Садо-мазо с ангелом

       Почему, проснувшись, я оказался один? На мне не было даже трусов, но рядом никто не лежал? Ты ушла из моего измерения не оставив даже записки. Ты улетела в свой мир, где нет лжи и обмана. На обоях остались следы прошлой ночи: писанные акварелью портреты Гюго и Хантера Томпсона. У Гюго не было глаз, а Томпсон был без уха подобно Ван Гогу. Всё окно моей комнаты было замазано следами моих кровавых ладоней. Наша ночь была похожа на танец. Грязный танец нежности кризисного типа сознания. Ты назвала меня безумцем и начала целовать мои порезанные опасной бритвой ладони. На левой было написано «Hate», а на правой «Love». Ты сказала, что ты с другой планеты, что ты пришла спасти моё сердце. С неба капал земляничный дождь. Плюмб. Плюмб. Земляника билась о подоконник. Я удивился этому, но ты сказало, что это нормально. Сумасшедшие видят и не такое. «Я, вправду, сошёл с ума?» - спросил я. Ты ответила, что это всего на одну ночь. Я снял рубашку, ты сказала, что мой шрам от аппендикса похож на античный знак канабиса. После этого я  сумасшедший? Я взял кисти и стал рисовать на стене портреты великих людей: Александра второго,  Элвиса Пресли, Джонни Роттена, Есенина, Курта Кобейна, Бродского, Гомера Симпсона, ты взяла ведро воды и смыла всё, назвав, это хернёй. Я должен рисовать не мозгом, а сердцем. Последствия сердечного рисования я сейчас наблюдаю на обоях. Культурный регресс моего сердца иллюстрирован идеально. Что там было дальше... Я снял штаны. Ты тут же почувствовала моё возбуждение. Или увидела, какая разница? Твоё платье растворилось с дуновением ветра из форточки, которая открылась как по волшебству... Твоя грудь была небольшого размера, но она была высокой. Сосочки были маленькие и острые как гвоздики. Внизу у тебя совсем не было волос. Мне это понравилось... Я набросился на тебя. Укусил твою губу до крови, ты за это плюнула мне в лицо кровью. Наш секс был бы похож на любовь, если бы мы не кусали друг друга до крови. Было жутко больно, но сейчас не осталось ни шрама. Когда наш танец приостановился, я прикурил. Бычок был потушен о твою правую мочку уха. Ты смеялась. Сказала, что ты с другой планеты, где нет грязи и боли, где каждый дождь земляничный, где нет ничего нихера! Ты такая туристка. Захотела испытать всё, заодно решив спасти моё сердце. А моё сердце очень жестоко по твоим словам. Потому ты и выбрала меня. На протяжении всего второго акта тобой была описан каждый шрам на сердце. Шрам похожий на скрипку принесла мне мать ещё до моего рождения, когда весь пятый, шестой, седьмой беременности прыгала с табуреток, парилась в ванной, пускала по венам героин. Другой шрам в форме окружности был нанесён смертью старшего брата. Третий моей первой девушкой, точнее женщиной, которая, по моему глубокому убеждению, пользовалась мной. Всего шрамов таких она насчитала больше пятидесяти точно. Это ещё больше возбуждало меня. За это я всё сильнее бил тебя. Ты орала! А я бил. Бил и кусал. После последнего акта, ты выглядела потрясающе. От твоей внешности ангела не осталось и следа. Прокусанные насквозь губы, синяки по всему телу, ты была вся в крови. Ты была уставшая и счастливая, из глаз лились слёзы алого цвета, я почувствовал твою любовь. Мы легли рядом и долго смотрели друг на друга. Земляничный дождь прекратился. На синем небе сияла чёрная луна. Ветер насвистывал мелодии расставания. Заснул я в твоих объятьях, а проснулся один. Знаю, что мы больше не увидимся никогда, но от тебя всё-таки остался один маленький шрамик в форме вопроса. Это шрам остался на сердце.