О Диме

Снова, детство. Юность.
Зелёная до боли трава. Её гладит ветер. Запах вечности исходящий от прибитой дождём пыли.
Потом другая картинка: пляжный песок, камыши, солнце.
Димка, едва касаясь земли, на носочках бежит к воде. Осталась фотография,
которая документирует это воспоминание. Димке сейчас двадцать два года,
но он до сих пор иногда ходит на носочках.

С горечью пытаюсь осмыслить, отчего, с одной стороны, не по человечески его любя, - с другой, я превратил жизнь своего брата в настоящий ад.
И прихожу к выводу, что так уж многие из нас сотворены, что, любя, - ненавидят.
Причём, и то и другое – с одинаковой страстью.

Перехожу на несколько минут в своё детское прошлое. Ночь.
Меня укладывают спать.  Со мной сидят и всячески ублажают:
убаюкивают, ласкают, отпугивают страхи перед предстоящим сном.
И вот, - комната действительно пуста. Я прошу:
 « Мама, пожалуйста, оставь хотя бы щёлочку! »

Мамины шаги удаляются, и я слышу только невнятные звуки беседы на кухне.
Я нахожусь один в тёмной комнате, съёживаясь от страха перед каждым скрипом
оконной рамы, при нарастающем грохоте каждой проезжающей за ней машины.
Свет ночных фар, рассеиваясь в пустоте, и делаясь тусклым, проникает в комнату,
бегущими по потолку полосами.
На белой двери раскачиваются зловещие тени каштановых листьев.
Я вглядываюсь в узоры…
Я вижу её ! Это ведьма с распущенными космами. Она пляшет угрожающий танец.    
Стоит мне закрыть глаза, как она вопьётся в меня своими зубами.
- Мама! Мама! – кричу я.
Но она молчит.
Я боюсь встать и открыть дверь, потому что для этого
нужно встретиться с ведьмой.

Страх доводит меня до изнеможения, и я засыпаю.
Мне снится общественная уборная, с шумящей водой,
обшарпанными стенами и вечным запахом хлорки.
Я хочу справить мелкую нужду, но слышу угрожающий шёпот ведьмы,
и не могу пошевелиться.


Наверно, такие же страхи терзали моего братика, по ночам.
Мне тогда было уже тринадцать. Его ночные капризы затягивались на долгие часы,
превращая мамино время в бессонницы. Я, ничего не понимая, видел в поведении брата злонамеренность, и, жалея мать, порой вскипал от ненависти.

 Наблюдая бессилие родителей, и держа большую злобу на брата, я как-то сказал:
«Дайте мне попробовать успокоить Диму».
 И мне позволили.

Я вошёл к нему в комнату и плотно закрыл за собой дверь.
- Где мама? – спросил Дима.
Я подсел на кровать и устрашающе вкрадчиво сказал:
«Произошла ужасная вещь. Наша мама упала с лестницы и сломала шею.
Сейчас мама  в больнице, врачи пришивают ей голову.
Если ты будешь тихо себя вести, не будешь кричать и хныкать, то операция пройдёт успешно. И мама вернётся. Обещай мне, что ты не станешь никого
звать. Обещаешь?
- Обещаю, - ответил Дима голосом, срывающимся в плач.

Я выхожу из комнаты не без самодовольной улыбки, - гордясь своей выдумкой.

Около получаса длится полнейшая тишина.
- Даня, как тебе это удалось? – спрашивает мама.
- Это моя тайна – отвечаю я.
Полная любопытства мама тихонько подходит к двери детской и приоткрывает её,
чтобы убедиться, что Дима действительно спит.
Через дверной зазор на Диму падает свет.
Я только помню, как страшно, всем телом он вздрогнул:
«Мама, ты жива?»

Всё, конечно же, вскрылось. Но меня даже не наказали, понимая, что хотя я и подросток, но всё-таки ещё ребёнок, который мало ведает – что творит.   
 
Позже, - уже в Душанбе, у нас дошло до поножовщины.
Во время ссоры, на запале страстей, Димка два раза ударил меня столовым ножиком по голени. Рана была пустяшная – но в нас обоих проснулась совесть:
Дима зашёл в ванную комнату, где я отмывал от крови повреждённое место,
и, потянувшись ко мне с объятием, попросил прощения: спросил – «Не больно?».
Я тоже извинился.
- Мы не должны драться. Ведь мы же – БРАТЫ! – сказал Димка.