В ожидании Человека. Последний рассказ о Маугли

               
Еще совсем не старый, бывший вожак волчьей стаи Акела лежал  не как раньше на камне у скалы Совета, под самой Луной, а чуть ниже, где свет ночого светила переходил в тень от утеса. На его месте сидел молодой волк, которому Акела в свое время уступил место вожака.  Молодому пока еще не хватало той матерости, того глубоко посаженного волчьего взгляда, которого так опасаются враги и собаки,  но он был умен и быстро учился.

 Акела исподволь опекал и страховал Молодого, тем самым  вызывая  смутное недовольство среди ворчунов стаи, а таких хватало. Они считали это нарушением закона. Восемь последних сытых лет  их ворчание хотя и надоедало Акеле, но сильно его не заботило, оно не находило сочувствия среди основной массы молодняка.

Кто может знать, откуда приходят и куда  уходят  голодные  и изобильные годы? Даже совсем одряхлевший от размышлений Балу не постиг  всей премудрости времен,  но он втолковывал Совету о некоем законе цикличности. По его наблюдениям  несколько весен  приходится на бурное размножение всяческой лесной живности, а затем  процесс продолжения рода как будто затухает или даже поворачивает вспять.

В чем кроется загадка такого непостоянства следования закону  любви и плодоношения,  Балу не знал. Возможно, это были чередования дождливых и засушливых сезонов и связанные с ними  капризы и предпочтения рогато – копытных кочевников, кто знает, но своим медвежьим умом он понимал, что  толстые складки на его боках и брюхе зимой не помешают.  Или как пчелы – заполнить все наличные емкости вот этим сладким, как его зовут, дай медвежий бог памяти старому больному ревматику, завалить вход в пчелиную берлогу и перезимовать.  Волки жили одним днем, поймал, задрал, заглотнул, и это казалось косолапому неправильным.

-Ты послушай старого дурака, Акела, волки, конечно, не медведи и есть прежде убитое и зарытое в землю не будут, хотя на мой нюх  и вкус аромат пищи от такого хранения только выигрывает. Но  люди в деревнях заготавливают мясо впрок посыпая его белой пылью похожей на пепел, а еще они держат его на ветру, на солнце. Оно высыхает  и  потом уже  долго не гниет и не портится. Этой  пыли у нас нет, а ветра и солнца вдоволь.


Акеле и другим волкам из совета стаи сушенное мясо не понравилось, но на худой конец в пищу оно годилось.  Однажды прилетел орел Чиль и сообщил, что солнце опять нещадно убивает землю, лесные пожары  гонят стада прочь и скоро горячий  язык засухи будет лизать подножье скалы совета. Мудрый Балу как всегда оказался прав и хорошо, что  его послушали. Годы благоденствия и изобилия по-видимому подошли к концу, но пещера под скалой  почти заполнилась вяленной дичью. Вся стая собралась на чрезвычайный совет.


-Теперь вы поняли, зачем нужно было оставлять и не съедать каждую вторую тушу из добытых нами оленей и коз? Никто не знает, как долго продлится засуха, но мы к ней неплохо подготовились.
-Где, где же оно, наше мясо?- закрутил носом и хвостом облезлый шакал Табаки, которого, впрочем, никто на совет не приглашал, но он никогда ни у кого и не спрашивал разрешения. Волки привыкли к его постоянному присутствию, притерпелись к  нагловатым ухваткам закоснелого паразита и не сильно тяготились его присутствием.

Даже, когда ему по своим паскудным делишкам приходилось отлучаться в соседний лес, чтобы там разнюхать новости  и посплетничать некоторым в стае казалось, что даже чего-то не хватает.
-Оно в надежном месте.  Молодые и сильные будут, как и прежде выходить на охоту, и если они ничего не добудут, то, не смотря на неудачу, получат свою часть из прежней добычи. Старым и беззубым  филейных частей не обещаем, но и они с голоду не издохнут.
Волчицам с детенышами гарантирован материнский и детский кусок.


-Обманут cуки, как всегда обманут, они уже по своим норам растащили туши, а нам тут лианы на уши вешают,- Табаки закрутился ужом бросаясь от одного волка к другому.
-Это у собак суки, а у нас волчицы, брехливый ты шакал.
-Да я не про этих собачьих сучек, я про то, что Акела с Молодым ссучились и мясо уже давным давно поделили между своими, а остальным жрать будет нечего.  Косолапому хорошо, он привык лапу сосать, а вот, что волки сосать будут?

 
-Ты-то за что подлая душа переживаешь, за что рубишься, стая тебе ничего не должна.
-А объедки? Я маленький и скромный, мне и надо-то как воробью, вы и не заметите тех крох, а я сыт и благодарен и вам же полезен. Про вас говорят,  что вы санитары, так я  санитарить помогаю из любви к чистоте.
 Про чистоту Табаки врал, единственной чистотой,  которую он оставлял после себя была чистота обглоданных им костей. Напротив, он  всегда и везде имел привычку мутить воду, что на водопое, что в беседах с волками и, если у воды ему спуску не давали, то в частных беседах простодушные волки часто становились жертвами его козней.


 И пусть некоторые считают волков злопамятными, на самом деле, они быстро забывали выходки интригана Табаки. Слова  шакала о возможно несправедливом дележе накопленной добычи легли на сердце и ум некоторым членам стаи. Разумеется, всему виной был страх, призрак голодной смерти всегда ходил за волками по пятам, с самого рождения, такова уж была волчья доля. И кто его знает, отчего оно было так, а не иначе, даже мудрый Балу не знал, хотя всегда при этом приводил в пример пчел.

Эти маленькие злюки никогда не голодали, всегда у них всего было вдоволь, правда и горбатились они все лето от рассвета до заката, зато зимой горя не знали. Но волки в эти утопические сказки выжившего из ума косолапого чудака не сильно верили и жили по- прежнему, по- волчьи: поймал, задрал, проглотил. Земля, в которой жила стая славилась  избытком  всякой  всячины, и дичи в ней всегда водилось изрядно, и даже при самой злой засухе река не пересыхала до самого донышка, а всегда оставался тоненький ручеек, но и его хватало чтобы не умереть от жажды.

Многие зарились на эту землю, но волки всегда стояли насмерть, и даже свирепым и многочисленным рыжим псам не удалось выбить стаю из ее удела. С  волками в относительном мире и согласии жили и другие звери и птицы: семьями, стайками, родами, но права волков на  ленное  владение не оспаривали, за исключением отдельных недоразумений и локальной междуусобной грызни. Самое страшное это собственный страх, так учил старый Балу молодых охотников в волчьей школе, но сейчас они почему-то об этом забыли напрочь.

Страх парализовал их способность мыслить стайными интересами, и они постепенно становились такими, какими  привыкли считать их враги: злобными, подозрительными, неумными, ненавидящими не только чужаков, но и своего брата волка.  Поговаривали о том, что Акела ничего особенного не сделал для стаи, когда дичь сама перла изо всех щелей прямо в пасти охотников. Совершенно забылись годы ужасных страданий, когда Седой вожак, правящий в стае до Акелы привел ее на грань издыхания.

Да и помнить об этом было почти некому, волчий век не так долог, как у слона или попугая, а молодняк привык жить сыто, и страх потерять законно завоеванное место в биоценозе делал молодых волчков агрессивными и кусачими.Зато все хорошо помнили, как однажды Акела промахнулся на охоте, помнили даже те, кто тогда был щенком или даже вовсе не родился. В действительности это случилось, когда Акела еще не был вожаком,  во времена всевластия Седого. Кто подтасовал тогда ту охоту сказать за давностью лет сложно, кивали на Табаки, а знающие бандерлоги шушукались, что всему виной был  хромой людоед.


На той охоте вместо загнанного оленя на него выгнали  свежего быка с развесистыми рогами. Уставший Акела прыгнул и промахнулся. Вот такая дьявольская подстава. Ему пришлось потом какое-то время отлеживаться и зализывать раны, и как получилось, что Седой ветеран уступил ему свое место у подножья скалы никто толком понять не мог. Разные ходили слухи, но постепенно  мнение  стаи склонилось к тому, что Седой просто поставил на Акелу, как на единственного, кто мог гарантировать ему и его семени безопасность и спокойную сытую старость. Теперь же Акелу обвиняли в гораздо более серьезном промахе. Его обвиняли в том, что засуха пришла на их землю.


-Как она вообще могла к нам прийти, ведь мы ему доверились, он обещал нам, что у нас впереди годы сытости и достатка, что наши джунгли  никогда не иссякнут дичью, а наши волчата никогда не узнают того, что пришлось хлебнуть нашим отцам и дедам.
-Он промахнулся, а мы так ему верили, не зря он подставил вместо себя Молодого, теперь ему легче свалить всю вину за промах на него.


-Да он давно уже с рыжими псами Декана снюхался, они и сучку ему подходящую нашли.
-А как же его верная волчица?
-На что  она ему  сдалась, она уже своих волчат вырастила и готовится встретить зиму, а псы ему молоденькую сучонку приготовили, так и тявкает вся от возбуждения, ей почетно с таким кобелем охмуриться, породу улучшить.


Из дальних краев приходили слухи один страшнее другого, великая сушь опустошала некогда цветущие джунгли и саваны, леса и степи, горы и долины. Туго приходилось всем:  рогатым и копытным, слонам и бандерлогам и даже рыжим псам, но волки почему-то подозревали, что хуже всех придется именно им. Появился слух, что засуха пришла не сама по себе, а ее организовали хитрые рептилии, анаконды. Говорили что они толи в союзе с бобрами, толи,  терроризируя грызунов заставили их соорудить плотины.

Уровень воды в реках поднялся на небывалую  высоту и так держался все эти годы. Рыбы расплодилось немеряно,  и она доверчиво стала заходить на нерест вглубь джунглей в самые малюсенькие ручейки и речушки. Потом  гады приказали бобрам плотины разрушить, уровень воды очень быстро упал и падал все сильнее и сильнее, ведь в изобильные полноводные годы водоносные жилы работали во всю мощь и запасы источников поистощились.  Рыбы и прочие обитатели вод первыми приняли удар. Так пришла великая сушь.

Зачем змеинному племени понадобилась такая масштабная и сложная заваруха  мало кто понимал, да и те не очень. Правда бандерлоги шептали, что весь сыр-бор из за власти, рептилии вознамерились основать серпентарий в массштабе всех джунглей под своей пятой. Однако никакой пяты у безногих пресмыкающихся конструкцией предусмотрено не было, но ради такого дела они соорудили ее железный протез.

Насколько эта полуфантастическая, полумистическая история  была достоверной поручиться  не мог никто. Ни питон Каа, которого бандерлоги за глаза дразнили желтым дождевым червяком, и который приходился дальним родственником анаКонде Лизе, ни пантера Багира, у которой в свою очередь в родственниках затесался  ягуар Мрак, хотя и полукровка, но такой же благородной  масти  как и сама Багира. Разное говорили об этом полувнучатом племяннике старой черной кошки, но все прочили ему большое будущее и почему-то питали надежду, что именно он положит конец засухе.

Никто толком о нем ничего не знал, никто даже не видел его на охоте, но было в нем что-то внушающее трепет, одним сладостный, полный надежды, у других же от этого трепета шерсть норовила встать дыбом и хотелось выть от какого-то дурного предчувствия. Акела вошел в полноту силы и мудрости, он понимал, что происходит в джунглях и в его собственной стае гораздо лучше простых волков. Он не мог не знать о змеиной  хитрости и коварстве, но их скрытный образ жизни и долгий век могли серьезно озадачить даже Человека.
Акела задрал морду и пристально смотрел на Луну.


Ему казалось, что его друг и брат сейчас смотрит оттуда на него,  матерого волка, которому  предстоит вывести свою стаю из змеиного кольца  или погибнуть в его удушающих объятиях.  Облава затеялась тотальная, прямо перед ним персональная волчья яма, ее приготовили для него. Яму он обойдет, но что будет со стаей, кто перескочит через флажки, а для кого красное ударит в глаза непреодолимым препятствием?

Вожак не выл на висящее в небе ночное светило, хотя на душе скребли кошки и особенно, тот черный. Обидно ли было ему за волчью неблагодарность свободного племени? Он вспомнил слова Багиры, что когда волки наедаются до сытости, то безумие охватывет свободный народ. Сейчас он просто пытался рассмотреть  лунный  лик, не туда ли ушел охотится бывший некогда маленьким лягушонком, которого однажды он спас, и который вырос и спас его и всю стаю?

-Где ты, человеческий детеныш, где ты, Маугли?
Мы с тобой одной крови,  ты и я,   хотя ты Человек, а я волк. Ты нужен нам, как никогда, возвращайся, Маугли. Доброй охоты тебе и всем нам.