Зачет по-албански

Валентин Иванович Разнов, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка в педагогическом институте, собираясь утром на работу — экзаменовать студиозусов, как он говорил, — зашел за справочником в комнату дочери-студентки и, проходя мимо включенного компьютера, бросил взгляд на монитор.
В окошке переписки стояло: «Настя, превед! Мы сиводня сабираимси у Толега. Посли зачота приижжай».
— Черт-те что! — сказал вслух Валентин Иванович, забыв, зачем пришел.
— А подглядывать нехорошо! — сказала дочь, войдя и увидев отца у компьютера. — И еще ругаться!
— Ну как можно так писать!
— А, не обращай внимания, сейчас такая мода. Называется албанский язык, или язык подонков.
— То-то что подонков. «Превед», «зачот», «приижжай»… Тьфу!
— Постой, я тебе сейчас такое покажу!..
Дочь щелкнула мышкой, и на мониторе появился Мавзолей Ленина, на котором вместо «Ленин» стояло: «Мавзолейчег».
— Тьфу! — опять сказал Разнов, хотя шутка ему понравилась. — Тьфу!
— Папочка, ты жжошь! — засмеялась дочь. — «Жжошь» через «о».
— Ладно, если едешь со мной — бегом. Мне опаздывать нельзя.
— Бедненький! Езжай один. Мне еще нужно почитать кое-что к зачо-о-оту! — нарочно протянула она «о-о-о» и опять засмеялась.
К русскому языку Валентин Иванович относился очень серьезно, а в последнее время, натыкаясь на ошибки даже у классиков и повсюду слыша неправильные ударения, по-настоящему страдал. Жене и дочери он запрещал читать книги, изданные в постперестроечное время, и, если находил таковые у себя дома, выбрасывал их, даже не пролистав.
«Настя, ты же будущий педагог! Как ты можешь говорить “я пришла с института”?! Ты что, с него слезла или ты хохлушка?» — «А ты, папочка, шовинист. При чем тут хохлы?» Такие разговоры происходили часто, но сегодня, увидев, а не просто услышав, что делается с великим и могучим, он почувствовал раздражение от своего бессилия. Эти «превед» и «зачот» совсем не давали ему покоя, так что он зазевался, не успел проскочить на зеленый и совсем разозлился.
«Да что это я? — думал он, стоя перед светофором. — Мы же тоже молодые говорили “ништяк”, “нехило”, матерились… Да, но писали-то правильно». Потом он вспомнил про реформу русского языка, затевавшуюся в 60-х годах, когда собирались отменить все сдвоенные согласные и вообще писать так, как слышится. Он тогда был мальчишкой и радовался, но на него большое впечатление произвели слова отца. «Конечно, — сказал тот, откладывая в сторону “Известия” с предполагаемыми правилами. — Даже в нашем развитом социалистическом обществе, где деньги, как обещается, скоро отменят, все-таки приятнее, если человек приходит к тебе с суммой, а не с сумой».
«В принципе сейчас молодежь проводит эту реформу де-факто. И на хрена им, в самом деле, русский язык, если такая веселуха вокруг?»
Тут он окончательно разозлился на себя за «веселуху» и к институту подкатил исключительно в бойцовском настроении, а к аудитории подошел прямо зверем. «Я им сейчас покажу “превед” и “зачот”».
— Ну, кто первый? Заходите пять человек.
Валентин Иванович искренне не понимал, что можно списать по русскому языку, это равносильно списыванию английского, немецкого и др. Студенты это знали и старались не попадаться, поэтому он с тяжелым вздохом остановился около симпатичной брюнетки и протянул руку — та вытащила из стола шпаргалку, отдала ему и пошла к выходу.
— Постойте, — сказал Разнов, — идите сюда. Если ответите сейчас без подготовки, получите зачет. В любом случае давайте зачетку.
Девушка протянула серенькую книжечку.
— Не-а, не отвечу.
— Ну что ж… — Разнов расписался в ведомости, потом в зачетке и протянул ее студентке. — Ну что ж, Делихова Марина Сергеевна, придете в следующий раз. Приятно будет с вами побеседовать.
«Действительно приятно, — подумал он. — Девчонка хороша».
«Девчонка» мельком, на всякий случай, взглянула в зачетку да так и застыла на месте.
— Что еще? — спросил Разнов. — Я же сказал, придете в следующий раз.
Студентка улыбнулась и протянула ему книжечку — в графе «Отметка» стояло крупными разборчивыми буквами: «Незачот». Разнов подержал ее, всматриваясь, положил на стол, повертел в руке ручку и заштриховал законное «не». Потом расписался еще раз, улыбнулся сказал:
— Бывает!..