Школьные годы. 1950-51. 3-й класс. -2-

Школьные годы. 1950/51 год (3-й класс) (2)

***

Все знают, что для детей нет большей радости, чем отмена занятий в школе. Для меня это тоже не было исключением. И когда однажды их отменили из-за сильных морозов, я просто ликовал от радости! На душе была какая-то удивительная легкость – это как птицу выпустить из клетки на волю. Конечно, пришлось сидеть дома, но, несмотря на замерзшие стекла на обеих рамах, солнечный свет, ввиду большого размера окон, заливал комнату. Было тихо, тепло, светло и уютно…

Среди всех детей в классе я считал себя наименее обеспеченным: была нехватка мяса, молока и сахара, одежда была вся в заплатах… Поэтому, когда педсовет школы решил однажды оказать Лиде Ковалевской материальную помощь (200 «сталинских» рублей) на покупку школьной формы, я почувствовал некоторую обиду – правда, быстро подавленную внутренней гордостью…

Все дети в классе по очереди оставались после занятий для уборки в классе. И вот однажды в процессе уборки я нашел в одной из парт забытый кем-то из комминтерновских детей завернутый в газету большой бутерброд с маслом. Сам я на перекус ничего в школу не брал и никогда не глядел в рот тем, кто жевал на перемене. Для меня тема перекуса была как бы не существующей. (Увильнуть от этой темы я не смог лишь однажды – когда в седьмом или восьмом классе при поездке на какое-то мероприятие в Москву все дети купили себе сливочное мороженое, а у меня не было денег даже на простое молочное…)

А тут целый бутерброд! Да не с маргарином, а с настоящим душистым сливочным маслом! На радостях я быстро закончил уборку класса и поспешил домой – обрадовать родителей своей находкой. Деликатес поделили на всех…

***

В моем детстве родители и учителя стеснялись разговаривать с детьми на тему секса, и бедные дети узнавали об этом в основном в подворотне – от «более опытных» сверстников. История, о которой я расскажу, могла бы иметь сегодня самые печальные последствия.

…Однажды, в мягкий февральский вечер меня вдруг дернуло прогуляться вдоль улицы по тропке, игравшей роль тротуара вдоль главной дороги. Проходя мимо второго фонарного столба, отстоявшего от тропы на метр, я увидел, что вплотную к нему и чуть ли не по колено в снегу стояла парочка. Через час на обратном пути я опять прошел мимо той же парочки, казалось бы, приклеенной к столбу. А утром, на снегу возле столба, оказалось с десяток использованных презервативов (слово, которое в наше время произносить вслух считалось неприличным)…

В то утро все ребята, человек пять-шесть, собрались у Юрки Дементьева из соседнего дома. Разговор быстро перешел на тему секса... И я, как когда-то тремя годами раньше, решил отколоть хохму. Мигом сбегав к столбу, я принес те самые презервативы. И вот, слегка сполоснув их холодной водой, мы, раздухарившись, стали эти презервативы надувать!..

Думаю, однако, что с тех пор в вопросе полового воспитания мало что изменилось. Ругаться отборным матом – это пожалуйста, это «круто»! А вот рассказать своим малым детям о таких опасных «игрушках», как использованный презерватив, которыми усыпаны все скверы и парки, смелости, увы, не хватает… К счастью, в моем детстве вирус СПИДа еще не был известен, но перспектива остаться без носа была вполне реальной. К счастью, пронесло…

Кстати, пятилетние дети самым нормальным, здоровым образом усваивают знания о процессе деторождения и опасностях секса. И я думаю, что большинство родителей, чьи дети заразились СПИДом, кусают себе локти оттого, что не дали своим детям в раннем возрасте необходимых знаний из сферы половой жизни, не научили их защищаться от сексуальных домогательств и быть ответственными за свои поступки…

***

Мама в это время работала уборщицей в большом продовольственном магазине № 6, что находился недалеко от станции Пушкино. Однажды я пришел к ней на работу (кажется, поругался с отчимом). Запомнился рыбный отдел: чуть ли не пять-семь разных сельдей в бочках да плюс к ним хамса и килька. А еще – камчатские крабы в банках, копченая треска по 5 руб. 60 коп. («сталинскими») да два-три вида овощных консервов. Для полноты ассортимента следует сказать также и о соли – крупной, серого цвета…

Несмотря на полуголодную жизнь, я, к своему сегодняшнему стыду, позволял себе кочевряжиться с едой: вылавливал из супа жареные лук и морковь и не любил постную гречневую кашу-размазню. От этой дурной привычки освободился я только к окончанию школы. Еще (после рассказов учительницы о микробах) я был весьма брезгливым: выпить воды из кружки после кого-то не мог. Привычка так и осталась на всю жизнь, но после школы я научился усилием воли нейтрализовать свою брезгливость. Правда, если волю слегка «приподнять», то из-под нее виднелись «ослиные уши»…

В морозном марте 1951-го отчим впустил к нам жить бесплатно женщину с двумя девочками; он подобрал их замерзающими на улице и поселил в меньшей – шестнадцатиметровой комнате. Через три месяца жильцы «слиняли», прихватив половину нашего поношенного (за отсутствием нового) постельного белья…

Иногда со мной общалась соседка тетя Тоня, жившая с мужем в маленькой средней шестиметровой комнате. Нередко мы с ней до умопомрачения играли в поиски географических названий на карте. Вскоре этой игрой заразился и Вовка-Щелгач. Поиски были злыми – без подсказок до самой победы. За все время я сдавался, может быть, раза два…

После отчима должность коменданта поселка Дзержинец занимали то Лаврентьев, то Пучин (оба из соседних домов). Время от времени эти коменданты вместе с кем-нибудь из высокого начальства приходили к нам с целью любыми ухищрениями отбить одну из двух комнат. Но каждый раз отчим ловко их отшивал…

…Как-то ранним апрелем 1951 года мы с мамой пошли собирать по ближайшему оврагу щепки, так как дров и торфобрикета на зиму явно не хватало. Когда я стал расщеплять один из полусгнивших пней, из калитки наверху оврага появился «хряк» – хозяин особняка за высоким забором (по словам отчима, полковник КГБ): «Убирайтесь вон! Нечего мне тут пейзаж портить!». Ему – пейзаж, а нам бы – не замерзнуть…

Лето 1951 года

Лето 1951 года оказалось богатым запоминающимися событиями.

Иногда к отчиму заходил пожилой сосед из дачи № 26 по фамилии Булганин. Он занимался любительской фотографией и где-то в июне сделал фото мамы со мною и двумя братьями (по отцу) – Колей (1,5 года) и Леней (4 года). Расценивая свой вид на фотографии как придурковатый, я всю жизнь никому это фото не показывал. Теперь же она меня не смущает – повзрослел!… (Впрочем, не исключено, что фото было сделано на год раньше, и тогда на фотографии Коле – полгода, а Лене – три года.)

В это время я спокойно ходил в город (за полтора километра от дома) один или с ребятами. Одна из таких вылазок кончилась для меня плачевно: с кем-то из ребят мы играли в салочки возле госбанка и я с разбегу налетел носом на железный трубчатый шлагбаум. Нос так и остался на всю жизнь с чуть заметной кривинкой.

Другой выход в город мог бы окончиться гораздо страшнее. Расставшись с Вовкой-Щелгачом у ресторана «Ялта» (что находился у самой станции), я пошел домой. У старого рынка меня останавливает невысокий человек лет сорока кавказской внешности и спрашивает, где тут можно искупаться. Я ответил, что надо идти прямо и затем повернуть налево к мосту, слева от которого находится маленький пляжик. «А не мог бы ты меня проводить, поскольку я здесь ничего не знаю». Я согласился, на что он сказал: «А знаешь что, давай зайдем в летний ресторанчик – перекусим». Я и с этим согласился, но стал наматывать на ус, что здесь что-то не чисто.

Ресторанчик находился между старым рынком и банком. Мы заняли одну из трех комнат террасы, открытой во внутренний дворик. «Купальщик» заказал «два по сто» и по паре сосисок. От водочки я, конечно, не отказался – любопытно все же! – но только мысль моя стала работать хитрее. Я сидел лицом к уличному тротуару, видневшемуся за открытой калиткой дворика ресторана. Улучив момент, я вдруг резко говорю «клиенту»: «Ой, там Вовка прошел. Я пойду – скажу ему, что остаюсь». С этими словами я выскочил из-за стола, потом – за калитку и… «Прощай, дядя!». На всякий случай я еще юркнул в малозаметный узкий проход между двух дачных участков и... был таков!

О том, чем могла бы закончиться моя функция поводыря, даже в нашей детской среде еще никто не знал. Догадываться нужно было самому. И, думаю, с ситуацией я справился на отлично!

***

А вот следующая задачка оказалась посложнее. Однажды, когда ко мне пришли два товарища, тетя Тоня задала нам головоломку: в девять клеток три на три надо было вписать девять разных цифр так, чтобы сумма чисел в каждой горизонтали, вертикали и диагонали была бы одинаковой. Мы вооружились бумагой и карандашами и расположились на полу террасы. Через два часа мои товарищи сдались, а вот меня остановить было уже невозможно. С трудом отрываясь на еду и сон, я решал задачу целых три дня, пока не получил требуемый результат!

Это была первая в моей жизни и очень важная победа – победа упрямого, не сдающегося интеллекта! Это было грандиозно, ибо я победил ограниченные возможности своего сознания! Благодаря этому я понял, что вполне в состоянии развивать свой посредственный интеллект. И это понимание стало ключом ко всей моей последующей судьбе…

Запомнился мне и еще один поход в город – с Вовкой-Щелгачем. Дойдя до ресторана «Ялта», он почему-то решил нагло в него зайти. Как-то робко последовал за ним и я. Опасаясь быть выгнанным, я пробыл в нем секунд десять, но за это время успел оценить уютность его маленьких четырехместных кабинетов со светлыми окнами с занавесками и тяжелыми шторами на дверях. (Фото: http://proza.ru/2008/05/13/55 – Пять лет спустя…)

К лету мама перешла работать уборщицей на Пушкинский телеграф (фото: http://proza.ru/2008/05/17/338). Работала она только после закрытия почты. Иногда туда приходил и я, беря с собой набор из двенадцати цветных карандашей, недавно купленных мне мамой. До этого я рисовал только шестью грубыми цветами, а теперь у меня были еще шесть необыкновенных! Среди них особенно восхищали фиолетовый, оранжевый и бирюзовый. А еще на почте я мог побаловаться сургучом и… необычной фиолетовой копиркой…

Это лето оставило в памяти еще одно очарование. Однажды я забрался на шиферную крышу дома и растянулся там лицом вверх. А в небе тихо-тихо плыли причудливые облака. И никто не мешал мне мечтать и фантазировать… Это потрясло и потому запомнилось на всю жизнь.

Под занавес лета на мою долю выпало маленькое испытание. Впервые в жизни мы с двумя товарищами самостоятельно пошли за грибами за территорию дома отдыха «Пушкино». Мы отошли от Красноармейской – еще не асфальтированной – дороги на километр и… заблудились. Поначалу мы были уверены, что без труда выйдем на дорогу. Но, сделав три огромных круга, поняли, что влипли в хорошенькую историю. А солнце уже спустилось к горизонту и, может быть, зашло, но, находясь под пологом огромного и плотного елового леса, мы этого знать не могли.

Сумерки сгущались, но ни фонаря, ни спичек у нас с собой не было. Чтобы определить направление к дороге, или на северо-запад, оставалось одно: залезть на самую макушку высоченной ели. Как большой любитель лазания по деревьям вверх полез я. Солнце давно село, и лишь на северо-западе небосвод был чуть светлее. Стараясь запомнить и не потерять при спуске направление северо-запада, я спустился на землю.

Всеми силами стараясь не сбиться с пути, через полчаса мы услышали звук редкой проходящей машины, а еще минут через пятнадцать вышли на дорогу. К счастью, машина в сторону Пушкино появилась быстро, и сердобольный шофер позволил нам залезть в кузов. И вскоре промерзшие, но радостные, мы заявились в свои дома…

=============

На фото: Мама с тремя детьми.