Записки вахтёра. Продолжение

Как-то, сидя в домике в Болшево, мне в голову забрели два проклятых русских вопроса: "кто виноват?" и "что делать?".
Кто виноват было понятно - Матроскин. А вот что делать - это действительно вопрос. И правда: сколько Матроскина ни пинай, ни вешай, ни сажай в холодильник - он всё одно виноват; такова уж, видно, у него конституция.
Но тут, чифирнув, мне в голову пришёл ответ: да, блин, надо ведь просто сделать так, чтобы некому было быть виноватым, избавиться, одним словом, от источника вины.
Это было, как говорится, лехко, и я, уверенно засунув Матроскина под мышку, вышел в зимнюю ночь, где и закопал его, озадаченного, в самый глубокий сугроб.
"Нет Матроскина - нет проблем", - почему-то, чифиря, вспоминалось перефразированное высказывание одного до сих пор популярного политика.
Страшный удар сорвал с петель хлипкую входную дверь домика в Болшево. Я чуть не захлебнулся чифирём, узрев в дверном проёме заледеневшего Матроскина.
- А что если тебе самому отключиться от восприятия вопросов типа "кто..." и "что..." и задуматься над следующим: быть или не быть? Насчёт "не быть" - могу помочь.
И Матроскин направился ко мне, зачем-то помахивая полупудовым ломиком.
Короче, не буду вдаваться в подробности, но после получаса жарких философских дебатов с применением всех видов холодного и огнестрельного оружия мы таки пришли к консенсусу: Матроскин согласился быть виноватым, ни хрена ни за что не отвечая, а я согласился сколько угодно рассуждать на тему "что делать?", ни хрена при этом не делая.
Вот она, философия и жизнь!

***

- Н-да, - как-то, чифирнув, сказал Матроскин, задумчиво глядя в потолок, - правду говорят: чем больше узнаёшь людей, тем больше нравятся собаки.
- Это ты о чём? - нахмурился я. - Чем тебе впадло жизнь, котяра?
- Да ни о чём, - зевнул Матроскин, - просто кругом - одни уроды.
- Так, выходит, и я урод?
- А как же! Ни колбасы от тебя не дождёшься, ни сметаны.
- А от собак, выходит, дождёшься?
- У собак хоть украсть можно, а у тебя - даже и не украдёшь.
Железная логика, кто спорит.
- И всё-таки, Матроскин, где лучше жить: в мире, где одни собаки без людей, или в мире, где одни люди без собак?
- Лучше, конечно, с людями, - задумчиво почесал подбородок Матроскин. - Хотя...
Договорить он не успел: связал я этого философствующего эстета по передним и задним лапам, вышел на улицу и закинул его в ближайшую собачью будку - понятно, обитаемую; до полного, так сказать, просветления. А сам не спеша вернулся в домик - домысливать и дочифиривать абстрактные понятия конкретных образов.
Прошла неделя, и я решил-таки проверить степень матроскиного просветления в чисто физическом преломлении.
Вышел на улицу, заглянул в будку и обнаружил, что Матроскин просветлился до состояния сияющего, отполированного собачьими языками до блеска скелета.
- Ну что, помогли тебе твои собаки? - поинтересовался я у скелета и, закурив, побрёл в Ивантеевку за водкой.

***

Как-то лежал я на диване в домике в Болшево и, чифиря, задумчиво смотрел в потолок. А рядом, в кресле, лежал Матроскин и думал, что он ни в чём не виноват.
Опасное заблуждение!
- Запомни, Матроскин, - изволил изречь я, по-прежнему задумчиво глядя в потолок, - был бы человек, а статья найдётся.
- И чё мне до этого? - даже не почесался Матроскин. - Я ведь не человек.
Отмазаться хотел, перец хитрожопый! Но ничего, для хитрой жопы есть хрен с винтом.
И я завинтил.
- В общем так, Матроскин, поскольку ты живёшь в человеческом социуме, то на тебя распространяются и законы этого социума. Вот если ты не живёшь, тогда другое дело - труп, он и в социуме труп. И если ты, пока ещё не труп, насрёшь на социум, то социум утрётся, но если социум насрёт на тебя, ты утонешь и станешь трупом, выйдя таким образом через дерьмо из социума. Хотя и сам социум, честно говоря признаться, тоже дерьмо. Но - в социуме.
А теперь скажи, Матроскин, хочешь ли ты перейти в состояние трупа, чтобы, освободившись от тяжести человеческого социума, быть ни в чём не виноватым?.. Нет? Ну, тогда извини.
И я, для начала, посадил Матроскина на пятнадцать суток в холодильник.

***

Как-то 9 мая, стоя на балконе Дома ОВОП и созерцая проход по Садовому кольцу боевой техники, возвращающейся после парада, я вспомнил своего старого друга Матроскина и взгрустнул: эх, нет со мной верного товарища, чтобы, связав, бросить его под гусеницы танка. И как теперь праздновать? Ведь без дружеских приколов и праздник - не праздник, и парад - не парад.
Но вот растаяли вдали прогрохотавшие под окнами Американского посольства танки и "Тополя", разошлись оглушённые зрители и милиционеры, зачехлили свои фото- и видеокамеры шпионы, а я, вернувшись с балкона на вахту, налил стакан доброй грузинской чачи и, смахнув ностальгическую слезу, выпил - за Болшево, за дружбу, за Матроскина.

***

Как-то, дремя в электричке, меня разбудил голос, распродающий игрушечные дельтапланы. Я соизволил раскрыть глаза и заценил убогое сооружение, на котором смогла бы летать разве что крыса. Нет, для Матроскина нужно что-то глубоко другое, не какой-то там крысиный летучий змей.
Ты понимаешь, читатель, что, выйдя из электрички, я был вынужден нарубить заготовок (топор у меня всегда при себе) для нормального дельтаплана, ну, по крайней мере, достойного такого кота, как Матроскин.

Зима. Болшево. Крыша домика. Матроскин, пристёгнутый к летучему змею подтяжками. Лёгкий морозец, ясное лазурное небо, марш "Всё выше, и выше, и выше", доносящийся из динамиков старенького магнитофона. Погода лётная!
Единственный, кто не понимал всей этой красоты, - Матроскин, извивающийся в подтяжках, как червяк на крючке, и что-то глаголющий о моём моральном облике, взывающий к какой-то совести ну и прочий спам. Животное, чё возьмёшь? Не понимает.
- Главное, Матроскин, рули хвостом, - закончил я краткую напутственную речь и, выбрав угол атаки, отправил в полёт мой дельтаплан.
Ну всё благоприятствовало полёту: и погода, и торжественность момента, и дышащие покоем границы... Вот только лётчик из Матроскина получился, как из дерьма пуля: дельтаплан, круто взмыв вверх, сотворил какую-то пьяную петлю и, сбивая ветки сосен, спикировал на забор.
Адский грохот потряс хлипкие домишки посёлка Новые Горки, а я, задумавшись, изрёк: "Да, не Покрышкин Матроскин, не Нестеров. Говорил же дураку - рули хвостом!".

***

Как-то раз я застал Матроскина в домике в Болшево в самом радужном настроении (редкий случай) и под мухой (частый случай). Захотелось сделать ему приятное.
- Матроскин, - спросил я, - хочешь ли ты всегда быть таким, вечно молодым, вечно пьяным?
Ещё бы он не хотел, а то! И я пошёл ему навстречу.
Напевая песенку "Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым", я посадил Матроскина в пятилитровую стеклянную банку и доверху залил её брынцаловским спиртом; завинтил крышку.
- Извини, что спирт всего лишь брынцаловский, - объяснил я выпускающему последние пузырьки воздуха отныне вечно молодому и вечно пьяному Матроскину. - Для тебя бы, конечно, нужен спирт марки "Люкс", ректификат, но что делать: пока бы я бегал за полностью достойным тебя спиртом, может, и настроение твоё радостное улетучилось, и тогда нечего было бы увековечивать. А так - кросавчег!
И я поставил банку на самое видное место.

***

Как-то, сидя в домике в Болшево, я задался вопросом: как же так? Собаки в космосе были, обезьяны были, люди так вообще постоянно там висят, а вот котов в космосе не было. Почему?
Понятно, я не мог не задать этот вопрос Матроскину, всё-таки Матроскин - кот учёный (мною).
- А чё нам, кабанам? - по-барски развалившись в кресле, ответствовал Матроскин, потягивая купеческий через соломинку. - Дураков работа любит, а от космоса - собаки дохнут. - И, блаженно зажмурившись, продолжил наслаждаться купеческим, - и всё через соломинку, гад!
Меня это зацепило.
- Не, а как же жертвы во имя науки, тайны бытия, жажда познания и всё такое?
- А в гробу я видел и тебя, и тайны познания, и жажду бытия, - покончив с купеческим и затянувшись сигаретой "Оптима" (моей, сука!), озвучил своё жизненное кредо Матроскин, - в гробу, и в белых тапках, и в дальнем и в ближнем космосе.
Вот чего я всегда не любил, так это махрового эгоизма. Ведь все достижения человечества, по мнению Матроскина, годятся только коту под хвост. Неправильно это, не по науке!

Наверное, любознательный читатель, хоть раз в жизни проезжавший по Ярославскому шоссе, видел стоящую на въезде в славный город Королёв немецкую ракету "ФАУ-2" - символ советской космонавтики. Да будет известно любознательному читателю, желающему (в отличие от Матроскина) расширить свой кругозор, что ракета эта когда-то была настоящей, хотя и без двигателей, а дешёвенькой подделкой стала... эх, нельзя говорить когда - государственная, сцуко, тайна!
В общем, дело было так.
Задетый словами Матроскина за живое, я сильно обиделся - не за себя, понятно, за науку. И стал действовать.
Кое-кто помнит, как... э-э-э, нельзя говорить когда, было перекрыто Ярославское шоссе от первого поворота на Королёв до посёлка Юбилейный. Это госструктуры срочно монтировали фанерный макет ракеты "ФАУ-2" вместо украденной (мною) настоящей.
Как она была перевезена на стартовую площадку возле домика в Болшево - разглашению не подлежит. Как и то, какие я поставил на неё двигатели и где их раздобыл. Что касается горючего, то сварить в самогонном аппарате топливо из водорода и кислорода - не тема для русского человека. Одним словом, к весне... блин, опять секретность! - 20..-го года к старту первого в истории котонавта всё было готово.
Вы спросите, а чем во всё время доведения до ума ракеты занимался будущий первый котонавт Матроскин? Тренировками, друзья, тренировками! Добровольных жертв во имя науки он приносить не захотел, пришлось толкать его к звёздам принудительно (спасибо мне). Впрочем, секреты подготовки кота к полёту - это тоже государственная тайна что ****ец. Могу только сказать, что о водочке-селёдочке и чифирчике под сигареточки ему пришлось забыть. Навсегда.
Старт первого в мире котонавта в открытый космос был назначен (чтобы Матроскин не впал в гордость от совпадения дат) на 13 апреля 20..-го года.
Довольный, что его наконец-то вынули из холодильника (один из секретов подготовки), Матроскин был готов залезть куда угодно, не то что в кабину космического корабля "МИВ" (Матроскин и Вселенная). Так что с этим проблем не возникло.
Всё было готово к старту. Я начал обратный отсчёт...
Какими словами передать это зрелище - уход в открытый космос извергающей пламя ракеты на фоне первых весенних проталин! Никакими, молчу.

Дорогой друг! Если однажды, слушая радио на коротких волнах, ты внезапно услышишь невнятное мяуканье, не пугайся: это не Владимир Пресняков и не ремейк "Ласкового мая", - это первый в мире котонавт Матроскин подаёт свои позывные из необъятного, чарующего и полного неизъяснимых тайн космоса.

***

Прочитавши зажигательную книгу Юрия Мухина ""Антиаполлон". Лунная афера США", я задумался: а правда, были американцы на Луне, не были - как проверить? Надо, надо установить истину!
Поскольку людей на Луну никто отправлять не собирался, единственным реальным кандидатом был имеющий опыт космического полёта Матроскин. Ему и Луну в руки!
Но как это осуществить? Ракеты у меня больше не было, только лишь с трудом акклиматизировавшийся после невесомости Матроскин, отъедающийся земной сметаной. Но что делать, если душа требует подвигов? Действовать!
- Ну, ты как, Матроскин, - вопросил я, - готов к новым свершениям?
Матроскин посмотрел на меня взглядом, выражающим всю безграничную скорбь бескрайнего космоса.
И я понял, что он готов.

Надцатого числа ...я месяца 20..-го года с космодрома мыса Канаверел стартовал космический корабль "Шатл", держащий курс на МКС. Это есть покрытая космическим мраком тайна, как на его борту оказался получивший подробнейшие инструкции Матроскин.
Вначале полёт шёл как запланировано, но на подлёте к МКС из "Шатла" были выброшены трое наивно думавших, что только они составляют экипаж корабля, астронавтов, а сам корабль, заложив крутой вираж, переменил орбиту и, дав газу, помчался к Луне.
Первая часть операции прошла успешно.
Что касается второй и третьей части операции - подтверждение или опровержение высадки американцев на Луну и возвращение Матроскина на Землю - то их, в который раз, накрыл космический мрак.
Во-первых, сразу после поворота "Шатла" к Луне, из него по спутниковой связи стали доходить нецензурные сообщения, адресованные всем жителям Земли в целом и каждому в отдельности. Почему-то особенно часто они адресовались мне.
"Ностальгирует Матроскин, старый друг", - расчувствовался я и, не обратив на них особого внимания, выпил на сон грядущий ерша.
Разбудивший меня телефонный звонок сообщил, что связь с "Шатлом" прервана.

Что было с Матроскиным на Луне, что не было, что ему удалось подтвердить, что опровергнуть - науке неизвестно, и вопрос о пребывании американцев на Луне так и остался открытым.
Но!
Однажды в полнолуние я вышел покурить на балкон и печально посмотрел на ночное светило. И просветлел! Слева направо, во всю ширь Луны краснела оглушительная надпись: "ЗДЕСЬ БЫЛ МАТРОСКИН".
Так что, принимая во внимание открытость вопроса о пребывании на Луне американцев, однозначно можно сказать одно: на Луне был Матроскин. И этого достаточно.

***

Люблю метеоритные звездопады в осеннюю ночь, когда Земля проходит сквозь пояс астероидов! Вот и в тот сентябрьский вечерок я, стоя возле домика в Болшево, любовался падающими звёздами, загадывая желания.
Особо яркий метеорит привлёк моё внимание. Он, сверкая, падал с небосвода, пикируя, казалось, прямо на посёлок Новые Горки. Хрен с ним, с посёлком, конечно, но ведь она и меня могла задеть, каменюга космическая!
Но обошлось, и что-то огромное и неуклюжее спланировало на посёлок, сокрушив при приземлении квартал деревянных домов. Но что такое десяток деревянных домиков по сравнению с редкостным гостем из космоса? Вообще ничё, страховая компания платит.
Когда пыль улеглась, в смутном свете уцелевших уличных фонарей я вдруг различил знакомые очертания. Присмотрелся - точно: среди обломков домов гордо и величественно возвышался космический корабль "Шатл", возможно, с Матроскиным на борту.
Нервно тикали тревожные минуты ожидания. Но вот наконец-то открылся люк, и утомлённый тяжким перелётом Матроскин явил себя человечеству (в моём лице).
- Поздравляю с возвращением на Землю! - торжественно, как и подобало моменту, приветствовал я первого в мире лунного котонавта, стоя возле трапа. - Как долетел, Матроскин?
- Нормально, - буркнул тот.
- А как настроение?
- Было хорошее, - ответствовал Матроскин, - пока тебя не увидел.
- А чё тогда прилетал? - обиделся я.
- Увидишь. - И Матроскин загадочно улыбнулся.

Хрупкий домик в Болшево содрогался от проводимой в нём пьянки по поводу возвращения Матроскина на Землю. Но - вот странность! - сколько я ни пытал, Матроскин так и не ответил на вопрос, ради которого, собственно, всё и затевалось: были американцы на Луне или нет?
Наконец, закосев, мы с Матроскиным перешли в лучший мир, и последней отключилась неотступно терзавшая меня с самого возвращения Матроскина на Землю мысль: а чему он так загадочно улыбался?
А утром в посёлок Новые Горки нагрянули хозяева разрушенных "Шатлом" домов.

В ближайшие несколько дней ситуация полностью прояснилась: страховщики требовали выплат за разрушенные дома с НАСА, поскольку это был их "Шатл", а НАСА отказывалось платить, поскольку "Шатл" был угнан Матроскиным и все материальные возмещения требовалось получить с него. Плюс на Матроскина повесили нехилую сумму за сорванный полёт на МКС, в результате чего НАСА пришлось срочно посылать на станцию другой "Шатл", плюс сумму за срыв научной программы (все приборы и пробирки остались-то в "Шатле"), плюс компенсацию морального ущерба побитым астронавтам, плюс сумму за поломку "Шатла" при приземлении и всё такое прочее. Нулей - в баксах! - в общей сумме было больше, чем пустых бутылок в домике в Болшево.
В ответ на все эти наезды Матроскин продолжал загадочно улыбаться.
- Почему? - спросил я его об этом за утренним купеческим.
- А потому что стоит мне подсуетиться - и вся эта предъява перейдёт с исполнителя отжига на организатора, а уж с доказухой на тебя у меня полный ажур.
И тут я выпал в осадок.
- Я, конечно, могу тебя отмазать, - вывел меня из коматозного состояния ласковый голос блаженно потягивающего купеческий Матроскина, - но в чём мой интерес?
И тут я понял тайну загадочной улыбки Матроскина. И ещё понял, что крепко попал.

Через неделю на пресс-конференции с присутствием иностранных журналистов Матроскин, как первый котонавт в истории, побывавший на Луне, официально заявил, что видел на ней американские флаги, брошенные луномобили и прочую хрень. Из сказанного ясно следовало, что американцы на Луне были.
Ещё через неделю НАСА официально объявило, что отзывает все предъявленные Матроскину материальные претензии и что американские астронавты, выброшенные им из "Шатла", на моральную компенсацию больше не претендуют. Более того, НАСА выплачивает жителям разрушенных домов страховку плюс вознаграждение за то, что именно на их дома приземлился "Шатл", командир которого подтвердил великий прорыв США в космос в 1969 году. Самому Матроскину вручается президентская медаль Свободы и предоставляется американское гражданство.
Матроскин, однако, наплевал на американское гражданство и, как только закончили стучать топоры, построившие новые дома взамен разрушенных, созвал новую пресс-конференцию, на которой заявил, что никаких флагов, луномобилей и вообще отходов жизнедеятельности американцев на Луне он не обнаружил, а его предыдущая пресс-конференция была созвана с единственной целью - кинуть Америку на бабки.
Волна ништяков хлынула на Матроскина с другой стороны, сорвав ему башню окончательно. Достаточно сказать, что любовью он теперь занимался исключительно с породистыми кошками от элитных клубов.
А что я? Я, проставивший Матроскину нехилую контрибуцию рыбой и сметаной за отмазку меня от НАСА, грустно лежал перед телевизором в домике в Болшево и, разбавляя купеческий "Посольской", созерцал, как Матроскину вручают очередные премии от патриотических ура-организаций, правительства РФ и почётную грамоту за личной подписью Юрия Мухина, в то время как я, главный организатор и идейный вдохновитель великого кидалова пендосов, сидел и без денег и без славы.
Да, сложная она штука - жизнь!

***

Как-то, сидя в домике в Болшево, я окончательно устал от Матроскина, вконец обнаглевшего от рухнувшего на него (моей) славы. Как помочь другу? Лучший способ - дать ему новую творческую задачу, превосходящую по сложности предыдущую. Остаётся только найти задачу. И тут, глядя дебильный американский фильм "20000 лье под водой" с негром в роли канадского гарпунёра Лэнда, меня осенило: батискаф!
- Матроскин! - провозгласил я. - Вот был ты в высотах, а не хочешь ли расширить свои познания, побывав в глубинах?
- А в чём мой интерес? - расслабленно спросил Матроскин, развалясь в кресле красного дерева и потягивая шотландское виски.
- Как в чём? Ещё ни один кот не бывал на дне Марианской впадины. Ты будешь первым! Прикинь, яхта, океан, батискаф...
Матроскин понюхал кусочек испанской ветчины и, сморщив нос, выбросил его в мусорное ведро: вчерашняя!
- ...романтика!
- Романтика, говоришь. - И Матроскин, отставив стакан с виски, задумчиво раскурил кубинскую сигару.
- И куча бабок.
Матроскин выпустил замысловатое колечко дыма и вдруг сказал:
- А чё?..

Соорудить батискаф, способный опуститься на глубину 11 километров, дело, конечно, сложное, но при матроскиных-то бабках... Короче, уже через два месяца мы дрейфовали в районе Марианской впадины - на личной яхте Матроскина.
После трогательной процедуры прощания бывший котонавт и нынешний подводник Матроскин был задраен и завинчен в именном батискафе "МИОК" (Матроскин и океан), и под прицелами теле- и видеокамер началось историческое погружение.
Один лишь я не был подвержен этой глупой суете. Я спокойно возлежал в плетёном шезлонге, греясь на солнышке и потягивая шотландское виски. Потому что знал: как только батискаф достигнет дна Марианской впадины и ляжет на грунт, сработает установленное мною взрывное устройство, и батискаф больше никогда не появится на поверхности, предоставив Матроскину завидную возможность наслаждаться жизнью в неизведанных человечеством глубинах. А когда учёные и репортёры наконец-то поймут, что редкостные кадры всплытия батискафа так никогда и не засветят матрицы их профессиональных зеркалок, я, докурив гаванскую сигару, прикажу экипажу личной яхты взять курс обратно на Болшево. И поставлю её в фарватере Клязьмы.

***

Как-то, находясь на борту личной яхты, стоящей на приколе в фарватере Клязьмы, и принимая утренний чифир, я от нечего делать заодно ещё и шарился по спутниковому интернету. Одна ссылка привлекла моё внимание: "Странный предмет правильной формы выброшен на один из филиппинских островов. Местные учёные приступили к изучению посланца океана". Я прошёл по ссылке и засмотрел фотографию странного объекта. И утренний чифир встал у меня поперёк горла: то был глубоководный батискаф "МИОК".
Когда первый шок немного рассосался, я внимательнее посмотрел на фотку, и меня потряс второй шок: на борту батискафа была нацарапана надпись на русском языке: "ЗАБИРАЙ СВОЕГО КОТА, ПРИДУРОК, ОН МЕНЯ - ДОСТАЛ! КТУЛХУ".
И я понял, что солнечное клязьминское утро безнадёжно испорчено.
Продолжая отслеживать хронику событий, я вскорости узнал и о выходе Матроскина из батискафа, и о его разъяснениях по поводу аварии на борту, и о его планах по возвращению себе и славы и имущества, и о его фразе, брошенной журналистам: "О, как я хочу его увидеть!". Окончательно добила моя собственная фотография с жутковатой подписью: "Разыскивается Интерполом".
В тот же вечер, получив по е-мейлу сообщение: "Я вернулся, готовься!", я понял, что пора делать ноги в руки.
Вопрос заключался в том, где я смогу скрыться от праведного гнева Матроскина. Было ясно, что Матроскин и проплаченный им Интерпол найдут меня и в нейтральных водах и на дне морском. Необитаемый остров? Где они сейчас, необитаемые острова?
Мелькнула мысль нанять двойника, но, подумав, какая участь ждёт его в лапах Матроскина, даже мне стало жалко человека. Итак - куда?! Вот в чём вопрос.
И тут меня осенило...

Уже второй месяц я обитал на складе холодильников, посмеиваясь над безуспешными поисками меня Матроскиным. Потому что знал: в места, где есть холодильники, в которых Матроскин провёл добрую половину своей болшевской жизни, он не сунется. Приобретённый невроз - это не Луна, не космос и не Марианская впадина, - это гораздо хуже.

***

Как-то, продолжая ржать над Матроскиным, сидя среди холодильников, я подумал: интересно, а чем он так досадил Ктулху? И дно морское не держит гада!
Единственным источником информации был сам Матроскин.
И я позвонил ему на мобилу.
Долго Матроскин скрипел зубами от эдакой наглости, потом всё же спросил: "Тебе чё?".
- Да вот, хотел узнать: за что тебя вышвырнули с морского дна?
Скрип усилился:
- А тебе не один хер?
- Один не один, а всё-таки?
И Матроскин поведал мне грустную историю о трагическом непонимании в Тихом океании. Непонимании его (якобы) гениальности. Никем. Ни одним тупорылым крабом, ни одной безмозглой миксиной.
- Единственное что на глубине было хорошо, - поведал Матроскин, - тебя там не было. Но ничего, скоро и здесь тебя не будет. Кстати, где ты?
Я понял, что это угроза. И начал издалека.
- А помнишь, Матроскин, Болшево? Сугробы кругом, холодина... А мы с тобой - по стопочке, а потом, закусивши, ещё по одной.
Матроскин всхлипнул.
- А помнишь, как бодяжили ерша и, выпив, вяленой плотвой занюхивали?
Матроскин всхлипнул ещё раз.
- А чифир по-колымски: под селёдочку?
- Ну хватит, чё ты... - сквозь слёзы промычал Матроскин.
- А дружеские приколы: вертение за хвост, сажание в холодильник, закапывание в сугроб?
Матроскин рыдал.
- А твои ночёвки на свежем воздухе при -25? А морение голодом? А диета на "Китекэте"?..
- Всё, всё! Хорош! - возопил Матроскин. - Раскусил ты меня, твою маму восемь раз, признаюсь: да, именно этого мне на дне и не хватало. А Хозяин глубин, удюка, гад такой, никак не мог мне этого обеспечить. Сволочь! Не, жизнь без мазохизма это не жизнь, а так, существование. В холоде вся сила, в мазохизме - жизнь!
- Так приезжай ко мне, Матроскин, на склад холодильников.
- Холодильников... - мечтательно протянул Матроскин. - А ты меня в холодильник посадишь?
- Об чём базар? В самый большой, на недельку.
- На недельку? Не, на две!
- Да хоть на месяц! Когда мне для тебя чего жалко было, Матроскин?
- Никогда, - заверил Матроскин. - Еду!
И отключился.
А я подумал: да, дружеская спайка двух философствующих любителей экстремального самопознания - это на всю жизнь. Не хухры-мухры, ни чё другое.

***

Как-то, лёжа в инфекционном отделении медсанчасти №123 - на третьем этаже, с воспалённым диагнозом, я вдруг услышал внизу, на улице, многоголосое акапельное мурлыканье. Высунулся в окошко и увидел целую толпу разнокалиберных кошек, фланирующих под моим окном со вседовольными мордами. Возглавлял всё это шествие Матроскин с огромным плакатом: "Так тебе, гаду, и надо!".
Завидев меня, кошки гадостно заухмылялись, а Матроскин, прочистив горло, продекламировал:
- Сегодня праздник у котов,
Ликует кототерия:
Сегодня крепко заболел
Вахтёр, наследник Берия!

Русский человек может соорудить бомбу из чего угодно, даже находясь в инфекционной палате с голыми стенами, даже с чужеродными бациллами в организме.
Короче, через полчаса я снова высунулся в окошко (кошаки, отвлёкшись от поедания обалдевшего от ожирения больничного голубя, дружно загыгыгали) и в последний раз в жизни сказал: "Матроскин!".
Матроскин, лёжа, как хиппи, под своим плакатом, ухмыляясь, чесал пузо.
В него и угодила бомба.

Дорогой друг! Если, блуждая по окрестностям славного города Одинцово, ты случайно забредёшь на территорию медсанчасти №123 через вход со шлагбаумом (белым с красным), то сразу после шлагбаума, слева, увидишь одинокую раскидистую сосну, а под сосной - два мусорных бака. А напротив баков - огромную кучу бетонных блоков. Знай же, что именно под этими каменюгами погребена кошачья демонстрация, созванная Матроскиным под эгидой "Вахтёр в больнице - кошак спокоен".
Возложи, дорогой друг, на эти бетонные блоки цветочки и насыпь корму милым, ожиревшим больничным голубям.

***

Как-то, глядя на автоматический шлагбаум возле медсанчасти №123, я придумал для Матроскина новый аттракцион. Устроен он так: к концу шлагбаума привязывается петля Линча, в петлю всовывается голова Матроскина. Нажатием на чёрную кнопку шлагбаум поднимается, нажатием на красную кнопку - опускается. Матроскин в это время тащится и балдеет, переполняясь садомазохическими восторгами.
Поначалу Матроскин воспринял эту идею несколько скептически, но, испробовав, визжал и дрыгался, а я помогал ему получать удовольствие, нажимая на кнопки.
Однако через полчаса мне это занятие надоело, и я предложил Матроскину поискать кого другого на эту должность.
- Да ты знаешь, кто я? - возмутился Матроскин. - Нет, ты не знаешь, кто я!
- Труп ты, - ответил я и нажал на чёрную кнопку. После чего десять минут задумчиво курил (сигареты "Оптима"), созерцая дёргающегося в петле Линча Матроскина, и думал: вот нажмёшь на красную кнопку - и будут проблемы с Матроскиным, не нажмёшь на кнопку - не будет проблем. Но не будет и Матроскина. А как сделать так, чтобы и Матроскин был и проблем с ним не было? Никак. Но ведь могут быть проблемы без Матроскина, хотя, конечно, проблемы без Матроскина - это не проблемы.
Тут мои размышления отвлёк какой-то сердобольный гражданин, попытавшийся снять Матроскина. Я "снял" с гражданина шляпу выстрелом от бедра и задумчиво оглядел окружающую меня среду обитания.
Пели птички, стучали дятлы, зеленели дубы, бродили прохожие... Но такая скука была рассеяна во всём этом великолепии без Матроскина - не передать. Птиц никто не ловил, на дубы никто не влезал, прохожих никто не гонял...
- Как скучно, господа! - вспомнив Гоголя, констатировал я очевидный факт и, бросив бычок в простреленную насквозь шляпу сердобольного прохожего, нажал на красную кнопку.

***

- Ну, как там, в инфекционном отделении? - спросил Матроскин, когда мы с ним отмечали моё возвращение из больницы "Посольской" водкой и скромной закуской из омаров.
- Мечта мазохиста, - ответствовал я, - аж жопа стонет. От уколов.
- А вот мне никогда не делали уколов, - грустно признался Матроскин, задумчиво глядя в пустой стакан.
Мне стало жалко друга: ведь как же так - многое не познал в жизни. Как быть?
И я решил дать Матроскину шанс уколоться.
Вопрос "чем колоть?" отпал быстро: конечно, многоразовым шприцом на 20 кубов. А вот вопрос "что колоть?" вызвал некоторые недоумения. В самом деле, не антибиотики же (бабло ещё на них тратить!). Тогда что?
Ответ подсказала бутылка "Посольской", одиноко скучающая среди омаров.
Ага! И тут всё ясно.
Однако следующий вопрос вверг меня в уже настоящие трудности: куда колоть? Понятно, что в вену, но только вот как найти у кота вену? Он же лохматый!
Ответ пришёл после третьего стакана всё той же "Посольской": брить!
Напевая наркоманскую песенку "В кабине плещется морфин",* я тщательно выбрил правую лапу мазохитствующего Матроскина. И приступил к основным процедурам.
Конечно, кипятить ради Матроскина шприц я не стал: какая зараза может взять кота? Поэтому просто откупорил свежую бутылку "Посольской" и выбрал 20 кубов.
- Эх, хорошо! - крякнул от удовольствия Матроскин, когда "Посольская" пошла-таки по вене. - Прямо в организм, как врачи велели. А ну ещё!..
Уважаемый читатель! Ты когда-нибудь имел дело с философствующим котом-мазохистом, обдолбанным "Посольской" водкой по вене? Ага, ну потому ты и читаешь эти строки. А лично я пишу их сейчас только потому, что тогда догадался-таки до единственного средства усмирения разбушевавшегося Матроскина.
Сияла Луна, мигали звёзды, звенели комары, а кот Матроскин лежал в домике в Болшево под капельницей с водкой и наслаждался жизнью.
А я думал: ну, Матроскин! Ну, гад такой! Так он и до капельницы с чифирём догадается, извращенец!

***

Как-то, сидя в домике в Болшево и читая книгу-энциклопедию Джона Вайзмана "Руководство по выживанию", я наткнулся на фразу "мясо всех кошачьих съедобно". И посмотрел на Матроскина с некоторым интересом.
Матроскин в это время, не прочуяв мой интерес, дрых на диване (ногами кверху).
А я задумался. Фишка в том, что есть мне хотелось, а в магазин идти - нет. И тут ещё эта фраза про съедобных кошачьих... Как быть? С одной стороны, съеденный Матроскин перестанет быть Матроскиным в привычном понимании этого слова - как живого кота, а несъеденный не проявит себя в новом качестве съеденного, хотя, конечно, это новое качество, хотя и будет им получено, вряд ли будет им осознанно - в силу своего осуществления после его съедения. Но всё-таки - новое качество, не хухры-мухры, не лежание на диване. Итак, есть или не есть - вот в чём вопрос.
Разбуженный, видимо, ментальным шумом моих мыслей, Матроскин вдруг проснулся и посмотрел на меня нехорошим, голодным взглядом. И облизнулся.
А я - чисто для усиления телепатической связи - выпил стакан "Посольской". Затем, для более тонкой настройки, влил ещё стопарь водки в банку с купеческим и стал потягивать получившийся нектар через соломинку - аккуратно, медленно, потому как настройка ментального канала - штука тонкая.
Постепенно ментальный канал телепатической связи прояснился до тонкости, и я услышал мысли Матроскина.
Это были чудовищные мысли.
"С одной стороны, съеденный вахтёр перестанет быть вахтёром в привычном понимании этого слова - как философствующего бездельника, создающего иллюзию работы, а несъеденный не проявит себя в новом качестве съеденного, хотя, конечно, это новое качество, хотя и будет им получено, вряд ли будет им осознанно - в силу своего осуществления после его съедения. Но всё-таки - новое качество, не хухры-мухры, не читание идиотских книг на диване. Итак, есть или не есть - вот в чём вопрос".
Да, Матроскин. Хорош друг, нечего сказать. Уважил...
- А не посидеть бы тебе в холодильнике? - мысленно вопросил я этого недоделанного людоеда. - Он сейчас как раз пустой. А можно ишшо голову оторвать - чтоб меньше думала.
По шокированному блеску зелёных матроскиных глаз я понял, что он меня понял. Итак, телепатический канал работал, но что в нём толку, если партнёр-контактёр - такая сволочь?
И на этой грустной ноте ментальный телепатический канал был закрыт.

"Ну что за жизнь с этим Матроскиным? - спустя пять минут думал я, шагая в ивантеевский "Универсам". - Ни те разнообразия в еде, ни те гастрономических изысков. Эх, пропадай Россия!" И, зайдя в магазин, купил консервированной конины.

***

Однажды Матроскин поймал золотую рыбку.
- Отпусти меня, Матроскин, - сказала рыбка, - а я выполню три твоих желания.
- Хочу всё знать, - ни с того ни с сего пожелал Матроскин.
И в ту же секунду он узнал ВСЁ о себе и ВСЁ об окружающем мире. И умер от разрыва сердца.
Добрая рыбка оживила Матроскина и предложила загадать два оставшихся желания.
- Да что ты пристала, дура! - возмутился Матроскин. - Ничего я не хочу!
И остался, ничего не хотя, на берегу Клязьмы.
Мудрая рыбка поняла, что Матроскину грозит смерть от истощения и, отменив второе желание, предложила, подумав хорошенько, загадать ещё одно, последнее.
Матроскина, почесав репу, осенило:
- Хочу быть золотой рыбкой!
Через неделю, обеспокоившись, я отправился искать Матроскина. И вышел на берег Клязьмы. "Матроскин! - взывал я. - Где ты?!"
И вдруг заметил в реке золотое сияние. Только по наглым зелёным глазам я смог догадаться, что это и есть перевоплотившийся Матроскин.
- Поймай меня, если сможешь, - ухмыльнулся Матроскин, - и я выполню три твоих желания.
Всю ночь, сидя в одиночестве в домике в Болшево, я обдумывал три желания, а под утро, взяв ящик добрых противотанковых гранат, отправился на Клязьму.
Матроскин, оказывается, уже ждал.
- Ну, и как ты будешь меня ловить? - поинтересовался он.
Я, не отвечая, открыл ящик и вынул из него первую гранату.
- Итак, Матроскин, слушай первое желание...
Конечно, я знал, что Матроскин дурак, но не до такой же степени: он, завиляв хвостом, попытался уплыть.
Выяснилось, что я зря тащил на Клязьму столько гранат: одной-единственной оказалось вполне достаточно. Бросок, грохот, фонтан воды - и две плавающие кверху пузом золотые рыбки: одна настоящая, другая Матроскин.
"Интересно, - думал я, шагая обратно в домик в Болшево с двумя оглушёнными рыбками в консервной банке, - получается, что у меня теперь в запасе шесть желаний. Как же их по уму использовать?"
Но сначала рыбок надо было оживить, чем я, вернувшись в домик в Болшево, сразу и занялся.
Процесс оживления проходил в два этапа.
На первом этапе я пересадил рыбок в банку с брынцаловским спиртом. Одна из рыбок тут же ожила, завиляла хвостом и захлопала наглыми зелёными глазами. То был Матроскин.
Другая рыбка признаков жизни не подавала. Пришлось пересадить её в банку с простой колодезной водой и вслух прочесть сказку Пушкина о рыбаке и рыбке.
Вторая рыбка тоже ожила. Наступил процесс переговоров.
Одно желание золотой рыбке пришлось потратить на возвращение Матроскину привычного облика, зато оставшиеся пять были использованы по полной программе.
В тот же вечер я, шагая в Ивантеевку за водкой (чтобы обмыть выполнение желаний), рассуждал: "Интересно получается: и все желания мои рыбка выполнила, и всего, чего хотел, у меня теперь выше крыши, а в магазин за водкой, один хрен, приходится топать на своих двоих. Да, сложная она штука - жизнь!".

***

Прочитавши "Тёмную башню" Стивена Кинга, мне взгрустнулось: надо же было угробить столько времени на такую ерунду? Но, подумав, я понял, что чем больше людей прочитают эту ахинею, тем больше уменьшится моя досада, поскольку чем больше людей окажутся придурками, тем легче мне будет понимать, что не один я такой придурок. Мысль, конечно, не новая, взятая ещё из "Очарованного принца" Леонида Соловьёва, но зато - вечно новая.
Однако с идеей привлечения людей к чтению "Тёмной башни" возникла одна закавыка: собственно людей в домике в Болшево не было. Был только кот Матроскин. Его я и выбрал на роль разделителя моей дурости.
Проблемы начались сразу: во-первых, Матроскин не умел читать, а во-вторых, учиться читать он и не собирался.
Ну, привить Матроскину любовь к чтению было легко - через жопу. Так что не успела пряжка моего ремня выгнуться в обратную сторону, как Матроскин уже освоил азбуку.
И вот настал решающий момент: под моим чутким руководством Матроскин приступил к "Тёмной башне". Понятно, для начала ему пришлось прочесть книги, тематически связанные с "Тёмной башней": "Салемс-Лот", "Талисман", "Сердца в Атлантиде" и всё такое (всего семнадцать книг).
Матроскин прочёл их запоем, потом - без передыху - погрузился в историю последнего стрелка из Гилеада.
Мне показалось странным, что однажды он, бросив фразу: "Я покидаю Срединный мир", куда-то ушёл. На ночь глядя. С вещами.
Ну, Матроскиным больше, Матроскиным меньше - не велика потеря, и я, сидя в домике в Болшево, продолжал творчески осмыслять бытиё сознания в преломлении плоскости угла падения и соответственного ему отражения.
Прошла неделя, всё было хорошо, пока однажды вечером Матроскин не заявился в домик в Болшево с огромным револьвером с рукояткой из сандалового дерева.
- Матроскин, ты чего? - отвлёкся я от творческого разбавления пива "Охота" "Посольской" водкой.
- Ты забыл лицо своего отца, - строго посмотрел на меня Матроскин. - Признаёшь ли ты меня своим дином, вассал?
Я понял, что у Матроскина поехала крыша, и решил поддержать шутку.
- Хайл, последний стрелок из Гилеада, пришедший по тропе луча! Почто беспокоишь ломателя, смерд? Готов ли ты ступить в пустошь на конце тропы?
- Я разберусь с этим гнусным Тандерклепом, - пообещал Матроскин. - Не стой на моём пути к Тёмной башне! Умри, слуга Алого короля!
И Матроскин, подняв револьвер, завёл Роландову мантру: "Я целюсь не рукой. Тот, кто целится рукой, забыл лицо своего отца...".
Я не стал дослушивать это бредовое бормотание и, сняв с конфорки двухлитровый чайник (полный воды), метнул его Матроскину в лоб.
Перед тем как сделаться барельефом в стене, обитой вагонкой, Матроскин успел нажать на собачку, и в потолке домика в Болшево засияла дыра размером с донышко от бутылки. И я понял, что психику Матроскина пора лечить.
Для начала, выковыряв из стены, я связал Матроскина по передним и задним лапам и запер в сортире. Потом собрал все книги Стивена Кинга, так или иначе связанные с циклом о Тёмной башне, и, выйдя во двор, сложил из них башню, обозвал её "тёмной" и поджёг. После чего с чистой совестью отправился в книжный магазин.
Когда я вернулся, башня уже догорела, а крики Матроскина сотрясали сортир.
- Ну, Матроскин, как ты в целом? - добродушно поинтересовался я у Матроскина в сортире.
- Как ты посмел связать меня, тахин! - проревел Матроскин. - Вперёд, стрелки! За Гилеад! - И совершенно неожиданно добавил: - НАТО не пройдёт!
А я, развязав Матроскину передние лапы, высыпал на него ворох сборников анекдотов про Штирлица, Чапаева и новых русских и отправился ремонтировать крышу.
Прошла неделя. Я, сидя за банкой купеческого, обдумывал философскую проблему конкретизации абстрактного, то и дело вздрагивая от взрывов хохота переключившегося на анекдоты Матроскина. После очередного Матроскиного "Жесть! Ну, дебилы! Га-га-га!!!", я нервно влил в купеческий стопку "Посольской" и подумал: интересно, а если бы я вместо "Тёмной башни" Стивена Кинга напряг Матроскина читать "Властелина колец" Джона Толкиена, было бы лучше или хуже? И, не найдя ответа, залпом выпил всю банку.

***

Как-то, сидя в домике в Болшево, я решал философскую проблему двух дуалистических начал: что сильнее - страх перед смертью или страх перед жизнью? Или, может, они равны? И решил провести эксперимент над Матроскиным: что для Матроскина страшнее - жить в холодильнике или умереть?
Однако, не успев начаться, эксперимент сразу закончился: оказывается, ни жить в холодильнике, ни умирать Матроскин не собирался.
А я подумал: так что же, Матроскин ничего не боится, он что, вне действия дуализма страха? Вопрос!
Но тут, к счастью, я чифирнул и понял, что Матроскин просто одинаково боится и жить в холодильнике и умирать, и что, следовательно, дуалистические начала страха жизни и страха смерти одинаково сильны, а выражение равенства этих начал (по крайней мере, в отношении Матроскина) - холодильник. И ещё я понял, что у каждого - свой холодильник.

***

Как-то, лёжа на диване в домике в Болшево, я рассуждал на тему абстрактного в конкретном и о проблемах конкретизации абстрактного в практическом преломлении гипотетического универсализма бытия под- и надсознания (в философском преломлении вездесущего дуализма).
Но мне мешал Матроскин. То ему хотелось жрать, то спать, то гулять, то песни орать... Достал!
Но, отвлёкшись от философических проблем и чифирнув с грохотулькой, меня осенило: выход есть!
Короче, Матроскин был посажен в добротную бельевую корзину. К рукояткам корзины я привязал стропы воздушного шара, а к днищу - бельевую верёвку. Вынеся сооружение на улицу, отпустив воздушный шар в свободный полёт и постепенно стравливая верёвку, я добился, чтобы корзина с Матроскиным барражировала на уровне верхушек сосен. После чего привязал верёвку к перилам крыльца и отправился обратно в домик - домысливать конкретную абстракцию философского преломления в точке либрации силовых полей дуалистических начал основ бытия.
И с тех пор жизнь пошла как по маслу. Находясь в корзинке, Матроскин автоматически гулял, спал и песни орал, не отвлекая меня от решения насущных проблем взаимодействия бытия и сознания в единстве и борьбе противоположностей дуалистических противодействий начал в их отрицании отрицания и перехода количественных изменений в качественные. Время от времени я подтягивал корзинку к земле, выдавал Матроскину паёк продовольствия, снабжал свежими газетами - и отправлял обратно. Однажды даже я выдал Матроскину бинокль и стравил верёвку ещё на пятьдесят метров вверх, чтобы он мог любоваться окрестностями посёлка Новые Горки с высоты птичьего полёта.
Одним словом, всё было хорошо, и я уже был готов к ментальному проникновению в точку освобождения сознания от диалектических оков и дуалистических магнитов, как однажды, в очередной раз подтянув корзинку к крыльцу, я не обнаружил в ней Матроскина.
Пока, чесавши репу, я рассуждал об сей оказии, на меня спикировало что-то большое и лохматое и, сорвав с носа очки, взмыло обратно вверх. Только по глумливому хохоту я и смог догадаться, что то был Матроскин. Но почему он летал? Вопрос!
В этот момент косматый блин начал новое пикирование, и я, схватив корзину, скрылся в домике в Болшево. Взлетевши наверх и задраивши окна второго этажа, я приступил к изучению содержимого корзины - может в ней найдётся ответ на причины перевоплощения Матроскина?
И ответ нашёлся: в одной из газет красовалась обведённая карандашом и со множеством подчёркиваний и восклицательных знаков статья о Дарвине и дарвинизме. И я понял, что Матроскин практически применил на себе теорию эволюции, эволюционировавшись из кота вульгариуса в кота-летягу.
Всё встало на свои места, и, чифирнув купеческим, я стал разрабатывать проект по освобождению человечества от жертвы мутации вида. И вскорости выход был найден, и он был единственным: двустволка!
Чистя ружьё под аккомпанемент глухих ударов сосновых шишек об крышу домика, бомбардируемого Матроскиным, я думал: а есть ли, вообще, предел беспределу эволюции? И, зарядив двустволку картечью, понял, что есть.
Венец котоволюции парил в восходящих потоках воздуха, прицельным шишкометанием пресекая любую мою попытку выйти из-под крыльца. А стрелять - без очков - надо было наверняка. Как быть? К счастью, сквозь свист рассекающих воздух шишек, нашёлся выход.
Короче, на крыльцо была поставлена банка свежезаваренного! рубинового! ароматного! купеческого.
И Матроскин, снижаясь, начал сужать круги.
Смешно было наблюдать, как венец эволюции помойных кошачьих бессилен противостоять притяжению свежезаваренной! рубиновой! ароматной! банки купеческого.
И вскорости выстрел дуплетом из обоих стволов оборвал эволюционный путь Матроскина.
Вот так с помощью купеческого чая и старой доброй "тулки" была развенчана эволюционная теория Дарвина.

***

Однажды, сидя в домике в Болшево и продолжая опровергать теорию эволюции Дарвина, я подумал: интересно, если теория эволюции верна и амёба постепенно трансформировалась в Матроскина, то значит, и Матроскин, если процесс эволюции запустить в обратную сторону, должен превратиться в амёбу. Если научный эксперимент по обратной эволюции Матроскина в амёбу пройдёт успешно, то значит, теория Дарвина верна, а если нет - то Дарвин с его теорией может курить в сторонке.
Но для начала надо было проверить настроение подопытного.
- Матроскин! - спросил я. - Ты как, вообще, Дарвина уважаешь?
Оказалось, Матроскин в гробу видел всё человечество в целом и Дарвина в частности.
- В таком случае, - ободрил я друга, - тебе ничего не грозит.
После чего закопал Матроскина по шею в землю, обложил удобрениями и начал поливать из лейки.
Эксперимент был прост: если Матроскин пустит корни и превратится в растение, то Дарвин был прав, если же нет - теорию эволюции следует пустить на самокрутки.
Но Матроскин пустил не корни, он пустил такие восемь этажей мата, что с дубов осыпались листья, а мирно бегавшая по сосне рыжая белка поседела.
Грянул гром. Ударила молния. Рухнула теория эволюции.
Смеркалось.

***

Как-то, сидя на вахте в Доме ОВОП, я читал статью об органических удобрениях. И подумал: интересно, а какое есть самое дешёвое органическое удобрение?
Этот вопрос мучил меня до тех пор, пока я не вернулся в домик в Болшево и не увидел Матроскина. Тут меня и осенило: он!
Матроскин был мгновенно закопан под яблоней, а я, свернув самокрутку из старого доброго самосада, приготовился ждать до нового урожая.
Ждать пришлось долго, и не одна бутылка "Посольской" была выпита и не одна пачка "Майского" преобразована в купеческий, пока наконец не наступил момент истины: на яблоне золотым цветом налились спелые плоды. Правда, все они почему-то были в полосочку. Это мне что-то смутно напомнило. Но вот что?
Задумавшись над сей оказией, я присел на пенёк и, закурив самосад, погрузился в дебри ассоциаций, напевая соответствующую моменту песенку "Дед Митрофаныч присел на пенёк".**
Наливное яблоко, просвистевшее мимо уха, вывело меня из состояния извлечения конкретных зацепок из тумана абстрактных образов. Второе - вышибло из рук самокрутку. Кто стрелял?
Синтезировав этот вопрос, я поднял глаза - и впал в лёгкий ступор, плавно переходящий в сюрреалистические аллюзии: яблоня, размахивая ветвями, бомбардировала меня яблоками. И что-то такое знакомое прорисовалось в, на первый взгляд, хаотическом переплетении ветвей, что меня наконец осенило: Матроскин!
- Да, это я! - радостно проскрипело дерево и, выпустив в меня очередной залп яблок, добавило: - Вернулся!
Ну, чисто Гоголь, короче, "Заколдованное место".
Что говорить дальше? Конечно, я скрылся в домике в Болшево, достал старый добрый шестиствольный авиационный пулемёт, выпил для храбрости стопку "Анисовой" (мистика всё-таки!) и, выйдя во двор, спилил пулемётной очередью зомбированную Матроскиным яблоню. Загоревшееся дерево вздрогнуло и, проскрипев: "Я ещё вернусь!", рухнуло.
Понятно, яблоня была выкорчевана, сожжена и развеяна над Клязьмой, а яма от неё - залита хлоркой и бетоном.
Теперь, когда мне по вечерам становится грустно и одиноко, я выпиваю стопку "Анисовой" с чифирём, выхожу во двор, прикладываю ухо к бетонной плите над бывшей яблоней и слушаю рефреном доносящийся голос растворившегося в биомассе земли Матроскина: "Я ещё вернусь".

***

- Эх, ну и надоели же мне эти люди! - пожаловался как-то Матроскин, допивая второй стакан купеческого.
- А чё так? - поинтересовался я, допивая третий.
- Да хрен с ними знает что за жизнь, - разбегаются, блин! Как, изучая их, проникнуть в тайны сознательного и бессознательного? Никак. Не объект, короче, для исследования моего психофизического ума, поднаторевшего в расщеплении психосплетений сознания, недостойны.
- Ну так займись насекомыми! Жизнь насекомых, прикинь, - посоветовал я, вспомнив одноимённую книгу Виктора Пелевина.
- Да, - желчно ответил Матроскин, - чем с вами, людями, лучше уж и вправду с насекомыми. - И он обиженно закурил "Оптиму".
Поскольку желание изучать жизнь насекомых прозвучало, я начал действовать, т.е., напоив Матроскина до полного бесчувствия, связал его по лапам и отнёс в лес к ближайшему муравейнику.
И ушёл, по-хорошему завидуя матроскиной пытливости ума и готовясь к новым открытиям в области мирмекологии.
Спустя неделю мне захотелось проведать учёного друга, - законное желание, не так ли? Узнать, чего он достиг, какие проблемы и вообще - перекурить за жизнь.
Придя к муравейнику, я был поражён матроскиным фанатизмом: оказывается, мирмекология вошла в него буквально до костей мозга. Во всяком случае, ничего, кроме его - уже разбираемых муравьями на кусочки - костей, я там не обнаружил.
"Вот учёный так учёный. Капица, блин", - уважительно подумал я и, вернувшись в домик в Болшево, поднял тост за науку.

***

Как-то, сидя в домике в Болшево, я заинтересовался планетой Глория, расположенной на той же орбите, что и Земля, но по другую сторону от Солнца. Поскольку ни НАСА, ни "Росавиакосмос" отправлять экспедицию на Глорию не собирались, оставался единственный способ раскрыть жгучую тайну земной орбиты - отправить на Глорию Матроскина.
Но для начала я решил узнать настроение заслуженного котонавта России и посёлка Новые Горки.
- Матроскин, - спросил я, - ты как в целом, готов к полёту или чё там? Прикинь, год на орбите - делов-то куча.
Выяснилось, что, во-первых, не видеть меня хотя бы один день - уже большая радость, а не видеть меня год - радость вообще неописуемая, а во-вторых, такой маленькой, такой ничтожной кажется Земля с орбиты, что, ради того чтобы ещё раз испытать ощущение бытия над землянами вообще и надо мной в частности, Матроскин готов на всё.
Итак, с котонавтом проблем не возникло, проблема возникла с транспортным средством по маршруту Земля - Глория и обратно.
Поскольку мастерить ещё одну ракету мне было как-то лениво, я решил построить межпланетный летательный аппарат с антигравитационным двигателем и, благодаря тому что ни хрена не понимаю в физике и тогда ещё не знал, что антигравитационный двигатель невозможен, соорудил его за неделю. Двигатель компенсировал силу земного притяжения, и аппарат должен был мирно висеть на земной орбите ровно полгода, после чего двигатель выключался, и аппарат спускался на поверхность загадочной и непознанной планеты Глория.
Загрузив в корабль "Китекэт", рацию и книжку "Записки вахтёра" (чтобы инопланетянам, если, конечно, они есть, было на чём изучать земную культуру) и выпив с Матроскиным на дорожку, я понял, что наступила грустная минута расставания.
- Вперёд к звёздам! - бодро напутствовал я любителя космических одиссей.
- Пошёл на ...! - ещё более бодро ответил Матроскин, и через пять минут летательный аппарат "МИГ" (Матроскин и Глория) исчез в безднах неизведанного космоса.

Прошёл год и два месяца, всё было хорошо, пока однажды экипаж космической станции МКС не поднял на борт пролетавшую мимо запечатанную бутылку с наклейкой:
Отправитель: Матроскин. Глория
Получатель: Вахтёр. Земля.

Бутылка была срочно доставлена в домик в Болшево.
Прочитавши запечатанное в бутылке послание, я впал в депрессию и подумал: а поможет ли в такой ситуации чифир? Судите сами.
"Здорово, нафиг!
Долетел нормально. Приняли хорошо.
На планете Глория доминирующей формой жизни являются кошачьи. Так что живу не парюсь: рассказываю байки про Землю и людей, - аборигенты в ужасе. Твои "Записки вахтёра" идут здесь на ура, ты для глоритян - как Стивен Кинг для землян, король ужаса. Ну, понятно, все права на издание твоих "Записок" принадлежат мне, так что лавэ капает. Пеши исчо! :)
В общем, респект тебе и уважуха за столь приятное путешествие.
Обратно не жди.
Матроскин".

Я ещё никогда не уничтожал кошаков целыми планетами. Но, видимо, время пришло, и неделю спустя новый антигравитационный корабль с грузом подобранных на заброшенном полигоне ядерных боеголовок отправился в орбитальный полёт к планете Глория. Таймер был поставлен на полгода.
Ровно через сто восемьдесят два дня и восемнадцать часов я, чувствуя себя освободителем миров от беспредела кошачьих в пределах одной отдельно взятой планеты, поднял бокал чифира и сказал: "Не ищите Глорию в пространстве. Прощай, Матроскин!".
Однако будущее показало, что я жестоко ошибся.

_____________________________________________

*) В кабине плещется морфин,
И у сестры дрожат колени.
Товарищ Ленин говорит:
- Сестра! Пожалуйста, по вене.
(Наркоманский фольклор)

**) Дед Митрофаныч присел на пенёк.
- Ох, и тяжёлый сегодня денёк!
Долго летали над лесом штаны.
Вот оно, подлое эхо войны!
(Детская страшилка.)