Первая любовь

              - Удивляюсь я на тебя! Твоей способности все время улыбаться, как ...
-  Как жизнерадостная идиотка?
- Я не хотела сказать так грубо, но смысл примерно тот же. Ну, вот! Опять улыбаешься! Другая бы рассердилась, обиделась, а ты улыбаешься, да еще смотришь на меня так, как будто это я больная.
- Ты думаешь, я – больная?
- Ну, что ты говоришь? Я же совсем не то хотела сказать. Я хотела сказать, что только ты можешь зашивать рваную рубашку внука и улыбаться. Другая бы на твоем месте уже сто раз обругала бы его, сердилась бы и колола себе пальцы иглой, проклиная все на свете, а у тебя все так ловко получается, игла летает – раз, раз.  И ты  так блаженно улыбаешься, будто вышиваешь гладью для души.
- Полный релакс?
- Это еще что такое?
- Так любит говорить одна моя знакомая.
- Что ты мне голову морочишь, знаешь же, я эти современные словечки терпеть не могу. Релакс, овертайм... Русских слов нам уже не хватает. По-русски нельзя?
- Полное расслабление,... отдых.
- А? Значит, когда ты штопаешь дыру на старой рубашке – ты отдыхаешь? Да! Тяжелый случай! А вообще, я тебе даже завидую. Надо же так уметь!
- Что уметь?
- Ну, находить радость в повседневной жизни! Штопаешь – улыбаешься, подметаешь пол – смеешься от удовольствия, а моешь посуду – О! – это вообще – «Кривое зеркало» - обхохочешься!
- Ладно, ладно, не усердствуй, пожалуйста. Ничего особенного тут и нет. Улыбаюсь, потому что вспомнила … смешно. Вернее не смешно, а забавно.
- Что вспомнила? Расскажи, может,  я тоже поулыбаюсь, а то уже скулы свело от скуки. Ты хоть сама себя веселишь, а я так не умею, вот и завидую тебе, блаженной! Ну, что там у тебя? Давай выкладывай…забавное.
- Я вспомнила детство, свою первую любовь!
- Да, подруга! Час от часу не легче! Ты даешь! Зашиваешь дыру – и первая любовь! Это только ты так можешь!
- Не перебивай, ты же хотела узнать, почему я улыбаюсь, так слушай, а то передумаю, и буду улыбаться дальше одна, без тебя, а ты сиди и пыхти.
- Ладно, ладно, больше не буду.
- Лето было солнечное, яркое, даже жаркое, а он почему-то все время ходил в байковой рубашке.
- Кто он?
- Ну, ОН!
- А, понятно.
- Это был спортивный лагерь. Все ребята занимались спортом: футбол, волейбол, гандбол. Так вот. Он был – футболист. В него легко было влюбиться.
- Можно подумать, что в кого-то другого влюбляются тяжело. Бац – и готово! Никто даже и не спросил, хочешь ты этого или нет!
- Все так, все так. Я просто вспомнила «Доживем до понедельника». Помнишь, как там главный герой говорит девушке, что в нее было легко влюбиться, потому что она красивая и в нее влюблены все мальчишки в классе, а может и не только в классе.
- Нет, не помню. Ну, давай дальше…
- Так вот. В него было трудно не влюбиться. Красавец, спортсмен…
- Комсомолец…
- Ты перестанешь издеваться или нет? Не буду я тебе ничего рассказывать…
- Нет, нет …  автоматически вырвалось. И вообще – улыбаешься ты в сто раз лучше, чем злишься. Пожалуйста…
- Ну, ладно…  Так вот.  Все мы там были спортсмены и комсомольцы тоже, между прочим. В лагере принято было ходить в спортивной форме: кеды, шорты и футболки. Футболки были у каждого свои…
- Ну, не чужие же?
- Я не об этом. Каждый спортсмен состоял в каком-то спортивном обществе. Я, например, в «Динамо», он – в «Трудовых резервах».
- Был такой клуб?
- Да! Он играл за юношескую футбольную команду при АЗЛК. У меня была синяя футболка с белой отделкой и номером  семь на спине. У него – красная,  с номером девять.
- А-а, поняла…
- Жара была ужасная, все старались одеться полегче, а он все время ходил в этой самой красной футболке, а сверху байковая рубашка,  тоже в красно-белую клетку. Рубашка была такая яркая, что его было видно издалека. Промелькнет где-то впереди, а у меня сердце - бух,  в пятки убежало, дыхание сбилось и ничего я уже не соображаю, куда шла, зачем? При любой возможности старалась попасть ему на глаза, но он всегда был чем-то занят, всегда окружен толпой мальчишек или девчонок.
- Ага, значит, ты там такая, хм, влюбленная, не одна была?
- Кому я рассказываю, ты что, меня не слышишь. Я же сказала, не влюбиться в него было невозможно. Его знал весь лагерь.  Капитан футбольной команды. Но он замечательно играл и в волейбол и…
- В общем,  любимец публики…?
- Ты долго будешь продолжать издеваться, сама же попросила. Вот именно поэтому ты и не улыбаешься, все с едким юморком, все с сарказмом.  А ведь я действительно была влюблена, понимаешь, а он на меня – никакого внимания!
- Это нам как раз знакомо. Так ты что, так и ходила вокруг, да около? С твоим-то характером? Ни за что, не поверю.
- А вот и ходила, даже близко подойти боялась и неделю вообще с ним знакома не была. Все случайно узнавала. Кто? Что? Откуда?
- Как зовут?
- И как зовут?
- Да, нет. Я спрашиваю, как его звали? Имя у него было какое-то, или – красная рубашка.
- Саша его звали, а рубашка, действительно, сыграла свою роль. Именно с этой рубашки все и началось. Однажды, на волейбольной площадке я увидела его и решила, что надо все-таки действовать, а то так и смена кончится, а я с ним и словом не перекинулась. Подхожу, сажусь рядом, делаю вид, что мне ужасно интересно, что там творится на поле, а сама ничего не вижу, ничего не слышу, только ощущаю его присутствие рядом, слушаю его голос, исподтишка наблюдаю, к себе прислушиваюсь. Ощущения потрясающие. Вокруг шум, крики, игра, стук мяча, а у меня все, как в замедленной съемке происходит и тихо так, будто уши заложило и…
- Улыбаешься, как дура!
- Да! Вот тут ты права, улыбаюсь, как дура. Вернее, как дурочка. Пребывая в таком полуобморочном состоянии, я даже не заметила, что сижу на кусочке той самой знаменитой рубашки. И, вдруг, все как подскочат, как заорут. И он тоже, рванулся, резко поднялся, а рубашка - у меня под попой.  Хрясь!  И пола оторвалась от воротника. Что сейчас будет?
- Извини,  я не нарочно, - тихо сказала я.
- Да ладно, не страшно, зашьем.
- А, давай, я зашью, - выпалила я. Зачем я это сказала, сама не знаю, шить-то я совсем не умела. Я тогда даже пуговицу себе ни разу в жизни не пришивала, мама же – швея. Но уже выпалила, назад хода нет.
- Ну, если хочешь, зашей. Вот, возьми, - он снял рубашку и протянул  мне. Я взяла ее в руки, как будто драгоценность какую-то. Его рубашка у меня в руках. Его! А как я буду ее зашивать, об этом я в тот момент не думала.
- Тебя как зовут? – просто спросил он.
- Аля! А тебя?
- Саша. К вечеру зашьешь?
- Конечно.
Я поплелась в свой корпус, теперь уже полностью сознавая, что мне предстоит. Придя в свою палату, я села на стул и сидела так долго, все еще держа рубашку в руках.
- Ты чего здесь сидишь? – спросила одна из девчонок, заметив у меня в руках красно-белую рубаху. Видно она ей тоже была знакома.
- Вот! – я показала ей оторванный воротник, - Оторвала, а шить не умею.
- Рубашка его? – спросила она.  Я молча в ответ кивнула.
- Вот это да! Повезло же тебе! Сам тебе отдал? – Я опять кивнула, и видно вид у меня был такой страдальческий, что она сказала:
- Не расстраивайся. Давай я зашью.
- А что же я ему скажу?  Что рубашку мне подружка зашила, а сама я ничегошеньки не умею?
- А мы ему ничего и не скажем!  Зашью я, а отдашь ты! Вот и все. Давай. Сейчас мы ее залатаем так, что он даже и не вспомнит, где она была рваная. – Она ловко вставила нитку в иголку и та запорхала в ее руке, поблескивая на солнце, как летняя бабочка Капустница. И стежок ложился один за другим, елочкой, влево - вправо, влево - вправо, туда-сюда. Да так ловко, так аккуратно, что через пару минут уже и, правда, нельзя было найти то место, где был оторван воротник.
 - Я вернула рубашку,  так и не признавшись, что зашила ее не я. С этого момента мы с Сашей были неразлучны до конца смены, а когда расставались,  он спросил, что подарить мне на память?
- И он подарил тебе красно-белую рубашку???
- Да! Долго еще я ее хранила, много лет. А потом … пропала куда-то.  Только теперь, каждый раз, когда я зашиваю внуку прорехи на штанах или рубашках, стежок ложится к стежку, елочкой, влево - вправо, туда -сюда, аккуратненько.  А я  -  улыбаюсь!