Гордый Гоша

               
     Кубанские зимы суровыми не назовёшь. Дождь и слякоть для нас самая что ни на есть  привычная погода.  Но  одна - две недели крепких морозов всё – таки случается. В том далёком  году снега навалило на удивление много, да и морозы грянули градусов за двадцать. Все водоёмы сковало толстым льдом, и почти всё мужское население двинуло на лиманы, на подлёдный лов, на щуку.
 
   Муж готовился к рыбалке долго и тщательно. В те времена ещё не было такого обилия товаров, как сейчас, и буквально всё делалось собственными руками. Целую неделю  точились пешни, проверялись старые закидушки и готовились новые, пришивались красные флажки, крутились проволочные приспособления для вытаскивания крючков из щучьей пасти и добывались мальки. В течение нескольких вечеров на кухню невозможно было пройти из – за риска запутаться в леске или попасться на крючок. А все разговоры сводились к одной и той же теме: кто, где и как  рыбачил вчера, сколько привёз воооот – таких щук, и на каком  лимане лучше остановиться.

   И вот наступил этот день. Собравшаяся мужская  компания отбыла из дома часа в три утра. Надо было ехать километров пятьдесят до лиманов, выбрать и занять места(в такую погоду любителей подлёдного лова съезжается едва ли не больше, чем самих щук), и насверлить  в двадцатисантиметровом льду штук по тридцать – сорок  лунок на каждого.  А мы остались дома в предвкушении  котлеток из щуки.

     Часов в семь вечера раздался звонок. Дети с криками: -«Папа! Папа приехал!» обгоняют меня и наперегонки мчатся к двери. Дверь открывается, и я слышу удивлённые возгласы. Выхожу в прихожую и вижу мужа, держащего в охапке огромного белоснежного лебедя с бессильно поникшей головой. По его вытянутой чуть ли не до пола длинной белой шее и полузакрытым глазам было видно, что силы покинули его остывающее тело, и он готов покориться своей трагической судьбе. Мы не могли позволить смерти перешагнуть наш порог, и, захлопнув дверь перед её носом, решили бороться за едва теплившуюся в нём жизнь.
 
     Оказывается, выпавший снег укрыл рисовые чеки, в которых кормились зимующие птицы,  а мороз завершил работу, сковав снег крепким настом, а воду льдом. За время холодов на лиманах от голода погибло огромное количество разных птиц. Там-то наш папа и нашел в камышах полузасыпанного снегом лебедя. Только подтаявший от дыхания снег возле его чёрного клюва указывал на то, что  в птице ещё теплится жизнь. Конечно, он не смог пройти мимо и привёз его домой.

     Мы единодушно похвалили папу за чуткость и все вместе принялись отхаживать умирающую птицу. Первым делом выделили лебедю место в углу кухни, поближе к отопительной батарее, и стали кормить так, как откармливают рождественских гусей или индеек. То есть, насильно открывать клюв и засыпать зерно, заливая последовательно тёплой водичкой. Обессилевшая птица с трудом проглатывала пищу и не сопротивлялась. Убедившись,  что лебедь будет жить, мы подумали, что пора дать ему имя, и назвали его Гошей.

      Примерно через сутки Гоша отогрелся, и набрался сил настолько, что начал есть самостоятельно. Теперь мы ставили ему воду, насыпали в чашку зерна и расходились по своим делам – дети в школу, мы на работу. Через пару  дней Гоша полностью пришел в себя и встал на ноги. Первым делом он привёл себя в порядок, почистив каждое пёрышко. Приосанившись, он осмотрелся и пришел к выводу, что отведённого нами  угла для него недостаточно, и решил  объявить своей территорией всю кухню. Стоило кому - нибудь туда войти, как он  по - гусиному вытягивал шею и наступал, норовя клюнуть как можно больней. Выгнав нарушителя за дверь, довольный Гоша хлопал огромными, метра два в размахе, крыльями и издавал громкие торжествующие крики. Все попытки найти с ним общий язык успеха не имели, гордая птица  поддаваться дрессировке не желала и твёрдо стояла на своём.

      Ввиду того, что все подходы к кухонной плите были отрезаны, детям пришлось целыми днями питаться всухомятку. Конечно, сын и дочка были не против того, чтобы есть только сыр, колбаску и сладости хоть бы и до самой весны, но уборку за Гошей никто не отменял. А он делал ЭТО так часто и энергично, доказывая, что в здоровом теле здоровый дух, что мы были просто счастливы тем, что вся наша кухня отделана кафельной плиткой до недосягаемого для Гоши уровня. На время уборки папа загонял его с помощью веника в угол, и держал в осаде до тех пор, пока мы поспешно, хоть и ненадолго, приводили кухню в порядок.

      В конце концов мы затосковали по пельменям и оладушкам, и приняли решение отвоёвывать свою законную жилплощадь обратно. Зарвавшийся Гоша, несмотря на  его бурное сопротивление, общими усилиями был выдворен на лоджию. Но он и там не унимался, - быстро разобравшись в обстановке, занял пост у кухонного окна. Заметив на незаконно( как он считал) захваченной нами кухне любое движение, он начинал стучать клювом по стеклу, и сварливо доказывать на своём лебедином языке, как несправедлив мир в лице нашего семейства. Вскоре соседи, изначально умилявшиеся нашим участием в судьбе несчастного лебедя, устали от его криков и перестали нам улыбаться.

     Наконец непривычные холода отступили, и жизнь начала налаживаться. Посовещавшись, мы решили, что настало время выпускать Гошу на волю, пока он  не разучился  добывать пищу самостоятельно. К тому же, на большой промоине посреди реки, видневшейся из нашего окна, появилось несколько лебедей. Возможно, они примут нашего Гошу в свою компанию. А если и не примут, у Гоши, отъевшегося на дармовых харчах, теперь уже достаточно сил для того, чтобы устраивать свою личную жизнь самому.

      Мы кое - как спеленали Гошу в мешок, и отнесли  к реке. Подойдя по возможности ближе к промоине, поставили его на лёд, по очереди погладили по спине, желая всего хорошего, и, освободив, отошли в сторонку. Но тут оказалось, что, несмотря на нежелание Гоши приручаться, он всё – таки успел к нам привязаться. Оставшись наедине с собой, он некоторое время задумчиво топтался на месте. Видимо, взвесив все за и против, решил, что лебеди вряд ли примут его в свою компанию, а мы хоть стая и бескрылая, но уже почти своя.  Во всяком случае, никто из нас не клюётся и крыльями не бьёт, а веник можно в расчёт не брать, потому что сам такой. Поэтому Гоша развернулся, и, вместо того, чтобы примкнуть к своим сородичам, пошел за нами. Несмотря на его несговорчивость, нам тоже было жалко с ним расставаться, но разум подсказывал другое. И мы  начали отступать, сначала медленно, потом быстрей. Гоша некоторое время шел за нами,  издавая громкие призывные крики, но мы перешли на мелкую рысь. Гошина гордость не позволила ему унижаться до такой степени,  и расстояние между нами увеличивалось на глазах. Лебеди на реке всполошились и тоже начали кричать. Тогда Гоша остановился и, проводив нас долгим взглядом, направился к воде.
 
     В тот день в нашей квартире царила непривычная тишина. Все молча слонялись из угла в угол и вздыхали, словно придавленные тяжким грузом вины перед этой гордой и в то же время доверчивой птицей. На следующий день лебеди улетели. Нам  неизвестно, приняли они нашего Гошу или он  улетел куда – то сам. Но каждый раз,  когда мы о нём вспоминали, я видела в глазах детей яркий огонёк доброты и тепла, и почему – то чувствовала себя счастливой.