Чужие берега

Свинцово-серая морская гладь была покрыта белыми барашками волн. Волны лизали берег. Простой берег. Серая галька, которая так нагревается в погожий день, и по которой приятно ступать босыми пятками, ощущая под ступнями покатые, чуть шероховатые выпуклости каждого камешка. Дальше, за пляжем начинались обрывистые холмы, поросшие жестким кустарником, изрытые воронками от снарядов, заброшенными траншеями, дотами, прочими фортификационными укреплениями.
Вдалеке, рассекая морскую гладь, плыла моторная лодка. Сухое тарахтение мотора смешивалось с ветром и почти не различалось на общем шуме моря. Чайки, бродившие по побережью, равнодушно наблюдали за лодкой, лениво шагая по пляжу, время от времени нагибаясь, что бы ухватить что-то съедобное.
А лодка продолжала приближаться к берегу. Пока не уткнулась своим деревянным носом в гальку. Мотор заглох. Из лодки, перепрыгнув линию прибоя, вылез мужчина. На вид ему было лет пятьдесят. Слегка бледную кожу на его лице уже успели тронуть первые морщины. Под глазами, теплого, карего цвета, залегли тени. А русые волосы уже тронул иней седины. Одет был мужчина в черные джинсы, толстый вязаный свитер с горлом, серую штормовку и шерстяную шапочку. Звали его Максимильян. Максимильян Шелл. Успешный бизнесмен, владелец нескольких виноградников и винодельни, он бросил всё, оставив своего сына за главного и приехал сюда. Через много лет он возвращался в те места, где он рождался второй раз.
Ровно тридцать лет назад, в этот самый день, в предрассветных сумерках он шел погибать. А вместе с ним тысячи таких же парней, как он сам. Море тогда было таким же неспокойным, а свинцовые тучи сеяли вокруг мелким, ледяным дождем. В десантном боте, где сидел их взвод, парни прижались друг к другу. Спина к спине. Что бы хоть как-то сохранить остатки тепла. Максимильян оглянулся на морскую гладь, и перед его глазами вновь встала та картина. Высокие железные бока бота, за спиной сидит Алекс, и дрожит мелкой дрожью. Сам Максимильян уперся головой, облаченной в каску в борт бота, и даже сквозь свое железный головной убор ощущал, как вздрагивает их суденышко, рассекая волны. Он не видел приближающегося берега. Он не видел другие боты. Он лишь слышал гул, с которым армада накатывала не берега. Лишь сегодня он по достоинству смог оценить суровую мрачность этого места, тот пейзаж, который открывался непосредственно с моря. Но тогда, в тот день, он не оценил бы красоты этого места. Тогда его мысли были заняты другим. Он мечтал об одном... Еще раз услышать тишину его родного дома. Пройтись по сонным улицам, которые отделяют его дом от автобусной остановки, вдыхая аромат сирени, щурясь от яркого солнца. Но гул тысячи кораблей вытеснял все мысли. Убивал все чувства.
Оглядевшись по сторонам, Максимильян пошел в сторону холмов. Время стерла почти все следы тех событий. Сейчас мало что напоминало о тех днях. Не было сплошных стен колючей проволоки, не мешков с песком, противотанковых ёжей. Но земля по прежднему хранила кровь героев, павших на этом берегу в тот день. И холодный ветер по-прежнему дул, забирая остатки человеческого тепла. Максимильян подошел к нагромождениям валунов. Сюда они тащили расстрелянный пятый взвод. Парни попали под перекрестный огонь. Стреляли с двух точек. Стреляли из  пулеметов. А в финале минометный снаряд разорвал бравого сержанта, который пытался оттащить в сторону раненного рядового. Залпы корабельных орудий сотрясали землю. Тогда, бросив взгляд на укрепления врага, затянутые пеленой дыма, сквозь которые прорывались сполохи огня, Максимильян еще думал, как можно выжить там... Однако можно. Он убедился в этом гораздо позже. Когда корабельные орудия замолчали и морпехи пошли в атаку.
Он сидел на валунах и курил. Дорогие сигареты. Однако тогда некоторые готовы были отдать самое ценное, что у них есть за простую самокрутку. Табак отсырел в тот день у всех. Да что там табак, они были насквозь промокшие. Не спасали даже брезентовые накидки. Максимильян сидел и смотрел на холодный песчаный пляж. Сейчас он был спокоен и тих. Он смутно помнил, как они бежали вперед. В оглушительном реве рвущихся снарядов они не слышали свиста пуль. Они не слышали даже стука собственного сердца. В те мгновения, за тысячи миль от этого места, мать Максимильяна, поздней ночью, стояла посреди залитой лунным светом комнаты, пред образом Богородицы. И на её глазах образ мироточил. Теплые, прозрачные капли стекали по шершавой поверхности иконы. А по тяжелым темным прядям женщины ползли змейки серебра...
Мужчина встал с камня, отряхнулся и пошел вперед.
Поднимаясь по крутым склонам, он непроизвольно бросил взгляд на  небольшую лощину между холмами. Там они попали в котел. Он не помнил момента, когда стрелять начали со всех сторон. Он помнил лишь, что когда споткнулся и упал мимо него пробежал медик, с повязкой красного креста на руке. Он отбежал на два шага, когда неведомая сила откинула  его назад. На груди его растекалось багровое пятно. Что-то орал сержант, кто-то схватил Максимильяна за шиворот и потянул вперед. В тот момент он вспомнил отчима, который и отправил его на войну. "Бездельник! Тунеядец!" - кричал он, - "Иди, хоть на благо родной страны послужи!" Он простил в тот момент его. Ведь отчем не знал, в какой ад отправляет двадцатилетнего "тунеядца".
Мужчина медленно брел по холмам, перепрыгивая через канавы, в которые превратились окопы, спотыкаясь на кочках. Он все брел и брел вперед. Внезапно он увидил фигуру человека. В двухстах метрах от него, на небольшом пригорке сидел мужчина. Примерно того же возраста что и Максимильян. Одетый в темно-коричневый плащ. Лица Максимильян не разглядел... Годы брали свое, и зрение уже не радовало. Он лишь видел, как ветер развевает его густые пепельные волосы. Мужчина сидел на бетонном блоке, оставшемся от какого-то укрепления и задумчиво смотрел на Максимильяна. Им не нужно было слов. Они и так все поняли. Да, они были солдатами. Тогда. Тридцать лет назад. Им был дан приказ. И они его выполняли. Возможно, даже они стреляли друг в друга. Но война закончилась. И вот они здесь. Они смотрели друг на друга. Без вражды. Без ненависти. Ни о каком примирении не было и речи. Это было просто холодное любопытство. Просто два человека возвращаются по тропам памяти назад. Туда, где они умирали. И рождались вновь.
Максимильян спустился вниз, к своей лодке. Огляделся еще раз. Чужие берега. Они сражались не за родину. Они сражались за свою страну. Но эта земля не была ИХ! И ложиться в нее не хотелось ни кому. Они просто выполняли приказ. Уперешись руками в нос лодки, мужчина столкнул её в море. И вновь пошел дождь. Холодный, серый дождь.
- Чужие берега не стали теплей - прошептал Максимильян, стоя на корме лодки, и глядя на фигуру в коричневом плаще, на склоне одного из холмов.