Дядьколя

       Высокое, чистое, без облаков, широкое – небо. Извилистая, пробитая травами и скрученная корнями деревьев – земля.
       У самой дороги стоял Николай, одной рукой придерживая звенящий ржавыми спицами на ветру велосипед, а другой – поднимая к небу жёлтую, всю в зелёных трещинах и старческих морщинах, спелую дыню, которая покачивалась на ладони, и напоминала издалека то странной формы одуванчик-цветок, то некое живое продолжение тела Николая, - круглую солнечную опухоль, выросшую на загоревшей, мозолистой руке трударя. Врастая ногами в зудящую насекомыми, сухосоломенную летнюю землю, Николай улыбался – непонятно, чему.

       Николай молил Бога послать ему дом, в который можно войти прямо с земли, безо всяких ступенек, приступочек, битых порогов. Так и вышло. Низкая мазанка с обвалившейся местами глиной, поблёкшей побелкой, зарылась в тёмную землю. Дом был связан с внешним миром только двумя кривыми проволоками, намотанными на раритетный фаянс стародеревянного столба электромагистрали. В расступившихся травах тонул вьющийся вокруг всего участка плетень, местами подпёртый серыми палками.
       Всё тесное, низкорослое пространство вокруг мазанки напоминало сложный деревянный лабиринт, преодолев который, можно было попасть в огород, вытянувшийся, по словам самого Николая, «длинной колбасой» от улицы, до железнодорожной станции. За сложносочинёнными сараями, сортиром, кроличьими клетками, горами дров, дырявыми тазами, железными кружками и вёдрами стояли ульи, полные безмолвных пчёл, - спокойных и мудрых в самой сердцевине лета.

       Жена Николая, Татьяна – доброе, беспомощное создание в вислоухой панамке, с трудом передвигалась по огородным тропам. Ещё в начале девяностых, Николай, покидая навсегда кровоточащие окрестности Грозного, наскоро погрузив домашний скарб и золотые слитки ульев в случайный рефрижератор, пожалел растерянную, полусумасшедшую Татьяну, - забрал с собой.

       Дни идут за днями, и жизнь Николая с Татьяной всё убывает и убывает, растворяются вдалеке пыльные южные дороги. Уезжают гости, всё дальше, и только игрушечный огород с мазанкой едва виднеются в памяти.   Будут сниться долгой зимой?
       О чём-то говорили, сидя на лавках за старым столом в тени дерева. Как жили. А в глазах Николая было другое, единственное – желание жить, прорастать всем телом сквозь деревья и травы, чувствовать укус пчелы, быть небом, понимать солнце и птиц, слышать реку и море.
       Волна идёт за волной, и будто под солёным оргстеклом шелестят  камни, ракушки, округляясь с каждым годом всё больше. Медузообразная линза в постоянном движении – то приближая, то удаляя дно, - дышит.

Август 2008