2. Понимание

Жизнь продолжалась...
Научилась смотреть спокойнее и разумнее на бытовые мелочи; для сынишки нашлось место в детском саду; на премию смогла купить себе меховой полушубок вместо продуваемого ветрами драпового пальто, в котором постоянно замерзала...
Дом оставался Домом.
И к нему прилагалась угасающая свекровь.
Изменить было ничего нельзя: обещания «старшенького» забрать мать к себе оказались такой же «водой», как и денежная помощь.

«Выживу. Я смогу», - произносила по утрам мысленно, прежде чем открыть глаза. Сгоняла слёзы слабости и заставляла себя встать, наперекор желанию не просыпаться хотя бы месяц. А лучше – год-другой...
Свекровь стояла на кухне, скрестив руки, и смотрела на холодильник.
- Что, мама, что-то нужно достать?
- Нет, я вот смотрю... – загадочно произнесла свекровь.
- А-а-а, - протянула, сделав вид, что что-то понимает, включила чайник, достала чашки.
Помолчав, свекровь улыбнулась, не сводя глаз с холодильника:
- Сейчас холодильник откроется.
- Что?...
- Холодильник сейчас откроется.
Растерялась, по коже пробежали мурашки: представила самостоятельно открывающуюся дверку холодильника.
- ...как – откроется?!
- Вот так! – уверенно произнесла свекровь, протянула руку и... открыла холодильник. Закрыла... ещё раз открыла, - вот так!
- Вот и хорошо, - обернула смех в улыбку, – садитесь завтракать, мама.
- Давайте сходим все вместе на природу, - предложил муж, - тут недалеко есть место, там и скамеечки, и мангал. Посидим у костра. И маму возьмём.
- Зачем? Осень: кругом болотисто и сыро, – запротестовала, вспомнив, с каким трудом, проваливаясь в снег и постанывая, свекровь шла с ними в начале лета... её пришлось почти тащить под руки обратно, – ей трудно идти! Давай оставим её дома, пожалуйста.
- Пусть пойдёт с нами, – упёрся муж, - дойдём быстро, там хорошая тропинка.
Спор получился коротким и неприятным.
Дети радостно носились в сборах (выходы «на природу» были самым любимым развлечением в северной глуши), муж помогал одеться матери...
Собиралась нерадостно, понимая, что два часа отдыха и радости у костра безнадёжно испорчены.
Ожидания оправдались: тропинка оказалась не такой уж хорошей; свекровь оступалась, проваливалась в скрытые пожухлой травой и опадающей листвой лужи и спотыкалась о выпирающие из тонкого слоя земли на скалах корни...
«Не знаешь, за кем присматривать: за детьми или за свекровью», - вздохнула, успела поймать споткнувшегося сынишку, остановила дочку, полезшую на камень.
Муж заметно нервничал, но сдерживался, поддерживая мать:
- Ты за меня держись! Да не за ветки... руку мне дай!
- А я вот... руку? Я сейчас, - не могла никак сообразить свекровь и беспомощно пыталась схватиться за тоненькие прутики у тропинки.
Легче стало, когда уставшую свекровь усадили на скамеечку – теперь можно было сконцентрироваться на оживившихся детях.
Сынишка успел найти крепкий подосиновик, пока собирал сухие ветки, срезал его своим маленьким деревянным ножом и хвастался:
- Бабушка, смотри, какой я гриб нашёл!
Свекровь удивлялась, вертела гриб в руках; а в мангале уже трещала береста, в которую дочка под присмотром мужа подкладывала ветки.

В сумерках огонь жил своей жизнью: на мгновение вспыхивали язычки, разбрасывая яркие искры, по красно-чёрным уголькам перебегал багрянец.
Дети притихли, поджаривая на прутиках хлеб и найденный шикарный белый гриб, а свекровь...
Она сидела, не сводя глаз с огня и ничего не замечая вокруг, сурово-горестные морщинки разгладились, появилась счастливая улыбка.
- Мам, ты что? Всё в порядке? – спросил муж.
Свекровь встрепенулась, вернулась к ним на мгновение:
- Да вот, смотрю... красиво. Огоньки бегают, – и вновь замерла, уйдя куда-то далеко.

«Интересно, где она сейчас? Что она вспоминает? О чём думает?» - просветлённое лицо свекрови было таким необычным, что...
Задумалась, разглядывая замершую у огня свекровь: в постаревшем лице проступило другое, хорошо знакомое по фотографиям. Улыбка и глаза молодой красивой женщины...
Что вспоминала она, глядя на огонь?
Германию и молодого мужа-офицера? Военный гарнизон, в котором была первой красавицей? Домработницу Хильду, моющую тротуар, дом с цветами и ковровыми дорожками в подъезде?
А может – полуостров Рыбачий, где родился старший сын в землянке и от ночного холода и сырости её муж укладывал грудничка к себе за пазуху на ночь, просыпаясь утром в тёплой лужице... Где она председательствовала в женсовете, делила молоко от единственной коровы по семьям с детьми и устраивала лыжные кроссы?... Может, вспоминала, как раз в неделю в солдатской столовой смотрели единственный завезённый в гарнизон фильм «Парень из нашего города»? Разодевшись "в пух и прах", в туфельках на шпильках, с обалденными причёсками и макияжем, спорили, с какой части начать смотреть фильм: с третьей или первой. А потом кто-то предложил прокручивать ленту назад, и появилось новое весёлое развлечение...
А может – навсегда любимый Ленинград, где муж учился в Академии?...
Или – вагон-теплушку, в которую их однажды «погрузили» со всем скарбом и детьми за сутки и отправили на Дальний Восток? Аквариум, который кто-то поставил на печку-буржуйку, и бедные рыбки сварились заживо, к великому горю младшего сынишки...
Может, вспоминала своё ревизорство на Дальнем Востоке? Суровая красавица-ревизор, «полковничиха», поездки и командировки... Тогда и попал под суд старший сын за драку...
Сколько же ей пришлось пережить!
«Стыдно, невыносимо стыдно! Бесчувственная, очерствелая, жестокая...» – думала, всё ещё вглядываясь в освещённое огнём лицо свекрови.

Назад возвращались по-другому: муж приглядывал за детьми.
Задумчиво шла рядом со свекровью, поддерживая её и помогая. И не было ни раздражения, ни отчаяния. Только усталость...

Перед сном заглянула в комнатку, которую делили свекровь с дочкой.
Свекровь озабоченно перекладывала свои и дочкины вещи в шкафу, чуть слышно приговаривая:
- А это – куда? Это – моё. Или – не моё... Не знаю, - пожала свекровь плечами и сложила всё вперемешку; вздохнула, сложила руки на груди, - ...а что поделать? Надо жить... Жить надо.
Тихонечко прикрыла дверь, прошла на кухню к мужу:
- Извини. Я должна тебе сказать. Ты был сегодня прав. А я была не права. Хорошо, что мы взяли твою маму с собой. Извини.

- Папа, а бабушка опять отобрала у нас карандаши и брови накрасила! – жаловалась дочка на следующий день.
- Она не тем цветом их накрасила! – вторил сынишка.
Споры из-за карандашей уже давно стали привычными: свекровь припрятывала свои, для неё купленные косметические карандаши, забывала, и потихонечку «таскала» у детей обычные. Сначала – только чёрные. Потом – любые. Ей обязательно надо было накрасить брови, и однажды она накрасила их по ошибке не чёрным, а красным карандашом.
Переглянулись с мужем, улыбнулись.
- Что, опять красным? – спросил муж у сына.
- Нет!
- А каким?
- Зелёным! - в один голос ответили дети.
Из комнаты в прихожую вышла готовая к борьбе за карандаши свекровь с пронзительно-зелёными бровями на нахмуренном лице...