Выбор

Небольшое циничное отступление. Это произведение я посвящаю всем тем тонким, чувствительным натурам, которые очень любят совершать суициды по поводу и без. Уж простите.


…Узкие деревянные мостки, идущие от густых зарослей терновника к середине маленького, но глубокого озера. Они составлены из светлых, медового цвета, досок, которые тепло сияют в лучах восходящего солнца. Капли росы вокруг – на листьях, на девере…. Красиво…. Господи, как же красиво. Только сердце грохочет, словно сошло с ума.
На берегу небрежно брошен букет полевых ромашек и васильков – яркие огоньки в черно-изумрудной гуще трав.
Гладь озера недвижима – перед рассветом ветер пропал. Темно-сапфировые воды пугают и неотступно манят. На дальнем берегу густо растут водяные лилии – сейчас всего лишь кремовые точки в рассветном мареве тумана. Дикая красота. Хрупкая.

Двенадцать шагов. Двенадцать вдохов. Тишина.
Двенадцать прикосновений шершавых, теплых досок к подошвам ног – как прощальные аплодисменты в пустеющем театральном зале.
Двенадцать лиц перед глазами – те, кого сложно забыть.
Двенадцать взмахов ресниц – твой привет рождающемуся солнцу.

Мостки закончились – ты на краю. Опускаешься на колени и смотришь на гладь озера. А его загадочные глубины заглядывают в твою душу, проникают в твои мысли, чаруют, совращают, торопят решить.
Солнечные лучи обливают золотом кроны высоких, зеленых до черноты, деревьев.
Просыпаются птицы, однако, звонкие трели не рушат печати одиночества этого места.

Двенадцать ударов сердца.
Двенадцать голосов совести.

Улыбнувшись, ты встаешь, заметив блеск чешуи какой-то рыбы в озере. Ты решилась. Еще шаг и, неужели – свобода?

Тихо, без плеска, воды глубокого озера сомкнулись. Тайны и печали оно хранит надежно, уж поверь.

…Узкие деревянные мостки, идущие от густых зарослей терновника к середине маленького, но глубокого озера. Они составлены из светлых, медового цвета, досок, которые тепло сияют в лучах уже взошедшего солнца.
И ты беспечно идешь домой. А маленький портрет, который ты всегда трепетно носила у сердца – пусть полежит в озере.

Да. Теперь – свобода.