Бег лукавого времени

Отпущено так мало, когда изредка догадываешься о свойствах времени. Мне смешно, но я смотрю нетронутым взглядом неандертальца на восьмое чудо света - часы. Стрелки и циферблат упорно пытаются убедить меня, что всё равномерно движется вперёд - секунды, минуты, часы. Я всё ещё помню детство, переполненное событиями за единицу времени, умеренную - что б не сказать степенную - зрелость с абсолютно иным ходом времени. Дальше дело не дошло - старость я ещё не могу вспоминать - нечего. Хотя, если ориентироваться на слова Сергея Петровича, который меня убеждает, что давно и успешно пристрастился к старости, то я могу о ней лениво рассуждать теориями дилетанта. При этом откровении наедине со мною - привлекательной особой противоположного пола - мужчина в рассвете сил что-то нравоучительно декламирует о почётной во всех отношениях тренерской работе. И что из большого спорта  так называемого - великого секса - он давно ушёл, скорее всего - навсегда. Но его серый и много повидавший за жизнь глаз при этом хитро щурится. Особенно, когда он смотрит на мои острые коленки, делая вид, что просто задумался о тайнах мироздания. О моём потерянном поколении он с грустью и иронией торжественно говорит:
- Они, молодые и молодящиеся, думают, что успеть - это обязательно спешить. А это - вообще остановиться, чтобы время тебя не заметило и промчалось прочь. Нужно вовремя выскочить из времени, чтобы стать его наблюдателем. Затаиться и пережидать - это так просто! Многое можно заметить. Небо, например, его цвет и глубину. Или самого себя. Но это сложнее: лицом к лицу лица не видно. А к своему собственному, неприметному в буднях и собственной сутолоке лицу - ближе всего. Его вообще всё время с собой носишь - нравиться тебе это или нет.
Этой простой житейской философии он научился у нашего общего соседа - дедули-часовщика, как его все называли во дворе.
Когда умер наш общий сосед - старичок лет ста, не меньше, нам показалось, что он не умер, а просто вышел из времени в другую комнату и вот-вот вернётся. Ни чувства тихой и поглощающей горести или утраты у нас не было. А было полное ощущение выключенного телевизора. Нажмёшь кнопку - и он вернётся назад. Он так уже возвращался неоднократно. А родственники дедка - хоронят его вообще лет с семидесяти. Это превратилось в ритуал. Старичок всё не умирал, был весёлым, тщедушным, кормил бройлерных, перекормленных голубей на рассыпающемся от их прыжков балконе, любил слепой, куриный, тёплый и прозрачный, летний дождик - и часами сидел на старенькой, как и он сам, лавочке под благоухающей и бесстыдной, распахнутой каждому сиренью, вдыхая ароматы свежести цветения жизни. За счёт этого, наверное, так долго и жил. Так что, если вам нужны квадратные метры чьей-то квартиры из родственников, который уже давно пересидел на этом белом свете все сроки, не выпускайте необдуманно их под всплески нагого цветения возрождающей к жизни весны! Иначе они станут бессмертными и переживут вас самих.
Когда дедуля всё-таки внезапно умер - а это всегда и для всех привычно внезапностью, никто ему не поверил. Он был интриганом в этой судьбе. И его неувядающим аферам верить привыкли. Смерть - самая большая афёра, всегда!
- Шутишь - говорили соседи - этого не может быть. Он ведь знал Моисея, который водил его по пустыне лет сорок, чтобы дед забыл чьё-то там рабство. А он его не забыл. Он и свободу не забыл. И смесь свободы с рабством помнил - самая гремучая смесь. И раба из себя по каплям выдавливал. Правда, это не пригодилось. Быть рабом оказалось привычней и почётней. А главное, иного состояние - человечество ещё не придумало. Назвало очередное рабство демократией - и успокоилось. Но это давно было, когда греки там разные и римляне думали, что они - самые умные. Теперь все так думают. Что самые умные - умнее Аристотеля, Сократа, Пифагора и Сенеки вместе взятых. Где же тогда - дураки? Куда их - бедненьких и не востребованных - дели?
А рабом быть безопасней - в эту игру все научились играть. Проигрывает тот, кто ещё чему-то удивляется. Бог, конечно, кроме демократии, знает что-то поумнее - вне сомнения. Но человечество уже мало к этому прислушивается - заигралось! Да и хлопотное это дело - слушать кого-нибудь, кроме себя.
Да и слух утрачен, вслед за зрением. Так легче выжить пещерному человеку.
В квартире дедушки-соседа нашлось огромное количество часов. Они показывали разное время - шли по часовым поясам. На почётном месте находились часы имени Павла - не помню отчества - Буре. Строгие, самые точные и скучные. Они не давали шансов на ошибку: совершенство попахивало дьяволизмом в чистом виде. Нечего отнять или прибавить - докатились! А как же неожиданные мгновения? Где просочиться мигам внезапного озарения?
Будильники всех мастей скрипели, дребезжали, фыркали, страстно завывали, трезвонили. Швейцарские часы добропорядочностью и качеством - утомляли. Висели на стенах гробики с кукушками - периодически из них вытряхивалось нечто и каркало или кряхтело - триллер на все времена.  Даже песочные часы, которые давно никто не переворачивал, были наготове и ждали рокового часа, чтобы отсыпать десять или пятнадцать минут сыпучей в нирвану вечности. А потом уйти в свою пустыню - и стать миражом.
- Зачем ему столько часов? - спросила дворник Клава с восторгом аборигена, увидевшего блестящее зеркальце с солнечным зайчиком.
- Чтобы своевременно успеть на тот свет - брякнул кто-то из соседей. Все здравые и деловые соседи его недолюбливали. За то, что дед стал вечным, обманув даже время. А им ещё - копошиться на этом свете.
- А кому он их завещал? - не унимался любопытный голос доброжелателя, имеющего выгадывать свою корысть даже из спёртого воздуха.
- Тому - кто будет жить в его квартире, и следить за ходом времени постоянно.
- И есть те, кто согласились? - спросила милая и доверчивая Клавочка.
- Ещё бы! А квадратные метры? Они в цене. Это вам не часики. Желающих - море - кто-то из соседей поведал тайну спорной и желанной квартиры.
- Да, у него племянник - часовщик. Он обрадовался коллекции. А что б он её не продал, другие родственники будут следить. Иначе - отберут метры.
 Так в завещании чётко и указано: разделяй и властвуй! Шик! Старик любил шутить. Даже после смерти. Поэтому так долго жил - соседи знали всё.
- Так под это тиканье не уснёшь - Клава жалела племянника-добровольца.
- А пусть вообще не спит и слушает вечность! - это чья-то неуместная шутка.
Все расхохотались. Скорбная процессия напомнила встречу фанатов времени.
- А почему наш дедуля не был женат? - Клава хотела знать истину.
- Потому что женщины воруют много времени. Любовь приходит и уходит, а  музыка времени - вечна. Во, как тикает. Нельзя слово услышать!
Упокой Господь его душу, считающую своё бессмертие - настенным  временем! - сказал кто-то тихо. Все согласились, вышли из его музейной, редкой  комнаты и забыли о нём надолго. Хотелось бы - навсегда, но не вышло.
Через сорок дней после печального случая потери соседа из состава постоянных жильцов - с часами всех абсолютно, проживающих в мире и добре в этом доме, начало происходить нечто неописуемое. Часы всех степенных и добропорядочных жителей дома начали жить своей отдельной, никому неизвестной, потусторонней жизнью. Они - спешили, могли отставать, стали навсегда или даже пошли назад, вопреки всякому здравому смыслу и законам физики. Старичок напоминал о себе таким странным, малоизученным способом. Метафизика - да и только!
Был вызван священник - он освятил квартиру. Тщетно! Позвали колдуна. Ещё хуже. Их не брало ничто. Они были вне религий и мистики.
Проблемы только усугубились. Экстрасенсы и уфологи ничего поделать не смогли - и с позором ретировались. Племянник часовщика, сам приличный профессионал, тоже ничего сделать не смог. Хотя и стал очень прилично зарабатывать на общем несчастье: купил трёхэтажную дачу, устроил сына в консерваторию, завёл «БМВ» красного цвета и рыжего, прожорливого сеттера, явно не разбирающегося во времени - ибо был застукан за голодным и злобным вытьём по ночам. Женился во второй раз, но это - не так дорого.
И что характерно - те, у кого часы остановились, начали терять родных и близких - навсегда. Родственники уходили в мир иной во сне, с выражением удивления и покоя на лицах. У кого часы спешили, как-то внезапно засуетились и начали скоропостижно собираться на ПМЖ в далёкую и ненавистную ранее эмиграцию. Хотя до этого никто никуда ехать не собирался. Вольно, без здравого ума осмысленных действий и явно поспешно, будто бы их кто-то подгонял, они, ещё больше проклиная Америку, рьяно и буйно сбегали туда, позабыв попрощаться с близкими и соседями.
 Владельцы опаздывающих часов вернулись в старые, уже заброшенные семьи, даже после расторжения брака - сто лет тому назад. Их тусклые, пастельные черты уже мало кто помнил, а они: «Здрасьте, вам! Не ждали? И зря. Новое - это давно позабытое старое. Вот мы и вернулись. Любите и уважайте нас по второму кругу!». Всё те же лица, когда-то родные и близкие.
Но самые поразительные вещи начали происходить с теми, у кого часы пошли назад, в противоположную сторону. Их перестали узнавать. Все, без исключения. Многолетние, преданные раздорам соседи, подсматривающие в замочную скважину десятилетиями. Коллеги-завистники, недоумки-друзья,  тёщи и тести. Родственники - так, к несчастью, исторически сложилось, старые знакомые. Представляете? В упор смотрят - и не узнают! Или не хотят узнавать? Без комментариев! Это своя философия.
Они мало чем изменились, как мой друг - Сергей Петрович. Даже привычки старые, как и внешность - заурядная. А узнавать перестали - мистика!
Они также выгуливали собак, ходили в ближайший прескверный молочный за молоком и кефиром, творогом и сметаной. Но уже без прежнего узнавания.
Они общались с продавщицей Машей, которую знали лет десять, она - по доброте душевной - с ними, хотя понятия не имела, с кем она так долго беседует на этот раз. Но это её не занимало. Её волновал только белоснежный товар на свежесть и содержание в нём кальция, витаминов группы «А» и «В» - при отсутствии подлого холестерина. Маша не выпадала из времени - ей было, просто, не до баловства. Она была положительной и весёлой. Лукавый старикашка-часовщик не затянул её в свои коварные игры со временем. Она сама управляла своей женской, благопристойной и цельной судьбой, и диетическими обедами всех разновозрастных жильцов микрорайона в округе.
- Захочу, будет молочная каша с кисельными берегами сегодня на завтрак, а коль нет, значит, и не будет - весело щебетала она, открывая свою простенькую и милую лавочку, одевая накрахмаленный чепчик и свежий халатик.
Кормящая молочным богиня - была вне времени. Не то, что мы - со своими жалкими философиями жизни, ночными страхами, дневной суетой, навязанным нам с пелёнок суеверием, попытками осознать ход времени и обуздать его же.
- Надо жить настоящим, ибо прошлое - не изменишь, а до будущего ещё надо дожить - любила говорить молочница Мария вечные, позабытые библейские истины. Не подозревая, что этой фразой она вторгалась в высшую философию человеческого бытия.