Взрыв

Оледенение тобой. Цепкое, прозрачное, призрачное, ступорное, до потери пульса. Наверное, искомое. Каждый получает то, что ищет. То, чего ему не хватает. Мечтая о самодостаточности, и ещё дальше удаляясь от простого человеческого счастья - завершённого и круглого, как красно-жёлтое яблоко. Ещё не надкушенного жаждой познания добра или зла. До начала всех начал. Колесо набрало энергию вращения, но ещё не пустилось в обороты неизведанной судьбы. Пауза. Безвременье. Простой - внутренний и наружный. Такое бывает перед дождём. Или - перед смертью.
 Я стала оскудевать тобою. Раньше я была богатой. Несметно и бесконечно. Миллиарды моих звёзд брызгами рассыпались в чёрной бездне неба - так я радовалась тебе, уже не в силах скрывать это новое чувство. Оно было больше, чем я могла выдержать. И опаснее, чем хотелось бы тебе. Ты не захотел принять этот подарок из рук судьбы. Он оказался непомерно весомым, чтобы не испугать сознание, привыкшее не связываться с бесконечностью. Оно побоялось лопнуть, как мыльный пузырь. Оно просто захотело уцелеть. Любой ценой. Даже предательством  сути мироздания - во Вселенной нет повода отречения от любви. Все поводы для нелюбви - мы придумываем себе сами. Чем и гордимся потом, когда понимаем, что гордиться было нечем. Убийство любви - преступление с самыми тяжёлыми последствиями. Но это понимаешь потом, когда уже ничего не поправишь…
Ты побоялся войти в новую точку отсчёта, во вращение колеса, не имеющего опоры, время которому отмеряно вечностью. Земное - надежнее для тебя, привычнее, добротнее. Целостнее. Держась за свою непотопляемую целостность снаружи, ты, как черепаха в панцире, пережившая динозавров - отказался от эволюции души. Хотя я всё-таки успела раскурочить тебя, мой стабильный, изнутри. Ты стал осколочной гранатой с выдернутой чекой в моих руках. Умоляя не разжимать пальцы. Они побелели от перенапряжения. Их просто не стало. Они превратились в продолжение стойкого и холодного металла, несущего смерть всему живому. Они оледенели от цепкости и твоей нелюбви. Утратили нежность и даже тактильность. Они выдохлись и перестали подчиняться командам трезвого и подлого разума. Инстинкт самосохранения уже привычно не срабатывал. Я не обязана сохранять тебя, мой трезвый и стабильный. Ценою - себя, своей сути и души.
И последним усилием угасающей воли, разжав ладонь, я освобождаюсь от нас прежних - тех, что были вместе. Что просто были, чтобы разлететься по уголкам космоса, ускользая от безысходности чёрных дыр. Колесо тронулось с места. Каждый - сам по себе. И в этом новом для нас движении - исчезло общее - мы. Теперь каждый будет искать свой выход из обволакивающего хаоса, который всегда был высшим порядком. Будет и после нас. Утомившихся запутанными отношениями и впавших в непроходящий ступор, нас несло в расслоение вечности.
 Чтобы уцелеть, иногда нужно уметь умирать. Ведь Вселенная никогда не заканчивается и не отбирает. Она всегда даёт. Даже в неприглядном завершении, которое является поводом для начала. Возьми эту энергию, как я её взяла. Не бойся, пропусти сквозь себя, чтобы снова воскреснуть. Учись умирать каждую секунду, как учусь этому и я. Жизнь - это всего лишь подготовка к смерти, родной».
Ирма - немолодая, но всё ещё привлекательная и утончённая женщина, автор многих современных пьес и бесконечных сценариев модных фильмов, выключила автоответчик с длинным монологом неизвестной, но интригующей профессиональный слух, странной девушки.
- Ох, уж эти мне доморощенные актрисочки - подумалось ей, жене известного в широких и узких кругах театрального режиссёра - и столько дутого, искусственного пафоса! И что она хотела ему этим сказать, бедняга? Он то - Ирма хорошо знала своего мужа - совсем не утратил аппетит и сон, вполне здоров и благополучен. Таких, как её милый Арнольд, мало что берёт - целостность его победила, сделала непотопляемым. На роль «Титаника» он явно не годится! Состарился душой! И так быстро - даже я это проглядела, хотя была всё время рядом. И когда он успел?
 Она и не такое слышала за десять лет их термоядерного, странного и колкого супружества. Её мужа одолевали многие - хотелось стать примами, хотелось немеркнущей славы и ведущих в театре ролей. Ирма научилась быть не ревнивой, не задавать лишних вопросов, не скулить и не причитать о женской доле, подруге  постоянно ищущего музу художника сцены.
- Наверное, из нового спектакля монолог - решила Ирма и включила японский телевизор на маленькой и уютной кухне. Ирма собиралась пить чай с малиновым вареньем, почитать пустую, но затягивающую прессу и лечь сегодня, как можно раньше - уставала до нельзя, как скаковая лошадь.
По новостям сообщили, что её муж - Арнольд Сидорович Эклер - подорвался на заложенной кем-то в театре огромной гранате. Группа следователей работает над произошедшим средь бела дня терактом, во время репетиции вечернего спектакля. Идёт расследование, приглашены пиротехники и консультанты из спецслужб. Ещё было что-то сказано о вездесущих арабских или чеченских террористах, но Ирма этого уже не слышала. Она погрузилась в невесомость - толи сознания, толи бессознательного, толи ватных, погасших упавшей звездой чувств. Её стойко и методично тошнило, слёзы текли у неё из глаз - сами, без всхлипов безудержного плача и судорог подтянутого и красивого ещё, женского тела. Ирме не хватало воздуха, она задыхалась от отсутствия кислорода. Теперь она только начала понимать степень своей глубинной повязки с мужем. Ей было так больно и так непоправимо, как будто бы граната взорвалась у неё внутри. А не где-то в театре, где когда-то её Арнольд искал новые сценические формы. Понимаешь, что ты утратил лишь тогда, когда это и происходит. Когда пластырем с души судьба отдирает близких - уже навсегда - внезапно и кровоточиво. Любовь - срастание никогда не проходит даром. Детей у Ирмы и Арнольда не было. Бог не дал.