры, а затем и почивать.
     Берчевский (шутливо). Я повинуюсь, моя врачевательница. Но я перед уходом позволю себе высказать некую мысль о верности. Любая верность – не иное, как личина покорности. Низменную, пошлую покорность облагородили словечком «верность», но ведь сущность прежней остаётся. На верность мне присягают не клятвами, а поступками, после которых начинают себя ненавидеть. Всякий волен в действиях своих, пока себя любит. А если себя возненавидишь, то свою волю непременно подменишь волею того, кто тебя довёл до этого состояния. И такое, будто гипноз. Заворожённый гипнотизёром, только ему и покорен. И я поработил, заворожил многих чванных сановников, поскольку я  принуждал каждого из них к такому мерзкому поступку против их страны, что они теряли всякую возможность оправдывать себя, и, значит, переставали себя уважать и любить. (Растопыривает пальцы и показывает руки поочерёдно обеим.) Не вырваться из моих клешней!..
     Ирина. А вы знаете: я вполне понимаю вас. Но разве сами не вредили вы своей стране? Однако, волю свою, чую, не утратили. А ведь и вы не должны себя уважать и любить.
    Берчевский (усмехаясь). Но ведь я – чужак в России. Матушка моя пела колыбельные не по-русски. Ведь я из обрезанных кондовых инородцев. Моё древнее кочевое племя России чуждо, и поэтому вашей стране я могу вредить без всякого стыда и угрызенья совести, сохраняя уважение и любовь к себе. А прочие – иное дело, им колыбельные напевали матери на русском языке. Врагов губить – и храбрость, и геройство, своих же – предательство. Уважение к себе напрочь предатели утрачивают… (Слегка задыхается.) Однако, мне уже пора к врачу-кудеснику. Где он?
     Нольде. Вас ожидает он в лазоревой горнице, где теперь аптека и смотровая.
     Берчевский. Отлично!.. До вечера, мои прелестницы! Мой салют вам!

Берчевский уходит.

     Нольде (подходит к столу и пожимает плечами). Как нежданно!.. будто на предсмертной исповеди всё высказал он!.. И сколь определённо, ясно!.. А ведь он почти всегда скрытен. Наверно, его одурила надежда жить!
     Ирина. И во хмелю он, болезный… (С интересом.) Неужели его взаправду возможно исцелить?
     Нольде (начинает собирать посуду). Да, вполне. Супруг мой бывший – одарённый, великолепный врач. Я порой им даже горжусь. (Помолчав.) Надолго сюда?
     Ирина (со вздохом). Пока делишки не кончим свои.
     Нольде (усмехаясь своим мыслям). Всегда начинать легче, чем кончить.
     Ирина (подходит к столу). Разрешите помочь с посудой!
     Нольде. Благодарю.

Неспешно собирают они посуду, посматривая друг на друга. Обе хотят продолженья разговора.

     Ирина. Но разве нет лакеев тут? Ведь вы, как я поняла из речей его, врач. А вот посуду убираете.
     Нольде. Лишнего не терпит хозяин.  Деньги и власть, понятно, не в счёт. Но кроме них, – только самое необходимое… И блюда сервирую, и посудомойка я. И даже врачевала его. (С вызовом.) Банки на поясницу ставила. Неслыханные суммы платит он за то, чтобы с ним нянчились, словно с дитём. Ущербное детство у него, наверное, было…
     Ирина. И насколько вероятно выздоровление его?

Ирина садится на стул. Нина Нольде располагается на стуле супротив её и показывает кивком, что готова продолжать беседу.

     Нольде. Очень многих деляг интересует его здоровье: оно влияет на курс акций на бирже.
     Ирина (сморит на неё пристально). И на политику.
     Нольде (задумчиво). Да, пожалуй.
     Ирина (просительно). Расскажите мне о хвори его.
     Нольде. А зачем вам? Только не пытайтесь меня уверить в том, что подробности вам нужны из праздного любопытства.
     Ирина. Проницательны вы. Не буду я хитрить, лукавить…
     Нольде. А мне какая корысть вам сказать? Небезопасны сведенья эти.
     Ирина (после молчания, безразличным тоном). Очень многих выздоровленье огорчит.
     Нольде. Не моя печаль. Пусть и далее пресмыкаются. Хозяин хоть уважения достоин.

Ирина вскакивает. Нина Нольде, оставаясь сидеть, закидывает ногу на ногу.

     Ирина (решительно). Уважения никакого не достоин он. Всего лишь сильнее он прочих зверьков-грызунов.
     Нольде (провоцирует её). А сильных почитают теперь, будто идолов.
     Ирина (раздражённо, зло). Есть люди гораздо сильней меня. Но ведь и я могу оказаться сильней дряхлого калеки и отобрать у него в тёмной подворотне кошелёк! Но разве я достойна почитания за то, что была сильней инвалида?
     Нольде (встаёт). Забавная мысль! (Подходит к Ирине.) Я почему-то уверена, что те, кто рассчитывал помыкать вами, ошибался.
     Ирина ( с улыбкой). Давайте уберём, наконец, грязную посуду.

Нольде кивает, и обе начинают ставить графины и блюда на подносы.


Д Е Й С Т В И Е    Т Р Е Т Ь Е

Раннее утро, серебристый сумрак от лампы в углу. Комната, отведённая Нольде в особняке банкира. В глубине комнаты антикварная кровать с балдахином. Большое овальное окно, возле него трюмо и табурет. Три кресла, беспорядочно расставленные. В некотором отдалении от средины комнаты старинный узорный столик и два стула, как гарнитур к нему… В комнате двое: Першин и Нольде. Все признаки того, что провели они ночь вместе. Он без серого пиджака, который лежит комком на стуле. Першин в голубой сорочке сидит в одном из кресел. Нина с распущенными волосами и в чёрном халате сидит с гребнем возле трюмо и рассматривает себя.

     Нольде (укоризненно). Зачем на меня глядишь, как бука на бяку? У тебя на лице такая мина, словно попенять ты хочешь на моё коварство.
     Першин. Глупостей не говори… А вот себя уважаю я всё менее и менее.
     Нольде. Господи, да почему?.. Из головы дрянь выкинь. Тебе незачем  презирать себя за ночь со мною. Скорее тебе гордиться надо, что я к тебе вернулась, едва ль не повергаясь ниц. Ведь не я к тебе снисходила, а ты ко мне.
     Першин. И мне грезилось такое. И мнилось мне: я, как великий врач, преуспеваю, а ты до прислуги низринулась. Теперь иллюзия исчезла. А явь такая: вдруг нужен тебе я оказался, и вот меня завлекла ты сюда. И притворилась и влюблённой, и покорной. Захотела вновь поработить меня. И опять хотелось мне под твоё иго. И за это презираю себя. И ради избавленья от мерзкого такого чувства, я себя одолею и к тебе не вернусь.
     Нольде. С горечью ты говорил мне эти слова, и приятна мне кручина твоя. По моей подлинной любви тоскуешь. И, значит, не сгинула всё-таки твоя любовь ко мне.
     Першин. Поверь, не будет для тебя никаких последствий…
     Нольде. Не сомневаюсь я: способен ты одолеть себя и бросить меня, но что докажешь этим? Силу свою духовную? Но, коли в ней уверен, незачем ещё раз доказывать… Покинешь меня, а какие последствия? Будешь гордиться твёрдостью своею? Но неужели возместит такая гордость потерю меня? И зачем бросать меня теперь, немедля,  коли ты уверен, что в любой миг ты способен кинуть?
     Першин. А ведь ты – не единственная здесь.
     Нольде (помолчав). Понимаю я, на кого намекнул ты. Не советую тебе с нею путаться: веет от неё опасностью.
     Першин (с иронией). И какой же именно?
     Нольде (очень серьёзно). Я пока не ведаю цель её.
     Першин. А какая бывает у смазливой простушки цель? Возможно, впрочем, её ко мне подослали, чтоб о здоровье банкира досконально всё выведать. Очень многим важно знать это…
     Нольде. Да, не спорю, весьма многим… но не простушка она… Отнюдь!.. Неужели о банкире скажешь ей всё?
     Першин (встаёт и пожимает плечами). Незачем таиться мне. Уверен я, что вылечу его.
     Нольде. И я в тебе уверена. Но будь поосторожнее со стервочкой этой. (Вздыхает.) Ох, предчувствую дурное!
     Першин. И вот ты уже прикинулась, будто ревнуешь.
     Нольде. А я взаправду ревную.
     Першин (угрюмо). Даже если не врёшь теперь, ничего не изменит это. И судя по тому, как боишься ты красотки этой, есть изюминка в ней.
     Нольде (искренно огорчённая). Нет у меня права на претензии: я слишком много зла сделала тебе. Щекотливое у меня положенье. (Встаёт и говорит с тоской.) И всё-таки остерегайся её: способна она подвигнуть на безрассудство.
    Першин. И слава Богу, что не пресная она… И захотелось мне погулять по парку… Утро погожее…

Першин уходит, она смотри ему вслед и качает головой. Затем подходит она к трюмо и стоя охорашивается: поправляет причёску, пудрится, подкрашивает губы и наносит на ресницы тушь. Удручённой Нина Нольде не выглядит, она даже улыбается мыслям своим. После настырного стука, не дожидаясь ответа, входит Максим в декоративных серых портах и в сиреневой сорочке с широким воротником. Максим тревожен и слегка взъерошен.

     Максим (озирается). Здравствуйте.
     Нольде (медленно поворачивается к нему). Доброе утро.
     Максим (пытаясь быть развязным). Жена моя сюда не заходила?
     Нольде. Нет, не заходила. А почему решили вы, что зайдёт?
     Максим. Вы обе очень мило ворковали вчера за ужином.
     Нольде (ехидно и лукаво). Однако щебетала она и с доктором. И настолько она была с ним любезна, что я, пожалуй, совсем не удивлюсь её скорому появлению в парке, ибо доктор уже там.
     Максим. Неужели? (Подходит к окну.) И действительно: бродит доктор по  аллеям…
     Нольде (прежним тоном). И настолько она была вчера с доктором любезна, что я поразилась вашей выдержке. Ведь я не заметила в вас даже намёка на ревность.
     Максим (многозначительно). Зато в вас я заметил ревность… Хотя не была она явной… умело вы скрывали это своё чувство…
     Нольде (смотрит на него, оценивая). Да, вы проницательны… Я никак не ожидала от вас…
     Максим. Поверьте: я способен на многие сюрпризы для вас.
     Нольде. Сюрпризы и плохими бывают.
     Максим. И даже очень.
     Нольде. Говорите, любезный, без экивоков… (С улыбкой.) Какие у вас предложения?
     Максим. А почему вы решили, что есть у меня предложения вам?
     Нольде. Да, полноте!.. Говоря о сюрпризах, вы почти угрожали мне. А вы такое не сделаете зря, без нужды.
     Максим. Пожалуй, можно с вами без околичностей. Ведь многое вы и сами уже постигли…
     Нольде. Не сомневайтесь в этом. Если б не со мною доктор был в эту ночь, то не шмыгнули бы вы сюда, якобы, в поисках супруги. Вчера осеклось её очарованье. А ведь просили вы жену свою обольстить доктора.
     Максим (досадливо). Угадали вы, не спорю. Но вас иллюзия заворожила. Жена моя неизбежно очаровала бы его, кабы не бунт её с истерикой перед ужином. Эдакий буйный мятеж мне учинила и, желая мне отомстить, она пренебрегла явным влеченьем доктора к ней. И доктор в отместку ей устремился к вам… Моя благоверная жена очень взбалмошна и, увы, непредсказуема…
     Нольде (поколебалась, но всё-таки хватило воли у неё признать его правоту). Пожалуй, во многом вы правы. Понимаю я: какая-то нужда у вас есть ко мне. (Смотрит на него пристально.) А вам не лучше ли обратиться прямо к доктору, без посредницы?
     Максим. А что ему скажу я? Поскорей, доктор, улепётывайте отсюда, вы здесь помеха нам. И резонно он спросит: «А зачем исчезать мне?..» И, право, зачем ему отказываться от скорой славы великого врачевателя? А ведь он непременно прославится, вылечив банкира, и посрамит своих завистников. Ведь уже и пари заключают, и в газетах и на экранах гадают: умрёт до осени банкир или нет?
     Нольде (задумчиво). Если доктор отсюда уедет, то неизбежна скорая смерть банкира. Я не справлюсь одна с такой хворью.
     Максим. Чётко вы всё изложили. (Подходит к ней.) Итак?..
     Нольде. Щекотливая у вас миссия. А почему не хотите сами беседовать с ним?.. Впрочем, это понятно. Сообразили, что доктор может на вас донести банкиру или властям, а на меня постесняется.
     Максим. И вот теперь сказано всё.
     Нольде. А почему вы полагаете, что буду я молчать о вашем предложении?.. (Смотрит ему в глаза.)  И что на вас я не донесу? Какой мой интерес?.. чем собираетесь меня прельстить?.. Я спрашиваю только из любопытства…
     Максим. Слава Богу: не стали о морали мне талдычить! А интерес прямой у вас есть. Ведь понимаете вы, как вам выгодно вновь оказаться женою доктора. Ведь непременно будет он и славен, и богат. (С ухмылкой.) Ну, пусть немного позже, чем после исцеления им банкира. Коли мне пособите, уберегу я ваши узы с доктором от своей благоверной. (Кротким голосом, но с угрозой.) А если нет, то науськаю…

Нина Нольде скребёт пальцами виски, она опасается Ирину, как соперницу, и поэтому встревожена, но пытается скрыть это.

     Нольде (с напускной иронией). Взаперти станете её держать, в кандалах? На цепи, как псину в конуре?
     Максим. Не стоит надо мной трунить. Выдали вы жестом… (потирает пальцами виски) страх перед нею…
     Нольде. Но ведь и доктор, чую наитием, боится её…
     Максим (продолжает её мысль). Именно страх его и повлечёт его к ней. Разве не боялись мы в детстве нарушать запреты, но ведь и знали мы, что нарушим их. И пугали пороки, но ведь и были они желанны. Страхи провоцируют одолеть их. А бездны не пугают только тогда, если точно знаешь, что никогда в них не ринешься.
     Нольде (хмуро). И какие бездны у жены вашей?
     Максим. Вызывает она желание мучить самого себя… Гнездится в человеке страсть истязать себя!.. Не был я болен до встречи с нею. Зодчим и ваятелем был я успешным, и для богачей я строил терема и хоромы. Чурался я политиканства. И вот я познакомился с нею. И вкусил я странный страх, и решил я больше с нею не видеться. Но всё приятнее был мой страх перед нею, и оказались мои встречи с нею неизбежностью… Заразила меня страстью глумиться над нею, и муки мои от этого, как наркотик мне. И ревность, оказывается, может ублажать, и сам готов для неё создавать повод… И она собственной мукой ублажает себя, окуная себя в топь. И муки мои – услада ей. И болезнью такой заражает она необратимо, и верится мне, не сомневаюсь я, что пленится доктор до рабства ею.
     Нольде (поморщилась, как от оскомины). Не исключено, ведь и он слегка псих. (Задумчиво.) Но ведь и блазниться, мерещиться может… (Решительно.) Хочу вернее оценить её… поскорее сведите нас…
     Максим (пожимает плечами). Охотно… ваша воля…

Максим шаркает ногой и уходит. Нина Нольде подходит к трюмо и начинает себя рассматривать. Наконец, она топает ногой и улыбается. Затем подходит она к гардеробу и начинает выбирать себя наряд.


Д Е Й С Т В И Е    Ч Е Т В Ё Р Т О Е

Комната для куренья с двумя кожаными диванами, пятью креслами, громоздким буфетом в углу и овальным столом посредине. Высокое прямоугольное окно, обрамлённое портьерой. Ирина в коротком синем платье в обтяжку и в туфлях на высоких каблуках. Загряжский в просторном светло-жёлтом одеянии из шёлка расхаживает по комнате. Ирина сидит на диване.

     Загряжский (нервно). Не рыпайтесь и не балуйте вы… ожидайте спокойно…
     Ирина (иронично). Чего именно должна я дожидаться?
     Загряжский. Пока я и сам не ведаю, но скоро Максим всё объяснит.
     Ирина. Однако забавно это. Стремянной Максимка приказывает вам, своему хозяину, стеречь меня, и безропотно вы караулите. И даже причину этого слуга объяснить не соизволил.
     Загряжский (слегка смущённо). Торопился он чрезвычайно… вы же видели…
     Ирина. На вашем месте я бы турнула его от себя, уволила моего супруга… ведь и грубит он вам, и пренебрегает вами…
     Загряжский (не поддаваясь подзуживанию). Однако и неусыпно бдит.
     Ирина. Порой не ясно мне, кто главный в паре вашей.
     Загряжский (назидательно). Не в паре, любезная, а в троице. Себя не отрывайте от нас, мы оба неразлучны с вами. И не старайтесь меня уязвить, досадить мне. (Помолчав.) Чего, наконец, вы хотите? Ведь не вчера наша троица образовалась. И негодованья не высказали вы. И вдруг теперь пикировки, стремление ужалить. Неужели вам опять скучно стало?
     Ирина. Так, по-вашему, все поступки мои от скуки?
     Загряжский. Приходится так думать… Зачем мужа в политику заволокли?
     Ирина. А зачем вы в неё влезли?
     Загряжский (цинично). Только потому, что не годен я на другие дела. Да и сама политика только потому и существует, что рождаются весьма опасные людские особи, не способные заниматься ничем, кроме как политикой. Но ведь Максим не такой, многие здания, им построенные, стали образцами. Но после встречи его с вами иссякло его дарованье, и теперь он прихлебатель и плут. И ведь именно вы свели его с политиканами, жаждой власти одурманили его, архитектуру принудили бросить. И всё это по самой пошлой причине: скучно вам стало в его прежнем мире, средь зодчих.
     Ирина (с вызовом). А хотя бы и так! Я не спорю: я – эгоистка, но разве он не себялюбец? Хотя и художник он, но с богемой он не знался, общался он только с прорабами и снабженцами, и велись разговоры лишь о сметах, проектах и сроках построек. (Встаёт с дивана.) Меня не убеждайте вы, что мотивы моих поступков ничтожны и низменны, поскольку и сама это знаю. Но ведь и прочие мотивы таковы, и глянец величавости у них – только в случае успеха. И перестаньте, наконец, меня хаять!..   
     Загряжский (подходит к ней и говорит нарочито ласково). Я и не хочу вас хулить, ибо незачем. Предположим, станете вы благороднее после моих назиданий, но какой мне с этого прок? Я вовсе не подряжался блюсти вашу нравственность. И мне безразлично, поверьте, во что вы мужа превратите. Хотя, не скрою, мне интересно, как именно вы его доконаете…
     Ирина. А почему вы решили, что моя цель – доконать его?
     Загряжский. Я не знаю, какова цель ваша. Но безрассудны вы и опасно безнравственны.
     Ирина. Неужели именно вы журите меня за утрату нравственности? И как ещё такое словечко помните?! О морали своей теперь талдычьте…
     Загряжский (обнимает её за талию). А вот какая мораль у меня! Если не делать гадости без крайней нужды, то это уже – почти благородство. А вы творите мерзости без всякой надобности, да ещё и странностью восторгаетесь своею. Я загадочная, мол, натура, и постигнуть не дано меня! А вы просто взбалмошны. Мужа своего запихали в плесень политиканства без всякой нужды. Какого рожна вам не хватало, когда был он архитектором? И теперь вот со мною спутались… и что?.. приятно?..
     Ирина (с задорной улыбкой). Многое объяснить можно испорченностью, но как объяснить её самоё? А почему я такая, а вы такой?.. Ведь не сумеете ответить…

                Входит Максим.

     Загряжский (с явным облегченьем).  Наконец-то вернулись вы! А то вашу жену я в докуку ввёл. Дошло у нас почти до философии…
     Максим. И какие же философские выводы?
     Ирина. Всё – дрянь!
     Максим. И без философии известно это… (Загряжскому.) Нянька банкира теперь румянится и помадит губы. Скоро она будет здесь.
     Загряжский (напряжённо). Шаги слышу её.
     Максим (со вздохом). Уже пожаловала… Начеку будьте!..

Ирина садиться в кресло. Входит в светло-зелёном платье Нина Нольде; она аристократична и изящна. Мужчины слегка кланяются.  Нина Нольде приветливо улыбается и кивает головой.

     Загряжсикй (учтиво). Доброе утро, сударыня.
     Нольде. Здравствуйте.
     Загряжский. Банкир ещё почивает?
     Нольде. Да. Человек он ночной и рано не встаёт с постели.
     Максим (многозначительно). Значит, время есть у нас.
     Нольде. Время?.. на что же именно?..
     Максим (неуверенно). Но ведь мы почти условились…
     Нольде (сердито). Обетов я не давала. И не клялась…
     Максим (торопливо, почти егозя). Разумеется… я не настаиваю…

Нина Нольде пристально смотрит на Ирину, та медленно поднимает веки. Затем Ирина встаёт с кресла и два раза медленно вращается, показывая себя Нине Нольде, как модель на подиуме.

     Ирина (с печальной иронией). Ну и как, любезная, у меня формы, стать и лицо? Или  полагаете вы, что одной только внешней прелести будет мало?
     Нольде. Для чего мало?
     Ирина. Не лукавьте. (С нарочитой приторно-сладенькой улыбкой.) Для обольщения мною бывшего мужа вашего! Ведь сюда пришли вы определить, насколько я опасна для намерений ваших.
     Нольде (со вздохом). Убедилась я теперь, что не было обманчивым моё первое впечатленье, и вы действительно опасны.
     Ирина (грустно). И поэтому меня теперь запрут и к доктору не пустят?
     Нольде (решительно, будто скальпелем режет). Да!

Мужчины внимают их беседе с большим напряжением и даже не пытаются скрывать это.

     Ирина (подходит к Максиму). Неужели ты караулить меня станешь, муженёк?
     Максим (со мстительной улыбкой). Не пытайся меня уязвить. Сторожить я буду тебя! И при нужде даже отлуплю. Вполне я уже гадок для этого. В совести своей больше не колупаюсь.
     Ирина (устремляется к Загряжскому). И всё это начальство поощрит?
     Загряжский (от неё глаз не прячет). Такой у вас тон, будто к совести нашей взываете. Вы не сомневайтесь: я одобрю и поощрю.
     Ирина (обращается к Нольде). А теперь, милочка, послушайте. Ими велено мне было совратить доктора. И уломать его умертвить банкира к нужному сроку. Но сначала нужно пациента обнадёжить, чтобы на радостях он дал им деньги. И поскольку лишили меня встреч с доктором, то я полагаю, что теперь миссию убийства взяли на себя вы.
     Нольде (не выказывает смущения). И что же с того? И вы были готовы  убить, и я готова.
     Ирина. Я не уверена, что я убила бы, а вот вы наверняка убьёте. (Усмехается.) И Максим, муженёк мой, после истерики моей перед ужином почуял, смекнул это… и обратился к вам ради твёрдой гарантии смертельного исхода в нужное им время. Они уже не полагаются на меня в окаянном деле и предпочли вас.
     Максим (брюзгливо). И вам обеим такая свара не претит? С белибердой и чушью?..
     Ирина. Видимо, она решила вновь обрести доктора, и боится она, что я перехвачу его. И решилась она на смертный грех; для меня это лестно. Если меня столь опасаются, то, значит, я не банальна. И всё-таки в отлучении меня от доктора есть и доля твоей ревности, Максим, которая тебя обуяла.
     Максим (устало). Я ревновал тебя, пока оставались иллюзии, но теперь-то их нет. До извращений ты очень охоча, но всё умеешь ты представить так, будто к ним принудили тебя.
     Ирина. Значит, по-твоему, мерзости этой для себя сама же я и хотела?
     Загряжский (грубовато). Не сомневаюсь в этом.
     Нольде (в отместку Ирине, менторским тоном). Подлинные желанья свои не всегда мы осознаём. Вероятно, вы, любезная, ищете бессознательно смерти, но поскольку в одиночку в яму, в черноземный пахучий грунт кануть всё-таки страшно, то за компанию с другими вы гнить желаете.
     Ирина (решительно). Изъяны мои – не оправданье вам. Себя нельзя оправдать тем, что бывают-де и похуже. И разве ищу я смерти?
     Загряжский (угрюмо). Льнёте вы к гибели… хотя и бессознательно… Иначе, зачем вы здесь наболтали всё это? Ведь после этих речей ваших нельзя не опасаться вас, как свидетельницы…
     Ирина. И вот теперь уже полная определённость.

Ирина неспешно уходит.

     Максим (хмуро). И зачем такое вы брякнули ей? Ведь теперь враждебность её незыблемой станет.
     Загряжский. Чтоб не оставалось у нас обоих более иллюзий.
     Максим (нерешительно, будто оправдывая жену). У неё и хандра, и сумасбродство.
     Нольде. Опасная у неё взбалмошность… обаятельная… Она способна и доктора в себя влюбить, и клепать на нас убедительно…
     Загряжский (ей улыбается понимающе). И ещё присовокупите: она из протеста, из прихоти может уговорить доктора не изводить банкира.
     Нольде. Нужно изолировать её.
     Загряжский. Не улизнёт она… в больницу законопачу… с решётками… (Оборачивается к Максиму и говорит ему учтиво, но твёрдо.) Очень я вас, Максим, прошу надзирать за вашей женой.
     Максим. Ах, напасти!..

Максим уходит. Загряжский и Нольде, поглядев друг на друга, рассаживаются в кресла.

     Загряжский. И что об этом вы думаете?
     Нольде. В интриге вашей изъян: она запутанна, и многие в неё посвящены. А коли банкир до сути дороется?
     Загряжский. Разумеется, знает он, что мы хотим смерти его. Но ведь не поверит он, что мы рискнули-таки покуситься на жизнь его, такого грозного и всеведущего.
     Нольде. Чертовка убедит его при встрече.
     Загряжский. Максим встречи их не допустит.
     Нольде. А коли сам банкир пожелает её лицезреть?
     Загряжский. Воткну её в больницу для безумных. И совру банкиру: уехала-де к больной золовке; мнительная дура полжизни при смерти.
     Нольде. Знаю такой сумасшедший дом, где всякий свихнётся…

Входит огорчённый Максим.

     Максим. В процедурной заперлась она изнутри.
     Нольде (вскакивает и злобно усмехается). Поздравляю вас, господа… У нашей юной прелестницы поступки ушлой карги; всех она облапошила. Скоро приковыляет туда банкир для осмотра. А двери там крепкие, киркой не сломаешь, чтоб баламутку извлечь… (Раздражённо.) Вас обоих, господа, приговорить надо к тачке, кайлу и лопате! Вас бичевать надо! Не сумели простое дельце сварганить; невмочь вам оказалось чертовку под замок запереть! И я теперь ничуть не удивляюсь провалам вашей политики. Царя Петра на вас нет с батогами его и розгами!.. (С досадой.) Чёрт задери и меня с банкиром, и выборы ваши!.. Сюжет кошмарного фарса: избирают олухи-простолюдины на шею себе нахальных остолопов, и правит всеми упырь…   

Нина Нольде уходит в гневе.

     Максим (обеспокоено, но без паники). Нужно отсюда улепётывать и алиби себе обеспечить. Но я почему-то предчувствую, что банкир быстро околеет от забот сей троицы…
     Загряжский (со стоном). А как мы банкиру объясним, почему мы удрали, не прощаясь с ним? Каторжный у него нрав…
     Максим (рассудительно). Если жена моя донесёт банкиру о нас, то любые объясненья бесполезными станут. С нами могут здесь расправиться… А если всё-таки она смолчит, то мы сумеем вескую причину внезапного отъезда выдумать. (Помолчав) Выказать себя трусами будет нам полезно. Ведь нас презирает он. Пусть его омерзение к нам усугубится. Авось погнушается он карать нас.
     Загряжский. Вполне справедливо это… Ступайте машину заводить. А я заберу барахло наше.
     Максим. Свои вещи здесь бросим… не оскудеем… Якобы в такой панике мы тряслись, что и скарб весь бросили. Страх лютый перед ним всегда хозяину был сладок… и порождал порою снисхожденье к виновным…
     Загряжский (готов на крик сорваться, но говорит тихо, почто шёпотом). Нервы у меня совсем истрепались, я готов стонать, как подранок... В гараж… к лимузину… за руль!.. Только замком и дверью не лязгайте. Тишком уедем…В первопрестольной будем охрану скликать…
     Максим. Да, непременно сторожей надо…

Оба поспешно уходят.


Д Е Й С Т В И Е    П Я Т О Е

Приёмная доктора. Два стола и кушетка, порытая серебристой тканью. Высокий шкафчик из стекла и металла с лекарствами. Диван, несколько стульев и ковёр на полу. Першин в чёрных штиблетах и брюках, в коричневой сорочке. Сверху надет белый халат. Ирина расположилась на диване. Першин возится в шкафчике с лекарствами. Оба обеспокоены, но скрывают это.

     Першин. Так значит, хотели они, чтобы вы склонили меня убить банкира?
     Ирина (говорит медленно, паузами). Да… и в нужное им время. И чтоб вы сначала обнадёжили больного вероятностью его исцеленья. На радостях, мол, деньги он им даст на выборы… А затем пусть умрёт, ибо ненавидим… Но супруга ваша бывшая не хотела меня пускать к вам. Сама она взялась уговорить вас его прикончить…
     Першин (смотрит на Ирину, сравнивает он её с Ниной Нольде).  Я прекрасно понимаю, почему она решительно воспротивилась моей встречи с вами. Вновь за меня выйти замуж она не прочь…   
     Ирина (вкрадчиво). Не сомневаюсь я, что умеет она имитировать, подделывать свою страсть. Но ведь не станет любящая женщина подстрекать к убийству, бесполезному и даже вредному для вас. Ведь вылечить банкира вам гораздо выгоднее…
     Першин (подозрительно). Странны внушения ваши…
     Ирина. Разве она, будучи врачом по раку, со смертью не пересекалась? Или испугают её эксперты, которые смогут раскрыть убийство?
     Першин (самоуверенно). Не разоблачит меня вскрытие тела, коли я решусь убить.
     Ирина. По-моему, вы кумекали уже: нужна ли кому жизнь банкира? И лезли, крались такие крамольные мысли в сознание… 

Стук в дверь.

     Першин. Кто тарабанит там?

Голос Нины Нольде: «Открой, это я».

     Ирина. Не отпирайте, я прошу вас. А вдруг за дверью торчат муж с шефом?
     Першин. И будет не плохо, окажись они там. Не понимаю я намерений ваших, причину странных ваших речей. Авось они теперь объяснят мне: какая штучка вы?

Першин отпирает дверь. Стремительно, впопыхах входит Нина Нольде.
          
     Нольде. Если вы, милочка, своих жуликоватых парней опасаетесь, то я успокою вас: в поместье они уже отсутствуют, поскольку улизнули они. Испугались они вашего предательства.
     Першин. И вот теперь, пожалуй, всяким искушеньям конец. Я признаюсь: немалое облегченье. Ведь я прорицал, что будут меня улещать убить банкира. И поскольку я мог безнаказанно это сделать, то и соблазн оказался велик.
     Ирина. И вы, доктор, признаётесь в этом? Значит, в банкире есть такие качества, которые манят убить его. И вы, любезная товарка моя, взялись умертвить его без ханжества и лицемерия. Да и мне явно хотелось, чтобы он сгинул.
     Нольде. И хоть он – озлобленный прохвост, заядлый и бессовестный плут, но завершилась история вздорная. (С улыбкой.) Пикантное развлеченье!.. Струсили политики, оробели…
     Ирина. Да, убивать, – не млеть на кружевах или в бане.
     Нольде. Милочка, вы отважнее своих охламонов. (Начинается попытка унизить Ирину перед Першиным.) А вот если банкир изничтожит их, то в чей карман вы залезете? Вам из корысти поберечь бы их надо. Ведь они содержат вас.

Першин присел на кушетку и внимательно смотрит на них.

     Ирина (парирует реплику). А что будет с вами, Нина, если банкир, узнав о колебаньях ваших, лишит вас жалованья? (Смотрит на неё.) Исказилось личико!.. А я почему-то уже ничего не боюсь…
     Нольде (встретив отпор, говорит грубовато, но примирительно). Давайте переменим тему. Очухались мы от наважденья, и теперь не надо о банкире трындить.
     Ирина (соглашаясь на примирение). Хорошо, забудем всё…
     Першин (внезапно встаёт, слова его нечаянны для него самого). А я очень прошу вас, Ирина, рассказать банкиру всю эту историю. Любопытна его реакция на сплетни. Интересно мне, что предпримет он?.. ведь кроме нас некому его лечить… И как, Ирина, вы обрисуете свою роль: ведь и вы пружинка авантюры. И почему вы такая смелая?
     Ирина (садится на краешек кушетки и неожиданно для себя говорит откровенно). Просто я не хочу больше жить, и твёрдо я знаю, что тюрьме я предпочту смерть. Но я себя смогу убить только от необоримого страха перед вонью и толчеёй в камерах. И в этой моей тяги к гибели – секрет моего очарованья для вас.  Ведь я вам симпатична потому, что есть и в вас такое влеченье. Только я осознала тягу свою к небытию, а вы доселе нет.
     Нольде. Какая вы проницательная!.. Будто сеанс психоанализа устроили…
     Першин. До конца пускай высказывается… Пациентам с психическими комплексами часто полезна такая исповедь, пусть даже она – чушь…
     Ирина (вскакивает с кушетки). Я – не пациентка, и речи мои – не ахинея! Нельзя ведь нарекать безумием то, что позволяет мне прорицать… Я теперь совершенно уверена в том, что в вас обоих есть изъяны, влекущие к погибели. И скоро вы оба осознаете это… и влеченье вдруг станет необоримым… Я ведь уже давно ущербна, себя я не люблю… И уже научилась я различать подобных себе, у вас обоих самая ранняя стадия моей болезни. И я вам интересна тем, что вы, наблюдая за мной, постигаете бессознательно, какими вы сами скоро станете.
     Першин. Мне с собой противно лукавить… Так, пожалуй, всё и есть…

В комнату вальяжно входит Берчевский. Он в белом пушистом халате и домашних тапочках. Банкир, улыбаясь и кряхтя, усаживается в большое кресло на средине комнате и внимательно озирается.

     Берчевский. Для вас, наконец, я выкроил время. О чём вы здесь толковали столь выспренне?
     Нольде. О здоровье вашем.
     Берчевский. Приятна мне забота. А где политики мои? Я гул машины слышал.
     Ирина. Умчались они. У них срочные дела появились.
     Берчевский (подозрительно). И настолько срочными оказались их дела, что верная боевая подружка здесь позабыта.
     Ирина. А желаете ли вы знать, какие дела? Возможно, и вас они касаются.
     Берчевский (усмехаясь). А разве можете вы сказать мне то, чего бы я не знал? Разве не знаю я, что люто меня ненавидят и министр, и его приспешник? И разве я не ведаю, что я для моих врачей отнюдь не идеал? И неужели я не понимаю, что брезгует одна из врачей своей ролью полу-служанки? И неужели трудно мне сообразить, что народ здешний враждебен и ко мне, и к моему племени? Но я не боюсь, я привык к ненависти.
     Першин. Вы не очень лестного мнения о нас, Яков Ильич.
     Берчевский. Лично о вас очень лестного я мнения, Алексей Дмитриевич. Но я очень не люблю народ, ибо я осознаю его ненависть ко мне, вполне обоснованную. Меня никто не любит.
     Нольде. Всеобщая ненависть крахом чревата.
     Берчевский. Но ведь мне повинуются!.. И меня не пугает их ненависть, поскольку воля их сломлена.
     Першин (болезненно морщится). И что их волю сломало?
     Берчевский. Власть, им данная… надёжнее всего она порабощает… У человека странное свойство есть: коли после гнуси своей запрезирает он себя, то волю свою непременно утратит, и рабом сделается он того, кто довёл его до этого состояния… И поверьте: шантаж и подкуп менее надёжны… (После молчания.) А теперь процедурами займёмся… Я полагаю, Ирина Сергеевна, что вы – лишняя…

Ирина с улыбкой вышла.

     Першин. Сегодня наше леченье будет скорым. Всего один укол. Затем после обеда – анализы. Очень рекомендую не переедать. Покушайте устриц, в них йода много.
     Берчевский. Не очень я жалую устриц.
     Першин. Ну, вы уж как-нибудь преодолейте себя… отвращение своё…
     Берчевский. Хорошо, мне не впервой.
     Першин. Нина, помоги его рукав засучить.
     Берчевский. Я могу и сам
     Першин (настойчиво). Пособи, драгоценная…

Нина, посмотрев внимательно на Першина, подходит к Берчевскому. Она ласково чешет банкира по загривку. Першин повозился в шкафчике, вынул из кармана ампулу в белом платке и наполнил шприц из неё. За манипуляциями Першина наблюдает Нина. Банкиру он делает укол в вену и нервно улыбается.

     Нольде (нежно). Всё на сегодня, Яков Ильич.
     Першин. Расслабьтесь в кресле, глаза закройте.

Нина щупает пульс больному, поднимает веки.

     Нольде (ошеломлённо).  Он сознание потерял!
     Першин (говорит спокойно и глухо, с паузами). К телефону беги… Профессоров обзванивай… Консилиум собирай… Начнётся агония через семь часов…
     Нольде (смотрит на Берчевского). Что впрыснул ему?
     Першин. Собственная моя смесь. И никто вовек не догадается. Ведь у меня нет явного мотива для убийства.
     Нольде (закрывает лицо ладонями). Но зачем?! Почему?! О, Господи!..
     Першин. Я исполнил волю его. Я прочитал желание смерти в его очах. И сам он провоцировал нас убить его. Все настолько явно хотели его смерти, что он сам пожелал смерти себе.
     Нольде (грустно и ревниво). На тебя всё-таки повлияла это безумная Ирина.
     Першин. Юродивые часто бывают правы. Но жить с ними… избави Боже!.. Не опасайся её, как соперницу… Тебя не прекращал я любить…
     Нольде. И я, наверное, тоже… (Быстро его целует.) Странные признания при нашем пациенте, который скоро умрёт!.. 
     Першин (говорит, словно в трансе). Я повторяю тебе: сам себя он убил. Нельзя было ему речи говорить о ненависти нашей к самим себе, об утрате нами своей воли. Он хотел меня уподобить… да и тебя тоже… двум холуям, которые в панике дали стрекача отсюда… И был он к этому весьма близок, и он поработил бы нас, если б не откровенничал. Хотел он бессознательно смерти, и потому исповедался нам. Исполнил я неизречённую волю его… И не мог я лечить его, не презирая себя… (Принуждает себя успокоиться.) Теперь по телефону звони светилам-медикам. Собирай им на радость консилиум.
     Нольде. Без сомненья, будет у них восторг.

Входит Ирина и смотрит на Нольде; та с улыбкой ей кивает и исчезает.

     Ирина (склоняется над Берчевским). Близка ли агония?..
     Першин. Семь часов до неё; пока же он в забытьи. (Смотрит на неё.) И вот споры наши завершились естественным образом. (Задумчиво.) Какая, однако, досада! (Со вздохом.)  Опять буду я прозябать в облупленной клинике!..
     Ирина. Рада за вас. (Целует его.) И прощайте…
     Першин (берёт её за локоть). Вам нужно остаться. Возможно, придётся показания давать. И придётся как-то объяснить поспешный отъезд отсюда и министра, и супруга вашего. (Многозначительно.)  И никого не стоит посвящать в философские дискуссии наши: ведь были они чисто умозрительны… Никто не имел мотива, повода для злодейства… Разве не так?..
     Ирина. Разумеется, я всё скажу, как следует. И не сболтнут мои беглецы лишнего. Я вам сказала: «Прощайте!..» не потому, что отсюда уеду немедля. Я намекала, что не буду вас больше обременять собою.
     Першин. И кто же всё-таки вы такая?.. не знаю…
     Ирина. А вы сами себя знаете? Есть у вас мозг и тело, но где же вы сами?..

Конец.



                .