Спаси, Христос

   Пробка на одной из улиц в Одессе…Предновогодне-рождественская суета большого города. Морозным утром колонна покрытых инеем разношерстных машин  медленно двигалась к перегруженному перекрестку, нервно рыча своими перегретыми движками на длительных остановках  в чаду выхлопных выбросов и пара. Где-то далеко впереди беспристрастный  светофор лениво «разводил» бесконечные потоки авто, что уткнулись  своими радиаторными «мордами», аки бараньими лбами  в  суматошное перекрестье направлений. Самые нетерпеливые и наглые водители за «кермом» своих германцев, французов, или японцев  тупыми бурами  совались в обход колонны, невзирая на бордюры, газоны, тротуары и всякую чушь  уличных аксессуаров.   Шугая вездесущих зевак-пешеходов   и грубо «влезая» обратно в плотные нервозные ряды, наглецы не обращали никакого  внимания на душераздирающие сигналы клаксонов и отборную ругань «честно» двигающихся в пробке водителей. 
-  Куда ты прёшь, мудило!  Зенки выпялил! Убери нахрен свой тарантас!
-  Я те уберу, чайник! Стой и не рыпайся на своей вонючке! – грубо огрызались самые «крутые» и уверенные в своей собственной вседозволенности, высунувшись из окна и демонстрируя всем недовольным свои лобастые раскрасневшиеся «фейсы» и мощные загривки.
    Меж плотными рядами урчащих машин молча катал старенькую инвалидку безногий калека в расстегнутой старой безрукавной стеганке. Он ловко перебирал колесные обручи, вращая их своими  темными жилистыми руками с засученными по локоть рукавами. Наколотую кисть правой руки с трудноразличимой татуировкой купола и надписью, возможно «Гардез-Газни», он протягивал к открытому окошку авто, в случае, если какой-нибудь раздосадованный водитель, проявив милосердие, давал инвалиду мелочь, или еду.
     Худощавое, обветренно-загорелое и заросшее недельной щетиной лицо калеки не выражало никаких эмоций.  Лишь сухие бледноватые губы шептали  беспрестанно: «Спаси, Христос», а потухшие глаза и открытое чело  искренне выражали благодарность в ответ подающему. На ногах,отрезанных выше колен, вернее, завернутых в какую-то темную кожу «обрубках» - целлофановый пакет с «милостыней». Из-под замусоленного ворота выцветшей куртки-афганки  виднелся грязно-рваный тельник, обнажая сухую жилистую шею и какое-то тщедушие, проявляющееся в усилиях уставших от катания «инвалидки» рук. На левой груди выше клапана кармана приколотые в беспорядке боевые  награды – грязные и выцветшие пятиугольные ленточки  «За боевые  заслуги» и «Отваги» с серовато-тусклыми медалями. На правой -  потемневший контрастный след Звезды на фоне выгоревшего хабэ.
- Как  зовут тебя, братишка? -  спросил я, когда он молча подкатил к моему Пассату,  надеясь на «милость» сидящих в авто. В потухших глазах калеки мелькнула теплая искорка, наши взгляды встретились. Выдержав некую паузу, солдат с выдохом пара ответил:
- Когда-то радетели Лехой нарекли…
- Держи, братишка,  - тихонько произнес я и протянул ему через окошко купюру.
- Спаси Христос, братишка! – так же ответил и он, благодарно  пожав мою руку своими  стылыми суховатыми пальцами, -  на курево не богат? -  уже с каким-то доверием обратился он ко мне.
      Я зацепил губами сигарету из начатой пачки и отдал всю пачку Лехе. Прикурив от  протянутого ему прикуривателя, калека глубоко затянулся и блаженно опустил веки. Обратив внимание на отсутствующую на груди награду, я ему кивнул и спросил:
- А Красную потерял?
- Какой там! Сперли падлюки,  видать, когда дрых по пьяни…
- Живешь один?
-  Живу, хлеб жую…
- Где служил?
-  В Гардезе…
   Колонна машин, дождавшись зеленого ока «разводящего», потихоньку начала движение к перекрестку.
- Ну, давай, братишка… С наступающими тебя! –  кивнул я инвалиду, тронувшись с места  в плотном ряду окутанных паром машин.
- Спаси, Христос…