Книга 7. Дорога в бесконечность - 3 часть

Глава 12
     -Вот  и  все…
     -Странное ты создание, - донесся до нее чей-то голос, заставив вздрогнуть от неожиданности. Однако уже через мгновение девушка успокоилась. Она узнала чужака, заговорившего с ней. Это был служитель из Курунфа. А, значит, на сей раз она попала именно туда, куда хотела. – Столько времени упрямо сопротивлялась исполнению мечты…. – между тем продолжал чужак.
     Он говорил, говорил… Но Мати не слушала его.  Все ее внимание было направлено на окружавший ее мир, который она осматривала со всей старательностью, на которую только была способна,  боясь пропустить хотя бы тень. Что если показавшееся в первый миг  неважным, окажется путеводной картой, цепью спасения?
      Девушка стояла посреди городской площади. Она была широкой, как поле, и над ней  возвышался не один холм со священным храмом на его вершине, а множество.
     -И ни одного настоящего… - прошептала она.
     -О чем это ты?
     -О храмах.
     -А, - понимающе кивнул служитель, - да, для тебя, наверно, их непривычно много.
     -Неприлично, - хмыкнув, скривила в усмешке губы.
     -Что? - караванщик сделал вид, что не расслышал, и гостья, смутившись, поспешила исправиться:
     -Слишком много.
     -Ну, что поделаешь,  это ведь город мечты. А, ты понимаешь, очень многие хотят стать Хранителями!
     -И их мечты исполняются? – Мати насторожилась, целиком уйдя во внимание. Ведь сейчас это было для нее главным – постараться узнать как можно больше о Курунфе, подготовившись к встрече с демонами.
     -Как видишь, - служитель развел руками,  показывая на храмы - дворцы,  каждый из которых был неповторим,  по-своему прекрасен и похож на соседние разве что своим величием.
     -Но здесь не осталось места.  А если  кто-то  из вновь прибывших  тоже захочет стать Хранителем?  Или вы больше не ждете гостей?
     -Мы всегда рады гостям.  Что же до места, - он широко улыбнулся,  - если понадобится - найдем.  Увеличим площадь,  раздвинем стены... В городе мечты нет ничего невозможного.
     -Ничего? - Мати смотрела  на серого служителя недоверчиво.
-Ничего, - спокойно ответил ей горожанин, не спуская со своей гостьи оценивающего взгляда бесцветно сероватых глаз. - Что бы ты ни пожелала, даже самое невероятное тотчас исполнится.
     -Все? – она искала подвох, когда слова, произносимые на землях слуг лжи не могли быть правдивы.
     -Любое твое желание. Загадай то, которое кажется тебе неисполнимым. Позволь Курунфу доказать тебе свои силы.
      -Может быть… - Мати задумалась, вспомнив свои сны: "Гор говорил: лучше ничего не просить, ничего не желать, а если промолчать невозможно - назвать самое невероятное. Это желание  не исполнится и ты не будешь ни перед кем в долгу…"
      Она могла бы пожелать стать богиней. Что может быть более невероятным? А главное:
      "И тогда сбудется не одна моя мечта, а все сразу. Я стану счастливейшим существом на свете…"
      -Пожелай, - подталкивал ее вперед служитель.
     "Пожелай, - шептала та часть души, которая видела свое отражение в ледяном зеркале последнего сна. - Это не грех, не богохульство и даже не так невероятно, как тебе кажется…"
    И, все же…
    -Н-нет, - наклонив голову, она отступила на шажок назад.
    -Не сейчас? Не хочешь спешить? – служитель понимал ее, хотя и по-своему. Он не настаивал. - Хорошо. Потом. Но ты пришла в Курунф для того, чтобы твоя мечта исполнилась, верно?
     -Да, - и это была правда. Хотя и не совсем та, которую ждал собеседник, ведь он говорил о желании, исполняемом властью города, а она думала о том, что должно было свершиться вопреки его воле.
     -И хорошо.  И правильно. Молодец, что вернулась. А вообще, тебе нужно было сразу войти в Курунф, вместо того чтобы прятаться и убегать. Только потеряла время и измучила себя разными выдуманными страхами и сомнениями. Ну сама подумай, что может быть плохого в том,  что твоя мечта исполнится?  Она  -  самое прекрасное, что есть у смертного!
     -Да, - кивнула Мати, казалось бы, соглашаясь с ним, - пока мечта остается мечтой. Потому что… - наморщив лоб, продолжала она, - мечта - это мираж,  который прекрасен лишь на  расстоянии, но стоит подойти... - Она говорила это для себя и не рассчитывала на то,  что ее кто-то услышит. Однако горожанин ловил каждое ее слово с такой внимательностью, что от него не ускользнула бы и мысль.
     -Мираж, говоришь? - он рассмеялся - низко, хрипло. - Посмотри вокруг.  Разве это миражи?   Вот хотя бы  этот дворец. Подойди,  коснись  стены.  Можешь не сомневаться - ты почувствуешь твердость камня.
     -Но если это не мираж, а настоящий, всамделишный город,  у него должны быть  свои  законы,  свой Хранитель...
     - У нас их тридцать три... Или уже тридцать четыре. Не помню. А, - он махнул рукой, - какая разница?  И вообще,  считать одинаковые мечты забавно только поначалу, а потом  наскучивает.
     -Однако, - Мати хмыкнула.
     -Что? Ты нашла в моих словах что-то забавное?
     -Нет.  Просто я думала: обрести магическую силу мечтают все.
     -Большинство, - кивнул серый служитель.
     -Так почему же не все они...
     -Стали Хранителями? - закончил ее мысль чужак. - Да потому  что у людей находятся и другие мечтания.  Мы же исполняем только одно.
     -Да... И, потом… Ведь стремящиеся стать Хранителями хотят быть единственными и неповторимыми, а здесь получается...
     -Что плохого в том, чтобы стать Хранителем в Курунфе?  Магический дар в твоем распоряжении,  твори,  что хочешь, и при этом - никакой ответственности,  не  надо ни от кого спасать город,  беречь его жителей от холода снежной пустыни. Живи - и наслаждайся жизнью.
     -Но без ответственности нет и почитания, и вообще...
     -Вот как раз этого - "вообще" - сколько угодно!  Хоть спи на лепестках роз!
     -И все же...
     -Ты не понимаешь, - одними кончиками губ улыбнулся ей  горожанин, - вот если бы ты сама хотела...
     -Стать Хранительницей? -  Мати не смогла сдержать улыбки.
     -А что? Почему бы нет? Ведь ты понимаешь, что такое сила,  сколько  хорошего может она принести людям и земле.  Как и сколько бед,  если окажется не в тех руках. Так почему бы тебе не стать Хранительницей  Курунфа,  той,  которая будет защищать город?
     -От других  Хранителей? - она  была готова рассмеяться, таким забавным ей показалось все это.
     -От кого  хочешь.  Хочешь  - от разбойников, хочешь - от демонов.  Хранитель - Творец заклинаний мог бы...
     -Ты предлагаешь мне стать Заклинателем демонов, подчинить их себе?
     -Ну... В некотором роде.
     -Скажи… А если я пожелаю, все, попавшие сюда, станут свободными?
     -Свободными! -  усмехнувшись, служитель качнул головой. - Ты что же, думаешь,  жители Курунфа - несчастные пленники этих стен, которые только и мечтают о том,  чтобы вырваться из темницы своей мечты?
     -Я... - Мати замялась. С одной стороны, она боялась случайно выдать свои планы, которые, несомненно, не могли понравиться хозяевам города. С другой – ей не хотелось лгать служителю, который не был ни в чем перед ней виноват, во всяком случае – пока. 
     -Вот что, - между тем продолжал горожанин, - давай я позову первого встречного и спрошу...
     -Нет, не надо!  - остановила его девушка. Она не видела в этом никакого смысла. - "Конечно,  жители Курунфа не  считают себя пленниками. Они одурманены мечтой. И пока Курунф существует, они будут его рабами".
     -Раз ты не хочешь становиться Хранительницей...
     -Не хочу, - она никогда не мечтала об этом. Да и наивно было соглашаться на такую малость, видя себя небожительницей.
     Служитель же как будто подтрунивал над ней, все прекрасно понимая, и, в то же время, продолжая:
     -Точно? Не передумаешь?  А то второй такой возможности может не представиться.
     -Точно! - отрезала она. - Лучше ответь… Ты говорил: "Мы исполняем желания".  Кто это - "мы"?
     Мати понимала,  что переходит черту, за которой простой интерес превращается в неуместное любопытство. Такой вопрос должен был смутить служителя. Впрочем, именно это ей и было нужно. "А еще лучше, - думала она, - вывести чужака из себя. Ведь в ярости люди и не только они теряют над собой контроль и могут проговориться, приоткрыть свое настоящее лицо".
     Однако горожанин лишь улыбнулся ей, давая понять: "Знаю, о чем ты думаешь. Не надейся. Не дождешься", и с совершенно невозмутимым видом проговорил:
     -Мы – это служители Курунфа.
     -Служители. Люди,  мечтавшие служить Хранителю? Вернее, Хранителям?
     -Мы служим не человеку.
     -Да, понятно - божественному покровителю города.
     -Как и везде.
     Действительно, тут  было  не к чему придраться.  Хотя Мати и прекрасно понимала, что дело не в словах, а в том, что скрывалось за ними.  А это могло быть что угодно. 
     -Что еще ты хотела узнать?  - ровным,  приветливым голосом спросил ее чужак.
     -Вообще-то, у  меня много вопросов.  Но я,  наверно,  и так тебе надоела…
     -Совсем нет.  Я рад, что нашелся кто-то, кого Курунф интересует сам по себе, а не как источник исполнения мечты. Итак?
     -Если мы собираемся продолжать этот разговор...
     -Конечно.
     -Тогда... Может быть,  ты скажешь мне свое имя?
     -Меня зовут...  - он на мгновение задумался, так, словно сомневался, стоит ли называть свое настоящее имя, или будет лучше спрятаться от любопытных глаз за ложным.  Однако потом,  поняв, что это молчание может оказаться красноречивей любых слов, не просто назвался:  - Харрад,  - но поспешил объясниться, переводя все в шутку: - Так давно никто не спрашивал моего имени,  что я даже  умудрился забыть его!  - и он открыто взглянул собеседнице в глаза,  улыбнувшись ей, так что в каждой складочке у губ можно было прочесть: "Хочешь верь, хочешь - нет".
    И Мати ничего не оставалось, как, вздохнув, кивнуть:
     -Очень приятно, Харрад. А меня зовут...
     -Мати. Я знаю.
     -От моих спутников? Они ведь не забыли обо мне? - встрепенулась девушка. На мгновение в ее глазах отразилось отчаяние, так мучившее ее душу.
     -Конечно, нет! Ты – часть их мечты. И вообще, ни о чем не беспокойся, Альматейя.
     -Ой! - она отшатнулась от чужака, в глазах отразился страх.
     -Что ты так перепугалась?  Это ведь твое  полное  имя, верно?
     -Но откуда... Мои родные не могли выдать его!
     -Считай, что я догадался.  В сущности,  так оно и есть. И не тревожься.  Я здесь чтобы исполнять твои мечты. Тебе незачем меня бояться.  Вот что,  у меня есть предложение. Я мог бы не просто ответить на твои вопросы,  но и, пока ты станешь их задавать, показать Курунф. Он достоин того, чтобы видеть в нем не только главную площадь. Так что,  пошли? - и  горожанин выжидающе взглянул на девушку.
     "Однако", - хмыкнув, Мати  чуть заметно кивнула. Она ожидала в Курунфе совсем другой встречи. Ну, там, ударов молний, резких порывов ветра, снежных сугробов по шею и бездны под ногами. А тут –милый  неторопливый разговор.   
     С одной стороны, ничего плохого в этом не было. Но с другой… Слишком уж медленно все происходило. Не то что в бою: раз, два и готово.
     -Так мы идем? - повторил свой вопрос горожанин.
     -Да, конечно! - спохватившись, воскликнула Мати. - Прости, я задумалась.
     -О чем,  если не секрет? - тотчас спросил он.
     -Этот город... - она огляделась вокруг. Высокие стены дворцов,  окружавшие площадь со всех сторон, стояли так близко друг к другу,  что между ними могла прошмыгнуть разве  что мышь, да и та лишь если бы очень постаралась. И ни намека на улицы, не говоря уже о каких-нибудь дверях или вратах. - Он такой необычный,  что я просто не знаю,  куда отправиться, что посмотреть.
     -Ну да, конечно, столько путей! - он прекрасно понимал, в чем дело, понимал даже, что она тоже все прекрасно понимала,  и, все же, продолжал играть с ней. - Однако ты ведь не одна. Я знаю Курунф как свои пять пальцев и лучшего проводника, чем я, тебе здесь не найти, не стоит и пытаться.
     -Я и не собираюсь пытаться...  Харрад... - она медленно проговорила его имя,  наклонив голову, осторожно взглянула, толи заискивая, толи очаровывая.
     -Да? - он тотчас насторожился,  напрягся,  словно почувствовав что-то недоброе.
     -Конечно, это твой город,  однако... Могу ли я высказать маленькое пожелание? Которое, разумеется, ты можешь не выполнять, я ничуть не обижусь. Ведь ты и так оказываешь мне огромную честь, внимание... Ты служитель, я же...
     -Чего ты хочешь, девочка? - мягко прервал горожанин поток ее слов, который мог бы литься еще не одно мгновение. - Чтобы я отвел тебя к твоим родным?  Хочешь убедиться,  что с отцом все в порядке?
     -Нет, я знаю, все так, ведь, ты сам говорил -  это город мечты…
     -Тогда к кому? А, понимаю, - он кивнул, - боишься, что твой жених мог пожелать себе другую?
     -Если, - она сглотнула ком, подкативший к горлу при одной мысли о том, что она собиралась сказать, а потом, набравшись смелости,  продолжала: - Если он думает о другой,  хвала богам, что  я  узнала  об этом прежде, чем встала на его путь.  Да еще и в этом благословенном месте, где у меня тоже есть шанс найти свою мечту. Я имею в виду - человека-мечту...  Ну,  ты понимаешь,  -  не дожидаясь, что горожанин на это скажет,  не давая ему возможность понять, удивиться, начать подозревать, Мати поспешно продолжала: - Нет, я хотела попросить тебя о другом. Курунф... Он так прекрасен. И необычен. Тридцать три Хранителя.... Или даже тридцать четыре... Но у него ведь есть и бог-покровитель, верно?
     -Да, - чуть наклонил голову в кивке служитель. Его глаза чуть сощурились, словно начиная подозревать что-то не то.
     -И этот бог-покровитель...  Он… Это ведь не смертный,  явившийся сюда с мечтой стать небожителем?
     -Нет, девочка, - ухмыльнулся   горожанин,   решив,  что  понял ее, - тогда небожителей здесь собралось бы даже больше, чем Хранителей. – Хоть я и говорил тебе, что для Курунфа нет ничего невозможного. Однако, - он развел руками, – даже он подчиняется определенным законам.  А боги не позволят песчинкам у Их  ног  подняться до небес.
     -Ой, да  я  понимаю! - замахала  руками  Мати. - Я  совсем не об этом! Я о другом...
     -Хочешь узнать,  кто божественный покровитель Курунфа? Твоим спутникам,  помнится,  было все равно.  Или ты не такая,  как они?
     -Не такая, - насупившись,  негромко произнесла девушка, затем, заставив себя улыбнуться, глядя на чужака самыми невинными глазами, повторила: - Разумеется,  не такая! Мне никогда не хотелось быть такой, как все! Я всегда мечтала быть особенной! И, кстати, именно Курунф помог мне понять степень своей необычности.  Во снах, которые мне приснились на его приграничье, я узнала, что я - Творец заклинаний.
     -Творец заклинаний? И это предел твоих желаний?
     -Ну, Хранителем быть я не хочу, а небожительницей не могу, как бы сильно ни хотела…
     -А ты пожелай. Глядишь, для тебя боги и сделают исключение.
     -Давай не будем об этом…
     -Как пожелаешь.
     -Лучше скажи, покровитель города…
     -Пойдем, - сорвавшись с  места,  повлек  ее  за  собой горожанин.
     -Куда?
     -Мне пришла  в  голову  замечательная  мысль!  Я покажу тебе храм! А по дороге к нему - и весь город.
     -Храм? - по-прежнему не  сдвигаясь  с  места,  спросила она. - А разве... – девушка чуть качнула головой в  сторону  возвышавшегося невдалеке дворца одного из Хранителей.
     -Это? - служитель вновь рассмеялся,  однако на  этот  раз  его смех был  более  сдержан и непродолжителен. - Нет,  конечно же, нет! Конечно, в каждом из этих дворцов есть алтарь бога-покровителя.  И  кое-кто даже думает, что они настоящие...
     -А на самом деле это не так?
     -Не совсем так.
     -И это нормально?
     -Что?
     -Что мечта исполняется вот так...
     -Как - так?
     -Не полностью.
     -Почему же? Все получают то, о чем мечтают.  Ровно столько, сколько хотят. Ни на шаг меньше, но и ни на миг больше.
     -Да... - Мати прикусила губу.
     -Что-то опять не так?
     -Да нет...  Теперь ты говоришь, как служитель...
     -Как служитель?
     -Загадками. Которые еще нужно разгадать, прежде чем что-то понять… И вообще, почему бы просто не сказать: "ни больше, ни меньше"?
     -Однако согласись,  это прозвучало бы совершенно иначе.  А, главное, имело бы  несколько  иной смысл...
     Почесав нос,  Мати хмыкнула. В душе не осталось страха. Как и злости. Ей даже показалось, что она начинает понимать этого чужака.  Более того, он стал ей симпатичен. Не внешне, хотя, конечно, в его чертах не было ничего резкого, отталкивающего. Дело было не в оболочке, а сути. И если еще совсем недавно чужак представлялся ей серым преддверием бездны,   то теперь стал полусветом-полутенью задумчивого утра.
     -Ты так смотришь на меня...
     -Прости, - покраснев от  смущения,  девушка отвела взгляд.
     -Ничего. Просто это странно. При нашей первой встречи ты отнеслась ко  мне так враждебно, словно  я демон какой-то.
     -А ты не демон?
     -Ну конечно  нет! - вскричал  Харрад. - Как тебе такое только в голову пришло!
     -Прости, я... Я просто очень испугалась. Когда осталась одна.
     -Ты ненавидела Курунф и меня вместе с ним за то,  что мы отняли у тебя близких?
     -Да!
     -Но ведь это не так. Это не Курунф развел вас по разным тропам. Это ты не захотела продолжать свой путь  по  тропе каравана. И я думал, что ты поняла это, когда вернулась...
     -Я поняла, - кивнула Мати, - очень хорошо поняла. Просто мне нужно было время. Теперь все в порядке, - она даже выдавила из себя улыбку.
     -Что ж, хорошо если так... Пойдем, - он поманил ее за собой.
     -Но... - она огляделась вокруг,  не видя никакого пути  с площади.
     -Пойдем, пойдем, - в голосе, движениях Харрада было столько уверенности, решимости, что девушка подчинилась, доверившись его знанию родного города.
     Они шли прямо к стене, чей отполированный до блеска мрамор сверкал на солнце. На ней не было и  намека на дверь или окно, но горожанин продолжал идти вперед, не замедляя шага.
     "Он что же, решил прошибить стену лбом? - подумала она. - Глупо: камень прочнее самой дубовой головы".
     И тут  начались  чудеса.  Когда  Мати уже готова была зажмурить глаза,  внутренне готовясь к удара,  камень вдруг замерцал,  зашевелился,  потек, обращаясь потоком воды, языками пламени.  А спустя еще один миг огонь и вода смешались в мглистую дымку,  которая медленно опустилась к мостовой туманом.
     Мати с опаской огляделась вокруг, какой-то частью своей души ожидая,  что  все это – лишь хитроумная ловушка и стоит войти во мглу,  как начнется обратное превращение, которое охватит камнем тело,  становясь оковами и одновременно темницей, призванной не убивать, но удерживать, мучая до тех пор, пока не будет загадано роковое желание
     "И демоны будут еще милостивы,  если темницей станет камень,  а не огонь", - подумала она,  нервно дернув плечами. Хотя, справедливости ради, девушка должна была признать, что огонь ее пугал куда меньше камня. 
     Так или иначе, она продолжала идти вслед за служителем.
     Когда туман  расступился,  Мати  поняла,  что стоит в начале улицы - такой широкой и просторной, что два каравана, двигавшиеся один навстречу другому, на ней разошлись бы без проблем.
     Мощеная камешками белого  и  розового  мрамора,  пятнистого, многоцветного гранита,  черного, наделенного глубоким синим отблеском лабрадора,  она уходила к горизонту и дальше, за пределы видимого мира. По обе стороны улицы, казавшейся единственной в этом городе, возвышались невысокие стены домов, отгораживавшие скрывавшиеся за ними ухоженные дворики от  суеты  улицы. Впрочем, в этот миг она не казалась особенно шумной,  была  скорее задумчиво сонной, забытой всем миром и совершенно пустой:  ни одного человека, пусть даже случайно забредшего в эту часть города, ни собаки,  метшей хвостом мостовую,  все время что-то вынюхивая, ни толстой серой крысы,  шмыгавшей из тени в тень, даже эту последнюю найти было не просто, разве что обернувшись назад.
     -Странно, - ее бровь чуть приподнялась, - мне казалось, что отец был вынужден оставить повозки за городской стеной потому, что ты сказал – улицы города слишком узки для них…
     -Да, именно так я ему и сказал, - он не собирался отказываться от своих слов, даже теперь, когда, казалось бы, все вокруг доказывало их лживость. – Я имел в виду улицу не как название, а как путь. То, что ты видишь сейчас, действительно широко и просторно. Во всяком случае, внешне, когда в действительности все может быть совсем не так… Однако можешь ли ты сказать это и о пути, что привел нас сюда?
     -Через камень, огонь и воду? Нет! – она решительно мотнула головой, больше не сомневаясь в правдивости слов горожанина. Ей даже стало неловко, щеки залил румянец: ведь она чуть было не обвинила служителя во лжи. И девушка поспешила заговорить о другом. - А кто  здесь живет? - качнув головой в сторону ближайшего дома, спросила Мати.
     -Здесь -  именно здесь?  Гар,  купец первой десятки.  Хочешь заглянуть к нему в гости?
     -Но... Нас ведь не приглашали...
     -Ну и что?  Я же вижу,  тебе любопытно. Не смущайся, это понятное чувство.  Все мечтают подсмотреть чужую жизнь. И как раз поэтому горожане, зная о том, что эта мечта присуща не им одним, отгораживаются от улиц глухими стенами, пряча  за ними свой мирок.
     -Тем более мы не можем...
     -Глупости, конечно  можем! Желание гостя в Курунфе закон!
     -А как же желание горожанина?
     -Ему ведь совсем не обязательно знать о нашем визите, верно?
     -Это как-то... - она поморщилась. Любопытство любопытством, но существуют еще и обычаи, нормы морали…
     -Мы войдем в этот дом беззвучными  невидимыми тенями,  никого не потревожив.
     -Но...
     Однако прежде чем Мати успела возразить,  камень стен начал растекаться потоком воды, переплетаясь с языками огня, в которые горожанин шагнул  за мгновение до того,  как они образовали пар.  И стало поздно что либо говорить.
     -Ох! - вздохнув, качнула  головой  девушка. - Не  правильно  все это, совсем не правильно. Но что я могу? Любопытство - страшная сила. Однажды можно нарушить запрет. Боги разрешают. Тем более, когда делаешь это не по собственной воле, - она сделала шаг вперед, потом еще один, еще, продолжая бормотать себе под нос. - Не могу же я остаться здесь одна...  - и когда  оправдание было найдено, обнаружился и путь.
     За стеной были маленькие сени, в центре которых - вкопанный в землю большой сосуд с водой - место для омовения ног.
     "Разумно, - поджав губы,  кивнула девушка, - зачем нести  в  дом уличную грязь?"
     Затем, наискось от уличной двери,  так, чтобы даже если первая окажется открыта нараспашку было бы не видно,  что скрывается за второй, находился вход во внутренний дворик. Над дверью висела какая-то фигурка.  Высоко - Мати,  как ни старалась, не смогла разглядеть. Впрочем,  и так было все ясно - оберег  от  демонов.   
      "Или еще от кого..." – нахмурилась она, вспомнив, в каком городе находилась.
     Дальше взгляду открывался зеленый дворик с круглым прудом посредине. На берегу  - розовые кусты,  в воде - белоснежный лебедь. Возле – беседка, легкая,  полупрозрачная, словно вырезанная не из камня, а куска льда. И ветер, кружась меж колонн, звенел, будто касался тонких трепетных струн неведомого, невидимого музыкального инструмента. Пахло свежей, сладкой водой, пьянившим дурманом роз, горьковатым духом одуванчиков.
    Вот только… Было во всем этом что-то... Нереальное, что ли, неестественное. Трава под ногами больше напоминала ковер - старательно подстриженная, одна травинка к другой. 
     За садом был хозяйский дом -  первый этаж - из обожженного кирпича, покрытого ровным слоем побелки, выше  - серо-желтого кирпича - сырца. 
    За дверью с еще одной фигуркой оберега скрывались сени с мощенным полом.  На уровне второго этажа  они были обнесены деревянной галереей.  И всюду, по всем трем стенам - двери, двери... Одна - со ступеньками вниз – должно быть,  в комнату рабов,  вторая - ближе к людской и подальше от жилых помещений хозяев дома – скорее всего на кухню с вечно  горячими  углями очага. Рядом – конечно же, холодная кладовка для продуктов.
     Прямо напротив  двери  из внутреннего дворика был вход в парадную горницу. За ней - родовое святилище с маленьким алтарем, где хранилось все необходимое для поклонения духам-защитникам семьи…
     Нет, конечно же, Мати не знала наверняка, что все именно так, ведь девушка жила не в городе, а в караване. Однако же, она прочла достаточно легенд и сказок, слышала историй о городской жизни, чтобы предполагать…
     -Здесь так пусто. Словно никто и не живет.
     -Хозяева сейчас на втором этаже. А рабы в подполе.
     -Дело не только в том, что в доме безлюдно. Нет ничего, что носило бы на себе людской запах, сохранило тепло рук...
     -Ты имеешь ввиду: здесь такой порядок,  который невозможен в доме,  где живут люди? Но, девочка, не все же такие неряхи, как ты.
     -Я не неряха! - обиженно поджала губы караванщица,  зло взглянув на чужака. - И вообще, я должна делать все сама, а у этих горожан, наверное, не один раб.
     -Если хочешь, мы можем подняться...- Харрад двинулся в сторону деревянной лестницы, ведшей наверх.
     -Нет, спасибо, - Мати отступила на шаг назад. Она увидела все, что она хотела.  Глядеть же на одеяла и подушки ей было неинтересно.
     -А, может быть,  тебе хотелось бы немного пожить в таком доме?
     -Нет, спасибо...
     -Ну что ты заладила: "нет, спасибо!", "нет, спасибо!" Я же не предлагаю  тебе  жить  в  чужом доме!  У тебя мог бы быть свой, собственный. И в нем – все точно так, как тебе бы хотелось…
     -Нет...
     -Ну, - он не стал больше настаивать, - как хочешь. Раз так, пошли дальше.
     Мати двинулась к двери,  однако горожанин остановил ее.
     -Ни к чему возвращаться, если можно идти вперед,  - он взмахнул рукой, и стена перед ними начала растекаться в огне и воде.
     -Ну да,  конечно, - кивнула Мати. Она уже настолько привыкла к подобному способу перемещения, что даже перестала удивляться.
     Пройдя сквозь мглу, девушка вновь оказалась на улице,  настолько похожей на ту, первую, что она даже решила, что  это – та самая.
     Харрад же, как ни в чем не бывало, продолжал свой рассказ:
     -Курунф, конечно,  не совсем такой, как остальные города, но не в большей мере,  чем ваш караван отличается от других подобных ему.
     -Что ты хочешь этим сказать?  - насторожилась Мати. "Это что же должно означать?  Ведь мы – спутники бога солнца. Выходит, в Курунфе тоже живет бог? Кто? Эрра?  Но ведь его дом – Куфа…"
     -В вашем караване есть кое-что необычное, и здесь тоже. Но необычного, - с самым безмятежным видом продолжал горожанин, - значительно меньше,  чем обыденного.  Пусть это город мечты,  но, в первую очередь, он все-таки город - место,  где живут люди. А люди, придумывая себе новые жизни,  используют для этого одни и те же образы – те, что им хорошо знакомы. Просто у одних фантазия больше, у других - меньше. Я вот о чем. Осмотрев один дом,  не сложно представить себе  все  остальные.
     -Тогда пошли в храм, - пожала плечами Мати. "Давно пора".
     -Э, подожди! - загадочно улыбнувшись, подмигнул караванщице горожанин. - Ты еще не видела самого главного!
     Гостья даже растерялась. 
     -Но ведь храм бога-покровителя и есть  самое главное!
     -Конечно, конечно! Должно быть, я не точно выразил свою мысль... - хмыкнул Харрад. - Скорее - не "главное", а  "необычное", "удивительно", "поразительное".
     -А разве храм...
     -Храм есть храм.  Стены, крыша да алтарь. В сущности, где бы он ни стоял - на земле,  на грани миров или за  их  пределами,  он везде одинаковый. Отличия – частности, детали, не более того.
     -Вот даже как... - Мати терялась в догадках, не зная,  что и думать. И у нее не было никаких идей насчет того, что может быть поразительнее храма бога-покровителя демонского города мечты.
     "Во всяком случае, это не жилище здешних магов. Мы прошли мимо них, даже не заглянув.  Так, словно там и смотреть не на что. А ведь можно было бы и заскочить на мгновение.  Благо здесь все так запросто, без разрешения..."
     -Что же это? - нахмурившись, спросила она.
     -Пристань.
     -Что?! - пораженная, вскричала Мати.
     -Берег моря, - терпеливо  начал  объяснять  служитель, - одетый в дерево и камень, - он говорил медленно, давая собеседнице время понять  каждое  слово по отдельности и представить все вместе, - где к земле пристают корабли. Это такие большие лодки, плавающие по...
     -Я знаю, что это такое! - не выдержав, прервала его караванщица. Ее губы обиженно сжались:  - Я читала легенды древнего мира, где рассказывалось о земле до наступления  снежной  пустыни! Карум  - вот как это называется!
     -Карум - не столько пристань,  сколько рынок, - задумчиво проговорил служитель. - Впрочем, - он небрежно махнул рукой, - это не важно. Главное,  тебе действительно кое-что известно.  Выходит, мне нет нужды объяснять...  И,  все же, девочка, советую тебе приготовиться.  Одно дело читать и совсем другое - увидеть наяву, собственными глазами.  О сказке ты  тоже  читала,  а  попади  в нее... - и он многозначительно замолчав, покачивая головой.
     -Мы идем?
     -Конечно, - улыбнулся служитель.  Весь  его умиротворенно-довольный вид говорил о том, что он вполне доволен ходом событий. И хотя кое-что и происходило медленнее,  чем ему хотелось,  главное, ничего не шло против планов.
      Размашистой, быстрой походкой  он зашагал по широкой городской улице прямо к горизонту и камни,  летя из-под его ног,  звякали друг о друга, точно монеты.
     Мати пришлось приложить немало усилия, чтобы догнать его.
     -Мы не перенесемся туда? - прерывисто дыша,  спросила она.
     -Пристань - не дом,  в котором главное обстановка. Здесь важен еще и подход...
     Приподняв бровь,  Мати искоса глянула на него. В глазах девушки было недоверие,  в мысли закрались сомнения: "Не безумец ли он?" - она качнула головой, почесала затылок, но ничего не сказала.  Хотя бы потому,  что служитель не оставил  ей времени на  вопросы. 
     Харрад шел так быстро, что девушка начала отставать, а потом, почувствовав в какой-то миг, что больше не в силах бежать, вовсе остановилась. Сердце бешено колотилось в груди,  словно от страха, дыхание было таким быстрым и кратким, что крошечных глотков воздуха, которые оно черпало, словно воду детская ложечка, не хватало на то, чтобы отдышаться. А тут еще под ребрами  закололо...
     -Харрад! - схватившись рукой за бок, она наклонилась.
     -Что? - он вернулся к ней так быстро, словно все время был рядом.
     -Ты слишком быстро идешь!
     -Прости. Я торопился поскорее миновать этот отрезок пути.
     -Почему? - тотчас вскинула на него настороженный взгляд девушка. - Тут опасно?
     -Да в  общем-то нет, - как-то не совсем уверено ответил служитель, - просто... Ну, ты сама должна понимать - люди мечтают о  разном. И  некоторые мечты опасны не столько для придумавших их,  сколько для окружающих.
     -И о  чем  же таком эти  мечты? - ей казалось, что Харрад  специально старался запугать ее.
     А между тем горожанин  был совершенно искренен:
     -Люди разные.  Одним хочется тишины и покоя, другим - быть в гуще событий.
     -Разбойниками,  что ли? - скривив в усмешке губы, спросила Мати.  Она понимала,  что вела себя не правильно, но ничего не могла  с  этим поделать.  Ей вдруг все в чужаке стало казаться смешным. Эти ужимки, страхи...
     "Он ведь слуга демонов.  И на самом деле ничего не боится.  Значит,  просто смеется надо мной..." - и усмешка  начала  медленно  превращаться в кривую гримасу - обиженную и презрительную.
     -Что? - заметив в ней внезапную перемену, однако же не понимая ее причину, спросил горожанин и, не дождавшись ответа, попытался отыскать его сам. - Тебе неприятно слышать,  что здесь есть разбойники?  Это уродует Курунф в твоих глазах?  Но,  девочка, ты должна понимать: мечты есть мечты.
     -Ничего себе мечты! - хмуро глядя в сторону, пробормотала Мати. Ей расхотелось идти куда бы то ни было.  Нет,  если  она  о чем-то и могла думать в этот миг, так это о том, как бы поскорее выбраться из Курунфа.  Окажись она возле врат, непременно убежала бы куда глаза глядят, подальше от этих проклятых мест.  Но врата остались далеко позади.  Со всех сторон ее окружал город, сделавшийся в ее глазах после слов служителя о разбойниках совершенно чужим. -  А если кому-то взбредет в голову стать призраком, чтобы мучить своих врагов? Или даже демоном? Вы исполните и эти мечты?
     -Мы не исполняем людских желаний. Мы только служим Курунфу. А он... - Харрад умолк на мгновение,  его взгляд стал задумчив. - Он не знает  различия между добром и злом. Для него все мечты - это хорошо. Да, кто-то мечтает стать демоном,  кто-то -  заклинателем  духов.  Ты считаешь первую  мечту  нашептанной Губителем,  вторую же – вполне достойной, при этом забывая, что не будь первой, вторая никогда не исполнится. Они – лицо и изнанка одного платья. Не будет части, не станет и целого. Так же с разбойниками и стражами…
     -Тогда уж, если следовать этому правилу до конца, получается, что без снежной пустыни не может быть Хранителей!
     -Хранителей города  - нет.
     -Но кто же тогда 34 мага Курунфа?
     -Люди, которые не видели за своим титулом ничего, кроме магической силы и дарованной ею власти. И, потом, чтобы  быть магом совсем не обязательно согревать землю. Достаточно родиться во время или в месте, когда и где нет пустыни.
     -Во время легенд…
     -Ну да.  Тем  более  что ох как многие мечтают хотя бы одним глазком заглянуть в тот мир,  уж не говоря о том,  чтобы жить  в нем. Пойдем, - он взял ее за руку, повел за собой.
     -Но ведь...  Но ведь так можно одни боги знают до чего договориться! - пробормотала она. - Ведь...  Да,  разбойники и стражи,  с этими все понятно. Но разбойники и те, кого они грабят... Эти люди ведь...  Они  не  могли мечтать ни о чем подобном!  Они хотели спокойной жизни...
     -Если бы им была нужна спокойная жизнь,  они бы ее получили. Но нет,  они мечтали о богатстве.  А богатство не возможно без  постоянного беспокойства о том, чтобы не лишиться его.
     -А демоны?  Их же встретят не  только  Заклинатели,  но  и простые, обычные, беззащитные...
     -Те, кто никогда не думал о  демонах,  не  узнает  их,  даже столкнувшись нос к носу, не увидит, не заметит, не испугается... И не пострадает от них.  Потому что демоны по большей части первыми  не делают ничего.  Они... Как бы тебе объяснить... Они - как огненная вода. Пока ее не зажгут, не загорится.
     -Но...
     -В Курунфе все получают лишь то, о чем мечтают.
     -Да? А вот тогда... Вот, например, один человек мечтал о долгой безмятежной жизни,  а второй - о страданиях и быстрой смерти  для этого, первого. Как эти две мечты совместятся? Или другой случай. Двое хотят назвать своей женой одну и ту  же  девушку,  она  же мечтает о третьем.  Чья мечта исполнится?
     -Каждый получит то, о чем мечтает.
     -Но как!
     -Начнем с первой пары.  Один обретет исполнение  мечты  при жизни, второй - после смерти.
     -То есть? - нахмурилась Мати,  чувствуя,  что перестает что бы то ни было понимать.
     -Тот, кто хочет жить долго и безмятежно, будет жить долго и безмятежно.  Но после будет страдать, вновь и вновь переживая смерть, то одну, то другую, все те, которые выдумывал для него второй.
     -Но это... - она прикусила губу,  несколько мгновений помолчала, чувствуя,  как внутри нарастает неприятие,  и, вместе с ней - доля страха.  Ведь мало ли о чем мечтают другие.  Что если кому-то взбредет в голову пожелать  чего-то подобного для  нее? – Злодей все равно  останется недоволен, - сама не зная, почему, пробормотала она. - Ждать целую жизнь, глядя на чужое счастье...
     -Ему не придется ждать, если он быстро умрет.  Ведь  во владениях богини смерти время идет совсем по другим законам. И вечность может сжаться до одного мгновения…
     -Но...
     -Что тебя смущает? Или ты считаешь, что человек, желающий смерти другому, сам не заслуживает того же?
     -Заслуживает. Только… Он ведь не мечтал умереть.
     -И о долгой жизни тоже не мечтал.
     -А почему невинный должен страдать после смерти?
     -В мироздании все уравновешено. И счастье, и беда. Если в жизни нет беды,  значит,  она наверстает упущенное после смерти. …Теперь, что касается трех влюбленных...
     -Спасибо, я  все  поняла! – Мати поспешно  прервала служителя. Она уже и подумать боялась о том,  что могли сотворить с несчастными демоны Курунфа, стремясь исполнить мечты всех.
     -А мне кажется - нет, - качнул головой Харрад. - Иначе ты бы  не смотрела вокруг  с такой ненавистью.  Курунф - город высшей справедливости. Он каждому воздает по заслугам. Каждый получает по мечте и с каждого по мечте спрашивается.
     -Да, я поняла,  поняла, - ей был неприятен этот разговор и хотелось его поскорее закончить.
     "Дура! - в сердцах ругала она себя. – Стала думать,  что демоны не такие уж и плохие, что у них есть много хорошего, просто люди их не понимают! И это после всего того, что случилось во сне! Учат меня, учат, а я как была дурой, так ей и остаюсь! - она с силой стиснула зубы. - Ну ничего,ничего! Главное,  что  я  вовремя пришла в себя!  И в другой раз... Упаси меня боги! Я ни за что..."
     -Что ты там притихла?
     -Так... - неопределенно повела девушка плечами, опустила голову пряча от чужака глаза.
     -Опять задумалась? Не слишком ли ты много думаешь для девицы на выданье? Тебе впору пожелать для себя побольше легкомыслия.
     -Наверно, - вздохнув, кивнула она, - тогда мне было бы легче жить: не задумываясь ни над чем,  не мучаясь по пустякам. Вот только...
     -Что? У тебя есть другое желание? Более страстное, самое заветное?
     -Желание... - она помедлила,  задумавшись, затем, качнув головой, проговорила: - Да не в этом дело. Однажды я уже пыталась измениться. И изменилась
     -Тебе не понравился результат?
     -Нет, - решительно мотнула головой девушка, - жить той мне, конечно,  было легче, но только это не та жизнь, которую я хотела бы прожить.
     -Как у тебя все сложно! ...Но, впрочем, дело твое. Не хочешь - как хочешь. Так или иначе,  мы подходим к пристани. И раз уж мы здесь, чтобы полюбоваться этим местом,  а не просто  пройти мимо, давай оставим наш разговор.
     Мати не возражала. Она огляделась, стараясь не пропустить приближения чуда. Однако мир по обе стороны от улицы оставался прежним, однообразным - вереница городских домов, ограждавших высокими стенами каменную ленту дороги и больше ничего. Но стоило сделать всего несколько шагов,  и, переступив черту горизонта, где небо сливалось с землей,  она оказалась...
     "Вот он  какой,  край  легенд! – Мати зачарованно  глядела вокруг. - Это... Это даже большее чудо,  чем сад благих душ! Это... Это..." - она не могла найти нужных слов. Зато всю ее переполняли образы, которые кружили перед глазами,  перетекали один в другой,  скользили, увлекая за собой.
     Она стояла на краю обрыва.  Над головой расстилался синий, шитый золотом шатер небес. Сверкало солнце. Оно было таким  непривычно  ярким,  что на желтый диск нельзя было взглянуть - глаза тотчас начинали слезиться и даже зажмурившись  сквозь закрытые веки  были  видны  желто-алые блики.  Ветер гнал куда-то легкие, пушистые облака, которые то представлялись скользившим по небесному склону  драконом,  но белоснежным лебедем,  раскинувшим над землей свои священные крыла, защищая ее от беды.
     Это небо было таким...  Таким удивительным, манящим, страстным... И,  главное,  таким близким,  что, казалось, стоит подпрыгнуть, чтобы  окунуться в него с головой.
     Когда же взгляд,  оторвавшись от простора  небес,  опустился чуть ниже...
     -Ух ты! - восхищенно прошептала Мати. - Ну надо же!
     В первый  миг ей показалось,  что это небо перелившись через горизонтный край,  выплеснуло свои синие воды на простор  земель, залив половину мира.
     -Море! Вот ты какое...
     Ей не раз доводилось слышать от взрослых: "Караван идет по берегу моря..." Однако при  этом в окружавшем ее краю снежной пустыни ничего не изменялось. Белизна снегов не становилась синей, в шепоте ветров не слышался рокот волн... Действительно, какая разница,  что лежит под ногами:  замерзшая  земля или такая же твердая мерзлая вода?
     Здесь же все было совсем не так, иначе, удивительнее.
     "Теперь я  понимаю,  почему  большинство легендарных городов были построены на берегу моря.  Кому же захочется, раз увидев такую красоту, уйти от нее?"
     Она глядела на мир широко открытыми глазами, стремясь вобрать в себя все образы  окружавшего ее мира,  чтобы не просто их  запомнить, но и заполнить ими душу.
     Волны скользили на крыльях ветра к желтой полоске берега, чтобы на миг обратить свою синеву в белый пух пены, а потом отхлынуть, возвращая былые цвета,  но лишаясь силы. Солнечные лучи, отражаясь о них,  крошились на множество ярких золотых  искр, которые точно лепестки неведомых огненных цветов плавали по воде, покачиваясь на волнах.
     Внизу, у подножия горы,  на вершине которой  возвышался  Курунф, тоже был город.  Такой же удивительный и неповторимый,  как весь окружавший его мир. В небо врезались высокие колонны неведомых дворцов,  в садах цвели цветы, которые были прекраснее всех тех, что когда либо видел глаз... 
    В этом городе было множество  улиц, но не серых, тусклых,  окруженных со всех сторон глухими стенами домов. Точно тропа каравана, они вели сквозь сады,  вливаясь как речушки в озера  площадей, убегая  от  них  вниз,  к морю,  чтобы непременно встретиться вновь у Карума - огромной,  шумной площади,  одна сторона которой была обращена  к  земле, а   вторая  – к воде...
     -Видишь белые полотнища над водой? - нагнувшись,  зашептал  ей на ухо горожанин. - Это паруса...
     -Паруса... - прошептала Мати. Ее глаза уже смотрели на корабли. Некоторые из них застыли возле берега. Мостки были переброшены на сушу и девушка даже видела,  как по ним словно муравьи по соломинке двигались  склонявшиеся в три погибели под тяжелыми ношами рабы. На них не было ничего, кроме набедренных повязок, и открытая солнечным лучам кожа приобрела цвет бронзы, делая их похожими скорее на неведомых созданий из камня и  металла, чем живых людей.  Вокруг суетились надсмотрщики, в тени тентом стояли купцы,  наблюдая за разгрузкой...  Другие лодки  - большие и совсем маленькие,  в которых с трудом разместились бы и двое, покачивались на волнах. Их паруса были спущены, голые палки мачт напоминали  стволы  ободранных  ветрами  деревьев. В то время, как третьи  под полными парусами летели  на  крыльях  ветра прочь от земли…
     "Интересно, куда они держат свой путь? В другие легендарные города? И эти корабли - повозки каравана этого края?  Каравана, который путешествует не по снегам пустыни, а по волнам моря? - Мати улыбнулась, представляя себе... - Как было бы здорово подняться  на  борт,  пронестись над водой... Или войти в волну, почувствовать ее дыхание..."
     Она хотела спуститься к морю.  Но даже самая узенькая тропинка не вела вниз с той крошечной площадки у края обрыва, на котором она  стояла.
     "Это что же, нужно уметь летать, чтобы спуститься из верхней части города в нижнюю? Или это невозможно?"
     -Скажи... - сведя острые крылья бровей у переносице,  Мати обратила сосредоточенное лицо к чужаку.
     -Ну что,  налюбовалась? – прерывая ее, заговорил тот. - Захватывающее зрелище, верно?
     -Да... А как...
     -Как такое возможно?  На то Курунф и город исполнения мечты.  Каждый получает то, что хочет. Как я уже говорил. А мечта способна ох как на многое. И когда набирается множество тех,  кто мечтает о похожем, - он развел руками, показывая на мир у их ног, - пожалуйста!  Даже легенда становится явью!
     -А... Мы пойдем вниз?
     -Если хочешь...
     Мати уже открыла рот,  готовая сказать: "Да, конечно! Я только об этом и мечтаю!", но в последний миг прикусила язык:
     "Постой-ка, - она нахмурилась,  заставила себя задуматься. - Это что же будет?  Я скажу - "да",  и демоны Курунфа исполнят мое желание. И все? Они победят, а я проиграю? Ну уж нет! Я здесь не ради этого! Я должна всегда помнить о том, с какой целью переступила границу Курунфа! У меня не должно быть другой  мечты, за исключением одной – спасти свой караван! Ради этого я готова на все: сразиться с демонами и даже уничтожить этот прекрасный город..."
 
Глава 13
     -Так что, - выждав некоторое время, спросил служитель, - хочешь спуститься в легендарный город?
     -Как-нибудь  в  другой  раз, - процедила сквозь стиснутые зубы  Мати.
     -Как знаешь, - пожал плечами горожанин, и по его лицу было не видно, расстроен он отказом или нет. - Ну, что ж... - он потер ладони, совсем как купец перед выгодной сделкой. - Раз так, идем в храм?
     -Идем, - кивнула Мати. Напустив на себя столько скуки, сколько только отыскала в душе, она умудрилась даже зевнуть. Ей было все равно, куда идти, что делать. Вернее, она всеми силами пыталась убедить себя и своего спутника в этом.
     "Вокруг меня только тени. Призраки. Видения. Нечто нереальное, ненастоящее. В сущности, ничего этого и нет вовсе. Мираж в бесконечной белизне снегов пустыни".
     Караванщица  шла вслед за горожанином,  словно слепая - опустив голову, прикрыв глаза,  скользя рукой по холоду каменных стен. Несколько раз служитель пытался заговорить с ней, но тщетно. Потом и он умолк, оставив всякие попытки разбавить молчание словом и последнюю  часть  пути они прошли в той тишине,  в которой звук шагов кажется так громок,  словно это не люди идут по каменной мостовой, а боги по тропе четырех стихий.
     -Ну вот, мы и на месте, - наконец, проговорил чужак, искоса глянув на девушку,  остановившуюся в тот самый миг, когда прозвучало первое слово, но так и не открывшую глаз, чтобы увидеть на цель пути.  Служитель сжал губы, свел на переносице густые черные брови,  отчего лицо его стало мрачным  и угрожающе зловещим. - Ты не хочешь даже взглянуть на храм! - он был полон обиды и негодования. - В конце концов,  прояви хотя бы  немного  уважения если не к людям, то небожителю!
     Мати медленно подняла голову, чтобы бросить из-под приопущенных век притворно скучающий взгляд на возвышавшееся перед ней строение. И в тот же миг, несмотря на все старания девушки сохранить безразличие, ее лицо начало меняться,  глаза расширились от удивления и восхищения,  рот приоткрылся,  с губ сорвалось сдержанное:
     -О-о!
     Воистину, это был настоящий храм. Даже нечто большее, чем просто храм. Сооружение,  столь огромное, что не нуждалось в вершине горы, чтобы возноситься в небеса, состояло из трех частей, причем  каждая  последующая стояла на крыше предыдущей, словно на каменной площади. Наклоненные, подобно  срезанным граням подстриженных кустов, стены ярусов были вырезаны из цельного камня,  поверхность которого отшлифовали с таким старанием и умением,  что она являла собой абсолютно ровную плоскость,  так что если бы с верхней части стены кто-то выплеснул воду,  ее поток стек бы вниз, ни разу на своем пути не повернувшись, не оставив и следа на камне.
     Во фронтальной части  здания были три лестницы - спереди и по бокам - которые  вели по фасаду на поднятый над землей первый ярус сооружения через высокие ворота,  поднятые над землей  так, что казалось, будто они сами и  то, что скрывалось за ними, более не принадлежало земле, являясь частью небесного мира, небесного храма. Такие же боковые лестницы поднимались с первого яруса на второй и со второго на третий. Но не на четвертый, последний. Туда шла только одна лестница - та,  что,  прямая, как стрела,  пронзала все ярусы, один за другим.
     Нижняя часть храма,  служившая, по всей видимости, его основой и  хранившая  внутри  себя  вспомогательные помещения,  как и главные врата, была  белее мела, точно туманной дымкой или слоем облаков отделяя землю от небес. Затем шел ярус цвета синего, безоблачного неба, и, наконец, последний был чернее ночи, лишенной звезд и луны,  черный,  загадочный,  манивший,  как  сама бездна.
     Мати стояла  как  раз  у начала  центральной  лестницы.  Ее взгляд, независимо от ее воли, стал подниматься по ступенькам все выше и выше,  пока у нее не закружилась голова.
   -Ой-ой! - прошептала она и поспешно зажмурила глаза, почувствовав, что начинает шататься.
     -Что с тобой? Тебе плохо? - донесся до нее откуда-то издалека озабоченный голос служителя.
     -Н-ет, - неуверенно ответила она.  Но прошло несколько мгновений и Мати,  вновь  ощутив под своими ногами твердь мощеной камнями площади, начала понемногу приходить в себя. - Все... все  в порядке.
     -Захватывающее зрелище, верно?
     -Очень захватывающее, - по ней – даже слишком.
     -Подожди, это еще что, а вот  когда  поднимешься  на  самый верх... Обычно  четвертый храм открыт только для служителей,  но, думаю, для тебя можно сделать исключение.
     -Почему это? - нахмурилась Мати.  Ей не понравились эти слова, как и то, каким голосом они  произносились - невинным и обыденным.  Будто речь шла о чем-то простом, само собой очевидном, и вообще...
     -Тебе ведь хочется.
     -Харрад, ты же понимаешь,  что это - не та мечта, ради исполнения которой я вошла в Курунф.
     -О, прекрасно понимаю!  Что бы я ни делал,  какие красоты  и чудеса ни раскрывал перед твоим взглядом,  ты упрямо держишься за это свое желание. Совершенно глупое и бесполезное.
     -Как ты  можешь  судить, - не  сдержавшись,  вскричала  девушка, - не зная...
     -Знаю, девочка,  знаю, - с грустью глядя на нее, произнес служитель, - ты хочешь уничтожить Курунф.
     Услышав это,  Мати застыла с открытым ртом. Она набрала полную грудь воздуха,  а потом вдруг поняла,  что не может ни выдохнуть, ни вдохнуть.  Девушка вся напряглась, лицо покраснело, губы же, наоборот, начали бледнеть, серея, внутри все похолодело.
     -Успокойся. Я и не  ждал  от тебя ничего другого. Право же, я был бы даже разочарован, если бы все было иначе. Ты - удивительное создание. Прошла через столько соблазнов... Но с другой стороны - ты столь же поразительно прогнозируема. Не нужно уметь читать мысли,  чтобы знать, о чем ты думаешь, не нужно обладать даром предвидения, чтобы понять, что ты собираешься сделать в следующий миг, знать,  что произойдет  в  конце этой вечности...
     -И что же? - Мати сама не заметила, как к ней вернулась способность дышать.  Или же,  может быть, она просто научилась обходиться без воздуха.
     -В конце концов, ты откажется от своей безумной идеи. Потому что поймешь, что это никому не нужно,  что этим ты никого не спасешь, наоборот, уничтожишь тех, кто был тебе дорог.
     -Нет! - упрямо сжав губы,  замотала головой девушка. - Нет! Нет! Нет! - казалось, она повторяла это вновь и вновь с единственной целью - чтобы не слышать слов чужака,  не задумываться  над  ними,  забыть...
     -Так или иначе, - как ни  в  чем  не  бывало, продолжал  Харрад, - тебе придется подняться в храм. Хочешь ты этого или нет. Хотя я и уверен,  что хочешь,  может быть, даже больше, чем чего бы то ни было другого...  Не спорь со мной,  девочка,  я же сказал -  так или иначе. Такова твоя судьба.
     -У меня  еще нет судьбы, - пристально глядя ему прямо в глаза, тихо промолвила Мати, - я еще не прошла испытание!
     -Вот как? – чуть приподняв бровь, спросил он, а потом с самым безмятежным видом продолжал: - Если ты не захочешь идти на самый верх, если решишь остановиться в шаге от вершины – я не пойму тебя, но приму твое решение. Все будет так, как ты захочешь. Идем же.
     -Л-ладно, - заставила себя кивнуть девушка.  Она  поняла,  что спорить и  упираться  бесполезно.  "Когда  нога уже оторвалась от земли,  хочешь или  нет,  придется  делать шаг..."
     Вообще-то, идти можно не только вперед,  но и назад,  однако для караванщицы  такого  выбора не было.  А эти ступени...  Они так манили к себе,  притягивая взгляд, убеждая, уговаривая, умоляя ступить на них, обещая все, о чем думал разум, все, о чем мечтала душа...
     Мати и не заметила,  как оказалась у врат.  Впрочем, если бы их золотые створки не были закрыты, она бы, наверно, не остановилась до самого конца лестницы.
     А эти врата были достойны того, чтобы на них обратить внимание. Камни, из которых они были сделаны, казались белее  мела, легче облаков, живее огня. Они соединяли в себе все стихии, излучали свет и одновременно притягивали его  к себе, поглощая.  От них веяло и холодом,  и жаром,  заставляя душу трепетать в груди. Их ровные, лишенные каких-либо украшений камни очаровывали более всех иных чудес  Курунфа, так что в какой-то миг Мати страстно захотелось стать их частью,  слившись с тем,  в чем она видела само совершенство.
     Но стоило створкам врат шевельнуться, ощутив прикосновение руки служителя,  распахиваясь перед странниками,  как  глаз узрел изъян даже в этом совершенстве.
     "Это только путь, - понял разум, - не цель, - Мати  на мгновение стало грустно. Чуть наклонив голову, она взглянула на остановившегося рядом с вратами служителя. В ее глазах блеснул огонек благодарности. Ведь если бы он помедлил хотя бы мгновение,  она могла совершить ошибку, о которой жалела бы целую вечность. - Если бы могла жалеть. Если бы сохранила себя, способность чувствовать, понимать..."
     -Что же ты? Храм ждет тебя.
     И Мати шагнула вперед.
     Она оказалась в небольшой зале, где не было ничего, за исключением дверей по одной на каждую из  четырех  стен. Вернее, двери были с четырех сторон,  в то время,  как стена – всего одна, замывая зал в круг, над которым возвышался такой же круглый купол - белый и безликий,  так что в этой белизне терялся взгляд, утопая, как в снегу.
     "Этот зал... - глядя вокруг, думала Мати. - Он подобен солнечному шару. Свет без тени, дорога без конца..."
     В какой-то миг у нее закружилась голова. Девушка уже не помнила, в какую из четырех дверей она только что вошла, в которую ей нужно выйти, чтобы продолжать путь.
     -Почему ты медлишь? - почувствовав замешательство, охватившее ее спутницу,  проговорил служитель. - Это не сам храм,  а лишь его преддверие. Нам еще идти и идти... - однако, говоря это, сам он не сделал и шага вперед.
     "Словно оставляет это право за  мной, - переводя  взгляд  с одной золотой  двери на другую,   думала Мати, - так,  если это – какое-то испытание. Если я выберу нужную дверь, то продолжу путь наверх, если же ошибусь - вновь окажусь у подножия храма. И выбор не особенно сложен.  Всего лишь  один  к  трем. Вот  только... - она нахмурилась,  не совсем понимая. - Зачем все это?  Ведь я и не рвусь в храм.  Мне хватило того, что я увидела внизу... - и она оставалась стоять на месте,  терпеливо ожидая,  когда служитель сделает  первый шаг. - Это нужно ему, не мне…"
     -Ну, идем, - когда пауза затянулась настолько, что растягивать ее еще больше было просто невозможно, вздохнув, проговорил служитель. И вновь – ни тени недовольства на лице, приветливый вид, бодрый голос. Как ни в чем не бывало, служитель открыл дверь,  за которой был путь наверх,  и первым переступил черту.  Мати же со спокойной душой  двинулась следом.
     Миновав врата, они начали подниматься по беломраморной лестнице. Ступеньки поскрипывали под ногами, словно снега пустыни.
     "Ничего удивительного, - подумала   Мати, - это   ведь  облачная лестница, а всем известно, что облака состоят из снега..."
     -Харрад,-когда половина лестницы уже была пройдена, спросила девушка у шедшего чуть впереди служителя, - вот ваш храм состоит из белого,  синего и черного ярусов.  И они  все посвящены  одному  богу-покровителю? Или у Курунфа их несколько?
     -Это сложный вопрос, - он впервые не ответил ей прямо, во взгляде забрезжило сомнение, так, словно он не был уверен, что собеседница поймет его.
     Мати тотчас пронзила ледяная игла обиды, губы дрогнули, скривившись в усмешке. Весь ее вид говорил: "Куда нам, серым караванщикам, до ваших служительских премудростей! ", губы же произнесли:
     -Мне просто показалось странным, что у вас не один храм, а  три, да еще разного цвета.
     Служитель молчал,  не спеша с ответом,  и девушка продолжала,  пытаясь отыскать его сама:
      -Может быть,  если мы войдем в внутрь, я пойму...
     -Мы войдем, - успокоил ее  спутник,  однако тотчас добавил: - Но не сейчас. Эта лестница - только для идущих на самый верх. Потом, когда будем спускаться, ты сможешь выбрать другие, боковые, и пройти по всем ярусам...
     -Пожалуй, лучше не надо... - пробормотала Мати. Она нахмурилась, размышляя над словами горожанина. Девушке совсем не понравилось то, как все это прозвучало. Не угрожающе, нет, но... зловеще.
     "В одном  городе  мне  уже предлагали заглянуть в его святая святых, - подумала она, - но за это знание мне нужно было отдать все, что у меня было, даже саму себя..."
     -Что, передумала? – служитель глядел на нее с тенью усмешки на губах. - Вот уж не подумал бы,  что ты упустишь такую возможность. Обычно все только и мечтают о том,  чтобы заглянуть в храм. Один  миг в нем дает ответы на больше вопросов,  чем способна найти целая вечность в любом другом месте земли.
     -Мне доводилось бывать в храмах,  которые посещали небожители, - пробормотала Мати.
     -Тебе там не понравилось?  Конечно, иначе ты вспоминала бы о них совсем с другими чувствами и спешила навстречу новым  встречам,  а не шарахалась, словно от вестников смерти... Интересно, почему?
     -Там всегда что-то случалось.
     -И по большей части не очень хорошее?
     -Совсем плохое.
     -Может быть, все дело в том, что это были храмы, построенные верой, а не мечтой.  Ведь вера - вещь вынужденная. И вынуждающая. Потому что против нее никто не смеет пойти,  хотя порой очень хочется. Мечта  -  нечто совсем другое.  Она свободна,  как может быть свободна только она одна.  Ведь каждый мечтает лишь о том, чего действительно хочет. 
     -И, все же… - Мати огляделась вокруг в задумчивости. - Вряд ли все три храма посвящены одному богу. Вот первый ярус. Белый храм...  Здесь сложно ошибиться. Белый цвет принадлежит только госпоже Айе. Это ее край, мир снежной пустыни, мир сна, а, значит, и мечты. Думаю, внутри он  подобен  обычному земному храму. Те же тронные залы, фрески, статуи воинов, залы...
     -Может быть, - хмыкнул служитель, - людская фантазия ограничена. И в большинстве своем мечтают люди о том,  что знают, что видели когда-то...
     -И врата... - словно не  слыша  его,  продолжала  девушка. - Это грань между  сном земной  жизни и вечным сном. Кому не дано подняться выше, тот возвращается назад, чтобы переродиться...
     -Возможно, весьма возможно...  А остальные храмы? 
     -Синий цвет… - Мати задумалась. Она не знала, чей это цвет, а в голову ничего не приходило. Наверное, какой-нибудь незначительный маленький божок. Ей он совсем был не интересен. Промежуточный храм – словно переход между двумя залами и не более того… Другое дело – третий, черный… - Первый храм самый большой. Его стены самые мощные.  Стоящий у подножия может даже считать его основным. Верхний почти не виден, черная тень во мраке. Он совсем маленький. И, все же, почему-то мне кажется, что именно он -главный. Остальные нужны лишь для того, чтобы вознести его над землей и небесами, жизнью и смертью.
     Брови служителя приподнялись,  глаза с удивлением  взглянули на девушку,  губы  на мгновение сжались в тонкую нить,  затем шевельнулись, словно Харрад собирался что-то сказать, но передумал, и потому  с них не сорвалось ни слова.  Голова наклонилась в сторону, однако, если бы кто взглянул на него в этот миг, он вряд ли бы понял,  кивает ли горожанин, подтверждая верность предположений юной караванщицы,  или, наоборот, качает головой в знак несогласия.
     Так или иначе, Мати смотрела в этот миг совсем в другую сторону, не нуждаясь в подтверждении своих предположений. Тем более что как раз в этот миг ее внимание привлекло...  Она и сама не сразу поняла, что.
     Караванщица огляделась,  застыла на мгновение, прислушиваясь к тем  звукам,  которые доносились из тишины.  Но кроме шелеста дыхания да стука своего сердца так ничего и не  услышала. Тогда она принюхалась. Не пахло ничем. Совсем.
     "Вот еще непонятность..." - подумала она, а затем села на последнюю золотую ступеньку.
     -Ты что,  устала? - спросил служитель.
     -Нет, - в первый миг ответила девушка,  потому что  дело  было совсем не в усталости, однако затем решила: "А какая, в сущности, разница? Кому дело,  правду я говорю или нет?" -  Да,  устала,  - проговорила она. - Ничего, если я немного посижу?
     -Здесь? – удивленно взглянул на нее служитель.  - Однако,  если ты этого хочешь... - он не видел причины возражать.
     Что касается Мати, то она несколько мгновений сидела, наклонив голову на бок, и глядела на черные ступеньки.
    -Странно, очень  странно... - сорвалось  у нее с губ.
    "Ступени должны  быть другими... – она была уверена в этом. И дело было не в том, что ей не нравился их цвет, просто... - Это не тот черный цвет, - в то же время ее совершенно не смущало,  что считалось, будто люди видят лишь  один оттенок черного.  В отличие от белого,  желтого, зеленого... Да почти всех остальных цветов.  Нет,  Мати знала - черный имеет даже больше оттенков: черный с золотом, черный с серебром, черный с перламутром и синевой, черный с красным... В общем, он мог включать в себя все,  что угодно. - Этот, например, черный с золотом, - ее губ  тронула  усмешка. Мати  хмыкнула. - Такое чувство, что он смеется. Его веселит совершенно все:  небо наверху и земля внизу,  люди,  приходящие к храму, и  птицы,  летящие  неизвестно  куда. Он готов находить смешное в чем угодно. Но тот, к чьему храму ведут эти ступени... Он ведь совсем не такой. Он... - девушка задумалась на миг,  вспоминая. - Его скорее можно назвать хмурым, чем весельчаком. И уж конечно он никому не позволил бы потешаться над собой. А когда  не  хочешь, чтобы над тобой смеялись,  ты не даешь повода... Никогда. Потому что не желает, чтобы наступил момент, когда кто-то воспримет нечто серьезное как  шутку  и станет смеяться. И..."
     В то же время она была почти уверена, что служитель считал себя слугой именно Нергала.
     "Как же все это сложно!" - а она не любила сложностей и загадок, особенно – когда от правильного ответа зависело будущее.
     Рука с долей опаски потянулась к первой из черных ступенек, не сразу решившись коснуться,  замерла, чувствуя исходившее от него тепло. Потом,  наконец,  она решилась,  тронула ступень... И тотчас оторвала руку. Мати удивленно прошептала:
     -Горячо!
     -Солнце, - спокойно пожал плечами служитель,  не видевший в этом ничего необычного. - Оно нагрело камни.... А, - потом, решив, что понял, что именно показалось гостье странным, закивал он головой, - ты, наверно, обратила внимание на то, что ступень, на которой ты сидишь, другая.  Да, она холодная. А черная - горячая. Потому что черный цвет притягивает к себе тепло.  И нагревается быстрее. Так что...
     -Да нет, - нахмурившись,  качнула головой девушка, - дело в другом.
     -В чем же?
     Мати тронула губу, потерла подбородок, раздумывая, потом пожала плечами.
     -Не знаю... Так... Не обращай внимание... – не нравилось ей это все, ох как не нравилось!
      И тут ее взгляд соскользнул вниз. И тотчас душа ушла в пятки.
     -Ой-ой-ой! - она и не думала,  что поднялась так высоко.  Нет, конечно, она знала:  ступеньки вели наверх,  и было  их  пройдено бессчетное множество, и все же... Даже у обрыва, с которого открывался вид на край легенд,  было не так страшно.  А тут... В какой-то миг ей показалось,  что каменная лестница закачалась, готовая уйти из-под ног, и девушка что было сил вцепилась в ступеньку, на которой сидела.
      -Спокойно, спокойно, - склонился   над  ней  служитель. - Ничего страшного, такое бывает.  Ты просто не привыкла к  высоте. Не смотри вниз, смотри на меня. Давай, тебе надо успокоиться...
     -У-успоко-иться? - заикаясь, с трудом выговорила  караванщица. Она не представляла, как это сделать, как заставить себя не думать...
     "Вот-вот! О чем я только думала, забираясь сюда! Во всяком случае, не о том, что придется спускаться..." - она мысленно представила себе,  как,  глядя с лестницы вниз,  делает  шаг...  И вновь вжалась в камень,  не просто вообразив,  но чуть ли не всем телом почувствовав, как, оступившись, падает вниз.
     Служитель протянул ей руку:
     -Держись, - как будто человеческое тело было прочнее камня.
     Мати хотела оттолкнуть  его,  вместо  благодарности  обдав  таким  презрительным взглядом,  что ушат ледяной воды,  выплеснутый с размаха в  лицо, по сравнению с ним показался  бы детской забавой, однако, к собственному удивлению, обронив:  -Спасибо, -  приняла  протянутую руку,  утопив тонкие девичьи пальцы в большой широкой ладони.
     Стоило ей коснуться чужака, как она тотчас почувствовала облегчение. Ведь всегда легче,  когда есть на кого опереться.  И не важно, что этот кто-то - служитель демонского города. А через миг она, забыв о своих страхах, уже думала о том, какая большая у Харрада рука,  мозолистая,  хотя,  казалось бы,  он  не крестьянин,  не  ремесленник.  По  ее разумению,  у служителя ладонь должна была быть мягкой и теплой.
      Впрочем, сейчас для нее главным было другое – что, держась за руку горожанина, она смогла, подняться на ноги, медленно выпрямившись, повернуться лицом к храму,  обращаясь спиной  к той пугающей бесконечности, что заползла под первую ступень лестницы в иные миры.
     Смотреть на храм было легко. Ничего не пугало, лишь хотелось поскорее узнать, что там, внутри.
     Прошло несколько  мгновений,  и  коленки  перестали дрожать, плечи расправились. И тогда Мати отпустила руку служителя.
     -Спасибо, - с благодарностью глянув ему в глаза,  она виновато улыбнулась, словно прося прощения за мгновенную слабость.
     -Не за  что, - он тоже улыбнулся,  тепло и открыто. - Ты молодец.  Другие, когда обнаруживали себя  на  такой высоте,  начинали паниковать,  метаться,  пытались ползком спуститься вниз...
     -Если страшно  спускаться,  значит,  нужно подниматься, - глядя на лежавшие перед ней черные ступеньки, проговорила Мати.
     -Странный вывод. Я бы даже сказал - парадоксальный, - на его лице отразилось уважение. - Но самый верный.
     Он хотел уже спросить: "Ну что, пошли?" - спеша воспользоваться мгновением,  как нельзя лучше подходившим для того, чтобы пересечь черту черного яруса. Однако Мати  сделала шаг прежде,  чем он успел произнести и слово. Возможно, ее движения были не достаточно быстрыми, но в твердости им было не отказать.
     Черная лестница  привела  ее к каменной площади – достаточно просторной,  чтобы на ней можно было разместить караван со  всеми его повозками,  торговыми рядами, продавцами и покупателями. Мати остановилась перед ней,  но на мгновение,  короче  того,  которое можно было бы расценить как сомнение или неуверенность.
     -Харрад, - негромко проговорила девушка,  чуть наклонив голову в сторону  горожанина, однако не поворачиваясь к нему, боясь, оглянувшись, вновь ощутить себя так бесконечно далеко от  земли, как может быть только навеки покинувший ее, - скажи, кто покровитель  Курунфа?
     Служитель несколько мгновений испытующе смотрел на нее,  ничего не говоря,  однако затем, видно, решив, что отступать гостье уже поздно, некуда да и незачем, промолвил:
     -В городе Его зовут господин Эрра. Но у Него есть и другое имя, в крае снежной пустыни известное куда лучше этого...
     -Господин Нергал, - кивнула Мати.  В ее лице ничего не изменилось, разве что глаза  погрустнели,  да  задумчивости  в  них  прибавилось.
     -Для впечатлительной юной караванщицы  ты  слишком  спокойно произносишь имя Губителя.
     -Мне доводилось встречаться с Ним... - глядя  на  свои  тонкие пальцы, теребившие край рукава, промолвила девушка.
     Бровь служителя приподнялась. - Вот даже как…  -  горожанин удивленно смотрел на нее,  не понимая, шутила та, или говорила серьезно.
     -Я... - Мати медленно  двинулась в сторону  храма, более не остановилась,  даже не повернулась к  своему  спутнику, ведя себя  так,  будто теперь не он был ее проводником,  а она его. - Не знаю, огорчу я тебя, или обрадую. Но это, - она махнула рукой в сторону черных стен, - не храм Эрры.
     -Да? А ты уверена? - хмыкнул служитель с самым беззаботным видом. 
     -Ну... - по ее гладкому лбу пробежала суровая морщина,  делавшая ее старше и серьезнее своих лет. - Я хотела сказать... Это,  конечно  же, храм. Но не Губителя.
     -В городе поклоняются господину Эрре не как  Губителю.
     -Конечно, я понимаю. Это были не совсем те слова... "Не  храм Эрры"  -  говоря  это,  я имела в виду, что это не храм, в который приходит Эрра.
     -И почему ты так думаешь?
     -Ну… Я не  уверена,  я просто предполагаю… Я встречала Эрру и немного знаю, какой он. Тот, кого вы считаете своим покровителем, никогда бы не вошел в этот храм. Дело в том, что… Эрра - бог войны. Он высок и широкоплеч. Чтобы вступить под эти своды, Ему пришлось бы склонить голову. А Он никогда не сделал бы ничего подобного. Даже если бы речь шла о Его собственном творении,  не то что деле рук простых смертных.
     -Нет, конечно,  нет! Разве мы бы построили храм, который был бы тесен его господину!  Может быть, он и выглядит снаружи небольшим, но внутри  он просторен,  весь - одна огромная зала...  Кроме того... Кроме того, он ведь построен на самой вершине мира!
     -Вершина мира  -  вещь  относительная.  В  отличие от высоты дверного проема.
     -Небожитель входит  в  храм не через дверь!  Дверь - она для смертных. И вот им-то как раз и нужно склонять голову перед ликом своего божества!
     -Но потолки храма...  Они тоже не высоки. Если, конечно, пол не опущен вниз. Но это вряд ли. Дорога бога не может быть ниже пути человека.
     -Ну... Бог может быть любого роста - и огромного,  и  совсем крошечного...
     -Но зачем грозному богу, являясь перед смертными, принимать, образ карлика? Он - не повелитель сновидений, которого не смущает, что Его принимают за ребенка.  Великий воин всегда должен выглядеть могучим, ведь его должны бояться,  верно? И вообще.... - вздохнув,  Мати  провела  ладонью  по  лицу, словно спеша стряхнуть невидимую,  невесть откуда  взявшуюся  тоненькую нить паутинки.
     -Одно из двух, - улыбнулся ей служитель. – Или мы говорим о разных небожителях, или кто-то ошибается…
     -Да, конечно, я встречала Эрру всего раз, и… Наверное,  я действительно плохо его знаю…- она не собиралась спорить. Да и зачем? Уверенная в своей правоте, все,  чего она хотела,  это поделиться своим знанием  со служителем, который в какой-то момент стал ей симпатичен. Но если тот не готов принять правду, что же...
     Между тем, она подошла к вратам храма. Стоило ей протянуть к ним руку,  как тяжелые створки из черненого золота начали  медленно, с  тяжелым надсадным скрипом раздвигаться,  открывая путь в скрытую за ними черную, пустынную бездну.
     И, все же,  в последний миг Мати остановилась.  Ей стало неуютно, показалось,  что из черноты потянуло таким жутким холодом, что от него замерзала кровь и стыли кости. Душа противилась этому последнему шагу, рвалась прочь, крича: "Нет! Нет"!
     -Не бойся, - Харрад заглянул в лицо девушки, заметил нечто в ее глазах,  нечто, что он принял за страх, и поспешил успокоить: - Не сомневайся: это храм господина Эрры, Того, Кто благоволит к тебе.
     -Я сомневаюсь не... - начала девушка, однако на половине фразы остановилась,  умолкнув,  качнула головой: "Какая разница? Что это не город Эрры - и так понятно. Чего же я не знаю, так это кто на самом деле покровитель Курунфа.  А где еще можно получить ответ, если не в храме?"
     И она переступила черту. Тотчас мрак окружил ее со всех сторон плотной пеленой,  поглотил без остатка. Однако стоило Харраду войти вслед за ней,  и  теплота сменилась полумглой,  в которой не было света, но и тьма не казалась полной и совершенной.
     Воздев руки вверх,  служитель заговорил нараспев: - Молю тебя, яви Свою милость, приди в храм... - и, внемля его молитве-заклинанию,  повелители города откликнулись.  Одна за другой загорелись жаровни с огненной водой, расставленные у мраморных  стен,  по  которым тотчас поползли длинные красновато-черные тени.
       Мати смотрела вокруг, не мигая, и ждала того, Кто явится на зов служителя. В первый миг ей показалось,  что воздух в зале начал сгущаться,  словно туман, но потом вдруг все переменилось и,  очистившись,  утончившись, он стал прозрачнее талой воды,  чище вздоха морозного  утра.  А еще через  мгновение воздух уже представлялся множеством зеркальных поверхностей,  заполнявших все пространство залы. И тени, отражаясь в них раз за разом, сгустились в двух призраков, повисших между полом и потолком посредине залы. "Это не призраки, - едва увидев их,  поняла Мати. – Это демоны"!
     -Мы слуги повелителя, - зашептали вновь пришедшие, - и,  в  то  же  время – повелители слуг... - эта была загадка,  но ведь бессмертные  всегда  говорят загадками. Однако прежде, чем Мати успела хотя бы задуматься над ней, не то что разгадать, демоны повернулись к девушке.
     -Ну, здравствуй, гостья...
     Та молчала,  лишь сильнее сжав губы.  Мати понимала, что  обязана ответить на приветствие, ведь перед ней были божественные создания, самый младший из который больше любого из смертных.  Но она не могла произнести ни слова, когда язык сковал просто панический ужас. С чего это вдруг?  Ведь она никогда прежде не боялась демонов, более того, считая себя Творцом заклинаний,  просто не могла их бояться.  Но эти двое... Она была не в силах даже находиться с ними в одном зале. Нечто непонятное, нереальное,  невозможное гнало ее прочь.  И, в конце концов,  Мати, не выдержав, поддавшись этому чувству, зашагала прочь.
     -Ты что это надумала? - тени стали надвигаться на нее, сгущаясь.  Так легкие белые облака собираются  в тучи, предвещая ужасную метель. В словах, самом звучании голосов слышались раскаты грома и жуткое  завывание  ветра. Но Мати даже не замедлила шаг, во всяком случае, пока не вышла из него через противоположную вратам дверь храма - серую, обшарпанную, тяжелую и такую скрипучую,  что  казалось,  будто ею никто никогда не пользовался. За ней было небо, крохотная, в два шажка, площадка и ступени  - гигантские,  по одной на каждый ярус. Отполированные до блеска каменные глыбы. Ни уступа, на который можно было бы встать,  ни трещины, за края которой удалось бы ухватиться.
     -Остановись! - вскричал бросившийся догонять ее служитель.
     Видя, что та, не слыша,  продолжает  идти  прямо  к  краю бездны, служитель подбежал к гостье, схватил за локоть, удерживая:
     -Что ты делаешь! Дура, ты же разобьешься!
     Девушка резко вырвала руку,  брезгливо поморщившись, оттолкнула от себя чужака:
     -Это мой путь! Мой выбор!
     -Если... Если ты хочешь уйти...  Можно вернуться тем  же путем, каким мы поднялись...
     -Караванщик идет только вперед, вслед за солнцем!
     -Что за глупость!
     -Это моя жизнь! - вспыхнув, словно огненная вода от искры пламени, вскинула голову девушка.
     -Ладно, ладно,  прости меня, - решив,  что его  слова  обидели молодую караванщицу, хотя  сам он не видел в них ничего обидного,  поспешил извиниться Харрад, - конечно,  для каравана это закон. Но он действует только в дороге,  в снегах!  В оазисе все иначе! Здесь можно идти во все стороны,  проходя один и тот же отрезок  дороги  множество раз...
     -Горожанин может. Но не я!
     -Если ты пойдешь вперед,  то сорвешься с уступа и разобьешься! Это верная смерть!
     -А если  и  так? - она резко повернулась к служителю,  глянула ему в глаза. - Тебе-то какое дело? Оставь меня в покое! - отмахнулась от него Мати.  Она сделала еще один шаг и теперь стояла на самом краю, за мгновение до падения.
    -Что ж, - служитель отступил, - если тебе так хочется идти дальше - иди. Если ты мечтаешь о смерти – твоя  мечта исполнится. А если нет, - продолжал он там, где должен был умолкнуть, - ты не найдешь ее даже в самоубийстве. Иди. Все равно дальше своей мечты не уйдешь!
     -А может я и не хочу бежать от своей мечты! - так или иначе, она решилась. Зажмурившись, она набрала в грудь побольше воздуха, и...

 
Глава 14
     Она не почувствовала ничего: ни легкости полета, ни ужаса перед жутким ударом падения, от которого в ее теле должно было сломаться все,  не оставляя и тени надежды на пробуждение от вечного сна. Просто в один миг тишина небес сменилась ровным, рокочущим звуком.
     Открыв глаза,  Мати увидела море мира легенд, но не то недосягаемо далекое, каким  оно казалось с вершины скалы,  а близкое настолько, что достаточно было протянуть руку, чтобы его коснуться. Холодные брызги летели в лицо, пытаясь охладить жар горячих щек. 
     Время  от времени одна из волн,  наиболее сильная и смелая, вырывалась вперед,  чтобы коснуться своей пушистой пенистой шапкой босых ног синеглазой гостьи, на которой больше не было одежд каравана - тело укрывал кусок белоснежной  материи, одновременно шелковистой и пушистой,  такой легкой и воздушной, словно ее ткали не смертные пряхи, а госпожа Алхми, создававшая нити из света и мрака. Золотые волосы трепетали за спиной, точно сказочный солнечный плащ или крылья воздушного духа – бабочки.
     Мати стояла на песке, таком желтом, словно он состоял из крошечных крупинок золота. Он был мягким, как мех, и живым, подвижным, как снег. Стоило ступить - и песчаные барханы рассыпались,  отодвигались  в  сторону,  освобождая место для ступни, чтобы через мгновение после прикосновения вернуться назад, обхватывая ногу со всех сторон.
     От берега и до самого горизонта, к которому медленно катилось солнце, пролегла огненная тропа. Она не была  прямой,  словно  стрела,  где-то  расширяясь, где-то, наоборот,  сужаясь, как, впрочем, и сплошной,  однородной, а точно пламень состояла из множества искр, которые вспыхивали то одна за другой, то все сразу, соревнуясь в том, какая из них ярче. И чем дольше Мати смотрела на эти искры,  тем больше ей казалось, что они сливаются в сплошной поток.
     Эта дорога... Она звала к себе, манила, говоря:
     "Встань на меня!  Сделай только один шаг, и я умчу тебя в самые лучше, самые светлые края!"
     "А может быть..." - Мати так захотелось поверить  ей,  довериться, что она не удержалась, и...
     Кто же мог знать,  что, уходя под воду, берег  обрывался так резко, будто  здесь на самом деле был край земли?  Кто-то,  наверное, знал. Но только не Мати, которая опомнилась лишь с головой погрузившись в водяную  гладь.
     Как же она испугалась! Сильнее, чем когда бы то ни было в своей жизни. Девушка  заметалась,  забила что было сил по воде руками и ногами, пытаясь вырваться из цепких объятий волн,  которые уже виделись ей  не иначе как водяными духами,  стремившимися утянуть чужачку подальше от берега,  в глубокие  черные  бездны моря.
     Мати и сама не поняла,  как ей удалось вырваться.  Лежа на берегу,  уткнувшись лицом в мельчайшие золотые песчинки,  которые,  пока были сухие, казались легче перышка,  намокая  же становились тяжелыми,  словно камень, она долго не могла перевести дыхание.
     Прошло время, прежде чем девушка стала  понемногу успокаиваться.
     "Все позади... Все позади..." - пыталась убедить она себя.
     Наконец, Мати нашла в себе достаточно сил, чтобы сесть. Мокрый  золотой  песок  покрывал ее лицо причудливой маской, припорашивая тяжелые растрепанные волосы, с которых ручейками стекала соленая морская вода. Он был даже на ресницах, его твердые крупицы щекотали нос, хрустели на зубах...
     Мати замотала головой, начала терять лицо руками, стремясь поскорее стряхнуть с себя эти липкие золотые крупицы, но у нее мало что получилось. В конце концов, она сдалась: "Ну и ладно! Все равно меня никто не видит! Главное, что водяным не удалось утянуть меня за собой. Хвата богам!" – и Мати резко повернулась спиной к морю, которое больше не казалось ей таким уж прекрасным и манящим.
     "Лживое, - разжигая ярость в своей груди, думала девушка, - какое  же  оно  лживое, это море! Вселяет надежду, и тотчас обманывает! - она обиженно поджала губы. - А чего, собственно, я ждала? - гнев вскипел в ее груди. - Каким было, таким и осталось! Не случайно же именно тот отрезок пути,  который идет по его ледяному панцирю, всегда считался самым опасным. Сколько людей погибло в трещинах! Да что людей - целых караванов! - злость  просто  переполняла ее. - Ну ладно,  ладно! Я отомщу ему за все! Одену в лед! Навсегда! Навеки вечные!"
     Не бросая более и взгляда на морской простор,  от  которого еще совсем недавно не могла оторвать глаз,  заставив себя не слышать настойчивый окрик - рокот волн, Мати решительно зашагала прочь.
     Берег не хотел ее отпускать. Мелкие камешки прилипали к ступням,  покрывая их словно изморозь полог повозки, сложенные из них крошечные башенки рассыпались под ногами, оттягивая  назад. Камни  побольше  норовили  извернуться,  поворачиваясь острыми краями, точно вознамерившись побольнее  ранить обнаженные ступни.  Когда же,  спасаясь от них, Мати попыталась встать на один из больших,  ровных,  словно отполированных, валунов,  то, едва коснувшись его,  отпрыгнула в сторону, обожженная жутким жаром.
    Но, несмотря ни на что, девушка продолжала упрямо уходить все дальше и дальше от края моря, и в один прекрасный миг берег остался позади. Она оказалась перед горой, поднимавшейся почти к самому сине-золотому, полному солнечного света и тепла, небу. Склоны покрывала высокая,  сочная трава,  никогда не  пригибавшаяся под тяжестью человеческой ноги, кустарник, распустившийся таким белым цветом, что казалось, будто его с головы до самых пят покрывал снег, деревья, одно удивительнее другого…
     -Красота! - мечтательно вздохнула она. А потом подумала: "Красота-то красота,  вот только как мне на эту красоту забраться?" – Мати не видела ни дорожки,  ни хотя бы какой  самой  узенькой, робкой тропинки,  что вела бы от подножья горы к ее вершине. Ступить же в траву она не решалась. И дело было вовсе не в боязни угодить в яму-ловушку,  споткнуться о корягу или, не удержавшись на крутом склоне, полетать вниз. Об этом она просто не думала. А вот о том, как это кощунственно идти по головам трав, причиняя им боль – сколько угодно.
     "Но как же мне подняться на вершину?" -  она  старательно пригляделась к склону,  и, наконец, к огромной радости и облегчению, увидела терявшуюся среди зелени,  почти не видную за ней лесенку золото желтого цвета. Она казалась покинутой, но не навсегда, только до поры. Мати даже подумала: "Она ждала моего прихода!" - хотя, конечно,  прекрасно понимала: никто и ничто не могло знать,  что она окажется здесь, когда ей самой об  этом  было  неизвестно  до  последнего мгновения. Но с другой стороны...  Почему бы и нет?  В конце концов, в жизни ведь всякое случается.  И это место...  Может  быть, оно одно из тех,  которые,  сколько ни обходи стороной, все равно рано или поздно окажутся на пути.
     "Конечно, ведь это край моей мечты.  Я представляла его именно таким.  И эта лестница...  - караванщица подошла к  нижней  ступеньки, нагнувшись,  осторожно коснулась прохладной, чуть шероховатой поверхности. - Как живая... - взгляд Мати потеплел, губ коснулась улыбка. - Не то что храмовая - отрешенная,    безразлично чужая... А, да ладно!" - она махнула рукой. Ей было неприятно вспоминать о храме, вообще думать о Курунфе. Тем более в этом краю, таком прекрасном и восхитительным. Ей даже начало казаться, что  она вырвалась из цепких лап демонов,  освободилась от их власти. Эта мысль грела душу, заставляла губы повторять: "Слава богам. Слава богам..."
     Когда девушка ступила на первую ступеньку, ее тотчас охватило чувство радости,  счастья,  блаженства.  Ей показалось, что она взлетела над землей на легких крыльях мечты. У нее даже закружилась голова. Рука  схватилась за поручень,  не только каким-то неведомым образом узнав, что он есть, но и безошибочно определив его место, несмотря на  то,  что  глаза  продолжали смотреть совсем в другую сторону.
     "Я знала,  что он здесь... Нет, дурочка, - поспешила отрезвить она себя, - не знала. Просто была уверена, что поручень должен быть где-то. Здесь его место. Вот и все. А знать... Знать я не могла...  Потому что никогда не бывала в этом краю...  Или..." - из ее головы упрямо не хотела уходить одна мысль... Робкая надежда... А что если она и в самом деле здесь не впервые?
     "Может быть,  я бывала здесь, будучи повелительницей снегов? И так любила это место,  что не смогла забыть даже в  своем смертельном воплощении, когда от памяти обо всем осталось не осталось и следа? …Я должна была любить это место,  не могла не любить! Потому что сейчас я...  Я на небе от счастья!"
     Она начала медленно подниматься,  неторопливо,  стремясь прочувствовать каждую ступень,  запомнить каждый миг восхождения. Ее глаза с нескрываемым интересом рассматривали все вокруг, пальцы скользили по каменным перилам, покрытым причудливой резьбой. И золотой каменный плющ был крепко переплетен с изумрудным, живым, подрагивавшим на легком дыхании ветра.
     "Зеленое - совсем юное... - осторожно,  боясь поранить, касаясь листочков рукой,  думала она. - Все в соку. Листочки еще не подсохшие, словно только что появились на свет...  А желтые, - ее пальцы перебежали на камень,  половинка которого, нагретая солнцем, была горяча, как капля огненной воды, а другая,  в тени - прохладна и свежа, - древние, как сама вечность..."
     За решеткой перил сквозь полог из старой,  опавшей листвы  и давно высохшей старой травы пробивалась молодая зеленая поросль. С огромными дубами,  чья темная жилистая листва  была  так широка, что в каждом листе можно было спрятать лицо, соседствовали легкая,  чем-то похожая на распустившую хвост птицу,  мирика и паррота - широколистная красавица с серым пятнистым стволом. Рядом стояла невысокая, юная данайя - густой изумрудный кустарник, миндальное дерево,  тянули  к  солнцу широко распахнутые ладони с множеством длинных острых пальцев пальмы...
     "Деревья легенд, - с  восхищением  и нежностью смотрела на них караванщица. - Сейчас таких нет. Даже в городах. Разве что сосна... - заметив хвоинки,  разбросанные  по ступенькам там и тут подумала она,  однако же,  подняв голову, не узнала знакомое   дерево   с   покрытым   зеленой   лианой  стволом. - Нет, - поняла Мати свою ошибку. - Это не сосна. В легендах было другое название... Пихта? Или тис? Или... Нет, не помню, – вообще, она не была до конца уверена ни в одном названии. Еще бы, ведь ей никогда не доводилось бывать во времени легенд,  во всяком случае, не в этой жизни.  А память... Даже запомнив совершенно все, бывает трудно  распознать увиденное, ведь очень часто образ никак не желает связываться со словом-названием.
     "Ну и пусть! Не важно! Главное, что есть дерево, имя же ему всегда можно найти, в конце концов, дать новое. Вот было бы здорово - придумать названия всему вокруг. И вообще... - расплывшись в счастливой улыбке,  Мати сладко потянулась. - Как же  я  люблю этот край!  Весь целиком,  каждое деревце, каждой листик,  каждую травинку. Словно он - мой настоящий дом, дом моей души".
     -Ой! - она не заметила сновавших по поручню  крошечных  жучков, спешивших  по  своим,  известным  лишь им делам,  и случайно смахнула одного из них на землю.
     Мати тотчас присела на корточки, пригляделась... и вздохнула с облегчением, обнаружив, что потревоженный ею жучок цел и невредим.
     -Прости! – все-таки посчитала себя обязанной извиниться девушка. - Я не хотела…!  Давай я помогу тебе, - Мати  потянулась  к крошечному существу,  но то исчезло быстрее,  чем девушка успела дотянуться до  него. - Испугался... - она была  удивлена  и  немного расстроена. - Но почему?  Я ведь только хотела помочь...  Хотя...  - поразмыслив, она поняла,  что в поведении жучка не было ничего удивительного и тем более обидного. - Наверное, я для него - как великан какой-то. Огромный, непонятный и потому страшный. Я бы тоже испугалась великана. Даже если бы мне сказали, что он добрый..."
     Прошло мгновение, и она продолжила подъем. Взгляд,  с  долей сожаления оторвавшись  от  зелени  чудесных деревьев,  вернулся к ступенькам.
     -Ох! - сердце йокнуло в груди,  лицо страдальчески исказилось, когда она увидела,  что несколько из них   пересекла  трещина, которая  показалась  девушке похожей на глубокую царапину,  немного поджившую,  а потому не багряно-красную, а  черновато-серую,  с запекшимися по краям сгустками грязи, так похожей на кровь. Ей стало жаль лестницу, словно та была не  мертвым камнем,  а живым существом.
     Не доходя и до четверти высоты горы ступеньки сменились небольшой ровной площадочкой, будто специально предназначенной для того,  чтобы не привыкший к долгому подъему странник мог остановиться на ней, отдохнуть, перевести дух.
     По краям площадки,  на перилах стояли большие каменные вазы, покрытые цветочным узором.
     "Здесь, должно быть,  когда-то были цветы..." – вздохнула гостья с грустью, поскольку нынче цветы остались только на поверхности камня, в наполнявшей же вазу земле росли лишь какие-то безликие дикие  травы.
     "Как жаль! - она снова вздохнула, а затем вдруг заговорщицки улыбнулась, подмигнула той из ваз,  которая стояла ближе всего  к ней: - Ну ничего,  ничего! Подождите немного! Я все исправлю, приведу в порядок! И снова зацветут самые прекрасные розы – золотые, солнечные, словно невесты..." - улыбка на ее устах стала задумчиво мечтательной,  глаза подернулись поволокой, так, словно взгляд уже проникал в то время,  когда все здесь будет по-другому. Снова. Вновь...
     Ступеньки... Одна,  другая,  третья,  десятая... Потом снова ровная площадка,  на этот раз - округлой формы,  с уже знакомыми вазами. С нее открывался прекрасный вид. Море во всем своем величии и солнечном  блеске.  Зеленый  бархат деревьев и легкие воздушные лепестки цветов несколько оттеняли резавший глаза свет, делая окружавший мир подобным  удивительной картине величайшего мастера всех времен и эпох.
     Однако Мати, едва почувствовав, что вновь начала засматриваться на красоту морской стихии, резко отвернулась.
     "Дура! - нахмурилась она, в сердцах ругая саму себя. - Что, забыла, как оно только что тебя чуть не утопило?"
     Губы девушки скривились, в глазах блеснула слезинка обиды:
     -Ненавижу!
     Может быть, когда-нибудь вновь наступит миг, когда она сможет без злости взглянуть на море. Когда-нибудь... Она так сильно,  так страстно любила этот край, что и теперь, несмотря на то, что  вспоминания были столь свежи, а обида  горька, понимала: однажды она простит его за все,  даже за эту попытку убить.
     "Но, - Мати тяжело  вздохнула, - я  никогда  не забуду того,  что случилось, - она слишком хорошо знала себя. - Жаль... - теперь  случившееся будет всегда лежать тенью между ней и морем,  не давая в полной мере насладиться чудесами этой прекрасной земли мечты. - Но... Ничего тут не поделаешь.. " - она снова вздохнула и,  миновав площадку,  продолжила карабкаться по  ступенькам наверх, к самой вершине горы.
     Несколько раз,  когда развесистые ветви мирики зависали  над ступеньками, образуя  тенистую  арку,  ей приходилось нагибаться, однажды, не успев вовремя среагировать,  она чуть не налетела  на ветвь головой, но густая, мягкая листва защитила ее, лишь похлопав по затылку,  журя за неосторожность.
      Ветер взъерошил успевшие высохнуть волосы.
     "Трепа-растрепа... - она коснулась  рукой  выбившейся прядки - жесткой, с вплетшимися в нее золотыми крошками  песка  и  рыжевато-бурой лентой морской травы. - Вот сейчас встретит меня кто - а я в таком виде:  волосы грязные, торчат во все стороны, лицо чумазое... Хорошо хоть водные духи не утащили покрывало, - она осторожно поправила его,  такое же белое и чистое,  как  в  первый миг, словно  ничего  и  не случилось, - а то гуляла бы сейчас голышом. Как одержимая демонами. Бр-р! Нет, конечно, - некоторое время спустя,  глядя на густой зеленый  ковер, укрывавший землю  так плотно,  что ее и видно не было, качнула она головой. - Голышом бы я ходить не стала. Сорвала бы несколько лопухов. Вон они какие огромные. Скрепила вьюном. И все. И стала бы похожа... На какого-нибудь лесного духа. А что? - эта мысль показалась ей забавной. - Было бы здорово - побывать лесным духом.  У них такая веселая жизнь - перелетают на крыльях ветра с дерева на дерево, с цветка на цветок,  танцуют, поют, играют со зверями и птицами... Вот только... Я не лесной дух,  это точно. Ни в мечтах, ни наяву. И никогда ни в какой жизни не была и не буду им,  потому что... - она остановилась,  прикусив губу. Ей вдруг стало как-то не по себе.  Сердце заныло  в  груди. Всегда обидно  осознавать,  что  тебе  кем-то  никогда  не стать, сколько жизней ни проживи. - Потому что я другая..."
     И она продолжила свое восхождение. Взгляд рассеяно скользил то по камням ступенек,  то по изгибам перил, то по расстилавшейся за ними зелени, пока не остановился на затаившейся среди деревьев на самом верху годы золотой арке с тонкими,  воздушными колоннами.
     Путь близился к концу. В груди проснулись, закружились, переплетаясь, противоположные чувства. С одной стороны, Мати  вздохнула с некоторым облегчением.  Подъем утомил ее, и она уже начала сомневаться в том, что ей удастся одолеть его до конца. Но с другой, ей нравился этот мир  лестницы, который был причудливо красив и отрешенно спокоен. Она уже успела разобраться в нем,  понять,  что здесь нет  ничего, что бы несло в себе хоть тень угрозы.  И ей не хотелось с ним расставаться, особенно не зная,  что ждет на вершине горы.  А ведь все неизвестное внушает страх,  таит опасность. 
     Тем временем последняя ступенька осталась  позади.  Оглянувшись, Мати ощутила нервную дрожь.
     "О-го-го! - она и не думала, что забралась так высоко. - Почти как у верхнего храма!"
     Так, да не так. Былой страх и нынешнее  волнение  не  имели между собой  ничего общего.  Эта высота совсем не пугала,  скорее наоборот, успокаивала, удаляя ее от ненавистного моря.
     "А лестница-то,  - заметив среди зелени желтую  змейку,  она удивленно приподняла бровь, - оказывается, вьется,  словно вьюн вокруг дерева.  Странно. Я думала, что шла только вперед, а выходит... - однако, это  открытие  ее нисколько не испугало,  скорее - развеселило: - Вот здорово! Значит, здесь можно идти в одну сторону, а  оказаться в противоположной!  Поворачивать,  не поворачивая. Нет, просто замечательно! - это новое открытие показалось ей очень забавным, будто какая-то игра, правил которой она пока еще не знала,  но в которую уже  страстно  мечтала поиграть. - А самое замечательное, - мелькнуло у нее в голове, - что в эту игру можно играть одной! И никто мне не нужен! Отлично! Прекрасно!"
     Она действительно так думала, чувствовала. Потому что:
     "Когда кто-то рядом,  это всегда обиды,  боль...  Лучше быть одной. Все тихо.  И никто не мешает наслаждаться покоем в самом сказочном их миров,  ни о чем не думая,  ни о чем не заботясь,  ни о ком не беспокоясь. И вообще... - она широко зевнула: - О-х! Я просто засыпаю на ходу!  И что это,  интересно,  я надумала? Сейчас не время для сна! Явь прекраснее самого лучшего сна! И вообще, я теперь вообще  не буду спать! Во всяком случае,  сколько смогу… Мати, Мати!  - девушка закрутилась на месте, замахала руками. - Взбодрись!" - и тут, взглянув вперед, она так и застыла на месте с поднятыми над головой руками и открытым ртом.
     -Ну, ничего себе!
     То, что  снизу  Мати приняла за арку,  оказалось чем-то куда  более величественным, а главное - огромным.
     -Беседка... - прошептали ее губы.
     Действительно, это сооружение более всего напоминало  именно беседку, вернее, ее половину. Высокие, точеные колонны легко поддерживали бледно-желтый, выгнутый в сторону неба диск луны. Между колоннами стояли  огромные,  выше  самого  рослого из караванщиков, подставки под жаровни с огненной водой - увеличенные  копии  тех, которые возвышались в святая святых храма оазиса - зале священного талисмана.  Только эти подставки были пусты.  Как и вазы для цветов.
     "Жаль, - она на  мгновение представила себе,  как было бы красиво,  просто сказочно, если бы ночью, в самый черный ее миг, все вокруг зажглось ярким пламенем огненной  воды.  Диск  луны  озарился бы,  и... - Ничего, - она с силой сжала веки, прогоняя навернувшиеся на глаза слезы сочувствия  и грусти. - Я все исправлю. Все будет хорошо, - ее пальцы пробежали по гладкому прохладному мрамору колонны, - все будет хорошо,  милый мой край,  любимый, единственный! Я вернулась. Я здесь, с тобой. Ты вновь засверкаешь, прихорошишься, помолодеешь, став солнцем земли, центром мечты…"
     Она миновала арку-беседку, на мгновение задержавшись под куполом луны,  словно  прося  благословения у небесной странницы и, получив его,  вздохнула полной грудью,  расправила плечи, откинув голову чуть назад.
     "Ну вот, можно идти дальше..." – теперь она знала, куда, видя возвышавшийся в конце широкой пальмовой  аллеи прекрасный  белоснежный  дворец -  ледяной дом повелительницы снегов среди зеленого бархата чудесного знойного сада.
     "Не ледяной,  нет, - глядя на высокое, легкое строение со множеством беломраморных колонн,  причудливой  высокой  анфиладой  и сверкавшими в свете солнца стенами, она лукаво улыбнулась, - лунный дворец! - кому, как не  ей,  было  знать  разницу,  понимать: - Тот мертвый, а этот живой. Тот растает, когда придет пора пробуждения спящих вечным сном,  а этот будет существовать всегда,  пока  есть земля, небо, солнце. Когда исчезнут  снега, не будет повелительницы пустыни.  Но госпожа сновидений,  владычица луны будет все так же любима.  Даже еще сильнее. Потому что не останется страха, и люди, живя чудом наяву, захотят видеть сказку и во сне, чтобы всегда хранить в груди это чувство вновь обретенного счастья... - она блаженно  вздохнула,  потянулась, зевнула: - Как же здесь прекрасно!"
     …И потекла жизнь,  легкая, как скользившее по небу облако-пушинка - одно-единственное на всем лазурном небосводе,  появившееся, казалось, только затем, чтобы время от времени девушка, опускаясь на сладкую зеленую траву аккуратно подстриженной садовником-невидимкой лужайки, могла сквозь приопущенные ресницы любоваться его полетом,  наблюдая, как оно медленно превращалось то в птицу, то дерево в цвету, то в прекрасный дворец.
     Мати не приходилось ни о чем заботиться.  Стоило ей захотеть пить - и тотчас прямо перед ней возникал кубок с водой,  которая, пока она подносила сосуд к губам, превращалась в красный как кровь гранатовый сок,  или  зеленоватый,  освежающий  травяной настой, или горячий наваристый бульон.  Когда она хотела есть – ей не приходилось даже звать своих призрачных слуг.  Они сами угадывали ее желания и,  являясь  прежде,  чем их позовут,  призрачными духами расстилали рядом со своей госпожой белое кружевное полотно скатерти, на котором, по мановению руки, возникали именно те яства, которые она хотела отведать.
     Так было  вчера,  так  продолжалось сегодня, и Мати ничуть не сомневалась, что ничего не изменится и завтра.  Она могла  с рассвета до заката просидеть в одной из похожих друг на друга как две снежинки высоких и просторных снежных полях - залах дворца, ни о чем не думая, просто наслаждаясь тишиной и покоем, могла на закате подняться в точеную  башенку,  так искусно скрытую среди деревьев-великанов,  что ее было невозможно увидеть снаружи - прекрасное тайное убежище, нужное даже там, где не от кого прятаться  - и остаться там на всю ночь,  чтобы читать в ярком свете круглолицей луны один из того множества  свитков,  которыми было заполнено  все вокруг от подвала башни до самого шпиля.  И в каждом свитке была сказка,  о которой Мати никогда прежде и  слышать не слышала,  причем каждая последующая - интереснее предыдущей.
     Порой, когда  ей все надоедало,  она набирала мешочек всякой снеди - фруктов,  ягод,  орехов - и отправлялась в лес  кормить крошечных остроухих зверьков,  которые брали угощение из ее рук, а самые смелые и вовсе забирались на плечи,  осторожно цепляясь за складки одежды крошечными когтистыми лапками  и  забавно  дергая  длинные черными усиками.  Иногда они вытягивались в струнку, внимательно оглядывая все вокруг, словно стражи, охраняющие ее покой. Эти зверьки были такие забавные,  что Мати порой,  выходя на рассвете, как она думала - всего на один миг,  оставалась с  ними до полудня, а потом не замечала, как приходило время заката...
     А еще было море...  Море,  ненавистное и презренное, которое со страшной силой манило к себе ее душу и сердце,  влекло,  доносясь и в сад,  и в залы дворца настойчивым рокотом - криком. Его постоянный гул молил, просил, приказывал, порой - заполнял собой все, не давая покоя.  И тогда,  сама не своя, она  неслась к лестнице,  бежавшей с вершины горы вниз,  на берег моря, пересекала беседку,  даже не замечая ее,  однако, ступив на первую же ступеньку, останавливалась, чуть наклоняла голову, начиная освобождаться от власти наваждения.
     "Подожди-ка! - говорила она себе. – Почему я делаю то, чего не хочу?  Мне нужно на берег?  Нисколечко! Скорее - наоборот, хочется быть где-нибудь подальше от него!" - и,  решительно поворачиваясь спиной к звавшему ее морю, она, гордо откинув назад голову,  начинала вышагивать по  пальмовой  аллее,  все дальше и дальше углубляясь в сад.
     Но однажды, остановившись так же на первой ступени, она сказала себе совсем другие слова:
     "А почему,  собственно,  я не могу спуститься вниз? Это ведь мой мир, весь, целиком, и берег тоже. И вообще, что такого в море страшного?  Если бы оно по-настоящему хотело меня убить,  то сделало бы это. Проще простого. Даже без помощи духов, демонов и кого там еще.  Я бы и сама утонула. Потому  что  не  умею  плавать", - она ничуть не стыдилась признаваться в этом. Зачем караванщице умение плавать,  если почти вся ее жизнь проходит в  снежной пустыни, где вода под толстым слоем льда, и даже если в нем будет трещина, провалившийся замерзнет быстрее, чем успеет утонуть. В тазу же не захлебнется даже младенец, конечно, если его не зададутся целью утопить. Ведь именно так в некоторых караванах избавлялись от проклятых детей.
     Обоженная холодом воспоминаний, Мати, зябко поежившись, нервно дернула плечами.  Хотя времена этого жуткого обычая - первого из  тех,  которые отменил повелитель небес,  вернувшись в земной мир, - остались  позади,  ей, рожденной в снегах, всегда было невыносимо думать о нем.  Даже здесь, в крае, где было все, о чем она мечтала,  эти мысли вносили смятение в душу,  хотя все, с чем они  были  так или иначе связаны,  осталось где-то бесконечно далеко, в другом мире.
      А рядом... Рядом было море.
     "Но раз здесь есть большая вода, - мелькнуло  у  нее  в  голове, - почему бы мне не научиться управлять ею?  Сперва, - у нее в голове уже зародился план.  Мысль продвигалась вперед,  в то  время как ноги  делали  шаг  за шагом вниз по золотым ступенькам, - выучу язык волн,  стану их понимать, и они будут понимать меня. Потом составлю заклятие для водяных духов… У меня все получится...  Все будет  хорошо.  И  я встану на  спину  волны и пройдусь по солнечной тропинке.  И в этом мире не останется ничего, что не было бы мне подвластно".
     Она широко улыбнулась. На дуде было радостно, беззаботно и легко, словно за спиной выросли крылья.
     "А ведь  действительно, - Мати уже не шла,  бежала вниз по ступенькам, едва касаясь их ногами, - почему бы мне не... - и на  верхней площадке она,  разогнавшись,  легко запрыгнула на перила, оттолкнулась от них что было сил, взлетев над невысоким юным кустом данаи, и… Ее просто захлестнул восторг, губы растянулись в счастливой улыбке, на лице застыло выражение полного,  совершенного блаженства. - Какое же это чудо - летать!"
     И, все же, она не долго оставалась в небесах, поспешив вернуться на землю. Под ее ногами тотчас хрустнули, рассыпаясь, возведенные морем каменные башенки.
     На этот раз Мати пришла на берег не босой,  на  ее  ногах были сандалии  -  тончайший  плетеный  из серебряных нитей верх и прочная, надежная подошва, защищавшая ступни  как от острых краев камней, так и от их жарких боков. Она остановилась на расстоянии, достаточном для того, чтобы набегавшая на берег волна не могла дотянуться  до ее ног.
      Морская вода  задумчиво перебирала сверкавшие в лучах солнца камешки, так,  словно они - драгоценности в казне купца. Некоторые из  них  действительно  были  прекрасны - с одного края ярко-зеленые, словно лес, с другого - синее небес, да еще с полосой посредине, красной,  как зарница. Цвета переплетались, переходя один в другой, и при этом не тускнели.
     И Мати не удержалась от искушения. Дождавшись, когда волна схлынет, она быстро шагнула вперед,  схватила очаровавший ее камешек и поспешно отступила назад. И хотя волна, вернувшись, все-таки успела бросить в нее пригоршню солоноватых брызг,  Мати этого даже не  заметила.  Главное,  она сжимала в руке свое сокровище - удивительный трехцветный камень, красотой которого могла теперь наслаждаться где угодно и сколько захочет.      
    Солнце  припекало  так сильно,  что прошло всего несколько мгновений, и камень в ее руках совсем высох.  Вместе с  влагой его покинули и цвета. И вот уже на ладони обиженно поджавшей губы девушки лежал серовато-желтый блеклый кружочек, ничем не примечательный,  такой же, как множество других, покрывавших берег моря.
     "А чего я ждала? Камень-то мертвый. Это вода,  должно быть, не простая, способная подарить и мертвому жизнь.  Но лишь до тех пор, пока тот не покинет ее пределов..." - и тяжело вздохнув,  она с нескрываемым сожалением разжала пальцы,  позволяя камню вернуться на свое место. Звякнув, ударившись о бока своих сородичей,  он откатился к самой кромке,  и уже следующая морская волна, нахлынув на берег, окатила его, вернув блеск и яркость цветов.
     Видя это,  девушка вновь вздохнула.  Ее глаза наполнились горькой обидой разочарования:
     "Ну почему так всегда!"
      Какое-то время она брела по берегу,  поддевая то один  камешек, то другой, с интересом следя за тем, как они отлетали в сторону, позвякивая друг о друга. Пару раз  среди  бесцветных  катышков ей мерещились драгоценные камни, но стоило ей наклониться,  как становилось ясно - ничего, кроме капелек воды.
     "Я так и думала… Как обычно: тянешь руку к алмазу, а берешь кусочек льда!"
     А еще берег покрывали раковины.  Их было множество,  маленьких,  побольше и просто огромных.  Некоторые из них просто завораживали. Но  назвать  их  "красивыми" и тем более коснуться рукой Мати не могла,  не смела, ведь это были морские существа и откуда она знала,  может быть - живые,  опасные. А если не живые – тем более. Нет ничего хуже призрака чужака, особенно - создания чужой стихии.
     Идти по песку и каменной гальке было тяжело,  ноги все время разъезжались. Мати устала.  Подняв голову, она огляделась,  нашла взглядом большой серый валун,  который одним,  мокро-мшистым краем уходил в море, вторым, совершенно сухим, выбеленным солнцем,  вытянулся на берегу. Он походил на неведомого покрытого каменным панцирем морского зверя, который выбрался на берег погреться на  солнышке,  и застывший на границе стихий. И, все же,  это был только камень,  совершенно неподвижный и неживой. Мати приблизилась к нему - очень осторожно,  не забывая, что в этом краю возможно все, что угодно. Однако ни когда она подходила к камню, ни когда опускала руку на жесткую прохладную, несмотря на жаркий день, поверхность, в нем ничего не изменилось.
     И, попинав себя: "Ну что за трусиха! Даже в земле своей мечты  всего боишься!" - она с ногами забралась на валун,  устроилась поудобнее и, подтянув колени к груди, обхватила их руками, сжалась в комочек, замерла,  прикрыв глаза. 
   Мати слушала рокот моря, уже почти различая повторявшееся раз за разом слово,  произносимое на непонятном ей языке.  Она не сомневалась, что если будет вслушиваться в морскую речь вновь и вновь, то рано или поздно поймет, чего же хочет от нее водная стихия, куда зовет и зачем.
     А потом... Ее глаза открылись, взгляд упал на волну, которая, пенясь, со всей силы билась о  камень,  рассыпаясь  на  множество брызг, а затем отползала назад,  в море, чтобы набраться там силы и вернуться вновь...
     "Зачем? - Мати не понимала. - Чего она добивается? Сдвинуть камень? Но  ей это не под силу. Зачем пытаться, повторяя попытки, когда видишь, что все они тщетны, бесполезны, напрасны? Глупо..."
     А за первой волной шли другие, ее сестры,  и их было там много,  что и пересчитать невозможно,  от берега и до  самого горизонта.
     "И что им не живется,  не играется в своем морском мире? Что гонит их на острые камни берега? Ведь должна же быть причина, хоть какая-нибудь, совсем  маленькая!  …А может, - она нахмурила брови, беспокойно повела плечами. - Может, эта причина - я? - ее сердце быстрее забилось в груди, душа затрепетала, заметалась,  ища ответ на такой нелепый и вместе  с  тем, ужасно важный для нее вопрос. - Но что им нужно от меня?  Утянуть в свою пучину?" - она заерзала на камне, спеша передвинуться подальше от края воды. А тут еще солнце забежало за облако...
     С моря подул холодный,  пронизывавший насквозь ветер, черными точками мелькнули над самой гладью воды и исчезли,  словно провалившись в никуда, птицы. Волны стали другими - не смиренными рабынями, раз за разом повторявшими свой бесполезный и оттого еще более тяжелый труд, а дикими ветрами метели,  полными сил и упрямства. Их белые снежные пальцы цеплялись за берег, забираясь все глубже и глубже. Даже золотая солнечная дорожка,  еще мгновение назад звавшая за собой,  расстилаясь у ног,  раскололась на части,  чтобы затем, миг за мигом,  шаг за шагом, начиная с той части, что подходила к берегу, погружаться в черную пучину,  уходя все дальше  и дальше в море, пока, наконец, от нее не осталось лишь яркое золотое свечение возле самого горизонта,  такое недосягаемое и потому - манящее...
     Мати встала,  помялась, нерешительно переступая с ноги на ногу, зябко потерла голые плечи... 
     "Пойду, пожалуй, - она спрыгнула с  валуна,  зашагала  в  сторону лестницы, намереваясь поскорее подняться наверх,  к своему белоснежному дворцу, но потом вдруг остановилась,  передумав: - Чего ради  я  буду карабкаться ступенька за ступенькой, когда могу просто взлететь!"
     Она больше не боялась полета, и, поэтому, ей оказалось достаточно просто подумать,  чтобы ноги сами оторвались от земли, вставая на небесную тропу. Поднявшись же в  воздух, Мати как-то сразу расхотела возвращаться на твердь:
     "Куда мне торопиться? Никто меня не ждет, никто  не станет ругать или отчитывать. Я живу здесь в свое удовольствие и, значит,  буду делать то,  что хочу. А сейчас я хочу... - думала она, наслаждаясь покоем воздушной стихии. - Летать! …Облечу  свою землю... - она почему-то была совершенно уверена, что это - остров и притом небольшой.  У нее все  как-то  не находилось времени обследовать его, нынешний же день подходил для этого как нельзя лучше.
      И что-то весело напевая себе под нос, словно пичужка,  девушка закружилась,  купаясь в лучах солнечного света и тепла, все выше и выше поднимаясь над землей. 
     То, что было потом,  с точностью до вздоха - "А-х!" -  соответствовало ее ожиданиям.  Небольшой гористый остров с густыми зелеными лесами,  прямыми аллеями, ведшими прямо к белоснежному дворцу,  за ним - цветник, в котором, насколько Мати могла видеть, царила роза, но были и другие цветы  всех  красок и оттенков,  огромные и совсем маленькие, точеные, они, по большей части безымянные, сплетались в причудливый узор - вышивку. За цветником был сад, переходивший в лес, и горы, горы,  до небес...
    Среди зелени то там, то тут мелькали осколки скал цвета обоженного кирпича,  ветер доносил веселый  звон ручьев.  Слетая с вершин  скал водопадом,  они пугливым зверьком поспешно юркали  под покровы лесов, исчезая в них.
     А посреди всего этого великолепия, словно драгоценный камень в кольце,  сверкало озеро с прозрачной, словно стекло, водой,  сверкавшей  в солнечных лучах,  переливаясь всеми цветами радуги.
     Ей подумалось:  "Вот  было бы здорово спуститься к этому солнечному озеру,  посидеть в густой траве на берегу... " Так она и собиралась поступить, но не успела - ее сердце острой иглой пронзил страх,  душа заметалась, затрепетала, вспомнив с совершенно ясностью другое озеро.
     "Тот сон, о городе демонов... - она прикусила губу.  Мати страстно хотела его забыть, но никак не могла. - Ну почему я  должна  вспоминать о нем вновь и вновь?! - она была просто в отчаянии. А затем, задумавшись, нахмурилась. - Вот интересно... Я ведь сняла браслет  Эрры.  И, несмотря на это, продолжаю все помнить. Даже лучше,  чем когда бы то ни  было.  Обычно  я быстро забываю сны,  а тут... Они даже кажутся отчетливее яви. Так почему же Курунф не имеет надо мной власти?  Потому что я и в самом деле богиня? И если другим он исполняет мечты,  забирая память,  меня же просто перенес  в мой край? Еще бы,  кому, даже если это демоны, захочется связываться с богиней снегов!  Себе дороже!" - она звонко рассмеялась, закружилась, танцуя в потоках воздуха. На душе у нее вновь стало легко и свободно. 
      Мати вновь была совершенно счастлива, потому что считала себя победительницей.      Солнце припекало, ветерок шептал, что-то тихо-тихо на ухо. Ее вдруг разморило, захотелось спать. Глаза начали сами собой закрываться. Девушка широко зевнула,  мотнула головой, прогоняя дремоту,  но эта внезапная сонливость  никак  не  желала уходить.
     "Устала я, - она с трудом сдержала новый зевок. - Весь  день  на ногах... А сколько событий,  приключений...  Просто голова кругом идет!  Так что...  Ничего удивительного...  Тем более, - она повернулась  в  воздухе,  поудобнее устраиваясь,  легла, словно на невидимое облако...  Впрочем, и без него ей было вполне удобно, - на крыльях  ветра так хорошо...  Не живешь - грезишь..." - ее глаза начали слипаться,  рука потянулась к щеке...  Перекатившись на бок, девушка поджала колени к груди,  сворачиваясь в клубок…
     "Н-е-ет! - она поспешила отогнать сон. - Это не правильно - спать на крыльях ветра. Ветра - они ведь неугомонные баловники. Вечно снуют над землей, что-то придумывают... Еще унесут меня куда-нибудь не туда..."
     Ей совсем не хотелось проснуться над бескрайним морем с землей, потерявшейся где-то по другую сторону горизонта.  Можно и не найти пути назад. А девушке было слишком хорошо на этом острове, чтобы она согласилась покинуть его навсегда. Конечно, можно было бы заговорить воздушных духов. Но, поскольку воспоминания сна не покинули ее, караванщица не  чувствовала себя готовой снова прибегать к помощи заговора.
     "Мало ли что..."
     Да, решила она,  лучше, раз уж она не может обойтись без сна, устроиться спать  на  мягкой  облачной  кроватке  во  дворце  или где-нибудь в густой травке, в тенечке. Так привычнее... И безопаснее...
     "Только сперва вернусь  во  дворец..."
     И она полетела назад, бурча себе под нос:
     -И почему так всегда:  получаешь некий дар, о котором прежде только мечтала...  нет,  даже не мечтала... хотя, конечно, мечтала... в общем, получаешь дар - и вместе с ним, так, в нагрузку  – целую повозку  всяких разных проблем и забот!
     А потом она уснула. И ей снился прекрасный сон.  Будто она - Хранительница города, молодая,  красивая,  могущественная и, главное - любимая. Потому что  у нее был свой Хранитель. Такой же молодой,  как и она, высокий, черноволосый...  Не бог,  но и не простой смертный...  Впрочем, это было не так уж и важно. Она влюбилась бы и в обычного воина, купца, ремесленника. Главное, чтобы он любил ее всем сердцем...
     "Какой замечательный сон!" - подумала Мати,  проснувшись. Она не  спешила встать с постели,  нежась на мягких подушках, прикрыв глаза и растянув губы в блаженной улыбке.  Продлевая мгновение, она  стремилась  сохранить  в  памяти каждый миг этого сна. И не важно,  что, стоило немного задуматься, и сладкая греза стала бы видеться совсем не такой радужной,  а, скорее, глупой, наивной...  Какая Хранительница? Чародейка из сказки – может быть, наделенная  даром  легендарной эпохи – когда-то она мечтала ей стать.  Но только не обычной Хранительницей,  горожанкой,  обреченной никогда не покидать границ своего оазиса, не видя снегов пустыни, живя пусть в золотой, но все-таки клетке.  А Хранитель  из  ее сна...  Да каким бы могущественным он бы ни был, разве могла бы она променять бога солнца,  повелителя  небес на какого-то смертного? Но этот сон... В нем она впервые не чувствовала себя одинокой.
     Сон закончился. Опять наступила явь. Жизнь закружила ее, не давая опомниться, задуматься, время полетело вперед, словно на  крыльях  ветра,  в  порывах которого мелькали на крошечные снежинки, а ночи и дни, сменяя друг друга быстрее, чем Мати могла заметить это...
     Как-то раз она вновь оказалась на берегу озера.  Не то чтобы она туда собиралась. Все случилось совершенно случайно. Перелетая с одного конца острова на другой, она залюбовалась  крошечной птичкой с красочным, многоцветным оперением и последовала за ней, когда та начала опускаться вниз. У кромки воды птица исчезла, так что Мати,  как ни старалась,  не могла ее отыскать. Во время этих поисков взгляд девушки совершенно  случайно  упал  на  спокойную, зеркальную гладь озера, и она увидела...
     Длинные, распущенные волосы струились, спадая волной с плеч, словно солнечные  лучи  катились по снежным барханам. Смуглая кожа,  даже темнее, чем у Шамаша,  большущие синие глаза в обрамлении длинных черных ресниц… Знакомые и,  вместе с тем,  совершенно чужие, они  глядели на мир с задумчивой грустью взрослой женщины, которой было о чем сожалеть - безвозвратно минувшем,  потерянном,  не исполнившемся. И ни искорки задорного блеска  наивной  и  веселой юности, у  которой  все было впереди, и даже самое невероятное  казалось возможным…  А еще Мати разглядела морщинки:  у глаз,  у носа,  на лбу.  Правда, еще совсем тоненькие, едва различимые, но все же...
     -Великие боги! Это не я, это не могу быть я! - вскричав, она в ужасе подняла к лицу руки,  взглянула на них, только теперь заметив, как изменился цвет кожи, которая стала суше и  тоньше, в общем - старее.
     Пальцы быстро пробежали по щекам, в то время как глаза с нараставшим ужасом следили за отражением. И когда Мати увидела, что незнакомка в озере повторяет все ее  движения,  Мати  похолодела.
     "Но как  я  могла  так  измениться! Я...  Ведь я  выгляжу  старше Сати!  Сколько же прошло времени? Сколько я уже на этом острове?"
     Она спрашивала себя,  но сама боялась услышать ответ, бежала от него.
     -Нет! – Мати резко взмахнула рукой и что было сил стукнула по озерной глади, разбив водяное зеркало на множество осколков, заставив трепетать их,  крошиться еще мельче,  еще, пока, наконец, не перестала видеть свое отражение даже в самой  крошечной  капли воды. Потом,  мокрая от летевших во все стороны брызг, тяжело дыша, она отодвинулась от кромки воды,  села прямо на песок, не заботясь о  том,  что  может испачкаться, и,  подтянув ноги к груди, уткнувшись подбородком в колени, замерла с залитым нездоровым румянцем щеками, полным слез глазами и дрожавшими губами.
     А тут еще, ох как некстати, пробуя отвлечься и роясь в воспоминаниях, выбирая то,  что получше,  посветлее,  побеззаботнее, натолкнулась на  свой недавний сон о любви и счастье,  и...  И ее захлестнуло столь жуткое чувство одиночества,  что она чуть было не  сломалась в его объятьях хрупким цветком.
     Эта боль была так сильна,  что Мати захотелось выть. Она бросилась бежать прочь от озера,  не разбирая дороги, неважно куда. Ветки царапали щеки, цепляли волосы, норовя вырвать, оставить себе  на память тонкую золотую нить.  Но Мати ничего не замечала, потому что даже самая сильная боль тела не шло ни в какие  сравнения  со страданиями души,   которую словно вырвали из груди,  бросили в костер с огненной водой,  затем, вынув, тотчас швырнули в лед, чтобы и жара, и стужа стали еще более нестерпимы на этом переходе из одной в другую.
     И что бы она ни делала, как быстро ни бежала, эта боль оставалась с ней.
     Вконец измучившись, растеряв последние остатки сил, караванщица подломившимся под порывом ледяного ветра деревцом рухнула на землю и  так  и  осталась лежать,  прижавшись к траве всем телом, будто ища у этих, еще более хрупких и беззащитных созданий, защиты.
     Она не заметила,  как день сменила ночь, и лишь утренняя заря, пробежав теплым,  ласковым ветерком по спине, словно гладя заботливой любящей рукой матери,  вернула ее к жизни. Слезы высохли на  щеках.  Мысли  перестали слепить. Но в них все равно было слишком много  боли.   
     "Неужели я в самом деле стала совсем взрослой?  Без испытания? Без семьи? Одна в целом свете? Кто я? Никто. У меня ничего  нет и не будет..." - от этих мыслей ей стало  совсем тошно и Мати засуетилась, начала себя успокаивать:
     "Ну и что?  Ну и что? У меня есть этот остров. Чудесное местечко, которое  даже лучше сада благих душ.  Здесь хорошо и спокойно. Никаких проблем,  забот, не нужно ничего решать,  выбирать, от  чего-то  отказываться. Можно представлять себя кем угодно. Хочешь - Хранительницей, хочешь - Творцом заклинаний, хочешь - богиней...  И, потом, почему я должна обязательно всегда быть одна?  Может быть, я здесь не только потому, что мне тут хорошо, но  еще  для того, чтобы встретить своего единственного,  неповторимого,  того,  ради которого родилась. А если он будет рядом со мной,  мне больше никто не будет нужен. И вообще... - мечтательная улыбка тронула ее губы. - Все будет хорошо.  Потому что иначе быть не может. Я знаю!" - и она успокоилась. Во всяком случае, чуть-чуть.
     "Однако, - Мати протерла лицо,  попыталась привести в  порядок волосы, - если он увидит меня такой заплаканной растрепой, то, чего доброго, примет за лесного духа. Так что, будет лучше поскорее привести себя в порядок".
     И она зашагала в сторону озера, теперь уже более внимательно выбирая дорогу,  стараясь обходить стороной  деревья,  дожидаясь, когда они раздвинут свои ветви. И пусть путь назад занял куда больше времени,  чем бегство, все равно очень скоро Мати вновь оказалась на берегу. Безмятежно - спокойная гладь отражала в себе небо с его единственным  облаком, принявшим в этот раз облик какого-то шара - яйца, из которого должно было появиться на свет что-то неведомое.
     Подойдя к самой кромке воды, она присела на корточки, несколько мгновений подождала,  потом, все-таки решившись, взглянула на свое отражение. Тяжело вздохнув,  Мати прикусила губу, качнула головой, прошептала:
     -Ну что за рева! Глаза распухли,  нос покраснел, щеки в грязи... Угораздило же меня... - она зачерпнула пригоршню воды, даже не разобравшись, холодная она или теплая,  плеснула  в  лицо,  потом еще, старательно умываясь. – И, главное, из-за чего все? Ну, выросла и выросла. Кто это здесь видит кроме меня?  Кто станет  считать мои морщинки?  Только не я!  А что до испытания...  Может, я его уже прошла. Ну да, в том демонском храме в Курунфе. Я ведь не поддалась на уговоры демонов. И если так, то этот остров  - моя судьба. А одна я здесь, потому что все время твердила богам, что не хочу никого видеть, что если я не могу быть женой Шамаша, то не буду ничьей!  …Нет, конечно, Курунф выполнил бы даже эту самую невероятную и заветную мечту... - ее голос дрогнул,  в носу захлюпало. - Он  даже  показывал мне  во снах,  как замечательно все  могло бы быть. Пожелай я - и ОН стал бы смертным, пожелай - и я стала бы богиней. Для меня  демоны сделали бы исключение.  Ведь мне нужна не власть небожителей, а только одно название. Они могли бы... Но я отказалась. И правильно сделала.  Потому что они ничего хорошего мне бы не дали,  а за подпорченный товар запросили бы потом  втридорога. Так что… Все правильно... 
     Приведя в порядок лицо и волосы,  она выпрямилась, чтобы еще раз взглянуть на свое отражение, уже другими, спокойными глазами.
     -А я красивая... - Мати  только  сейчас  разглядела  это. - Даже очень. Красивее  Рамир... - она  гордо выпрямила спину,  расправила плечи. - Время пошло мне на пользу. А раз так,  что на него обижаться? Все хорошо. Все хорошо... - и она задорно подмигнула своему отражению, которое больше не казалось ей чужим. Сердце не сжималось, не рвалось на части, боль отступила...
     -Пора возвращаться, - она  закрутила головой,  пытаясь определить нужное направление,  озадаченно протянула: - М-да... Сверху все выглядит иначе. А тут попробуй, разберись. Всюду лес с одними и теми же деревьями. А солнце... - она запрокинула голову,  устремив взгляд на небосвод. Не разглядев сразу  яркого  слепящего  шара,  она  озадаченно   нахмурилась. - Это что  же выходит,  уже вечер?  Но ведь только что было утро! – однако, через мгновение она  облегченно  вздохнула: - У-ф,  а я-то испугалась,  что  время вновь  ускорило свой бег.  Нет, все в порядке, солнце просто закатилось за облако.
     А затем Мати восхищенно выдохнула:
     -Ух ты! Красота-то какая!
     Действительно, ее  глазам  предстало  удивительное  зрелище. Оказавшееся за  облачным пологом солнце не слепило глаз, и вообще, лишенное своего светящегося ореола скорее походило на диск луны с его задумчивым тусклым светом.  Но само облако, заслонившее дневное светило,  преобразилось,  вобрав в себя его силы. Оно горело, мерцая, словно  состояло  из огненной воды,  а исходившие из него лучи, необычно широкие и яркие,  были скорее похожи на радугу, которую ей доводилось видеть всего лишь однажды наяву и сотни раз – во снах.  А еще почти каждая сказка считала своим долгом упомянуть о ней,  большинство же и вовсе начиналось словами:  "Далеко-далеко,  там, где край радуги касается земли..."
     -Край радуги... - она мечтательно улыбнулась. - Мне  всегда  хотелось узнать,  что там,  на краю радуги...  - и тут ее глаза подернулись дымкой. В голове мелькнуло: - А что, если...
     -Действительно, почему бы не посмотреть? - спросила она  себя, чувствуя, как  с каждым мгновением в груди нарастала радость ожидания чуда. - Вернуться домой я всегда  успею... - здраво  рассуждала она. - А радуга, это ведь… Это…. - и, поспешно,  боясь, что вестница чуда исчезнет так же внезапно, как  и появилась,  Мати побежала вслед за лучом,  который, казалось, и в самом деле вел ее куда-то.
     -Куда? Куда?  -  ее  душа пела, и губы были готовы подхватить эту песню. - Навстречу чуду!  Кто же скрывается за деревьями? Кто ждет меня  там,  в конце радуги?  - а то,  что ее впереди ожидала встреча, девушка ничуть не сомневалась.
     -Великие боги,  пусть  это  будет...  Пусть это будем Шамаш! Пусть он прижмет меня к груди,  скажет:  "Я так долго искал тебя, малыш! Где ты пряталась все это время?" А я отвечу:  "Я не пряталась. Я тоже искала тебя!" А он: - "Как хорошо, что я, наконец, тебя нашел!" - Я:  "Это я тебя нашла!" И Он: "Главное, что мы вместе". И тогда я молча склоню голову,  соглашаясь.  А потом он скажет: "Теперь мы всегда будем вместе...!"
     Эти мысли,  слова... Они делали ее такой счастливой, что хотелось плакать.
     Она уже не шла,  бежала по лесу,  не замечая ничего на своем пути. Деревья расступались перед ней, втягивая под землю корявые корни, кусты пригибались к земле, птицы с удивленно непонимающим писком разлетались в стороны. А луч все вел ее, вел... И чем дальше это продолжалось, тем дальше заходила девушка в своих фантазиях, тем ярче сверкали ее глаза и жарче пылали щеки.
     Но вдруг,  когда луч уже был готов коснуться земли, указывая заветное место,  он помигал-помигал и исчез.  Лес озарился  ярким солнечным светом, который заполнил собой все вокруг. Весело запели птицы... И только Мати было грустно.  Казалось бы, что случилось, все так,  как она и мечтала: Солнце вернулось к ней. Но это солнце было недосягаемо высоко: хотя глаза видели его,  руки  не могли коснуться, душа прижаться. Она ждала другого, однако...
     -Сама виновата, - хмуро бросила она самой себе, - не умеешь точно сказать,  чего хочешь, вот и получаешь совсем не то, что надо! Сколько боги давали тебе шансов, все упустила, даже этот!
     Раздосадованная, она  резко  топнула ногой,  отчего по земле прошла дрожь.  Тоненький желтый цветок сломался под ее сандалией. Увидев это, Мати, устыдившись, присела на корточки, коснулась стебелька, тщетно пробуя вдохнуть в него жизнь.
     -Прости, - на ее глаза набежали слезы, - я не хотела губить  тебя...! – опасливо оглядевшись, она увидела, что стоит на крошечной полянке,  сплошь поросшей  невысокими  желтыми цветками, чем-то  похожими  на  крошечные ромашки.
     Мати бежала оттуда, словно убийца с места преступления, очнувшись лишь в парке, окружавшем белоснежный дворец, увидев который, забыла обо всем. Она немного побродила среди  сказочных  растений,  названий большинства из которых не знала, потом, устав, неторопливо зашагала в сторону дворца, думая о том, что вот дойдет - и пора будет обедать. Она не ела целый день,  даже больше, и чувствовала себя проголодавшейся.
     Тут за  ней и увязалась собака - маленькая,  темно-рыжая,  с короткими лапками, густой волнистой шерсткой, несчастными глазами и испуганно поджатым хвостом.
     Сколько Мати потом ни старалась вспомнить,  откуда  взялась эта зверушка, у нее  ничего не получалось.  Выходило,  что та просто поджидала хозяйку на одной из дорожек парка, каким-то своим звериным предвидением определив, что Мати пойдет именно по ней. А то, как собака попала в парк и вообще на остров, осталось для  девушки загадкой.  Ну не могла же она на самом деле приплыть по морю или свалиться с неба!  Скорее уж,  всегда жила здесь, просто пряталась, не  смея попасться на глаза хозяйке.  Теперь же решилась.
     "И хорошо!" - Мати даже обрадовалась.  Конечно, будь у нее выбор,  она предпочла бы опасливой псине смелого золотого волка, но... Но с другой стороны, кто-то лучше, чем никто.
     "Главное, я больше не буду одна!"
     Мати позвала собаку и та,  пусть несмело, позади, на некотором удалении, но пошла следом. И осталась дожидаться у врат дворца, пока,  наевшись, хозяйка не выйдет к ней, неся ее долю, которую - всю подряд,  не разбирая,  что там - мясо или овощи, тотчас проглотила без остатку.
     Девушка вернулась,  принесла ей еще каши,  когда же и та исчезла в пасти голодного  зверя,  встретив  все  тот  же  просящий взгляд, качнула головой, сказала:
     -Хватит на сегодня.  А то объешься -  и  тебе  будет  плохо. Завтра. Приходи, я снова покормлю тебя. И буду кормить каждый день.  Если, конечно, ты станешь приходить.
     Собака поняла ее. Во всяком случае, испугано глянув на хозяйку острова,  она  в  знак  благодарности  вильнула хвостом, а затем исчезла в кустах быстро,  словно тень.  И все. Ни следа. Ни шороха кустов. Словно ее и не было.
     На  следующий  день она пришла снова, и  на следующий,  с каждым разом задерживаясь у дворца все дольше. Потом она начала сопровождать  хозяйку  в  ее прогулках,  подходя  все ближе и ближе, пока, наконец, не пошла рядом, у ноги. И в этот день собака осталась с ней.  К тому времени у нее уже было свое имя - Рашми, которое она узнавала среди других слов и тотчас отзывалась.
     Собака вообще оказалась смышленой и не такой  уж  трусливой, какой показалась в первый миг. Скорее, опасливой, осторожной. Мати привыкла, что та всегда где-то поблизости, разговаривала с ней, делилась своими мыслями и сомнениями, видя в карих глазах понимание и сочувствие.  Единственное,  о чем она жалела, так это что они так и не стали друзьями.  И виной тому были не воспоминания о золотых волках,  рождавшие некоторую  неприязнь  к собакам.  Дело было в Рашми. 
      Раз и навсегда установив для себя, что она - рабыня,  а Мати - хозяйка, та ни за что не хотела переступать эту грань, будто была создана, жила лишь для такой судьбы, не мысля, не мечтая  ни о чем ином. И что бы Мати ни делала, что б ни говорила, ничего не могло изменить ее, поколебать в этой вере. В конце концов,  девушка оставила все попытки, решив принимать собаку такой, какой та была.
     Что же до самой Мати, то, позволив зверьку остаться рядом с собой, она старалась сделать все, чтобы не привязываться к нему,  убеждая себя,  что однажды Рашми исчезнет так же внезапно и неизвестно куда, как и появилась.
     Однако, сердцу ведь не прикажешь. Особенно когда ему так хочется хоть кого-нибудь любить, хоть о ком-то заботиться…


 
Глава 15
     Солнце катилось от одного края горизонта к другому. Дни сменялись ночами с их задумчивом скольжением луны.
     Мати, памятуя  о  том,  как много времени упустила,  забыв, что за его движением, как и бегом оленя, нужно внимательно следить, пыталась считать дни. Но уже очень скоро она поймала себя на том, что совершенно не помнит, к какому числу нужно прибавлять единицу и вынуждена была начать считать с начала. Однако очень скоро сбылась вновь.
     "Ну ладно! - нахмурившись,  зло сверкнула она глазами. - Я придумаю, как справиться с этой нелепой забывчивостью!"
     Каждый вечер она стала приносить из сада по одному желтому листку, которые аккуратно складывала на перила у парадного входа во дворец. Но когда, очередной раз сбившись, она решила сосчитать свои напоминалки,  то прямо у нее на глазах налетел порыв ветра и смел с мраморных камней все,  что на них было:  и нанесенную им же хвою, и собранную хозяйкой острова листву.
     В следующий  раз, наученная горьким опытом, она собирала камешки.   И снова, стоило напоминалкам понадобиться,  как от них не осталось и  следа,  словно камни провалились сквозь землю. Но Мати не сдавалась. Она решила попробовать сажать цветы,  но то семена не прорастали, то смешивались с дикими.  В общем, все выглядело так, будто кто-то упрямо  не  желал  позволять хозяйке острова следить за ходом времени.   Перепробовав все с одним и тем же результатом, она, в конце концов, сдалась, махнув на все рукой. Да и, если подумать, время... Знаем мы,  как быстро оно бежит,  или не знаем, от этого его бег  ведь не станет медленнее,  верно?  К тому же,  неведение не напрасно называется святым. Оно облегчает жизнь, уменьшая число забот почти на половину. В общем, Мати решила жить так же, как до встречи со своим отражением.  И порой у нее это даже получалось.
     А время шло и шло.  Одни цветы отгорали, словно свечи, но ни мгновения над землей не было темноты, когда вместо них загорались другие... С одних деревьев опадала листва,  в то время как другие только-только покрывались салатовым пухом, так что,  сад  всегда выглядел молодым и живым.  А что до отражения... Если встречаться с ним часто, а лучше - каждый день, то оно не так уж сильно меняется...
     Единственно, к кому время было безжалостно,  так это  Рашми. Когда Мати  впервые встретила ее, собака была совсем молодой. Веселая, игривая,  она не знала устали. Потом сделалась спокойнее, стала больше спать,  в глазах появилась задумчивая поволока.  Ее рыжая шерсть начала седеть, сперва - на мордочке, вокруг носа, потом - за ушками. Она больше не лоснилась,  полнясь  блеском, стала тусклой и ломкой. Изменился и нрав, Рашми стала нервной, раздражительной и ворчливой.  Конечно,  с хозяйкой она  не  смела вести себя непочтительно,  не говоря уже о том, чтобы зарычать на нее, но... В общем, это была уже не та милая малышка... Наконец, пришел день, когда движения собаки стали неуверенны, нетверды, лапы начали нервно дрожать, морда заострилась,  пожелтевшие  зубы  сточились, а  некоторые  и  вовсе выпали. В общем,  Рашми состарилась. И это означало...  Это означало, что со времени их встречи прошло не меньше шести лет, а то и все десять!
     "Но такого просто не может быть! – для Мати это был невероятно огромный срок. -  Почти  половина  моей  жизни в снегах пустыни! Нет, лучше не думать об этом! Не думать, не замечать...  И..." - она сделала вид,  что все в порядке,  что ничего не случилось.
     Однажды Рашми исчезла.  Мати знала - собака убежала умирать. Подобные ей  всегда  так поступали, не желая расстраивать хозяев своей смертью, но продолжала упрямо убеждала себя:
     "Ей просто надоело со мной. И все. Ну и пусть. Она свободна. И может поступать,  как ей заблагорассудится", - и,  все-таки,  слезы почему-то все чаще стали касаться ее щек,  делаясь из раза в раз все горче и горячей. 
     С каждым новым днем Мати становилось все грустнее  и  грустнее. И,  странное дело, ее все сильнее тянуло к морю. Она сопротивлялась, упрямилась, упиралась, отказываясь слышать его зов. Но как-то вечером...  Она и сама не заметила,  как ноги принесли ее в лунную беседку. Мати села на верхнюю ступеньку, подтянула к груди колени и замерла. 
     Где-то далеко внизу бурлило море, гоня к каменистому берегу одну за другой горбатые волны.  Солнце скатилось к горизонту,  туда,  где подернутое лиловой дымкой небо нависло над морем, растерявшим всю яркость своих красок. В этот миг оно одновременно казалось черным и белым.  Только оба эти цвета были какие-то ущербные. Черный - скорее даже серый, с зеленоватым,  болотным налетом, белый - какой-то старый потрескавшийся и подернутый желтизной.
     Что же касается самого солнца, то оно с каждым новым мигом делалось все более кроваво-алым, накаляясь, чтобы затем, потеряв правильную форму, начать растекаться, каплей соскальзывая к морским водам у горизонта.
     Мати замерла,  затаив дыхание, не смея моргнуть и пропустить решающий миг откровения.
     "Вот, сейчас!" - ее сердце,  только что бившееся с бешеной скоростью, дернулось раз - и остановилось, боясь разбить чудесное заклинание закатного мгновения.
     Солнце медленно осело, опускаясь на горизонтную нить, замерло на несколько мгновений,  словно пробуя на прочность водный полог, а потом морская гладь прогнулась под ним и солнце начало погружаться в воду,  медленно,  ни на миг не прекращая своих превращений. В какой-то миг Мати показалось,  что она видит шатер каравана, горевший изнутри так,  словно он был лампой,  полной до краев огненной водой.  А  потом  этот  шатер  стал уходить все дальше и дальше за горизонт. Погружавшееся  в воду  солнце сделалось тусклым, лишаясь последних своих лучей. Должно быть, в миг соприкосновения двух стихий - огненной и  водяной - оно уже достаточно остыло, и потому в воздух не поднялся столб пара, море не забурлило, а солнце не погасло, горя красным светом до последнего мгновения, когда...
     Один удар сердца, еще один, глубокий вздох: - Ох! – и все, солнце исчезло за горизонтом, не оставив на воде и следа, лишь в начавших стремительно темнеть небесах,  на  том  месте, где совсем недавно висел огненный шар,  замерла лиловая дымка, но спустя всего несколько мгновений и  она  развеялась,  исчезнув без следа...
     "Все..." - беззвучно прошептали потрескавшиеся губы. Мати вдруг стало так грустно,  что захотелось плакать.
     "Когда  солнце закатывается за край снежной пустыни, - думала она, - то уходит в подземный край госпожи Кигаль, чтобы освещать день земли благих душ. А, скрываясь за краем моря, куда оно держит свой путь? В подводный мир? Но нет ни одной легенды, в которой рассказывалось бы… А, - она махнула рукой. – Какая разница! Ведь Шамаш - бог солнца,  но не само солнце. Он сам определяет свой путь и не следует за  светилом.  Легенды  говорят... Когда солнце покидает землю, Шамаш уходит в лунные владения Своей божественной супруги,  госпожи Айи..." - и ее глаза,  сами  собой поднялись к  небесам,  взгляд остановился на огромном диске луны, которая, пройдя мимо белоснежного дворца, по пальмовой аллее прошествовала к беседке, чтобы замереть над ней, словно не зная, куда идти дальше - вниз,  на берег моря, или в уже начавший погружаться в ночную темноту парк.
     А между тем на небесах загорелись звезды. Сначала - несколько неярких,  никак  не  желавших  складываться  в узор созвездий, больше походивших на пригоршню зерен,  которые  кто-то  небрежной рукой разбросал  по  черному полотну.  Однако  по мере того,  как шло время, звезд становилось больше, они набирались сил, разгораясь все ярче и  ярче, после чего сложились в причудливый узор созвездий. Дракон и лебедь,  олень и желтый волк,  повозка и шатер, и, конечно же, пересекавший все небо с востока на запад караванный путь,  служивший для странников снегов ночью таким же  верным ориентиром, каким днем был солнечный диск. Но Мати не видела звезды, только луну.
     -Какая же она красивая! - зачарованно глядя на нее, прошептала хозяйка острова. - Настоящая богиня! Моя богиня!
     А потом...  В какой-то миг усталые  глаза  опустились  вниз. И она с удивлением заметила на море дорожку,  не такую яркую, как солнечная, и, все же...
     "Странно... - Мати была удивлена. Она никогда прежде ее не видела. И не только ее,  отражения луны и звезд тоже. В озере – сколько угодно, а в море - нет. – Почему? Не понятно… И почему теперь все изменилось?"
     И вообще...  Было в этой лунной дорожке что-то... Необъяснимое, нереальное, чудесное, что притягивало внимание и не отпускало.
     Словно во власти заклятия Мати стала медленно спускаться вниз. И даже когда ее глаза не видели света луны, он отражался в них.
     Опомнилась она  только  на берегу,  возле самой кромки моря.
     -Что я делаю? - пробормотала  хозяйка  острова. - Давно не повторяла собственных ошибок?  Солнечная дорога уже  раз заманила меня  прямо  в объятия подводных духов, а я снова спешу к ним в гости? – она, нахмурившись, прикусила губу.
     Мати не была уверена, но...
     "А что если дело именно в этом?  Каждому свой путь. Так было всегда. Солнечная дорога - для Шамаша, его последователей, посвященных и слуг. Лунная - для госпожи Айи и тех, кто избрал Ее своей богиней. Может быть... Может быть, я и не повелительница снегов... Конечно, не повелительница снегов, ведь Она - вечно молодая и вообще все это только сны…  Сны и мечты... И я не Ее дочь... И не Ее посвященная...  Она  сама  сказала,  что  это  не так... Но,  в любом случае, что бы там ни было, Она - моя богиня. И..." - Мати была готова шагнуть вперед. Если что и удерживало ее на месте,  то не страх.  Тут было другое...
     Хозяйка острова  оглянулась  назад.  Несколько мгновений она молча смотрела на почерневшую во власти ночи гору,  уходившую в самые небеса.  Глаза не видели ни лестницы,  ни беседки, ни белоснежного дворца. Ведь, сколь бы ни был ярок лунный свет, у него не хватало сил власти развеять ночной мрак,  который здесь, вдали от снегов пустыни,  казался особенно густ и черен.  Но Мати и было совсем необязательно все это видеть,  когда она и так знала: все там, ничего не изменилось. Остров остался таким же, как и во свете солнца.  Разве что в этот миг он казался чуть больше, чем обычно, тих, задумчив, погружен в мысли и сны,  а еще грустен. Почему? Уж не из-за того ли, что почувствовал близость расставания прежде, чем Мати допустила даже саму мысль о чем-то подобном.  Конечно,  ему не хотелось оставаться одному.  В конце концов,  он  жил  только для своей хозяйки.  У него не было другой цели, иного пути...
     Мати не знала,  что ей делать. Разум убеждал забыть о надеждах и мечтах,  не связанных с этим краем,  вернуться в его покой, такой далекий всем потерям и разочарованиям. Всем, за исключением одной.
     "Здесь ничего  не  происходит,  ничего не изменяется, - думала она, удивляясь самой себе,  ведь еще несколько мгновений назад ей казалось, что нет ничего противнее,  ужаснее, беспощаднее и ненавистнее перемен. И вот теперь... Неужели она в самом деле именно о них и мечтала? - Сколько я здесь живу?  Пять лет?  Десять? Пятнадцать? Много.  Эти морщины вокруг глаз... И руки стали совсем другими... И  я  уже  видела седину в  волосах...  Что ждет меня? Старость. Пусть тихая, спокойная, почти незаметная, но такая ужасно  пустая! Все,  что я могу вспоминать,  что я вижу в своих снах,  произошло давным-давно, еще тогда, когда я была девчонкой. С  тех же пор,  как я здесь, не произошло ничего,  достойного воспоминаний.  Когда придет пора умирать, я буду не готова к этому мигу.  Потому что мне будет нечего оставить и ничего взять с собой. Жизнь и так кажется прожитой зря, - она горько усмехнулась: - Я готова  завидовать  всем,  даже самым незаметным и незначительным среди детей огня.  Они богаче меня.  Они любили  и были любимы,  мечтали при луне о семье и  обрели ее в свете дня. Они слышали первый вскрик своего ребенка, видели его умильное личико, чистые глазки...  Первое слово, первый шаг, первая мечта… Как неимоверно много всего я упустила,  безвозвратно потеряла! - ей стало страшно, больно так, что захотелось кричать. Но, что бы там ни было, в ее душе, сердце все еще жила надежда: - Не знаю, ждет ли меня все  это на конце лунной дороги,  есть ли там вообще что-нибудь, но... Все равно что, хотя бы что-нибудь. Последний миг, который можно было бы вспоминать в  вечном  сне,  последняя  мечта, пусть даже - разочарование. Пусть. Главное, чтобы это было!"
     И Мати,  не раздумывая больше, боясь только одного: что лунная дорога,  не дождавшись ее,  исчезнет, унося с собой прощальную надежду, шагнула вперед.
     Она не стала зажмуривать глаза,  наоборот, широко распахнула их, стремясь увидеть все, что будет с ней происходить, не пропустить даже  самой  незначительной  мелочи.  В душе возник какой-то азарт,  как бывает в игре. 
     "Великие боги! - глаза Мати заблестели,  когда она поняла, почувствовала, что  ее ноги встали на морскую гладь так,  словно та была покрыта толстым слоем льда,  достаточно прочного,  чтобы выдержать поступь смертной. - Госпожа Айя, спасибо Тебе! - она была готова плакать и  смеяться. - Это...  Это  чудо!" - несколько мгновений она ни о чем не думала,  забыв обо всем на свете,  лишь наслаждаясь этим удивительным легким скольжением по пологу черного моря, ощущая себя в окружении звезд в самом сердце мироздания, вдали от всех на свете земель,  всех на свете границ. И такой свободной,  сказочно свободной  от всего на  свете, образов и слов,  вопросов и ответом,  мыслей и фантазий... Словно ее уже и не было вовсе.  Были только черно-звездные просторы  мироздания. Куда ни бросишь взгляд,  и позади, и впереди.
     Звездная чернота поглощала без остатка.  В какой-то миг не осталось ничего, кроме нее. И стало некуда идти, не к чему стремиться, не о чем мечтать. Все уже исполнилось, свершилось, закончилось и осталось где-то неимоверно далеко,  так далеко, что об этом не сохранилось даже воспоминаний...
     И, все-таки,  в этом мире совершенства был один изъян.  Мати просто не могла не заметить его, а, заметив, тотчас осознала себя нечто отличным от всего вокруг.
     "Но где же луна?" - удивленно расширились ее глаза,  в то время как губы разочаровано поджались. Ей не нужен был мир, в котором не было луны.
     И тот,  кто создал словно специально для нее все это великолепие, прочел ее мысли. Луна вернулась на свое место на небосклоне.  Казалось бы, демоны - а то, что именно они завлекли ее в край звездной пустоты,  Мати  больше  не сомневалась - все исправили. Но на самом деле они совершили ошибку, которой выдали себя.
     "Ну конечно! - горько  усмехнулась она. – Все последнее время мои желания исполнялись слишком быстро для того, чтобы это было правдой! А я ничего не видела, не понимала, веря в свой сказочный остров сильнее, чем в богов! - разочарование  было столь велико,  что слезы покатились по щекам. - Он был слишком прекрасен, чтобы существовать на самом деле. А, значит, это все лишь мираж. Мираж, которому я отдала столько лет,  всю свою жизнь! Просто так! Но... - она всхлипнула, потом прикусила губу. - Мне было там хорошо.  А впереди… - Мати нервно дернула плечами. Она не знала, что ее ждало, но что ничего хорошего – в этом она не сомневалась. И,  все-таки, караванщица заставила себя собраться, выпрямиться, откинув  голову  назад. – Что бы там ни было, того уж нет!" - Мати должна была оставить прошлое позади. Это было было трудно, больно… Однако легче, чем пытаться заглянуть вперед, и, все же, она заставила себя поднять голову.
    Луна исчезла, словно на самом деле ее и не было никогда. Звезды погасли. Все погрузилось в беспроглядный мрак, который был совершенно пустым, и от этой пустоты веяло жутким, всепоглощающим, замораживающим страхом.
      -Папочка… - прошептала караванщица, чувствуя, что дрожит всем своим телом. 
      Не понимая, что делает, она в страхе бросилась бежать. Не важно куда, главное – подальше от этого жуткого места. Но как можно убежать из мира, если он -  единственное, что есть?
      Ее отчаяние  все росло и росло, пока, в какой-то миг, достигнув предела, не оборвалось пустотой – еще более страшной, чем та, которая была снаружи. Безразличие – так ее звали.
      Мати остановилась, постояла несколько мгновений.
      -Ну и пусть, - бормотала она, как в бреду, - мне все равно. Что будет – то будет. А если не будет ничего – тем лучше. Пусть…
     -Эй, демоны Курунфа,  где же вы! - крикнула Мати,  но даже эхо не ответило ей.  - Вы что,  не собираетесь забирать меня? - и вновь тишина. - Этот вечный  путь без цели и есть моя кара?   Да ответьте, Губитель вас побери! - не сдержавшись, швырнула она в пустоту, а затем, смутившись, покраснела, чуть не прошептав: "Простите...", но в последний миг решила,  что это ни к чему. Ведь, в сущности, для демонов ее слова должны были прозвучать не ругательством, а ... пожеланием, что ли. Мати криво усмехнулась. Она даже не могла оскорбить их.
      Но ненависть придала ей сил, ярость разожгла в душе огонь, который, вместо того, чтобы еще сильнее затуманить разум, наоборот, вернул ему способность мыслить. Она даже вспомнила… Не все – кое что. Однако этого оказалось достаточно, чтобы понять:
      "Черный цвет храма был полон смеха. Смех – их имя, их заклинание", - и караванщица начала смеяться, сначала  – натянуто, через силу, затем – чуть искреннее, пока, наконец, ее смех не перерос в безудержный хохот. И на сердце сразу стало легче, и душа освободилась от оков страха.
     Вернувшиеся при первых звуках ее смеха на свое место на небесах звезды каплями  горячего воска потекли вниз по краю небесной свечи. Моргнув, словно от удивления и в нерешительности, не зная, что ей делать дальше, растворилась в тишине луна. А потом и мрак начал сползать к черной дороге,  словно она  единственная  из всего вокруг,  существовала на самом деле.
     Несколько мгновений - и Мати уже стояла в центре  единственного зала черного храма.  Вокруг нее витали духи, окружившие пришелицу плотным кольцом,  не позволяя ей не то что сделать  шаг  в сторону с того места,  того камня, на котором она стояла, но даже бросить взгляд за пределы призрачного круга.
     Потом две тени,  похожие на остальные как снежинки одной метели, отделились от сонма себе подобных,  чтобы  приблизиться к Мати.
     "Ты звала нас? - на беззвучном языке, чьи слова звучали прямо в голове Мати, словно являясь частью ее собственных мыслей, заговорил один из демонов Курунфа. - Мы здесь".
     -Это я пришла к вам, а не вы ко мне, - нахмурившись,  она  опустила  голову.
     "Мы давно ждали тебя. Мы звали…"
     -Но я не демон и не дух, чтобы являться на зов! - еще мгновение назад она была совершенно спокойна, но теперь в ней начало просыпаться нервозность беспокойства.
     "Так или иначе, ты здесь, а не где-то еще. И, значит, ты готова загадать желание".
     -Ну да... – она помнила… Шамаш предостерегал ее... Но, что бы там ни было, какие бы сны ей ни снились, она не видела ничего страшного в исполнении желания.
     "Только попроси – и все исполнится! "
     -Да… - и, все же, Мати медлила.
     "Не бойся, - будь у теней лица, они бы расплылись в приторно слащавых  улыбках, - нам  не  нужны  ни  твоя жизнь, ни  твоя смерть.  Живи,  как хочешь и где хочешь.  Хотя бы на острове..."
     -Тот остров  -  не более чем мираж, - качнула она головой. И хотя ее душа все еще продолжала тосковать по  прекрасному  краю зеленых гор и синего моря, она уже не мечтала вернуться туда.
     "Вся людская жизнь – только  мираж", - философски  проговорила одна из теней.
     "Еще совсем недавно сей факт нисколько не  мешал  тебе  быть счастливой", - с долей  упрека заметила вторая.
     -Да, я чувствовала себя счастливой, - соглашаясь,  кивнула Мати.  Но потом добавила: - Однако только потому, что была во власти святого неведения.
     "Нет ничего  проще! - в  один голос воскликнули демоны.  Казалось,  их очень обрадовало  это  последнее  замечание гостьи, так, словно оно полностью укладывалось в их план. – Мы поможем тебе забыла обо всем! Только пожелай!"
     -Я и так уже слишком о многом забыла. Из-за вашего Курунфа... - болезненно поморщившись, покачала она головой.
     "Если это и произошло, то не из-за Курунфа, а благодаря ему. Наш город лишь исполняет желания. И если людям необходимо забыть, чтобы быть счастливыми..."
     -Чувствовать себя счастливыми.
     "Это одно и то же".
     -Нет, - она так не считала.
     "Может быть,  для тебя все иначе.  Но  для  большинства...."
     "И вообще,  некоторым  достаточно  только  мечтать   о счастье.  Разумеется, имея основания считать, что рано или поздно мечта исполнится".
     "Но, так или иначе, - стоило одному из демонов замолчать, как его мысль подхватывал второй, не оставляя Мати ни мгновения тишины не только для того, чтобы вставить слово,  но хотя бы обдумать услышанное.  - Если для счастья нужно, чтобы какие-то воспоминания стерлись из памяти, это произойдет..."
     -Но не все же!
     "Что?"
     -Воспоминания!  Ведь смертный состоит из  них  так же, как книга из символов!
     "Свиток может быть и чистым..."
     -Тогда это не книга, а всего лишь лист бумаги!
     "Или новая книга, - не унимались демоны. - И будут новые записи, новые воспоминания..."
     "Что уж  поделаешь,  если воспоминания мешают счастью!"
     "Да что там!  Порой - они именно то единственное, что не позволяет смертным  быть счастливыми!"
     "Или ты не согласна с нами?" - демоны повернулись к Мати.  У них не было глаз,  но все равно она чувствовала на себе их  пристальные взгляды, такие острые и холодные, пронизывавшие насквозь, что чужачке сразу стало не по себе.  Она заволновалась, закрутила головой, ища,  где бы спрятаться, скрыться от них. Но рядом не было никого и ничего, что могло бы ее защитить.
     А демоны ждали ее ответа,  и Мати ничего не оставалось, как, помявшись, пробормотать:
     -Ну... Наверное...
     "Наверное?! Ты опять  не уверена?"
     Мати вздохнула. Куда делась вся ее решимость? Она вконец запуталась. Зачем она пришла в Курунф? Может быть, действительно чтобы загадать желание? А память… Что если демоны были правы, отняв у нее часть воспоминаний? 
     "Так что же?"
     -Да, - поджав губы, кивнула Мати, - память - это зло и вечное мучение.
     "Вот видишь…!"
     -Однако без нее нет жизни, - к их страшному разочарованию закончила она так хорошо начинавшую фразу.
     "Что за ерунда!  Новорожденный ребенок, разве он не приходит в этот мир ради жизни? Но ведь при этом у него нет ни одного воспоминания!"
     -Да, - караванщица решила для себя больше не спорить с покровителями Курунфа,  соглашаясь со всем, ведь, так или иначе, они все равно вынудят ее признать их правоту,  если не душой,  то хотя бы устами. - Вот только...  Не  знаю,  какой я была,  когда родилась в этом мире, помнила ли что-то, что потом, со временем, позабыла, или действительно ничего не помнила...
     "Конечно же,  ничего  не  помнила!" - они  не допускали никаких  сомнений, так, словно сами были когда-то людьми.
     -Так или иначе, - пожав плечами,  спокойно продолжала  Мати, - я помню другое.  Как  однажды была за гранью смерти.  И вот тогда я действительно ничего не помнила.
     "Ты не выглядишь тенью", - резанул ее душу презрительный смешок.  Уж непонятно,  специально ли они настраивали  гостью против себя  или  просто вели себя как обычно. В конце концов, кто сказал, что демоны должны быть милыми и пушистыми?
     -Однако это  было, - негромко  проговорила  она,  глядя сквозь покровы теней,  не затем чтобы увидеть что-то за ними,  когда это вряд ли  было  возможно,  а  просто потому что нужно было куда-то смотреть. - А если вы не верите мне, спросите своего повелителя.
     "Мы верим,  верим. Но это скорее не  закон,  а  исключение, связанное с вмешательством небожителей".
     Мати поджала губы.  В который раз демоны  повернули все  так, что ей не оставалось ничего другого,  как кивнуть, соглашаясь. 
     -Может быть, - подняв взгляд на призраков, негромко проговорила она, - вы все-таки скажете мне, почему я здесь?
     "Как почему?!  Потому что ты сама этого захотела!  Все,  что делает Курунф, это исполняет желания своих гостей".
     -Мне было хорошо на острове...
     "Однако же, ты ступила на лунную дорогу".
     -Мне стало интересно... - она даже не удивилась тому,  что демоны знали о ней все. В конце концов,  на то они и демоны. - Но... - ее глаза сощурились, в то время как душа,  обрадованная, встрепенулась. - Я  и по солнечной  дороге  хотела  пройтись,  а вместо этого угодила в объятия к водяным духам!
     "Значит, на самом деле ты думала именно об этом,  мечтая через страх.  Иначе просто быть не может.  В  Курунфе всякий получает то, о чем мечтает".
     -На острове я хотела встретиться с другом, которого бы любила и  который любил бы меня, а вместо него получила собаку!
     "О какой любви мечтала, такую и получила. И не вина Курунфа, что ее можно было найти только в сердце собаки. Бескорыстную,  искреннюю и отрешенную. Без забот и проблем,  волнений и разочарований..."
     "Не столько дружба, сколько преданность. Не столько горение, сколько привязанность".
     "Настоящей любви ты боишься. Так же, как жизни...."
     -Поэтому на острове все было  таким  нереальным... - беззвучно прошептала Мати.
     "Все получают лишь то, о чем мечтают".
     -Вот вы говорите, - она вновь подняла взгляд, стремясь отыскать на  бесцветно-сером  покрове  теней их  глаза  и  заглянуть  в них, - что Курунф  только исполняет желания.  Но ведь за этим следует  расплата, верно? За все нужно платить!
     "Это слова торговца,  а Курунф создан не для того, чтобы покупать и продавать.  Он - не Город-базар, а Город исполнения мечты."
     -Однако... - попыталась возразить Мати, но демоны прервали ее, не дав ничего сказать:
     "Не забывай,  гостья,  это наш город!  Мы не просто покровительствуем ему, мы его создали! И создали ради одной единственной цели -  исполнять желания!  Кому,  как не нам знать всю правду о Курунфе!"
     -Но Харрад,  служитель,  который  привел меня в первый раз в храм, говорил...
     "Мало ли  что  он сказал!"
     "Кто вообще он такой – тень, облаченная в человеческую плоть! "
     -Значит, - чуть наклонив  голову,  Мати  сощурила   глаза, -  вы не требуете никакой платы за исполненную мечту?
     "Никакой! - в один голос воскликнули демоны,  а потом один  из них продолжал: - Все, что нужно Курунфу, это исполнить твое желание!"
     -И тогда все закончится?
     Несколько мгновений в храме царила тишина, в которой не было слышно ни звука. И по этой тишине Мати поняла, что демонов несколько озадачил ее вопрос. 
     -Так что будет, когда моя мечта исполнится?
     Демоны лишь  повторили те слова,  которые  уже  говорили прежде и которые с большим трудом можно было считать ответом.
     "Курунф - город мечты".
     "Хотя... - Мати, задумавшись,  прикусила  губу. - Может  быть, это действительно ответ.  Тому, кто перестает мечтать, не место в городе мечты. А там...  Прогоняют ли его в снега,  умирает ли он здесь или для него просто прекращает существовать весь этот мир - какая разница?  Главное, - она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, - я буду мечтать всегда...  Даже   когда   перестану жить... Потому что... Потому что не могу иначе!"
     Она кивнула.
     "Что же, - должно быть,  демоны заулыбались, во всяком случае, их голос зазвучал так,  словно они были очень довольны  развитием событий, - раз мы разобрались с этим...  Вернемся к мечтам. Так какой будет твое желание? Чего ты хочешь?"
     -Ну... - казалось бы, у Мати было их столько - выбирай любое, не хватит и всей жизни чтобы все пережелать. И, все же, она почему-то медлила.
     "Вернуться на свой остров?" – начал торопить ее один из демонов.
     "Постой, - не дожидаясь  ее  ответа,  заговорил второй демон, обращаясь не к гостье,  а своему собрату. – Что если у нее есть другая мечта,  еще не исполнившаяся. А остров что, она прожила на нем так долго, что он уже ей надоел".
     "Тогда, может быть, ты хочешь спуститься в город легенд?"
     "Да, действительно,  ты ведь всегда мечтала оказаться в  легенде".
     "Выбери только,  в какой. И, разумеется, кем ты хочешь в ней быть".
     -Как это? - Мати совсем не собиралась отправляться в  легенду. Во всяком случае,  пока.  Но слова демона не могли не разжечь в ней искру интереса.
     "Очень просто.  Легенд много. И все они разные. Даже одну и ту же можно прожить тысячей разных жизней".
     "Можно быть сторонним наблюдателем,  а можно - героем событий".
     "В то же время, легенда - не греза. И в ней только те герои, которые были на самом деле".
     "Да, выбирая кого-то, ты выбираешь его жизнь. Которую должна будешь прожить миг за мигом с первого слова до последнего".
     "Но, живя этой жизнью, ты не сможешь в ней ничего изменить".
     "Потому что ничего не может быть изменено.  Иначе  нарушится строй времен".
     "А, зная близость беды,  любой,  даже самый  терпеливый,  не сможет сдержаться".
     "Так что,  во имя прошлого и ради будущего, нужно забыть обо всем, что происходило..."
     Тут демоны умолкли,  давая гостье возможность поразмыслить  и,  во  власти уже начавших окружать ее грез, решиться.
     Мати прикусила  губу.  Она уже представляла себя в легенде о Гамеше... Не стоило и говорить,  что она видела себя царем-основателем. Его жизнь была так величественна и притягательна,  что за нее было не жалко отдать несколько воспоминаний. Тем более что,  по прошествии известного времени, они все равно вернутся к ней. Вот только... Ну не могла Мати не искать в словах и поступках демонов какой-то подвох, и все тут!
     -А... А я должна буду забыть только легенду или еще кое-что?
     "Все".
     -Что? - Мати не столько удивилась или испугалась, сколько разозлилась. "Чтобы я заплатила за пусть даже такую красивую мечту всеми своими воспоминаниями?!"
     "Иначе ты не сможешь прожить чужую жизнь так,  как ее прожил тот человек, чью судьбу ты выбрала. Ведь тогда ты будешь собой, не им..."
     "Ты же понимаешь,  что так должно быть, потому что иначе ничего не будет?"
     Она поджала губы. Глаза блеснули обиженно зло. Мати чувствовала себя так,  словно у нее покрутили перед носом красивой,  заманчивой вещицей, которую потом, вместо того, чтобы дать, поспешно спрятали в карман.
     "Чтобы рожденная  в  караване  купила  медяшку по цене золота?! - она была возмущена. - Уже!"
     В конце концов, Мати родилась у торговца, жила среди торговцев и сама прекрасно знала, как заключаются сделки.
     "Так что, ты выбрала легенду?"
     -Да, да, - поспешно  закивала она,  а затем осторожно,  искоса поглядывая на демонов,  спросила: - Только...  Легенда...  Это ведь надолго, верно?
     "Смотря какую легенду ты выберешь. Среди них есть и небольшие".
     "А еще это зависит от того, кто твой избранник. Если он не главный герой, то..."
     -Я хотела бы стать Гамешем. Он самый великий среди смертных. И... Эта легенда самая значимая…
     "Все ясно! - демоны рассмеялись, но на этот раз не злорадно, а великодушно-понимающе. – Ну, конечно же, Гамеш!"
     -Что, другие уже выбирали...
     "Да сколько угодно!"
     "Только женщины обычно хотят разделить судьбу жены  вашего  первого царя..."
     -Да, Шанти... - понимающе кивнула Мати.  Она даже  не подумала  о ней, совершенно забыла, и вообще... - Но я никогда не мечтала...
     "Как хочешь, как хочешь!"
     "Так ты..."
     -Да, я хотела бы им стать, только... М-м... Если мне придется прожить всю его жизнь...  Ну, во всяком случае, ту ее часть, о которой рассказывает легенда... Даже не легенда, а легенды... Его жизнь займет годы!
     "Даже десятилетия", - согласно закивали демоны.
     -Вот-вот... - она вздохнула  с сожалением,  возможно,  слишком отчетливым, чтобы быть искренним. - И... - сощурившись,  она  потерла нос. - Это, конечно, замечательно... Но... Но, может быть, я сперва свою жизнь как-то доживу,  а потом уже чужую?  Ведь  я  даже  не знаю, когда все закончится,  буду ли я мечтать о том,  о чем мечтаю сейчас?  И вообще... Легенды, они ведь... - она пожала плечами. - Ну, они не говорят,  что Гамеш умер, и... Ну,  -  Мати почесала затылок. - У его истории нет конца,  а значит,  что же,  может статься, мне  придется остаться в легенде навсегда?  И...  Вы говорили, что другие уже избирали эту судьбу. Что стало с ними?
     "Мы не знаем. Они не вернулись в Курунф.  Возможно, они действительно были приняты небожителями. Как Гамеш. Ведь они и были Гамешем. Так что..."
     -Ясно... - чего-то подобного она и ожидала.  Нет,  конечно, не того, что демоны ей вот так все возьмут и выложат начистоту, вместо того,  чтобы юлить и изворачиваться,  заманивая  ловушку. Хотя,  может быть,  этой искренностью они надеялись достичь  куда большего результата, чем явным обманом.
     "Ты должна понять, - а демоны, словно были и не демонами вовсе, вдруг ни с того ни с сего начали оправдываться, - мы не можем следить  за судьбами всех,  приходящих  в Курунф.  В этом городе бывает очень много гостей - тех,  чьи мечты о другом мире".
     "А у  нас ведь есть еще обязанности перед горожанами...  Все-таки мы их покровители..."
     "У нас просто не хватает времени".
     "Хотя в нашем распоряжении его  куда  больше,  чем  отведено вам".
     -Я поняла, поняла... И... И поэтому я хотела бы оставить эту мечту на потом.  Ну... Когда я переживу исполнение всех остальных грез. Или когда у меня закончится время. Ведь я остаюсь смертной даже в Курунфе, верно?
     "Тот, кто рожден смертным, не сможет жить вечно. Даже попросив себе вечную жизнь, или,  если  поумнее,  вечную  молодость..."
     -Курунф не сможет исполнить эту мечту?
     "Сможет. Но у человека есть судьба, определенная богами. Конечно, у разных людей разные судьбы.  Но в них есть и кое-что общее".
     -Рано  или поздно  любой человек уснет вечным сном?
     "Ну... Скажем так - станет другим. И по образу, и по сути".
     "Это совсем не означает, что он умрет..."
     "Или, как вы, боящиеся слова смерть более всего на свете, и потому избегающие его  предпочитаете  говорить  -  уснет вечным сном".
     "Его могут забрать к себе боги, принимая его служение".
     "Такие становятся духами и тенями".
     "Есть и те, кому в силу проклятия или какой-то другой причины никогда не будут даны вечные сны. Они обращаются в привидения, вынужденные вечно скитаться по земле".
     "Они - никто".
     "Но сами думают иначе".
     "Так что..."
     -Значит, мечтающие о вечной жизни становятся привидениями?
     "Совсем не обязательно.  Вечность,  она ведь тоже имеет свой предел. Как вечный сон мертвых".
     "И эта  загаданная  вечность  может  закончиться  для кого-то быстрее, чем для всех остальных их конечная жизнь"
     "Все зависит от скорости, с которым движется время".
     "Это – мечтающие о вечной жизни. Но ведь есть и те, кто жаждет обрести бессмертие".
     "Быть бессмертными как боги!  А это, согласись, нечто совсем другое".
     -И... - Мати поджала  губы.  Ее  брови  сошлись на переносице, заставив глубокую морщинку  пересечь лоб. Вообще-то, она не видела особой разницы, но, судя по тому, что говорили демоны, она была. - И что будет с человеком, который попросит у Курунфа бессмертие?
     "То же,  что и со всяким, который обратиться с этой просьбой к небожителю.  Конечно,  если его мольба будет услышана и исполнена".
     "То же,  что и с тем, кто прогневает какого-нибудь молодого и потому особенно вспыльчивого бога своей гордыней,  упрямством, самодовольством..."
     "Старшего бога ослушничеством,  нарушением строжайших запретов..."
     "Или великого повелителя каким-то другим, более серьезным прегрешением".
     -Милость и проклятие... Они что же, будут приравнены... - Мати не могла этого понять.
     "Какова мечта, таково и ее исполнение".
     "Все едино.  И дело лишь в том, как на это посмотреть. Для кого-то награда, а для кого-то - кара…"
     "Поэтому лучше мечтать о чем-то ином…"
     "Не надо пытаться обмануть богов, иначе сам будешь обманут…"
     "И вообще, если ты мечтала  о том, чтобы обрести..."
     -Нет, нет, - слишком поспешно,  выдавая тем самым свой страх перед тем,  что демоны могли оказаться правы и у нее в голове действительно  мелькала  подобная  мысль,  прервала их Мати. - Я... Я хотела бы... - она  на  мгновение  замешкалась,  пытаясь выбрать среди  сонма грез,  наполнивших ее душу,  одну поменьше и незначительнее.
      Воспользовавшись  образовавшейся  паузой,  демоны вновь заговорили с ней,  осторожно, подбираясь все ближе и ближе, словно на цыпочках:
     "Курунф исполнит любое твое желание".
     "Только тебе  следует точнее его формулировать".
     "Если не хочешь потом переживать разочарование".
     -Да, я поняла...
     "А пока  ты  думаешь,  выбираешь,  решаешься...  Раз  уж  ты здесь..."
     Мати сразу вдруг поняла, чего демоны от нее хотят. И, поняв, тотчас  забыла обо всем остальном.
     -Я должна произнести клятву верности городу и его божественному покровителю? - у нее что-то оборвалось в груди, лицо побелело, словно от  него вдруг отхлынула вся кровь,  сердце наполнилось холодом,  руки,  дрогнув,  начали  нервно перебирать складки одежды...
     Мати и сама не знала, чего было больше в ее чувствах - страха перед  демонами  и их господином или нежелания признавать их своими божественными покровителями.  Однако, что бы ей ни двигало в этот миг,  отчаяние или упрямство, этого было достаточно, чтобы она дерзнула спросить:
     -А если я не хочу?
     Демоны не ответили ей. Но их молчание было красноречивее любых слов. В нем было что-то зловещее, угрожающее. Однако для Мати было уже поздно останавливаться.  Она не просто шла вперед, но бежала, и в этом движении души, не тела, многое просто не замечала, на другое же, даже заметив, не обращала внимание.
     -И вообще, почему я должна? Ваш повелитель и тот не требовал от меня этого... - "Если кто и требовал, - хмуро глядя на демонов, исподлобья подумала она,  - так это Лаль, который... Которого я..." - она не могла сказать "ненавижу", ведь, что бы там ни было, речь шла о боге, но испытывала она именно это чувство.
     -Нет, я понимаю,  если бы я хотела остаться в Курунфе, тогда ладно...
     "А ты не собираешься?" - прервав молчание, спросили ее демоны, не  обвиняя,  не  укоряя,  не пытаясь указать на ошибку,  заметив что-то вроде: "Но разве ты уже не сделала этого, прожив на острове, являвшим  собой часть Курунфа,  половину своей жизни!" Они просто мягко интересовались,  как хозяин каравана  интересуется  планами своих спутников на входе в очередной город.
     -Ну... - Мати откашлялась,  прочищая горло, потерла нос, а потом вдруг нашла в воспоминаниях слова,  которые как нельзя лучше подходили к этому случаю: - Вы ведь говорили, что в Курунфе есть не только горожане, но и гости...  Я... Я - караванщица. И привыкла быть гостем в городе. Любом. Так что... Я подумала...
     "Что ж, - казалось,  демоны приняли ее выбор,  причем - удивительное дело - совершенно спокойно, - раз ты этого хочешь..."
     "Курунф исполнит любое твое желание".
     "Только пожелай".
     А Мати как раз нашла среди множества своих желаний то, которое было не просто грезой, но необходимостью!
     "Я должна была сразу подумать  об этом. В первую очередь. А об остальном - когда-нибудь потом".
     В то же время,  не без радости отметила она,  это ее желание было настолько просто исполнить, что, в сущности, она могла все сделать и сама, особенно теперь, когда вспомнила:
     -Я хочу увидеть свой караван!
     В тот  же  миг призраки,  окружавшие девушку со всех сторон, замерцали, заструились, превращаясь в зеркало, чья гладкая, сверкающая поверхность  была  способна отражать то,  что было  далеко, раздвигая границы горизонта.
     Мати видела все как в тумане,  но не настолько густом, чтобы ничего не разглядеть.  Нет, вот, казалось, всего в нескольких шагах от нее полукругом встали повозки. Такие же, какими она видела их в последний раз,  какими она оставила их,  отправляясь в  свои путешествия по сновидениям. Время не коснулось их, словно специально, по какой-то ведомой лишь небожителям причине обходя стороной.
     "Дерево, шкуры, - караванщица была не просто удивлена -  поражена, - все так,  будто  минувших  лет и не было вовсе. Так, если бы я покинула бы их только вчера! Даже олени... - удивительное дело, она узнала среди них, мирно пасшихся на луге за повозками, старую Ану. Ее было невозможно спутать ни с кем другим, слишком уж особенной была метка на лбу у оленихи - две скрещенные черточки - старые шрамы.
     "Но... - это открытие поразило ее больше  всех  остальных. - Она ведь и  тогда была старой-престарой,  все ждали,  что она вот-вот околеет. А...  Может быть,  там,  за городской чертой, и здесь, в Курунфе, время  идет  по разным законам?  Но что же это за демоны такие, если им дано повелевать временем? Я где-то слышала, что оно подвластно только Шамашу..." - она уже ничего не могла понять,  хотела спросить покровителей города, но тут у нее в голове возник другой вопрос, показавшийся ей более важным.
     -А мой отец, дядя, все остальные... Где они? Почему я не вижу их?
     "Мы говорили тебе - загадывая мечту,  нужно четко сознавать, чего ты хочешь. Ты хотела увидеть свой  караван  -  ты  видишь его", - пока демоны говорили это, все вокруг вновь начало изменяться, видения исчезло и, оглядевшись, Мати вновь увидела себя в зале черного храма.
     -Но я могу...
     "Увидеть своих спутников?  Конечно".
     -А не просто увидеть, оказаться рядом...
     "Можешь".
     -Так в чем же дело?
     "Ты спрашиваешь,  почему  Курунф  не исполняет твое желание? Чего он медлит?"
     -Ну да! - ей не терпелось поскорее покинуть храм.  Собственно, ей было все равно, где оказаться, лишь бы подальше от этого места в целом и демонов в особенности.
     "Дело исключительно в нашем расположении к тебе".
     "И в добром отношении к тебе нашего повелителя".
     "И не только его".
     "Иначе твое желание было бы уже исполнено".
     "Но вряд ли тебе понравился бы результат".
     -Почему? - Мати растерялась. 
     "Пожелать оказаться рядом со своими спутниками, которые, более не составляя караван,  разбросаны по всему  Курунфу,  живя  в разных его частях, а некоторые даже за его пределами, в легендах, сказках и мечтах, все равно, что попросить, чтобы меч разрубил тебя на множество маленьких  кусочков,  которые потом разбросать по всему свету..."
     -Д-да-а, - начав понимать,  напряженно протянула Мати. У нее в груди все похолодело при мысли о том, какую ошибку она чуть было  не  совершила. - Д-действит-тельно.
     "С мечтали надо быть осторожнее..."
     -Спасибо, - искренне поблагодарила она демонов,  а потом, чуть наклонив голову,  подозрительно взглянула на своих собеседников, не сдержавшись, спросила: - Но почему? Почему вы не позволили мне совершить ошибку?
     "А ты бы хотела,  чтобы мы промолчали,  позволив тебе  сделать все те  ошибки, каждая из которых стала бы для тебя последней? "
     -Нет, просто...
     "Тебе интересно, что движет нами?"
     "Ведь ты считаешь, что демоны не способны на сочувствие, сопереживание..."
     -Я не хотела...
     "Нас обидеть? Ты и не обидела. В большинстве своем то, в чем люди видят  оскорбление,  для нас похвала. Хотя мы  не совсем такие,  какими вы нас привыкли считать. Даже ты, знающая о демонах больше многих смертных и встречавшаяся с нашим  повелителем..."
     -Однако  ваши поступки и слова...
     "Они расходятся. Для демона  ложь почти то же,  что для служителя бога справедливости - правда".
     -Так вы... - все,  она вконец запуталась. - Все это время вы мне лгали?
     "Нет, гостья. Мы не сказали ни слова лжи".
     -Тогда... Бр-р! - она замотала головой,  словно стремясь прогнать наваждение. - Что-то я...
     "Ничего не понимаешь?"
     -Давайте вернемся к желаниям. Как выходит, что некоторые загадывают желания,  которые потом обращаются не мечтой,  а кошмаром? Или таких нет? А вы мне говорили про них просто так, ради примера?
     "Ради примера? - усмехнулись демоны. - Вот уж нет!  Какой  смысл упоминать о том, чего никогда не было!"
     -Значит... Этим людям просто было  все равно, что случится потом, главное, чтобы их мечта исполнилась сейчас?
     "Есть и такие.  Другие вообще не задумываются о  последствиях. Как ты".
     -Но вы могли бы...
     "Предостеречь их от ошибки? Зачем?"
     -Ну... Мне же вы сказали... Или я исключение?
     "Да".
     -Но почему? Это... из-за Эрры, да?
     "Да…"
     -Я, - Мати потерла  подбородок,  затем,  скрестив руки перед грудью, взялась за локти.  Когда она заговорила вновь,  ее  голос звучал негромко,  задумчиво и как-то нерешительно.  Он подрагивал, словно хрупкий лепесток цветка на ветру. - Я ведь сняла  браслет вашего повелителя. Он больше не защищает меня, и...
     "Для нас нет разницы,  носишь ты браслет, или нет. Главное, что мы видели его на тебе.  И знаем: ты находишься под покровительством нашего господина и повелителя". 
     "Тебе нечего нас бояться.  Мы  не причиним тебе зла".
      "Нам следовало объяснить  тебе все раньше, но...  Господин свидетель, мы пытались поговорить с тобой".
     -Однако я не стала вас слушать... - кивнула Мати.  - Простите меня. Я... Я просто испугалась.
     "Все в порядке.  Мы понимаем:  тебя убедили, что демоны - источник постоянной угрозы".
      "На самом деле все не так. …Впрочем,  нам-то что,  как бы ты ни относилась к нам, мы не  собираемся  строить из себя ни духов-покровителей,  ни теней-заступников. Мы такие,  какие есть.  И не хотим быть другими. Так что, если ты и причинила кому боль своими мыслями и сомнениями, так только себе".
     -Это точно... - вздохнула Мати. - Но... - ее брови  приподнялись, глаза оценивающе прищурились. - Того, что уже случилось, все равно не изменить. Что же касается остального... Хорошо, что я, наконец, решилась поговорить с вами.
     "Хотя, признайся,  тебе не понравилось очень многое из  того, что мы тебе рассказали..."
     -Нет, почему же. Удивило - да.  А так...
     "Это свойственно для смертных - бояться демонов и позволять своему  страху  застилать глаза,  заставляя видеть нас хуже, чем мы есть...."
     "Просто от той, которая открыто носила подарок нашего господина, мы ожидали несколько другого отношения..."
      Мати покраснела до кончиков волос. Ей вдруг стало ужасно стыдно.
     "Действительно, почему  все  демоны  должны быть обязательно плохими? - и вообще, разве  все зло, которое было в ее жизни,  караванщица видела не  от людей?  - Ну и дура же я! Просто непроходимая! Ни в чем не разобралась, ничего не узнала, а сразу же решила, что Курунф - зло! Но что может быть плохого в исполнителе мечты? Нет, сама мечта может быть и не лучшей. Но ведь ее выдумывает смертный. А город только исполняет. Значит, если что-то не так, виноваты люди, не знающие, чего хотят!"
     -Простите меня, - проговорила Мати, взглянув на демонов совсем иными глазами. И, наконец, увидела покровителей города не безликими тенями, укрытыми с головы до пят бесцветным покрывалом тумана, а созданиями всех четырех стихий,  в пламенных глазах которых светилась  мудрость  вечности.  Их тонких уст никогда не касалось слово. Они жили только дыханием - ровным,  чистым,  сильным,  как ветер. Их  плоть  была  словно высечена из черного камня искусным мастером, не пожалевшим времени и труда на то,  чтобы каждая черточка была естественна и прекрасна.  На плечи спускались вьющиеся локоны - потоки вод... - Поразительно! - заворожено глядя на покровителей города, беззвучно прошептала караванщица.
     "Ты ожидала увидеть демонов другими?"
     -Да, - кивнула она, - те, кого я встречала, были иными.
     "Даже смертные  не похожи один на другого.  Мы же – частницы вечности - тем более не можем быть все на одно лицо".
     "Среди нас есть ледяные духи и воздушные призраки,  огненные исполины и каменные карлики..."
     -А вы...
     "Мы - карлики. И это не кажется нам унизительным. Потому что именно такими мы можем лучше всего служить нашему господину..."
     "И, потом, для демонов рост - понятие относительное. Хотя мы - самые маленькие среди них, мы выше любого смертного. Да и с демонами, если захотим,  можем помериться ростом.  Ведь по воле того,  кто наделен даром, даже камень под ногой может вырасти горой до небес ".
     -Я... Оказывается, я не знала о вас совсем ничего!
     "Не знать - так проще..."
     "Легче ненавидеть".
     "Ведь когда знаешь, среди множества черт всегда найдется та, которая будет тебе симпатична..."
     -Это несправедливо! Повелитель небес должен был...
     "Позволить людям увидеть нас своими глазами и самим решить,  кто  плох, а кто хорош?"
     -Да!
     "А если бы выбор оказался не таким, каким  Он хотел его видеть?"
     Опустив голову, глядя на камни-зеркала у своих ног, Мати тяжело вздохнула. Что она могла сказать? То, что думала? Но ведь не все так просто, как казалось на первый взгляд. Все совсем не просто. Люди разные. Вот ведь даже один и тот же человек может быть добрым и заботливым, а может...
     Она не знала, что и думать...
     "Ладно, давай оставим этот разговор. Тем  более что  твоя мечта уже исполнилась".
     -Мечта? - вскинув голову, караванщица с непониманием взглянула на собеседников.
     "А разве ты не этого хотела?  Узнать,  кто такие демоны, что они из себя представляют".
     -Да... - Вот только… Она не думала,  что все будет так. Мати готовилась к бою,  к тому,  что ей придется выдавливать каждое слово...  А  на деле ей не пришлось даже  спрашивать.  Демоны рассказали все сами. - Х-м... - да уж, было над чем задуматься.
     "Может быть, ты хотела бы узнать правду и об этом городе?"
     -Да! - ее глаза загорелись огнем. - Только... - умолкнув на мгновение, она  прикусила  губу. - Не могла бы я прежде увидеть отца,  убедиться, что с ним все в порядке? И остальных, если можно, тоже...  Не сразу,  я поняла, так не получится, потому что караван больше не единое целое,  и... Но... Как-нибудь. Как можно! - в ее глазах была мольба - просьба понять ее,  то, что она не могла объяснить, и помочь.
     "Конечно, милая, - демоны  заговорили  с ней,  как с ребенком, которому готовы оказать  покровительство. - Ты  увидишь  своих родных".
     Мати закрутила головой,  думая, что окружавшие их тени опять начнут меняться,  открывая ей зеркало врат в далекие закоулки города, однако же те продолжали оставаться полупрозрачными бесцветными дымками.
     "Не бойся, - поспешили успокоить ее собеседники. - Не сомневайся. Все будет,  как мы сказали. Просто иначе. Немного иначе. Закрой глаза...  Спокойно,  спокойно. Дыши глубоко и ровно. А теперь представь себе того, кого ты хотела бы увидеть..."
     -Папа! - шепнула Мати,  чувствуя, что глаза наполнились слезами. Ей стало страшно.  Ведь прошло столько лет...  Жив ли он?
     "Жив, - решила она,  упрямо сжав губы, - он не мог уснуть вечным сном, не  попрощавшись со мной!  И демоны...  Они бы знали,  если что... И...  Они ведь не  такие жестокие, чтобы, подарив надежду, миг спустя отобрать ее, бросая душу и сердце в бездну отчаяния!"
Глава 16
     Ее окружила черная пустота. Впрочем, не удивительно. Как можно что-то разглядеть с закрытыми глазами? Однако спустя какое-то время караванщице начало казаться,  что она  действительно что-то видит. Сначала  это были отблески света, мерцания, переплетавшиеся в удивительный узор,  подобный рисунку звездного неба, но куда более живой, наполненный движением. А потом... 
     Отец возник вдруг, из пустоты. Он был все тем же широкоплечим, кряжистым бородачом, в волосах которого не прибавилось ни одного нового седого волоса, словно минувшие годы, такие беспощадные для Мати, обошли его стороной.
     Между тем серые тени призраков исчезли, унеся с собой храм Курунфа, а возникший на его месте мир больше всего походил на остров мечты. Зеленые горы подпирали бескрайнее голубое небо,  деревья оазисов мирно соседствовали с растениями,  встречавшимися только в легендах и сказках. Задумчивый прохладный ветерок нес на своих крыльях дурманный запах трав и свежий,  чуть солоноватый дух моря. Воздух, такой чистый, словно духи только что отмыли его со всем доступным им старанием,  полнился птичьими трелями, шуршанием трав и негромким шепотом листвы. Вот только шум прибоя,  к которому Мати за долгие годы успела привыкнуть, здесь совсем не слышался.
     "Словно море где-то далеко... - подумала  она,  начиная  понимать. - Если там был остров,  то здесь,  наверное, материк…" - однако это открытие не расстроило Мати,  скорее наоборот,  обрадовало ее.  Ведь куда интереснее увидеть что-то новое,  чем вернуться к уже  давно знакомому и привычно обыденному.
     Вокруг нее шумело золотое поле. Колосья пшеницы были так высоки,  что  Мати  на  какое-то мгновение почувствовала  себя потерявшейся среди них, налившихся зерном и приопустивших головки в ожидании скорого прихода жнецов.  Сначала ей показалось,  что это поле заполняло собой весь мир,  но на самом деле оно было не таким уж большим,  заканчиваясь  с  одной стороны у края леса,  с  другой  -  фруктового  сада,  с третьей - парка-прибежища самых удивительных из растений. Наконец, с четвертой стороны возвышалась высокая зеленая гора и на ней - казавшийся картинкой из старой сказки замок. Его тонкие точеные башенки уходили в бескрайние лазурные небеса.  Он походил скорее на священный храм,  чем на белый дворец острова мечты, излучал тепло и умиротворяющий покой. И -  при этом – в нем не было ни тени тягости вечных разлук,  постоянное ожидание которых ложится тяжелой ношей на плечи, пригибая стены к земле,  омрачая даже радость новых встреч. Этот  замок-храм был свободен от оков страха, построенный из камней самой вечности посреди бескрайней вселенской дороги.  Он приковывал к себе,  влек,  не желал отпускать...
     Сделав всего  лишь  шаг по направлению к нему,  Мати поняла, что уже не может остановиться. Более того, с каждым новым мгновением ее движения становились все быстрее,  быстрее... И вот наконец, она уже бежала к замку,  обгоняя ветра. На сердце было  легко и беззаботно, душа смеялась, веселясь над чем-то, ведомом лишь ей… 
     Девушка ничего не видела,  по наклону земли под ногами  понимая, что начался подъем в гору,  по заскользившим по щекам теням – что вступила под своды покрывавших склон невысоких деревьев. Ветра играли зеленой листвой,  о чем-то переговариваясь  между собой,  шуршали травы,  кивали крошечными головками, соглашаясь с еще невысказанными словами,  цветы. А чуть в стороне,  на  толстом стволе упавшего дуба,  сидел,  опустив голову на грудь, хозяин каравана.  Казалось, что он кого-то ждал. Ждал, ждал, и задремал, сомлев на солнышке.
     -Папа! - вскрикнув, она бросилась к нему,  упала рядом в траву, обхватила его ноги, прижалась... - Папочка!
     -Ну что ты, что? - он тотчас очнулся, поспешно поднялся, увлекая за собой дочь. – Откуда эти слезы?  Ведь еще на заре ты говорила мне,  что сегодня - самый счастливый день твоей жизни. И вот вдруг...Что-то случилось? - спросил караванщик, однако в его голосе не было и тени беспокойства, словно он заранее знал, был убежден, что ничего  плохого больше никогда не случится. - Успокойся, успокойся, - он прижал ее к груди, но не крепко, осторожно, будто боясь помять ее одежду, - все хорошо, все просто замечательно, - затем Атен  чуть отстранил от себя дочь,  но сделал это как можно мягче,  чтобы она не решила, что он  ее отталкивал.
     Несколько мгновений караванщик молча смотрел на нее и в широко открытых глазах читались глубокая родительская любовь,  восхищение, радость и,  может быть, чуть-чуть грусти и опасения, которые не очерняли светлых чувств, а разве что чуть-чуть оттеняли их, делая  более яркими и радужными. - Какая ты все-таки у меня красавица! - он поправил  локон  молочно-белого  цвета,  упавший на лицо дочери.
     -Что ты, папа, - смущенно-растерянно пробормотала она, уткнувшись лицом в плечо отца. Мати уже давно видела себя старухой, может быть  и красивой - но совсем старой,  такой старой,  что душа разбивалась на части и в кровь резала сердце,  слезы каплями  огненной воды текли из глаз и хотелось кричать от жуткой, нестерпимой боли: "Великие боги, ведь все, вся жизнь позади!" А мечтать о вечной молодости после рассказа демонов - все равно, что грезить о картинке в книге, плоской и безжизненной...
     -Милая, милая, - осторожно  держа  ее за подбородок,  он отвел лицо дочери,  провел по щекам,  смахивая слезинки. - Опять плачешь! Ну, уйми скорее слезы! У тебя впереди счастливая жизнь...
     -Я... - всхлипнула было Мати, но отец, не давая ей ничего сказать, продолжал:
     -Понимаю, ты боишься.  Замужество - это... Это... Мне самому страшно отдавать тебя,  мою маленькую девочку,  но...  Но я хочу, чтобы ты  была счастлива!  А сейчас...  Сейчас ты выглядишь такой счастливой! Пусть испуганной - это понятно,  но счастливой.  Даже несмотря на эти слезы. Ведь я понимаю, они - от радости.
     -Папочка... - она не понимала… И тут вдруг ее взгляд,  в  смятении  метавшийся  птицей между небом и землей, скользнул по зеркальной глади крошечного озерца,  оказавшегося  у ее ног. И в нем она увидела свое отражение.
     Первое, что,  пораженная, она заметила, было золотое свадебное платье,  укрывавшее ее с ног до головы трепещущими  на  ветру легкими складками драгоценного бархата, лучшего шелка и тончайшего гипюра.
     -Великие боги, - сорвалось с ее губ.  Она не верила,  не могла поверить... Ее взгляд обратился на  себя,  пальцы  заскользили  по шелковистой, белоснежной коже рук. Но что еще ей оставалось, как не поверить?  Тем более,  что ей так хотелось. - Этого  не  может быть! - но глаза уже горели, душа трепетала - ее мечта исполнилась. Та,  заветнее которой у нее теперь не было  -  она  вновь стала молодой, словно всех тех лет на острове и не было вовсе.
     Мгновение - и Мати вновь смотрелась в зеркало озерца, во все глаза, восхищенная, очарованная увиденным.
     "Нет, - еще мгновение спустя поняла она, - время все-таки прошло. Пусть не так много, как на самом деле, всего пара лет, но все же... "
     Эти годы... Они не состарили ее ни на миг, лишь отточили красоту. Длинные молочного цвета волосы струились потоком  сверкавших солнечных лучей. Распущенные, ничем не сдерживаемые, они то расстилались за ней шлейфом госпожи Айи,  то вздымались крыльями причудливой  сказочной птицы,  готовые поднять над землей,  унести в небесную синь.
     Лицо отражения  лучилось  безграничным  счастьем, которому были не ведомы ни тени сомнений,  ни острые лезвия страха, ни тихое дыхание грусти, глаза полнились пламенем исполнения самой заветной мечты,  на губах застыла  улыбка... Чувства,  поглотившие ее,  были настолько сильны, что передавались всему вокруг, озаряя мир магическим светом.
     Плавный овал лица,  тонкий, прямой нос, алые чувственные губы,  огромные синие глаза, сверкавшие под черной пеленой  длинных  приопущенных  ресниц...
     -Это что же,  я? - прошептала она,  касаясь пальцами щек, лба…
     -А кто же еще! - воскликнул караванщик. - Ты не пугай меня, дочка, - строго погрозил он ей пальцем, - от счастья  ведь  тоже  бывает  рассудка лишаются! Ты слышишь меня? И понимаешь, о чем я говорю?
     -Слышу и  понимаю, - блаженно  улыбаясь,  наслаждаясь   каждым мгновением новой жизни, промурлыкала девушка.
     -Вот и хорошо, вот и замечательно, а то я уже начал беспокоиться: уж больно ты сегодня... какая-то сама не своя.
     -Со мной все в порядке,  папочка,  просто...  Просто  я  так счастлива... так счастлива, что... Что готова голову потерять!
     -Счастлива - это хорошо, это замечательно, а вот что касается головы...  Вообще-то,  это не обряд испытания,  так что голова тебе вряд ли понадобится,  но все же...  Пусть лучше она будет на месте, а  то мало ли что,  вдруг жених тебя не узнает, без головы-то...
     -Ой, папа! - она зарделась румянцем. - Что ты такое говоришь!
     -Действительно, что это я,  о чем думаю? Узнает - не узнает, какая теперь разница? Уже все уговорено, обговорено – так что не отвертится.
     -А... - девушка вдруг поняла,  что отец говорил о ее замужестве, причем  так уверенно,  что у нее не оставалось никаких сомнений: он не шутит.  "Неужели?!" - сердце йокнуло у нее в груди, полнясь радостью. - А... Раз все оговорено...  Папуль,  скажи мне пожалуйста, за кого ты выдаешь свою послушную дочь?
     -Выдаю?! - не сдержавшись,     Атен    расхохотался. - Послушную дочь?! - он смеялся долго, все никак не мог успокоиться. - Ну,  повеселила  ты меня!
     Мати смутилась,  опустила глаза. Ей было страшно любопытно. Именно - страшно.  До ужаса, замирания сердца и дрожи в коленках. Но  спросить  еще  раз... Это  было  еще   страшнее.   И как-то... неловко. Даже  стыдно. И она,  вместо этого, поспешно заговорила:
     -Ладно, папочка, ладно! Я все поняла!
     -И вспомнила? Ты помнишь, что сегодня твой день и тебе надо быть безоглядно  счастливой,  обворожительно  красивой  и немного смущенной? Нет,  смущенной - самую малость. А то, видя эти красные, как помидоры, щеки люди могут всякое подумать.
     -Да, хорошо! Ну, я побежала!
     -Куда! - удержал ее за руку отец.
     -Ну... Мне... Тут... Надо... - затороторила она нечто несвязанное, пока,  наконец,  не  выпалила: -Я  только на мгновение! - и, прежде, чем Атен успел ее остановить,  исчезла среди деревьев.
     -У-ф! - вновь оказавшись посреди  пшеничного  поля,  вздохнула Мати. Она испытала облегчение оттого, что, наконец, осталась одна.
     "Еще чуть-чуть, и я действительно лишилась бы головы. Ее бы унесло порывом разбушевавшегося ветра, словно осколок разбившейся ледяной статуи".
     Правда, она и так чувствовала себя не совсем уверено... Вернее даже - совсем не уверенно. Руки нервно теребили край золотого одеяния, коленки дрожали.
     -Великие боги, что же это? - и, не выдержав своих мыслей, оказавшихся еще хуже разговора с отцом,  от которого она так поспешно убежала, девушка опустилась на землю, только потом подумав о том,  что мнет и пачкает одежду.  А ведь это было свадебное платье, которому надлежало выглядеть безупречным...
     В первый миг она была готова в страхе вскочить,  начать поспешно приводить себя в порядок, надеясь, что все еще можно будет исправить, но потом,  к собственному удивлению,  небрежно махнула рукой:
     -Ну и ладно!  В конце концов, это всего лишь мечта моего отца. Хороша мечта - выдать меня замуж!  Ну, папочка!  Он что  же, действительно так страстно хочет избавиться от меня?  - нет, она прекрасно понимала, что отец желал ей только добра. Он постоянно думал, заботился о ней. Так было и так будет всегда,  пока он жив. Вот ведь, даже его мечта - о ней.  Просто... - Он хочет, чтобы я была счастлива. А быть счастливой одна  я  не смогу... - вот странно,  она сама поняла это лишь прожив долгие годы на острове мечты.  Как же хорошо  отец  должен был знать ее... - Папа, мой папочка! - ее губы смеялись, в глазах же стояли слезы. В один и тот же миг ей было  весело и горько,  причем оба чувства были одинаково искренни и ярки. И Мати сама не понимала, какое из них было сильнее.
     "Я хотела бы остаться навсегда в мечте отца... – это действительно было так. И Мати уже решила для себя,  что обязательно вернется сюда.  Конечно же, ведь отец не пожелает для нее ничего плохого. - Это - именно то место,  в котором мне будет лучше всего!"
     Да, все так, все так... Вот только...
     "Я вернусь... Но сейчас я должна уйти. Ненадолго. На мгновение. Все равно без меня эта мечта не возможна,  так что я  обязательно вернусь, - успокаивала она себя, закрывая глаза. – Только проверю, все ли в порядке с Шамашем. Ведь он тоже оказался в этом городе... Конечно же, демоны не в силах справиться с могущественнейшим из богов,  но... мало ли... Ведь у него тоже есть мечта… - да,  вот что на самом  деле сильнее всего хотелось ей узнать:  о чем мечтал ОН?"
     И только она успела подумать об этом,  как  все вокруг наполнилось  свистом  ветра.  Его резкие порывы разбросали волосы, растрепали  их,  запутывая...А  потом  сильные,   могучие крылья ветра подхватили ее, понесли неизвестно куда...
     ...Мати очнулась оттого,  что прямо возле самого уха прозвучал громкий женский голос:
     -Полеся, проснись!
     -Я не... - начала она,  но остановилась,  задумавшись, не зная, что ей следовало сказать в первую очередь:  что  она  не спала или что она не Полеся, чтобы это ни значило.
     -Я не сплю! - ответил тоненький девичий голосок.
     Караванщица прикусила губу,  нахмурилась, сосредоточенно разглядывая причудливый узор половиц, на которых сидела.
     "Демоны говорили, - перекладывая мысли, словно монетки, с ладони на ладонь,  размышляла она, - что в  мир  легенд  можно  войти только в образе того, кто в нем жил... Может быть,  в мир чужой мечты тоже можно прийти  лишь  тем, кто там есть, - ее губы сжались сильнее и она почувствовала солоноватый привкус крови,  вдруг с совершенной ясностью осознав: - Но раз я здесь не я,  значит, мне нет места в его мечте! - эта мысль... Она была для нее страшнее любой  угрозы,  больнее обиды и нестерпимее проклятья. - Но почему?! Я...  Мне ведь и надо было совсем немного,  так, доброе слово, краешек повозки,  просто  возможность быть   рядом, и... " - ей захотелось заплакать, но она не могла. В глазах было столько слез, словно они копились в их морях не миг,  не  день,  а  целую вечность, но  грань век,  являя собой непреодолимую преграду,  не пропустила ни одну слезинку,  не позволила и капельке горячей горечи пролиться  на похолодевшие,  сделавшись бледными,  неживыми, щеки. В первый миг она была готова возненавидеть Шамаша, но потом немного  успокоилась, вспомнив: - А, может, я сама во всем виновата. Демоны советовали мне быть точной в своих желаниях,  я же хотела просто попасть в мечты Шамаша,  не подумав даже о том, кем я там буду. И Курунф сам выбрал, сделав меня неизвестно кем..." - она не знала,  почему он поступил с ней так,  может быть, решил проучить за  не выученный урок,  но,  в любом случае,  это было не столь обидно, как мысль о том,  что Шамаш забыл о  ней, словно ее и не было никогда.
     В какое-то мгновение ей захотелось  убежать  из  этого края мечты, вот так,  сразу же,  не оставаясь ни на мгновение там, где ей не были рады.  Но потом любопытство взяло верх над обидой и Мати огляделась вокруг.
     Она увидела небольшую комнатку.  Каменные стены были покрыты рисунками  - цветы всех оттенков,  размеров и видов переплетались, образуя причудливый узор, такой завораживающе красивый, что от него было невозможно оторвать взгляд. Маленькое узкое оконце, распахнутое всем ветрам, глядело в зеленый сад, который,  казалось,  заполнил собой всю землю за стенами этого удивительного дома.  Обстановка комнаты, которую можно было принять за дом богатого жреца и даже залу храма,  показалась гостье на удивление  скромной  и была подстать скорее жилищу бедного ремесленника, который не мог позволить себе никаких излишеств.  У окна -  деревянный стол, застланный белой вышитой незамысловатым рисунком-орнаментом скатеркой,  в углах – по большому  кованному  сундуку,  вдоль стен - узкие деревянные скамьи, на одной из которых поверх тонкой,  скорее травяной,  чем пуховой перины лежали две крошечные подушки. Вниз, на застеленный рогожей пол, свисало одеяло - не меховое, бедное - шерстяное, хотя и добротно выделанное, покрытое, как и скатерть, рисунком - переплетением линий и точек.
     Возле сидела,  опустив босые ноги на пол, девочка лет десяти - невысокая,  тоненькая,  даже хрупкая. Ее светлые, хотя и темнее, чем  у Мати, волосы были заплетены в две косички, однако же, растрепавшись со сна,  пряди выбивались, падая на лицо. Ее нельзя было назвать красивой - обычная,  каких множество.  Девочка и девочка.
     У входа в комнату, держась за ручку деревянной двери, стояла женщина.  Сначала Мати решила,  что это мать девочки,  но потом засомневалась - нет,  хотя, спроси ее кто, почему, она б не смогла объяснить. 
     -Милая, - тем временем,  оставив дверь,  которая с негромким вскриком-скрипом закрылась у нее за спиной, женщина вошла в комнату,  села на лавку возле девочки  и,  подбирая  одеяло, чтобы затем его аккуратно сложить,  продолжала, - мне нужно уйти. Ненадолго. Недалеко, - опережая все возможные вопросы, продолжала она, - до замка Старшего.
     Услышав эти последние слова, Мати кивнула: она поняла, где оказалась.
     "Это действительно мечта Шамаша!  Тот мир, который являлся ему во сне-бреду! Тот, который он  считал своим,  родным! Ну конечно же!  Он всегда хотел вернуться в него,  беспокоился о тех,  кого ему  пришлось оставить... Да, он говорил,  что  у  него  не  было  своей  семьи, но... - почувствовав, что от страха и нервного напряжения ее пальцы вновь задрожали,  Мати с силой стиснула кулаки, сглотнула подкативший к горлу ком. - Эти люди...  Должно быть, они были очень важны для него, раз он помнил о них спустя столько лет.
     -Наставница... - испуганно взглянув на взрослую, несмело начала девочка.  В ее глазах стоял испуганный вопрос: "Что-то случилось?"
     -Не бойся,  милая, - та тепло улыбнулась  ей,  пригладила ладонью растрепавшиеся волосы, - все в порядке. Все просто замечательно!
     -Старший! - в глазах  девочки  вспыхнула  радость озарения. - Он вернулся!
     -Да, дорогая  моя! - подтвердила  ее  догадку женщина. - Вернулся!-она не скрывала своего счастья,  которым просто лучилась вся с головы  до  ног. - Ты ведь понимаешь,  мы...  Мы с Власом должны, просто обязаны быть с ним.
     -А я? Я могу пойти?
     -Не сейчас. Потом. А пока я хотела попросить тебя посидеть с Светланой. Домовой, конечно, позаботится о малышке в мое отсутствие, но мало ли что. Ты ведь не откажешься мне помочь?
     -Конечно, наставница, я  посижу!
     -Вот и умница, - улыбка женщины стала еще  шире,  она  встала, повернулась, собираясь уйти, но в тот миг, когда  уже подходила к двери, девочка, вскочив следом, спросила:
     -Наставница, с  ним все в порядке? - в ее голосе,  глазах было столько заботы,  неподдельного, искреннего беспокойства, что женщина вернулась к ней,  остановилась рядом,  положив руку ей на плечо:
     -Я не  знаю, - и глядевшая чужачке прямо в глаза Мати поняла, что за внешним уверенным спокойствием скрывалась бескрайняя снежная пустыня страхов и волнений, - я еще не видела его. Мне сказал Влас. Я не успела его ни о чем расспросить - он так спешил в замок.  Если бы не вы со Светланой, я побежала бы следом. Но из-за вас я должна была вернуться. Старший осудил бы меня, если б я пришла, не позаботившись о вас. Он  всегда говорил,  что для матери важнее всего ее дети. И пусть мы с тобой не одной крови,  я считаю тебя не только своей ученицей, но и дочерью. Ты ведь не против того, чтобы я изредка называла тебя...
     Вместо ответа девочка, прежде чем женщина успела договорить, бросилась ей на шею, прижалась, беззвучно заплакав.
     -Ну все, все, успокойся. Мне нужно идти, - осторожно отстранилась от нее женщина, - может, понадобится моя помощь...
     -Старший... - вздрогнув, словно  от  удара плеткой,  испуганно втянув голову в плечи, Полеся со страхом глянула на нее. - Он...
     -Милая, - женщина заглянула ей в глаза. Она не хотела пугать воспитанницу своими словами,  но понимала, что молчание напугает ее сильнее. - Ты ведь понимаешь, бой с Потерянными душами - тяжелое испытание.  Но теперь он дома, среди тех,  кто любит его больше всего на свете. Мы позаботимся о нем.
     -И с ним все будет в порядке?
     -Конечно, - уверенно кивнула женщина,  а потом вновь заспешила к двери. - Будь умницей, - уже уходя,  проговорила она. И дверь закрылась за ее спиной.
     Но если девочке сказанного той,  кому она  привыкла  всецело доверять было достаточно, то Мати - нет. И дело тут было не только в том, что эта женщина была ей совершенно чужой, даже не из ее мира. Ее беспокойство возросло до небес, когда она с совершенной ясностью поняла:
     "Шамаш мечтал  не просто вернуться в свой мир,  он хотел никогда не покидать его!"
     С одной стороны, это открытие немного успокоило ее.
     "Раз так, понятно, почему меня здесь нет. Шамаш не помнит меня,  потому что никогда не встречал!" 
     Но, с другой стороны...
     Дочь хозяина каравана слишком хорошо помнила тот день, когда встретила его в снегах. Он был совсем плох. Так плох, что Лигрен, несмотря на все его лекарское искусство, сомневался, выживет ли он.
     Сердце забилось в груди бешено и нервно, душа наполнилась болью, а разум - страхом.
     "А что,  если...  Если они не смогут помочь? И он… Он..." - девушка не могла даже в самых страшных кошмарах представить себе, что он умрет.  Это было выше ее сил.  Одна подобная мысль заставляла гаснуть солнце в  небесах, обращая весь мир в мрак и пустоту,  которая, единственная, отняв все мысли и чувства, ослабляла боль отчаяния.  Но, однако же, и не думать об этом она тоже не могла, потому что все мысли вновь и вновь возвращались...  все воспоминания заканчивались...
     Мати понадобилось некоторое время,  чтобы успокоиться, не полностью,  нет, но достаточно для того, чтобы вернуть себе способность думать о будущем без дрожи, заставлявшей, в кровь кусая губы, мотать головой. Первой ее мыслью было: "Мне следовало  пойти с ней,  с этой женщиной!  Она привела бы меня к нему!"
      Так было бы много быстрее,  чем самой искать  путь  в  совершенно чужом мире.
     "Ничего, ничего, - начала в какой уж раз за краткий день успокаивать она  себя, - я доберусь.  Чужачка сказала - он в замке Старшего. Старшие в этом мире… Они подобны легендарным царям, возглавлявшим наших магов в те времена,  когда города и их Хранители были связаны чем-то большим, чем  караванной тропой. Должно быть,  этот замок похож на храм.  А храм...  Я найду его даже с закрытыми глазами!" - и Мати  метнулась  к двери, схватилась за ручку, рванула на себя...
     Но дверь не поддалась, словно была не из дерева, а неподъемного камня. Или  ее и не было вовсе, так, рисунок на стене.
     Мати заволновалась,  забилась о настоящую-ненастоящую дверь,  не желая отступать.  А  когда поняла, что  у  нее ничего не выходит - метнулась в сторону окна, благо то было открыто. Однако когда до разбитого за домом сада оставался всего лишь шаг, какая-то невидимая,  неосязаемая, но оттого только еще более непреодолимая  преграда,  поскольку ее нельзя было ни обойти,  ни отодвинуть, ни разбить.
     Девушка была в отчаянии. Ее охватил ужас, когда она поняла, что заперта в этой комнате.  Она чувствовала себя ветром, пойманным  в ловушку подземной пещеры,  который метался от стены к стене,  не находя выхода.
     "Но почему,  почему?! - она кричала, топала ногами. - Я совершенно чужая в этом мире! И не только потому, что никогда не бывала здесь ни в этой своей жизни,  ни  в прошлых рождениях,  но  и потому, - и это было для нее главным, - что этот мир принадлежит совсем другим богам! И не у кого просить о помощи! Потому что никто не услышит моей молитвы! Даже Шамаш! Ведь здесь он не бог,  а человек! Здесь он даже не Шамаш, его и зовут иначе! Но  он здесь! - эта мысль давала ей силы,  заставляла искать выход, пытаться вырваться на свободу из  ловушки,  которой  стала для нее  эта комната,  поскорее прийти ему на помощь... - Если меня здесь действительно нет,  если я - никто, эти стены не смогут меня удерживать! Потому  что  я  для  них не существую!" - она повторила свою попытку открыть дверь, но вновь тщетно.
     "Ничего не получается!"
     Мати была готова сойти с ума от отчаяния.  Наверное,  так бы и случилось, если бы она могла себе это позволить.
     "Успокойся! - властно приказала она себе. - Тебе здесь ничего не угрожает! Это только мечта! Из которой ты всегда найдешь путь назад. Только пожелаешь оказаться в храме Курунфа - и  вернешься.  Но пока ты этого не хочешь. Ты должна постараться понять, что  здесь  происходит.  И увести отсюда Шамаша!"
     Ее глаза блеснули озарением. Вот оно! Теперь у нее была цель:
     "Я должна  увести  отсюда Шамаша!" - Мати понимала,  это будет сложно. Кому захочется покинуть мечту? Она плохо  представляла себе даже как сможет убедить Шамаша поверить ей.
     "Если бы мне кто-то начал рассказывать о другом мире,  отличном от этого как небо от земли,  мира, которым владычат  другие боги,  я бы решила, что этот человек обезумел!"
     Но это все потом, потом... Прежде всего, она должна была выбраться из этой комнаты.
     Мати вновь попыталась  открыть  дверь:  "Если  я  оставалась здесь, потому что должна была вспомнить,  теперь, когда память ко мне вернулась... - но  нет,  дверь  не  поддалась. - Значит,  дело  в чем-то другом", - она поджала губы.
     Однако на этот раз в ней не было ни тени отчаяния.  Скорее - затаенная ярость,  злость на себя, на весь мир, и готовность идти до конца.
     "Я разберусь, в чем тут дело!"
     Не находя более ничего внутри себя,  она бросила взгляд вокруг, ища причину происходившего:
     "Должно же быть что-то..."
     Взгляд Мати упал на девчонку,  которая,  проводив наставницу взволнованно-испуганным взглядом полных слезами глаз,  вновь опустилась на лавку и, принявшись выщипывать тоненькие ниточки-шерстинки из края одеяла, забормотала что-то вроде:
     -Старший вернулся.  Как и обещал. Теперь все будет хорошо.
     Караванщица была  не  в силах слушать этот бред чужачки,  не знавшей ровным счетом ничего, не понимавшей, как много Шамаш значил для ее мира, для ее самой...
     "И вообще,  как  она  может вот так просто сидеть на месте и ничего не делать!" - ее собственная душа металась из конца комнаты в конец,  будто пойманный в ловушку четырех стен ветер, не находивший пути на свободу. Однако... Тут ее глаза сощурились в две тонкие нити.
     "Неужели все дело в этой маленькой чужачке?  Кто она  вообще такая?"
     Мати пригляделась к девочке.  Ничего особенного.  Невзрачная до неприличия.  Даже взгляду не за что зацепиться.  Да, караванщица тоже стремилась не выделяться,  но не до такой же  серости! Хотя...  Подумав,  она взглянула на все иначе. Если девочка живет с наставницей,  а не  родителями,  значит она  - сирота.  А у сироты жизнь ясно какая - ничего хорошего, не разгуляешься...
     "Однако ко мне-то все это какое имеет  отношение?" - она  была готова потерять терпение.
     Но тут девочка,  наконец, поднялась со своего места и направилась к двери.
     "Куда она?" - подозрительно глядя на чужачку, Мати  двинулась следом.  И,  к огромному удивлению и безграничной радости, ей удалось выскользнуть из комнаты вслед за ней.
     "Ну, слава богам!" - обрадованная, она закружилась по маленькому узенькому помещению, скорее всего - коридору, в котором не было ничего, кроме покрытых все тем же растительным орнаментом стен и шуршавшей под ногами рогожки.  А, нет, тут были еще двери - одна, другая...
     "Интересно, что за ними? - девушка направилась к ближайшей, взялась за  ручку,  пытаясь открыть,  но та не поддалась: толи дверь была заперта, толи, как и первая,  закрыта  лишь для  нее. - На ней что, лежит заклятие,  что ли? - Мати не знала,  что ей и думать. - Ну ладно, подождем, что там дальше..." - и,  догнав девочку...  как ее там? Полесю, которая как раз собиралась  перейти из коридора куда-то дальше, двинулась за нею шаг в шаг, будто тень. И оказалась в следующей комнате.
       Мати огляделась  вокруг.  С первого взгляда было видно,  что это - часть одного жилища – неизменно разрисованные цветами стены, рогожка  под ногами,  лавки у стен и сундуки в углах.  Вместе с тем, эта комната имела и свои собственные черты. Окно было, точно пологом, закрыто белой,  покрытой вышивкой тканью. На столе стояла посуда - чашки, блюдца, кувшин с водой - в общем, все самое обычное, но в этом чужом мире казавшееся само по  себе  необычным.  А рядом...
     "Великие боги! - глаза Мати сверкнули, губы сами собой растянулись в улыбке,  когда она увидела белоснежную, прикрытую кружевами люльку, в которой мирно посапывала малышка. - Ей нет и года! Крошка! Какая миленькая! - вслед за чужачкой караванщика склонилась над люлькой. - Просто прелесть!"
     Полеся, убедившись, что с младенцем все в порядке, на цыпочках, боясь потревожить ее сон,  подошла к лавке,  села.  Со стола она взяла кусок хлеба,  плеснула в чашку молока из кувшина и принялась за еду, стараясь при этом не чавкать и вообще издавать как можно меньше звуков.
     Закончив с завтраком,  девочка достала пяльцы, видно, решив заняться рукоделием.
     Но это никак не входило в планы Мати.
     "Нет!" - она бросилась к ней,  остановившись всего в шаге, закричала прямо в лицо:
     -Ты не можешь сидеть и заниматься ерундой!  Ты должна идти к своему Старшему! - раз уж девушка была обречена  ходить за этой чужачкой, привязанная к ней, точно тень, она собиралась заставить девчонку делать то,  что было нужно ей.  - Давай же, вставай! Ну!
     Однако, как громко бы она ни кричала,  Полеся не слышала ее и не видела, точно рядом с ней, кроме спавшей в колыбели малышки, не было никого.
     Мати не унималась:
     -Что за паинька мне попалась!  Хочет бежать в замок, ан нет - сидит и терпеливо ждет!
     И вновь чужачка ее не услышала. Да что там она, даже малышка продолжала тихонько посапывать в люльке.  А  ведь  известно,  что младенцы слышат даже голос теней!
     -Ну не сидеть же мне здесь,  дожидаясь, пока эта тихоня, наконец, выйдет  из  дома! - Мати  с силой сжала кулаки,  чтобы потом стукнуть ими по воздуху, будто тот был ее врагом.
     Нет, это было просто немыслимо,  невозможно!  Ждать неизвестно чего,  позволив событиям течь самим по себе! Она слишком привыкла быть в центре событий, а не сторонним наблюдателем! Еще бы, ведь именно о ней были почти все легенды нового  мира!  А на  острове мечты, на  котором  она прожила столько лет, все вообще крутилось вокруг нее,  будто она центр мироздания,  существующего лишь затем, чтобы исполнять ее желания. И вот, после всего того, она оказалась ничем и никем.
     -Так не  пойдет! - Мати  с  силой стиснула зубы,  ее глаза зло сверкнули. - Я не собираюсь быть бессловесной тенью! - она  решила вернуться назад, в Курунф, чтобы потом пожелать стать в этом мире кем-нибудь... - Да хотя бы, - она бросила недобрый взгляд  на  чужачку, - ей, что  ли... - не то чтобы ей нравилась эта мысль,  просто она не видела никого из этого мира за исключением  девчонки, младенца и  черноволосой  женщины.  - Не могу же я стать Шамашем! Однако... - Мати нахмурилась,  вспомнив предупреждения демонов  Курунфа. - Если я стану ей,  я перестану быть собой.  И забуду, зачем пришла сюда. И все потеряет смысл... - она тяжело вздохнула. - Что же  мне  делать?  - получался замкнутый круг какой-то:  и так плохо, и эдак - еще хуже... Какая же я дура! Госпожа Айя предлагала мне все свои силы! Я же вот так просто взяла и отказалась!  Из-за  своего  упрямства, конечно.  И из-за гордыни!  А вот сейчас мне бы эта сила очень пригодилась...  Хотя... Здесь ведь нет богов моего мира. Госпожи Айи  нет  и никогда не было... - почему-то эта мысль причинила ей больше боли,  чем собственная беспомощность. В душе, в сердце образовалась пустота,  в которой,  сделай она хотя бы один шаг по направлению к ней, потерялось бы все...
     Сердце пронзил острой иглой холод. Исходя из той части души, которая была отведена вере, он все усиливался,  как мороз в  снегах  пустыни по мере того, как уходило в подземные края солнце.
     -Нет никого... Папочка! - беззвучно прошептали вмиг замерзшие, онемевшие губы. Сердце екнуло в груди, забилось раненой птицей. Она видела отца так ясно, отчетливо, как будто он стоял прямо перед ней. Спрятанная в усы улыбка, искрившиеся морщинки вокруг глаз, седина в волосах...  Все такое знакомое, дорогое... И далекое.
     -Его в этом мире нет.
     И никогда не было.
     -И дяди Евсея нет.
     Она перебирала в памяти образы и пустота в  душе,  в  сердце все росла и росла...
     -И Сати.
     А она ведь была ее подругой...
     -И Ри.
     Не то чтобы он ей нравился,  просто...  Она привыкла к тому, что он где-то рядом. Такой забавный... Даже сейчас, вспоминая о нем, Мати не смогла сдержать улыбки... И почти заплакала.
     -Нет, нет... - кого бы она ни вспоминала,  чей  бы  образ  ни возникал в ее памяти,  все они были окружены, точно солнце огненным ореолом, серой, безликой пустотой. - Никого нет!
     -И меня  тоже! - в  глазах вспыхнули слезы,  прожигая насквозь душу. - Потому что без них я...  меня не может быть!  Я...  Я часть их, так же, как они - часть меня! - думать об этом было так невыносимо, что показалось,  легче умереть,  распасться на части,  уйти неведомо куда, даже исчезнуть, чем выносить все это.
     И пустота продолжала расти.
     Когда, наконец, она заполнила собой все вокруг,  вытеснив  все образы,  в ее сердце возникла ярость.
     "Ах, так!  Раз я никто в этом мире, пусть он сам будет ничем! Пусть он исчезнет без следа в пустоте,  которая... Нет! - она замотала головой, отгоняя от себя эту слепую ярость. - Нет! Нет! Нет!" - она не могла разрушить мечту Шамаша.  Даже ради того,  чтобы вернуть его  назад.  Она слишком любила его,  чтобы так с ним поступить.
     И тут в пустоте,  заразившей ее душу отчаяние, мелькнул лучик света,  робкий,  как надежда,  и хрупкий,  как тепло в снегах.  Но и его было достаточно, чтобы Мати поверила в возможность исцеления.
     "В этом  мире  есть  Шамаш! - она повторяла это вновь и вновь, схватившись за хрупкую мысль что было сил,  как рука вцепляется в спасительную цепь посреди безжалостной метели. - Не важно,  кто он! Главное, он здесь! Ведь, что бы там ни было, для меня он - бог солнца.  А, значит, мне есть в кого верить!" - ее душу начало заполнять сладостное тепло. Теперь Мати знала, как бороться с пустотой - ее нужно заполнять чем-то живым, прекрасным, любимым, чем угодно, потому что все, даже презираемый и отвергаемый страх лучше нее...
     -Ты называешь Шамашем Старшего? - внезапно прозвучавший в  тишине голос  заставил  Мати  вздрогнуть,  закрутить  головой,  ища взглядом говорившего.
     -Кто здесь? - спросила  она  и почти в тот же миг увидела крошечного, не выше пятилетнего ребенка, мужичка с длинными лохматыми волосами,  косматой бородой, длиннющими усами и косматыми бровями, из-под которых поблескивали черные искорки-глазки.  Он  был одет в рубаху с косым воротом и такими длинными рукавами, что они закрывали руки по самые кончики  пальцев.  Широкие  серые  штаны, перехваченные на  животе толстой тесемкой,  доходили до щиколоток волосатых ног с огромными широкими ступнями. - Кто ты?
     -Дух, сторож жилища, - спокойно ответил тот,  сидя, свесив ноги,  на краю стола с той беззаботной уверенностью,  которая может быть присуща только истинному хозяину дома, а совсем не безропотному слуге. - Люди называют меня домовым.
     -Ты... Ты можешь меня видеть?
     -Неясно, - осторожно ответил тот. - Для меня ты - безликая серая тень.
     -Но ты меня слышишь...
     -Да, - на сей  раз  он кивнул, - так же отчетливо, как и  других духов.
     -Духов? - сердце Мати нервно дернулось в груди,  пальцы задрожали. Прикусив губу,  она нахмурилась. - Но я не дух!
     -Ну, ты и в самом деле не такая,  как мы. Сперва, когда ты появилась здесь, я решил, что ты - Потерянная душа.
     -Я... - она сглотнула подкативший к горлу комок.  Нет,  ей  не хотелось быть  Потерянной  душой!  Кем угодно,  пусть даже духом, тенью, но только...  - Я - не она! Я пришла из другого мира...
     -Да, теперь я вижу. Что бы там ни было,  ты сохранила часть себя. …Ты знаешь, кто такие Потерянные души?
     -Давай не будем говорить о них, - болезненно поморщилась Мати. Ей было неприятно и даже страшно говорить о них,  хотя она и сама не понимала, почему.
     Но дух настаивал.
     -Ты знаешь?
     И девушке ничего не осталось, как ответить:
     -Нет. Почти нет. Только то, что рассказывал Шамаш.
     -Старший?
     -Вы... - Мати старательно подбирала слова, боясь, что какое-то из них, ошибочно сказанное, настроит собеседника против нее. А ей этого хотелось  меньше  всего  на  этом свете.  Потому что он был единственным, с кем она могла говорить, кто мог ей объяснить, что происходит, и помочь. - Вы зовете его колдуном.
      -Старшим, - терпеливо поправил ее дух, а потом продолжал: - Так что  он  рассказал  тебе?
      -Что Потерянные души - то зло, которое несло угрозу этому миру и с которым он сражался и которое победил...
     -Дорогой ценой... - дух вздохнул,  качнул головой. - Ну ладно... Кто бы ты ни была, угрозы ты не несешь. Во всяком случае, сейчас.
     -Почему?
     -Ты считаешь иначе?
     -Нет!  Я... - она потерла щеку,  потом пожала плечами. - Я не хочу никому зла.  Но... Если ты сомневался... Если думал... Почему ты позволил мне прийти сюда? Ведь здесь дети, и...
     -Ты ошибаешься. Здесь никого нет.
     Мати удивленно воззрилась на него,  не понимая, а  потом вновь огляделась вокруг...  И обнаружила,  что стоит не посреди светлой комнаты, а крошечной темной клетушки-чулана, в котором, кроме какой-то старой утвари,  покрытой паутиной,  действительно ничего не было. Никого и ничего.
     -Ну да... - пораженная, пробормотала она. - Ну да... -  она не знала, что еще сказать, что подумать.
     -Не обижайся.  Но я не мог подвергать детей опасности. Я вынужден был пойти на обман.
     -Но с ними все в порядке? С этой девочкой и малышкой?
     -Разумеется. Здесь, в самом центре колдовских земель, у подножия королевского замка им ничто не угрожает.
     -Ничто, кроме Потерянных душ.
     -Все, что были, уничтожены в том бою, о котором ты упоминала.
     -Но могли появиться другие... - она сама не знала, зачем говорила об этом, особенно если учесть, как ей был неприятен разговор о Потерянных душах.
     -Вряд ли. Но никто, кроме Старшего, не может знать наверняка...
     -Потому что он предвидит будущее?
     Дух несколько  мгновений  пристально смотрел на нее,  затем молча кивнул.
     -Нужно всегда быть  осторожным, - продолжала  Мати. - Ведь часто как бывает:  когда исчезает одна опасность, появляется другая...
     -Верно... - угольки глаз домового несколько остыли. Они больше не жгли, глядя с одобрением и даже уважением. - И раз ты понимаешь это,  то понимаешь, и почему я был вынужден окружить тебя обманом, приведя вслед за наветом сюда.
     -Да, я понимаю.  Я...  Я возникла здесь так внезапно... Но почему ты удерживал меня в этом доме, вместо того,  чтобы прогнать прочь?  Я бы  ушла, стоило тебе снять заклятье. Я сама хотела...
     -Избавлять от опасности одних,  подвергая всех? - дух  закачал головой. - Нет, я должен был сперва во всем разобраться.  И, потом, куда бы ты пошла, отпусти я тебя?
     -К Шамашу,  конечно! - не задумываясь, воскликнула Мати.
     -Вот-вот, - вздохнув, глянул в сторону дух.
     -Ты думал... - Мати вытаращила глаза. - Что я могу...  Причинить зло ЕМУ?! Это...  Это просто невозможно!  Я... Я люблю его! Люблю больше всего на свете! - она была так потрясена, что случайно выдала тайну, которую хранила от всех, даже самой себя, и потому, поняв, что сделала, покраснела, потом побледнела, чувствуя себя неловко, смущенно... Но слово - как ветер, вылетело - не поймаешь.
     Дух же,  воспринимая все услышанное совершенно спокойно, как нечто само собой разумеющееся, произнес, повторяя уже сказанное:
     -Прежде чем отпустить тебя,  я должен был убедиться,  что ты не несешь угрозу.
     -Ты убедился?
     -Да, - кивнул он.
     -Теперь ты отпустишь меня?
     -Что ты думаешь делать?
     Мати уже начала привыкать к тому,  что дух  дома  пропускал мимо ушей вопросы, на которые не хотел отвечать, словно так и надо. Единственное, у нее мелькнула мысль: "Странно. Это ведь создание мира Шамаша,  обитатель его мечты.  А он всегда отвечает,  какими бы глупыми ни были вопросы...  Ну,  почти всегда, - немного подумав,  качнула головой девушка, потому что раз или два за все то время, что она его знала, бог солнца все-таки промолчал.  Но,  должно быть, у него были для того очень веские причины.  Этот  же  дух... -  Ну что ему стоило сказать!  Пусть даже "нет"!  - это молчание было обиднее всего,  даже обиднее  отказа. Нет,  конечно,  она бы не приняла это "нет",  стала бы надоедать, канючить: - "Ну почему?  Почему мне нельзя уйти из этого  дома?  Я что,  навеки заключена в нем? Почему? Шамашу это точно не понравится.  Ведь это несправедливо. Я ни в чем не провинилась. Перед этим миром - уж точно! Я даже не родилась в нем!"
     -Вот именно, - не сдержавшись, словно случайно, обронил дух.
     -Что? - Мати вздрогнула,  сразу все поняв: "Он читает мои мысли!"
     -Я не  читаю мысли, - хмыкнул в усы мужичок и прежде,  чем девушка успела воскликнуть: "Как же! Вот ведь прямо сейчас...", продолжал: - Я говорю на языке мыслей. И другой мне не известен.
     -Но... - Мати не могла понять. Прежде она всегда чувствовала разницу между словом, произносимым вслух, и сказанным мысленно. И вот теперь... Нет, она не прибегала к помощи другой, тайной речи. Хотя бы потому, что в этом не было необходимости, так что...
     -Дело не в необходимости, а возможности, - качнул головой страж дома. Его взгляд, обращенный куда-то в сторону,  был задумчив, голос вкрадчиво-тягуч. - Я не знаю,  кто ты,  но ближе к духам, чем к теням - это точно...  Ты... - на мгновение он умолк,  помолчав немного, вновь качнул головой.  - Думаю, ты из духов, которым Высшие позволили самим выбрать,  кем стать. И сейчас ты выбираешь... - он поднял взгляд на чужачку,  словно ожидая от нее подтверждения  своих предположений, а затем вдруг, ни с того ни с сего, сказал: - Хорошо, я отпущу тебя. Иди.
     -Куда? – она даже растерялась.
     -Куда хочешь, - мужичок с интересом смотрел на нее, поблескивая угольками глаз из-под мохнатых бровей.
     -А... - она все еще не верила.
     -Потерянной душой  ты  становиться не собираешься, - между тем продолжал дух.
     -Нет! – резко мотнула головой Мати. "Они  - враги Шамаша,  из-за которых он чуть было не погиб!"
     -Да и,  - между тем,  с беззаботным видом болтая ногой, продолжал домовой, - Потерянные души опасны,  когда  их  много,  очень много,  сотни, даже тысячи. Одна же единственная - п-ф- пустяк, с которым справится даже дух,  не то что колдун.  Так что...  мне с самого начала не очень-то было нужно беспокоиться,  но...  мне по сущности положено быть опасливым.  И осторожным.  Все-таки, я дом сторожу, то бишь, страж....
     -Я... - девушка, уже достаточно пришедшая в себя, чтобы вспомнить  обо всем,  сорвалась с места,  но успела сделать всего несколько шагов, как вновь оказалась прижатой к земле точно ледяной глыбой, сорвавшейся с крыши ледяного дворца владычицы снегов, следующей пригоршней слов,  которые домовой  кидал в нее, точно пригоршни снега.
     -Только тебе было бы лучше прежде решить,  каким духом  становиться.
     -Как... - она даже не нашлась, что сказать.
     -Выбери,  что тебе  ближе. Духов  ведь много.  Домовые,  водяные,  луговые, лесные, садовые и огородные, подземные и небесные.  К людям ближе  всего  домовые, - он  говорил медленно, с чувством, знанием дела.
     А Мати  ничего не могла поделать:  ни,  сорвавшись с места, убежать прочь от всех этих медленных речей,  которые, казалось, и были-то нужны лишь для того, чтобы удержать ее на месте, ни поторопить духа,  который мог на нее обидеться - в конце концов, он ведь о ней думал,  рассказывая все это.
      Ей оставалось  только  терпеливо слушать,  утихомиривая рвавшееся к Шамашу сердце,  на свободу душу и прочь от непонятных мыслей разум. 
      Дух же, хотя и прекрасно все видел и понимал, только растягивал паузы между фразами, словно специально. - Ты ведь из людских духов...
     Мати открыла рот, чтобы сказать, что она - дочь огня, а не какой-то там людской дух,  но не успела,  поскольку  именно  в этот миг домовой решил продолжать:
      -И до сих пор ведешь себя,  как человек. Ну, ничего, это скоро пройдет.  Едва прошлое забудется.
     -Но я вовсе не хочу забывать! Как раз наоборот!  Я только что все вспомнила и дорожу этой памятью почти так же сильно, как жизнью!"
     -Забыть - это всегда к лучшему.  Зачем вечность тащить груз, который был слишком тяжел даже для мгновения? И вообще... - он махнул рукой,  умолк на мгновение,  спросил сам себя: - О чем это я? - словно, выпустив  на  мгновение  нить  разговора,  не  сразу  поймал   ее вновь. - Ах, да! - домовой хлопнул себя по лбу. И этот его жест... Не то чтобы он был лживым,  просто очень уж наигранным,  придуманным давным-давно  и мысленно повторенным не раз. - Так вот.  Людские духи обычно выбирают путь домового. Он им ближе всего. А что, неплохая работенка.  И,  главное,  нужная.  Здесь, в мертвых землях давно никто не жил. А сейчас понаехали - у, только держись!  Домов понастроили... А домовых - п-ш-ш - не хватает. Так некоторые даже других духов начали уговаривать...  ну,  стать нами... Вот только глупые все эти уговоры. Неужели не понятно, что, раз выбрав сущность,  от нее уже не откажешься.  Так  прирастает, что и неотделима вовсе.  В общем... Новый домовой придется очень к месту...  Подберем тебе дом... Большой, просторный,  чтобы было, где развернуться. Будем помогать, пока не привыкнешь. По мере, как говорится, возможностей...
     Мати слушала его,  слушала...  Ее глаза,  обращенные к духу, делались  все  шире  и шире,  полнясь удивлением,  непониманием и страхом:
     "Что же это?" - беззвучно шептали губы. Всем телом,  всей душой она ощущала,  как внутри нее  вновь начала расти пустота. От нее веяло холодом, смертоноснее  того,  что был заключен в ледяном дыхании метели. Лишенный и тени сочувствия,  он был способен заморозить целый  город, как бы силен ни был его Хранитель. И эта пустота все росла и росла,  по мере того,  как дух говорил и девушка, следуя за его словами,  точно повозка за оленем, все глубже погружалась в осознание того...
     Она глядела на домового полными слез глазами,  а внутри  нее все кричало:
     "Неужели он не понимает, - ее сердце было полно отчаяния  и  боли, - не видит,  что его слова делают со мной?! Или это он специально? Проверяет, выдержу ли я отчаяние или спрячусь от всего,  самой себя, этих проблем и забот, боли и страха в том единственном,  что у меня есть, что несет в себе успокоение - пустоте?  А если я действительно не выдержу?  Так бы выдержала, а из-за его слов... Словно он подталкивает меня... А если это так? - в ее душу уже закрались сомнения. - Может быть, он действительно хочет, чтобы я потеряла себя, потерялась для всех, и для Шамаша тоже? Одна Потерянная душа не опасна,  так говорил дух. А я со всеми своими воспоминаниями - очень. Очень опасна. Потому что пришла за Шамашем и не успокоюсь,  пока не верну его в свой мир!"
      Домовой с  интересом посматривал на девушку, читая ее мысли. А может и нет. Так или иначе, он никак не отреагировал на них,  а вместо этого ни с того ни с сего заметил:
     -Наверно, я тоже был людским духом.
     Мати так удивилась,  что, даже отвлекшись от  своих  забот, спросила:
     -Ты помнишь...
     -Нет, конечно!  -  фыркнув,  прервал ее,  не давая закончить вопрос,  домовой. - Я же говорил: когда дух выбирает свою сущность, он забывает о том, кем было прежде!
     -Но тогда  с чего ты решил...
     -Ты еще не отделилась от своего людского прошлого,  а,  значит, не стала одной из духов, а все духи, чтоб ты знала, говорят на одном языке. Так вот, несмотря на это я ведь слышу тебя, - он умолк, глядя на собеседницу с таким видом, будто этот довод решал все. Возможно,  так оно и было. Для него. Для других. Но только не для Мати.
     -А что остальные...
     -Духи ветра… Они любопытные. Собирают все, что могут найти. Вот только глупые, пустые. Услышать - услышат, а понять не  поймут.  Подземные - до этих вообще не докричаться.  Они замкнутые. И вообще у себя на уме.  Духи лесов,  садов,  полей и лугов держатся друг друга,  живут своим мирком... Впрочем, надо признать, как и мы. Так что...
     -Постой, постой, - Мати пыталась привлечь к себе внимание  собеседника, прервав  его рассказ с самых первых слов.
     -Что? - он взглянул  на нее с долей раздражения. Однако, поскольку чужачка могла скоро стать своей, он был с ней терпеливее,  чем он сам от себя ожидал.
     -Я... Прости меня,  пожалуйста, я понимаю, ты все это рассказываешь для меня, но я... Я очень спешу, - наконец, решилась сказать она и тотчас почувствовала такое облегчение,  словно камень упал у нее с души.
     -Если ты приняла решение по поводу своей  новой  сущности  и хочешь поскорее ее обрести...
     -Нет! - не сдержавшись, испуганно вскричала девушка.
     Ее вскрик  прервал  духа  на  половине  фразы.  Сперва в его взгляде, обратившемся на чужачку, было только раздражение, однако уже скоро к нему примешалась тень удивления.  Лохматые брови чуть приподнялись:
     -И куда же ты тогда так торопишься?
     -К Шамашу! - выпалила Мати.
     -Перестань называть  Старшего этим глупым словом! - дух недовольно нахмурился. - Бессмысленный набор звуков. Не то шипение огня, в который плеснули воду, не то шуршание листвы. Его зовут Черногором.
     -Как скажешь...
     -И вообще,  теперь, когда он вернулся, надеюсь,  людям удастся убедить его принять титул колдовского короля.  И тогда - повелитель - вот как должны будут именовать его духи!
     -Я пойду, да?
     -Ну ни  дура  ли? - теперь  он смотрел на нее со снисходительным сочувствием. - Чем ты слушаешь?  Ты вообще слышишь,  что  я тебе говорю?
     -Да... - втянув голову в плечи, пробормотала она.
     -И понимаешь?  Я уже начинаю сомневаться, что правильно поступил, предложив тебе стать домовым. Видимо, тебе ближе духи ветров. Во всяком случае,  ты ведешь себя по их обычаю:  в одно  ухо влетело, в другое вылетело. Ну зачем, зачем тебе он?
     -Я... Я должна убедиться, что с ним все в порядке!
     -Так не проще ли спросить?
     -Ты знаешь?
     -Знаю, - нахмурившись, проворчал домовой. - Мы, духи жилища, тоже общаемся между собой. И вообще, не думаешь же ты, что одна о нем беспокоишься! - он фыркнул, скривил губы, словно от боли. - Как будто ты можешь понять, что он значит для нас, для всех здесь, собравшихся по его воле в Мертвых землях и вернувших в них жизнь, да что там, для всего этого мира!
     -Я понимаю... - она опустила голову. Что вообще он говорил? Как мог сомневаться в ее любви к Шамашу?  И вообще, что такое этот край - мир мечты, когда есть земля снежной пустыни и вот там...
     -Там - ничего нет! - не сдержавшись,  на этот раз дух вмешался в течение ее мыслей. - Есть только здесь!  Слышишь? Все остальное - было - может быть.  Привиделось во сне - что ж, возможно. Явилось в бреду на грани жизни и смерти - скорее всего. Но не более того! Есть только один мир!
     Мати лишь беспомощно пожала плечами. Что она могла сказать? В первый миг ей захотелось разозлиться,  бросить в лицо  духу: "Это вашего  мира нет!" Но потом она передумала.  В конце концов, какая разница,  что говорить?  Бессмысленно спорить.  В снегах пустыни этот мир называли бредом, здесь - наоборот. Да и важнее было другое.
     -И как он?
     -Черногор? – домовой тяжело  вздохнул,  надув  губы,  со свистом процедил воздух. - Дух замка говорит - жить будет. Колдуньи  сделают для этого все возможное и невозможное. Если среди  их  заговоров и отваров не найдутся нужные,  они их придумают. Тут сомневаться не приходится. А в остальном... - он качнул головой.  Глаза погасли, взгляд погрустнел, плечи опустились и вообще дух весь как-то  вдруг  сжался,  став  похож  на маленькую пичужку.
     -Так плохо? - Мати и сама не знала,  что  тянуло  ее  за язык. И так сказанного было достаточно, чтобы разбить ей сердце. И все же... Она словно специально продолжала мучить себя.
     -Да уж...  - умолкнув,  домовой покачал головой,  спустя какое-то время - открыл рот, чтобы что-то сказать, но, передумав, опустил голову на грудь, уходя в себя.
     -Я должна его увидеть! - она сорвалась с места,  но голос духа вновь заставил ее остановиться.
     -Зачем? Он в бреду. Да и никто не пустит тебя к нему. Колдуны так боятся его потерять, что готовы дуть на холодную воду. Замок - как осажденная крепость. Его духу  довелось  пережить не один штурм, так что тень не проскользнет.
     -Но я должна! Я не могу просто сидеть и ждать!  Я... Я пойду к духу, скажу ему... Он поймет!
     -Да даже я тебя плохо понимаю! 
     -Я очень постараюсь...
     -Он не станет тебя слушать! Уж не сомневайся.  Я-то его знаю. И дело даже не в тебе. Духам ведь тоже дано  чувствовать. Я более чем уверен: сейчас он сидит где-нибудь в черном уголке,  достаточно близко от своего хозяина, чтобы прийти к нему по первому зову,  и в то  же время достаточно далеко, чтобы не путаться под ногами, мешая колдуньям.  И вряд ли он покинет свое убежище, тем более спустится к вратам, чтобы выслушать тебя, прежде чем Черногор очнется... А это, увы, может случиться ох как не скоро...
     -Что же мне делать? - Мати не просто растерялась,  она потерялась в этом мире.  - Тогда я поговорю с колдуньями! - наконец,  ей показалось,  что она нашла выход.  Ее глаза загорелись,  душу вновь повлекла вперед цель. - Хотя бы с хозяйкой этого дома! Она ведь шла в замок, и... Ей понадобятся травы, она выйдет, и тогда я подойду к ней...
     -Ой, глупышка,  - вздохнув,  покачал головой дух, - ну когда же до тебя,  наконец, дойдет, что ты больше не человек и не можешь вот так просто говорить с людьми!
     -С людьми  -  нет! - Мати была готова согласиться с чем угодно, даже с тем,  что она стала бестелесной тенью.  Не  важно.  Главное, что... - Но наделенные даром могут говорить с духами!
     -Верно, - кивнул домовой, однако в его взгляде ничего не изменилось. Так что было непонятно, с чем именно он  соглашается,  если  на самом деле был совершенно не согласен. - Наделенные даром могут говорить с духами.  Более того, некоторые из лишенных дара тоже способны услышать нашу речь. Но ты-то еще не приняла сущность духа. Значит, ты пока не дух...
     -Но ты слышишь меня!
     -Я уже говорил... - он вздохнул, в который уж раз качнул головой, не то укоризненно,  не то сочувственно. - Я слышу тебя, потому что домовой близок к людям.  А ты... - он  поджал  губы,  огляделся вокруг, словно ища во внешнем мире нужный ответ. - Ты сейчас стоишь посредине между этими двумя сущностями,  при этом уже или еще  не принадлежа ни  одной  из  них.  Ты сохранила память,  а,  значит, что-то от людской жизни.  Но ты больше не человек.
     -Я... Я не  знаю,  как это выглядит со стороны...  Да,  может быть, я и не человек. В твоем мире - не человек. Но совсем не потому, что умерла. Я просто здесь никогда не рождалась. Я пришла из другого мира.  Там у меня есть прошлое, которое я помню, и настоящее, в котором не было мига смерти...
     -А, может, ты его просто не заметила? Такое бывает.
     -Я бы заметила! И вообще, у духов ведь нет души, а у меня...
     -Что ты знаешь о духах, девочка? А о душе? Что она собой представляет, где помещается, как проявляет себя? Разум думает и помнит,  сердце переживает,  любит и ненавидит. А душа?
     -Ну... Я  не  знаю. Да  какая разница! - она всплеснула руками. - Главное, говорю тебе, я другая! И...
     -Хорошо, - неожиданно согласился с ней домовой. - Ты другая. Именно об этом я и толкую. И вообще, что спорить, ты ведь не смогла заговорить с Полесей.
     -Потому что пыталась говорить  с  миражом,  сознанным  тобой, чтобы увести меня подальше от детей!
     -Это потом.  Но сперва ты была с ней в одной комнате.  И хозяйка, она тоже была там.  Однако ни взрослая колдунья,  ни наделенная даром девочка не услышали тебя.
     -Случайность! Им просто было не до меня!
     -Что ж... - домовой  развел  руками. - Раз  ты так уверена...  Иди.  Поступай,  как знаешь.  Делай,  что хочешь. Может быть, у тебя что-нибудь и получится.  Порой  уверенность  в  себе способна сотворить любое, даже самое невозможное чудо. Желаю удачи.
     -Спасибо, - она была искренна в своей благодарности, - удача мне пригодится! - и Мати бросилась прочь из дома,  удерживавшего ее так долго.




 
Глава 17
     Шамаш и  сам  не  заметил,  как  заснул,  просто  на   какой-то  миг прикрыл усталые глаза  и провалился в тишину, холодную и отрешенную, словно снежные покровы земли. 
     Очнулся же он в совершенно другом мире.  Край снежной пустыни растаял без следа, так что стало казаться, будто все то, что продолжала хранить в себе память тысячей осколков огромного зеркала,  на самом  деле было рождено не явью,  а всего лишь сном,  только сном, каким бы реальным,  живым он ни казался. Сон же не способен оставить после себя ничего,  кроме воспоминаний, которые также скоро исчезнут,  растворившись, точно туман.
     В высоком синем небе искрилось золотое жаркое солнце, кружили,  щебеча,  стайки веселых пичужек. Где-то совсем рядом пролетел, деловито жужжа, шмель. Воздух был полон сладкого духа цветов…
     Проведя рукой рядом с собой,  он нащупал не мягкий покров мехового одеяла, а шелка трав. В воздух взметнулись потревоженные движением белые хлопья одуванчика.  Большой мягкий подорожник обжег  пальцы холодом росы.
     Шамаш хотел встать, но смог лишь  чуть  шевельнуться.  Налитое свинцовой  тяжестью  тело отказалось повиноваться,  словно уже не принадлежа ему.  Несмотря на все усилия,   ему удалось лишь чуть приподняться на локтях, поднимая голову с земли на небольшой покатый камень. Переведя дыхание и кое-как справившись с вдруг накатившей волной дурноты,  он огляделся.
     Бог солнца лежал на вершине поросшего густой травой и  невысоким кустарником холме.  Позади, за спиной,   возвышалось дерево,  тень которого укрывала его своим покоем, а листва, шурша на ветру, пела нежную, задумчивую песню. Хотелось закрыть глаза,  вдохнуть полной грудью щемящий  дух далекого прошлого,  запах детства и юности,  и задремать, уносясь во сне в край мечты.
     "В том сне,  который, если очень захотеть, может продлиться вечно..." - мысль, мелькнувшая в голове, была сладкой, словно леденец за щекой у ребенка.
     Но тут к шепоту листьев и трав примешался еще чей-то голос - далекий,  чуть слышный, говоривший на непонятном и, в то же время, удивительно знакомом языке.
     "Повелитель! - прошло некоторое время, прежде чем он начал понимать его. - Я так рад, что ты, наконец, вернулся!"
     Небожитель повернул,  насколько мог,  голову, ища заговорившего с ним.  И тут его взгляд упал на камни стен какого-то строения, неведомого и в то же время знакомого,  чужого и, в еще большей мере  родного. Сквозь мрак,  на краткий миг поглотивший разум, он начал узнавать…
     Стены, камнями которых легли сами звезды,  башни, выточенные ветрами из осколков луны, строение, от которого  исходило тепло, точно это было не рукотворное жилище, а живое существо, чьи камни подрагивали от прикосновения,  отвечая волной обожания, а в груди билось, трепеща, чувствующее, вполне человеческое сердце.
     Замок колдовского короля. Увиденный раз,  он остался в памяти навсегда,  пленив навеки душу своей трепетностью и чуткостью, оставшийся в ней всегда, манивший к себе даже в те мгновения, когда оставался неимоверно далеко, по другую сторону мироздания. Теперь же, когда до него было рукой подать...
     Сердце заныло в груди.  Как же давно он не был здесь! Целую вечность. Никуда больше его не влекло так  сильно,  не  хотелось вернуться так страстно...
     Если бы он мог заплакать,  то слезы бы уже давно текли  у него  по  щекам. И, отражаясь в них, были бы куда яснее скользившие перед взглядом образы, которые, несмотря на минувшие  годы,  запечатлелись в памяти столь ясно,  словно он покинул этот миг лишь вчера.
     "А может,  так  оно  и есть.  Может быть,  все,  что было за гранью этого мира - не более чем сон..." - подумалось ему.   Странный, непонятный сон.
 ...-Черногор! Ты очнулся! – радостный возглас вырвал его из раздумий, возвращая к реальности.
     Над ним склонилась женщина с волосами цвета спелой  пшеницы, которые, во власти движения, растрепались, упали прядями на лицо, застя взгляд,  но та не замечала этого. Ее глаза просто светились счастьем,  а на губах лежал вздох несказанного облегчения, словно что-то плохое, мучившее душу не один день, наконец, осталась позади.
     -Дубрава... - хрипло, чуть слышно прошептал он, в то время как ему показалось, что он  кричал на морозе что было сил. Горло тотчас запершило,  дыхание перехватило. Мгновение - и он закашлялся, задыхаясь, не в силах сделать новый вздох.
     -Сейчас, сейчас, - поспешила ему  на  помощь  колдунья, - спокойно... Вот, выпей, - она приподняла его голову, поднесла к губам горлышко маленькой бутылочки. - Это особый, целебный отвар, - пока он пил,  поясняла та.  Ее душу переполняли эмоции, и потому она не могла умолкнуть ни на миг, - мы с Мерцаной составили его для тебя и готовили каждый день с тех пор, как дракон принес тебя к нам.
     -Дракон...
     -Тихо, тихо, молчи! Подожди, я сама обо всем расскажу! Только...  Чтобы знать, с какого момента начинать... Ты... Ты что-нибудь помнишь?  Не отвечай,  просто кивни.  Ты... Помнишь, как привел нас сюда?  Да?  Хорошо. А бой с Потерянными душами? Ты помнишь его?
     -Да, - ему стало легче дышать,  да и говорить  тоже. - Но  разве когда все закончилось, дракон принес меня сюда?
     -А куда же еще!  Ты был весь изранен. И... Но самое главное,  ты был без сознания,  и мы никак не могли вернуть тебя,  вырвать из власти бреда. Мы уже начали бояться, что... -  в ее глазах мелькнула слеза, которую Дубрава поспешила смахнуть, чтобы она не омрачала этого самого счастливого за последнее время мгновения. - Но теперь, когда ты очнулся... Хвала Высшим!
     -Как давно...
     -Сегодня - пятидесятый дней. Мы считали каждый миг,  каждый вздох, надеясь... Что это я? - почувствовав, что она вновь готова заплакать, Дубрава на мгновение закрыла лицо ладонями,  успокаиваясь,  затем робко улыбнулась: - Как же я рада! Сейчас, я позову остальных! Все так ждали...
     -Подожди, Дубрава, - остановил ее Шамаш. – Сначала объясни  мне, что, все-таки, произошло.
     -Ты был тяжело ранен в том бою. Дракон принес тебя  сюда.  Чтобы  мы тебя вылечили. Все это время ты лежал в замке, позавчера же его дух сказал, что, может быть, если мы перенесем тебя на воздух,  под открытое небо, это поможет... Помогло! - в ее голосе зазвучало торжество.
     -Мне казалось, что я был в другом мире, жил его жизнью.
     -Пятьдесят дней?
     -Нет. Дольше. Пять лет.
     -Но как это возможно…
     -Время относительно.  Где-то идет быстрее,  где-то - медленнее.
     -Да… Особенно во сне или в бреду… А тот мир... Какой он? Хороший?
     -Да.
     -Лучше нашего?
     -Что может быть лучше края, где родился?
     -И все-таки...
     -Он не  знал  вражды между наделенными даром и лишенными его. Колдуны - там их называли магами - правили его городами. И были Хранителями добрых людей.
     -Теперь понятно, почему  твой  разум не  хотел возвращаться к нам... Хотя...  Хотя у нас здесь тоже все исправилось. Начало устраиваться.  Потерянных душ больше нет. И люди... Они стали понимать нас.  И признавать...  Ну... Наше право жить, будучи такими, какие  мы есть.  Так что, - она улыбнулась, - для полного счастья нам не хватало только тебя.  И теперь, когда ты вернулся... Можно я,  наконец,  поделюсь этой радостной вестью с остальными? Пожалуйста! Ведь каждый миг ожидания - длиннее вечности!
     -Ладно, - Черногор устало улыбнулся, - иди.
     -Я быстро!  Всего лишь мгновение! Только не пытайся подняться!  Не все сразу!  - и она пропала из виду.
     Но он остался не один.
     "Повелитель!"- торжествующий голос заполнил все его сознание.
     "Да, дух?"
     "Ты обещал мне вернуться! И я несказанно рад, что боги позволили тебе сдержать слово, и ты снова здесь, у моих стен!"
     "Да... Я здесь..."
     "Ты говоришь так,  словно не уверен в том,  что это действительно происходит,  произошло на самом деле! Неужели ты думаешь,  что бред был явью,  а самая счастливая из реальностей - не больше,  чем сон?"
     "Прости... – он вздохнул. - Это тяжело - отказываться от того, чем жил столько времени, даже если, будучи там, все время сомневался в существовании иного мира, мечтая лишь очнуться ото сна..."
     "Я понимаю. Не сердись на меня,  прошу! Я знаю, это эгоизм,  но я так страстно мечтал о том миге, когда ты вернешься, и мои стены вновь станут обителью колдовского короля!"
     "Колдовского короля..." - повторил Черногор, закрывая глаза.
     "Я... Я опять расстроил тебя,  да? Ты уже столько раз повторял, что подобное невозможно... Но ведь ты говорил так, потому что был уверен: тебе не выжить в схватке с Потерянными душами. Теперь же, когда боги сохранили тебе жизнь..."
     "Они не должны были".
     "Что такое ты говоришь! - боль в голосе духа смешивалась с негодованием. - Все здесь только об этом и мечтали! Молили Высших с зари и до зари!"
     "Ладно, дух. Не будем об этом".
     "Хорошо. Если ты так хочешь. Но... Пусть я всего лишь дух твоего жилища, прошу, позволь мне видеть в тебе того, кого зрит моя стихийная сущность!"
     "Это неправильно".
     "Что неправильно? Что? Все так, как должно быть!  Потому что… Потому что если бы Высшие отняли у нас тебя, мы, все – и духи, и люди, - отвернулись бы от них, а без нашей веры они не просуществовали бы и мига!"
     "Не говори так", - Шамаш нахмурился.
     "Да, да, конечно, теперь, когда они исполнили все наши мольбы, нужно быть осторожными, чтобы не спугнуть их благосклонность…"
     "Дух…"
     "Я все понимаю: тебе нужно время. Чтобы выздороветь, поверить, что ты вернулся к нам, что  это действительно случилось…."
     "Да. Время".
     "Я готов ждать столько, сколько потребуется! Сколько угодно!"
     "А остальные?"
     "Остальные - это кто? Колдовской народ, который тебя просто боготворит…"
     "Я не хочу, чтобы они страдали, дух".
     "Страдали?! О чем ты! Да сейчас они  - самые счастливые создания на земле!"
     Колдун молчал и домовой, сам того не желая, задумался над его словами. И даже в чем-то согласился. В конце концов,  слуга не должен перечить хозяину:
     "Да, повелитель, им будет тяжело. Какое-то время. Будет больно видеть тебя таким слабым, израненным… Они бы с готовностью приняли на себя твои раны, чтобы  облегчить твою боль…"
     "Я не об этом".
     "Тогда, значит, об ожидании… Ждать всегда тяжело. А ждать возвращения того, кто, как кажется, уже пришел – особенно. Заглядывать в   глаза, которые смотрят  насквозь,  не  узнавая,  не оставляя им даже права на жизнь,  считая всего лишь призраками затянувшегося бреда. Но… Поверь, повелитель, сейчас они вряд ли что-то заметят. Все, о чем могут думать эти люди – чтобы с тобой все было в порядке".
      "Чего они ждут от меня?"
      "Чтоб ты побыстрее поправился! "
      "Дух, - Черногор болезненно поморщился, - ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю! "
      "Да, повелитель… Но что об этом сейчас-то? Не вовремя. И вообще, тебе сейчас нужен отдых, а не заботы и головная боль".
       "Что-то случилось? - колдун насторожился. - Что-то, о чем я не знаю? Деревне угрожает опасность?"
       "Нет, разумеется!" - поспешил заверить его дух, в мысленном голосе которого - трепете образов - почувствовалось некоторое успокоение. Ведь заботятся и беспокоятся о тех, кто дорог. И уж конечно никому не придет в голову  волноваться по поводу созданий, в существование которых не веришь.
      "Им нужна помощь?"
      "Ничего спешного… - он говорил так, словно речь шла о каком-то пустяке, хотя, на самом деле, все было иначе. - Указать путь в грядущее".
     "Разве они до сих пор не нашли его?"
     "Нет. Они ждали тебя. Они не особенно верят в собственные силы, боятся ошибиться, надеясь лишь на твою мудрость..."
     "Так не должно было быть…" - он шевельнулся,  пытаясь  сесть,  но  не смог,  словно на груди лежал тяжелый камень, придавливая к земле, а в руках не было достаточно сил - ни  обычных,  ни  магических  - чтобы его сбросить.
     "Лежи спокойно! Ты не должен… Ты нужен нам!  Ты и сам не представляешь,  как нужен! Наделенные даром... Знаешь, чем они были готовы заплатить богам за то,  чтобы ты вернулся?  Своим даром!"
     "Нет!"
     "Да, повелитель!"
     "Для народа это губительная  жертва! " – даже будучи совершенно обессиленным, не веря в то, что окружавший его мир – явь, он был готов  бороться за него, за людей, не желая принимать нарисованную духом замка реальность, считая ее хуже смерти, потому что означала конец колдовского народа.
      "Была бы, если бы это случилось, и так бы и произошло, если бы боги сами не возвратили тебя нам… - качая головой, задумчиво пробормотал домовой, а затем тяжело вздохнул: - Прости меня за то,  что я ранил твою душу образами мира, которого на самом деле нет и никогда уже не будет, хвала богам. И я никогда не верил, что Ввышние потребуют от своего народа такой платы за твое возвращение. Не беспокойся, повелитель, они не забрали у колдовского народа тот дар,  который составляет его сущность".
      "Хорошо", - Черногор устало закрыл глаза.
      "Повелитель, а ты…" – дух хотел спросить своего владыку, как тот себя чувствует, не нужна ли ему помощь, но колдун понял все иначе. Он опустил голову на грудь:
      "Боги ничего не делают просто так. За их помощь всегда приходится чем-то расплачиваться.  А поскольку сам бы я не смог вернуться… - на миг он замолчал, прислушиваясь к себе, затем же хмуро продолжал: - Впрочем, на сей раз боги были милосердны: они не забрали у меня колдовской дар, - горькая усмешка  скользнула по сухим потрескавшимся губам, - просто сделали меня беспомощным калекой".
     "Повелитель, все совсем не так!"      
     "Ты знаешь, что это правда, так же, как теперь знаю я. Мое тело практически лишено способности двигаться. И ничто, даже дар не может этого изменить".
     "Время исцеляло и не такие раны…"
      "Уж не пытаешься ли ты утешить меня, дух? Не трудись, не надо. Все нормально…" 
      "Видя бледность твоего лица и чувствуя боль души,  мне не кажется…"
      "Даже если бы ложь осталась тем последним, за чем мог бы спрятаться мой разум в стремлении избежать падения в бездну отчаяния, я не обратился бы к ней!"
       "Конечно, повелитель, и я никогда бы не осмелился обвинить тебя во лжи, зная, что для наделенного даром нет ничего хуже. Все, что я хотел сказать: "нормально" это ведь не хорошо. Я вижу, как тебе плохо, и…"
     "Остальные тоже знают?" – внезапно спросил колдун, заставив духа, озадаченного вопросом, надолго замолчать.   
     "Ты спрашиваешь меня, изменило ли твое ранение наше отношение к тебе? – когда он заговорил вновь, в его мысленной речи сквозила горечь обиды. - Все мы: я, другие духи, наделенные даром и лишенные ее, драконы, весь мир, который,  если бы не ты,  уже пятьдесят дней как стал пустотой, - боготворим тебя, любим сильнее, чем..."
     -Я видел жалость в глазах Дубравы, - прервал его мрачный голос колдуна. - Так смотрят на собаку, покалеченную в схватке с волками. А я не хочу, чтобы меня жалели.
     "Но что плохого в том, чтобы сопереживать чужой боли!"
     -Вам придется забыть о жалости, если хотите, чтобы я остался.
     "Неужели ты на самом деле готов бросить свой народ?! И из-за чего? Из-за любви, заботы… – дух был просто в отчаянии. Он не мог понять, что произошло с его хозяином, и это заставляло его страдать даже сильнее, чем вид его ран. Но он старался, очень старался понять. - Повелитель, это гордость не позволяет тебе увидеть, что на самом деле нами движет вовсе не жалость, а стремление помочь, отблагодарить…"
      "О какой гордости ты говоришь! Все, что у меня осталось, это чувство собственного достоинства! Я не хочу, чтобы меня жалели!"
      "Повелитель…!"
      "И довольно об этом! - он прикрыл глаза, чувствуя, как тяжесть ложится  на плечи снежным покровом.- Я устал..."
     "Конечно, - голос, который  еще миг назад казался громок и решителен, словно  раскаты грома,  стал удивительно мягким,  даже нежным,  наполнившись заботой. А еще в нем зазвучало осознание вины. - Прости меня, повелитель. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть к случившемуся, принять его таким, как есть… Уходя, ты думал о смерти. Тяжело возвращаться, когда готовился сделать шаг за горизонт. Возвращаться, но при этом понимать, что никогда не станешь прежним – еще труднее… Но, повелитель, все меняется! Наш мир стал другим, колдуны, лишенные дара, даже я! …Да, нужно время. Мы подождем. Главное, чтобы в конце этого ожидания нас ждал колдовской король!"
     Черногор лишь качнул головой.
     Что он мог сказать? Что потерял  ту нить,  которая всегда,  что бы ни происходило, влекла его вперед, проводя дороги даже там,  где их никогда прежде не было? Это было правдой - он не видел впереди ничего,  словно окружавший его мир был краем одного мгновения. Но нужна ли была эта правда другим, тем, которые надеялись, что он укажет им путь в глядящее? Ведь нет ничего ужаснее, когда теряешь надежду в миг исполнения мечты.
      -Мне нужно время, - прошептал он,  не уверенный, что оно поможет,  но  вынужденный признать:  если чему это и дано,  то только ему.
     "Да, повелитель! Прости,  что растревожил душу, причинил боль...  Я...  Я просто не  смог справиться с чувствами,  которые переполняли меня…  Я... Я думал... Я мечтал... Я хотел, чтобы все поскорее,  тотчас стало таким,  каким должно было стать, каким я надеялся, что станет. Поэтому... Прости..."
     "Ничего, дух. И ты прости меня..."
     "Что ты, повелитель! За что!"
     "За сомнения".
     "Повелитель..." - дух хотел сказать что-то еще, успокоить,  но тут воздух заполнился голосами – радостными возгласами,  смехом,  вокруг стало тесно от  заполнивших  вершину холма людей.
     Они окружили Черногора со всех сторон.  Их было  так  много, что  казалось  -  соскользни  перо с крыла пролетавшей над холмом птицы, оно не коснется земли.
     Никто не смел заговорить первым, нарушив молчаливую тишину, в которой слышался лишь стук сердец и частое, взволнованное дыхание.
     -Добрый день… - когда эта тишина стала ему в тягость, тихо проговорил колдун, здороваясь со всеми и, в тот же самый миг – ни с кем. Его глаза смотрели на собравшихся спокойно,  без оживления, даже, как могло показаться, с некоторой прохладой, словно узнавая  лишь разумом, но не сердцем.
     -Да! Добрый! Самый замечательный! Мы... Мы так его ждали! - заговорили  все  вместе,  потом продолжал один, подхватывал другой, так, чтобы голос не умолкал ни на мгновение. - Мы  надеялись…! Мы очень рады…! – колдуны не спускали глаз с Старшего,  боясь моргнуть. Они ждали,  что вот, сейчас, он устало улыбнется им,  пошутит, и на душе станет еще светлее.
     Но нет.  Черногор оставался серьезен  и  отрешен,  словно  душой  был где-то далеко.
     "Он еще не оправился от ран, - успокаивая,  убеждали  себя собравшиеся рядом с ним, храня душу от хотя бы тени сомнения и разочарования. - Ему нужно прийти в себя.  Но главное... - и,  стоило им подумать об этом, как глаза вновь начинали лучится блаженной радостью. - Главное, он с нами!"
     -Ладно, довольно… для первого раза, - оглядев всех, проговорил  Ясень.  Он был напряжен,  озабочен,  боясь всеобщей радостью спугнуть удачу. Последнее время он стал суеверен. Да и не только он. Поэтому остальные, тотчас его поняв, заторопились.
     -Да, мы пойдем... Пойдем, пожалуй...
     -Если, конечно… Не будет каких поручений... Старший, может быть, нам нужно... что-то сделать...?
     -Нет, Дубрава. Все в порядке. Ступайте...
     -Ну... Мы... Если мы понадобимся, только позови. Мы рядом!
     Медленно, взволнованно переглядываясь и  бросая  озабоченные взгляды через плечо на своего короля, они начали расходиться.
     Через несколько мгновений рядом с Черногором  остались  лишь Влас и Ясень.
     Мужчины стояли, переминаясь с ноги на ногу.
     -Вам тоже лучше вернуться к своим делам, - не глядя, бросил им колдун.
     -Да какие у нас еще могут быть дела? – с сомнением поглядывая на него, пробормотал Влас. – Наше главное дело – ты.
     -Старший, мы... – переглянувшись с ним, неуверенно начал Ясень. - Позволь нам  остаться, быть рядом. На всякий случай.
     -Даже младенец не нуждается в постоянном присутствии родителей. Я же взрослый человек, и...
     -Черногор, ты только-только очнулся, а твои раны так тяжелы, что ты не сможешь даже... - Власу  было  тяжело  говорить об этом,  но он был просто обязан убедить Старшего в том,  что тому не следовало оставаться  в одиночестве.
     -Я позову вас,  если мне что-нибудь понадобится, - резко прервал его колдун. - А сейчас,  все,  чего я хочу - это немного побыть наеедине с собой.
     -Но...
     -Мне нужно подумать! Собраться с мыслями. Немного времени! Неужели я прошу так о многом!- в его голосе,  среди усталости и слабости зазвучали нотки  раздражения. Эта чрезмерная, навязчивая забота... Она опостылела ему еще в том мире, и он надеялся, что уж в этом ей не будет места.
     -Но если тебе снова станет плохо...
     -Да оставьте вы меня,  наконец,  в покое! - не  сдержавшись, воскликнул он,  рванулся, силясь подняться, но, пронзенный резкой болью в спине, застонав, откинулся назад.
     -Черногор! – бросился к  нему Ясень,  но Влас остановил друга, ухватившись за локоть:
     -Не надо, - чуть слышно, одними губами прошептал он. - Ты что, не видишь, что мы делаем только хуже?
     -Но все, чего мы хотим, это помочь!
     -А ему  это в тягость.  Он привык быть сильным!  Всегда и во всем! И то, что сейчас он не может даже подняться с земли...
     -Ладно, дружище, - Ясень   опустил  голову  на  грудь,  тяжело вздохнул, - не продолжай, я понял.
     -Пойдем.
     -Но не можем же мы бросить его одного!
     -Можем! Если он этого хочет!
     -Но...
     -Да не  бойся  ты!  Он не останется один! Подумай немного и ты поймешь...
     -А ведь верно! Дух! Он не покинет своего повелителя, даже если тот ему прикажет...
     -Черногор не прикажет.  Потому что знает: дух не властен уйти из своих земель.  И, потом... В отличие от нас, он не возвышается на самом виду, застя свет и крича о своем желании помочь.  Он... Он здесь, но, в то же время, его как бы и нет.
     -Что ты имеешь в виду? Что если бы мы тихо и спокойно стояли в стороне, то не разозлили бы его и  он бы нас не прогнал?
     -Да. Так что, мы сами во всем виноваты.
     -Но все равно... - он поджал губы,  вздохнул. - Мы хотели сделать,  как лучше.  Мы поступали правильно.  Не совершили  никакой ошибки... Зачем было кричать на нас, сердиться? Мы ведь ни в чем не виноваты...
     -Ты что, обиделся? Словно маленький мальчик? Нет, такое могло прийти в голову лишь ребенку или женщине, что, в общем-то, одно и то же! Но ты-то, Ясень, ты то!
     Колдун болезненно поморщился:
     -Ну что ты меня стыдишь?  Все я прекрасно понимаю, просто... Просто... А,  что там, - он махнул рукой, - это действительно  задело меня за живое, ведь... Я думал, все будет иначе!
     -Легко и безоблачно... - пробормотал Влас.
     -Что? - не понял его Ясень.
     -Ты думал: вот Старший вернется и на земле воцарится Золотой век.
     -А ты? Ты думал иначе?
     -Я мечтал об этом. Но, дружище, так ведь не бывает. После долгой ночи  приходит  только рассвет,  а  до полудня - владения света и тепла - еще идти и идти...
     Они говорили,  все дальше и дальше уходя от Старшего. 
     И так беззвучно тихий голос быстро затихал. Впрочем, даже  когда  колдуны  были рядом с Черногором,  тот почти ничего не слышал. Да, до его слуха доносились какие-то звук,  которые,  однако же,  не складывались в слова,  образы,  оставаясь пустыми и отрешенными.
     Сознание вновь затуманилось.  Перед глазами замельтешили какие-то точки,  поплыли огненные блики, заслоняя картины реального мира,  пока,  наконец,  безликая пустота лишенного сна забытья не вытеснила и их...
     Очнулся он в замке.  Под головой была подушка, набитая травами, дурманный дух которых наполнял каждый вздох,  баюкая душу покоем. Его окружал просторный зал с высокими стенами и синим, точно ясное небо, потолком,  по которому облаками скользили тени. Их  очертания все время менялись, представляясь то белокрылыми лебедями, то пушистыми,  длиннохвостыми лисами, то небесными замками, легкими, точно пушинка, легшая на крылья ветра. Рядом - никого.  И тишина...
     Он так стосковался по ней и потому в  первый  миг  потянулся всей душой,  но потом,  насытившись, отпрянул. Она была совсем пустой, эта тишина, такой холодной и отчужденной, что богу солнца даже показалось, что он не в колдовском замке, а подземных пещерах Кигаль.
     Мир был так прекрасен,  являя собой исполнение самой заветной мечты, что привыкшему видеть грань между реальным и желаемым разуму казался всего лишь миражом и никакие новые доказательства обратного не способны были разубедить его. А нет ничего более мучительного, чем продолжать мечтать, понимая,  что мечта - лишь обман.
     "Дух!" - когда не осталось сил терпеть боль  разрывавшейся  на части души, позвал он хранителя замка.
     "Да, повелитель?" - тотчас отозвался тот.
     "Перенеси меня на воздух. Душно здесь..."
     "Я открою окна..."
     "И стены давят".
     "Если ты пожелаешь, я раздвину их…"
     "Дело не в замке, а во мне… - он болезненно поморщился. – Это трудно объяснить…"
     "Ты словно и не возвращался вовсе. Телом  здесь,  но  душой... Душой где-то неимоверно далеко... А, главное, сердцем".
     Черногор несколько мгновений молчал, поджав губы.
     "Перенеси  меня  на воздух, дух", - вновь попросил он и,  хотя домовому меньше всего  на  свете хотелось  выпускать  колдовского короля из-под защиты своих стен, он не смел возражать, и не мог больше медлить.
     "Куда? Куда тебя перенести, повелитель? К подножию замка?"
     "Нет... - он и сам не знал, куда, зачем. Просто не мог больше оставаться здесь, в этом месте. - Пусть это будет какая-нибудь поляна в лесу... Подальше отсюда..."
     "При всем моем желании я не смогу отнести тебя туда, куда ты стремишься. Прости,  повелитель,  но я должен тебе это  сказать. Того мира, что привиделся тебе в бреду, нет.  Уже нет,  еще нет - не знаю.  Но нет. Ты слышишь - нет!  Как нет и всех тех,  кто его населял.  И тебе будет лучше с этим смириться.  Потому что это единственный путь... - он ждал, что король велит ему замолчать,  когда раб не  может учить  своего хозяина жить,  но тот молчал.  И домовой продолжал, несколько осмелев: - Лишь когда ты сердцем,  душой поймешь это, ты по-настоящему вернешься к нам.  На самом деле. Полностью, целиком...  - и вновь тишина,  ни слова,  ни движения головы или глаз.  Колдун просто ждал, когда будет выполнена его просьба, до тех пор погрузившись в какие-то свои мысли - далекие и  отрешенные. - Ты... Ты не слышишь меня, - в его голосе сквозила боль,  текла, как кровь из открывшейся раны. - Хорошо,  повелитель,  сейчас я исполню  твою волю,  а потом покину тебя. Чтобы не надоедать своим навязчивым присутствием. Но если я понадоблюсь, только позовешь – я тотчас примчусь, готовый выполнить любой приказ. Даже если тебе так надоест замок, что ты захочешь сравнять его с землей..."
     Колдун слышал его слова, но, как бы ни были они горьки, ничто не трогало его душу. Она не вздрагивала, не трепетала раненой птицей при мысли о том,  что прежде казалось самой ужасной из бед. Словно весь огонь ушел из нее, последний уголек угас...
     Он понимал  - дух ждал от него хоть какой-нибудь реакции, но продолжал молчать,  не видя смысла в неискреннем сочувствии  и притворных сожалениях.  Ему в самом деле было совершенно все равно, что произойдет с этим замком,  с этим миром...  Нет, конечно же, он не желал ничего плохого ни одному из тех, кто был рядом с ним сейчас. Он был готов отдать жизнь за самого малого из них, но...
     Черногор не заметил,  как оказался на поляне посреди  зеленого леса.  Над  головой  шумел густой изумрудной листвой могучий дуб, который был старше всех живших ныне на земле.  От него веяло мудростью и покоем. И еще грустью. По тому, что было и чего уже никогда не вернуть.
     "Да. Все стало другим. Может быть, потому что ничего этого нет..." - он  до сих  пор не мог поверить в то, что он действительно вернулся назад.
     Щеку щекотнула непослушная травинка, выбившаяся из зеленой пряди земли.  Над ухом застрекотал  кузнечик. По высокому синему небу словно огромные птицы пролетели гонимые ветром белоснежные облака. Все было таким привычным, знакомым с далекого детства, и, все же...
     "Ветер разгулялся не на шутку.  В пустыне, должно быть, поднялась метель... - мелькнула мысль,  придя неизвестно откуда. - О чем это я? Здесь нет никакой снежной пустыни. Да, зима придет. Но потом. Еще не скоро. Ведь сейчас - самое начало лета. И долгой она не будет. Так - краткое мгновение приграничья рядом с... - с силой сжав губы, он на миг зажмурился, мотнул головой, прогоняя причинявшие боль воспоминания. - Ну почему так всегда:  мечтаешь не о том,  что имеешь, а чего не в силах вернуть? Если бы только было возможно изменить..."
     Какое-то время  он лежал,  слепо глядя в никуда. А потом... Потом, когда его глаза начали различать образы, которые, правда,  все еще представлялись не более чем призраками,  тенями, лежавшими на грани между тем,  что было когда-то,  и  тем, чего никогда не могло быть, он увидел тоненькую детскую фигурку. Девочка в длинном цветастом сарафане стояла возле такой же юной, как и она, березки, и ветер перебирал локоны ее длинных золотых волос.
     И ему показалось...
     -Малыш!
     -Да, Старший! - та тотчас подбежала к нему,  упала на колени в траву, потом, смутившись, покраснела, торопливо зашептала: - Прости, мой король. Наставница говорила мне, что теперь мы должны называть тебя так, но я почему-то вдруг все позабыла... - заметив тень удивления  и  неузнавания в его глазах,  она растерялась, испугалась,  решив,  что сделала что-то не так, нарушила какой-то закон, совсем оробела и зашептала, заикаясь и пряча глаза. - Я... Я гуляла в лесу.  И случайно оказалась здесь. Прости, если потревожила твой покой. Я сейчас уйду…
     -Как тебя зовут,  девочка? - заставив свой голос  звучать  как можно мягче, спросил он.
     -П...Полеся...
     -Так ты воспитанница Дубравы! - наверное, впервые за все то время,  что минуло с его возвращения в колдовские земли, он улыбнулся. И не важно,  что эта улыбка была невеселой,  несла в себе моря задумчивости и горы грусти.
     -Мой король, если...  Если я в чем-то виновата, накажи меня, но не говори  наставнице, прошу тебя! Я...Я не хочу, чтобы ей было за меня стыдно!
     -Успокойся, милая. Ты ни в чем не виновата.
     -И... Ты не сердишься на меня, Старший? Мой король?
     -Конечно, нет. ...Милая, посиди со мной.
     -А... Можно? - ей так этого хотелось! Она мечтала расспросить Старшего о том сражении с Потерянными душами,  о мире,  который он видел в своем сне. Обо всем! Вот если бы он рассказал ей! Тогда бы все остальные - и колдуны,  и лишенные дара - захотели бы поговорить с ней, послушать ее рассказ.
     -Конечно, можно, девочка.  Разве есть такой закон,  который запрещал бы говорить со Старшим?
     -Но с королем... - она все еще сомневалась.  Эти перемены, которые коснулись мира,  были ей не понятны. Все казалось таким странным...  А еще наставница все последнее время повторяла ей: "Будь внимательна со Старшим. Будь почтительна с ним. Ведь он теперь - колдовской король. Даже больше - тот, кто стоит между людьми и богами!" Однако  раз таково было его желание...
    Девочка села в траву, поджав под себя ноги,  потом осторожно подняла голову, впервые за все время разговора решившись заглянуть собеседнику в глаза.
    Он смотрел на нее с той задумчивой теплотой,  которую  дарит дядя, никогда не имевший собственных детей, племяннице. Так Евсей смотрел на Мати...
     Мати... При  воспоминании  о  ней  на  лицо колдуна набежала тень.  Едва заметив ее,  девочка беспокойно заерзала  на  месте, настороженно спросила:
     -Что-то не так?
     -Все в порядке,  милая... Просто... Просто я вспомнил одно существо... девочку...
     -Какую? Я ее знаю?
     -Нет.
     -А, - она поняла, - ты видел ее в своем сне, да?
     -Да, - кивнул колдун, - во сне...
     -А о чем был этот сон? О другом мире? Какой он? Расскажи мне, пожалуйста!
     -Тот мир...  Ты ведь помнишь зиму, какая она в мире лишенных дара?
     -Да! - девочка улыбнулась. - Я  люблю  зиму!  С  ней так весело! Можно играть в снежки,  лепить из снега всякие  фигурки,  строить замки...
     -В том мире всегда была зима.
     -Всегда-всегда? - она взглянула  на Старшего с некоторым недоверием. - А разве такое возможно? А люди? Там были люди?
     -Да.
     -Как же они жили? Зима, конечно, хорошо, но... Но зимой ведь ничего не растет, не цветет, нет ни ягод, ни фруктов...
     -Посреди снежной пустыни были оазисы - города, полные зелени садов и полей...
     -Как наши деревни?
     -Да, милая.
     -Значит, в городах жили колдуны?
     -Маги. Люди того мира называли их Хранителями.
     -Потому что они дарили тепло,  да? Без них не было бы жизни? Должно быть, их все очень любили и почитали.
     -Так и было...
     -А... Можно я спрошу?
     -Конечно, - он улыбнулся.  Какие же все-таки дети странные!  И забавные. Как будто до этого мгновения она не задавала вопросов!
     -Если бы... Если бы в нашем мире стало так же, как в том, нас бы тоже все любили и почитали? Ну... Если бы Потерянные души ушли не просто так,  а унесли бы с собой тепло этой земли. Тогда бы лишенные дара... Мы были бы им нужны, да? Они не смогли бы жить без нас?
     -Наверное. Если бы тепло ушло надолго...
     -Навсегда. Вот бы так и случилось!
     -Девочка, это  не  то  будущее,  о котором стоит мечтать, - осуждающе качнул он головой.
     -Почему? Ведь тогда нам нечего было бы бояться.
     -А разве сейчас вы чего-то боитесь?  У вас есть причина  для опасений? Мне говорили, что лишенные дара стали относиться к колдунам иначе...
     -После того, как ты их спас? Конечно. Для них ты стал богом. Богом солнца.
     -Что? - он вздрогнул, внутренне напрягся, чувствуя что-то неладное.
     -Ну да, - девочка  хихикнула. - Они  ведь  всегда  верили в бога солнца. Доброго и заботливого. А после того, как ты у них на глазах уничтожил само Зло,  решили, что ты... Ну... - она замешкалась, поморщилась,  силясь вспомнить те мудреные слова, которые слышала в разговорах взрослых.  - Что ты... Воплощение бога среди людей!
     -Это не так.
     -А они верят.  И хорошо. Потому что пока верят, не обижают нас.  Но потом... Долго ли продлится их признательность? Что будет с нашими потомками? - эти слова были слишком сложны и умны для маленькой девочки,  но она так часто слышала их, что не просто выучила наизусть, но и почти убедила себя, что поняла.
     -Взрослых это  беспокоит? - не спуская с собеседницы внимательного взгляда задумчивых глаз, спросил колдун.
     Полеся, вздохнув, кивнула:
     -Если бы земля замерзла и только наша  сила  согревала  бы ее,  лишенные дара всегда бы дорожили нами. И можно было бы не бояться, что в грядущем случится что-то... Что-то вроде Падения.
     -Не жалей о том, что все иначе,  девочка, - качнул головой Черногор.  В его голосе была та задумчивость, которую обычно несут с собой тяжелые воспоминания. - Мир, о котором я рассказывал тебе,  приближался к концу,  когда без дороги, без испытаний наделенных даром в нем становилось  все  меньше  и  меньше... Прости, - заглянув  малышке  в глаза и заметив в них страх,  проговорил он, - я не должен был говорить  тебе  этого, пугая душу, когда ты все равно не сможешь понять...
     -Но я запомню. И расскажу взрослым.  Они могут понять, но ничего не знают, потому что ты не рассказываешь им.
     Несколько мгновений он смотрел на нее, ничего не говоря. Эта малышка...  Ему  было легко с ней говорить.  В отличие от других, когда даже те,  кто прежде понимал его с полуслова,  полувзгляда, теперь, казалось, говорили совсем на другом языке. И поэтому он продолжал, питая разговор словами, словно поленьями костер, который без этого бы уже отгорел.
     -Ты умна не по годам, Полеся.
     -Это плохо? - она сжалась, вновь делаясь похожей на испуганную пичужку.
     -Нет, конечно, нет, просто... Ты очень похожа...
     -На эту девочку,  о которой ты говорил? На девочку из твоего сна?
     -Из сна...
     -И какая она была? - для  нее все это было похоже на  одну из сказок, которые она так любила.
     -Она... - начал он, но потом замолчал, поджав губы. - Прости,  милая,  я не могу. Это не правильно говорить о ком-то за спиной.
     -Но ее  ведь нет на самом деле!  Она - только сказка!  А для чего еще нужны сказочные девочки,  как не чтобы о  них рассказывали!
     -Все  так, милая. Но... Видишь ли, для меня тот мир совсем не сказка. Он кажется мне настоящим.
     -Даже более настоящим, чем наш?
     -Да, милая.  Увы,  это так.  Мне... Мне трудно отказаться от того,  во что я так долго верил, и поверить в то, о чем с таким трудом заставил себя забыть.
     -Но ты мечтал вернуться, да? Мечтал?
     -Конечно. Разве можно не желать возвратиться домой?
     -Это хорошо! - ее лицо расплылось  в  довольной  и  счастливой улыбке.
     -Почему, милая?
     -Значит, ты любишь этот мир. И нас.
     -Мне... - он на миг закрыл глаза, что было сил сжал губы. В конце концов,  сколько можно сражаться с самим собой и  со  всеми вокруг,  отвергая реальное и держась за невозможное? Скольких бед и трудностей можно было бы избежать, прими он сразу же  мир снежной пустыни! К чему же дважды совершать одни и те же ошибки,  мучая себя и окружающих? - Мне просто нужно немного времени, милая. Совсем немного.
     -Чтобы по-настоящему вернуться к нам?
     Он кивнул.
     -Ты не сердишься на меня?
     -Нет. Почему я должен на тебя сердиться?
     -Ну... Этот разговор...  Воспоминания...  Они,  должно быть, причинили тебе боль... Я знаю,  так бывает. Вот я. Когда я думаю о маме с папой... - не договорив, Полеся всхлипнула.
     -Не плачь,  милая, - он хотел взять ее за руку, успокаивая, но не смог даже шевельнуться,  когда налившееся тяжестью тело совсем перестало его слушаться. И ему ничего не оставалось, как уповать на то единственное, что было ему верно - голос. -  Все будет хорошо.  То,  что произошло когда-то,  осталось  в прошлом.
     -И ничего такого вновь никогда не повториться? Я... Мои дети не станут плакать, вспоминая обо мне, как я плачу над памятью родителей?
     -Я сделаю все, что смогу, чтобы  этого не случилось.
     -И я... Я буду жить долго и счастливо? Как в сказке?
     -Это ведомо  лишь  богам - длина пути и мера счастья.
     -А ты? Люди считают тебя богом. Может быть...
     -Нет, - он прервал ее,  наверное,  резче, чем ему хотелось, чем он должен был. О чем тотчас пожалел, увидев, как в испуге отшатнулась от него малышка. - Я всего лишь человек. Как ты. Как Дубрава...Но... Верь в лучшее, девочка. И все будет хорошо.
     -Не сердись на  меня!  Я...  Я  опять,  наверное,  сказала что-то не то...
     -Неужели я в твоих глазах так строг, что могу наказать всего лишь за слово?
     -Ты добрый.  Но...  Но колдовской король  ведь  должен  быть строгим.  Ну...  Со своими подданными.  А те должны служить ему верой и правдой.  Я...  Я не знаю. Я никогда прежде не жила при колдовских королях!-   было видно,  что ей тяжело бороться со своим страхом.  И если прежде любопытство отгоняло его в сторону, то на этот раз страх оказался сильнее даже его. - Можно я пойду? - встав, попросила она.
     -Конечно, - колдун перевел взгляд на высокое, синее небо. Он не видел, как  подошла Дубрава.
     В отличие от него Полеся сразу же заметила приход  наставницы.
     Сжавшись, девочка виновато взглянула на нее:
     -Прости!
     -Все в порядке, милая, - взглядом успокоила ее колдунья.
     -Я не  хотела мешать,  просто... - душа девочки металась,  не находя покоя, она и сама не знала, почему. – Я оказалась здесь случайно…
     -Успокойся, - склонившись над ней, Дубрава коснулась ладонью ее головы, приглаживая растрепавшиеся волосы. - Все в порядке.  Ты не сделала ничего плохого. Наоборот. Очень хорошо, что ты была здесь.
     -Я... Я пойду?
     -Да, дорогая. Ступай.
     -А ты?
     -Я останусь с ним.
     -Дубрава, - дождавшись, пока Полеся исчезнет за деревьями, заговорил Черногор, но колдунья остановила его прежде, чем он успел что-то сказать:
     -Сейчас я уйду! Лишь одно мгновение! Я хотела спросить...
     -Женщина! - взмолился колдун. - Сколько можно!
     -Да, я всегда досаждала тебе  вопросами, причиняя боль. …Но, видят боги - в куда большей степени раня саму себя. Это моя беда,  моя слабость - спрашивать о том,  о чем  не следовало бы,  не зная,  когда нужно остановиться. Я понимаю это, и, все же... Такова, видимо, моя судьба. А посему... Черногор, будь терпелив, прошу тебя!  Как был все то время,  что я тебя знаю!  Прошу!  Для  меня очень важно... Даже не получить ответ, только  спросить!
     -Хорошо, Дубрава, - тяжело вздохнув,  кивнул он. Собственно, что ему еще оставалось? - Садись, - Черногор указал головой на большой камень, одним боком погрузившийся в тень дерева, выглядывая другим на яркое  дневное  солнце, - ибо  чувствую,  что это будет долгий разговор.
     Не важно, что в груди все клокотало от страшного, всесжигающего чувства безнадежности,  собственной беспомощности. Он должен был взять себя в руки и успокоиться.  Ведь эта женщина, Влас с Ясенем, все остальные не были ни в чем виноваты.  Они просто радовались его возвращению. Все, что они хотели – это помочь.
     -Прости меня, - проговорил Черногор, - я не должен был отталкивать вас.
     -Я... Мы  все  понимаем... - она  робко заглянула ему в глаза, боясь вновь обжечься о плавившийся в них холод, и улыбнулась, встретив пусть задумчивый, но, все же теплый, заботливый взгляд.
     "Он... Он начинает возвращаться к нам!" - эта  ее  мысль  была  так  ярка,  так страстна,  что только слепой не заметил бы этого. И улыбка тронула бледные,  потрескавшиеся губы.
      -Просто... - ее глаза, следуя  за  душой,  заметались,  ища что-то и не находя. - Позволь нам помочь тебе! - вдруг,  неожиданно даже для  самой себя  выпалила  женщина то,  о чем думала все последнее время.  - Черногор,  ты... - она хотела сказать - "слаб", но умолкла, не посмев, таким чужим, нереальным и нежеланным показалось ей это слово.
       Колдунья    понимала – ему сейчас должно было быть невыносимо тяжело и без ее напоминаний о случившемся. И нет ничего удивительного, что он так резко повел себя в первый миг. Чем сильнее человек, тем труднее ему привыкать к своей беспомощности. Тем более, зная, что это не на время, а навсегда. Да, его раны стараниями колдуний уже зажили, сломанные кости ног срослись, но поврежденный позвоночник… С этим ничего нельзя было сделать, изменить, исправить. Черногору никогда не стать прежним. Все, что ему дано - прийти в себя, найти покой в душе, смирившись с тем, что случилось.
     Колдунья смотрела на неподвижно лежавшего у подножия  дерева человека,  чем-то похожего на талисман, в котором был магической дар,  но не физическая сила. И ей стало не просто больно, но и страшно,  даже стыдно,  ведь сама она, потребуй высшие боги от нее подобной жертвы, не смогла бы ее принести. Она просто не была готова на такое самопожертвование.
     "Это ведь  куда  больше,  чем  просто  отдать жизнь..."
     Дубрава хотела сказать,  как ей жаль, что все так случилось. Но  прикусила губу,  вдруг совершенно ясно осознав,  что Черногор меньше всего нуждался в сочувствии, которое ранило его больнее мечей. И, сделав над собой усилие, она заставила себя отказаться от расспросов.
     -Я пойду, Шамаш…
     Этот голос донесся до него откуда-то издалека.
     -Да... - начал он, а потом, когда понял, вздрогнул, побледнел, сделавшись белее снега.
     -Что с тобой? - испуганно спросила склонившаяся над ним девочка. - Тебе плохо?  Потерпи!  Сейчас!  Сейчас,  я сбегаю, позову кого-нибудь...
     В горле вмиг пересохло, губы покрылись коркой, по которой любое движение проходило глубокой кровавой трещиной.
     -Постой, - хрипло прошептал  он, - как  ты меня назвала?  Откуда тебе известно это  имя?  -  "Наверное,  я  повторял  его  в  бреду..." - это было единственно возможным объяснением. А еще... Ему подумалось:
     "Странно. Ведь девочка ушла. Рядом оставалась Дубрава. Я говорил с ней, и... Когда же они успели поменяться местами?"
     -Но ведь это твое имя... - растерянно проговорила та. - Шамаш... Шамаш... - повторяла она вновь и вновь, словно зовя, пытаясь докричаться откуда-то издалека.  И этот голос... Он уже больше не принадлежал маленькой Полесе.
     Колдун не смог бы ни с кем его спутать.
     -Малыш?
     Он прищурился, силясь во вдруг заплясавших перед глазами солнечных бликах разглядеть ее лицо.
     Все начало изменяться,  земля и небо словно слились воедино, чтобы потом распасться на части осколками разбитого  зеркала,  за которым скрывалась черная, непроглядная пустота бездны, где жили,  удерживая от падения в никуда,  лишь голоса, которые звали, молили:
     -Черногор, не уходи! - просил один. - Нам будет трудно без тебя! Колдовскому  королевству  нужен свой король,  иначе его просто не будет! Ты должен им стать! Чтобы настоящее обрело будущее, а прошлое не потерялось, исчезнув во мраке пустоты!
     -Шамаш, пожалуйста, пойдем со мной! - плакал навзрыд второй. - Прошу тебя!  Я...  Я больше не могу! - в нем зазвучало отчаяние. - Мне страшно! Холодно! И... Ты нужен мне! Ну, пожалуйста!
     Он знал: чтобы выбраться из пустоты, нужно всего лишь последовать  за  одним из этих голосов.  И ему не нужно было даже выбирать, за  каким.