Абстракционист

У одного провинциального попа родился сын. У этого пастыря душ имелся небольшой приход в православной глубинке и попадья, которая в положенный срок разрешилась мальчиком. Ребенка нарекли в честь евангельского апостола Фомой. И вот у этого поповского сына, Фомы Подушкина с измальства возникло неуемное стремление к художеству. Когда ему года в четыре подарили альбом для рисования и цветные карандаши, он тут же нарисовал в этом альбоме своих родителей. Попадья, увидев свой портрет нарисованный родным сыночком, горько разрыдалась, а поп перекрестился и укорил жену, что, мол, нужно было во время беременности пост блюсти и не есть скоромное. Кот, увидев свое изображение, оглядел зеленым глазом художника, гордо вздернул хвост и ушел жить на деревенскую мельницу.
Поняв из этих и других похожих примеров, что в изображении живой природы он славы не сыщет, Фома Подушкин обратил свое внимание на природу мертвую и стал изображать натюрморты. Лютики, флоксы, фиалки, анютины глазки в вазочках и кувшинчиках были перед ним совершенно беззащитны, и к тридцати годам Фома стал общепризнанным лютиковедом. Его большое полотно «Лютик после атомной войны» принесло ему некоторую известность, и его даже приняли в живописный союз. По этому случаю он, в запале, принялся за социально значимую картину «Лютик и Хризантема – братья навек», однако, сколько он ни старался, Японская Хризантема ему не давалась. Из-под его кисти выползали флоксы, анютины глазки и какие-то немыслимые эдельвейсы, но хризантема не шла. Для творческого экстаза Фома выпил бутылку водки, но хризантемы добиться так и не смог. В сильном раздражении он замазал полотно черной краской и заснул прямо на полу около мольберта. И вот тут к нему пришла удача. Его разбудил корреспондент гламурного журнала с едким названием «Как бы не так!». Взглянув на испачканное полотно, журналист поинтересовался названием картины. Фома взглянул на мольберт, нехорошо икнул и произнес первое, что пришло в его затуманенный похмельем ум:
- Наш паровоз вперед лети!
- Паровоз? – усомнился журналист.
- Паровоз, - подтвердил художник. – Я его так вижу.
Паровоз летящий в коммунизм был изображен на обложке очередного номера журнала, и под ним стояла фраза: - «Он его так видит!!!» с тремя восклицательными знаками.
И пошло, поехало! Появились картины: «Вихри враждебные», «Злобные Силы» и, наконец, шедевр «Гремя огнем».
По совету журналиста, Фома отчекрыжил от своей фамилии «ушкин», и принял псевдоним Поду. И о творчестве Фомы Поду заговорили, как о новом течении в абстрактном искусстве. Он стал популярен и почти знаменит. До славы оставался один шаг, и Фома сделал его. Он вспомнил свои первые шаги и написал полотно «Киркоров зажигает!».
Журналист долго стоял перед мольбертом в некотором изумлении, потом неуверенно спросил:
- Это его зубы?
- Верхние, - не сразу уточнил художник. – Я его так вижу.   
На вернисаже перед этим полотном почти непрерывно толпились молчаливые люди. Ожидая реакции певца, Фома отсиживался дома и установил в квартире стальную дверь с тремя запорами. Реакция оказалась неожиданной. Популярный певец прислал ему чек на приличную сумму. Последовали заказы от звезд шоу-бизнеса, абстракционист не успевал их выполнять. Деньги потекли рекой. Появились подражатели. Новое абстрактное течение в живописи набирало силу. Пышнотелая госпожа Слава приняла поповского сына в свои потные объятия.