LEAP IN THE DARK. Эротика. часть1. Любовь и жизнь

                                                
               
                ОВЧИННИКОВ  ВИТАЛИЙ

               

                РЫНОЧНАЯ  ЦЕНА
                СЧАСТЬЯ
             
               
                СОЦИАЛЬНО  ЭРОТИЧЕСКАЯ ДРАМА
                ДЕВЯНОСТЫХ  ГОДОВ


               

                ЭЛЕКТРОСТАЛЬ 
                2008г
               

                ВТОРАЯ   КНИГА   
            


                LEAP  IN  THE  DARK
             
                ( ПРЫЖОК В БЕЗДНУ )






     «Прыжок в бездну обладает  несо-   
                мненное преимущество перед лю-
                бым другим прыжком.  Бездна не
                имеет дна, поэтому  нет опаснос-
                ти  разбиться.».
                Фраза с некоторой долей иронии

                «Человек несчастен постольку,
                поскольку сам в этом убежден»
                Народная мудрость.

                «Я в ночь шагнул,
                Раскрывши настежь двери.
                Я в ночь шагнул,
                Не зная во что верить.
                Я в ночь шагнул –
                В мир зыбкий и непрочный.
                Я в ночь шагнул,
                Видать, дошел до точки»
                Стихи неизвестного поэта.



                ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ



                ЛЮБОВЬ, КАК  ВЫСШАЯ  ЦЕННОСТЬ
                ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО  БЫТИЯ

      
               
                .
                «Если бы Любви между мужчиной и женщиной на
                свете в действительности не существовало, то ее 
                следовало бы выдумать, чтобы хоть как-то очело-
                вечить и одухотворить примитивную физиоло-
                гию полового акта между мужчиной и женщиной»    
                Фраза, не лишенная некого своего смысла               



           В Костроме Олега ждали. Когда он вышел на перрон, их вокзального репродуктора раздался металлический голос:
           -- Внимание! Внимание! Приехавшего из Москвы  Олега Юрьевича Жукова,  ждут
на привокзальной площади. Машина ГАЗ 69, армейского типа, зеленая, номер МОК 35-72-14 стоит на вокзальной автомобильной стоянке..
            Машину Олег увидел сразу. Около машины, прислонившись  к дверце, стоял невы-сокий  плотный  парень  лет тридцати в армейской  камуфляжной  куртке, таких же армей-ских брюках,  заправленных в  высокие армейские ботинки на толстой рифленой подошве. Таких тогда  много продавали  с  армейских  складов,  как барахло, как  ненужное и беспо-лезное для  Российской  армии военное имущество. Продавали не только обмундирование, продавали  все  подряд. .От  армейского  продовольствия  до  армейской  военной техники, включая  даже  недвижимость  в  виде  военных поселков и городков, заселенных семьями военнослужащих. Деньги  любой  ценой – вот  лозунг  тогдашних армейских начальников. Любой  ценой и  в любом  количестве. А продать – продадим, и  продадим, что  угодно. От родной матери до атомной бомбы. Ты только плати. И желательно – зелененькими. И про-давали, продавали, продавали. Армия превратилась в  громаднейший, во всю страну веще-вой  рынок, где  торговали  все, от рядового до генерала. Можно было купить практически за бесценок  новейшие образцы  военной  техники, еще не использованной, прямо со скла-дов; боеприпасы,  ракетные  комплексы,  БМП, танки, вертолеты,  военные секреты и даже солдат  продавали  чеченским  боевикам за бутылку паленой водки или дозу «анаши», ког-гда голова болела с похмелье  или  ломка начиналась  из-за отсутствия наркотиков.  Такой морально-патриотической и морально-этической  деградации своих вооруженных сил Рос-сия не знала за всю тысячелетнюю непростую свою историю.
          Бывшую армейскую форму в большом  количестве  закупили по дешевке  братья для работников своей фирмы. Закупили новенькую, прямо со стратегических складов, в завод-ской упаковке. И снабжали ей  руководящих  своих руководящих работников на производ-ственных объектах, в основном. мастеровой и прорабский состав. У Олега тоже был такой комплект. Но он его оставил дома. Он не любил ездить с вещами.  И все оставил на потом, когда  будет  полная  ясность с его личным  обустройством. Где он  будет жить? Как будет жить?, С кем будет жить? Каковы будут условия для жизни?,  Где ему придется спать? Бу-дет ли у него,  как у начальника,  отдельная  комната? Где  придется  умываться и мыться? Где и какой будет  туалет? Ну и все, тому подобное, что, в принципе определяет, так назы-ваемую, культуру  жизни в  командировке и на  что в  нашей стране на  производственных объектах  новостроек  никогда  не обращали  внимания. Не  считали  нужным. Не  считали важным.
           Олег подошел к парню около машины, поздоровался и спросил:......
           -- Вы Жукова из Москвы ждете?.
           -- Да,  - ответил тот, бросив сигарету на землю
           -- Я – Жуков, Олег Юрьевич, направлен  к вам начальником объекта, - сказал Олег и протянул ему руку. Мужчина протянул Олегу свою и тоже представился:
            -- Потапов Сергей Григорьевич. Прораб участка. Тоже Москвич. Вы – один?
            -- Один, конечно же, - усмехнулся  Олег, - кого еще мне с собой брать? Вроде неко-го. Если только секретаршу  молоденькую. Но, думаю, пока  обойдемся  без  нее, -  и доба-вил вопросом, - Далеко ехать?
            -- Да нет, - проговорил  парень, -  с полчаса  на  машине. Не  больше. Если по Гали-ческому  шоссе. А потом  свернем  налево  под  красный  кирпич и еще  минут  пятнадцать по бетонке. Кстати, вполне приличная бетонка. Сохранилась неплохо  с советских времен. Для оборонки тогда  делать умели.
           Они  сели в машину. Сергей Григорьевич  включил  мотор, привычно  оглянулся на-зад для проверки дороги и тронул с места. Машина  развернулась, выехала на дорогу, иду-щую вдоль здания вокзала и понеслась вперед.
           Дорога была пустынна. Встречные машины  попадались редко. И стрелка спидомет-ра начала  ползти  вверх. 60,  7:0,  80 километров в час,  а стрелка  все  продолжала  подни-маться.. Олег закурил, выпустил струю дыма вверх и спросил:
           -- Куда летишь? Есть причины?
           Сергей сбросил газ и пожал плечами:
           -- Да нет. Просто так. Привычка. Шоссе-то пустое. Чего телиться-то?
           --  А это шоссе что, прямо в город Галич идет? – спросил Олег.
           -- Да, в Галич.  Чудный  городишко! – ответил  Сергей,  глядя  на  дорогу, - Старый-престарый. Как из  детской  сказки. Почти весь деревянный. С резными наличниками и иг-рушечными, тоже  резными, крылечками. Прямо – загляденье, а не город. Я вот только од-ного не понимаю, чего это  наши киношники в нем ничего не снимают? Ведь город-то сам – сплошная декорация для старинных фильмов.
           -- Не знаю, - машинально ответил Олег, занятый своими, неожиданно пришедшими в голову мыслями. Вспомнилась школа. Десятый класс. И новенькая девушка в их классе. Звали ее Алла, а фамилия была – Галич. Фамилия нерусская, сербская. Отец ее был сыном одного  известного  интернационалиста, героя  Гражданской войны,  красного  командира, кавалера двух орденов  Красного  Знамени, Галича Лайко,  расстрелянного  затем во время репрессий печально известных тридцатых годов.
           Странной,  все-таки,  была  тогда  эта  их  страна, называвшаяся Советским Союзом! Очень странная. Точнее – ее граждане. Странные и малопонятные даже сейчас, когда мно-гое, вроде бы стало известно. Особенно  Олегу. Он интересовался  историей  Гражданской войны, собирал, по мере  возможности, соответствующую  литературу. Ее много  вышло в 60-е годы. Но тиражи были  разовые и небольшие.. Но кое что Олег все-таки имел. Он лю-бил  копаться в  развалах  букинистических  магазинов, часто бывал в «Доме военной кни-ги» на Садовом, копался  в кипах списанной литературой в институтской и заводской биб-лиотек и кое что нужное для себя находил.. У него были биографии почти всех известных полководцев Гражданской  войны. И Тухачевского, и  Блюхера, и Корка, и  Якира,  и Убо-ревича, и  Шорина,  и Эйдемана, и Жлобы, и  Гарькавого, и  Дыбенко, и Федько,  и Прима-кова, и Василенко, и Гая, и Грязного, и  Вострецова, и Сокольникова, и Викторова, и мно-гих, многих  других, почти  всех, о ком успели написать  после  двадцатого  съезда  КПСС, в годы политической  оттепели  60-ых годов, которые  потом войдут в историю СССР, как самые светлые годы Советской власти..
           У него была  даже  двухтомная  «История  Гражданской войны в СССР», фундамен-тальный труд группы Советских ученых, изданный  ограниченным  тиражом в начале 80-х годов Чтобы записаться на эту книгу, Олег простоял в очереди в «Доме военной книги» на Садовом чуть ли не четыре часа. Столько оказалось желающих ознакомиться с подлинной Историей Гражданской войны в нашей стране. Ведь это было. первое подобное издание за  шестьдесят лет после ее окончания. До 80-ых годов не издавалось практически ничего. Та-ак, лишь  кое чего из официального. с целыми пластами белых пятнен о прошедших собы-тиях и о их тогдашних руководителях и организаторах
         И,. как  выяснилось  потом. это  академическое  издание оказалось не только первым, но  и последним на  ближайшие  десятилетия.. Слишком   много  противников  было  у  та-кой книги  среди высших руководителей страны. Слишком  много. Страннейший парадокс в истории  нашей  Родины. Государство.  которое  появилось на  земле в результате крово-пролитнейшей Гражданской войны, вспыхнувшей на территории бывшей царской России после  Октябрьской  революции, не имело  собственной  истории  этой  войны. А не имела потому, что. правда о  ней, как  таковая, оказалась – мало  кому  была нужна. Слишком уж неприглядный у нее почему-то  был вид. Неприглядной с точки зрения нынешних руково-дителей страны. Не те люди  выходили  на  первые  роли  прошедших  событий. Не те, что нужно, не те, кого  принято  было  с официальной  точки  зрения  считать  Героями. А дей-ствиительные  Герои  Гражданской  войны и Октябрьской  революции  оказались людьми, которые были уничтожены в 20-30-е годы, в годы  великих  политических репрессий. Поэ-тому... Не надо народу этой  новой  правды.  Не надо. Крамольные  мысли  могут придти в  неподготовленные  головы  простых   людей.  Сложившаяся  десятилетиями  ложь и мифы  для  них гораздо  удобнее. Да и гораздо  красочнее. Эта  ложь и эти мифы давно уже стали настоящей  правдой о тех событиях  вошедшей в кровь и плоть  народа. И не  стоит его бу-доражить сомнениями. Право, не стоит. Чревато..
            И в начале 80-х годов успели  издать  только этот двухтомник и еще -  однотомную «Энциклопедию Гражданской войны в СССР» . И все. И больше – ни одной книги. Ни од-ного  исторического  труда. Только  лишь  при  Горбачеве в  журнале  «Огонек», когда его Главным  редактором  стал  поэт .Виталий  Коротич, появилось  множество  новейших пу-бликаций  по Истории  СССР, начиная с 17-го года. Вышли также книги Волкогонова, Ме-дведева,  Ципко о Сталине, и Троцком. Это было уже  что-то!. И, наконец, появился роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Успех его среди молодежной части  населения страны был ошеломляющий. Читали его все  и везде. Даже  на работе.. Давали друг другу на ночь. Иногда даже – за деньги.
           Однако, известное, совершенно  еще  не значит – понятно. Скорее  – наоборот Отто-го, что стало известно, стало  еще более непонятным и страшным.. Ладно еще – Гражданс-кая война, когда отец  шел  против сына, а брат против брата. Здесь  вроде бы понятно все. Или  почти все. У Гражданской  войны  есть  своя, пусть  жуткая, пусть  бесчеловечная, но все  же хоть какая-то  логика. В Гражданской  войне  не  бывает  правых и не правых.. Там есть  только   победители  и  побежденные. И  победители,  естественно, всегда  и во  всем  правы. Но это – в Гражданскую войну. Ладно. А в мирное время?!  В годы ударного  стро-ительства  нового,  прогрессивного, Социалистического  общества?!  Ведь. в  те  страшные годы массовых репрессий  происходило  тоже самое. Дети, матери и отцы отрекались друг от друга,  доносили  друг на  друга, предавали  и проклинали друг друга, меняли  свои  фа-милии  из-за  того, что  кто-то  из  их  близких  вдруг  стал  врагом  народа. Все тогда бро-сали  на алтарь  светлого  будущего  своей  любимой  Родины. Даже  своих родных и близ-ких. Не хотели  быть теми  самыми  пресловутыми «ЧСЕИР»-ами, то есть, членами семьи изменников Родины, Не хотели и не желали, потому что для таких людей все дороги в бу-дущее  были  закрыты.  И получалось  так, что  общество  всеобщей  гармонии и всеобщей справедливости строилось на  костях  миллионов  своих  соотечественников. Как будто не знали, не понимали наипростейшей истины человеческого бытия, говорящей о том, что на костях, да  на  чужой  беде  счастья  не построишь. Ни  самому себе. Ни  государству, в ко-тором тебе пришлось родиться и жить..
             И сын легендарного красного командира, комкора по званию, занимавшего в те го-ды пост заместителя  командующего  Московским  военным округом, еще более легендар-ного, чем  он, полководца Гражданской  войны, кавалера 4-х орденов Красного Знамени, а таких в стране  было всего  лишь 10-ть человек,  (Блюхер, Вострецов, Фабрициус, Федько, Каменев, Котовский, Уборевич,  Хаханьян, Куйбышев, Хорун) и имя каждого из них прос-то гремело  тогда  на просторах  страны, Куйбышева Н.В, брата известного политического деятеля   большевиков  Валериана  Владимировича  Куйбышева;  мальчишка  комсомолец, живущий  в знаменитом «Доме на  набережной» вместе с  другими  семьями высшего пар-тийного и  военного  руководства страны, и учившегося  в знаменитой «кремлевской спец-школе», на общем комсомольском  собрании  школы в присутствии представителей горко-ма партии и горкома комсомола  публично отрекается от своих  родителей, проклинает их, как врагов народа, и под бурные  аплодисменты всех присутствующих просит разрешения принять себе фамилию Советский. И комсомольцы школы ему разрешают. И теперь он не какой-то там  Андрей Галич, а Андрей Советский. И отчество  у  него теперь  не  от имени отца его,  врага  народа  Лайко Галича, а от имени  «отца  всех  времен и  народов», самого Иосифа Сталина. Теперь он Андрей Иосифович Советский  .
         С позиции сегодняшних дней  все это, происходящее  тогда  с народом  страны в зло-счастные 30-е годы, кажется невероятнейшим  абсурдом, своеобразным «бредом сивой ко-былы». И это действительно так с точки зрения общечеловеческой морали и христианских этических ценностей. Сын обязан почитать родителей своих, давших ему жизнь. Как и ро-дители обязаны  заботиться о детях  своих, которых  они  произвели на свет. Именно так, а не как-то по другому. Иначе все  человеческое в нас, накопленное  тысячелетиями челове-ческой цивилизации,  рухнет в одночасье и исчезнет навсегда. Но это же  все было, было и еще раз было. Было с нашей страной, с нашими  дедами и бабушками, с нашими  отцами и матерями. И забывать  об этом  мы просто не имеем права. Не дано нам такого права, если мы еще хотим считать себя русскими.
        Отказавшись от своих родителей, дед Аллы  получил право на дальнейшее свое суще-ствование в качестве  полнокровного  члена  общества  страны  Советов, строящей светлое будущее  для  всего  человечества. Правда, уже в другом районе Москвы, и не в отдельной  квартире, а .в  комнате в  коммуналке .и, конечно же – в другой уже школе. В 1938 году он закончил школу на одни пятерки и с похвальной  грамотой  (медалей тогда еще не было) и получил от горкома  Комсомола  путевку в Военно-артиллерийское училище. Закончил он училище  весной 1941  года и сразу – на фронт, в самое пекло. Откуда он уже не вернулся. Пропал  где-то  без вести  в 1942 году. Остались  после  него  жена с сыном, родившемся в 1940 году. Это был  отец Аллы. Фамилию  свою он вернул только после двадцатого съезда партии, когда в конце 50-х реабилитировали его  деда. Будущий отец Аллы учился тогда в Военном  политическом  училище. Так что  Алла  родилась уже в семье Галичей, а не в се-мье Советских. Все вновь  вернулось  на  «круги своя». Справедливость  вроде бы  востор-жествовала. Только кому это все теперь было нужно, если сама правнучка прославленного красного командира  имеет о нем лишь самые  смутные представления, а Олег о нем узнал уже из своих  исторических источников?  ..
           Когда  Алла  появилась  в их  классе, Олег влюбился  в нее  сразу,  с первого  на  нее взгляда, только лишь  взглянув  на нее. Девушка  была  очень красивая.  Во всяком случае, для него, для Олега.. Действительно, трудно  быть объективным при взгляде на девушку, к которой ты  неравнодушен. Неравнодушен  до  дрожи  в коленях, до  сумасшедшего  стука сердца, отдающегося  почему-то  гулкими ударами в ушах, до предательского жара на ще-ках, и противной влажности на ладонях. Трудно. Невозможно.. И когда он смотрел на нее, он не  видел  ничего, кроме  ее громаднейших, чуть ли не  в пол лица, темно  серых, почти черных, без  блеска, завораживающих  и почему-то всегда  неулыбчивых глаз, спрятанных за частоколом густых и длиннющих, с загнутыми  вверх   кончиками  ресницами. Девушка была совершенно  непохожая  на других  девчат  школы И лицо у нее было необычное, уд-линенным, матово  смуглое, как  будто  бы  слегка затененное,  истинное  лицо  настоящей южанки с большим  подвижным  ртом, пухлыми, ярко  красными, всегда  влажно  блестев-шими чувственными губами, призывно выпяченными вперед, которые всегда хотелось це-ловать. Причем, целовать  не жадно, страстно, с  силой втягивая их в себя, а нежно, береж-но, ласково, лишь чуточку касаясь их  трепетной  поверхности  своими губами, ощущая их ответную теплоту, мягкую бархатистость и завлекающее пьянящую податливость, неудер-жимо затягивающую тебя  куда-то в мало понятное, но такое притягательное женское неч-то, называемое тайной женщины.
         Правда, надо  отметить, что  нос у нее  был, как у всех южанок, несколько великоват, однако  нос  был тонкий,  изящный,  благородной, с  горбинкой,  породистой  формы и ма-ленький, четкий, выдвинутый  вперед, с ямочкой  посередине  подбородок. А все  это чу-до  природы,  для  Олега конечно же,  венчали  пышные, черные, свободно  спадающие на плечи тяжелыми даже на взгляд локонами, густые прегустые волосы.
          Да-а, девушка была  хороша! Хороша, несмотря ни на что!  Ни  на свою девичью ху-добу, ни  на некоторую  даже  сутулость и маловатую  для ее лет грудь. И ее красоту видел и ощущал  не  только Олег. Потому что  около  нее  постоянно   вертелись  ребята. Из  тех, кто  понаглее и понахальнее. Но она  держалась  со  всеми  ровно, с  нескрываемым  женс-ким  достоинством и явного предпочтения никому не оказывала.
          Но Олег близко к девушке не подходил. Не мог. Не хватало духа. Ноги делались ват-ными и горло пересыхало от волнения. И потому он всегда держался от нее на расстоянии. Сторонился ее. Избегал  всяческих с ней  контактов. И с тех  пор он понял одну непрелож-ную истину человеческого бытия. Проще всего в жизни удается сделать именно то, что те-бе не нужно или не  важно или  же -  совершенно  безразлично. А те явления или ценности жизни, которые тебе  действительно  дороги, необходимы, без  которых  жизнь тебе стано-виться постылой и даже  невозможной, осуществить  или  выполнить  становиться чрезвы-чайно  сложно и трудно. Сказать в шутку, просто так, от нечего  делать знакомой девушке: «Я тебя люблю!»  не составляет  никаких трудов. Захотел и – сказал. Сказал и – забыл. По-думаешь, событие  какое! Проще  пареной  репы. А вот  произнести  те же самые слова де-вушке, от одного вида которой у тебя  сразу же  начинает  кружиться голова и без которой ты себе жизни  не  представляешь – практически  не  возможно. Язык немеет. И в жар бро-сает. И, чем  сильнее  любишь, тем  труднее  признаться   в любви. Хотя  и  сам  прекрасно понимаешь,  что  сказать  эти  слова  надо.  И  надо - обязательно.  Пора. Давно  уже  пора. Но…не  получается.  Почему-то не выходит. И когда  все-таки  решаешься  произнести за-ветные  слова  своей  девушке и все-таки  произносишь  их, оказывается, что  уже  поздно. Опоздал. Поезд твой уже ушел. И сиди теперь один и локти себе кусай от досады, прокли-ная свою судьбу и свою незадачливую, никак все не желающую  нормально, по человечес-ки складываться жизнь. И, конечно же – свою собственную  идиотскую  нерешительность. А, может –  и обыкновеннейшую мужскую трусость. Кто- знает?.
           Так  оно, в итоге  и  вышло. В школе Олег с этой  девушкой, с Аллой Галич, так и не смог сблизиться,  завести  хоть  какие-то дружеские отношения.. Не смог перебороть себя. И долго потом  мучился ночами, лежа без сна на кровати, ворочаясь и сбивая в комок про-стыни, не в силах  оторваться от  прекраснейшего  лица ее, всплывающего в его  воспален-ном сознании  перед  плотно  закрытыми глазами и не желающего никуда уходить от него. Но потом  все  потихонечку  затихло, успокоилось,  забылось. И когда  потом, через пару с небольшим  лет, он, полноправный уже студент МЭИ, в выходной день неожиданно вдруг увидел ее в Москве, на улице  Горького, куда он ездил в магазин «Подарки» подыскать че-го-нибудь в подарок на  день  рождения одной  своей однокурсницы, куда  был приглашен на  празднование, он  не  поверил  своим  глазам. Он даже  остановился от неожиданности, ошарашено  глядя на  нее, на это видение, неожиданно  спустившееся на Землю с каких-то там неведомых небес..
          А навстречу ему шла его бывшая одноклассница, девушка с удивительно красивой и звучной  фамилией Галич и светлым  именем  Алла, девушка, которая  ему нравилась чуть ли не до потери  сознания, но с которой он так и не  решился сблизиться. Однако, это была уже совершенно не та, несколько  угловатая, голенастая, похожая на дикого галчонка, сте-снительная, но тщательно скрывающая свою  стеснительность, десятиклассница. Навстре-чу шла молодая  женщина, красивая  до умопомрачения, невероятно эффектная и даже яр-кая, но яркая не  броско, вычурно  или   вульгарно, а элегантно, величественно, аристокра-тично. Она даже не  шла по тротуару  улицы, центральной улицы столицы. Она плыла, она шествовала, она  дефилировала  по ней и даже  как-то над ней. И редко кто из проходящих мимо нее, будь то  мужчина  или женщина, не смотрели  на нее  завистливо  восхищенным  взглядом, не поворачивали к ней голову или даже не останавливался ошеломленно.
        Да-а, женская красота – великая  сила! Великая и страшная. И не дай  бог обрушиться ей на вашу склоненную в покорности голову. Не дай Бог… Не выдержите.
         А она  шла  вперед, молодая, стройная, уверенная в себе, в собственной неотразимос-ти, в своей  женской  силе и в своем женском  величии, не глядя  ни на кого, не замечая ни кого, устремив  невидящий  взгляд куда-то вперед, в свое будущее, занятая своими мысля-ми. На ней была  коротенькая, чуть  ниже пояса меховая шубка из стриженой норки, длин-ная темная  шерстяная  юбка  в  крупную  коричневую  клетку  юбка и короткие, до колен, оранжевые импортные сапожки на «микропорке».
         Но то, что эта  женщина  ничего и никого не  замечала, оказалось  иллюзией, видимо-стью, маской. Как только ее взгляд упал на остановившегося в прострации Олега, ее брови изумленно  вскинулись, глаза  радостно  блеснули и  улыбка растянула  ее ярко накрашен-ные губы. Она остановилась и радостно всплеснула руками:
        -- Боже!  Какая радость!  Олежка!  Откуда ты-ы!
        Она  подошла, слегка  обняла его  и  поцеловала в щеку. Затем  отстранилась, окинула его взглядом, качнула головой и с нескрываемым удовлетворением проговорила:
         -- Молодец!  Возмужал,  окреп. Настоящий  мужчина. Приятно посмотреть.. Приятно пройтись с тобой.  Ты где сейчас?
         Олег объяснил:
        -- Я в МЭИ поступил. На факультет  теплотехники. Уже  на третьем курсе. Живу в об-щежитии. В «студгородке»  на Песчаной. А ты?
        Она рассмеялась и кокетливо махнула рукой:
        -- Ку-уда-а уж  нам  такие  институты! Я  же  не медалистка, как ты. Я -  всего-навсего хорошистка. Для  меня и Плехановский – это  уже   предел  возможного. Там  я  и  обитаю. Только  живу я не  в  общежитии, а  дома. Папу  сюда  перевели. Мы в Бабушкино  живем. На территории воинской части.
         В этот момент к ним  подошел  высокий  подтянутый, чернявый офицер в серой офи-церской  шинели  и фирменной  фуражке  с красным  околышем. У офицера  было круглое смешливое  лицо  с толстыми,  выпяченными  вперед  губами. Он  взял  руку  под козырек, щелкнул каблуками начищенных до блеска хромовых сапог и четко проговорил хриплова-тым голосом простуженного человека:
        .-- Капитан Протасов. Муж вашей собеседницы.
         Алла взяла  его под  руку, слегка  прижалась к нему всем телом и с явным удовлетво-рением проговорила:
          -- Володя, познакомься. Это  Олег Жуков. Мой  бывший одноклассник. Тот самый, я тебе рассказывала, в которого  я была так безнадежно влюблена в 10-м классе. А он на ме-ня не обращал никакого внимания.. Как мимо табуретки всегда проходил. Помню, мне бы-ло так обидно, так обидно, что я даже плакала по ночам в подушку..
          Олег изумленно уставился на Аллу. Она заметила его взгляд и рассмеялась:
          -- Что, Олег, не догадывался?
          Олег ошеломленно покачал головой. Господи! Какой же он был идиот! Ну, скажите, как  можно так исхитриться, чтобы не заметить того очевидного факта, что в тебя влюбле-на  девушка. И не  просто  девушка, а самая  красивая  для  тебя  девушка  на  свете:  Как?! Как?!  Да  не  может  быть  такого  безобразия  на  свете  Не мо-оже-ет!  Но, в то же время, именно это-то и  было .на свете с ним самим в 10-м классе 36-й средней школы города Ир-кутска. Он сам, безнадежно  влюбленный в эту  девушку, умудрился  не  заметить, что она тоже в него влюблена.. Что еще  можно по этому  поводу сказать, кроме одного, что он са-мый болванистый  болван  на свете., что он  вдобавок  ко  всему еще и кретин, идиот,  сле-пец,  бесчувственный  и  безмозглый  скотина. И вообще – чудак  на  букву  «м». И ничего другого он не заслуживает. Ни-иче-его-о-шеньки-и-и!. И это еще самые  приличные слова, которыми можно  охарактеризовать его  тогдашнее поведение. Потому что на ум приходят и на язык просятся  совершенно  другие, более  крепкие, более точные и более емкие опре-деления. Но их просто стыдно  произносить в приличном  обществе. Да и наедине с самим собой – тоже. Ведь есть же  определение  культурного  человека, который  даже  наедине с самим  собой  не  ковыряется  у  себя  в носу, ибо  это  неприлично.  А  потому, эх ты-ы-ы, Олежка! Что же ты с собой наделал. Вполне возможно, что упустил ты тогда свое счастье. И никто кроме тебя в этом безобразии не может быть виноватым. Только ты…
         Алла заметила его  «стопорное»  состояние, тихонько коснулась его рукой и встрево-жено спросила:
         -- Олег, ты чего это?
         Олег вздохнул, покачал головой и удрученно проговорил:
         -- Самое смешное  здесь заключается, Алла, в том, что я  тогда  тоже был безнадежно влюблен. И знаешь в кого? В тебя. Алла, в тебя!. Только вот никак не мог осмелиться к те-бе подойти. И потому всегда старался держаться от тебя подальше.
         Алла изумленно всплеснула руками:
         -- Олежка, правда?! Ты не выдумываешь?!
         Олег безнадежно махнул рукой:
         -- Боже! Каким же я был  тогда  дураком! Даже перед самим собой сейчас стыдно. Ну и ну-у-у-у. Скажи кому – не поверят!.
         Алла рассмеялась. И было видно, что  она  довольна  этим неожиданным признанием Олега. Пусть даже и  запоздалым. Сильно запоздалым. Да и какой  женщине не будет при-ятными воспоминание о прошлой  любви. Пусть  даже и несостоявшейся.  Тем более, если несостоявшейся. Ведь в этом случае нет  повода  для обиды, для взаимных претензий. Так, легкое  сожаление. Но…приятное  сожаление.  Очень  даже  приятное. Надо  же, как  оно в жизни у них вышло! Оба они страдали друг по другу, но…признаться в своих тайных сим-патиях ни у кого из них не хватило духа. По  молодости. По глупости. Жаль, конечно.  Да-же  очень  жаль. Но… такова  она  жизнь. И никуда от  этого не  денешься. У жизни – свои законы, мало  считающиеся с нашими желаниями.
         Да и какая у них тогда могла  быть любовь, у двух зеленых, презеленых молодых лю-дей, у девушки и парня, еще  только  десятиклассников? Даже еще не целованных совсем? Да никакая! Так, поиграли  бы  у друг друга на  нервах и все, и больше  ничего. И этим бы дело закончилось. Ну, целовались  бы, обнимались бы друг с другом, ласкали бы друг дру-га руками до одури и…И пожалуй бы – все! Вряд ли на что-то большее решились. Во вся-ком  случае – он бы  не  рискнул. Это  точно. Не тот  тип  парня. Пожалел  бы ее, в первую очередь. Да и она сама – тоже вряд ли. Хотя…кто  знает?. Кто знает?. Вот как раз она мог-ла бы и не  выдержать, спокойно  могла бы   голову и потерять. Ведь  кровь-то у нее – юж-ная, горячая! Увлеклась  бы, загорелась и…. И что  тогда?!. .Что?! Беременность в семнад-цать лет?! Кошмар! Кошмар! Прощай тогда жизнь! Все  мечты, все будущее жизни - коту под  хвост!.  Пеленки,   распашонки,  соски,  горшки,  плач  ребенка  по  ночам….Бр-р-р-р! Страшно даже  представить!  Господи! Прости ты  меня  грешную и неверующую за такие мерзкие мысли! И спасибо тебе за то, что уберег меня тогда от рокового шага. Спасибо те-бе за заботу обо мне, о рабе твоей грешной и неверующей. Спасибо! И еще раз – спасибо! Низко тебе, Господи, кланяюсь.
          Примерно  такие  мысли  пронеслись  в голове у  Аллы, когда она смотрела на Олега после его  признательных  слов. Не-ет, чувства  разочарования  к  нему  у нее не возникло.
Олег выглядел  неплохо. Очень  даже неплохо. Симпатичный  молодой  человек. Крепкий, физически  развитый, по мужски обаятельный, хорошо, по современному одетый. Так оде-ваются сейчас большинство студентов. Серое, из толстого ворсистого драпа демисезонное пальто с поднятым коротким  воротником; черный в белую  крупную крапинку шерстяной шарф, также черная кроличья шапка; темно-серые, с отутюженными до стрелок брюки без манжет;  и  черные  зимние  ботинки  на  «микропорке».  С таким  молодым  человеком  не стыдно пройтись по улице Горького в Москве, в театр сходить.
         Легкая  грусть  скользнула  по ее сердцу. Конечно, хорошо, что  она  потом встретила своего  Протасова, своего  Андрея. Хотя он  почему-то для нее больше Протасов, чем Анд-рей, а ведь старше ее  всего лишь на пять лет. Самое  оптимальное соотношение в возрасте мужчины и женщины для супружеской пары. И сердце  почему-то  никогда не замирает от его присутствия, как  было с Олегом. Но это, пожалуй,  даже к лучшему. Спокойнее так. К чему теперь вся эта нервотрепка? Лишние только хлопоты. Действительно, к чему?   
         Однако  Олег для  нее так и остался  Олегом, иногда,  в ее только мыслях – Олежкой. Но никак не Жуковым. Хорошо это  или  плохо? Кто знает?  Кто знает? Жизнь  развернула именно так, как оно в итоге и  получилось. Но все  равно, жалко его  терять насовсем. Еще раз – терять. Что-то в  глубине  сердца  от  прежнего к нему  отношения все таки осталось. Если только не больше, чем  что-то. Поэтому она тряхнула  головой, как бы отбрасывая от себя  ненужные  мысли ,раскрыла  свою  сумочку, достала  записную  книжку, шариковую ручку, распахнула ее, черканула несколько строк, вырвала листок и протянула Олегу:
         -- Здесь мой адрес и телефон. И маршрут  троллейбуса, на котором можно доехать от метро «ВДНХ». В ближайший выходной я жду тебя в гости.…
         Она замолчала и еще раз глянула в лицо Олега. Причем, глянула внимательно, как-то по  женски  испытывающие и со значением добавила:
          -- Можешь  приходить  со своей  девушкой. Она ведь у тебя есть?  Мы с Протасовым будем ждать вас..,.

*  *  *

          Девушка  к  этому  времени  у  Олега  была. И  девушку  звали  Юлия. Заприметил ее Олег еще на втором  курсе. Они были однокурсниками. Только учились в разных группах. Но сблизиться с ней  никак у него  не  получалось. Хотя они, в общем-то, были  знакомы и даже  здоровались. Но знакомство  их  было  шапочным. Ведь  студенты всегда друг с дру-гом  здороваются. Стоит  лицо  хоть раз в аудитории  увидеть –  и ты уже  свой. Или почти свой. Но здесь дело  был  несколько  иное. Девушка  она была видной, броской, общитель-ный и вокруг нее  постоянно вертелись ребята. А лезть вперед, расталкивая локтями своих невольных  конкурентов  он не мог. Натура  не позволяла. В подобных ситуациях он пред-почитал  отходить в сторону  и молча  страдать, чем идти  по трупам к своей цели.  Лозунг иезуитов о  том, что,  «цель  всегда  оправдывает  средства»  был для  него  неприемлем ни при каких обстоятельствах.
          И вновь  повторялась  школьная история с Аллой. Олег злился, психовал, нервничал, но изменить  ситуацию в свою  пользу  не  мог. Помог  случай. А может – не  случай. Ведь право на  удачу судьба  представляет практически каждому из нас. Только не всегда мы ее замечаем и чаще всего  равнодушно  проходим мимо. Но Олег здесь не сплоховал, он  вос-пользоваться случаем.
          Дело в  том, что  Юлия  тоже жила в общежитии. А общежитие у них  было смешан-ным. Комнаты  ребят и девчат  располагались на  разных  этажах  вперемежку. Друг с дру-гом. Причем, девчат в МЭИ  было  много, почти  треть. от  общего  количества  студентов. Нравы среди  студентов были  довольно свободными, ведь к концу уже подходил 20-й век, и не отличались особым пуританством. Ребята и  девчата  свободно  ходили друг к другу в гости и спокойно, при необходимости,  оставались друг у друга ночевать. Свободный секс являлся   неотъемлемой  частью  жизни  Советского  студенчества тех лет. Хотя по офици-альной точке  зрения в нашей  стране в это  время  секса не было. Ну, что ж, для кого-то не было, а для кого-то – был. Причем, для студенческой  молодежи секс чаще всего был ради самого секса, а не ради чего там особенного в отношениях между молодыми людьми и без каких-либо  обязанностей  по  отношению  друг к другу. Встретились  парень с  девушкой, провели друг с другом  вечер, другой. Вроде бы  понравились  друг  другу. Во всяком слу-чае, антипатии друг к другу нет. Есть симпатия. Есть  желание продолжить встречу. Ну, и почему  бы тогда  не  трахнуться», не  получить  для  себя  некоторую  долю  сексуального наслаждения или  хотя бы  элементарной  сексуальной  разрядки? Действительно – почему бы .и нет?  Кто – мешает?! Люди  здесь все  взрослые, сами за себя отвечают. Ни у кого не надо спрашивать разрешения. Все зависит от самих себя..
           И один из них  приходит  на ночь в комнату  к другому. И пара  спокойно ложатся в постель, и занимается сексом, сколько ей хочется и сколько ей можется, не особенно обра-щая  внимание на  присутствие  соседей  в комнате. Как и сами  соседи  по комнате – на их возню  на кровати. Так  проходит .ночь, другая,  третья. Может  больше, может  меньше. У кого – как. У каждого по своему. А потом  разбегаются в  разные  стороны, назад по своим комнатам. Интерес  друг к другу пропал. И секс  перестает  приносить удовольствие. Надо искать  другого  партнера. И ищут. И находят. Но  и с ним  то же самое. Надо присмотреть следующего.  Так  потихонечку,  методом  простого, элементарнейшего   «тыка»,  методом проб и ошибок  ищут себе партнера по жизни. И, как ни странно может показаться - ,нахо-дят. Свадьбы  в общежитии – частое  дело. Жениться  обычно  начинали  со второго курса. Как только осваивались со студенческой  жизнью. И – ничего. Жили, как жили, не особен-но-то  и тужили. Чего напрягаться-то?   Вся жизнь еще впереди.
          А женатым  студенческим  парам по решению «Студсовета» общежития обычно вы-делялась отдельная  комната. Чаще  всего  одна  комната на две супружеские пары. И что? Очень даже здорово!. Далеко не во всех студенческих  общежитиях была подобная «лафа» для женатиков. А то, что по две пары в комнате, так это ерунда. Причем, такая ерунда, что и говорить о ней не имеет смысла. В других  общагах студенческие семейные пары жили в обычных  комната и то  ничего. Молодежь того времени отличалась очень сильным чувст-вом общности и взаимной  терпимости  друг к другу. По-видимому, это  было  следствием советского  коммунистического  воспитания, когда  интересы каждого из нас  являлись не-отъемлемой  частью интересов коллектива, к которому ты принадлежишь. Будь то жители  коммунальной  квартиры в доме», или  самого  этого дома, ученики  одного  класса школы или самой уже школы. Поэтому и драки  среди  ребятишек в детстве были чаще всего кол-лективными: коммуналка на коммуналку, двор на двор, класс на класс, улица на улицу...
          Кое  кто  при  этом  ухитрялся и рожать. Чаще  всего  по  неосторожности.. Как гово-риться – «подзалетела». Ведь с противозачаточными  средствами в стране в то время была «напряженка» сильнейшая. Не хуже, чем с мясом и колбасой. Элементарнейших презерва-тивов достать было проблемой. А что уж там  говорить о более  современных,  гормональ-ных или еще  каких,  средствах. Их, по  существу, в стране не было. Для обычных людей – не было. Для  тех, кто  у власти, для  тех, конечно  же  было. Для  таких в стране все было. Или  почти все.. Ну,  а студенты, если  они, конечно же не из  МГИМО и не блатные, отно-сились к категории  обычных  людей со всеми  вытекающими отсюда последствиями. Поэ-тому в «студгородке» был  свой  детский комбинат – студенческий сад-ясли для детей сту-дентов. Так что, жить студентам в то время  можно было. И не так уж  плохо. Государство, худо-бедно, в  меру  своих, правда, не так уж и великих  возможностей, но  все-таки  пыта-лось учитывать интересы студенческой молодежи. А все остальное зависело только от те-бя самого. И ни от кого больше.
         И еще, конечно же – от удачи. Но  удача  приходит  только  лишь к тому, кто ее жаж-дет и прилагает к ее появлению хоть какие-то усилия. Или же попытается воспользоваться благоприятно  складывающейся  для   него   ситуацией   .Складывающейся   неожиданно и вдруг. И Олег воспользовался. Свой шанс он не упустил. Воспользовался по простому, без особых хитростей или уверток. По наитию и вдохновению. Он подкараулил момент, когда Алла  оказалась в комнате  одна и пришел к ней  «стрельнуть»  вроде бы «троячек» до сти-пендии. Это  было  обычнейшим  делом у студентов Ребята  всегда занимали деньги у дев-чат. И, как правило, до стипендии. Больше  занимать было не у кого и не под что. А девча-та, естественно, отличались  более бережным отношением к деньгам, чем ребята. Поэтому Олег со спокойной совестью, но с бешено колотящим от волнения сердцем. постучал в их девчачью  комнату.. Повод для посещения у него был. И повод, на его взгляд, не  мог выз-вать никаких ни у кого сомнений в собственной правдивости.
           Ну, что ж, все  получилось  нормально, так,  как  надо. Они официально  познакоми-лись. А потом долго сидели и разговаривали. И разговор их совершенно не напрягал. Они говорили обо всем, что могло интересовать студентов в то время. Об учебе и преподавате-лях, хороших и  плохих, справедливых  и несправедливых, строгих и добрых; о студенчес-кой  жизни  в институте и в общежитии; о кино, о театрах, о книгах, о  писателях, о  люби-мых актерах. И им не было скучно друг с другом. Они прекрасно понимали друг друга. И им было хорошо.
          А потом они  пошли в кино. И деньги, которые  Олег вроде бы  занял до стипендии у Юлии, он  потратил  на билеты в кино. И на  мороженное в буфете кинотеатра. А кино, ко-торое она  смотрели в этот  вечер и  которое, можно  сказать, стало своеобразной визитной карточкой их начавшейся любви, они оба запомнили на всю жизнь. Это был американский приключенческий  триллер  «Бездна», рассказывающий о молодой  красивой супружеской паре аквалангистов, отправившихся в свой  медовый месяц на один из островов Карибско-го моря и нечаянно  обнаруживших  затонувший  корабль  с сокровищем. И  чуть  было не погибших из-за  этих  самых  сокровищ. И они  оба, Олег и Юлия, тоже обнаружили в этот вечер свое  сокровище. Только  сокровище их  было из плоти и крови, оно сидело рядом, и каждый из них слышал взволнованный стук его сердца, ощущал его прерывистое дыхание и даже чувствовали сквозь ткань одежды тепло его молодого, горячего тела.
         И после этого  вечера они оба поняли со всей очевидностью, что их тянет друг к дру-гу, тянет неодолимо  сильно и что им хочется быть друг с другом, общаться друг с другом, хочется видеть, слышать, чувствовать  друг друга, обнимать, целовать, ласкать друг друга. Они оба  поняли, что  они  нужны друг другу, что  им хочется быть вместе. Всегда и везде. И они поняли, а может и осознали важнейшую  для них истину, что оба они, Олег и Юлия, двое  молодых  людей, студентов МЭИ, до недавнего времени почти не знавшие друг дру-га, какими-то неведомыми им силами,.«Природой самой или самим Богом» созданы толь-ко лишь друг для друга, потому и предназначены только лишь  друг другу..
         Так началась их любовь. Не страсть, не мощное половое влечение, сметающее все на своем  пути, а именно любовь. И они не  кинулись  сразу же в объятие друг друга, изнывая от взаимного  сексуального  желания. Нет, они шли друг к другу тихо, осторожно, медлен-но, чуть ли не ощупью. Они и поцеловались-то  впервые  лишь где-то через  неделю после вечера в кино. Они не спешили. Оба не спешили. Им незачем было спешить. Им и так бы-ло хорошо друг с другом.  Они просто  познавали друг друга. Как неведомую для себя, но такую  притягательную  вселенную. Познавали бережно, осторожно, не  торопясь и совер-шенно не форсируя события.
         К моменту их  встречи  Юлия  была еще девственницей. Но Олег уже имел опыт сек-суальных отношений с женщинами. Не много. Всего несколько раз. На студенческих вече-ринках  после основательного  подпития, он  иногда оказывался в  постели с какой-нибудь девушкой. То ли  по  собственной  инициативе, то ли по  инициативе  партнерши, то ли по совместной – трудно сказать. Но результат этих  попыток был всегда одинаков. Несколько торопливых  поцелуев, лихорадочная  беготня  рук  по  телу  партнерши, срывающих с нее одежду, быстрое скидывание брюк с себя и скорее завалиться на девушку. Здесь не до сан-тиментов. Скорее, скорее, скорее  войти в нее. А потом  несколько  судорожных движений тазом и …все,  Готово. Свой  мужской долг он исполнил. Только пустота какая-то на душе после всего  этого  на  душе. И глядеть  на эту девушку  почему-то совершенно не хочется. Не говоря уж о чем-то большем. И продолжать отношения с этой девушкой тоже не хочет-ся. И никакой радости, никакого удовольствия или хотя бы удовлетворения. Ни морально-го, ни  физиологического. Так, ерунда какая-то. Словно в туалет по большому сходил. Об-легчился, можно сказать. И все. Когда ночью порой онанизмом занимаешься и то – лучше. Намного лучше. Никакого сравнения.
           Поэтому Олеги не  спешил. Ему не  было  невтерпеж. Он не справлял с Юлией свою сексуальную  нужду. Как  с  очередной  случайной   партнершей. Он  наслаждался Юлией. Познавал через нее  женскую тайну прекрасной половины человечества. Познавал медлен-но, осторожно, нежно и бережно, чтобы только не навредить, чтобы ничего не испортить в развивающихся  между  ними  отношениях. Да ему и некуда  было спешить. Впереди была целая  жизнь, которую  он  собирался  прожить с Юлией и только с Юлией. И открывал он ее для  себя не  сразу, залпом,  в один  лишь миг, всю целиком и без  остатка, до последней капелюшечки, а постепенно, как  бы по  частям, оставляя  самое  важное и заветное, на по-том, на будущее, на  самый последний, а потому -  самый кульминационный момент их се-ксуальных отношений.
         В студенческих общежитиях того времени никогда не представляло  особых проблем с попытками уединения влюбленных парочек. Ни на час-другой, ни на всю ночь. Молодые всегда понимают проблемы друг друга. И всегда стараются пойти навстречу.. Ну, а в отно-шениях  между  парнем  и  девушкой – тем  более, тем  более. Поэтому   ничто  не  мешало Олегу с Юлией начать свои  сексуальные  отношения сразу же по полной программе. Нич-то и никто  кроме них самих и их  собственных  желаний. Причем, желание-то, в принципе было у них  всегда. Ведь оба они  были молоды и горячи, хотя и зелены.. И все у них было впервые. Даже, если уж разбираться, и у самого  Олега, несмотря  на его  некоторый вроде бы уже сексуальный  опыт.
        Однако, сексом, как таковым, в общепринятом в то время понимании этого слова, они не  занимались.. То есть, половых  отношений, связанных с  введением  полового  члена во влагалище женщины у них не  было. И не было еще долго. И первый свой половой акт они совершили лишь где-то месяца через четыре после начала их официального знакомства. А до этого они просто ласкали друг друга. Как могли, как умели, как получалось. По нынеш-ним  понятием это  называется «петингом». А тогда  не называлось  никак. Не  было еще в  стране  подобной  терминологии. Потому что и  литературы-то по  интимным отношениям мужчины и женщины тогда  практически  не было. Ходила  по  рукам одна очень популяр-ная  среди молодежи  книга. немецкого  врача сексолога  Нойберта Винера  под названием «Новая  книга о супружестве». Но на  нее  даже в «Ленинке»  очередь по записи была чуть ли не на год вперед..
        Поэтому Олег с Юлией, уединившись,. Просто  целовались. И ласкали  друг друга ру-ками. Ласкали до  одури, до  головокружения., до  оргазмов. Причем, оргазмов многократ-ных и  обоюдных, с передышками, с отдыхом.. Они  закрывались в  комнате,  ложились на кровать,  обнимались, целовались, а их руки потихонечку  ласкали и раздевали друг друга. И, раздевшись до  нага, они продолжали  свои  ласки. Их руки, их  губы, их, их язык знали свое дело прекрасно. И не было на их телах места, куда бы они не заходили в своем стрем-лении  доставить  партнеру  наслаждение и самому  насладиться  от его  ласк. И они могли так наслаждаться друг другом  часами, сутками, если  не до бесконечности. И им было хо-рошо друг с другом. Они были по настоящему счастливы. Поэтому первый их совместный половой  акт не добавил  ничего нового в их сексуальные отношения Он лишь только уси-лил их взаимную  тягу  друг к  другу и увеличил долю физиологического наслаждения, до-ведя его пика, до вершины, до максимально у них возможного.
         Свадьбу они  сыграли на  четвертом  курсе. Весной. На Майские праздники Это была  обычная студенческая свадьба того времени. Времени, когда деньги  и материальные  бла-га еще не  являлись  для  молодежи  главным и определяющим смыслом жизни. Молодежь жила по другим  понятиям и ценила  больше  всего друг в друге ум, интеллект,  образован-ность, широту и оригинальность  взглядов  на  жизнь,  профессионализм,  коммуникабель-ность и  конечно  же – юмор.  Студенческие  вечера МГУ, МЭИ, МАИ, МАТИ, МВТУ гре-мели   по  всей  Москве.  На  студенческие  капустники  и  фестивали  студенческой  песни билеты было достать  практически  невозможно. Билеты не распространялись в свободной продаже. Они расходились  только  по парткомам и  комитетам ВЛКСМ  столицы. А куль-турная жизнь  Московского  студенчества просто бурлила,. как в перегретом котле. Поэто-му  проводить  студенческие  свадьбы в ресторанах считалось среди молодежи дурным то-ном. Свадьбы играли в  помещениях  студенческих  театров, студенческих  клубов, в крас-ных уголках студенческих общежитий..
          И свою  свадьбу Олег с Юлией  сыграли в красном  уголке  своего  родного общежи-тия. Свадьбу организовывал и проводил «Студсовет» общежития. Свадьба была  молодеж-ной и  потому шумной, веселой, с тамадой, с розыгрышами, с  песнями, с танцами, пляска-ми, своей дискотекой под музыку институтского «ВИА» под не слишком понятным назва-нием «АБРИКАД». Из родных и родственников  жениха и невесты на свадьбе не было ни-кого. А не  было  потому, что и у Олега, и у Юлии  родителей к тому  времени не было во-обще. Почему – не было? Так жизнь сложилась.
           Юлия  выросла в областном  детдоме  города  Томска. И о своих родителях не знала ничего. И как попала в детдом – тоже  ничего  не  знала. Хорошо  хоть детдом попался об-разцово  показательным. Он был  под  патронажем Обкома  партии и поэтому  имел более-менее приличное материальное обеспечение.. Но и порядки в детдоме были соответствую-щие. Хотя и не палочные, и без особого  самодурства. И сколько Юлия себя помнила – вся ее жизнь была связана  только с детдомом, с ее воспитателями и с ее директором, Антони-ной Сергеевной Болдиной. И с постоянным нашествием высоких Комиссий, редкий месяц не  посещающих  детдом.. То проверяющие, то  показательные, то  по  обмену  опытом, то еще какие.. И больше ни с чем  и ни  с  кем.. И другой  жизни она попросту не знала. А раз не знала – значит ей и сравнивать-то свою жизнь было  не с чем.
          Да и незачем. Ведь, в принципе, Юлии на свою  жизнь жаловаться не стоит. Ведь об-разцово  показательный детдом  был  прикреплен к лучшей  в городе  средней школе, тоже образцово  показательной,  средней  школе №14 имени  Крупской, в  которой  Юлия с удо-вольствием училась. .Школа давала неплохие  знания, И среди выпускников детдома всег-да были  медалисты. Не  много, но  были. Обычно  среди 8-10 человек  общего  количества медалистов  школы, имеющей  четыре  выпускных  класса,  !-2-3 человека  оказывались из детдома. Юлия  попала в их число. Даже не попала, она шла в медалисты с самого первого класса, потому что училась только на одни пятерки. Она любила учиться. Ей нравился сам процесс  получения  знаний. И ей нравилось много знать. И это ее инстинктивное стремле-ние к знаниям активно поддерживала директор детдома, Антонина Сергеевна..
          Директор  благоговела  Юлии. Видно,  девочка, а потом и девушка, ей  кого-то напо-минала и она не скрывала к ней своего особого  отношения. Юлия  платила ей тем же. Она старалась  никогда  не  обманывать  ожиданий  Антонины Сергеевны. И не обманывала. И после окончания школы директорша  посоветовала  Юлии поехать в Москву и поступить в МЭИ.. Сын ее закончил  МЭИ с красным дипломом и неплохо потом устроился по распре-делению. Устроился в самой Москве. Теперь он кандидат наук, работает в каком-то закры-том НИИ,  имеет  в  Москве  квартиру, жену, машину, дачу  и прекрасно  себя  чувствует в этой жизни. Он теперь – на коне. И ему себе  многое можно позволить. Чем не образец для подражания? Вот она  и посоветовала Юлии повторить путь ее сына. Для одинокой краси-вой и умной девушки – это как раз именно то, что нужно. Ведь никто в жизни ей теперь не поможет.  Все  придется  делать  самой. И карьеру,  и  личное  счастье. А в  Москве,  после МЭИ, да еще с красным дипломом – ей все же будет  попроще и полегче..
          Так оно в итоге  и вышло Училась  Юлия на одни  отлично, была Ленинским стипен-дииатом и при  распределении  пошла  первой по списку. Ей предложили аспирантуру., но она отказалась.. У нее уже был Олег. И она  была замужем. И она не хотела расставаться с Олегом. А  Олег  тоже  учился  на  отлично. Тоже  был  Ленинским  стипендиатом,. И  они вместе взяли самое лучшее на курсе распределение – в  Королевскую ракетно космичекую фирму, что  находилась  в небольшом  пригородном  городе  Москвы,  с красочно певучим названием -  Подлипки...
          А родителей  у Олега не  стало  совсем  недавно, всего пару лет назад. И не  стало не  только самих  родителей, но даже  всех его  родных и близких  родственников. Произошла трагедия. Страшный  удар  судьбы. Несчастный случай во время самого, наверное, радост-ного праздника в жизни каждого  человека на свете. – его собственной свадьбы. А свадьбу справлял его младший  брат. Свадьба  была в конце июля. .Олег о свадьбе ничего  не знал. Он работал в  стройотряде  на Северном  Урале. где  они  тянули  узкоколейку  для одного леспромхоза. Места  были  дикие, глухие и практически  без  связи. Олег  узнал  о  случив-шемся только через  два с лишним месяца, когда вернулся в Москву. .
          А случилось следующее. Родители  Олега, как и  сам Олег  до института, жили в Ир-кутске. Но не в самом  старинном  областном  городе Иркутске,  крупном  административ-ном, промышленном, хозяйственном и культурном  центре Восточной Сибири, а в его, как бы филиале, отстоящем от основного города на расстоянии 6-7-ми километров. Назывался этот филиал Иркутск-2. Во втором  Иркутске размещался  громадный  авиационный завод, выпускавший  самолеты  серии  ТУ, как  военные, так  и  гражданские;  несколько заводов Минобороны, железнодорожная  станция и целая  куча  всевозможных  воинских частей, в одной из которых м служил  отец Олега.
          Сам  город   располагался  недалеко  от  реки  Ангара, на ее  низменном  берегу. А на другом, гористом  берегу, через  широкий распадок, заросший сосняком, в Ангару впадала небольшая  быстрая  речушка со странным  названием  Усть-Кут.  Устье Усть-Кута и  сама Ангар в месте  впадения речки были заполнены бесчисленным множеством небольших ос-тровов, густо  заросших  кустами  тальника. На одном из островов, самым большом и наи-более близким к городскому берегу  располагалось  небольшое  естественное  озеро почти правильной круглой формы. А в центре озера бил небольшой фонтан удивительно чистой и вкусной, слегка  солоноватой  воды. Причем,  остров  этот  был  скальным, и  фонтанчик бил со дна озера, через  какую-то, видимо, тектоническую  трещину, образуя на поверхно-сти озера  небольшой  бугорок  высотой  сантиметров 20-25 диаметром  около полуметра.. Озеро  было  неглубоким, всего  лишь по  пояс  человеку  среднего  роста, с  теплой, почти под пятьдесят градусов  водой и имело естественный  сток в Ангару. А кустарник  тальни-ка  несколько  отступал  от берега  озера,  образуя  полосу  свободного  от  растительности пространства, заполненного  крупнозернистым, ослепительно  белым  кварцевым   песком. Таким  же  песчаным  было  и  дно  самого озера, так  и тянувшего  раздеться и зайти в его благостные воды...
          Среди местных жителей  существовало «поверие» о волшебной силе воды этого озе-ра. Стоило только молодым  новобрачным  войти нагими  в воду озера, подойти к фонтан-чику, испить из его струи воды, и омыть этой водой лицо, грудь и живот друг друга, то эту пару ждет счастливая семейная жизнь с обязательным ребенком.
          И к этому  озеру  всегда  шли люди. И не только  летом, но и даже зимой. Ведь озеро не замерзало. И над  озером зимой в  морозы стоял сильнейший туман, какого-то неестест-венного  молочно белого цвета. Но люди сюда  все равно ездили. Кому из новобрачных не хочется счастья в семейной  жизни? Всем  хочется. Так что же,  трудно  съездить на озеро, что ли? А вдруг и вправду поможет?! Ведь, чем черт не шутит, когда Бог спит, а?! И люди ездили, ездили, ездили. И никто не  вел статистику, кому эта поездка помогла, а ком -  нет. Зачем она, эта  статистика, когда  речь  идет о чуде!. А так, на всякий случай, почему  бы и не съездить?! Что,  трудно, что ли?!  Убудет с тебя от  хорошего дела, да?! Если считаешь, что убудет, тогда отойди  в сторону и  не  мешай. Тес более, что для  удобства  обслужива-ния  приезжающих, особенно,  молодых, на  берегу озера люди  соорудили деревянную из-бушку со ступеньками прямо в  озеро. Кто  ее соорудил – неизвестно.. Как в сказке: не бы-ло  вчера избушки, а сегодня  она  вдруг - появилась. И люди  восприняли ее, как нечто са-мо  собой разумеющееся. Люди  приняли  ее сразу. В этой  избушке  молодые раздевались и---шагали в озеро. А, может, и   в свое будущее. Кто знает?… Кто знает?.
          А если все ездят, то почему бы и нам не поехать? И родители Олега вместе с родите-лями невесты брата тоже решили съездить. Благо, что погода в этот день стола хорошая. И они поехали. На нескольких больших Ангарских лодках, вмещающих в себя чуть ли не по десятку человек. Сколько всего было лодок и сколько на них разместилось гостей  -  никто не знает Но не меньше  пяти-шести лодок.. Это  уж точно. Потому что  выловили потом из реки свыше сорока трупов. Ангара – река очень быстрая, иного перекатов, водоворотов. И далеко не всех  утонувших она  затем  отдавала  обратно. Но жениха с невестой вернула. И родителей  жениха – тоже. Но отца невесты - нет. Его так и не нашли. Как ни старались. А мать невесты осталась жива. Она не  поехала тогда  со всеми. Осталась  дома хлопотать по хозяйству,  готовить  праздничный  стол. Ведь  по местному  обычаю второй день свадьбы проходил в доме  невесты. Первый день в доме жениха. А второй – обязательно в доме не-весты.  Потому-то  в лодках и  оказались, в основном, .родственники  жениха  вместе с его родителями. С невестиной стороны – людей было мало. Отец, да брат, да подружки невес-ты вместе со  свидетельницей, да еще  несколько  родственников. И, пожалуй, все.  Так уж распорядилась судьба. А почему именно так – неведомо. Но винить ее, конечно же, не сто-ит. Право – не стоит. Все во  власти  Всевышнего. Только почему он бывает, порой так не-справедлив и жесток к одним и благосклонен к другим? Почему?!
          До  острова  доплыли благополучно. До озера дошли – тоже. Там  невеста с женихом совершили  необходимый ритуал омовения, а потом гости расположились на полянке око-ло домика и по  русскому  обычаю  хорошо  посидели.. То есть, сначала  поздравили моло-дых, затем выпили, по этому случаю, закусили, потом еще раз выпили, попели. поплясали, опять  выпили и поехали  назад. Причем,  пить-то  особенно в такой  день обычно не пили. Правда, «особенно» - это конечно же  надо считать по  русским, точнее, по  сибирским по-нятиям, где выпитый стакан  водки вообще не считался за выпивку .. .
            И что  там  на  обратном  пути, когда  они  плыли  через Ангару, у них произошло – трудно  сказать. Никто  ничего не  знает. И не узнает уже  никогда. Можно только догады-ваться. Или  предполагать. Хрустально  чистые  воды  Ангары  свои тайны держат крепко. Потому что  никто  из  участников  этого  торжественного  празднества  не  спасся  Ни-и-и  кто-о. Понимаете?! Никто из  нескольких десятков людей, попавших  волею судьбы в воду – не спасся. Да и не  могли спастись. Это – невозможно.  Вода в Ангаре – ледяная. Купать-ся  в  ней  невозможно. Вода  холодная  до того, что  сразу же  дух  захватывает, когда оку-нешься, невозможно  становится  дышать,  замирает, будто  твердеет,  все  внутри тебя, ни вздохнуть, ни  выдохнуть, а потом и мышцы в теле  начинают деревенеть, леденеют до то-го, что не можешь  шевельнуть ни  рукой, ни ногой – не слушаются они тебя, как чужие. И человек,  ошеломленный  и  наполовину  парализованный, обезумеет  от  страха,  и  совер-шенно уже не сопротивляющийся, камнем идет на дно.
          Короче, где-то на середине Ангары одна лодка почему-то перевернулась и люди ока-зались в воде. Это  видели  с верхних  этажей  жители  «многоэтажек», построенных в пос-леднее годы в Иркутске-2 прямо на  холмах  перед самой поймой Ангары. Случайные сви-детели трагедии. Видевшие все от начала до конца.
          Другая лодка  подплыла  к очутившимся  в воде людям и сидевшие в ней пассажиры стали вытаскивать  попавших в беду своих товарищей. Но их лодка тоже перевернулась .И не мудрено.. Слишком много людей оказалось на одном борту лодки. Не сообразили пере-меститься часть пассажиров к другому борту для уравновешивания. Вот и результат. Уже две перевернувшиеся лодки... Остальные лодки остановились, повернули назад, подплыли к месту трагедии и стали вытаскивать еще державшихся на воде людей. Но здесь началась обычная в таких  случаях  паника, истерия, неразбериха,. суматоха. И вернувшиеся  лодки одна за другой переворачиваются тоже.. И это  все, это уже  – конец.  И вновь перед глаза-ми  нечаянных  наблюдателей с «высоток» чистая  гладь стремительно  несущейся куда-то реки. Нет ничего и никого. Ни  людей, ни лодок.
         И надо отдать должное пассажирам этих несчастных лодок. Никто не бросил товари-щей в беде. Ни одна из лодок не покинула место трагедии. Пусть  ценой собственных жиз-ней, но все же пытались спасти утопающих своих товарищей. Пытались. Но ничего не по-лучилось. Можно ли  винить их за это? Конечно же – нет.  Просто,. видно, не судьба. Ведь Ангарские  лодки  имеют овальное днище и не обладают достаточной устойчивостью в во-де. Особенно нагруженные выше борта.. Они  требуют к себе  серьезного отношения. Лег-комысленности,  непрофессионализма  и  элементарнейшей   недисциплинированности  во время плавания не переносили. Плыть на лодке надо было обязательно сидя,, вставать, хо-дить по лодке во время плавания или пересаживаться категорически не разрешалось. Ибо можно было во время  всех  этих  манипуляций  спокойно  вылететь за борт. Вот и там, на-верное,  что-то  подобное и  случилось. Люди  были  выпивши, навеселе, а таким  на месте не сидится, хочется себя показать,  выделиться, что-то продемонстрировать окружающим. А в итоге – трагедия. В итоге беда. Да еще какая!  Хотя, может быть, там  свершилось что-то совершенно  другое. Но что?!  Что?!.

*  *  * 

           Олег  вернулся в Москву в конце сентября. Он уже перешел на четвертый курс, а на старших  курсах  занятия начинались с 1-го октября. Летом у них должна была быть обще-производственная  практика, но ее можно было заменить на работ в стройотряде. Что Олег и сделал с  самого  первого  курса.. Стройотряд все-таки давал возможность студентам не-плохо  заработать.  А практика  должна  была проходить в цехах  какого-нибудь  завода на рабочих  местах. А  чтобы  заработать  на  рабочих  местах, надо  было, в  первую очередь, иметь  рабочую  специальность. А ее у  Олега  тогда  еще  не  было. Освоил он тогда всего лишь несколько строительных профессий, да еще немного сварщиком  поработал без офи-циального на то  разрешения. «Корочками» сварщика он  пока еще не обзавелся.. Поэтому ему не имело  никакого  смысла  торчать на заводе. Для  него, как и для  большинства сту-дентов, постоянно  ищущих возможность хоть  как-то пополнить  свой скудный, несмотря на некоторую  помощь родителей, бюджет, важнее и нужнее  было  поехать на заработки в какую-нибудь глухомань в составе официального институтского  стройотряда. Там – нала-женное финансирование, там – аккордные наряды, заранее оговоренные на определенные объемы работ. И четко  выдерживаемый  принцип  оплаты, определенный простыми, всем понятными  словами: сделал – получил. Раньше  сделал – раньше получил. Позже сделал – позже получил. А потому – все в  стройотряде зависело от  тебя  самого, а не от какого-ни-будь дяди. И студенты, собираясь  в дорогу,  уже  заранее знали,  сколько  они  смогут там заработать и сколько привезут с собой. Если  конечно  будут  там работать, а не филонить. А ехали все в  стройотряде  только  работать. Ну, немножко  еще и отдохнуть от забот сто-личной жизни, и, конечно же не забывать при этом о бренных радостях самой этой жизни. Ведь они  все  были молоды,  веселы, активны и  жизнь в  каждом  из  них  по  настоящему бурлила и даже лилась порой через край...
          Поэтому людей в бригаду  подбирали по одному лишь принципу – чтобы мог   рабо-тать столько, сколько нужно для всей бригады. И чтобы не подличал, не подводил товари-щей и  был бы  компанейским  парнем. Потому что  все работали  на общий  котел. И всем  платили– поровну. Профессиональные возможности-то у всех были примерно одинаковы.. Лишь  только командиру и комиссару стройотряда – давали немного больше. Ну, они же – начальство. А начальники  всегда  имеют  больше. Естественно, допускались кое-какие из-менения в системе оплаты.. Жизнь есть жизнь и, от этого никуда не денешься. Кто-то луч-ше работает, кто-то хуже, кто-то  может больше, чем другие и  больший  прибыток давал в общий котел. Но все решалось на  общем  собрании бригады общим голосованием с помо-щью коэффициентов трудового участия. И с обязательным ведением протокола собрания.. Чтобы потом не возникало  никаких недоразумений или  двусмысленностей. И за все годы работы  Олега в  стройотрядах  никогда  никаких  конфликтов с работой и оплатой у них в бригаде не возникало. И от работ в стройотрядах МЭИ у него на всю жизнь остались лишь самые светлые и чистые воспоминания........
           Обосновавшись в общежитии, Олег сходил на почту «студгородка» и взял свою лет-нюю корреспонденцию, лежавшую для него в окошке «до востребования». Там он как раз и увидел извещение из воинской части, где служил отец.. Он озадаченно  повертел в руках казенный конверт с фиолетовым штампом:«ЗАКАЗНОЕ», недоуменно пожал плечами,  за-тем  распечатал его. Никаких  мыслей по  поводу  странного этого  конверта у него не воз-никла. И никаких  нехороших предчувствий – тоже. Элементарное человеческое любопыт-ство. И больше ничего.. Из  конверта выпал свернутый листок бумаги. Олег развернул его. Это был фирменный  бланк воинской  части, где служил Отец, на котором  был  напечатан следующий текст:
            -- Уважаемый Олег Юрьевич!
            С глубоким  прискорбием  сообщаем  Вам  страшную  весть.  Ваши родители, отец, Жуков  Юрий  Павлович, полковник  Советской  Армии, заместитель  командира  части по политической  работе;  мать,  Жукова  Зоя  Федоровна,  учительница  математики  средней школы №36  города  Иркутска-2 и  Ваш брат,  Михаил  Юрьевич  Жуков  вместе  со  своей молодой  супругой, Татьяной Павловной и еще с 42-мя жителями города погибли 03 июля 1987 года при несчастном случае на реке Ангара.
           Похороны  состоятся 06 июля 1987 года на восточном городском кладбище. Проща-ние с телами погибших в центральном  зале  городского  доме  культуры  имени Орджони-никидзе с 25-го июня,. с 10-ти часов

                Примите наши самые искренние соболезнования. Скорбим и
                плачем вместе с Вами.                …..


                Командир в/ч №356 742  полковник                В.Т.Зарудный
                Начальник 25-го отделения милиции
                города Иркутска, подполковник                А.П. Типакин.

           Обе подписи были заверены гербовыми печатями. А в левом верхнем углу стоял ре-гистрационный номер и дата регистрации – 04-го июля 1987 года..               
            У Олега  подкосились ноги  и стало  холодно в груди. Он слишком уж хорошо знал, что такое  есть  воды  Ангары. Его  детство  прошло  на  берегу этой великой реки. И они в детстве во всю купались в ее водах. Хотя, купались – это громко сказано. В Ангаре, дейст-виительно, купаться было  невозможно. Но это для нормальных людей. А что тут говорить о мальчишках?! Для  них  то, что  нельзя – как раз и можно. Даже – нужно. И нужно обяза-тельно. И они , ребятишки Мркутска-2, дети рабочих, ИТР-овцев  и военнослужащих  это-го города все летние дни  проводили на берегу Ангары. Брали с собой по куску хлеба, зна-менитого Иркутского  калача, этой своеобразной, большой-пребольшой Сибирской баран-ки диаметром  сантиметров  тридцать, с  внутренним  отверстием  сантиметров в двадцать, удивительно мягкого и вкусного, серого, с корочкой хлеба. А к хлебу брали еще немножко  соли,  завернутой  в  газету, иногда  одну, две  вареные картофелины с огурцом  и -  на  це-лый  день в самое лоно природы. Правда, выполнив с утра  предварительно все  материнс-кие  наказы  по  хозяйству. То-есть, прополоть  сорняки в огороде, натаскать воды в бочки для поливки огорода и _естественно, полить  сначала этот  огород утренней  поливкой. За-тем поесть и – на  все четыре  стороны. Точнее – в одну только сторону – на Ангару. И  до самого вечера. До ужина и до вечерней поливки.
         Они жили в одноэтажном бревенчатом доме, где отец имел ведомственную квартиру от воинской части. Квартира была хорошая, трехкомнатная и располагалась рядом с такой же квартирой начальника воинской части. В одном доме. А дом этот,. как и десяток таких же еще от воинских  частей, расположенных  в пригороде Иркутска-2,  отапливались цент-рализованно  от  небольшой  автономной  воинской  котельной и были оборудованы, тоже централизованной  канализационной  системой.
            К дому  примыкал  небольшой  приусадебный  участок, больше похожий на огород, но  с кустами крыжовника, малины, смородины, вишни, черемухи и даже несколькими де-ревьями сибирских яблонь,  так  называемой ранеток,  маленьких темно -красных яблочек, жестких  и  кислых  прекислых, но  после  морозов – очень  даже  сладких.  На  приусадеб-ном  участке   сажали  картошку, огурцы,  помидоры  и  еще  кое-какую  огородную  мело-чевку, необходимую для повседневной  полугородской, полу  сельской  жизни, так  харак-терной  для  провинциальных небольших городов  тогдашнего  Союза.
            Но кроме этого  огорода у них, как и у других семейных военнослужащих, был еще земельный  участок за городом, где  сажали  картошку на  весь год. Участок  вроде  бы не-большой, всего десять соток, но картошки с него собирали всегда помногу, до пятнадцати мешков. И ее вполне хваталои на еду, и на последующую летнюю посадку, которая всегда проходила здесь  во второй половине мая. И ничего, картошка вполне успевала созреть, ее убирали  обычно  в середине  сентября. Причем, сажали  картошку  только свою, местную, так называемую, «сибирку». Она имела кожуру красноватого цвета, при варке становилась рассыпчатой, была необыкновенно вкусной и хорошо сохранялась в погребе.
            А погреб, или, по местному, «подпол» у них был прямо под домом. Большой, прос-торный, сухой, чистый  и неплохо оборудованный. Он  состоял  из  трех  взаимосвязанных между собой отделений. В одном хранился картофель на больших стеллажах с выдвижны-ми, на колесиках,  полками, куда картофель  ссыпали тонкими однорядными слоями . Кар-тофель хорошо  проветривался и никогда не портился. В другом отделении стояли бочки с солениями. Бочка  с капустой, бочка с огурцами,  бочка  с помидорами,  бочка с соленым и копченым  салом  и  бочка с домашним, плодово  ягодным  вином, которое  делала мать из смеси  ранеток, вишен и черемухи. Вино  получалось густым, терпким, какого-то полупро-зрачного,  темно –вишневого  цвета  и довольно крепким  градусов  двадцать,  не  меньше. Отец любил за ужином выпить стакан другой этого напитка. Всегда при этом хвалил мать и потихонечку пьянел прямо на глазах. Но запьянев, не выступал, не буянил, а потихонеч-ку вставал и уходил в свою спальню, где ложился на диван и обычно засыпал..
           Ну, а третье  отделение  было  особенное. Оно  предназначалось  для изделий собст-венного домашнего консервирования. Мать  консервировала много чего. И варенье, и гри-бы, и мясную тушенку, и холодец  и даже что-то типа фарша вареной колбасы заливала в банки.. Не говоря уже о маленьких и аккуратненьких, прямо  на  подбор, огурчиках, поми-дорчиках и даже местных  кулинарных  достопримечательностях в виде маринованной че-ремши и «саранки».
            Варенье варилось только из  таежных ягод. Из лесной  клубники, смородины, мали-ны, брусники и  яблок-ранеток Ягод всегда  собирали  помногу. Собирали в тайге.. В тече-нии лета, как только  подходило время сбора тех  или  иных ягод, отец брал в своей воинс-кой части армейский  вездеход с брезентовым  верхом, пару солдат, Олега с братом, ружья с патронташами, армейскую же небольшую палатку, спальные мешки и уезжали из города в тайгу. Уезжали далеко, километров за сто от города. И надолго. Не меньше, чем на неде-лю. И брали  с собой  большие  армейские  деревянные  ящики с откидными  крышками. И еще  обязательно – пару  мешков с  сахаром. В ящики  клали  ягоду и пересыпали сахаром, чтобы ягода не закися и не испортилась. Ведь лето с Восточной Сибири – жаркое, доходит до тридцати с лишним, а ягод в тайге – уйма. Хоть косой коси и в стога укладывай. А еще грибов – море. Так много, что не  собирают все подряд, а только самые-самые лучшие. Та-кие. как  белые, подосиновики,  подберезовики,  грузди, маслята. лисички, осенью – опята. Грибы собирали, чистили,  мыли,  отваривали и закладывали в  большие  армейские пище-вые баки с герметичной крышкой для дальнейшей, но уже домашней их обработки.
         Приезжали они  обычно из  тайги усталые, закопченные, но довольные и счастливые. И с нагруженным чуть ли не до верху  грузовиком. А потом отец брал  из части  несколько солдат, знакомых  хоть чуть-чуть с поварским  делом, приводил их домой и отдавал в пол-ное  подчинение  хозяйки  дома. И они  под  руководством  Зинаиды Федоровны начинали готовить всевозможные  домашние консервированные «варенья-соленья». Особенно вкус-ными у матери получались консервированные жаренные грибы. Их жарили или тушили до полной  готовности  на  сливочном  масле, а потом  горячие  складывали  прямо в банки. А сверху заливали  растопленным  сливочным маслом так, чтобы масло полностью покрыва-ло  грибы в банке. После  чего  банку закрывали  крышкой. И потом  в течении  всего  года можно было взять такую баночку с грибами, раскрыть ее и бухнуть все  ее содержимое  на сковородку!  И сразу же по  квартире  поплывет  густейший аромат свежесобранных. и то-лько что зажаренных  грибов. Аж голова  закружится от  такой вкуснотищи и живот, дово-льный, заурчит в  предвкушении  предстоящего  вкусового  наслаждения. А кроме  грибов готовили мясную  тушенку из  свинины, говядины,  баранины, оленины, сонатины, птицы; заливали  в банки  холодец, делали  домашнюю  колбасу и конечно же – солили и коптили свиное сало
          Откуда, скажете, продукты?! Это же сумасшедшие деньги, если все покупать в мага-зине  или  на рынке! Да  все  оттуда же! Из необъятного  государственного  кармана  Здесь всегда было все. Правда не для всех, естественно, но было. И подобное положение дел для некоторых, не рядовых, конечно же, граждан страны очень было удобно и, главное – прос-то! Отец брал в части армейский грузовик и они ехали в какую-нибудь глухую сибирскую деревню  подальше от  города, прямо к председателю и  загружались там по самой полной программе. Причем, покупали  там  не  мясо, как  таковое, а целиком  животных,  прямо на фермах. Свинью там, барана. бычка,  птицу в десятках  головах а иногда  еще, если попро-сить или хотя бы намекнуть – завалят  для  хороших гостей  и оленя, и лося в тайге, и даже самого  медведя. Покупали  по дешевке, чуть  ли не даром, даже  не покупали, а меняли по бартеру, сунув  председателю  колхоза  что-нибудь из  списанного армейского имущества. Больше  всего в таежных  деревнях  ценились  армейские  камуфляжные  куртки, зимние и летние, брюки  такие же и сапоги. Но наиболее  ценным считался конечно же – спирт в ка-нистрах и  бензин в бочках. За канистру  спирта  или бочку бензина можно было загрузить машину под самую пре самую завязку....
             После отбора животных их забивали, свежевали, разделывали  и грузили в машину в специальные армейские  холодильные ящики-термостаты. Ведь до города – не близко! А затем сюда же добавляли  несколько мешков или корзин с огурцами. помидорами и капус-той. Причем, все отборное, лучшее, на  рынке такого не купишь.. И конечно же, на проща-ние – мешок, другой  кедровых  орехов. В шишках и без них... Естественно, что в качестве  гостевого  подарка  хорошим. людям, посетивших их  глухомань и принесшим хоть какое-то  разнообразие  в  их  довольно  унылую  и  не  слишком  радостную  жизнь. Здесь этого добра  навалом, девать  некуда,  хоть  пруд  ими  пруди, хоть  на  улицу  выбрасывай – все  равно  ведь  пропадет. А так, глядишь и пригодится! Все  в дело  пойдет! Может, кто когда и спасибо скажет.
          Короче, жить здесь, в Иркутске,  можно  было. И очень даже неплохо, когда есть под твоим боком чуть ли не  собственная  воинская  часть с ее  солидным и мало контролируе-мым материальным  имуществом, которым можешь пользоваться, как своим собственным И ничего  плохого Олег о своем детстве и юношестве в  Иркутске-2 сказать  не  мог. Даже, если бы и захотел. Ведь Олег с братом  никаких  особых трудностей или неудобств с пита-нием никогда не  испытывали. Да и не замечали ничего.. Хотя в городе, как и во всей стра-не магазины продовольственные  магазины стояли пустые или полупустые. И купить в го-роде  мясо,  колбасу,  сыр и тому подобные  продукты  было  практически  невозможно. А им, в принципе, и покупать-то  ничего  не  нужно было. В доме всегда  было все. Ну – поч-ти, почти все. Кроме, может быть, хлеба, да сахара. Их  приходилось покупать.
        .. И. Олегу нравился  Иркутск-2. Он считал себя настоящим сибиряком, хотя и родил-ся далеко от Иркутска. Ведь отец его  был  военным, и  их семья  долго колесил  по стране. А. в Иркутск-2  они  приехали,  когда  Олег уже  учился  в  четвертом   классе. И приехали  они с   Дальнего  Востока, из  под Хабаровска.. Но все равно, Олег всегда считал  себя  ко-ренным  сибиряком  и  вполне искренне  гордился тем, что  его  детство и юношество про-шло в таком неповторимо прекрасном крае его Великой страны Советов - в Сибири...
           А что касается домашних обязанностей или  домашней  работы летом в огороде или на земельном  участке – так это ерунда, выведенного яйца не стоит. До обеда они с братом все спокойно успевали сделать. А потом,  конечно же  – Ангара!  Ангара! Ангара! Ангара! Великая Сибирская  река, быстроногая  недотрога-красавица с удивительно чистой и вкус-ной, но холодной до лютости водой.
          Но если  мальчишка  пришел на  речку, то что он, в первую  очередь станет здесь де-лать? Конечно же – купаться! И здесь  совершенно не имеют  никакого  значения  никакие внешние  обстоятельства, ни погода, ни  температура воды в реке, ни даже международное положения в странах капитала. То есть – ни что! И еще раз - ни что! Говорите, сколько хо-тите о  том, что  купаться  сейчас  нельзя, что вода в Ангаре  холодная, что погода не ахти, что лучше и полезнее всего  сейчас полежать на берегу и в воду не лезть – все бесполезно! Убедить мальчишек в нецелесообразности  купания – невозможно! Поэтому лучше замол-чать,  отойти в  сторону. И – не  мешать. Пусть делают то, что в их возрасте и надо делать. А в их возрасте самое  главное в жизни – это само утверждаться, совершать  безрассудные и даже  безумные  поступки. Поэтому, ну  их, этих  занудливых  взрослых куда-нибудь по-дальше! А самому  сейчас лучше  всего  сейчас  разбежаться – и-и-и  бу-у-ултых-х в воду!. Так, чтобы брызги – до небес! И сразу же – назад! Потому что  словно в  кипяток  нырнул. Вода  прямо  обжигает  кожу. И ты тут же  выскакиваешь из  речки на берег, как ошпарен-ный!  Выскакиваешь  с широко  распахнутым   ртом  и  выпученными  от  жути  глазами, с красной  до  пунцовости  кожей.  И стоишь  потом  на  берегу,  весь в шоке, в  ужасе, судо-рожно  хватая воздух  раскрытым  ртом  и совершенно  не слушающимися  губами, но гор-дый, счастливый и довольный собой до невозможности.
            И  так  целый  день. То – в  воду; то  из  воды  назад, на сушу, как  ошпаренный. И с каждым разом -  в воде  все  дольше и дольше, а на берегу – все меньше и меньше. Да и са-ма вода уже не кажется  такой  невероятно холодной и можно уже спокойно заходить в ре-ку подальше от берега, в самую глубь, по пояс, а то и по грудь в воду. А здесь, стоит толь-ко поджать под  себя  ноги или лечь  на спину, как  разом  замелькают перед глазами несу-щиеся куда-то мимо тебя  берега  Ангары с редкими  пучками  сочной, ярко зеленой травы на нежнейшем,  белом, кварцевом  песке  и  группами  ребятишек, лежащих на нем, стрем-глав понесутся  куда-то  облака на  голубом, преголубом, по сибирскому ясном  небе; и ты не успеешь и глазом моргнуть, как очутишься черт те знает где от того места, где разделся с ребятами и оставил  свою  немудреную  одежду. А здесь уже и берег совершенно  другой – высокий,  крутой, обрывистый, и дно - неровное, каменистое, с ямами, перекатами, пере-падами, и выбираться  здесь из воды  неудобно, да и не так уж и безопасно. Но  тебе на все эти мелкие неудобства  жизни абсолютнейшее наплевать. Ведь ты молод, полон сил и здо-ровья. Тебе хорошо, весело и у тебя впереди еще целая жизнь, громадная, прегромадная и, конечно же, самая интересная на свете.
             Ну, а если  подняться  немного  вверх по Ангаре, километра так на три или четыре. А, может, и  больше.  Кто  их  считал  тогда, эти  самые  километры?!  Кто?!  Ведь любому мальчишке, когда  ему  только  10-12 лет, и который живет почти что на природе, в каком-нибудь  полу городе, полу поселке и полу селе сразу, сто самых длинных верст на свет аб-солютнейше не круг. Конечно же – не круг! Так что, если подняться немного вверх по Ан-гаре, то сразу же попадаешь в  настоящий  рай. Ну, пусть не в самый  рай, пусть в подобие рая или в его преддверие, в этакий  райский всего  лишь  уголок. Но все равно,, попадаешь в чудное, пре чудное место. Здесь  Ангара упирается в большой  горный массив на правом берегу, огибает его и делает  крутой  поворот, отчего  на  левом, Иркутском берегу образо-вался  когда-то  большой  пологий  залив, что-то  наподобие  морской  лагуны  с галечным дном, почти  стоячей, а потому теплой, чистой водой, Залив  или лагуна переходят в гряду небольших песчаных островов, густо заросших тальником и почти пересекающих Ангару. Острова  продолжаются  на  следующем  берегу Ангары, но в еще  большем количестве. И здесь же между  сопками  пробегает  приток  Ангары, небольшая, извилистая, но довольно полноводная речушка Усть-Кут, образовывающая  в месте своего впадения обширнейшую и очень разветвленную дельту с бесчисленным количеством небольших островков. Дельта Усть-Кута была просто переполнена рыбой и всевозможной водоплавающей птицей: утка-ми, чирками,  селезнями,  гусями,  цаплями и бог его  знает  еще какими, живущими и пре-красно выживающими в суровых Сибирских краях..
               Здесь  можно было  часами стоять по  колено в воде или же бродить по галечному дну, наблюдая за шустрыми  мальками  рыб, шныряющими между ног и мягко щекочущи-ми губами  вытянутых вперед мордочками пальцы. А если нагнуться, запустить руки в во-ду и попытаться  перевернуть  несколько  крупных  камней  гальки, то под  некоторыми из них можно было найти зеленовато коричневых  рыбешек  величиной с ладонь. У них была странная, будто  приплюснутая сверху большая голова с широкими, бахромистыми жабра-ми по бокам и маленьким, круглым, с постоянно  шевелящимися,  будто  говорящими что-то губами, ртом. Местные жители  называли их «широколобками» и добавляли в в уху для придания  бульону жирности  и специфического, горьковато  пряного привкуса,  так цени-мого местными жителями.  Ребятишки ловили их руками и жарили, точнее пекли на кост-ре, нанизав  рыбки на прутик. С куском черного хлеба или Иркутского калача, густо посы-панного солью, да еще с листьями черемши или перьями дикого чеснока да еще с  лукови-цами сочной «саранки», в изобилии  растущими  на заливных лугах Ангары – это была еда высшего класса! И трудно  было  найти для  местных мальчишек что-либо более вкусное и желанное, чем эта  немудреная  природная  трапеза на берегу красавицы Ангары. Да никто из них тогда ничего  подобного  и не  искал. И не пытался даже. Ведь никто из них тогда с собой на речку никаких  таких разносолов не брал. Во первых – не было. Во вторых – в го-лову даже не  приходило. Даже  если и было дома что.. А не приходило потому, что не бы-ло в том никакой  надобности. Никто из  них друг перед  другом ничем таким этаким, оли-цетворяющим  домашний  достаток, никогда не хвастался. И не пытался даже. Не принято было.  Считалось верхом  неприличия...»Таких»  местное  мальчишеское  общество  в свой круг общения не принимало. Брезговало.
             Среди  местно  детворы ценилось не богатство и материальные возможности роди-телей, а собственная  смелость, ловкость,  сила, умение  постоять за себя и, как ни странно может  показаться  сейчас,  ум,  начитанность,  кругозор,  умение  грамотно выражать свои мысли, хорошая и отличная учеба в школе.
           Олег был в школе  круглым  отличником и, вдобавок, ко всему, еще и членом коми-тета комсомола. Однако  несмотря  на подобные ляпсусы  своей биографии, он еще исхит-рился каким-то образом  стать к десятому  классу  кандидатом в мастера по самбо, занима-ясь в  местной  школе  «Самбо»  с момента  своего  приезда  в Иркутск-2, то есть,  с пятого классса и быть еще  при  этом заядлым  охотником  и туристом, уметь легко управляться с лодкой и запросто плавал по Ангаре.. Он  пользовался явным и заслуженным авторитетом у местной  детворы, как  криминального, так и общественно  примерного поведения. А ко-гда, после окончания седьмого класса,  у него с тремя его  друзьями  появилась своя лодка на Ангаре,, обожанию его у местных «авторитетов»  просто не стало. предела. Потому что это была не простая лодка, как у всех здешних, а армейская алюминиевая, легкая, прочная и красивая.. Естественно, что здесь  не обошлось без помощи отца Олега. Отец помог при-обрести  списанную  в  воинской части. Так часто  делали  тогда. Списывали   новехонькое какое-нибудь воинское имущество, отлежавшее на складе положенный срок. Списывали и актировали  ее  уничтожение.. Списывали,  как  непригодное  к эксплуатации, и тут же пу-скали в тайную продажу..
            Существовало два  способа  реализации  списанного  военного имущества. Первый, значительно меньших объемов, предназначался для блатных и нужных людей. В этом слу-чае.  товар продавался практически за бесценок. Это была даже не продажа, а подарок или взятка, оформленные в  качестве  продажи  для  учета в  бухгалтерии.. И второй, чисто ры-ночный, когда продажа шла  по договорной  цене, за довольно приличные деньги, той осо-беной  клиентуре,  которая  была заинтересованной  по  каким-либо  своим личным причи-нам в  приобретении  этого  конкретного  военного  имущество. Правда, товара  такого  по накладным  не  существовало.  По  бумагам  его  нигде  не  было.  Это   были,  своего  рода -  «мертвые  души».  И деньги за подобные финансовые операции редко  шли по безналич-ным счетам; чаще  всего они  распределялись по  «наличному валу», Дашь на дашь. И ни в каких финансовых документах  никогда не отражались. «Наличка»..распределялась только  в соответствующих  воинских  кругах  и  только  заинтересованным лицам. Объем продаж  по стране здесь  был  просто  сумасшедший. Счет шел на миллиарды рублей. Причем мил-лиарды эти были черные, то есть, нелегальные. И отец Олега являлся маленьким винтиком этой нелегальной финансовой системы страны, пользующейся в полное свое удовольствие некоторыми  просчетами и недостатками  общегосударственной  Советской  плановой фи-нансовой  системы, вконец запутавшейся и полностью погрязшей в секретных  отделах са-мого большого и самого прожорливого своего Министерства -  Министерстве обороны....
            Так что,  жить в СССР можно было!. И даже не так плохо, если ты, конечно, не  тот самый   Советский лох, который  довольствуется  своей мизерной  зарплатой, положенной ему за пребывание на рабочем месте определенное законом  время и ни на что иное в жиз-ни не  претендует, а хоть на  чуточку , хоть на капелюшечку, но все же  иной по натуре че-ловек. Если же ты обладаешь  предприимчивым складом ума, если ты смел, находчив и не желаешь безропотно  тянуть  свою государственную лямку, то ты всегда найдешь возмож-ность  взять у своего  родного Государства для себя, для своих нужд именно то, что у него плохо лежит, чего у него много.. И это никакое не  воровство. Ибо Государство это – твое, и все вокруг – тоже твое. А от многого немножко – это уже  не воровство, а всего  на всего -  дележка. Государство делится со мной своими излишками. И я помогаю  ему в этом бла-городном деле.. И – все! И – баста! И - хватит  об этом!. Не я это все  придумал. Не я здесь главный, не я - первый, и не я здесь последний. Так было, так  есть, так оно и будет всегда, пока существует Советское Государство. А оно, судя по всему и не  смотря ни  на что. су-ществует, процветает и помирать, вроде бы, совершенно не собирается..
           На эту лодку можно было ставить подвесной мотор, и тогда тебе сам черт не брат, и само море по колено. Пусть  даже и такое  небольшое,. как Байкальское, естественное, или Братское, искусственное. Правда, до Байкальского моря  на ней  не доплывешь. И не пото-му, что лодка  плохая или мотор на ней слабосильный. Нет, лодка – класс; и мотор для нее отец  через   свою  родную  воинскую  часть  достал  тоже  превосходнейший,  импортный, японский,  таких  ни у  кого в  округе не было. Просто, доплыть до Байкала теперь мешала плотина  Иркутской  ГЭС, построенной в шестидесятых годах. Но зато в другую сторону – пожалуйста! Спокойно можно. Хоть до самой Братской ГЭС. Правда, несколько далекова-то. Всего-то  на  всего  триста с  небольшим  километров. Но на лодке, даже с ее японским мотором -  пилить, да  пилить. Смысла нет никакого. Гораздо проще – поездом. Да и удоб-нее  намного. Не  сидеть  часами  в  одном  положении. Пока  ноги не  затекут А  размять в лодке негде. Надо уже приставать к берегу. А это не всегда удобно. Поэтому на своей лод-ке Олег с друзьями особенно  далеко не заплывали. Но окрестности своего родного Иркут-ска-2  обшарили  основательно. По  обеим ее берегам. И дельту  Усть-Кута с ее бесчислен-ными протоками и множеством островов – тоже..
               Там хорошо было рыбу ловить на мелководье. В основном хариуса – великую си-бирскую рыбу. Длинная, узкая, серебристая, с вытянутой  вперед, слегка  изогнутой морд-ой, доходящая до 30-ти  сантиметров в  длину. Вкусная до  невозможности. И жаренная, и и пареная, и  вареная, и соленая. и  копченая, и  печеная  на  костре – всякая. А  уха  из нее – просто  обалденная!  Густая, наваристая, терпкая,, «ароматнейшая»  до  головокружения.  Оторваться – невозможно! Рука  просто  сама так  и тянется  с ложкой к горячему котелку. За уши  от  него  никого  не  оттянешь.  Хочется.  еще, еще  и еще, .Только  и делаешь, что. мысленно уговариваешь себя  Ну, хватит,  все,  Кончай  хватит,  хва-атит. Все…Неудобно ведь. Все…Последняя  ложка.  Все,  Ладно,  еще  одна,.. Самая  последняя.. Фу, ты, Госпо-ди, вроде  действительно все. .Наконец-то -  отвал!  Наелся-я-я-я…Благодать-то  какая!.
          А ловить хариуса  проще простого. Если  конечно лодка есть. Выйдешь на быстрину и потихонечку, по  течению сплавляешься вниз на веслах. Но – медленнее течения. И – ти-хо. Очень тихо. Хариус – рыба  капризная, шума не любит. Ее легко спугнуть. И спускать-ся по реке надо на лодке  кормой вниз. А на корме  крепятся короткие удилища с длинной, не меньше  десяти  метров, леской. На конце  лески  несколько крючков с искусственными цветными мушками, сделанными из  натурального китайского шелка. Лески вытягиваются течением реки вниз  и держат мушки на поверхности воды.. Хариус видит мушек; он  при-нимает их за  настоящих, плавающих  в бесчисленности на поверхности воды, кидается на них и попадается на крючок  И сразу же удилище задрожит, задергается. Это сигнал рыба-ку – на крючке  хариус, вытаскивай. Он и  вытаскивает. Одну  рыбину за другой. Вся зада-ча-то – снимать  рыбу  с  крючка. А если  и  какая  сорвется – не  страшно. Вон их сколько. Спешат, торопятся, чуть ли  не в очередь к удилищам становятся. .Только успевай с крюч-ка снимать. И одному здесь на корме управиться сложно. Не успеешь просто. Поэтому ча-ще  всего  на  корму  становились двое. Так  попроще   и поспокойней. Но все  же работать приходится  основательно. Ведь счет пойманным  рыбам идет не на штуки, а на  десятки и даже сотни. Весь садок на корме заполняется. Так и говорят  обычно, с этакой   напускной небрежностью на вопрос
         -- Как рыбалка?:
         -- Да ничего. Садок почти полный. Сотни  полторы или  две, пожалуй, «наскребется»
         А еще на этих островах «Усть-Кутовской» дельты хорошо было посидеть на зорьке с ружьишком в руках. И чтобы без  добычи при этом вернуться – такого практически не бы-вало никогда. А добыча даже по Сибирским меркам – отменная. Утки дикие, чирки, селез-ни. Иногда  гуси. Короче – дичь,  птица перелетная и водоплавающая И  готовить  ее надо по  особому, не так, как домашнюю птицу. – мясо  жестковато, с привкусом рыбы и болот-ной тины   Но вкус – отменный, если тушку птицы предварительно вымочить в молоке, за-тем  «протушить» хорошенько в духовке, да  еще напичкать ее специями...
          Мать Олега умела готовить дичину. Ни в одном ресторане мира такого не предложат – не умеют там так делать. А здесь  сама. Жизнь научила. Ведь она была женой офицера, и жить им приходилось  черт те знает где. И в тайге, и в степи, и в пустыне, и в горах. Коро-че, именно там, где еда в основном бегала и летала,  поэтому есть-то приходилось именно   то самое, что называется  дичью. Другого ничего вокруг не было на много-много верст во-круг. Поэтому: хочешь жить – умей вертеться. Хочешь получать хоть какое-то удовольст-вие от потребляемой  пищи –  изучай  поваренные  книги, думай, фантазируй, пробуй. Хо-чешь  порадовать  своих  близких  вкусными  яствами –делай, твори .А во всем  остальном тебе  подскажет и поможет только твоя единственная помощница – твоя неизменная женс-кая интуиция, да огромнейшее желание сделать приятное своим близким. И все. И больше - ничего. И - никого. А в итоге – настоящий Бог кулинарии, который  из  ничего может со- творить практически все. Даже суп из топора. А дичь? Дичь в доме бывала всегда и посто-янно.  В любое  время года. Ведь  охотился и рыбачил  не только  сам  хозяин дома, охоти-лись и рыбачили также и оба его сына.
           Действительно, Олег  впервые  взял  в руки  ружье  в четвертом  классе. Взял, чтобы просто выстрелить  . Отец  разрешил на день рождения. И этот день рождения Олег запом-нил на всю жизнь. Он впервые тогда почувствовал себя начинающимся мужчиной. И хотя он стрелял  всего  лишь в пустую  консервную  банку, он какими-то генами своего челове-ческого естества вдруг почувствовал страшную силу этого находящегося в его руках пред-дмета  человеческих  рук. Страшную  и  всемогущую. С ружьем  даже  слабый  становился всесильным. Ведь  ружье  можно направить не только на пустую консервную банку или на сидевшую на  ветке  какую-нибудь  птицу, а на  что угодно и на кого угодно. И с ружьем в руках ты  можешь  все. И ему  стало страшно. Страшно не ружья, а себя с ружьем. Он ото-гнал от себя эту  крамольную  мысль, но она  постоянно приходила к нему, когда он брал в руки ружье. И до него  со  всей очевидностью дошла простая и очевидная до каждого нор-мального и  цивилизованного  человека  мысль, что  человек  начинается  со  слова:«Нет!» Только тогда, когда  он научиться говорить «Нет!» своим низменным мыслям и желаниям, тогда он  начинает  взращивать в себе истинно человеческие качества. Те самые, про кото-рые он потом, через  много лет  впервые  прочитает в Библии. «Не  убий, не укради, не по-желай жены  ближнего, не  прелюбодействуй, не сотвори себе кумира и т. д  и т. п.. Он ис-пугался  и торопливо нажал  «нажал»  на курок. Ружье «бабахнуло» и приклад больно уда-рил  его  по  плечу. Естественно, что  в банку он  не попал.. Отец  нахмурился и начал под-робно объяснять  сыну -несмышленышу, как  поднимать  ружье, как прижимать приклад к плечу, как направлять стволы на цель, как нажимать на курок. Со второго раза у Олега все получилось  нормально. В банку  он  попал. И во  вторую банку попал, и в третью, и в чет-вертую. Выстрелил  он тогда  раз десять и остался очень довольным таким подарком отца. Но утром  он  еле  смог поднять  свою  правую руку, настолько  она  болела. И плечо было синее., распухшее. Пришлось  матери компресс ставить Олегу на это плечо. ...
             А собственное  ружье Олег  заимел уже в шестом классе. Тоже подарок отца. И то-же  на  день  рождения. Ружье  было  классное. Тульская «бескурковка» шестнадцатого ка-либра, двустволка, два ствола горизонтального боя, «чок» и «получок». Ружье заказное, то есть,  сделанное  по  отдельному  заказу  конкретным  мастером, который делает это ружье полностью, от  винтика  до  винтика. Это  вам  не какой-нибудь  дешевый  ширпотреб,  от-штампованный в тысячах экземплярах, это -  индивидуальная  работа. Пусть  не вычурная, без инкрустаций и узоров, но – работа признанного мастера.. И клеймо его на замке ружья имеется.Смотрите – вот оно, настоящее, не подделанное. Потому что такое  подделать не -  возможно. Слишком оно классное. Олег боготворил свое ружье. Оно всегда висело у него на стене над кроватью.
           Вообще, надо  признать, что  ружье  у сибирского  парня  должно быть обязательно. Иначе его за человека никто в округе считать не станет. И парень лет с десяти-двенадцати начинает  принимать  все  дозволенные для  него  меры, чтобы  приобрести себе ружье. Не так важно, какое  оно, это ружье., Двуствольное  или же примитивная одностволка. Важно другое – как ты  им  владеешь. И мастерство охотника здесь не заменит ни что. Хоть брил-лиантами свое ружье усыпь – это не  важно. Если ты в стрельбе профан – ты для окружаю-щих не существуешь. И ни что не в  состоянии  изменить  пренебрежительное к тебе отно-шение. Никакие твои деньги и никакие твои собственные связи или же связи  и положение твоих  родителей. Таков закон  Сибири. Здесь судят о людях по ним самим, а не по их свя-зям или по их  положению  в обществе. Так было испокон веков в Сибири. Так оно и оста-лось до  сих  пор. Потому  Сибирский  человек  коренным  образом  отличается  от жителя центральной  России. И никогда  они друг друга  не  поймут и не примут друг друга.. Пра-вы марксисты – бытие действительно  определяет  наше  сознание. И никуда  от этой  про-стой  истины  не  денешься.  С свиным  рылом в  «калашный» ряд  не суются. Не смешива-ются между  собой эти  категории  людей. Отталкиваются они друг от друга.. А потому не смешиваются, что – разные они.. Слишком  уж  разные.  Не  понимают  и  не  поймут  друг друга. Никогда. Выросли они в разных условиях и по  разному смотрят на мир. Чужие они друг для друга. Чужие и малопонятные. Как с разных планет.
         В классе у Олега ружья  имели  все ребята. И вообще, надо  отметить, что  охотничье ружье являлось неотъемлемым атрибутом жизни Иркутских ребят. Причем, наиболее важ-ным. Гораздо более важным, чем школьный портфель со всеми его учебниками, накоплен-ными за десять лет учебы. Учеба – что?  Учеба давала  перспективу; учеба давала надежду на твое  будущее и то не  слишком-то  определенное. А вот  ружье -  это сегодняшняя твоя жизнь, самая что ни есть повседневная. Ружье – это твое настоящее. Родное, теплое, шеро-ховато-гладкое, изящное, красивое,  сладко  пахнущее порохом и свежей  оружейной смаз-кой. Ружье – это, по существу, часть  тебя  самого, часть  твоей  личностной основы, часть твоей человеческой сущности. Разве можно к нему относиться равнодушно? Да невозмож-но и все тут! И нечего об этом говорить. Мое оружье -  это я сам. Это я и никто другой.......
          Олег с ребятами, своими друзьями, охотился постоянно. Они  выезжали с ночевками на несколько  дней в тайгу с членами  военного  охотничьего общества, а то и сами броди-ли по лесам в окрестностях  Иркутска-2. А когда у них  появилась лодка, то их возможнос-ти для охоты возросли  многократно. А дельта Усть-Кута стала  одним из наиболее излюб-ленных их  охотничьих  место. Тем  более, что без  лодки туда  вообще добраться было не-возможно  Острова,  островки, протоки, заводи,  связанные  между собой непонятно каким кружевом.  Забраться   туда  просто – выбраться  невозможно,  если  в  первый раз. Но зато  птицы та-а-ам – море невиданное,. Одно наслаждение для  охотника. Будь он простым лю-бителем  или «нерассуждающим» фанатиком,. Который любит стрелять направо и налево и полезет куда угодно, лишь бы добычу себе добыть, лишь  бы достичь поставленной себе цели. А ведь цель всегда оправдывает средства...

     *  *  *

 ..     И вот однажды, в десятом классе, осенью, где-то в середине  сентября, когда по утрам во всю уже гуляли  заморозки, Олег с друзьями поехали на дельту Усть-Кута поохотиться. Поехали они утром, но не рано, чуть расцвело, а после  обычного своего завтрака. Кому-то из них на сытый желудок стукнула в голову  шальная  мысль -  махнуть с ружьями на ост-рова поразвлечься. Все они учились хорошо и уроки на воскресение никогда не оставляли, все предпочитали делать  в субботу, заранее.. Поэтому воскресение они обычно оставляли себе для своих личных  надобностей. Воскресение  был  их  персонально личным днем. На это  воскресение  планов у них не было   никаких Делать им, в общем, было абсолютно не-чего. В таких случаях Олег обычно  брал в руки какую-нибудь книжку и ложился на диван почитать. Читать он любил и в таком  положении мог находиться часами, если не сутками, ничего  не  видя и не слыша вокруг. Библиотека у отца была приличная, в основном класс-сика. Даже подписная двухсот томная «Библиотека Всемирной Литературы» имелась  Так что,  читать дома  было что. Поэтому скучать Олег не умел. Времени на тоскливое ничего-неделание у него практически не бывало. Такой проблемой он не страдал...
            Но когда  возникла эта  мысль – махнуть  «пропу-каться»  на  острова, он  ее с  удо-вольствием поддержали. Он любил экспромты и был всегда легок на подъем. Они все  бы-стренько  собрались  и  пошли  на  Ангару,  на  лодочную  станцию. Форма  одежды  у них  на этот случай всегда была обычной и для  всех  одинаковой: военная  камуфляжная  курт-ка с капюшоном, подпоясанная  патронташем, с полным  комплектом  патронов, такие  же  брюки, заправленные  в  болотные  сапоги,  а  на  головах – спортивные  вязанные  шапоч-ки. И – все. Удобно и тепло. Лучше и не придумаешь. За спиной рюкзаки. Тоже армейские  В рюкзаках  кое что из еды. Ведь шли они на целый день., Поэтому в рюкзаки обычно кла-ли по куску  хлеба да по  луковицы лука с солью. Вот, пожалуй, и все. Ну, иногда еще – по нескольку картофелин. Что еще остается?  Ножи. Ножи  охотничьи у каждого из них были свои. Какой  охотник  без ножа?! Каждый себе нож доставал или делал сам. Нож, как и ру-жье, были  частью  самого себя. Своеобразная  визитная  карточка  хозяина. Поэтому здесь не было места случайностям. Только – индивидуальность. И все в округе  охотники знали, какие у кого из них ножи. Ну, а что касается кухонного походного инвентаря, разных там котелков, ложек, кружек, приспособления  для  подвешивания  котелков  над  костром, все это у них  хранилось в лодке, в специальном ее  отсеке с откидной  крышкой, закрываемой на замок.. Ну, а завершали их экипировку  конечно же ружья у всех на  плечах. Ружья обя-зательно в чехлах. Так здесь было принято. .  - ..    
            На лодочной станции, а станция была охраняемой и потому – платной, они  взяли у сторожа мотор, который хранился в отдельном помещении станции, поставили его на лод-ку, заправили, проверили, попрощались со сторожем и поехали  вдоль берега вверх по Ан-гаре – надо было «зайтись», так говорили здесь,  подальше вверх. чтобы сделать поправку на снос лодки  течением и затем уж  переплавляться на  другую сторону. Ангара здесь ши-рокая, чуть  ли  не  полкилометра, поэтому  пока  переплываешь  ее, тебя  течением унесет вниз не меньше, чем на километр. А им  в любом случае надо вверх. Ведь  речка  Усть-Кут впадала в Ангару значительно выше города Иркутска...
           Погода  стояла  прелесть  какая! Тихо, солнечно, на небе ни  облачка, небо такое го-лубое, что  чуть ли не  светится  голубизной. Осень. Настоящая  Иркутская  осень. Золотая  По  утрам  уже  заморозки, но  днем  воздух  прогревается  до десяти-пятнадцати градусов. Солнце огромное, яркое, желто оранжевое, но  жаром не пышет, не обжигает, просто кати-тся по небу, словно  апельсин по  голубой  тарелке, но  катится так явственно, что даже от-крытыми  глазами  можно  наблюдать  за его движением. Вот  оно  над головой, в зените, а присмотришься –  оно уже  медленно, медленно плывет к сопкам за Ангарой, где сразу же вспыхивает осеннее, желто  красно  багровое  разноцветье  растущих на склонах сопок де-ревьев смешанного  леса. Как будто кто-то, всесильный и всемогущий взял палитру разме-шанных красок и начал  гигантской кистью просто так, в беспорядке и вперемешку мазать на полотне красные, багровые, желтые, оранжевые, коричневые, зеленые и серые пятна. И получилось сказочное замысловатое «многоцветье», не имеющее  вроде бы никакого смы-сла, но притягивающее неодолимо к себе взгляд и вызывающее в душе чувство восторга и благодарности  природе за такую  волшебную  красоту... Здесь: пятна   броской  желтизны берез  разрывают  строгую зелень сосен, контрастируя с мягко матовой желтизной  немно-гих  здесь лиственниц и оттеняя багрово  красную листву бурно  растущих на склонах кус-тов  боярышника и лилово  коричневую, жесткость  листвы  местных  ранеток. Игра  цвета  получалась  неправдоподобно  красочной. Просто  фантастической.. Это была  уже не  Ле-витановская  «Золотая  осень»». Это было  нечто совершенно иное, неземное. Что-то напо-добие  картин французских импрессионистов. Красота невероятная. Неописуемая...   
 .          Олег с друзьями  подплыли к заливу с островами и  перебрались на другую сторону Ангары. К островам дельты Усть-Кута  они подплыли на моторе, а затем пошли на веслах.
Протоки здесь не поймешь  какие, прямых , широких и ровных практически нет, чаще все-го узенькие  и все  крутят и  крутят  куда-то, то вправо, то  влево, то  назад, то  вбок, а то и вообще  сплошные  тупики – не  успеешь  заехать, а уже  разворачиваться  надо, а протока узенькая, никак не развернешься, приходится назад кормой возвращаться. Причем, дно не-ровное,  чаще  всего илистое , редка  песок или  камень, иногда даже горная  порода, часто с резкими, не слишком понятными  переходами или ямами; то мелкими, то  глубокими, то с быстрым  течением, то с  медленным, а то и  вообще не  разберешь – стоячая  здесь  вода или все же  течет  куда-то.. Поэтому  проще по  ним  плыть на  веслах или  даже на  шесте, когда  один из  лодочников стоит на корме и, упираясь длинным  алюминиевым  шестом в дно  протоки,  толкает  лодку  вперед. А здесь еще заросли тростника и камыша, да такие, что хоть мачете с собой  мексиканское бери, чтобы прорубать в зарослях дорогу. Но маче-те здесь в хозяйстве  не  используется, поэтому  надежда только  лишь на шест А работа  с шестом – это  тебе не  «фи-фи» какая-нибудь, это не  просто  махать  палкой, пусть  даже и металлической, она  требует приличной  силы,  ловкости и умения, и с первого  раза не по-лучается  ни у кого. Но  Олег с  друзьями  эту  школу  давно  уже  прошли  и  спокойно уп-равлялись с шестом. Пусть не  виртуозно, как некоторые  местные  рыболовы, но нормаль-но и вполне профессионально.. Не суетясь и не мельтеша.
         Они  прокрутились  по протокам наверное с полдня, и не так уж плохо постреляли. В садке на корме у них лежали  несколько уток, пару «чирков»,и один селезень. Вполне нор-мальная  добыча. Не стыдная.. Бывало, конечно же, и похуже, но бывало и получше. А так – не зря  смотались. Не  понапрасну..  Затем  они  решили остановиться,  чтобы  отдохнуть и немного подкрепиться. Они  выбрали  небольшой, но с высокими  берегами, а значит, не болотистый,  островок с копной сена посередине и причалили к нему. Достали из «бордач-ка» специальный  металлический  штырь с кольцом  на конце, забили  его в грунт и привя-зали  к нему  лодку. После  чего  вылезли  на  берег, отметили  место, где поставили лодку, специальной  палкой с флажком на  конце, чтобы  потом не  бегать, искать  лодку и пошли в глубь островка.
          Там они  нашли местечко  посуше, наложили туда сена со стожка для подстилки, на-брали на берегу  плавника и веток  для костра, разожгли  костер, испекли  картошку и спо-койно, не торопясь, со вкусом поели. А потом вскипятили  воды в котелке, густо  заварили китайским чаем, швырнув туда чуть ли не пол пачки, и попили чая. Чай на охоте они пили всегда без   сахара. Почему-то так было принято здесь и они, естественно, не могли не сле-довать этому  местному обычаю. Хотя на охоте или на рыбалке крепко заваренный чай ни-когда не казался пресным. Наоборот, он почему-то  всегда был сладким пресладким и вку-сным  до  невероятности. И пили  его  всегда  горячим, из больших алюминиевых  кружек, держа их  сразу обеими руками в раскрытых  ладонях и никогда при этом почему-то не об-жигались. Затем затушили костер, тщательно  убрали все за  собой, закопав мусор в тут хе вырытую саперной лопаткой ямку. Привычка Сибирских ребят, воспитанная с самого дет-ства, а, может, даже и еще раньше, взращенная в самых генах  русских людей, пришедших сюда с незапамятных времен в самый центр заповедного Сибирского края, живших всегда в ладу с природой и считавших себя ее неотъемлемой частью.
         Солнце уже начало клониться к закату,  скатываясь за вершины приангарских  сопок. Голубизна на  небе  сгустилась, стала  глубинной, а на востоке, куда уходило солнце, даже засветилось изнутри  перламутровыми  оттенками заката. И все небо стало похожим на ги-гантскую жемчужную раковину, раскрывшуюся над землей, где солнце – сияющая жемчу-жина,  спрятавшаяся в ее  светящемся  уголке.. Красотища неописуемая! Глаз  невозможно оторвать! Но скоро  начнет  темнеть. И темнеть  очень  быстро. Пора  бы уже и собираться домой. А то, пока они  выберутся из протоков, а забрались они далеко вглубь дельты, пока переплывут Ангару, пока  доберутся  до  лодочной станции, пока  соберутся, пока  утрясут разные  там «то да се», как раз и стемнеет совсем. Домой придется идти уже в полной тем-ноте. Хорошо, хоть луна на небе – спотыкаться не так уж и придется. В лунную ночь в Ир-кутске  почти  светло, можно  даже «иголки собирать», не хуже, чем в Ленинграде, во вре-мена его знаменитых  «белых ночей
         Они  поднялись и пошли к своей лодке. Но, подойдя к берегу, лодки  они не увидели. Они удивленно  переглянулись. Что за чушь?! Куда делась лодка?! Они же не новички. Не первый, как  говорится, день  замужем, они прекрасно знают, как в таких случаях надо по-ступать. Лодку они  поставили здесь. Это точно. Вот палка, воткнутая в землю с привязан-ной к ней белой  тряпочкой, их метка.. Так они  всегда отмечали место причаливания, что-бы потом не искать. И эта метка у них всегда в лодке лежит для подобных случаев. Только она  почему-то стоит  гораздо ближе к кромке берега, чем должна быть. Или им это кажет-ся?  Ладно, бог с ним, с этим  местом. Оно здесь. Это точно. Как  пить  дать. Но – лодка-то где?!  Неужели – унесло?! Не может  быть! Они же  привязали ее к  штырю, а штырь длин-ный, металлический, его каждый  раз молотком  приходится в  землю забивать. И к кольцу на нем  они  лодку цепью  крепят. А на цепи – замок специальный,  альпинистский, сам ни за что не раскроется. Все ведь  у них отработано до мелочей. До рефлексов. До инстинкта. Осечек никогда не бывало. И лодку они еще немного кормой на отмель затащили. Отмель, правда,  небольшая, но – все  же,  все  же…Не могло лодку  унести. Не  могло!  И никто из посторонних  не  мог  ее  забрать, если  случайно здесь проплывал. Хотя  желающих  поза-риться  на  алюминиевую  было  всегда предостаточно. Но чтобы забрать – такого  быть не могло. Не могло. Не  принято здесь такое!. Ведь это же  верная смерть. Они же сами отсю-да  никогда  не  выберутся.  Надо  будет просто  сидеть и ждать.  Чуда  ждать. Что,  может  быть, там, на  земле, все-таки исхитрятся  и их  найдут. Если  только  с вертолета будут ис-кать. Слава богу, что  дома  знают, где они  находятся. Они всегда дома говорили, куда на-правляются.  Утром  спохватятся и поднимут тревогу. В Сибири людей не бросают в беде. Потому  что  слишком  хорошо знают,  что с Сибирской природой шутить нельзя. Она шу-ток  не  понимает. И  пренебрежительного  к  себе  отношения. – тоже.  Бьет она  всегда за просчеты очень жестко И порой - жестоко....
           Они  спустились к воде и только  тогда заметили, что берег в этом месте изменился, стал не такой, как прежде. Небольшая  отмель, к которой  они причалили, исчезла. Вместо нее – громадная  куча  земли и дерна. Берег над лодкой, а он был здесь  высотой метра три не меньше, обвалился, и этой землей  завалило  лодку.. Лодка теперь лежала на дне прото-ки,  заполненная  глинисто  травянистой  массой. Вот те  на-а-а-а!  Ситуа-а-ция-я-я-я!  Они переглянулись. Картина  теперь стала для них совершенно ясной. Слава богу, что лодку не унесло,, Лодка,  оказывается, здесь, она  никуда не девалась, она почти что рядом, вот она, ее даже видно и можно  потрогать, стоит только лишь руку протянуть, если в воду залезть. И одно это уже успокаивало и обнадеживало. Правда, лодка на дне  протоки и засыпанная землей. Но это уже  детали. Главное другое – лодка  здесь. И ее надо  оттуда достать. Хотя это. конечно же, не  просто. Очень  не  просто. Но, все таки – решаемо.И решаемо их сила-ми. Других-то нет. Ведь  не останутся же они  здесь сидеть сиднем и ждать у моря погоды, пока их  папы  не  растелятся и не  поднимут в воздух все  вертолеты города Иркутска и не швырнут  их за Ангару  для  поисков и  спасения не  вернувшихся с охоты ребят?! Нет, ко-нечно же.. «Страмоты» тогда  не  оберешься. Весь Иркутск тогда над ними смеяться будет И первый Иркутск, и второй тоже, и оба города сразу вместе. Не-е-е-т, ни за что!  Что они, маменькины  сыночки, что ли?!.  Беспомощные  соплячки, да?! ..Подумаешь, проблема ка-кая!  Да мы сейчас  спустимся  вниз, залезем  в воду, найдем лодку, разгребем там все, вы-вернем, вытащим, выбросим. У них же и саперная лопатка есть!. Они посмотрели друг на друга и  неожиданно, вдруг разом,  рассмеялись  Надо же, они попали в приключение! Вот здорово! Вот  тема для  будущих разговоров в классе и в городе. Приключение это показа-лось  им даже  слишком  простеньким и чуть ли не  забавным. Надо  будет  сейчас, в конце сентября, лезть в леденящую воду и выковыривать из лодки землю? Ну и что? Они же Си-биряки! Выросли  на Ангаре!  Господи!  Нашли  кого холодной водой удивить и испугать! Сейчас местечко найдем около берега, костер разведем, разденемся и – в воду. До победы, до самого завершения этой ледяной эпопеи. Ура! Ура! Ура!
            В действительности все оказалось совершенно иным и гораздо более сложным, чем им представлялось вначале. Сначала шло все хорошо. Они быстренько выбрали место для размещения  вещей, натаскали туда  сена и сложили  все свои вещи: рюкзаки, ружья, курт-ки. Затем  разбрелись  по  берегу  и собрали  почти весь  имеющийся на острове плавник и ветки для костра. Набралось прилично. Слава богу, дождей не было почти весь сентябрь и плавник  был  сухой. После  всего  этого развели костер, разделись до гола, аккуратно сло-жили одежду на  рюкзаки и ружья и полезли в воду. Вода оказалась «ледянющая»! Холод-нее холодной.. . Аж дух  захватывает, как только вступишь в нее. А здесь еще дно в прото-ке оказалось илистое, скользкое. Олег, как самый спортивный из всех и, как хозяин лодки, пошел с лопаткой первый. Он осторожно нащупал ногами борт лодки, опустил одну  руку в воду, чтобы сориентироваться и забраться в лодку, но поскользнулся и грохнулся в воду. Здесь оказалось довольно  глубоко, метра полтора -два, если не больше. Он сразу же ушел под воду с  головой,  замахал от  неожиданности и от  испуга  руками и выронил саперную лопатку. Это был  кошмар! Потому  что  другие лопатки  были в лодке. Найти лопатку, ко-нечно же, не  удалось. Поэтому  пришлось  работать  одними  руками. А тут еще травянис-тый дерн. Крепкий, прочный, тяжелый. Никак его не разорвешь и никак не вытолкнешь из лодки. А чтобы  вцепиться в него, с головой в воду  приходилось  окунаться с головой уже всем им  четверым. А вода – жуткая! Никогда  раньше они и не  предполагали, что она мо-жет быть  такой  холодной. Не успеешь  погрузиться, как  тело уже «дервенеет». И «дерве-неет» практически  мгновенно.   Ничего не чувствуешь. Ни рук, ни ног, ни  самого  тела. А пичужка вообще куда-то исчезла, спряталась совсем, залезла чуть ли не во внутрь живота, скукожилась совершенно. И не найти ее, если захочешь.. Единственное спасение, двигать-ся в воде, как можно энергичнее. И то хватает на чуть, всего на  несколько минут. И в лод- ке  или около нее  больше двух  разместиться  невозможно. Чуть дальше от лодки – в воде уже  обрыв. Не дай бог лодка  туда  уйдет, Тогда все – конец. Поэтому  очень осторожно и только по двое. А двое при этом наблюдают и греются. Потом меняются парами. А те, что вылезли – сразу  же к костру, к  родному  теплу,  скорее  согреться. Но лучше  всего согре-ваться бегом. Бегом вокруг костра, прыжками через костер, а потом еще по острову, сломя голову, и орешь при этом во всю  ивановскую, во  все силы легких, как можно громче. Как ни  странно – помогает!  А орать  можно  сколько угодно  и  что  угодно.. Все  равно никто не  слышит. Так  что, если, не дай бог, что  нехорошее  здесь с  тобой  случиться,  криками себе ты не поможешь. Ори- не ори – все бесполезно. Пустая трата сил, времени и энергии.
            Провозились они с лодкой  часа три, не  меньше. Если не больше.. Когда лодку все-таки освободили из плена, было  совсем уже темно. На часы они не смотрели – не до часов было Других  забот «невпроворот»; чего на  время-то  глядеть – поможет, что ли или легче станет?  Хорошо хоть  луна взошла и подсвечивала им неплохо. Да еще костер помогал. И не шуточно. Они перетаскали на него чуть ли не весь стожок сена. Нехорошо, конечно же, чужое  ведь сено. Люди  старались, косили, в стог сено  укладывали, зимой  надеялись вы-везти. Но, что поделаешь, жизнь   распорядилась иначе. А жизнь – есть жизнь.  У нее  свои законы   Против  нее – не попрешь. Они ведь не нарочно. Они просто попали в неприятное положение. И чей-то стожок сена помог им  выкрутиться. Спасибо вас за него. И простите уж нас. Но без  вашего сена нам  было бы очень  даже тоскливо  Хорошо хоть с лодкой все обошлось нормально. Ведь могло бы  быть  гораздо хуже. А так все «окей» – лодку подня-ли,  очистили, обмыли и ничто из  лодочного их  снаряжения  не пропало. Все осталось це-лым. Даже они, ее  пассажиры. Но  вот с мотором – не  повезло. Заглох  намертво. Не заво-дится – хоть тресни! И что они не делали, все было напрасно. То ли свечи намокли, то ли катушка зажигания пропиталась водой, то ли что еще, не слишком им понятное, то ли все это вместе  взятое, но мотор не завелся, несмотря  на все их жутчайшие усилия. Пришлось им садиться на весла....
           Один из  них  сидел на  корме, за рулем, второй  на  носу, указывал путь, и двое – на веслах. Одному все-таки тяжело – путь дальний. Плыли они практически вслепую, ориен-тируясь лишь по  общему  направлению пути. Потому  что протоков  было много,  они по-стоянно  раздваивались, разветвлялись, перекрещивались и определиться по ним  в темно-те было сложно. Слава богу – луне! Огромная, белая, с какими-то серыми пятнами на сво-ей поверхности, (Говорят, это не слишком  четкая фотография Каина, убивающего Авеля), окруженная бесчисленным множеством звезд, она светила сильно и ровно. Да и звезды то-же  светили. Их  было так много на небе, что оно, казалось, состоит из одних только звезд. И больших, и маленьких, и средненьких, и совсем еще  крошечных. И каждая звезда – све-тила. Кто как может, кто, как  умеет. Некоторые светили сильно, мощно, ярко. словно лам-почки, прикрепленные к небесному своду, другие послабее,  а третьи – совсем слабо, чуть-чуть, еле-еле,  в полнакала . И непонятно, почему  небо черное, если оно  состоит из одних лишь  звезд? Черноты-то  нет, ее не видно, и, в то же  время, она – есть, она явственна, она реальна, как  реальна  вода  за  бортом  лодки, в которой тоже  плавают и плещутся звезды Получается, что  окружающий  мир  сегодняшней  ночи –это  сплошное  скопище  звезд. И вверху, и внизу – одни  лишь  звезды и ничего  другого. И лодка плывет по звездной воде, и весла тоже  погружаются в звездную массу.. Только  вот с  боков, то с одной стороны, то с другой  вдруг неожиданно выплывает пятна  черноты, сгустившейся  до  неправдоподоб-ности. Присмотришься – а это острова дельты. .в  виде  бесформенных  сгустков  черноты, выныривающих  из  недр земли. А, может, и не из земли. Тогда –  откуда?..
           Они не  торопились. Спешить им  было  незачем. Все и так  шло нормально. А уско-рять ход  событий  им  не хотелось -  было  все-таки  рискованно. Через  Ангару  ночью им переплывать не приходилось. Поэтому не стоило шутить с огнем. Ой. не стоит!. Торопить-ся все-таки  лучше  медленно.  Ангара  ночью  совершенно не такая, как днем. Черная, как смоль, непрозрачная  вода, переполненная  звездами, с  гулким  шумом  стремительно нес-лась мимо невидимых берегов. А от лодки до самого какого-то никуда  пролегла  световая лунная дорога, широкая, ровная, трепещущаяся.. Хоть  вставай и иди по ней. Вопрос толь-ко – куда? Тишина  вокруг до ломоты в ушах. Но не  мертвая, давящая, а живая, пульсиру-ющая,  наполненная  неслышными  вроде  бы,  но все равно  ощущающимися тобой звука-ми жизни. То ли сердцем ощущаемыми, то ли нервами, то ли всем твоим собственным те-лом. А вот и рыба где-то плеснула. И, судя по звуку – большая, таймень, наверное. Хариус так не  плещется, он  плавает  тихо.  Да  и по  мелководью  лишь. Налим тоже быстрину не любит. Он плещется  только  вдоль берегов. А здесь, на середине реки глубина жуткая. До двадцати, говорят,  метров доходит. А то и более. Здесь кроме тайменя некому быть. А так – тихо, очень тихо. Только Ангара гудит, несет свои прозрачные воды к своему суженому, к могучему Енисею. А на Ангаре, глубокой осенней ночью плывет лодка с четырьмя маль-чишками, уставшими до  невозможности, но  довольные до  чертиков в голове этим своим неожиданным приключением, из которого они так благополучно выбрались.
           И действительно,  все  у них  получилось  благополучно, как  надо. Они  без  особых происшествий  переплыли  Ангару и спокойно  добрались до лодочной станции. В окошке домика  сторожа  горел свет.  Сторож  не спал, сидел и ждал их. Он уже начал беспокоить-ся.. Так долго у него никто не  задерживался. Потому что  его  всегда предупреждали, если предстояла  ночевка  или  могла  быть  возможной  «ночевка». Ребята  перед своим отплы-тиием  ему  ничего не сказали. Значит, произошло что-то непредвиденное. Так оно и выш-ло. Но, слава  богу, все обошлось. Могло быть и хуже. У него  в домике был телефон. Ему уже звонили. И его звонка  ждали. Родители  ребят собрались все в доме Олега. Ждали со-общений. Олег набрал номер телефона своего дома. Трубку взял отец:
         --Привет, пап, - сказал Олег, - мы добрались. У нас все нормально..
         -- А что случилось? – голос отца дрогнул, - Мать места себе не находит. Да и все мы тоже волнуемся.
         -- Да так, - ответил  Олег, - небольшое происшествие. Лодка затонула на одном из ос-тровов. Берег обвалился и засыпал ее. Пока  достали лодку, пока добрались – время  ушло. Да тут еще мотор заглох. Пришлось на веслах.
          -- Устали? Травмы есть? – голос отца потеплел, - Может, машину прислать?
          -- Да  нет,  пап, - ответил  Олег,-- все  мы  живы и здоровы, все  веселы  и  довольны. . Спасибо за машину. Но мы дойдем сами. Здесь же недалеко. ,
          Так закончилось это их  неожиданное приключение. В школе и в самом городе быст-ро о нем  узнала. Разговоров было – море. На ребят смотрели, как на героев. К ним приста-вали с расспросами, им завидовали, их буквально «заобожали». Особенно много щебетали девчонки. Единственная, на  кого эта  история не произвела никакого впечатления, так это на  Аллу Галич. Во  всяком  случае, внешне она, как  не замечала  Олега, так и продолжала его не  замечать. Олегу  было обидно до слез. Другие, которые ему были совершенно  рав-внодушны, те  лезли  сами с расспросами  и с  восхищенными  «охами,  да  ахами». А эта – абсолютнейшее  «ноль  внимания». Обидно. Очень обидно. Однако все проходящее в этом мире. Все  проходит и уходит. Спала,  а потом и совсем  сошла на нет волна  повышенного внимания к Олегу и его друзьям. Все вновь  «вернулось  ни  круги  своя» Жизнь со своими повседневными  заботами  вновь взяла  свое. и вошла  в свое  обычное русло. Учеба на ме-даль требовала к себе повышенного внимания. Стыдно было опростоволоситься на каком-нибудь  чепуховом  вопросе. Гордость  уже не позволяла. И приходилось основательно за-ниматься по всем предметам, чтобы постоянно подтверждать свою роль круглого и ни чем «незапятнаного»  отличника. А здесь  еще самбо пошло у него в гору. И здесь. тоже не хо-телось  спотыкаться, Тоже  хотелось  быть всегда  на  высоте. Поэтому и для самого Олега очень скоро это их Ангарское происшествие  тоже  перестало  вызывать  хоть какой-то ин-терес. Было – и было.  И что теперь? А теперь  вот и быльем  уже  все  поросло. И – хватит об этом. Надоело. Надоело воду в ступе толочь.
         
                *  *  *

              Олег  поехал в  институт, зашел на кафедру, показал  письмо и написал  заявление об отпуске на неделю по семейным  обстоятельствам. До занятий оставалась еще целая не-деля плюс неделя отпуска. Всего получалось целых две недели. Должно было хватить. Хо-тя  для  чего  «должно  хватить» -  Олег не знал и даже не предполагал. Он знал и понимал только одно – надо ехать. Он должен быть там, где погибли все его родные. Он обязан там быть. Прошло  свыше  двух  месяцем со дня их гибели, а он, их сын, там ни разу не был. И тот факт, что он  ничего не знал о трагедии, что он этим летом был черт те знает где и про-сто не мог  ничего  узнать чисто по  физическим и от него не  зависящим обстоятельствам, ничего не меняло. Он обязан там быть. Пусть  даже и с большим опозданием, но -  обязан.. Деньги за  стройотряд у него были. Должно  было хватить и на билеты и на некоторое пре-бывание   в Иркутске. Где он  там  остановится, где  будет  жить – такие мелочи его совер-шенно не интересовали. Там, на месте, все будет видно. Мир не без добрых людей – помо-гут в случае чего. Сибиряки своих в беде не оставляют. А он считал себя сибиряком..
           В аэропорте он билет  взял сразу. Хотя народу было очень много. Сибирь возвраща-лась с  отпусков. Нефтяники,  газовики,  золотодобытчики,  горняки,  геологи  и просто те, кто  жил и работал за полярным  кругом или по северным  ставкам. Тогда можно было три года  отработать без  отпуска, зато  потом – отпуск  на  целых  полгода. Плюс  дорога, пол-ностью  оплачиваемая. Как  туда, так и обратно. И тебе, и твоей  семье. Плюс путевки бес-платные на южные курорты и санатории страны,  а иногда, для избранных – и за рубежом. Уезжали  обычно  отдыхать в апреле, а возвращались  в сентябре.. В то  время  на  Северах Сибири  жить и работать было экономически выгодно. По всем параметрам. А те, которые десять лет там  отработали, имели  право на  кооперативное жилье во всех городах страны, кроме Москвы, Ленинграда  Киева и еще кое  каких. И на Север тогда ехали. Но только по специальным  путевкам, по  вызовам, на  определенные  рабочие  места. Самому же, дика-рем, ехать не  имело никакого  смысла. Работу  себе  и жилье  не найдешь. А без  работы и жилья  жить на Севере -  это почти  верная  гибель. Поэтому  таких  дикарей  обычно мест-ные власти назад высылали. Чтобы забот меньше было и чтобы не мешались.
  .       Поэтому  во второй  половине сентября  аэропорты столицы на восточном направле-нии всегда были переполнены. Но Олегу помогло письмо. Билет ему дали. Рейс «Москва-Иркутск» с одной промежуточной остановкой в Свердловске,. самолет ТУ-144.  Хорошая машина. Пусть не очень удобная и немного тесноватая, но все равно – хорошая машина. А летать Олег любил. Он вообще был легок на подъем. Ему нравилось ездить. И на поезде, и на пароходе, и, конечно же – на самолете. А на самолете – вообще  блеск. Сама  атмосфера аэропорта  в корне  отличалась от  атмосферы  вокзалов. Она  была на порядок выше всего того. что  имелось на  вокзалах  и, как  бы  «аристократичней»,.что  ли. Словно  бы  не  для всех, не для толпы, не для стада, а только -  для избранных. А нам почему-то всегда хочет-ся попасть в ряды этих самых, избранных и стать, хоть на мгновение, но рангом более вы-соким, чем  мы  есть  на  самом  деле.. Как  будто мы от  этого  становимся  лучше. Но нам лучше-то и не надо. Нам надо – выше. Хоть чуточку, но повыше бы, чем есть на самом де-ле. Очень  хочется из грязи, да сразу прямо в князи. Как в сказке - . был обыкновеннейший Ванька-дурак, а поймал  щуку, пошептал что-то в кулак – и сразу же женился на самой ца-ревне. Значит, стал – избранным. И главное – без всяких  трудов. Балдеж и только! Чем не житуха?!  Так и здесь. Заплатил  деньги за билет – и соприкоснулся хоть на чуть чуть, но с избранными.Но извини, с какими  такими  избранными? Откуда ты их взял?  Они же прос-тые  работяги, как и  ты, только работают в более нечеловеческих условиях, а потому им и платят больше, чем тебе. Ведь в нашем  социалистическом  обществе каждому – по труду! Все  нормально,  все  справедливо! Чего же  ты  тогда  мельтешишь, лезешь?!  А  хочется!. Очень  даже  хочется!. Ведь, говорят, даже самые  обыкновенные, пустые, деревенские щи из квашенной капусты, но  налитые в  царский сервиз, становятся намного вкуснее, чем на самом деле. Может быть. Все может быть в этом «худшем из миров». Но Олег пока еще не страдал этим  совковым  комплексом  «лакейности», так характерным  для поколения «но-вых русских», для  которых  импортная этикетка, пресловутый  импортный  «лейб» значил на много  больше, чем само  качество товара. Потому и делали  в пресловутые  девяностые годы большинство  импортного  ширпотреба для  новомодных «бутиков», где любили ото-вариваться  «новорусские», в  каких-нибудь  задрипанных «Моршансках», только «лейбы» клепали на них импортные,  в спешном порядке только что привезенные е из - за границы ....... ..Прилетел Олег в Иркутск утром. Сидел он не слишком удобно, в середине «трехряд-ника», но он не привык обращать  внимания на  дорожные  мелочи. Справа  от него сидела пожилая женщина, слева – средних лет мужчина. Мужчина был поддатый и почти всю до-рогу спал, слегка  похрапывая от  удовольствия. Просыпался  он только на время обеда, да на прогулку в  туалет. А женщина у окна большую часть полета читала какую-то толстую, заввернутую в синюю бумагу, книгу. И  в  разговоры  с соседями  не вступала.  Олег  даже  рад был  такому  соседству. Оно не  напрягало  его и ни к чему  не обязывало. Сиди и мол-чи,  и подремывай  себе  на здоровье , уйдя  в  себя,  в собственные мысли. А они  были не слишком  веселого толка. Ведь он теперь остался один. Один на всем белом свете. И нико-го из  родственников у  него   теперь не было. Ни по  отцу, ни по матери. Может,  где кто и был, но  только  дома  ни с кем  из них никогда не знались и ни о каких таких своих родст-венниках, дальних там или ближних, разговоров никогда не заводилось. Что за этим скры-валось, Олег не знал, да и не особенно  интересовался. Нет и не надо. Особенно такими уж родственными чувствами по крови он не обладал. Ему важна была духовная близость, а не кровная. не родственная.
          Из аэропорта он приехал к своему  бывшему дому на такси. Он расплатился с шофе-ром, вышел  из машины и в растерянности остановился. А куда он теперь пойдет? Кварти-ра у отца была  ведомственная, что теперь с ней – неизвестно. Может, там уже другие  жи-вут, кто  знает? Он потоптался  на месте, не  зная, что  предпринять, потом махнул рукой и пошел в бывшую свою  квартиру, находящуюся в длинном, бревенчатом одноэтажном до-ме  с тремя  подъездами и тремя  одинаковыми, стандартными  палисадниками,  огорожен-ными крашенным в коричневый цвет штакетником. Они жили в среднем. В окнах бывшей их  квартиры  горел  свет. Мелькнула  сумасшедшая мысль – а, может, это все ерунда, и он сейчас  подойдет к двери, позвонит, дверь откроется и на пороге появится. Кто может поя-виться из  дома в это время, в первой  половине дня? Мать? Брат? Отец ведь всегда уходил из  дома в полвосьмого. Олег  потоптался в нерешительности около подъезда и поднялся к двери. Он здесь не  был целых  три  года, и когда  он подошел к двери, на сердце у него за-щемило. Он нажал кнопку звонка..
           Дверь открылась. В проеме стояла молодая женщина в цветастом домашнем халате, небрежно  застегнутом  на одну  пуговицу и еле  прикрывающем  тугие полушариях своих крупных, буквально переполненных женской силой красивых грудей. Ее темные  пышные волосы были собраны в большой узел на затылке и перевязаны красной ленточкой, откры-вая высокий  чистый  лоб с густыми, совершенно не  подправленными  бровями, свободно вскинувшимися над раскосыми, изящной миндалевидной формы, азиатскими глазами цве-та  кофе с молоком. Глаза  удивленно  смотрели на Олега, а ее левая рука торопливо пыта-лась свести разошедшиеся на груди воротнички халата.
           -- Здравствуйте! – сказал Олег, - Значит, это вы теперь здесь живете?
           -- Здра-а-вст-ву-й-те-е, - медленно, чуть ли не по слогам, проговорила женщина, все также  недоуменно глядя на Олега, - Вам кого? Мы здесь совсем недавно живем. Мы толь-ко въехали и никого не знаем….
            И здесь ее лоб  сморщился, взгляд стал осмысленно внимательным, а брови резко пошли вверх, будто поднялись два крыла неведомой птицы, летящей на Олега:
            -- Вы, наверное, насчет тех, кто  жил здесь до нас?
            -- Я сын их, Олег, - проговорил Олег,  Впустите?
            -- Входите, входите, - растерянно проговорила женщина, отступая в глубь комнаты.
           Это была  когда-то их кухня.  Большая,  метров двадцать  по  площади,  почти  квад-ратная,  с  двумя  массивными,  четырех  конфорочными  газовыми  плитами,  стоящими  у правой  по  ходу  стены.  Напротив  плит , у  противоположной  стены, стоял  большой  ку-хонный   стол, за  которым,  на  высоких   детских   стульчиках, сидели  две  маленькие де-вочки близняшки, годика  полтора по  возрасту, и с громаднейшим любопытством, аж рас-крыв свои ротики, смотрели на Олега.
           Странное чувство  охватило  Олега, когда он  вошел на  кухню. Прихожей, как тако-вой, в их доме не было. Входная дверь с улицы сразу же открывалась на кухню. Только на кухне, со стороны наружной стены,  был сделан специальный тамбур из толстых сосновых досок  глубиной  примерно  с метр. Тамбур  имел  две  двери – наружную и внутреннюю С одной стороны тамбура  размещался встроенный шкаф для одежды и обуви, а с другой, до самого  окна,  тоже  шкаф, но  уже  для  кухонной посуды. Тамбур делали солдаты отца. И, надо  сказать, что сделали  они его очень даже неплохо. И тепло стало, и красиво. Особен-но, когда к шкафам приладили полированные мебельные двери светло орехового цвета..
          Олегу  всегда  нравилась  их  кухня.  Здесь  он  чувствовал  себя уютно и комфортно. Именно  здесь  он ощущал  себя  дома. Особенно,  когда  на  кухне  стояла  печка Обычная большая,дровяною  угольная  кухонная сибирская  плита печь.. Та плита,  основная задача которой заключалась  не  только в  приготовлении пищи, но и в обогреве того помещения, где она находилась. И сидеть около плиты с книжкой  или учебником в  руках, прислонив-шись спиной к задней ее высокой стенке  – было одним из самых любимых удовольствий его детства и юношества. А еще лучше было сидеть  перед  раскрытой дверцей печки, без-думно глядя на пляшущие язычки пламени, перепрыгивающие  с полена на полено или же на ровные, ярко белые  огоньки горящего  угля  с зелеными  оборочками на  краях. Как го-ворили знающие  люди – эта  зелень на пламени  появлялась от горящего сернистого анги-дрида, которым были богаты угли Черемховского месторождения, находящегося недалеко от Иркутска, и запасами которого  пользовалась в то время  почти  вся  Восточная  Сибирь  для своих бытовых нужд. И в эти мгновения его мысли улетали куда-то  в самую что ни на есть   запредельную  неизвестность  человеческого  бытия.  Короче – он  элементарнейшие балдел от  ощущения  психологического  и физиологического  удовольствия, получаемого им  в данный  момент. Но потом, когда  эту плиту  сменили на газовые, ощущение радости   исчезло. И кухня  перестала быть местом отдыха и приятнейшего человеческого ничегоне-делания, а превратилась в обыкновенное место для приготовления и потребления пищи
.          Сейчас же атмосфера кухни, или, как теперь принято говорить, ее «аура», для Олега была  отрицательной. Не своей, чужой.. И он не  вернулся домой, к себе. Он зашел к кому-то в  гости. Даже  не  в гости. Какой  он  здесь  гость?  Так, зашел  по  нужде, спросить кое о чем – и все. Спросил и – и дальше. А что – дальше? Действительно – что?!. .
           Женщина  продолжала  недоуменно  смотреть  на  Олега.  Они  ничего не понимала. Она не  понимала, как ей  вести себя с Олегом, с этим  молодым человеком, неизвестно от-куда и для чего явившемся в свою  бывшую  квартиру, которую  только что дали ей, ее му-жу, капитану Советской Армии, и трем ее детям, двум девочкам близняшкам,  и старшему сыну,  пятикласснику. До этого они  жили в коммуналке, три  семьи на одну кухню и одну ванную. Они -  все  пятеро в одной  комнате. И в двух  комнатах  этой  квартиры жили еще две  семьи  военнослужащих. По  четыре в каждой. Так  что – весело  было  от души. И эту квартиру они восприняли, как  нечаянный  подарок судьбы, как  сумасшедший выигрыш в лотерею. Жалко  было ее бывших хозяев, конечно же жалко. И от этого никуда не денешь-ся. Но она-то со своей семьей причем? Ведь им сказали. что претендентов на эту квартиру нет. Погибли  все. Правда, должен  быть еще  сын старший. Он вроде бы в Москве учился. Но  его  на  свадьбе  не было. И уже больше  двух месяцев от него ни слуху, ни духу. И где он, что с ним – никто не знает. А он оказывается жив, здоров и теперь вот стоит перед ней. Кажется, его зовут Олег
 .        Она  настороженно посмотрела на Олега, потом  посторонилась и сказала:
          -- Проходите. Ведь вы Олег Жуков? Сын Юрия Павловича и Зои Федоровны, так?:
          -- Да, это я, - кивнул головой Олег.
         Он  понимал  причину  нервозности этой  молодой  женщины, нынешней хозяйки  их бывшей квартиры. Только въехать  в  новую для себя квартиру, в прекрасную и сверх дол-гожданную для  них  квартиру, получить которую в обычном порядке им пришлось бы не-известно  когда,  неизвестно где и неизвестно  какую; только  начать  обживаться и привы-кать к невиданному для  себя  комфорту и вот на тебе – приехала хозяин этой квартиры. И что им  теперь делать?! Правда, у них  есть все  необходимые  документ на квартиру. Ведь они не сами же сюда  въехали. Есть соответствующее чье-то  решение, на основании кото-рого им  выдали  ордер на жилье. Да  юридически у них  все в  порядке. Квартиру  им дали законно. Но…но на душе теперь как-то  нехорошо. Очень нехорошо. Чувство вины какой-то  перед  этим  парнем. Он  ведь тоже не  виноват. Он  ведь к себе домой ехал. А  получи-лось, что его дом уже занят. И что теперь?!
        . Женщина напряглась и взяла себя в руки. Она сказала.
          -- Раздевайтесь и проходите. Я сейчас мужу позвоню. Вы когда приехали?
          -- Только что с аэропорта..
          -- Вот и хорошо, - Голос  женщины  звучал  ровно  и спокойно. Она  пришла  в  себя. Чувство  растерянности у нее  прошло. И она  уже  знала, что  сейчас ей  надо делать. Она продолжила,  - Проходите, раздевайтесь. Где вешать одежду вы знаете. Здесь мало, что из-менилось с ваших пор.. Мы ничего еще не меняли.
          Она подошла к Олегу, взяла у него  из рук  импортную спортивную сумку с вещами, которую он по случаю купил в «Военторге» и  с которой всегда куда-нибудь ездил или ле-тал. Чемоданы  он терпеть  не мог. Чемодан  связывал  руки, ограничивал движения и ты с чемоданом в руках  чувствуешь себя всегда будто прикованным к какой-нибудь двухпудо-вой гире. Как говориться –«ни бзднуть, ни перднуть». Даже обыкновеннейшее хождение в туалет начинает превращаться в жутчайшую и трудновыполнимую проблему.
          Она глянула в лицо Олега и улыбнулась. На него пахнуло теплым запахом молодого женского тела, смешанного с запахом каких-то приятных женских духов  .:
          --. Меня  зовут  Марьяна. А.сейчас вы с нами  покушаете,  отдохнете. Поможете  мне девочек  накормить. А придет муж, мы все сядем и обсудим сложившуюся ситуацию. .
          Олег тоже  улыбнулся ей в ответ. Женщина понравилась ему. И сказал:
          -- Спасибо за  приглашение. Но  нас в  самолете  накормили. И довольно  неплохо. А ситуации  здесь  никакой  нет. Не  волнуйтесь. Я на  квартиру  не претендую. Я прописан в Москве, в  общежитии.. И после окончания института остаюсь в Москве. Сюда не приеду.. Просто, все  лето меня  не было в Москве, и я ничего не знал о случившемся. А квартира – что? Квартира ведомственная,  отцовская. Я даже не знаю, имею ли я на  нее хоть какие-то юридические  права. Но, если  даже и  имею, оспаривать  ничего  не  буду. Живите  на здо-ровье. Не беспокойтесь.
          Пробыл  Олег в Иркутске   десять  дней. Сначала он жил в своей бывшей квартире, у ее новых хозяев и спал в  своей бывшей комнате. Но потом его позвал к себе командир во-инской части, в которой  служил отец, его непосредственной начальник и друг, полковник Беляков  Сергей Афанасьевич. Полковник  был  «посаженым  отцом»  на свадьбе со сторо-ны  жениха  и тоже  должен  был  плыть  вместе со  всеми в тот «черный» день на остров к источнику., но не поехал. Почему?  Это  осталось и  для  него  загадкой. Не  поехал – и все тут!. Что-то  помешало в самый  последний момент. И он остался дома по каким-то своим, сейчас даже  трудно  объяснимым  причинам. Но  по   каким?  Он   теперь  даже  и   вспом-нить не может  Как бы оно ни было, но что-то вмешалось в текущий ход событий того дня свадьбы  и  в  самый  последний  момент перетасовала колоду. И Сергей Афанасьевич – не поехал. Не  поехал и остался  живой. А они  все поехали и – утонули.. Что бы это значило? Трудно сказать. Но наверняка то, что в его «Книге Судеб» была записана совершенно дру-гая смерть, а не эта, в холодных водах Ангары.
          И он  теперь – живой. А  его  друг, Юрка, с  которым  они  жили  «душа в душу»,  по мужски  «не  разлей  вода», с которым у него в  жизни  чего  только не было, он – погиб. И саднящее  чувство вины перед ним осталось теперь навечно в его душе, в его совести. Эта-кое постоянно  гнетущее  ощущение собственной непорядочности, трусости или даже пре-дательства  по отношению к  нему, позволившее  ему бросить друга в трудную минуту, ос-тавить  одного  в беде, не  помочь  выбраться. Вот  если бы он тогда поехал бы вместе с ни ми, трагедии  могло бы и не быть. Он бы не  допустил до трагедии. И от подобных мыслей Сергей Афанасьевич  не мог никак избавиться. Как не хотел, как не старался.
            А на  Олега он  смотрел, как  на  собственного  сына, хотя у  него и своих было два, Оба – ровесники  Олега. И  оба  его сына  пошли по стопам своего отца. Оба учились в во-енных  училищах. Один – в местном, артиллерийском  училище, что находилось в Иркутс-ке-1;  другой – в Новосибирске, в ракетном училище.......
            Сергей Афанасьевич помог  Олегу утрясти его Иркутские дела, образовавшиеся по-сле смерти родителей. И с их бывшей  квартирой, и с их мебелью, и с их библиотекой и со всем  тем, что  их семья  приобрела и накопила  за долгие  годы совместной жизни. Ладно, квартира, здесь  сразу все было ясно. Квартира отца была ведомственная, от Минобороны, Олег в ней не  прописан  уже  несколько  лет  и претендовать  на  нее  не  имеет  права. Да, он  выписался, когда  уехал  учиться в институте. Но институт – в Москве, и институт этот гражданский.. Если  бы он учился  в военном  училище, тогда бы можно было еще как-ни-будь исхитриться и предоставить  ему что-то попроще и поменьше, вместо этой шикарной квартиры. Если постараться, конечно, Причем – очень постараться. И то, если Олег станет настаивать  на своем праве на жилье в Иркутске-2. Но Олег не собирался настаивать. Ведь он учился в одном из  лучших ВУЗОВ  страны, учился на  отлично и спокойно мог рассчи-тывать на хорошее  распределение в самой  Москве или в ближайшем Подмосковье: в По-длипках, в Балашихе, в Новогирееве, Видном, Обнинске  или  в каком-нибудь  еще  подоб-ном   городе. А может  даже – и  в секретный  закрытый  город, о  которых у студентов ин-ститута  ходили легенды. Да мало ли куда  можно будет  распределиться  после окончания такого института на отлично!?  Главное то, что  работа ему  будет! А если будет работа, то будет и жилье! Можно будет  даже и в Иркутск вернуться, на его авиационный завод. Сер-гей Афанасьевич пообещал вызов сделать, если нужно будет.
            Так  что, возможностей  у  него  после  института – море! И на одном Иркутске ему «зацикливаться» не слишком хотелось. Ему хотелось, все-таки, остаться в Москве. Москва ему  нравилась. Москву он полюбил. И он окончательно решил связать свою будущую су-дьбу с Москвой. И только с Юлией. А в этом случае задача значительно упрощалась. Ведь женатые  молодые  специалисты,  прибывшие  по  распределению  на  предприятие, имели право на  отдельную  квартиру. И они получали ее вне общей заводской очереди через Со-вет молодых специалистов. Поэтому, зачем  им Иркутск, если их ждала Москва? Вот толь-ко бы с имуществом  побыстрее разобраться и придти хоть к какому-нибудь цивилизован-ному своему завершению
          Все вещи из их квартиры хранились на одном  из складов  воинской части Белякова.. На вещи была  составлена официальная опись, подписанная комиссией по похоронам и за-веренная гербовой печатью воинской части. Все, как положено. Все, как надо. И по совету Белякова  мебель. одежду, посуду  Олег сдал  в комиссионный  магазин, оформив доверен-ность на получение  денег от продажи на того же Белякова. Драгоценности, а они у матери были, он, конечно же, взял с собой. Пригодятся.  Ведь у  него  уже  была  Юлия. А, значит, будет и жена. будет и семья. И  деньги  наличные, а их  оказалось  около  двух тысяч, тоже взял с собой. Как и сберкнижку с семейным  вкладом, где даже после затрат на свадьбу то-же еще кое что  осталось. И немалое кое что. Ведь отец с матерью были по тем временам, далеко не бедной семьей. Взял Олег себе также награды отца и матери, семейные альбомы и письма  отца с матерью. Вот, пожалуй, и все, на что он мог тогда претендовать и что мог увезти с собой в Москву, в свою комнату студенческого общежития.. .....
             Сложнее  оказалось с семейной  библиотекой. В ней  насчитывалось  почти четыре тысячи  томов. Отец с матерью  собирали ее все жизнь. Почти все  подписные издания Со-юза  были  у  них. Мировая  и  отечественная  классика. Художественная,  познавательная, справочная,  включая  энциклопедии. Не  только «БСЭ» второго и третьего издания, не то-лько «БДЭ», то есть, большая  детская  энциклопедия,, не  только  энциклопедия растений, но  даже и «БМЭ» или большая медицинская энциклопедия. Как раз именно то, что и нуж-но нормально развитому  Советскому  гражданину, воспитанному на  мировых  человечес-ких  ценностях, и строящего  самое  передовое и самое прогрессивное в мире Социалисти-ческое государство рабочих и крестьян. Олегу  жалко было  терять  библиотеку, в которой он  знал  чуть ли  не каждую книжку. Пусть не все в ней он читал, но держал в руках прак-тически каждую книжку. И не только держал, но и листал, пробегая глазами станицы., Од-нако  брать ее  ему  было некуда. Не в комнату же общежития? Он попробовал было пода-рить  ее  Белякову.  Подарить  официально, через  дарственные  документы, но  тот катего-риически  отказался. и посоветовал  передать всю  библиотеку в местную  школу-интернат для  слаборазвитых  детей,  шефами  которой как раз и была воинская часть Белякова.. Что Олег и сделал. И с легким сердцем и совершенно  чистой совестью по поводу благополуч-ного завершения своих  нелегких  Иркутских дел, улетел к себе в Москву. Перед отъездом он еще раз сходил на кладбище.
            Могилы отца,  матери и брата с молодой  женой, даже  еще  не женой, а всего лишь  невестой, находились  в  старой части городского  Иркутского  кладбища. Место  было ти-хое, спокойное и даже, в какой-то степени – уютное, недалеко от стены ограды, выполнен-ной из  старинного  темно красного  кирпича. Вдоль стены  стояли  высокие и  кряжистые, могучие старые березы с бугристой, сморщенной, потрескавшейся от многолетия корой. А рядом, за витой металлической  оградой, отлитой  из чугуна  на  местном  «литейно» меха-ническом  заводе, нашли  свой последний  приют  четыре  человека: двое  взрослых, почти что уже  пожилых и  двое молодых, совсем еще молоденьких. Четыре могильных холмика, ровных аккуратных, старательно обложенных дерном и буквально заваленных свежими и старыми, уже высохшими и завядшими, цветами. Всякими: в букетах, в венках, в вазочках и просто  россыпью. В изголовье  каждого холмика стоит металлическая конусная тумба с пятиконечной  звездой на вершине, окрашенные в красный цвет.. На передней стенки тум-бы – овальные рамки с фотографиями погибших. Все – Жуковы.
                Жуков Юрий Григорьевич          Жукова Зоя Федоровна,
                1942 – 1987гг                1944 – 1987гг

                Жуков Михаил Юрьевич.             Жукова Татьяна Павловна
                1967 – 1987гг                1968 – 1987гг
          В передней части ограды, справа, ближе к боковой стенке, сделана дверка с поворот-ной  ручкой. А сразу  за  дверцей, слева  от входа  вкопана  деревянная скамейка  с неболь-шим металлическим  столиком  перед ней. То самое место, где можно посидеть, подумать, пообщаться с памятью  и душами  ушедших. Можно даже и выпить и всплакнуть немнож-ко. Если уж невмоготу совсем. В таких слезах ничего стыдного нет. Такие слезы очищают, снижают боль и приносят  хоть какое-то облегчение. Пусть выдуманное, пусть эфемерное, но  все  же – облегчение.
            Но  Олегу  сегодня  почему-то  не  плакалось. Хотя  на  душе было больно, горько и обидно. За  что?!  За  что?!  Кому  они, погибшие, сделали плохо?! Ведь совсем еще  моло-дые!. Жить бы  да – жить. А оно  вон  как  обернулось! И кому  это  нужно, чтобы умирали молодые?  Природе, где все хаотично, случайно и где властвуют дикие,  животные  законы инстинктов? Или – ему,  который  называет  себя  Богом?  Если ты – Бог, если ты Всесиль-ный и Всемогущий, тогда  скажи мне, простому  Советскому  парню, Олегу  Жукову, стоя-щему у могилы четырех   родных и дорогих ему людей, которых  этим летом трагически и нелепо погибли, зачем  ты это сделал?  Для чего? Кто тебе дал право убирать с лика Земли хороших людей и оставлять в живых всякую нечисть и всякую погань? Кто?! Живут, здра-вствуют  и  процветают  в  этом,  созданном  им, мире  убийцы,  насильники,  бандиты, во-рье всякое, а хорошие, нормальные люди – погибают…
           Ты  что  вытворяешь  с людьми, которых  поселил  на  этой неласковой Земле. а? За-бавляешься?!   Экспериментируешь?   Издеваешься?  Люди   для   тебя,  что – подопытные мышки, да?!  Смотри, доиграешься. Люди не «идиоты». Иногда они прозревают. И тогда – смотри-и-и-и.…Как  сказал  один из  английских  писателей, набожный католик из аристо-кратической  семьи, ушедший добровольцем на фронт и после войны публично отрекший-ся  от  Бога.. Не помню  только его  имя. Джеймс  Олдридж , кажется. Так  вот, он  сказал в одной из  своих  книг устами  главного  героя, летчика-истребителя, сбитого  над  террито-рией  Германии, попавшего  к фашистам  в плен,  отсидевшего  больше  года  в концлагере Бухенвальд и  бежавшего  оттуда  к французским «маки», чтобы стать в ряды Сопротивле-ния для борьбы с фашистами, такие слова:. .
           -- Господи!  Если ты  есть  на  этом  грешном  свете и ты смог допустить «ТАКОЕ!» -  тогда зачем ты?!. Тогда ты не имеешь никакого права на собственное существование и я -  проклинаю тебя!.
           Но  подобных  мыслей у  Олега не  возникало. И не  могло  возникнуть. Ведь он был типичнейшим  Советским  молодым человеком,  стопроцентным  материалистом и до выс-ших  небесных, в  каком  бы  виде  они не выступали, ему не было абсолютно никаких дел. Он пришел сюда, на  кладбище, к могилам своих родных, чтобы попрощаться с ними, с их прахом, а заодно – с целым периодом своей жизни, с периодом своего детства, отрочества и юношества, с той частью своей жизни, которая прошла у него в Иркутске-2. Теперь у не-го начинается  совершенно  новый и совершенно  иной период жизни – Московский, абсо-лютно  не связанный с Иркутском... … 
           В Иркутске он еще успел  побывать только один раз. И с Юлией. Через год они при-ехали сюда  на производственную  практику на  Авиационный  завод. Приехали по вызову от завода. Вызов  им  сделал Сергей Афанасьевич. И все это  время они жили у него. В Со-ветское  время  такие  студенческие поездки  были  не  только возможны, но  даже широко практиковались. Поэтому  студенты  Иркутского  Политехнического института могли спо-койно поехать на  практику на  любой  машиностроительный  или металлургический завод Урала или  Европейской  части Союза  И наоборот,  студенты  Европейских ВУЗов страны ездили на  практику на  предприятия  Сибири и Дальнего  Востока.  Было бы желание. А у студентов  желание  помотаться по  свету было всегда.. Расточительно? Конечно! Ведь все эти поездки денег стоили. И оплачивались из бюджета страны. Но страна сознательно шла на подобные затраты. Страна  большая, возможности у нее – сумасшедшие! Поэтому, пока ты  молодой – езди, смотри,  любуйся  просторами  своей Родины и – гордись  ею. И делай все,  чтобы твоя  Родина  была  крепкой, могучей и богатой  страной. И, как ни странно те-перь может показаться, Советские люди действительно гордились свое страной, и Советс-кий патриотизм являлся неотъемлемой частью характера каждого Советского гражданина. Каждого! Именно так, а не как-то по другому. Вспомните:
           -- У Советских собственная гордость – на буржуев смотрим свысока!
           Странное это было существо – Советский человек! Полунищий, полуголодный, оде-тый черт те знает во что, живущий, по цивилизованным  меркам, чуть ли не в «трущебах», не имеющий в своей  стране практически никаких демократических прав, полностью зави-сящий от воли и прихотей любого своего начальника, но –всегда  веселый, дольный и сча-стливый, не способный ни на  подлость, ни на предательство и готовы  трудиться на благо своей Родины чуть ли не бесплатно.
           И редко кто из простых Советских людей согласился бы тогда променять эту  свою, пусть не  слишком благоустроенную Родину на  буржуазный  рай, каким бы красочным он ни  казался. Были,  конечно же  были такие,  которые  уезжали,  которых  выселяли. Но это  были  не Советские  люди, это  были  какие-то -  другие  люди. Их и называли-то не слиш-ком благозвучным для советского уха словом – диссиденты. И отношение  к ним в  общей  массе  было  довольно  скептическое.. Авторитетом они ни у каких слоев Советского насе-ления  не  пользовались. Правда,  среди  диссидентов  вроде  бы  попадались  и приличные  люди,  даже  талантливы, порой  и очень талантливые. Их  фамилии и их произведения по-тихонечку  ходили в  студенческой среде, и многие студенты активно читали их, В том чи-сле и Олег. Студенты в своем  большинстве  знали  творчество Аксенова, Гладилина, Сол-женицина.. «Архипелаг  Гулаг»  в рукописном  виде  Олег  уже  читал.  И хотя не со всеми фактами,  указанными там, он  был согласен, но, все  таки, это была стоющая книга! Читал он и признанный Солженицинский  шедевр -  «Один  день Ивана  Денисовича», выдвигае-мый в  свое  время на Ленинскую  премию. И остался  доволен. Мощная  книга. И  мощная не только от  необычности для  граждан Союза  темы. Мощная по языку, по  художествен-ной  силе  воздействия  на  читателя. Но следующая  его  книга – «Матренин  день», совер-шенно  не  понравилась  Олегу. Слишком  мрачно, слишком глухо и слишком безнадежно. Так писать нельзя. После подобных книг жить становится невмоготу, не хочется. А книги должны учить жить, должны звать нас к лучшему и воспитывать в нас лучшее. Так думал Олег и был уверен в своей правлте. Поэтому книги  писателе девяностых годов он не при-знавал за литературу. Подобная  писанина  ему была не нужна. Читать для обыкновенней-шего «времяубития» он не собирался, не умел и не желал.
             А от  прозы  Аксенова,  его  знаменитого «Звездного билета», его  «Апельсинов  из  Марокко»  и особенно от  «Пора, мой  друг, пора» он просто  балдел. Чистая, светлая, сол-нечная и чуть ли не певучая  проза. Читаешь, читаешь и  еще  читать хочется. Сам процесс чтения уже доставляет удовольствие..Правда, от его  скандальной «Бочкотары» он был да-леко не в  восторге. Она  ему  совершенно  не  понравилась. Как  не  понравилась популяр-ная  среди  студенчества  Ерофеевская  повесть «Москва-Петушки» А от Лимоновской пи-санины под названием  «Это я - Эдичка» его  буквально затошнило.  Так смаковать пороки человеческих отношений – зачем?!. Для чего?»
            Он  не  любил  художественные произведения,  «натуралистически»  описывающие грязь и вонь общественных туалетов страны. То, что «дерьмо»  пахнет, он и  без  них знал. И читать  детально  описанные  запахи  этого  «дерма» он не  собирался. И не испытывал в том  никакой  нужды. Задача искусства, по его интуитивному уразумению была совершен-но в другом -  делать  человека  лучше, чем он есть  на самом деле, а не потакать его поро-кам и слабостям и не опускать «гомо сапиенса» до животного уровня....
          Певцы-диссиденты тоже ходили  среди  студенчества. Точнее – их записи. Там были классные  певцы и певицы. . Во всяком случае – не  хуже  официальных, не  вылезающих с экранов  телевидения,  этих  Лещенко, Пугачевых, Поноровских,  Толкуновых,  Сенчиных, Пьех. Кто там еще был? Кого – упустил? Ах, да -  Ротару!  Ну, Ротару к ним  не относится. Ротару – это особый  разговор. Ротару – это  потрясающая  женщина.  Красивая  женщина. .Очень  красивая!  Неповторимо  красивая!  Да  еще с таким  завораживающим,  чуть ли не волшебным, чисто женским  голосом.  Про нее трудно что-либо плохое сказать А, как дер-жится! Одно – загляденье!  Принцесса! Леди! Само  женское  достоинство  на  пьедестале! Женщина!  Его Величество Женщина!  Вот уж кому  не надо ради  дешевой  популярности бегать  полуголой  по  сцене или  задирать  подол  платья, показывая фанатам свое нижнее белье. И так все  ясно! Перед ней  хочется в благоговении склонить свою голову и опусти-ться на  колени. И сказать  покорно:  «Все, я - твой!  Отныне и  навеки! Делай со мной, что хочешь, но от тебя я никогда и никогда не уйду!»..  -
         Среди  диссидентов  были  прекрасные  певцы и певицы. И Лариса  Мондрус, и Аида Ведищева, и Ирина   Бродская  и много  еще  других. А  вот  мужчин  певцов среди  уехав-ших было  мало. Пожалуй, один  лишь  Эмиль  Горовец,  да  еще  Александрович,  два Со-ветских  тенора с  изумительно  чистыми  голосами. А остальных  не  выпускали,  а просто отлучали от эфира, как  Макарова,  Мулермана,  Ободзинского и многих  других, не слиш-ком ярких и менее известных певцов и исполнителей.
          Жили они с Юлией в Иркутске у Сергея Афанасьевича. На  работу ходили вместе на авиационный завод. Благо, что недалеко, минут  двадцать спокойной ходьбы. Трудились в цехах. Олег – слесарем  сборщиком в  корпусном цехе, а Юлия – токарем в механическом. Здесь же встретили и отметили  годовщину  трагедии. Собрались близкие и знакомые в их бывшей квартире. Приглашенных  было не много. Всего  лишь человек двадцать-двадцать пять. Не  больше. Ну,  а  те, кто  просто  хотели  помянуть  погибших, те  приходили  сами. Двери были  открыты для  всех желающих. И люди шли, шлм, садились, выпивали стопку, другую, закусывали и уходили. Кто – молча; кто произносил речь.. Кто – оставался надол-го, кто  уходил  сразу.. Таких, свободно  приходящих  было  много. Олег  даже  поразился, сколько,   оказывается, иркутян  знали,  помнили  его  родителей и его  брата  с  невесткой. Много, очень много. Чуть ли не пол Иркутска. Кое  кто из  них  даже и  плакали. Хотя это, может быть и элементарнейшая дань традиции. На Руси на похоронах и на поминках было принято плакать. Искренне или не искренне, это не важно. Главное, чтобы плакали...
        На Руси даже  профессия  такая  была у некоторых  женщин  в  деревнях и небольших провинциальных городках. Правда профессия неофициальная, так сказать – любительская, по совместительству. Как  сваха, например,. Их  задача  была  плакать  на  похоронах и по-минках,  иногда – на  свадьбах,  когда  невесту  одевали в свадебный наряд. Их и называли так – «полакальщицы». И они  плакали. И не просто плакали. А обыгрывали своеобразный спектакль, где они не просто слезы лили по заказу,, а песни пели «причитальные» с крика-ми, стонами, визгом и  долгими  горловыми завываниями, с характерным  «пританцовани-ем»  и  различного  рода  выразительными телодвижениями в виде  ритуальных фольклор-ных танцев. Чуть ли не спектакль разыгрывался  на тему смерти любимого  человека. Кар-тинно и  красочно  убивались  горем   для многочисленных родных, родственников, знако-мых и последних гостей  усопших.
           Хорошо  это  или  плохо,  сейчас  сказать  сложно. Ведь слезы искреннего горя тоже должны  быть  искренними,  настоящими, а. не  ложными, искусственно  фальшивыми. Но кто знает. где  здесь правда. а  где игра? Толпа  хочет  зрелищ, толпе надо зрелища, по ны-нешнему – шоу, где красочная неправда  перекрывает правду и становиться более  нужной обыкновенным людям, а значит -  более востребованной. Так  было  всегда, так  было при-нято на  Руси  издревле. И не  нам  судить  наших предков. Кому надо плакать – пусть пла-чет. Кому  хочется  плакать – пусть  плачет.  Кто  же  не  хочет  плакать – пусть  не плачет, пусть не притворяется. Это его личное дело, его выбор. Но вот кто не может плакать – тем сложнее. Эти люди носят свое горе в себе. А такая ноша не  всегда  бывает посильной. Да-же для очень крепких людей.. Можно ведь и надорваться..
           Олег относился к той категории людей, которые не плачут. И он молча сидел за сто-лом, бесцельно глядя на суетящихся вокруг длинного стола, составленного из нескольких сдвинутых  обычных столов, знакомых, полу знакомых и совершенно незнакомых ему лю-дей, на их разгоряченные лица, оживленно, а порой и весело блестевшие глаза,, непрерыв-но двигающиеся  в  разговорах  влажно сальные губы, и чувствовал себя далеко, далеко от всех них. Они были ему  абсолютно и совершенно  не нужны.. Помянуть своих родителей, своего брата с никогда не виденной им молодой женой, даже не женой еще, а только лишь невестой, он  спокойно  мог и один. Для  поминания  ему  «сотоварищи»  нужны  не были. Все. это можно было  бы сделать и в маленькой  компании самых близких для него людей, его  Юлии. да Сергея  Афанасьевича с семьей. И -  все! И - хватит! Но…положено  именно так. Кем положено, для чего положено – не известно. Но обязательно нужно много гостей, много выпивки, много закуски, много пустых  разговоров, непонятно  каких и непонятно о ком. Чаще всего даже не о погибших или умерших.
         Олегу поминки не  были  нужны в самом  своем  принципе. Своих  родителе и своего брата он помнил и так, без  этого обязательного внешнего напоминания. С отцом, матерью и братом он  всегда был в хороших отношениях. И их потеря для него оказалась невоспол-нимой в самом высоком  понимании  этого слова. Он словно бы потерял самого себя. При-чем, наиболее важную для себя частицу. И чувство  душевного одиночества в сочетании с психологическим  дискомфортом  останется  теперь  навсегда  в его сердце. Единственной теперь его опорой, его надеждой и спасителем  в этом  неласковом для него мире стала его Юлия. Его любовь, его подруга,  его жена и его вторая  половина. Без нее он теперь даже и не  мыслил  своего  дальнейшего  существования.  Она  стала  для  него  всем. Даже  самой  жизни. Во всяком случае, ему так казалось. И он был не так уж и далек от истины...
        Возвращаясь с практики домой, к себе в Москву, они  заехали на пару дней в Томск, к директору Юлиного детского дома. Радости ее не было границ. Она действительно питала некоторую слабость к Юлии. Своих детей у нее не было. Ее детьми стали дети ее детского дома. А Юлия – одна из самых  ее  любимых  дочерей. И вот  эта  дочь  заехала к ней через несколько лет  после  окончания  школы. Да не одна. А со  своим молодым мужем. Как же здесь не радоваться?! И она радовалась целых два дня. А вместе с ней радовались и все ее питомцы, воспитанники  детского дома  имени  Надежды Константиновы Крупской. А по-том  Олег  с Юлией  улетели  в  Москву,  в  свою  комнату  в  студенческом  общежитии. И больше они  в  Иркутске и в Томске  не были никогда. Жизнь увела их от городов Сибири. И кто знает, права она здесь оказалась или нет?.



                *  *  *