Спасите поросенка от поэта! Новогоднее происшестви

Спасите поросенка!!!  Хрюн разбушевался
Современная сказка.
Говорят, под Новый год...

Хрюн уставился в монитор, так, что глаза стали еще больше, чем обычно, хотя казалось, что больше быть они уже не могут.
- Нашел, - победно завопил он, - вот она, родимая.
Заяц Степан робко выглядывал из-за его спины.
Спина была широкой, прочитать что-то  очень трудно. Но он старался.
На его взгляд там не было ничего особенного - так себе средний графоман, вернее графоманша.
Он робко попытался  это сказать.
- Правильно, если бы это мужик был, я бы пропустил, но ведь это женщина. Ей надо  у плиты стоять, детей рожать, а она все туда же, в творчество. Давай ее к плите и детям ворочать.
Степан замялся. Он стал о чем-то догадываться,  хотя пока не был в том уверен, потому и мялся. Да и вообще, при его такте, деликатности, под новый год связываться с женщиной.
- Посмотри, ни запятых на местах, а стиль, да ни одна свинья так не говорит и не пишет, а эта, ну ты посмотри только.
Степан посмотрел.
- А ее вроде читают, - пытался он вставить свое хилое слово. Но куда тут против Хрюна, а тот уже вошел в предэкстазовое состояние. Из ушей искры сыпятся.
- Да такие же идиоты и читают, - выпалил Хрюн.
- Но ты вроде тоже читаешь, - робко отвечал Степан.
- Это моя работа такая, графоманов истреблять, приходится маяться, но компенсацию попрошу обязательно, как только с нею свижусь.
- Посмотри. Десятое произведение открыл, та же самая муть болотная, но я и это прочитаю, и другим покажу, они еще нелестнее моего отзовутся, давай поспорим.
-Так зачем же ты открываешь? - робко спросил Степан.
- Надо, пусть я помру тут же от  скуки, уже вон пасть перекривило,  но за настоящую литературу  помереть можно, я не графоман какой-то, буду страдать дальше.
На лице Степана появилось недоумение.
Нет, он, наверное, был так туп, что не понимал чего-то очень сильно.
- Может, кого другого поищешь? - робко спросил он.
Предчувствия у него были какие-то нехорошие, а тут еще черный кот пробежал под окном, дорогу им не перешел, но кот от этого белее не стал.
- Не хочу другого, они еще хуже будут, - упрямился Хрюн.
- Ну, судя по твоим словам, хуже уже некуда, - снова заметил Степан, он старался увести своего друга от опасной черты.
- Я так не сказал, бывают еще хуже, - между делом, читая двадцатый опус, заметил Хрюн, - но как можно так писать, это же тихий ужас какой-то. Почему она должна так портить мой литературный идеальный вкус, ни рожи, ни кожи, ни стиля, ни грамматики, ничего нет, это же надо так творить!!!
Плохие знаки стали сбываться, Степан заметил, как из соседней комнаты выглянула Алина.
Она готовила новогодний ужин, но хрюканье поросенка привлекло внимание.
Степан надеялся на то, что зрение у нее не такое уж хорошее, и она не разглядит самого главного - какая страница была открыто и над чем там издевался наглый поросенок, который очень рисковал собственной шкурой между прочим, но и это его не останавливало - совсем страх потерял.
Разглядела.
В тот же миг затрезвонил телефон, это казалось  спасением. Но только на первый взгляд казалось.
Звонил кто-то из ее поэтов.
- У меня для тебя есть подарок, ты давно просил у меня настоящего поросенка и настоящего критика, - говорила она, - мои творения он уже дочитывает, а твои не открывал даже.
Степан свалился со стула.
Он догадался, с кем она говорила, и пополз под стол, чтобы спрятаться.
- Ты прямо сейчас и приезжай, - капризно потребовала Алина, - нечего на завтра откладывать то, что можно сделать сегодня.
Наконец врубился в разговор и сам Хрюн.
- Ты это чего? - насторожился он.
- Пойдешь к Поэту Пупкину, он без тебя весь год страдал, дождаться не мог, пока ты с моими трудами справишься.
- А это еще с какого перепою, мне и тут нравится.
- Прости, я тебя уже подарила, а дареной свинье в зубы не смотрят. Критики нужны всем, делиться надо.
И только теперь до Хрюна дошло, что какой-то черт подсунул ему страницу именно Алины. Но как он сам не заметил, что это была она, как мог не разглядеть.
Хрюн набрал побольше воздуха в легкие, он собрался бороться за свое место под солнцем в этом доме.
- Я его загрызу, не боишься, - поинтересовался он.
- Ну это еще посмотреть надо, - отвечала Алина.
Степан под столом припомнил поэта, и начала рыдать по Хрюну, - загрызть того было очень проблематично.
-  И тебе своего друга не жалко? - поинтересовался  Хрюн.
- А чего его жалеть, захвалили, ему как раз тебя и не хватает.
- А меня тебе не жалко?
- А ты должен развиваться, совершенствоваться, вот и выяснишь, бывают еще хуже, чем я или не бывают.
- Я с зайцем не хочу расставаться, сжился с ним, - вопил все громче Хрюн.
Степан боялся, что и его за компанию отдадут поэту.
Он робко выглянул из-под стола.
- Ничего, он от тебя отдохнет немного. А после разлуки встреча будет приятнее.
- Если вообще будет, - уже чуть радостнее отозвался Степан, - его вроде опасность миновала, если и отдаст куда Алина, то не к Пупкину все-таки, а это уже не так плохо.
А Хрюн выдохся и обессилил совсем.
- И все только из-за того, что я тебя немного покритиковал?- он решил идти на переговоры с Алиной.
- Я должна делиться с другими, ты единственный и неповторимый, Пупкин без тебя испишется и сопьется. Ты ему просто необходим, а мы со Степаном будем ждать и скучать.
В прихожей раздался звонок.
Когда Алина вернулась вместе с тем самым поэтом, за это время он стал еще страшнее, и разило от него перегаром так, что Степан зашатался.
- Где мой поросенок? - спросил Пупкин.
Квартира была небольшая, обычная квартира, но, сколько не искали Хрюна, они его так и не нашли. В последний момент и Степан спрятался  на всякий случай, вдруг он ему достанется, как утешительный приз.
- Снова Новый год я буду совсем один отмечать, - заявил Пупкин, - а собирался, как все нормальные люди, поросенка с хреном поесть.
- Я тебе критика нашла, а ты его есть собрался? - удивилась Алина.
Пупкин ей подмигнул лукаво.
Только тут  разглядел Степан, что был это актер их любимого театра, а вовсе не сам поэт. Но для зайцев и поросят все люди на одно лицо.
Актер ушел. Играл он пьяного поэта классно, ничего не скажешь. Алина пригрозила Степану, да он и сам бы ничего не сказал, даже если бы она его о том не просила.
Хрюн только через полчаса  тихонько выбрался из дальнего угла шифоньера, от него воняло нафталином и апельсиновыми корками, а на плече примостилась моль средних размеров.
Он с грустью уселся в кресло и молчал весь вечер.
Когда заявился  сам актер, игравший недавно Пупкина, Степан его не узнал, а Хрюн и не мог узнать, - симпатичный такой и обаятельный актер.
Веселились они до утра..
И только когда он сказал на прощание, что поросенка с хреном ему так и не удалось попробовать, Хрюну это что-то такое напомнило.
- Да что им всем поросята дались, что есть больше нечего, - начал возмущаться снова  неисправимый наш критик.
- Если он критика съест, - говорил Степан, - то  театру жить легче будет.
-Подавится, - проворчал Хрюн.
Но Новый год наступил, и Критик  чудом остался цел. Только усвоил, что  поэты и сказочники лишь кажутся белыми и пушистыми, а отомстить они еще как могут.
Но ведь не стоит критиковать и гадить там, где ты живешь. Выбери себе кого-то дальнего, того, у кого руки коротки тебя достать и зажарить, и критикуй, сколько душе твоей угодно.
Так спокойнее и целее будешь.
Этот закон вывел для себя самый крутой критик Хрюн Моржов, после того, как чуть не оказался съеденным пьяным поэтом Пупкиным, который, как и все поэты считал себя Гением, а потом мог съесть любого критика и не подавиться.
Такие вот новогодние происшествия порой случаются в окололитературном мире.