Когда дети маленькие 11

Урсула Нойманн


Книга "Когда дети маленькие, дай им корни,          
когда они вырастут, дай им крылья"


(Книга для родителей)


Глава "Дитер мог бы, если бы захотел


Я познакомилась с Дитером на втором году его пребывания в гимназии. После первого полугодия в его табеле появилась запись; «он мог бы, если бы он хотел» или что-то подобное в другой формулировке. Это замечание было таким же, как слова отца, после контрольного опроса, перед началом поступления в гимназию. Этими словами отец подчеркнул свое отношения к силе-воле сына, а также свою строгость и требования к  учебе. Тогда, психологическое обследование подвело к тому, что мальчик обладает средними, интеллектуальными способностями. Для отца, отсюда последовало; «Тест доказал, что ты достаточно интеллектуален. Значить, я как отец, могу от тебя требовать, чтобы ты приносил домой хорошие оценки13». Но формы преподавания предметов отличаются друг от друга, а также, разумеется, отличаются друг от друга специалисты, преподающие предметы. Учебный материал преподается в 45-минутном ритме, первая же большая пауза, способствующая движению детей, наступает в большинстве случаев, после третьего урока. То есть, воспринимаемая способность учеников эксплуатируется 135 минут подряд.
Тот, кто сужает свою педагогическую ответственность, как это делает отец этого ребенка, до оценок, тому не хватает чутья для душевного понимания  своего ребенка. По мнению отца; только те люди способны профессионально конкурировать, которые способны показать свои вышесредние, школьные способности. Из такой отцовской точки зрения вытекает, что для Дитера вообще не будет существовать в  повседневности ни одного часа, в котором бы ему, двенадцатилетнему, не напоминали о том, что его ожидает «горькая, серьезная жизнь». И для такой серьезной жизни надо уже сегодня «вооружаться», потому как для этого пробела, потом, будет всегда не хватать свободного времени и сил. Начиная с первого табеля из гимназии, для Дитора походы с отрядом «скаутов» зависели от домашней производительности и оценок классных работ. До сих пор, вопреки детской шалости, оценок как-то хватало, чтобы родителям соглашаться на поездку.

О том, что родители обеспокоены будущем своих детей, это определенно и понятно. И то, что беспокойство родителей благоразумно, доказывает то, что в настоящее время ситуация на рабочем рынке, в связи с появлением компьютеров, ухудшается. «Будущее» для 10 или 14 летнего мальчишки находится еще очень далеко и он совершенно не воспринимает беспокойство родителей. Дети не учат ничего «для будущей жизни», даже если это крылатое выражение – и хочет нас чему-то научить. Ребенок учиться для матери и отца, для хорошей оценки, попозже он начинает учиться для полюбившего им учителя, и, конечно же, пока он не достиг 15 лет, он не учиться «для себя самого». Конечно, борьба за хорошую оценку начинается «уже сегодня», до 15 лет. Не без причин обвиняются многие школы в том, что они воспитывают «борцов одиночек», вопреки тому, что в наше время, преимущество имеют те, кто может работать в маленьких группах и в больших коллективах. Короткое предвосхищение из моего последующего общения с этим ребенком; Дитер спросил меня несколько месяцев спустя: «Откуда отец знает, что лучше для моего будущего?» Тогда я спросила его: «Ты можешь что-нибудь сказать о своем будущем?» Он сказал: «Нет, не могу. Но я знаю точно, что я не хочу быть таким, как отец. Он никогда не смеется, словно он инвалид и полностью зависит от костылей. Я нахожу это ужасным».

С большой энергией я хочу преподнести, в этот момент то, что жизненная сила молодых не признает «престижное мышление взрослых». Что можно прочитать об отношениях между отцом и сыном в этих сведеньях? Сын «воспринимает» своего отца, как «отца – оценок». А самого себя – личностью, зависящей от результатов оценок. Отцу постоянно, очень важно (позитивный) результат детского напряжения, независимо от персональных возможностей  ребенка. Отец не предпринимает ничего, чтобы вместе с сыном придумать что-то, что помогло бы ему подыматься от ступеньки к ступеньки все выше и выше. Результаты учебы постоянно преследовали сына и оставляли всегда «неприятный» след в его  жизни. Мы все делает большую «ставку» на знание и опускаем, может быть то, что могло бы быть для ребенка «большой помощью», с которой он мог бы найти свою дорогу, по которой он мог бы потом  идти, для того чтобы найти свой путь учебы и тренировки. И тут нас накрывает фатальное непонимание интеллигентности, которое действует по сей день. Той интеллигентности, которую в детстве нельзя еще «точно» назвать «способностью». Потому что способность проявляется, как отдельная субстанция. Субстанция, с которой нельзя обращаться так как со льдом, который ты вытаскиваешь из формы своего собственного холодильника тогда, когда ты хочешь. Дитер болезненно переживает за то, что отец не спрашивает его о том материале, который они проходят на уроках в школе. Он сам боится говорить об этом в связи с тем, что он не может корректно сформулировать содержание тем на уроках.
Ну не делается тут ничего, в этом описанном случае для того, чтобы взрослый человек мог признать тяжелую, детскую, не полную производительность. Не делается ничего для того, чтобы познакомиться  с одним или другим преподавательским материалом для того, чтобы в совместном разговоре углубить личные отношения. Этот пример может явно показать, что благие намерения и старания изо всех сил могут умереть в зародыше, если дети не получают внимательной поддержки. Картина будущей безнадежности в карьере, разумеется, не дает этому 12-летнему мальчишки  возможности задействовать противодействующую силу. Дитеру запрещено принимать самопроизвольно участие в хоре. «Дитор находится на фазе ломки голоса», так звучит отцовское обоснование. Мнение хорового руководителя его абсолютно не интересует. Отцу кажется нагрузкой «музыкальное образование», которое способствует только отвлечению от основного дела – учебы. Этот «след» достался ему по наследству от его жизненной истории. Он сам «вполне сознательно» решился посвятить себя профессионально числовому миру. Его собственный отец, художественно-одаренный воспитатель, всю жизнь страдал тем, что его коллеги не принимали его в серьез. Еще тогда, когда он был учеником той же гимназии, где преподавал его отец, он зарекся навсегда, своему собственному сыну не дозволять идти подобным путем, чтобы потом не сожалеть об этом.
В этой связи, позвольте выразить психологическое, попутное замечание. Очевидно, что господин С. в детстве очень огорчался, что его отец как учитель «не принимался в серьез». Он страдал с ним вместе. Как ребенок, он приходил к решению, что он в своем будущем, для своего сына сделает все, чтобы его сын не страдал. В своих фантазиях он желал себе «другого отца». Кто доволен в детстве «непризнанным отцом»? С годами «это желание» превращается для многих детей в «самое большое волшебство», которое обещает, если не в настоящее время, то в будущем решить все их  проблемы. Это перекатывание проблемы на кого-то, в будущем имеет тенденцию вообще «уходить в дороги проблемы». Дети не говорят о том, что они планируют для своего будущего. Им просто необходимо иметь что-то в секрете. Они держат это все в себе не для собственного блага, а для того чтобы их мысли не были причиной конфликтов в семьях.
В этом случае, решение проблемы всегда переносится на будущее время, сильно надеясь на  изменения, как это произошло в случае с господином С., а в противном случае это все будет принято «как рок судьбы». Рано принятое вполне определенное решение, соблазнило отца принять до предела жесткие требования и принципы. Как раз сила требований или принципов, часто взаимодействует с не переработанной, ранее, душевной проблемой и блокирует доступ к ней. А потому то «узкий педант» упускает шанс остаться за «неподвижным забором». Таким образом, создается возможность завязнуть в проблеме и передавать ее из поколения в поколения. 
Посмотрим теперь на отношения матери и сына. Стоит ли она на стороне мужа, или она союзница сына, которая в критических ситуациях ищет полезные решения? Она говорит: «Школа, это дело моего мужа. Это было решено уже тогда, когда сын родился». Молодые родители, уже тогда решили, что воспитанием сына, до школы, почти полностью руководит мать. Именно тогда было решено, что во все дни недели мать определяет, что делать ребенку, а в субботу и воскресенье ребенок принадлежит отцу. Вопрос, «как ребенок воспринимает свою жизнь в таком двойственном мире»,  этот вопрос родители себе не задавали.
Когда Дитор приходит из школы домой в удрученном состоянии, то мать делает вид, что она не замечает его удрученного состояния, словно этого состояния вообще не существует. Она чувствует себя закованной в обязанности – уважать тему «школа», как отцовскую область привилегии. Она ничего не делает без ее внутренней необходимости, несмотря на то, что она понимает подавленное настроение ребенка, но вопреки всему, она не может решиться на чуткое отношение. Ее привычная реакция примерно такая: Отец все равно хочет сыну только хорошее. Кто имеет такого отца, который так много беспокоится о сыне? Дитер подвергается моральному давлению. Он находится в чрезвычайной нужде, но должен быть «благодарен отцу». Дитер сбит с толку, он чувствует себя очень далеко от матери. Он знает точно, что материна мораль – совокупность принципов и норм поведения друг к другу и то, что сегодня еще называется «нравственностью» – неверная. Мораль устанавливается, часто тогда, когда мы делаем что-то под личную ответственность. Здесь же мать реагирует в противовес своему мужу, как «его дочка», и в этой связи она теряет перед своим сыном материнскую роль. Однако она не стала душевно-слепой. Она нашла в себе силы поговорить со мной о ее сомнениях и нужде, в отличие от ее мужа. Поэтому то и наступило просветление «прислушиваться к своим материнским чувствам» и не стесняться их выражать. Только это может быть помощью в решении  возникших семейных проблемах. Как Дитор воспринимал это неудовлетворенное, жизненное чутье своей матери, мы узнает несколько позже в его  собственных словах. Как могло возникнуть такое решение, в котором только отец отвечает за успеваемость в школе у совместного ребенка? Господин С., один из многих своих кузенов который окончил гимназию и успешно защитил диплом.
Госпожа С., выросла в семье строителей, после общеобразовательной школы получила специальность продавца.  Родители господина С., не согласны со снохой и считают это несправедливо, что на их женатого сына (на его одного) наложена ответственность – об  образовании и будущей специальности – совместного с женой ребенка. Даже свою высокую должность, господин С., не может отделить от своей внутренней зависимости  и родителей. Он принял их условия. Госпожа С., своим «приспособлением» надеется на душевное отношение со стороны родителей мужа и на стабильные отношения в супружестве. Как видите, прежний опыт играет большую роль в воспитательном отношении с детьми. Вы не должны, ни в коем случае, возвращаться к этому опыту все снова и снова в своей памяти, если этот опыт отрицательный. Такие воспоминания, как у Дитора, приводят к «не желаемой» блокировки душевно-психического развития, что способствует ребенку, в будущем – действовать согласно своего отрицательного, собственного опыта. Никто еще, до сих пор не догадался пожаловаться на свою мать или отца за то, что они не смогли оказать, во время, соответствующую помощь ребенку и в этой связи, многое упустили. В противном случае, ребенок все берет на себя и только он сам отвечает за свою, собственную жизнь. Родители не могут «сделать ничего из ребенка», если он не будет ничего делать сам. И в то же время дети зависят от матери и отца, то есть именно они отвечают за то, чтобы развивалась их индивидуальность. В педагогической главе «о воспитании» мы попробуем приблизиться к этим сложным сплетениям (пробелам) индивидуальности и общественности.
Еще раз вернемся к ситуации с Дитором. Ни мать и не отец не в состоянии  преподнести конструктивные методы помощи сыну, для того, чтобы подбодрить ребенка в его детских, школьных затруднениях. Родители «рисуют» своему сыну будущее – «в черных красках» и держат перед ним узенькую полосочку «хлеба с сахаром» в форме тропы с путешествиями на бойскауте, которая от недели к недели становится для Дитора не досягаемой. Он замурован в корсет производительности школы и семьи. Он «должен успевать» в определенной программе в четко установленное для него время. Его обычный день находится под контролем перманентной продуктивности учебной успеваемости. Этот установленный шаблон школьной системы – с вычислениями, школьной успеваемостью захватил даже родителей так, что этому ученику не остается шансов, следовать в личным, только ему характерному ритму. И этого не сможет понять и самый «интеллигентный» ребенок без потери к себе самоуважения и жизненного мужества.
И благоразумно, что здесь делается акцент на возрастающее давление и санкции, а не на педагогические способы общения, и настораживающее сопровождение ребенка со стороны родителей. Иначе говоря, установившийся образец отношений – просто необходимо изменить в лучшую сторону. Первый шаг к изменению жизненной ситуации родители сделали, сами еще полностью не осознанной своей  сознательностью. Они заметили в сыне нарастающее депрессивное настроение и нарушение сна, и пригласили своего домашнего врача, который не установил физических изменений, которые бы могли вызвать такую реакцию ребенка. Врач  посоветовал родителям обратиться к психологической помощи.
Спустя два дня, родители установили с нами контакт, и пришли на прием. Конечно, им помогло их доверие к этому врачу, именно это дало им основания воспользоваться его ясным и недвусмысленным советам. В этой связи, я не могу предполагать, что родители в глубине своей души верили, что этот путь приведет их всех к поставленной цели. Но как в жизни бывает; наша интуиция очень часто «разумнее» чем наш разум. Только нам совсем не легко доверять и полагаться на нее.
Вторым шагом к значительным переменам был возможен только тогда, когда отец, после глубоких размышлений согласился, на некоторое время, исключить свой контроль над учебой сына. Этот отказ был точно таким, как установившиеся формы чуткого общения с матерью и все это являлось добрым сигналом, для того чтобы согласиться назначить ребенку амбулаторное лечение.
Возможно, это звучит «жестко» для читателя. Но без этой «уступки» родителей, я была бы вынуждена «порекомендовать» им «обслуживать ребенка в стационаре». В связи с тем, что я 10 лет обслуживала детей и подростков в психотерапевтическом отделении, я вполне убеждена в необходимости промежуточного решения. Я убеждена в разрыве прежних отношений, которые существовали долго в семье, как образец отношений для обеих сторон, как для детей, так и для родителей. Такое промежуточное решение порождает значительное расслабление в семье. Между стационарными молодыми пациентами очень быстро устанавливается солидарность. Они все «сидят в одной лодке». Им всем нужна помощь, чтобы преодолеть свои «повседневные проблемы», нужна помощь чтобы изменить свои отношения к тем, кто создает эти проблемы, а также им нужна помощь, чтобы избавиться от преследуемого их страха.
Понятно, что для многих родителей важно понять и осознать, что в течение этого промежутка времени, ни в коем случае, никто из детей не отрицает свою принадлежность к родителям, это значить; никто из детей не отказывается от своей лояльности к родителям. Очевидно, что существует чрезмерно-личное упорядочение отношений, к которому прибегают в крайней нужде. О двух дальнейших важных шагах к изменению жизненных ситуаций Дитера мы расскажем позже. А в этом месте рассмотрим вопрос: Как расценивают учителя способности своего ученика – Дитора? В отчетах учителей это называется, что Дитера устное участие выглядит убедительно. То есть, когда Дитора удается вытащить из его резервов, тогда его ответы выглядят чрезмерно умно. Потому то и выглядит так, словно «он мог бы, если бы хотел». В письменных работах, таких как немецкий язык, иногда случается так, что он отдает свою работу учителю, не сделав там ни одной записи. С другой стороны, Дитор пишет такие сочинения, которые предлагает ему учитель прочитать перед всем классом. Дитор отклоняет такое предложение, которые «демонстрируют его способности». Вообще учителя видят в «таком противоречивом поведении своего ученика» что-то подобное «дурной привычки», от которой (как они считают) «он может вполне отказаться».
Что может происходить в душе одиннадцатилетнего подростка, которому постоянно говорят о его интеллигентности образованные специалисты? Почему ему постоянно и  заботливо объясняет отец и мать о «необходимости хороших результатов?» Почему он получил от учителей письменно и устно, что «только он один ответственный» за ликвидацию своей пассивности, и всевозможные желания к успеху? Никто из взрослых не воспринимает резонанс его переживаний, никто не стоит на стороне «его надежд», и никто не верит в него. Все, в одно и то же время, находятся на противоположной стороне, на стороне недовольств и пессимизма. Откуда Дитору черпать силы для дальнейшей жизни в этой внутренней безвыходности.
Дрожащая формулировка педагога «он мог бы, если бы хотел», является всем, только не педагогической помощью. Этим заключением педагог оставляет ребенка наедине со своей проблемой. В этом месте напрашивается вопрос, для кого и для какой цели существую «табеля успеваемости». Что должен делать ученик, когда в табеле, по многим предметам, стоят неудовлетворительные оценки, а в конце  приписано такое заключение? Представление ученика в «таких подробностях» говорит также и о том, что «учителя очень мало уделяют внимания «осваиванию учебного материала» ребенком.
С наступлением нашего тысячелетия, все больше и больше, уделяется внимания тому, чтобы осуществить индивидуальное, педагогически действенное, обоснованное заключение. В этой ситуации никто не задает себе вопрос – почему до сих пор не дошло дело до разумного объяснения и взаимопонимания той ситуации, в которой была бы разъяснена «настоящая, объективная причина неуспеваемости» и в этом не виноват учитель. Справедливое заключение должно складываться; между достигнутыми результатами, поставленными требованиями и, конечно же, должны приниматься во внимание  возможности каждого, отдельного ученика. Это задача является лицом, показателем и зрелостью нашего общества, и без сомнения чрезвычайно-трудная задача. Эту задачу можно решить только тогда, когда к ней подключатся все отросли производства и политики. Возможно, нам удастся сделать один шаг вперед, если мы не будем рассматривать и воспринимать учеников, как машину воспроизводства. Нам надо позаимствовать у высокоактивных, маленьких  детей то, что называется «необходимое желание учиться». Что очевидно и свойственно каждому человеку для того, чтобы «удовлетворить свою душевную необходимость». А это значит, пробуждать свои силы и способствовать познанию чего-то нового.
Еще до того, как позволить Дитору что-то сказать, обратимся к короткому замечанию самих школьников. Если преподаватель в школе, еженедельно встречает 200 – 300 или даже больше учеников (и должен еще давать дополнительный материал, для тех кто не понял), то это воспринимается педагогами «бессмыслицей». Потому что практически невозможно, при такой нагрузке (одновременно еще отвечать) и за «существенную помощь» при подозрительном поведении учеников. Я встречала не мало родителей, которые ставили своим детям «нереальные требования к учебе». Определенно, что учитель мог бы сделать больше, если бы не надо было бы оценивать ежедневно учеников, а целенаправленно идти по следу углубления и понимания школьных способностей тех, которые подрастают. В 1994 году, Баерское Министерство Культуры, в Германии расширило педагогические обязанности учителей в общем порядке. Что необходимо учителю, чтобы выполнить эти требования? Что необходимо учителю, чтобы стать «не односторонним носителем» знаний, а быть партнером «знания»? Мне не хватает компетенции, чтобы подойти к этому вопросу поближе. Но одно мне все-таки ясно: Побуждение к этой дополнительной работе является незаменимое, самокритичное отражение форм личного преподавания. Есть ли здесь необходимость в прогрессивном начинании того, что необходимо привлекать коллег к своим урокам в качестве зрителей?
И так, как уже было ранее сказано, пришло время назвать и другие два очень важных изменения в повседневности Дитора. С согласия Дитора и его родителей, учителя были проинформированы о том, что ему необходима психологическая помощь. В этой связи, учителя порекомендовали Дитору, для учебной помощи, обратиться к молодому студенту, который в прошлом учился в этой же гимназии, и проявил свои выдающиеся способности в том, что мог совместить свою интеллигентность со своим юмором. Действительно, достойное упоминания качество ученика на дороге познания прорываясь через дебри всевозможных учебных заданий. Этот новый «учитель» Дитера сел вместе с ним, на одну  и ту же школьную скамью. Дитор задавал ему вопросы,  уточнял всякие подробности и образцово старался, чтобы достичь своей цели. Он понял смысл его удивительных слов «есть счастливчики», новый учитель объяснял ему его ошибки и многое того, до чего бы он догадался сам, то только немного позже.
Дальнейшей большой помощью было то, что учителя согласились, на некоторое время не оценивать его классные работы. Иначе бы Дитору нельзя бы было доказать то, что смысл его лечения «борьба за его личность», а не за его «учебную производительность» и за его «оценки». Он говорит: «В школе вообще не заметно, что учителя тоже люди. Я всегда думаю, что мой учитель математики дома говорит только числами и формулами». Такими словами отреагировал 12-летний школьник на неожиданное согласие своих учителей. После полугодового лечения, Дитор подошел к такому балансу, который был ему, до этих пор не знаком. И Дитор позволим мне это записать.
«Я не хочу быть очень умным. Я не хочу какой-то «особенной» профессии. И я не хочу быть таким, как мой отец. Зачем мы все вообще живем? Жизнь тяжелая и горькая. Отец говорит, чтобы я не верил людям. Только собаки верны людям, а не человек человеку. Но собаки между собой тоже не всегда дружны. Они тоже кусают друг друга. Поэтому я не люблю, когда отец хвалит собак. Мой отец, определенно, не доволен своей жизнью. Все, что не приносит материальной пользы для него «не существует». Я думаю, что он не считает «пение» мужским делом. Вечером, в кровати мне иногда кажется, что я стою на большой сцене и пою. Когда я заканчиваю петь, мне все люди аплодируют. И только отец не аплодирует мне. Если мой отец умрет, когда-нибудь при несчастном случае, то мама, может быть, разрешит мне петь. Моя мама боится «сказать свое мнение». Я думаю, когда женщина выходит замуж, то она не обязана поддерживать всегда своего мужа. Если бы у меня был еще брат, то мы могли бы, каждый вечер «ругать родителей». Может быть, тогда бы я мог быстрей заснуть по вечерам. Моя мама тоже не довольна жизнью. Она очень часто говорит: «Как хорошо, что у нас только один ребенок». Иногда я совсем не хочу праздновать свой день рождения. Маме было очень больно, когда она меня рожала. Когда я был маленький у меня была большая голова. И ей понадобился целый год, чтобы она пришла в себя. Я всегда думаю, что родители меня совсем не хотели.
Учителя ведут себя так, как будто они все знают. Никто не говорит мне как я должен научиться «учиться». Иногда мне хочется быть самым лучшим. Но тогда, другие дети перестают меня любить. Христьян, который сидит около меня, сказал: «Если ты будешь такой «карьерист», то я не буду твоим другом. А он мне очень нужен, потому что у меня нет больше в классе друзей. Он не знает, что именно по этой причине, я дружу с ним. Учителя говорят, что я должен «проявлять свою волю». Как будто это так просто сделать. Да и вообще. Я бы желал, чтобы взрослые ходили в школу, а дети ставили им оценки. Тогда бы мой отец получал сплошные «отличные оценки» за его «популярную болтовню». Он говорит всегда очень долго и очень громко, как будто он находится где-то в большом зале. Иногда он  затевает свой длинный разговор во время обеда. Моя мама, наверняка, получит по «доброте» самую плохую оценку. Но по воскресеньям она получала бы всегда «отлично», потому что по воскресеньям у нее для меня много времени и она мне (в этот день) не «читает наставления».
Раньше, отец всегда имел для меня время по воскресеньям. Тогда было намного все лучше. А теперь, быть с отцом каждый день, это очень напрягает. Все так изменилось. Это так здорово, что он меня больше не спрашивает, про школьные оценки. В свое время учителя, наверное, не скупились когда ставили ему оценки. Я думаю, что он немного завидует мне. Он говорит, что мир меняется. А я говорю: «мир не меняется, только люди могут изменяться».
Знает ли читатель, что дети бывают маленькими философами? Слушайте их почаще. И вы это в них откроете.   
               
 В этом ученическом эскизе сделана попытка, разъяснить значение интеллекта как одного из центральных критериев для успешной школьной карьеры. И на этом мы сделали акцент, потому что этот вопрос очень важен в воспитании детей. Рассматривания отсутствия успеха или недостаточного школьного успеха как  недостаток «доброй воли» это, в большинстве случаев, «проходит мимо»  комплексных учебных ситуаций, но должно  быть строжайше запрещено, так как это сравнение блокирует ребенка и не является положительной, и завлекательной предпосылкой для перспективного его развития. Дитер терпит неудачу и давления школьных дел. Он готов бросить учебу, так как больше не верит в свои собственные силы. Будни отделяют его от личных интересов и вместе с тем он переживает свои неудачи в школе и все это выражает его рациональное поведение. Он приходит к выводу, что жизнь существует и проходит не только в школе.
Имеющийся интеллект ребенка не нужно приравнивать к его имеющейся интеллигенции.  Настроение детей зависит от общения и одобрения  родителей, и каждому ребенку нужен домашний, благоприятный климат. Дети нуждаются в бесстрашной принадлежности в своем классе и  уравновешенной, надежной социальной позиции в ней. Они нуждаются также в одобрении преподавателей и их посредничестве, дети должны знать, что ошибки не являются стыдом, что они, также относятся к учебе, к жизни. 



Продолжение в главе "От детской души поэта"