Деревенский дурачок

     Я снова подкинул дровишек в костёр – нельзя дать ему потухнуть.
     Сидя  во дворе дома и глядя на пламя, я размышлял о нём. О том, какую огромную силу несёт оно в себе. Иногда, когда я сижу вот так вот, задумчив, я забываю подкинуть ещё поленьев, и, бывает, что мой костёр чуть-чуть уже не гаснет, но, почувствовав, что пламя греет меня меньше, я пробуждаюсь от своих дум и снова разжигаю огонь.
     Иногда, когда я хочу позабавиться, или просто хочу, чтобы стало жарко, я разжигаю мой костёр до такой степени, что кажется, что он уже поднялся выше домов, и созерцаю эту великую силу. Помню, однажды, когда костёр мой был особенно высок и горяч, я как-то свалился в него. То-ли упал, то-ли сам прыгнул в него, то-ли меня кто-то толкнул – неважно. Так или иначе, я здорово обгорел. И сгорел бы совсем, не увидь меня мать, которая подняла такой шум, что сбежалась толпа со всей округи. Короче, меня вытащили; я долго лечился, а когда смог выходить из дому, каждый день ходил к одному лекарю в соседнюю деревню, который месяц чинил мои шрамы, и теперь я уже не пугаю людей своим внешним видом. Каким-то чудом лицо пострадало меньше всего, и шрамов на нём уже нет, ну а те, что остались, я тщательно скрываю под одеждой.
     Помню, пока я лежал весь в повязках, костёр мой совсем погас – никто не догадался поддерживать огонь, но я проявил огромную сдержанность и не стал никого винить, а просто вышел во двор, и через несколько минут снова уселся перед моим любимым пламенем. Смотришь на него, и так тепло становиться, так спокойно на душе, а в глазах мечутся отблески огня, и всё моё лицо тогда приобретает какой-то мистический вид.
     Как же я люблю огонь! Когда начинается дождь, приходится особенно тяжко. Этот злодей, не понятно за что, пытается погасить пламя, но я хитрее его. Я раскидываю почти все поленья, оставив один лишь маленький огонёк-уголёк, и зову мать, которая приносит мне большой кусок парусины, и мы сидим под ним с моим другом и греемся. Думаю, он тоже любит меня, только почему-то не может сказать. Язык у него есть, и не один – я проверял. Вон их сколько мечется над горящими дровами, но он молчит. А я по-прежнему жду, когда он заговорит со мной. Придёт ведь время, когда он уже не сможет и не захочет скрывать, что тоже любит меня, и скажет об этом. А пока я просто жду.
     Но что-то я совсем задумался – вечереет и похолодало. Надо снова сбегать за дровами и скормить их огню – он ведь, как и я, проголодался. А потом я побегу в дом, налью себе молока, возьму краюху белого хлеба и снова усядусь возле костра – ужинать.