Ямакрокосм

Пьянству бой, да в нем намек…

Softвременные дни оставляют желать позади лучшего карманоглазые упыри восьмируко взрывались полуночью матрица позади впереди полуночи ночи полуночи некуда было деваться от запаха и благодати подавшего милостыню быть этот мужчина мне интересен как смешно право все одни все обретались мелочью поданной в виде милостыни в виде существования позади впереди одноглазые пели непонятные песни впереди звенели мелочью рождения родись – роди черточка моста впереди злободневные впирали зрачки в сердца пред….
Microsoft унизительное начало и унизительный конец под вопросом погребенный одетый по последней моде трупов саван карманоглаз покрытоух все в матрице ничего вне матрицы так сказал Муссолини ливнем под дождем из точек стремясь ухватить
Что тебе тепло что холодно что матрица дома что на улице никакого спасу от матрицы а главное выход тоже в матрице смертным было поздневоскресное утро смертным был напалм под дождем из спермы терзающий вонючую жалость которая не могла ухватить самое себя и умирала словно бы закисала загнивала словно бы расцветала неведомым какие-то ночные дома грели ночь скрывала все людскую мерзость
Я Microsoft клоп под невозможным ногтем переживающий дни словно пожирая пищу пожинаю плоды плоды-аборты тороплю
Всё равно где все-то равно всему и все=
От обычного добролицего танца стремясь какневозможить обезножить в вальсе с мертвым ничтожность запаха тела от галки пропевшей Req…
Никто не виноват никто не виновен в ад отправившись без слов на право переписки выхватил трип мелочью проговори изнутри пенсии уильям берроуз ведь было надо что-то вспомнить смешное смех над Смех внутри на нескольких страница говорят какая линия судьбы перекресток от одной до другой остановки
Троллейбуса трамвая одна было просто rec. что значило запись запись из камеры глаз моих смешного комедии про них про фриков никуда никому не нужные мысли без камеры препинания только атмосфера тягостно нависшая существования ухватки слов из печки освенцима куда они делись мыслишки смешные холодно – матрица тепло – тоже матрица куда деться если повеситься не получается безумная молния от запада до востока от господа явленная пиво и водка водка и пиво разбавленная безумные дни жизнь отчаявшаяся пожить просто забыть и не припираться больше знаком препинания чесночные трип ничто не интересно ничто не удостоилось внимая тягостные моменты
Что-то стоит а что-то не стоит лишь ухвати и отпускаешь птицу Рух рукоплесканиями стоит удавиться на горле шрам невнимания к себе что стоит много тысячи то себя ценит а больные не стоят внимания неприлично быть неприлично выхватывать мысли да и личность только секундочеловек ухваченный из мрака человечества на секунду вздохнул отжил и словно галка гаркнул этим а-а-а-а-а
Задарма только к горлу комья только внеполяные равноденствия только водка и пиво пиво и водка
Все=всему в этом уравнении в этом постулате воплощается ебнутое проклятие невозможности невозможного и исхождения из возможности если ты не римский император если ты не римский император то этим можно разбавить пиво и водка пиво и водка

«Матрица – не матрица, тепло мне, холодно или все равно – это просто какие-то ощущения, дерьмо остается дерьмом в любом состоянии, ворох чувств востроглазых, соблазнительных в плане испражнений. Злоба и злость на несоответствия того же тому же самому да еще растекшееся по времени кратковременностью капель в океане. Только и можно ощутить, что на языке вкус, только индюшачий восторг от прохождения этапов. Восторг-то за ментов... Этапы жизненные этапы после внутриутробного пенитенциария. Кто-то двое потрахались возбудили бурю в стакане и субъект познания как гоголь-моголь мозга с сахаром», - проносилось проносимое, за гробом шло за гробом идущее, лежало лежачее, било как всегда бьющее, расширяющееся расширялось, сжимающееся соответствующе сжималось, на кругах своя – шестеренках механизма беременно жалась жизнь в угол.
Говорят, относись к другому так, как сам к себе относишься, или хотел бы чтоб относились... я хотел бы себя убить, ДА ВООБЩЕ НЕ ХОЧУ НИКАКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ, этой мыльной пены, общественной взвеси мыльных опер, ненавижу себя, как субъект, как Другого, а другим, так чтоб никак не относились, меленькая психология, еврейское «ты мне я тебе», нравственность кучи муравьев в муравейнике лишь только бы жить дружнее, да воздвигать шустрее муравейник, вся правда оттуда, да и по ней видно... угрюмые и упрямые зодчие созидают нынче птицефабрики, вонючие чахоточные производства.
В Африке обезьяны так и остались обезьянам, а в России и прочих странах ледникового периода они «развились» в так наз. людей. И все чтоб только лучше приспособиться к создавшимся условиям, - выжить. Понастроили городищ, учреждений, культур и обществ – сбились в кучу да потеплее жмутся от враждебного холода окр. среды. А в Африке обезьяны не чешутся, мутируют разве какой бушмен появиться такой же обезьяний... хорошо им так, в общем не вытягиваются в выси пошлые оправдания собственного обезьянства не выдумывают – живут «тепло, светло и мухи не кусают», все бы так жили, однако одни вынуждены преодолевать какие-то льды, месторазвития, бороться-встревать в существования, да еще делать из этого экзистенции...
Ничтожненькие члены чтоб хватать, челюсти чтоб жевать, горло чтоб сглатывать слюну, в идеале всё это освящает Любовь, как агапэ, но это лишь выдумка наиболее рафинированных обезьян сублимирующих свою призрачно-растительно семенную суть во всячий отчужденный от тела продукт, как труд затраченный на пищеварение...
Горшок и Галатея. Галатея ли горшок? Более изощренный сосуд. Ночной горшок для других выделений. Её Пигмалион создал сам и соединился с нею, это непонятно, но символ. В невыносимом чавканье мышц лица выделение образа переваривания и пожирания давящее на мозг жевательные процессы перелепливания, перепиливания пилками ногтей. Горшки на самом деле вместе с Галатеями всякий раз к ненависти шли к отчужденной в них силе, в шизофренической БЕЗГРАНИЧНОСТИ ОТСТАВАНИЯ. От некуда себя деть кидались на камни, но пищеварительные процессы всякие раз поспевали. Отыдет один организм вон из биол. ареала обитания своего у биомассы тут же найдется другой, родиться, повзрослеет и будет перерабатывать биомассу помышляя о самоубийстве как единственном необоснованном действии.
«Все ****ь ненавижу, - самоуверенных в своем обезьянстве обезьян, их детей, обезьянник и как следствие обязанность, в обезьяннике быть нести свой крестец обезьяной, в страусятнике страусом и прочие ежиные закономерности, невыудившиеся караси из глубоководья битья головой о стену выбить дурь, выбить промазать все, размазать по асфальту не-болезнь уже, а шизофреническое здоровье. И в самом деле, откуда обезьяны так самоуверенны? Ясен *** из имманентного инстинктивного Дао, будто у мучных червей, - жрать муку, мучиться белым, зеленым, жирным. Как можно продолжаться, как не продолжением ****а раздетая до ног, - альфа-дог, амега-дог неживое живым отмигавшее. Здесь словно Зловещие мертвецы из одноименного фильма третьей части чихание кашлянье уродливое несовершенных тел сотворенных, главное несовершенство их в том, что отсутствует кнопка ВЫКЛ. к которой можно было бы обраться само-обратиться в минуту душевной невзгоды, хотя душа всегда одинакова, жрет, срёт, дышит, чихает, кашляет, пошленькая душа человеку дана, гаденькая, каковая плотненькая кровавенькоя тело, смешное пузатое востренькое здорово торчащее членом сатиром, Приапом, приматом довольное от несения крестца, креста и службы биомассы добровольцы отчужденные любезной статуей Маркса. Всему начало шудры под ногами, пыль таков порядок нынь, мишки гамми вымерли...

Тиха космическая ночь, но надо перепрятать дхарму, траханную игрушку, восьмиглаза, восьмизавра плюшку гашиша оставленную на послезавтра. Который-то год, который-то день мой приют страна обезьян, где я вынужден быть обезьяной, сиречь планета людей со всеми сансарными заковырками и недовыраженными мыслями… там в самом деле чего выражать что-то?... тем самым лишь обретает актуально текуче-мгновенную форму потенциальное. Жерар де Нерваль к примеру томился долго, прежде чем осуществиться, так же как мгновенно разосуществился. Вот сотни клавиатур и лихой обездвиженный день в лице глиняных ног пережившего каждый день, МОЛНИЕНОСНЫЙ, НЕСНОСНЫЙ, БУДТО МАЛЫШ-КАРАПУЗ. Смертью томлением черным самые никчемные отправления жизнедеятельности составляют соль земли и удобрения не дюжие шизофрении, все равны и равнобезумны, нужны безумный провиденциализм под морковью, под тяжестью гнили подземно-пошлых человеческих мест, лет, мечтаний.
Многоопытными карасями рек лет, скоролетий, уловленных слов недотыкомка как невозможность нечта большего. От женщины воняет полом, как потом. От этой биологии эволюционная жуть берет, ведь верно заметил Угол «вся цивилизация похоть». От похоти единой образовывают саблезубые организмы именуемые в дальнейшем мной и людьми всего мира, света… Иное, сансара, долгие дни не берущие трубку, злободневные лесбиянки Божественной мудрости, праматери собакообезьянки. Параллельная патология золото течет и берет, выхватывает из дней Иной поток. Приступая к священнодействие следует омыть гениталии, мылом лицо… прахом за неимением мыла следует зарыться от жен в других женщин могилы. 
Зарывайтесь, кажитесь лишь ****ом от мелкобуржуазного образа жизни воняет калом, словно от последнего бомжа. В чем отличие тряпки и тряпки? В цене, в добавочной стоимости начисленной Капиталом. В чем ценность т.н. жизни? В зависимости от сопричастности чему-то ценному помимо всякой формальной жизни. «Великое попав в ничтожную форму не чувствует себя стесненным». Мелкое, даже попав в слона, вирусом жрет-пожирает, не чувствует себя стесненным, потому как великое, ах, ямакрокосм, я микрокосм, хоть и в матрице. «Мы в матрице, в самой зрелой матрице, которую не могли придумать братья Вачовски». Мы в матрице, которой нет названья, имя ей - Биология, и все эти виды разбегающиеся, будто тараканы от света на кухне по эволюционным дорожкам, по пищевым сурочьим тропам, цепочками по лесенкам Иакова…   
Бегите саблезубые, выносите тяготу внутренних органов пищеварения, ведь все в человеке приспособлено именно к пищеварительным целям, он - средство, равно как и прочие животные и насекомые для переработки внешнего во внутреннее, в кал … таковы метаморфозы, неапулеевские золотые козлы и рога фаллического единорога. «В самом деле, говоря о внутреннем всякий раз следует подразумевать Змия-кишечник, а третий глаз и прочая мистика – лишь придаток пищеварения». Производство говна вселенского размаха, как же микрокосм! Говно внутри, потенциальное говно снаружи, надо только съесть…
Я - микрокосм, я сру и ебу девок, как макрокосм. Тиха космическая ночь и каждая is star равна другой дерьмом, погружена в невыносимые соответствия, со-стояния тому, чему подано. Вот, человек подан в блюде, гусь, птицепетух без перьев, бесцельный гусь фаршированный гречневой кашей. Дерьмо – это свет который испускают звезды, словно продукты жизнедеятельности, что впрочем, до ****ы, то до ****ы я не имею дела…
Кучи маленьких делишек, мелких как недозрелые апельсины или груди пятиклассниц делишки, а под них порабощаются функции от Капитала людишки. «Кому чё, кому ничё, кому *** через плечо». Нет места такого, на постаменте пустующего, святого места, все заняты – Ленины, Гитлеры, Массы.
Подразнообразники вспоминали божественное происхождение, когда просили лишней пайки, всё бы отпустить на волю… Жизнь – живет живое. Смертное отмирает. Жив-поживает, прожевывает трупы в бесконечности себяухватливости, злобные параллельности протекания слизи жизнедеятельности Другого. Всякие раз вступая во взаимодействие с собратом-собакообезьяной мы стыдимся, мы измазываемся в своем же дерьме, слизи и сперме. Кто сказал, что ближний вовне? Ближний самый внутри. Таким же уродом напоминает о ничтожности такого же, self made Man уродства. Актуального состояния дарованного смешным господом богом по подобию, по ксерокопии нотариально незаверенное уёбище. Ближнее напоминает о себе, о собственной близости, а дальнего нет, надо просто любить НЕТ, так даль станет ближе. Осколки зеркал петушащихся отражением, начало внимания к собственной персоне. Персону разлить, как стакан в воде лучистой шизофрении. Говорят, какая бы ни была жизнь к ней нужно выработать правильное отношение. Это и есть-де самопознание, реализация… чего-то еще там -зация. А это просто вживание. Как бес души вселенный в тело успокаивается, живет телом, тем же самым позабыв напрочь о своем бесовском происхождении, о Преждевеличии белого на белом, траурного посреди рождения. Позабыл совсем, стал собой, выходит из себя в перерывах между бодрствованиями. Выходя машет рукой подорожной сволочи. «Поверь это все бесы, а ты несешь купавку в ночи, не пугайся, не открещивайся». Впереди переднее, а не лучшее. Позади заднее, клоака… Посредине гвоздик, он шарородит и всеми командует, во мглы беспокойные озирается, мученик выстраданной сансары. «Если в данной инкарнации я бомж, то в следующей буду Гитлер». Гитлер тоже был бомжем, однако все успел за одну жизнь стал Солнцем.
Ничто не может, ничему не должно быть важным. От обезьян произошли в первую очередь бабы, а мужчины произошли от Чикатило. Всему виной настоящие мужчины, такие как Гитлер, не благонадежно ебущие одну отдельную бабу в постели во ожидании сына, но явьебущие, властьимущие, Могущество, Силу. Не только в штанах болтает гений Сократа, демон-пулевизатор страсти.  Ваш род занятий целиком и полностью отвечает вашему виду - урод уродом, человек человеку волк. Гитлер и прохожие обезьяны. «Это не беда, что я принимаю зловонный фекальный поток слов на себя, гипервод с отстойников ноосферы, разума человечьих обезьян». То что человек произошел от обезьяны - это понятно, но вот Гитлер…
Откуда произошел Гитлер? Уж не от потных гениталий родителей. Ближний – это пошлость. Ближний это не Гитлер, который по существу не может быть близок. Мелкий по-настоящему. Великий по-несуществующему. Дать опохмелиться страждущему, вопиющая безалаберность по отношении к себе суетящемуся. В самом деле, обманчиво быть, ускользающе, в забытьи приманка манит карася петля. Бездонная бездна, ила, молния одна «как бывает видна от Востока до Запада».
Устав от безыдейных оргазмов, от перехода к одному от другого состояния не замечая состояния перехода она ушла и расплылась улыбками, тысячеулыбками чеширских котов.