Немая Люси

            

Он довез меня на своей машине до пустыря, после которого начинался незнакомый новый микрорайон. И вытолкал из машины, как драную кошку прямо в сугроб у дороги. Я смотрела вслед красным огонькам удаляющейся машины и понимала, что бежать за ней нет смысла. Час был поздний, и редкие прохожие спешили домой, бросая на меня  мимолетные подозрительные взгляды. Я поднялась на ноги и отряхнула свою шубу от снега. Перчатки я забыла в его машине, видимо, они упали на пол или в сугроб, когда я...когда он меня...
И в моих глазах застыли непролитые слезы. Они превращались в льдинки, которые проникали в мое сердце. Я была слишком юной, не имела жизненного опыта  и не умела просить о помощи незнакомых людей. Идти мне было некуда и я не знала, что дальше делать. Ноги в легких изящных сапожках начинали чувствовать  пронизывающий холод, руки я сложила на груди, с трудом протиснув их в рукава своей шубки.
 Странно, но я пыталась найти оправдание тому мужчине, так любезно пригласившего меня в свой дом, и так жестоко поступившему со мной  спустя всего несколько месяцев. Меня опять бросили.
Сперва это сделала мать, переложив мое воспитание на плечи соседских сердобольных старушек. Они расчесывали меня, кормили и укладывали спать на старых пружинных диванах.  К  вкусным  конфетам я была неприученной и  безразличной, поэтому  они  покупали  мне куриные котлеты и любимые «Детские» сосиски. Часами гуляли со мной во дворе нашего дома или выпускали одну, когда мать уходила в загул. Это они осуждали мою вечно беременную маму и  жалели меня, называя «подкидышем». Но мать обо мне забывала.  Иногда она очень долго не возвращалась. И я часами смотрела в окно, ожидая ее появления из-за угла дома. Старшие дети во дворе иногда меня обижали, зная мою беззащитность. Я убегала и пряталсь от  детской  жестокости, иногда в подъездах, иногда в подвалах, ожидая ухода обидчиков. Всего трагизма своего положения я еще не понимала, мне нужен был только теплый дом и ласка, которой делились со мной чужие люди.
 Этим и взял меня тот тридцатилетний мужчина. Он был очень нежен  со мной, всегда  брал  с собой на пикники. Правда, в баню я с ним не ходила, мне становилось плохо от влажного пара. И мы вместе по вечерам смотрели телевизор, лежа на одном диване. Я была неприхотливой девочкой-подростком, аккуратной и ласковой с ним. Никогда не лазила по шкафам и ничего у него не украла из той прекрасной квартиры. Нигде не таскалась, как другие подростки  и ночи проводила в томительном ожидании его неспешных шагов на лестничной площадке. Я знала, что у него была взрослая женщина, но ревновала к ней всегда молча. Мне не нравились ее духи, которыми он пропитывался насквозь. И подходила к нему только тогда, когда он выходил из душа.
Вчера он  по телефону кому-то упомянул о длительной командировке заграницу. Внутри меня зародилась надежда, что и мне предстоит путешествие  с ним  в теплую страну накануне Рождества. Но тут же насторожилась, услышав, что он  временно предлагал меня этому «кому-то». Получив категоричный отказ, он раздраженно бросил мобильник на кровать, чуть не попав в меня. Ни один мускул во мне не дрогнул. Мы  молча немигая смотрели друг другу в глаза, но я еще не понимала, что в эту минуту мне был подписан приговор. Я ему еще верила.
Теперь я стояла на обочине жизни, не зная, куда пойти на ночлег. Документов и денег у меня не было, я никогда  их ни у кого не просила, и никто мне их никогда не предлагал. И я  привыкла просто к чужой заботе обо мне. Мне этого хватало.
Мимо прошли два подвыпивших пожилых мужчины. Один из них оглянулся и  произнес с неожиданной нежностью:
- Смотри, какая киса скучает.
- Да ну их на хер! У меня дома живая змея, сожрет нас обоих, - грубовато  ответил второй.
И они громко рассмеялись. Я отошла подальше от тротуара на тропинку, шагнув в пушистый снег. Мужчинам я уже не верила, получив от них первый урок.
Ее торопливую походку я увидела уже издали...

                *

Уже издали я обратила внимание на сиротливую стройную фигурку в серой шубке с длинным ворсом. Поравнявшись с девушкой, почти ребенком, я окинула ее  внимательным взглядом. Полоски подтекшей туши на щеках говорили о недавних слезах. Руки она прятала в рукава шубки, фасон которой, вероятно, не предусматривал прорезных карманов в боковых швах. Ожидание и недоумение застыло на ее хорошеньком личике.
- В такой поздний час и одна на окраине города? –вслух удивилась я.
Девушка что-то промямлила в ответ, словно промяукала тоненьких голоском, слов  было не разобрать. Я пошла своей дорогой, но еще раз оглянулась на нее. Ветер сорвал с ее пушистых волос  просторный  капюшон, и она непослушными руками пыталась натянуть его на голову. Заметив мой взгляд, девушка неуверенно пошла за мной следом. Я постоянно оглядывалась, чтобы убедиться в том, что она находится в безопасности. Вскоре я оказалась на своей улице, увидев, что расстояние между мной и  странной незнакомкой  сокращается. Когда мы почти поравнялись, я спросила у нее напрямую:
-Ты живешь в нашем микрорайоне?
Она опять тихо издала непонятные звуки.
- Я не расслышала, извини, - настойчиво добивалась от нее ответа.
Тогда девушка стала объясняться при помощи рук. Ее пальцы живо рассказывали за нее какую-то запутанную историю, которую я не могла понять. Но зато, я догадалсь, что девушка немая.
- Ты не из нашего микрорайона? – повторила я свой вопрос еще раз, чтобы убедиться в том, что она меня слышит.
Она  грустно покачала головой.
- Родственники, друзья тут есть?
Я не понимала, почему эта незнакомка становилась мне  небезразличной? Может, потому, что дома меня ждала дочь-школьница, чуть младше ее? Она снова отрицательно замотала головой.
- Ты пойдешь ко мне? Согреешься, переночуешь, а завтра решим, что делать дальше.
С непривычки понять язык немого человека сложно, и я подумала о том, что вряд ли сегодня она сумеет что-то написать мне своими озябшими руками. На лице девушки появилась робкая улыбка, и она кивнула в знак согласия головой.

                *

Я зашел в прививочный кабинет, уплатив кучу денег за прививки. Сертификат для работы заграницей будет готов завтра, а послезавтра я уеду отсюда на три – четыре месяца. Если понравится там, и все будет складываться окей, то и останусь там навсегда. Мне терять тут было нечего. А бабы - они и в Африке бабы.
 Неожиданно для себя я вдруг вспомнил  о ней. И, недолго думая,  решил, что правильно поступил – это были бы лишние  непредвиденные расходы и проблемы. Одному в этой жизни на чужбине легче пробиваться, чем с обузой. Да и толку от нее не было - не имея образования и языка за границей делать нечего. А тем более, немой.
Но совесть мне не давала уснуть почти до самого рассвета. Я думал о ней, того не желая. Что с ней и где она,  моя  бессловесная и молчаливая?


                *

Я поднималась на второй этаж по лестнице вслед за незнакомой мне женщиной. У нее было румяное  круглое лицо, как у солнца и добрые  зеленые глаза. Такие же, как и у меня. Я шла и думала, как же мне повезло, что в этот поздний вечер именно она спешила домой по заснеженной тропинке, где стояла я. И не дала мне замерзнуть на улице в эту декабрьскую ночь. «В ночь накануне Рождества» - вспомнила его любимую песню и вздохнула.
Дверь открыл мужчина. Он был неприлично лысый и выглядел  значительно старше женщины. На его немой вопрос в удивленных глазах, она ответила коротко, ничего не объясняя:
- Расскажу потом. Сегодня она останется у нас. До завтра. Леночка уже спит?
- Да, недавно  только уснула, Ужин я приготовил,  - ответил мужчина, неопределенно пожав плечами,  вернулся в комнату и зашуршал газетой. Этот привычный и такой домашний шорох опять вызвал во мне воспоминания о предателе.

                *

Мы поужинали с девочкой вдвоем. От предложенной жареной рыбы она отказалась, показав руками, что ей станет плохо. Вероятно, у нее была аллергия на рыбу. Сосиски  с удовольствием и плохо скрытой жадностью взяла. Съела и свежий огурец. В полной тишине мы  молча пили горячий чай, каждая думая о своем. Я набрала в ванную воды и растелила диван в гостиной комнате. Девочка в ванне побыла недолго и шмыгнула под одеяло.
 Ночью она бредила. Коснувшись ее влажного лба своей ладонью я отметила жар. Горячий чай и ванна не спасли ее от переохлаждения. Так неизвестная девочка  задержалась у нас надолго. Мы стали звать ее Люси, на французский манер. Она была очень гибкой и грациозной, как танцовщица. Из положения сидя могла поднять стройную ножку высоко над головой и под прямым углом. Это было так завораживающе красиво. У нее оказалась великолепная растяжка. В походке Люси  было столько достоинства и такая легкость, что я постоянно ставила ее в пример своей Леночке, нарушая все педагогические правила,  и  с удовольствием наблюдала за Люси  с балкона. Странно, но никто ее не искал.

                *

Идти мне было некуда и никто меня не искал. Я с каждым днем все больше привязывалась к этой дружной семье, волей судьбы в которую попала. Мы спали вместе с дочерью той  женщины. Вместе гуляли, и я не отходила от нее ни шаг, боясь снова оказаться брошенной.  Рядом  с ней я чувствовала себя защищенной от опасностей,  и мы   хорошо ладили между собой. Лена скоро научилась понимать меня без слов по одним звукам, а я  - чувствовать ее настроение. Моего прикосновения к  девочке  было достаточно, чтобы снять  с нее любую физическую боль. О душевной она еще не догадывалась. И я ей тайно завидовала.
Отец  Лены, не имея сына,  часто брал ее  на рыбалку. Она потом показывала мне маленьких  рыбок, которые попадались на  ее удочку. Как когда-то и я попала на его удочку. Он мне часто снился. В моих снах он не был таким безответственным,  и   по-настоящему  меня любил.


                *


Я встретил ее неожиданно возле магазина спустя некоторое время. Она сидела на скамейке и щурилась от яркого весеннего солнца.
- Люська! – радостно окликнул я ее по имени.
Она замерла и широко распахнула свои очаровательные глаза, но не сделала ни одного движения в мою сторону. И снова я поразился ее выдержке. Я сам подошел к ней и, присев рядом на краешек скамьи, хотел коснуться ее рукой. Мне хотелось убедиться, что она жива и невредима. Совесть за когда-то содеянное снова  начинала меня терзать.
- Как ты тогда перезимовала без меня, Люська?
Я спрашивал, хотя и понимал, что не получу от нее ответа ни на один свой вопрос.  Видел ее напряженную спину и уже боялся ее погладить, как делал это раньше. Люська казалась мне чужой, прекрасной и недосягаемой.
-Знаю, что ты никогда меня не простишь. И все же, я прошу у тебя прощения, как последний дурак. Я вижу, что у тебя все хорошо, ты прекрасно выглядишь, тебя любят, и это сразу заметно. Я тоже любил тебя.
Люська подняла на меня свои неотразимые глаза. В них плескалось полное презрение ко мне. И я это заслужил. Ни моя карьера, ни деньги, ни новая машина – ничто не привлекало Люську, моя прежнюю бессловесную подругу. Казалось, что она видела меня насквозь, и это почему-то пугало.
- Ты – маленькая колдунья, Люська! –сказал я, вставая со скамьи и протянул руку, чтобы на прощание погладить ее по голове.
Острые ногти оставили  кровавый  след на моей правой руке и на сердце, который я сохранил до конца своих дней.

                *

Люси была в тот день непривычно грустная, она отказалась от обеда и не прикоснулась к ужину. Она молча страдала, но я не знала причины. Я взяла ее на руки, прижала к себе ее маленькое тельце, гладила и неожиданно для себя рассказала ей маленькую историю о том далеком времени, когда она была человеком, а  я – дымчатой кошкой. Мы понимали друг друга, глядя в наши души одинаковыми зелеными глазами.
 Мужчина со следами былой красоты  зашел на кухню, погладил меня по  пышным волосам, а Люси -  по пушистой спинке с длинной шерстью дымчатого цвета и сказал:
- Я все слышал. Неисправимая фантазерка ты у меня, Люсенок.
Он взял из моих рук кошку и добавил:
 -Пошли, Люси, полечишь мое раненое сердце, -  и  подмигнул мне.
Странно, но мне опять бросились в глаза три четкие белые полоски на его загорелой руке, как от когтей зверя. Когда-то он мне признался, что с этой загадочной меткой появился на белый свет.
И мне снова  захотелось выпустить свои острые  когти, как тогда на скамейке, но  я сдержалась на этот раз. Я все еще его любила.