Незабываемый судебный процесс

   Завтра у меня трудный день. Я - молодой адвокат. Совсем недавно после стажировки приступила к своим обязанностям. Провела несколько гражданских дел. А завтра - первое уголовное дело. Мне предстоит защищать мать, убившую новорожденного ребенка. После того, как я ознакомилась с материалами дела, не могу найти себе места... Какие слова подобрать в её защиту, как убедить суд не наказывать строго?  Преступница - школьница, ученица восьмого класса, сама ещё, можно сказать, ребёнок! Младенца, к сожалению, не вернуть, а девчонка, если получит реальный срок лишения свободы, вряд ли вернётся из колонии нормальным человеком.  Зная прокурора, который назначен по этому делу, не питала особых иллюзий и была уверена, что он потребует максимального наказания, несмотря на юный возраст преступницы.
   В деле много неясного. Почему в списке обвинительного заключения её законным представителем вместо родителей указан работник отдела народного образования?
   Сухая школьная характеристика не даёт ответа на главный вопрос: как могла случиться эта трагедия, если девочка нормально училась, примерно вела себя в школе, и по характеру была доброй и отзывчивой? Откуда взялась эта жестокость? Так воспитали в семье? Жили вдвоем с матерью. (Об отце в характеристике ни слова). Мать - труженица, ради благополучия своей маленькой семьи, за неимением работы в родном городе, часто уезжает за границу на заработки...С кем оставалась девочка, - непонятно. Выходит, одна? "... За месяц до совершения преступления она перестала посещать школу", - сухим канцелярским языком констатирует факты классный руководитель...   
   Почему-то с неприязнью думается о матери моей подзащитной. Где она, с ней срочно необходимо поговорить, выяснить, почему оставляла дочь одну, неужели не понимала, что с ребёнком может приключиться беда, не знала, не видела, что дочь беременна? Сомнительно. Почему всё пустила на самотёк? Любая нормальная мать понимает, что ребёнку в четырнадцать лет непросто разобраться в жизни, если рядом нет родного, близкого, чуткого человека, которому можно довериться, который все поймёт и простит! Ежедневные попытки связаться  с нерадивой мамашей по телефону за несколько дней до процесса  ни к чему не привели. Телефон предательски молчал. Неужели  опять уехала за границу на заработки? В такой трудный момент, когда дочь особенно нуждается в поддержке, в очередной раз бросила свою девочку на произвол судьбы?!
   Известно, что одиночество - непосильная ноша для взрослого. Вдвойне непосильна она для юного человека. Не с кем поделиться, не у кого попросить совета, что делать, если "рыцарь", клявшийся честью, что готов в огонь, и в воду, солгал и предал?         
   Мысленно возвращаюсь к завтрашнему судебному процессу.   
Наверное, прокурор не упустит возможности обрушить на неё всю мощь праведного гнева и заклеймит позором.  По-своему он, конечно, прав. Как не дрогнула рука? Как смогла задушить такое крохотное, беспомощное существо?
   Мою подопечную доставили в суд под конвоем и препроводили в специальное помещение для подсудимых, находящихся под стражей. Красивое имя Ангелина принадлежало обладательнице ангельской внешности: чуть волнистые белокурые волосы, большие голубые глаза и очень нежный грудной голос. Ничто не выдавало в ней жестокую убийцу. Но факты – упрямая вещь. И доказательства налицо. Да и сама она не отпиралась. На мои вопросы отвечала односложно.
-  Да, задушила. Выхода не было.
- Не жалко?
Она промолчала.
- Сдала бы в дом малютки,- продолжала я.
- Я не знала, что можно.
- А о том, что за убийство могут посадить и надолго, знала?
- Нет. Мне всё равно.
- Почему?
- Потому что я брошенная.
- Кем?
Она не ответила.
- Отцом ребенка, - озвучила я свою мысль.
Она промолчала. На глаза навернулись слёзы и одна за другой покатились по лицу.
На мой призыв не плакать, успокоиться, она неожиданно взорвалась:
- Я не хочу жить! Не хочу! Не хочу! Не хочу!- повторяла она.
- Зачем меня спасли врачи? Я не хотела жить! В её голосе было столько горя, боли, отчаяния и безысходности, что у меня сжалось сердце. Она зарыдала. 
Мои попытки успокоить, утешить её не дали результата.
- Оставьте меня, - сказала она, и я вышла.
   Судебный процесс начался спустя несколько минут. Когда в зал судебного заседания завели мою подзащитную, я внимательно посмотрела на неё. Внешне она выглядела спокойной,  лицо было бесстрастным.
   Как я и предполагала, прокурор пытался представить мою подзащитную монстром - чудовищем жестоким и беспощадным. На мой вопрос, почему в зале нет матери, у Ангелины неожиданно перехватило дыхание, из глаз брызнули слёзы,  и опять началась истерика. Судья объявил перерыв. Минут через сорок прибыла скорая медицинская помощь. Подсудимой сделали укол, и процесс продолжился. На дальнейшие вопросы подсудимая отвечать отказалась, равнодушно наблюдая за ходом судебного процесса.
   В обвинительной речи, сославшись на то, что подсудимая якобы не раскаялась, прокурор запросил максимальный срок лишения свободы, предусмотренный санкцией статьи. Несовершеннолетний возраст подсудимой, положительная в принципе характеристика не  поколебали решение прокурора требовать строгой кары для преступницы.
   Услышав, какую меру наказания запросил прокурор, подсудимая побледнела, в глазах у неё застыли страх и ужас. Возможно, она впервые осознала, что натворила и как одинока и беззащитна вообще и перед судебной машиной, в частности.
   Во время защитительной речи Ангелина сидела неподвижно, с окаменелым лицом и, не мигая, смотрела в окно. Мне показалось, что она ничего не слышит и не видит, думая о своём. О чём она думала, кого надеялась увидеть? Любимого, которому доверилась, или маму, оставившую её без помощи и поддержки, когда ей было особенно тяжело?...
   После защитительной речи судья предоставил Ангелине последнее слово. Но она от него отказалась. Суд удалился в совещательную комнату для составления приговора. Через пару часов был оглашён  приговор: четыре года лишения свободы. Даже я не ожидала такой суровости. Подсудимая внешне была спокойна. На вопрос судьи, понятен ли ей приговор, односложно ответила:
- Да. 
   Перед тем как покинуть зал судебного заседания, встав со скамьи подсудимых, Ангелина чуть задержалась, чтобы ещё раз взглянуть в окно, словно надеялась увидеть в нём родное лицо, затем низко опустила голову и медленно, как бы нехотя,  вышла из зала судебного заседания в сопровождении конвоя.
   Спустя несколько минут я подошла к ней, чтобы морально поддержать, успокоить её, посоветовать не отчаиваться, пообещала, что во чтобы то ни стало, буду добиваться отмены этого сурового приговора и, если понадобится, дойду до Верховного Суда.  Она молча слушала меня, опустив голову.
   На следующий день, придя в тюрьму к осужденной на свидание, я узнала, что ночью, когда сокамерницы  уснули, моя подзащитная свела счёты с жизнью, затянув на шее самодельную петлю.
Я вспомнила её последний пристальный взгляд в окно и поняла: она прощалась... С жизнью...